То рыдала округа…

Всю ночь напролёт бесчинствовал ливень. После себя он оставил бутылочное стекло луж, скомканные салфетки листвы, блюдца из-под варенья с облезлой местами позолотой и… так неряшливо, – использованные зубочистки черенков всё от тех же листов, что явно побросали кавалеры. Дамы же, в соответствии со свойственной им привычкой, оказались нарочито милы, неподдельно жеманны, и обронили из-за того кто серьги, кто браслеты, а которая бусам позволила сползти с лилейной шейки змеёю в траву. Спроси любую из них поутру, почто побросали в воду броши стрекоз, ни одна не ответит. Впрочем, единственная, пожалуй, отыщется, и со свойственной всякой эмансипэ заносчивостью, ведомая пустым словом, соврёт про обломавшуюся застёжку, да нежелание возиться с эдаким-то пустяком. А спроси её, чем она занята, так сразу и не ответит.


Всё то же ливень перемешал с землёй остатки лисьей трапезы, по обыкновению больше похожую на казнь. Но, даже тот, кто вкушает один лишь цветочный нектар, бывает неуклюж или жесток. Мало найдётся охотников прислушаться к рыданиям отколотой чаши бутона, а коли и разберёт в них что, чем, помимо пустого сочувствия, утолит ту тихую, но зримую печаль?..


Не исполненное смысла слово, лишённое глубин жалости, праздное сочувствие, – пустое место, ничто. Только… изначально оно имелось в виду, как свобода, наличие простора, который должен быть наполняем любовью, ибо для неё всегда мало: дня, ночи, жизни и вечности.


Всю ночь напролёт бесчинствовал ливень. То рыдала округа. О чём-то, о своём…

Загрузка...