Рыжик на обочине

7

К утру воскресенья дождь стих, но небо все еще было серовато-белым и в воздухе чувствовался привкус сырости. Майка бегал в джинсах вместо шорт и все равно не вспотел, тем более что ему приходилось огибать лужи и снижать скорость на мокрых листьях. А потому, вернувшись домой, он обошелся без душа, а поскольку был выходной, решил обойтись и без бритья и сидеть за завтраком сколько душа пожелает. Однако после завтрака так и не придумалось других способов побаловать себя. Посмотреть телевизор? Там сплошные ток-шоу. Почитать книгу? В доме не нашлось ничего нечитаного. Он начал раскладывать пасьянс, но, не закончив, бросил телефон экраном вниз на диван. Пошел в кабинет поработать над учебником, но даже предисловие показалось ему безнадежным. «Окей, стало быть, вы обзавелись компьютером» — так оно начиналось. Какой-то панибратский тон — искусственный, показалось ему, и постыдный.

Он решил сходить в книгообмен, подобрать какое-нибудь чтиво. Обычно он возвращал прочитанную книгу, но сейчас не нашел ее и даже не смог припомнить название — вот как давно он ничего не читал. От правды не уйти: он лентяй.

Он все же вышел из квартиры, прошел через цокольный этаж и поднялся в холл. Но, выйдя на крыльцо, увидел стоявшую на обочине «скорую». Мигалка на машине вспыхивала, задние двери были открыты, и двое парамедиков загружали носилки, на которых плоско вытянулась Луэлла Картер, нижняя часть ее лица была закрыта какой-то маской. Донни Картер поглаживал жену по лодыжке, повторяя: «Дорогая, ты как? Ты как?» Маленький соседский мальчик заглядывал сквозь пассажирскую дверь, изучая приборную доску.

Майка подошел к Донни и спросил:

— Что случилось?

— Ей стало хуже, — сказал Донни. Он изначально был невысокий, жилистый, мельче своей жены, а за время ее болезни, казалось, усох и выцвел. — Я, наверное, мог бы ее сам отвезти, — сказал он, — но побоялся, вдруг у нее припадок какой и я выверну нас обоих в канаву.

— Подвезти вас до больницы?

— Не, я справлюсь. Спасибо, что предложили.

Они отошли на шаг и смотрели, как работники «скорой» закрывают задние двери. Луэлла за все это время не произнесла ни слова — может, мешала эта маска, — но что-то в ее позе, в том, как руки были сложены на груди, подсказывало: она в сознании.

— Ладно, — сказал Майка. — Дайте мне знать, если я чем-то смогу помочь, договорились?

— Непременно. Еще раз спасибо, — ответил Донни и побрел в сторону парковки.

«Скорая» съехала с обочины, мигалка все еще вспыхивала, но сирена не включилась, и Майка решил, что это добрый знак. Маленький соседский мальчик разочарованно глядел вслед, пока машина не скрылась за углом. И тогда Майка заметил Бринка — юнец стоял у магазина секонд-хенд и смотрел на него.

Магазин секонд-хенд был без названия и вывески — лишь картонка из-под рубашки в витрине с короткой надписью «Подержанная одежда»; по выходным владелец всегда выставлял наружу прилавок с вещами, цены на которые были дополнительно снижены. Рядом с этим прилавком и стоял Бринк, на одной его руке висел синий пластиковый пакет из продуктовой лавки. Взгляд Бринка был прикован к Майке, но парень не улыбался и ничего не говорил.

— Бринк? — позвал его Майка.

— Привет, — откликнулся Бринк.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Майка, чуть повысив голос, чтобы преодолеть расстояние примерно в шесть метров.

Бринк сказал:

— А… — И помахал пакетом. Внутри какая-то скомканная ткань. — Мне одежда на смену понадобилась, — сказал он.

И правда, его белая рубашка посерела и смялась, воротник уже не торчал так бескомпромиссно сзади. Даже вельветовый блейзер, казалось, пообтрепался.

— Ты всю неделю не вылезал из этой одежки? — спросил Майка.

Меньше всего ему хотелось знать это — сам не понимал, зачем спросил. Но Бринк воспринял его вопрос всерьез.

— Я купил новую рубашку, — сообщил он. Полез в пакет и вытянул травянисто-зеленую рубашку из джерси с белой надписью поперед груди: Я ВЫРОС.

— Вырос? — удивился Майка.

— Лишь бы с длинным рукавом. Большего не требуется.

Парень запихал рубашку обратно в пакет. Он все еще соблюдал дистанцию, и Майка — действуя осторожно, словно Бринк был пугливым бездомным зверьком, — тоже не приближался. Даже отвел взгляд и предложил:

— Хочешь, сварю тебе кофе?

— Еще бы, — сказал Бринк.

И подошел, уже не такой пугливый, помахивая пластиковым пакетом.

Майка внутренне взбодрился — у него вдруг появилась цель. Он повел паренька в дом, на ходу соображая, как незаметно для Бринка известить Лорну. И более того — удержать его, пока она не приедет. На лестнице он пропустил Бринка вперед, а то вдруг надумает развернуться и сбежать, и болтал без остановки, отвлекая внимание:

— Это Луэлла Картер. Которую увезли на «скорой». Живет в моем доме. У нее рак.

— Вот как?

— Да. И я предложил ее мужу довезти его до больницы, но он сказал…

Они миновали служебные помещения. Майка шагнул вперед, чтобы отпереть дверь, а Бринк воспользовался паузой, чтобы зачем-то заглянуть в свой пакет.

