С чего начиналась фотография

ВИЛЬЯМ ГЕНРИ ФОКС ТАЛБОТ

Имя англичанина Талбота стоит третьим в ряду славных имен изобретателей фотографии, хотя с таким же правом оно могло бы стоять в этом ряду первым, а уж вторым наверняка. Виноват в этом недоразумении, как мы увидим далее, был сам Талбот. Особая заслуга Талбота в том, что он первым ввел в практику фотографии двухступенчатый процесс (негатив - позитив) и оптическое увеличение снимков, указав этим единственно правильный путь развития и совершенствования фотографии. Только благодаря тому, что фотография пошла именно по этому пути, она смогла достичь нынешнего своего совершенства.

О жизни и деятельности Талбота, не любившего возни и шумихи вокруг своего имени, до нас дошло очень мало достоверных сведений.

Ранние опыты Талбота и его «фотогенические рисунки». В. Г. Ф. Талбот родился 11 февраля 1800 г. в Мель-бюре (Дорсетшир) в имении своего деда по матери графа Айлчестера. Родители Талбота были крупными землевладельцами, сильно разбогатевшими во время войны Англии с Францией в 1793 - 1815 гг. Его отец Вильям Девенпорт Талбот был владельцем аббатства Лакок и кавалерийским офицером. Он умер, когда его сыну было всего шесть месяцев. Через несколько лет после этого, оставив мальчика на попечение своих родителей, уехала его мать: она вторично вышла замуж.

Как и подобало отпрыску знатного аристократического рода и будущему богатому наследнику, Ф. Талбот получил превосходное образование. В Харроу-колледже, а затем в Тринити-колледже, где он занимался, его любимыми предметами были математика, физика, литература и классические языки.

Сразу же по окончании колледжа Фокс Талбот предпринял длительное путешествие по Италии. Есть сведения, что в эту поездку он взял с собой камеру-обскуру. Богатые путешественники того времени часто возили с собой этот прибор. Дело в том, что во все времена путешественники и туристы стремились запечатлеть, сохранить для памяти виды мест, где они побывали, в особенности если эти места заграничные да еще к тому же красивые и интересные. Современным туристам проще - они делают это с помощью фотоаппарата. В те далекие времена фотоаппарат заменял карандаш, а иногда в зависимости от умения, акварельные краски. Ну а тем, кто не умел рисовать (к этой категории людей относился Тал-бот), приходилось возить с собой камеру-обскуру, делая зарисовки с ее помощью.

По возвращении в Англию Ф. Талбот стал в 1826 г. владельцем аббатства Лакок. Вначале он увлекся политической деятельностью и решил сделать на этом поприще карьеру. На очередных выборах в парламент он выставил свою кандидатуру и был избран в члены парламента от графства Вилтшир. Талбот оставался членом парламента до 1834 г. Но еще задолго до этого, разочаровавшись в деятельности парламентария, он решил оставить мысли о политической карьере и заняться научными исследованиями. В 1831 г. Талбот был избран членом Королевского общества.

Будучи человеком богатым и независимым, Талбот много времени проводил за границей, где, кроме знакомства с историческими достопримечательностями, живо интересовался достижениями науки и техники. В 1833 г. он предпринял вторую поездку в Италию. Путешествуя по чудесным берегам и окрестностям озера Комо, Талбот в этот раз пытался делать зарисовки особенно понравившихся ему видов с помощью камеры-люциды Волласто-на. Занятие это оказалось далеко не простым, и после нескольких неудачных попыток он оставил камеру-лю-циду и вернулся к неприхотливой и надежной камере-обскуре, которую всегда брал с собой во все предыдущие зарубежные поездки. К чему это привело на сей раз, лучше всех рассказал сам Талбот в своей книге ‹Карандаш природы›, вышедшей в 1844 г.: «Это привело меня к мысли о неподражаемой красоте картин природы, которые стеклянная линза камеры отбрасывает на бумагу в своем фокусе - прекрасные картины, создание мгновения, обреченные на быстрое исчезновение. Во время этих размышлений у меня родилась мысль о том, как было бы хорошо заставить подобные изображения природы отпечататься, зафиксироваться на бумаге! Для того чтобы не забыть эту мысль до своего возвращения в Англию, я тщательно записал ее, как и те опыты, которые наиболее вероятно помогли бы осуществить ее, если бы это было возможно. И так как авторы трудов по химии указывали, что нитрат серебра является веществом, исключительно чувствительным к действию света, я решил испытать его в первую очередь».