— Я еще боксеры собирался купить, но не нашел, — сообщил он Майке.

— Ну да, я думаю, вряд ли…

Майке показалось, кое-что в гостиной предательски открывает его чужим взглядам: бесцельно проведенные часы и скука висели в воздухе, словно запахи, оставшиеся после готовки. Но Бринк вроде бы ничего не заметил, он снял блейзер и кинул на ближайший стул, как только вошел в кухню. Пакет с покупками он плюхнул на стол, затем расстегнул две верхние пуговицы рубашки и стащил ее через голову.

— Готов сжечь эту рубашку! — сказал он Майке. Вытащил из пакета новую, из джерси, натянул ее, с трудом просунув голову в воротник, потом нежно расправил на себе рукава.

— Нравится? — спросил он Майку.

— Неплохо смотрится.

Майка принялся наливать в перколятор воду из-под крана.

— Там, где я жил, одежда не продавалась, — сообщил Бринк. — Ни новая, ни подержанная, никакая. Только бухло и сигареты в основном. И бензин для машины. Газировка. Лотерейные билеты. Картофельные чипсы со вкусом краба.

— Где это? — спросил Майка.

— Что?

— Где ты жил?

— «Эль Хамид»? «Эль Хаджиб»? «Эль» что-то такое, не помню точно.

— Отель?

— Скорее, мотель. Да и не совсем мотель. На вывеске написано: «Европейский стиль», но это значило, что одна душевая на весь этаж. Отсюда неблизко. В сторону Вашингтона.

— А как… — Майка старался ступать осторожно, на цыпочках, — как ты передвигался по городу?

— Ловил такси.

— Ловил такси, вот оно что.

Майка покачал головой. Насыпал молотый кофе в перколятор.

— Я же не мог пользоваться «Убером», — пояснил Бринк. — Если пользуешься карточкой, оставляешь след.

Вырос, мысленно произнес Майка. Да уж. Но вслух спросил:

— Работу не искал?

— Работу?

Майка включил наконец перколятор и обернулся к Бринку.

— Послушай, — сказал он. — Вот что я собираюсь сделать. Я позвоню твоей маме, чтобы она приехала за тобой.

— Нет! — сказал Бринк.

Но по лицу его — безошибочно — разлилось явное облегчение.

— Ты ведь не хочешь, чтобы мама переживала? — вопросил Майка (о да, он умел пускать в ход дипломатию, когда надо). — Это ее просто убивает.

— Она так и сказала? — спросил Бринк.

— И говорить не надо. Сразу видно.

Бринк пристально всматривался в него.

Вблизи Майка заметил над верхней губой паренька отдельные черные волоски — там и сям, разрозненные, редкие, мальчику еще не требуется бриться каждый день, хотя и не помешало бы. И кожа под глазами серая, как будто Бринк не выспался.

Майка решительно вынул из кармана телефон и набрал номер Лорны.

Она ответила прежде, чем раздался гудок, словно так и ждала его звонка, не смея даже вздохнуть.

— Майка? — спросила она.

— Привет, Лорна, передаю трубку Бринку.

Не дожидаясь ее реакции, он протянул свой телефон Бринку. Парень попятился, делая обеими руками странные движения крест-накрест перед грудью.

— Нет, — одними губами выговорил он, — нет.

Майка снова прижал телефон к уху.

— Видимо, пока не передаю, — сказал он Лорне.

— Что? Но он же здесь, да? — спросила она. — Он у тебя?

— Верно.

— И с ним все в порядке?

— Ага.

— Придержи его. Я уже еду, — сказала она и нажала отбой.

Майка засунул телефон в карман.

— Теперь ей станет спокойнее, — сказал он Бринку.

— Что она сказала?

— Если ты хотел знать, что она скажет, надо было самому с ней поговорить.

— Она спросила, как я? Она сердится? Повторите мне ее слова точь-в-точь.

Майка закатил глаза.

— Что? А папа с ней? Вы не знаете, он был рядом?

— Все, что я знаю: она просила задержать тебя здесь, пока она не приедет.

— Она уже едет?

— Так она сказала.

— Судя по голосу — она очень злится?

— Бринк, я не стану гадать. Договорились? — сказал Майка. И добавил: — Мне кажется, главным образом она беспокоится за тебя.

— Ага, как же, — сказал Бринк.

— Ты мне не веришь?

— Ой, все думают, она такая понимающая, сочувствующая, — сказал Бринк. — Но она умеет осудить человека — осудить и приговорить, можете мне поверить.

Для Майки это не было такой уж неожиданностью. Ему внезапно припомнилось, как Лорна когда-то пропесочила его за излишнее употребление пива, какое заботливое выражение напустила при этом на лицо. Как наслаждалась звуком собственных слов, своей правотой, когда выговаривала ему: «Моя вера не позволяет мне просто стоять в стороне и смотреть, как ты губишь свою жизнь, Майка!» «Моя вера». Он чувствовал укол чего-то похожего на ревность каждый раз, когда слышал от нее эти два слова. На миг он готов был занять сторону Бринка. Но тут парень спросил:

— Почему все на свете меня критикуют?

— Да уж, загадка, — откликнулся Майка.

— Родители, дед, даже чертов тренер по лакроссу.

Майка снял с крючков две кружки и поинтересовался:

— Ты из-за тренера по лакроссу сбежал из университета?

— Что? Нет. Тренер в старших классах.

— Так почему ты сбежал из университета? — спросил Майка, стоя спиной к гостю, чтобы не проявлять лишнюю заинтересованность.

— Просто надумал и уехал — окей?

Майка поставил на стол сахарницу.

Бринк копался в телефоне. Результат его, по-видимому, разочаровал.

— Пришлось купить какой-то отстойный провод, — сообщил он Майке, пряча телефон в карман. — Мобильник заряжается втрое дольше, чем через прежний.

Майка цокнул языком.

Перколятор затрясся в последнем припадке. Дождавшись завершения, Майка разлил кофе по кружкам и одну протянул Бринку.

— Спасибо, — сказал Бринк. Подошел к столу насыпать сахара, но садиться не стал. — Можно телевизор посмотреть? — спросил он Майку.

— Ни в чем себе не отказывай, — сказал Майка.

По крайней мере, это поможет удержать его тут до приезда Лорны, подумал Майка, глядя вслед парню. Впрочем, кому он дурит голову? Паренек только и мечтает о том, чтобы его удержали. ВЫРОС он или нет, но к самостоятельной жизни совершенно не готов.

Из кабинета донеслось бормотание телевизора. Сначала бубнеж взрослых голосов, обсуждавших что-то серьезное, потом какая-то дерганая музыка — наверное, мультфильм. Майка принялся наводить порядок в кухне, время от времени прихлебывая кофе. Допив, пошел в кабинет и застал Бринка не на диване, как ожидал, а возле компьютера. Парнишка листал «Первым делом подключи», а двое детей на экране телевизора болтали о хлопьях к завтраку.

— Это вы написали? — спросил Бринк.

— Ага.

— И часто ее покупают?

— Бывает.

Бринк закрыл книжку и присмотрелся к обложке.

— В видеоиграх разбираетесь? — спросил он.

— Не очень.

— Даже не играете?

— Мне не нравится, когда всякие штуки носятся по экрану, — сказал Майка. — Выпрыгивают на меня не пойми откуда. Внезапно. Неорганизованно.

— Вот оно что, — задумчиво сказал Бринк, словно врач, оценивающий симптомы пациента.

— Но одно время я баловался тетрисом.

— Тетрисом!

— Знаешь, там нужно правильно укладывать кирпичики…

— Я знаю, что это, — перебил Бринк. — Но это такая старомодная штука, я бы даже не назвал ее видеоигрой.

— Ну, однажды эти ваши новомодные Fortnite и тому подобное устареют, — сказал Майка. — Да и вообще когда-нибудь все видеоигры исчезнут. И компьютеры тоже. Хакеры их все взломают, а мы вернемся к бумажной почте и покупкам в реальных магазинах, и мир вновь будет вращаться на нормальной скорости.

— Это какой-то бред, — сказал Бринк.

— Вот видишь, как удачно, что я не твой настоящий отец, — сказал Майка.

— Ага. Учитывая, что мой псевдоотец обожает видеоигры.

— В самом деле?

— Это была шутка.

— А! — откликнулся Майка, слегка удивившись тому, что Бринк способен шутить.

Он глянул на часы. 11:20. Сколько было, когда он позвонил Лорне? Ровно 11? Больше?

Время, похоже, уже замедлилось.

Он присел на край дивана и глянул на экран телевизора. Бринк щелкал пультом, переключая каналы. Ненадолго остановился на автогонках, снова двинулся дальше. Промелькнул черно-белый фильм сороковых, наверное, годов, мужчина и женщина спорили напряженными металлическими голосами сороковых годов, будто находились на сцене. Бринк выключил телевизор и сел рядом с Майкой. Неожиданно настала тишина — благодать.

— Так о чем вы с ней говорили? — спросил Бринк.

— В смысле?

— Когда мама приехала сюда меня искать. Вы с ней поговорили о добрых старых днях?

— Вообще-то нет, — сказал Майка.

— Я думал, вы обсудите, не следовало ли вам тогда остаться вместе.

— Об этом разговор не заходил, — кротко ответил Майка.

— А кто кого бросил — вы ее или она вас?

— Я забыл.

Бринк осел на стуле.

— Думаю, это она, — сказал он наконец. — Судя по тому, как она об этом сказала: что она думала, вы ее любовь на всю жизнь, — думала «в то время». Значит, потом она разочаровалась.

Майка не отвечал.

— Хотя, — добавил Бринк, — так можно сказать и когда твоя гордость уязвлена, оттого что бросили тебя, — думаю, так тоже может быть.

— Как насчет ланча? — спросил Майка.

— Ланча?

— Ты хочешь есть?

— Я умираю с голоду.

— Отлично! Сейчас сделаем! — Майка вскочил на ноги. — Амбу-уг-эр, как насчет амбу-уг-эр?

— А?

— Гамбургер. Се ля франс, — пояснил Майка. Он взбодрился теперь, когда у него появилась понятная задача.

Он поспешил в кухню, Бринк плелся следом. Майка вынул из холодильника фарш.

— Теперь овощ, — скомандовал он самому себе, шаря в холодильнике.

— Вы что-то такое добавляете в бургеры? — спросил Бринк.

— О, ни-икогда! — заверил его Майка.

— Тогда что же в них французского?

— Я просто люблю говорить по-французски, когда готовлю.

Бринк глянул на него с подозрением.