В. Г. Талбот

Не исключено, что Талбот занялся своими фотографическими опытами под влиянием гелиографии Н. Ньеп-са. Как известно, еще в 1827 г. Ньепс, посетив Англию, показывал свои снимки Бауэру. От Бауэра о снимках французского изобретателя мог узнать Талбот и сам увлечься идеей закрепления изображения в камере-обскуре.

В январе 1834 г., тотчас по возвращении домой, Талбот приступил к фотографическим опытам. Начал он их, как и предполагал, с нитрата серебра. Первые опыты были довольно простыми: Талбот клал на бумагу, покрытую нитратом серебра, какой-нибудь предмет и выставлял эту бумагу на солнце, под действием которого фон чернел, и на бумаге получалось белое силуэтное изображение предмета. Предполагалось, что такие «снимки» можно будет хранить в папках и рассматривать их при свете свечи или в полутьме. После всестороннего изучения свойств нитрата серебра Талбот собирался перейти к опытам по получению снимков в камере-обскуре. Но вскоре оказалось, что это вещество, на которое он возлагал столько надежд, не оправдывает их - нитрат серебра слишком медленно изменяет под действием света свою окраску, а полученные с его помощью изображения очень быстро исчезают.

Талбот начинает проводить опыты с другими светочувствительными веществами, подбирая наиболее подходящие для намеченной цели. Одновременно с этим он интересуется, не проводились ли ранее подобные опыты. Оказывается, проводились. Сообщение об этом Талбот нашел в первом томе «Журнала Королевского института», в котором писалось, что опыты с солями серебра делали Веджвуд и Дэви, но фиксации изображения они не добились. Более того, Дэви, который был автором статьи, считал эти опыты безнадежными, так как, по его мнению, не существует средства, способного предохранить изображение от почернения. В результате Талбот пришел к выводу, что раз такой известный экспериментатор был убежден в безнадежности попыток зафиксировать изображение, то можно предполагать, что подобными опытами вряд ли кто после этого занимался. Но что это могло дать Талботу? Многое! Оказывается, он недаром интересовался своими предшественниками и достигнутыми ими результатами. Дело в том, что к этому моменту Талбот уже «имел счастье преодолеть это затруднение и фиксировать картину таким образом, чтобы она более не могла испортиться».

Счастье, что Талбот прочитал «Журнал Королевского института» после того, как уже достиг необходимых результатов. Кто знает, как обернулось бы дело, прочитай он его раньше. Может, и он поверил бы авторитетному мнению Дэви и оставил свои опыты как неперспективные.

Интересно проследить за тем, как Талботу удалось научиться фиксировать изображение. Как уже говорилось, работая с бумагой, пропитанной нитратом серебра, он убедился в ее слабой светочувствительности. Тогда исследователь стал проводить опыты с хлористым серебром, веществом более светочувствительным, чем нитрат серебра. Бумага применялась писчая и самого высокого качества. В отличие от предыдущих опытов бумага сперва пропитывалась слабым раствором поваренной соли (хлористого натрия), избытки которого стирались мягкой тканью, а затем высушивалась. И только после этого на одну из сторон бумаги наносился раствор нитрата серебра. Бумага вновь просушивалась, на сей раз в темноте. После сушки бумага становилась пригодной к употреблению. После многочисленных опытов Талбот пришел к убеждению, что светочувствительность подготовленной таким образом бумаги зависит от соотношения между употребляемыми количеством соли и количеством нитрата серебра. Чем больше соли, тем слабее светочувствительность бумаги.