— Боюсь, булочек-то у нас и нет, — признался Майка. Он нашел в ящике для овощей несколько морковок и полкочана салата, положил их рядом с фаршем. — Я купил фарш для спагетти. Но не уверен, понравится ли тебе мой секретный рецепт.

— Что за секретный рецепт? — спросил Бринк.

— Один из ингредиентов — консервированный томатный суп.

— Гадость.

— Potage à la tomate![5]

— Вы очень странный, — сказал Бринк. Он шлепнулся на кухонный стул — тот, который не был завален его одеждой, — вытащил из кармана телефон и посмотрел на экран. Похоже, ничего интересного там не обнаружил. Сунул мобильник обратно в карман и откинулся на стуле, балансируя на задних ножках.

— Как думаете, она привезет с собой папу? — спросил Бринк.

— Понятия не имею, — ответил Майка, формируя котлеты из фарша.

— Потому что мама не любит водить. Она могла попросить его сесть за руль.

— Или он сам захочет приехать, потому что тоже волнуется за тебя, — сказал Майка.

— Вот уж на это я бы не рассчитывал.

У Майки зазвонил телефон. Стул Бринка с грохотом опустился на передние ножки, парень выжидательно, с тревогой уставился на Майку. «Д. Л. КАРТЕР», — прочел Майка на экране и сказал в трубку:

— Привет, Донни.

— Привет, Майка.

— Как Луэлла?

— Хорошо. Дыхание выровнялось. Чувствую себя глупо — зачем притащил ее сюда.

— Нет, это было вовсе не глупо.

— Решил дать тебе знать, ты же стоял рядом и все такое. Подумал, ты беспокоишься.

— Точно, — сказал Майка и почувствовал себя виноватым, потому что на самом деле не беспокоился. — Рад слышать, что обошлось.

— Спасибо тебе. Ты очень хороший человек, Майка.

— Ой, не надо. Береги и ты себя, слышишь?

— Постараюсь, — сказал Донни.

Майка еще немного подумал и сказал:

— Ну, тогда, наверное, до свидания.

— До свидания, — ответил Донни.

Майка положил телефон.

Надо было спросить, оставляют ли Луэллу в больнице на ночь, запоздало сообразил он.

Иногда, общаясь с людьми, он чувствовал себя так, словно кинул монету в один из тех игральных автоматов, где нужно ухватить щипцами приглянувшийся приз, но эти клешни слишком неуклюжи, и управлять ими приходится со слишком большого расстояния.

Майка посыпал сковороду солью, подкопченной в дыму древесины гикори (бросив быстрый взгляд на Бринка, чтобы убедиться, что тот не смотрит), подождал, пока сковородка нагрелась, выложил на нее котлеты. Начал чистить морковь. Сковорода шипела так громко, что Майка не расслышал, как Бринк что-то сказал.

— Что-что? — переспросил Майка.

— Я люблю, чтоб котлета в бургере была хорошо прожарена.

— Беру на заметку, — сказал Майка.

— То есть если вас это интересует.

— Ладно.

Недолгое молчание. Сковородка шипела и плевалась.

— Наверное, вы считаете меня богатеньким избалованным юнцом, — сказал Бринк.

Майка посмотрел на него.

— Верно? — спросил Бринк.

— Есть такое.

— Думаете, мне следовало пойти на стройку, — так вы думаете?

Майка положил очищенную морковь на разделочную доску и потянулся за ножом.

— Но это не моя вина, что мои родители не сидят на пособии.

Майка нарезал морковь кружочками, высыпал их в миску. Затем сказал:

— Когда твоя мама ждала тебя, ей пришлось просить помощи у церкви, чтобы ей нашли жилье. Пришлось несладко: она писала диплом, ждала ребенка, и у нее не было ни мужа, ни родных. Некому было ее поддержать.

— Что? Откуда вы знаете?

— Она мне рассказала. А ты никогда не спрашивал?

— Нет…

— А теперь ты сводишь ее с ума, потому что в этом твоем полностью оплаченном университете — что случилось-то? Тебя не приняли в какое-то крутое братство или что?

— Я попался на списывании, — сказал Бринк.

Майка, нарезавший листья салата, остановился и снова оглянулся на паренька.

— Я купил доклад в интернете, и меня поймали на этом, — сказал Бринк. — У моего преподавателя есть какая-то программа, она распознает скачанное из интернета. Кто бы знал, да? И вот замдекана по работе со студентами велел мне отправляться домой и признаться во всем родителям, а потом мы все вчетвером обсудим это у него в кабинете. Обсудим, «как будем строить мое будущее в университете», так он выразился. «Если это будущее состоится», так он сказал. То есть меня могут исключить. За первый же проступок! За паршивую семестровую работу! Ну, я поехал домой и никак не мог признаться. Я же знал, как мама сделается вся такая огорченная, а папа заведется, как будто я облажался им назло. Начнет: «Как ты мог так поступить с нами, сын? Есть у тебя хоть какое-нибудь оправдание? Элементарная студенческая работа, — скажет он, — стандартное эссе для первокурсников на самую простую тему!»

— Что за тема? — поинтересовался Майка.

— Ральф Уолдо Эмерсон. Умение полагаться на себя.

Майка поспешно отвернулся и принялся переворачивать котлеты.

— Каждое утро я вставал и говорил себе: сегодня я им все расскажу. Решил рассказать маме, а она пусть сама скажет папе. Но я никак не мог себя заставить и просто сбежал. Хотел перекантоваться у друга, который сейчас учится в универе имени Вашингтона, но он весь погружен в свою, типа, личную жизнь, и я поехал сюда, потому что больше ничего придумать не смог.

— В третьем классе я забыл, как пишется «дышит», — сообщил ему Майка. — У нас была контрольная на глаголы второго спряжения, надо было знать исключения, но почему-то, сам не знаю, «дышИт» показалось мне неправильным. И я поднял глаза на часы, и зевнул, и чуть повернул голову, и подсмотрел, как написал это слово мой сосед. Такки Смит — никогда не забуду.

— Вот видите? — сказал Бринк. — Теперь вы понимаете, почему я думал, что вы мой отец.

— Нет, постой, я другое хотел сказать: наверняка что-то в этом роде когда-нибудь случалось с каждым. Думаешь, твои родители никогда не мухлевали?

— Мама точно нет, — сказал Бринк.

— Хм…

— Может, и папа нет, или, во всяком случае, он бы никогда не признался. «Адамсы не мошенничают, — сказал бы он. — Ты подвел нас всех, сын».

— Хорошо, — сказал Майка, — а ты ему скажи: «Я знаю это, и самого себя я тоже подвел, но я больше никогда так не поступлю». Потом вы все отправитесь в кабинет декана, выслушаете нравоучение и покончите с этим. Потому что, пари держу, исключить они тебя не исключат. После первого проступка — ни за что.

— Но мне могут поставить ноль баллов по этому предмету, — заметил Бринк.

— И что? Придется пересдать. Случаются вещи и похуже.

Майка выложил на тарелку первый бургер, средней прожарки, для себя, а второй вернул на плиту.

— Послушайте, — сказал Бринк, — а можно, я буду жить здесь, у вас?

— Извини, приятель.

Перемешивая салат с готовой заправкой, Майка ждал, что Бринк попробует уговорить его. Но парень не стал спорить. Притих. Вероятно, Бринк знал, что ответит Майка, еще до того, как задал свой вопрос.

Ланч был доеден и посуда вымыта (Бринк неуклюже ее вытирал), когда наверху наконец задребезжал звонок. К тому времени Майка уже сидел на диване в гостиной с воскресной газетой и притворялся, будто читает репортаж со вчерашнего матча Мировой серии по бейсболу, хотя не болел ни за ту, ни за другую команду, а Бринк вернулся в кабинет и, судя по доносившимся оттуда звукам, смотрел какой-то боевик.

«Ж-ж-ж» — дребезжал звонок. Это было больше похоже на глухое рычание или на жужжание обозленной, приставучей осы. Звонок верещал так, что его наверняка было слышно в кабинете, но оттуда не доносилось ни шороха.

— Бринк! — позвал Майка.

Единственный ответ — автоматная очередь.

— Бринк!

В конце концов Майка встал, вышел и поднялся по ступенькам в холл. Открыв дверь, он обнаружил на крыльце не только Лорну, но и тощего бородатого мужчину, стоявшего вплотную за ней.

— Он здесь? — спросила Лорна. Она смотрела мимо Майки — нетерпеливо, с надеждой. — Он все еще у тебя?

— У меня, — сказал Майка.

Сегодня она приехала в неофициальном наряде, в слаксах и свитере грубой вязки, а муж поверх парадной рубашки надел кардиган. Он выглядел не таким уж снобом, более мягким, чем представлялось Майке. Под глазами уже появились мешки, и в бороде мелькала седина.

— Роджер Адамс, — произнес он, протягивая руку, и Лорна спохватилась:

— Ох, извини! Майка, это Роджер. Роджер, это Майка.

— Заходите, — пригласил Майка. — Бринк смотрит телевизор.

Он повернулся и повел их через холл, потом вниз по лестнице и через прачечную и бойлерную. Одна из стиральных машин работала, пахло сыростью и порошком, но Майку уже не волновало, как тут что выглядит. Ему вдруг пришло в голову, что Бринк мог воспользоваться моментом и удрать через заднюю дверь, но, войдя в квартиру, они застали парня на пороге кабинета. Телевизор продолжал орать у него за спиной. В руке Бринк держал пульт так, словно надеялся выключить им родителей и Майку, и на лице его застыло воинственное выражение.

Лорна вскрикнула:

— Милый! — и бросилась к нему, обняла, прильнула.

Бринк через плечо матери неотрывно смотрел на отца, но все же погладил ее по плечу свободной от пульта рукой.

— Привет, мам, — поздоровался он. — Привет, пап.

— Сынок, — кивнул ему Роджер. Он держался поближе к Майке и не вынимал руки из карманов брюк.

— С тобой все в порядке? — спросила Лорна Бринка, отступив на шаг. Заглянула ему в лицо. — Ты похудел? Да, похудел. Что это на тебе надето, боже мой!

Бринк пожал плечами.

— Все нормально, — сказал он ей.

— Когда ты в последний раз брился? Ты что, бороду отращиваешь?

— Лорна, — произнес Роджер.

— Что такое? Я просто спрашиваю, — сказала Лорна. И снова набросилась на Бринка: — Мы из-за тебя чуть с ума не сошли! Чем ты питался? Где ты жил?

— Дай ему хоть слово вставить, Лорна, — посоветовал Роджер.

— О чем ты говоришь? — развернулась она к нему. — Да я же просто умоляю его сказать хоть слово!

— Хватит, Лор!

— Пойду, это, телевизор выключу, — пробормотал Майка и зашел в кабинет. Женщина шагала по пляжу, а мужской бестелесный голос на головокружительной скорости перечислял возможные побочные действия рекламируемого лекарства. За неимением пульта Майка нажал кнопку на телевизоре и, выждав еще немного, вернулся в гостиную. Там ничего особо не изменилось. Роджер так и не вынул руки из карманов, а Лорна обвила рукой левую руку Бринка.

— Сначала мы думали, ты ночуешь у кого-то из друзей, — рассказывала она. — но все твои друзья разъехались по университетам, и мы не могли…

— Как насчет кофе? Кто-нибудь хочет? — спросил Майка. — Давайте сварю на всех.

Сначала никто не откликнулся. Потом Роджер сказал:

— Очень любезно с вашей стороны, Майка.

Майка пошел на кухню, желая предоставить семейству хоть какую-то приватность. Но почему-то они все последовали за ним по пятам. Лорна продолжала:

— Я хотела позвонить кому-то из родителей твоих друзей, но твой отец сказал…

Майка взял перколятор и принялся наполнять его водой над раковиной. Роджер стоял рядом и следил за процессом словно завороженный.

— Я понимала, что он прав, но была вне себя, я понять не могла, что же…

Майка насыпал кофе в отделение перколятора, закрыл крышку и воткнул вилку в розетку. Обернувшись, он увидел, что Лорна все так же цепляется за Бринка, не сводя глаз с его лица и продолжая говорить; Бринк положил пульт на стол и косился в сторону.

— Почему ты приехал сюда, сынок? — спросил Роджер, дождавшись наконец паузы.

Бринк повернулся к нему. В первое мгновение казалось, что он не ответит, но потом парень сказал:

— Я запомнил, что в соседнем доме продают подержанную одежду, а мне нужно было что-то надеть.

— Что? Нет, я хотел понять, почему ты приехал в Балтимор. Почему к Майке?

— Я думал, он мой отец, — сказал Бринк.

Для Лорны это уже не было неожиданностью, но Роджеру она явно ничего не рассказала.

— Твой отец! — повторил он.

— У нас с ним есть немало общего.

— У тебя есть немало общего с Майкой, — задумчиво повторил Роджер.

Майка замер. Кажется, его собираются оскорбить.

— С человеком, который сам зарабатывает себе на жизнь, — продолжал Роджер. — С самостоятельным, самодостаточным человеком. Который, я так понимаю, работает изо всех сил и не рассчитывает на подачки.

Бринк тупо таращился на отца.

— Извини, сынок, — подытожил Роджер. — Не вижу никакого сходства.

И Бринк, словно с самого начала так все и запланировал, высвободился из-под материнской руки, повернулся к незапертой задней двери и вышел. Дверь осталась приоткрытой у него за спиной, внутрь хлынули свет и холодный воздух.

— Ох, Роджер! — вскрикнула Лорна. — Бринк, вернись! Верни его, Роджер!

И она сама побежала за сыном, сбив по дороге кухонный стол. Еще шире распахнула дверь, и каблуки ее застучали по ступенькам.

Роджер обернулся к Майке.

— Прошу прощения, Майка, — сказал он.

— Все в порядке, — сказал Майка.

— Надеюсь, мы не испортили вам выходной.

— Нет, у меня не было никаких планов.

Роджер протянул руку. Майка не сразу понял, что предлагается прощальное рукопожатие. И Роджер ушел, нисколько не спеша. Он единственный догадался прикрыть за собой дверь.

Майка постоял тихонько, прислонившись к кухонному шкафчику. А чего он, собственно, ждал? Трогательного воссоединения семьи? Всеобщих объятий посреди его кухни?

Он подобрал пульт, собираясь вернуть его в кабинет. Но тут заметил на стуле одежду Бринка — заношенную белую рубашку и мятый блейзер. Он положил пульт на место. Собрал вещи в охапку и распахнул заднюю дверь.

— Эй! — крикнул он, задрав голову к верхней площадке лестницы.

Ответа не было.

Он поднялся по ступенькам, выглянул на парковку. Навстречу ему неторопливо шла Лорна, скрестив руки на груди.

— Они разговаривают, — пояснила она, приблизившись. — Роджер попросил оставить их на минуту.

— Бринк забыл свои вещи, — сказал Майка. Он показал одежду, и Лорна взяла ее. — Заходи, я все-таки напою тебя кофе, — предложил он.

— Не хочу тебе мешать.

Об этом уже поздновато было беспокоиться, но Майка ничего такого не сказал. Он указал на ступеньки и чуть отступил, давая Лорне пройти. Спускаясь по лестнице, она, словно не замечая, что делает, прижала одежки Бринка к носу и глубоко, взатяг вдохнула его запах.

В кухне она села на стул, одежду Бринка положила на стол. Майка захлопотал, выставляя кружки, выкладывая две ложки и две салфетки.

— Я готова прямо пристрелить Роджера! — сказала она.

— А?

— Ко всему придирается. Сейчас не время мелочиться!

— Ну да…

— Обидно, что ты не видел его в лучшей форме, — сказала она. — Так-то он очень приятный человек.

— По правде говоря, он мне понравился, — сказал Майка.

— В самом деле? — спросила она. А потом сказала: — Мне показалось, ты тоже ему понравился.

— Судя по твоему тону, тебя это удивило, — сказал Майка.

— Нет-нет. — Она присмотрелась к нему. — Как ни странно, в чем-то вы весьма похожи, — сказала она.

— Ага, — сказал он. — Не считая того, что он корпоративный юрист, а я чуть повыше ремесленника. Такого рода мелочи. У него собственный дом, а я живу почти что в подвале. У него жена и трое детей, а я одинок.

— Не навсегда же! — перебила она. — Уверена, ты кого-нибудь себе найдешь.

— Что-то мне уже кажется, вряд ли, — сказал он.

— Очень печально такое слышать.

До этой минуты Майка стоял у рабочего столика, но теперь подошел и плюхнулся на стул напротив стула Лорны.

— А знаешь почему? — спросил он.

— Нет. Почему?

— Это не риторический вопрос. Не знаешь ли ты, что со мной не так, что отпугивает в конце концов женщин?

— Отпугивает? Ты вовсе не отпугиваешь женщин!

— Не сразу, но потом да, — сказал он. — Поначалу все вроде бы прекрасно, а потом… Не понимаю, что происходит. На меня начинают эдак искоса поглядывать. И ведут себя так… Несколько рассеянно. Как будто спохватываются вдруг, что им бы хотелось быть в другом месте, а не здесь.

— Не могу поверить, чтобы так было на самом деле, — сказала она.

— Так это было с тобой, — сказал он.

— Со мной! Это ты порвал со мной.

— Это ты поцеловала Ларри Эсмонда, — сказал он.

— Господи боже, Майка! Ты снова про Ларри Эсмонда?

— Только что я был любовью всей твоей жизни, а назавтра ты уже целуешься с Ларри.

Она сложила руки на столе и подалась к нему, лицо очень серьезное (в этот миг он мог бы вообразить, как себя чувствуют ее клиенты).

— Послушай, — сказала она. — Я тебе уже это говорила и готова повторить. Ларри ничего не значил для меня. Он был такой тихий мальчик из моего семинара по Библии, я с ним и парой слов до того случая не перекинулась. Но в тот день я шла через кампус, настроение было на нуле, а Ларри шел навстречу и, когда оказался рядом, остановился и сказал очень тихо: «Лорна Бартелл». Как будто мое имя представляло для него какую-то ценность. Не улыбнулся, не помахал мне рукой, у него было такое торжественное лицо, он заглянул мне в глаза и сказал: «Лорна Бартелл». Как будто он увидел меня по-настоящему, увидел мое внутреннее «я». И я тоже остановилась и сказала: «А, Ларри». Потому что у нас с тобой в тот момент дела не ладились, и я чувствовала себя немного несчастной.

— У нас не ладились дела? — спросил Майка.

— Но поцеловались мы не нарочно! То есть я — не нарочно! Я только хотела кому-нибудь рассказать, что меня беспокоит, а он вроде бы готов был выслушать. Он сел на скамейку рядом со мной и позволил мне изливать душу. А потом, не знаю, как-то наклонился ко мне и поцеловал, и это было так неожиданно, что я на миг позволила ему. Но когда я тебе попыталась это объяснить, ты не захотел мне поверить. Отказался допустить, что человек может иногда… чуточку оступиться.

— Я не знал, что у нас не ладилось, — сказал Майка.

— Я была несчастна, — сказала она.

— Ты была несчастна?

— Майка, — сказала она. — Помнишь, как ты потерял в парке велосипед, когда тебе было двенадцать?

— Двенадцать! Мы с тобой еще не были знакомы, когда мне было двенадцать!

— Не были, но ты много рассказывал мне про тот велосипед. С десятью скоростями, помнишь? И такие элегантные узкие шины, а не обычные надувные.

— Помню, — сказал он угрюмо. Это было не самое приятное в его жизни воспоминание.

— Тебе подарили его на день рождения, пришлось долго клянчить и упрашивать. Ты обещал ничего в жизни больше не просить, пусть не дарят тебе ничего на Рождество и на следующий день рождения. Несколько недель спустя ты поехал в парк покидать с приятелями мяч в корзину. Ты увлекся игрой, играл, пока не стемнело, а потом пошел туда, где оставил велосипед, — но его там уже не было.

Майка горестно покачал головой.

— Одна из главных трагедий моей жизни, — сказал он, и это было лишь наполовину шуткой.

— Но как ты мог забыть о нем? Как ты мог оставить велосипед на полдня и забыть? Разве ты не должен был думать о нем каждую минуту, ведь ты так долго о нем мечтал? Но нет, к тому времени ты уже привык иметь велосипед. Теперь, когда он был твой, ты начал подмечать его недостатки — скрипучий тормоз, или царапину на краске, или еще что-то, — и он уже не был тебе так дорог.

— Не в том дело, что он не был мне дорог, — возразил Майка.

— В общем, — гнула свое Лорна, — я — тот велосипед, который ты забыл в парке в то лето, когда тебе исполнилось двенадцать.

Майка сморгнул.

— Я уже не казалась тебе такой прекрасной, — пояснила она. — Ты стал придираться ко всему, что я говорила, ты скучал, если я говорила слишком долго, ты вел себя так, словно любой оказавшийся рядом человек для тебя важнее, чем я. Ты перестал меня ценить.

— Я перестал?

— И когда случилась эта история с Ларри, когда я пыталась тебе объяснить, как это вышло, ты словно обрадовался такому предлогу. «Нет, — сказал ты мне, — остановимся на этом. Мы больше не вместе». Я сказала: «Майка, пожалуйста, не надо все уничтожать», но ты просто ушел, и я никогда больше тебя не видела.

— Погоди, так, по-твоему, это что, была моя вина? — спросил он.

Но в ту же минуту воспоминание прозрачной шалью опустилось на Майку. Да, действительно, рядом с Лорной он начал тогда ощущать какое-то смутное недовольство и подозревал, что и она тоже стала замечать его изъяны. В нем росло ощущение — теперь Майка отчетливо вспомнил, — что это не та идеальная любовь, какую он себе воображал.

— Но бог с этим со всем! — вдруг приободрилась Лорна. — Это ведь все давно миновало, верно? Ты построил собственную жизнь — неплохую, судя по всему, — и я искренне верю, что однажды ты найдешь себе подходящую пару. А я нашла подходящую мне пару, и у меня трое детей, моя гордость и радость, пусть один из них сейчас и проходит через трудный период. Но я знаю, у него тоже все будет хорошо.

— Конечно, будет, — рассеянно отозвался Майка. Он все пытался приспособиться к этому альтернативному видению прошлого.

Лорна откинулась к спинке стула. Она взяла со стола блейзер Бринка, подержала его перед собой, встряхнула, избавляясь от заломов, и аккуратно сложила.

— Иногда, — задумчиво сказала она, — оглядываешься на свою жизнь и почти веришь, будто она была уготована заранее. Такая ровная прямая тропа, по которой ты должна была пройти, даже если поначалу казалось, будто на ней сплошь кочки да колючки. Понимаешь?

— Ну… — сказал Майка.

— Так расскажи! — Она отложила блейзер в сторону. — Слыхал ли ты что-нибудь о…

В заднюю дверь постучали — три твердых удара, явно Роджер, а не Бринк. Но когда Майка поднялся и открыл дверь, он обнаружил там их обоих — Бринка рядом с отцом.

— О, привет, — сказал Майка.

Они оба молчали. Бринк хмурился, смотрел в пол, в Роджер не сводил глаз с Бринка даже в тот момент, когда подвинулся, чтобы позволить Майке запереть дверь.

— Добро пожаловать! — вскричала Лорна. Она вскочила из-за стола и крепко сжимала перед собой руки.

Роджер сказал:

— Сынок?

— Собираюсь с духом, — ответил ему Бринк.

Он шагнул к Лорне. Наконец-то он поднял глаза.

— Мам, — сказал он, — я очень нервничал, потому что я попался типа на том, что смухлевал с проектом, который надо было сдавать, и декан велел мне ехать домой и обо всем рассказать родителям, и чтобы потом мы вместе обсудили, как будем действовать дальше, и это меня очень напрягало, поэтому я ушел из дома.

Он остановился. Точка. Так и смотрел Лорне в глаза и стоял не шевелясь.

Лорна не сразу добралась до сути сказанного. Потом спросила:

— Что значит «смухлевал»?

Бринк оглянулся на Роджера. Тот ответил ему строгим взглядом.

— Мне времени не хватило, — сказал наконец Бринк, вновь обернувшись к Лорне. — Столько заданий на нас наваливают! Надо было сдать эту работу, но было еще много других дел, и я… в общем, можно сказать… я купил ее в интернете.

— Ох, Бринк! — вскрикнула Лорна.

Бринк плотно сжал губы.

— Ох, как ты мог! Ты такой умный, такой талантливый, и вдруг…

— Лорна! — предостерег ее Роджер.

И вовремя, иначе ее имя с той же интонацией произнес бы Майка.

Лорна умолкла.

Бринк вновь оглянулся на отца. Откашлялся.

— План такой: вернуться в универ и получить, что заслужил, — сказал он, вновь оборачиваясь к Лорне. — А потом я примусь за работу, и скоро ты снова будешь мной гордиться.

Последние слова прозвучали так ненатурально, что Майка заподозрил — их продиктовал парню Роджер. Но лицо Лорны смягчилось. Она сказала:

— Ох, милый, я всегда буду гордиться тобой. Мы оба! Правда же, мы будем им гордиться, Роджер?

Роджер ответил:

— Хм-м.

Она шагнула к сыну и обняла его, он стоял неподвижно в кольце ее рук, а Роджер, держа руки в карманах, благосклонно поглядывал на них, позвякивая то ли ключами, то ли монетами.

Разомкнув объятия, Лорна вдруг сделалась очень деловитой.

— Едем все вместе домой, — сказала она Бринку. — Проведем воскресный вечер, уютный вечер в кругу семьи, а завтра поедем к декану. Младшие так обрадуются тебе!

Она повернулась, чтобы взять со стола вещи Бринка, одной рукой все еще придерживая сына за талию, словно боялась, как бы он опять не удрал, и так и повела его затем к двери. Роджер открыл дверь, пропустил вперед их обоих, а сам, выходя, оглянулся и сказал:

— Спасибо, Майка.

— Всегда рад, — ответил Майка.

— Ох! Да! — повернулась к нему Лорна. — Огромное тебе спасибо. Даже не представляю, как мы можем…

Майка отсалютовал — ладонь у виска — и закрыл за ними дверь.

Перколятор уже только вздыхал. Кофе безнадежно переварился. Пустые кружки в ряд, ложки и салфетки — все готово для гостей. А гостей-то и нет.

Майка убрал ложечки в ящик. Сложил салфетки обратно в целлофановый пакет. Повесил каждую кружку на свой крючок, отключил перколятор и вылил кофе в раковину.