А все началось со следующего наблюдения. Талбот стал замечать, что края очувствленной им бумаги темнеют на свету быстрее, чем ее средняя часть. Благодаря этому наблюдению он пришел к выводу, что происходит это, вероятно, потому, что края бумаги менее насыщены раствором соли, так как с краев он больше стекает, чем с середины. Чтобы убедиться в правильности своего предположения, Талбот стал менять концентрацию раствора хлористого натрия при постоянной концентрации нитрата серебра. Предположение подтвердилось. Раз концентрированный раствор соли, размышлял далее Талбот, способен задерживать потемнение поверхности бумаги, то почему бы ему не предохранять от почернения полученное изображение, т. е. фиксировать его?

Вот таким замысловатым путем Талбот нашел способ закрепления своих «фотогенических рисунков». Эти рисунки представляли собой контактные копии листьев растений и кружев, которые накладывались на светочувствительную бумагу, придавливались сверху прозрачным стеклом и выставлялись под солнечный свет. В отчете Королевскому обществу, прочитанному там 31 января 1839 г., Талбот так писал об этих опытах: «Первыми объектами, которые я попытался копировать, были цветы и листья, частично свежие и частично из моего гербария. Они воспроизводились с величайшей точностью и правдоподобием, даже жилки листьев и тончайшие волоски, покрывающие растение… Объект, который опытный рисовальщик точно срисует лишь за несколько дней, отображается… в течение нескольких секунд».

После того как был найден способ фиксации изображения, Талбот приступил к фотографическим опытам. С этой целью он собственноручно изготовил из деревянного ящика большую камеру-об,скуру. Бумагу вначале очувствлял повторными, чередующимися купаниями ее в растворах соли и серебра и экспонировал сразу же после этих манипуляций во влажном состоянии. Но этот способ не оправдал себя. Его пришлось забраковать из-за того, что выдержка даже продолжительностью в один-два часа давала недодержанное изображение без проработки теневых участков.

Тогда Талбот заказал местным мастерам несколько маленьких камер-обскур с полем изображения 2,5 кв. дюйма. За их миниатюрные размеры жена Талбота прозвала эти камеры «мышеловками». В новые аппараты Талбот вставил крошечные линзы с фокусным расстоянием в 2 дюйма, которые позволяли получать изображение размером в 1 кв. дюйм. Эти камеры, заряженные светочувствительной бумагой, Талбот расставил вокруг своего дома и после часовой экспозиции получил его миниатюрные негативные изображения.

В Лондонском музее науки до сих пор хранится один из этих негативов. На нем изображено снятое снаружи окно библиотеки аббатства Лакок. Чтобы усилить контраст выцветшего вскоре негатива, Талбот наклеил его на черную бумагу. Снимок сопровождается такой подписью: «Зарешеченное окно. Август 1835 г. Когда был сделан, можно было сосчитать стеклянные квадраты, около 200, при помощи линзы».

В упоминаемом выше отчете Королевскому обществу Талбот так писал об этом своем достижении: «По этому способу я выполнил летом 1835 г. ряд снимков моего дома в деревне, который особенно подходит для этого ввиду своей прекрасной архитектуры. Этот дом, как я считаю, является первым, нарисовавшим свое собственное изображение».

Сам того не ведая и не желая, Талбот ошибался - первым сфотографировал свой дом в Гра Н. Ньепс, и случилось это в 1826 г. Но это нисколько не умаляет достижения Талбота - к намеченной цели он шел своим собственным путем.

В этом же отчете Талбот не забыл написать и о том, для каких целей может быть применим его процесс: «Путешественнику в чужих странах, который, как многие, не умеет рисовать, это изображение могло бы быть весьма полезным, так же как и художнику, каким бы умелым он ни был… Дальнейшее применение, которое я предлагаю для своего изобретения, состоит в копировании статуй… Способ легко может быть применен к копированию гравюр или рисунков и для изготовления факсимиле рукописей».

При получении копий с гравюр Талбот в отличие от Н. Ньепса, не желая портить оригиналы, не пропитывал их маслом или воском, хотя это и вынуждало его делать более продолжительной экспозицию. По этой же причине он предварительно высушивал светочувствительную бумагу.

Достигнув столь ощутимых результатов, открывающих прямой путь к изобретению фотографии, Талбот в 1835 г. неожиданно прерывает свои фотографические опыты, так, в сущности, и не решив до конца поставлен ной перед собой задачи - заменить карандаш художника камерой-обскурой. Остановился, можно сказать, в самом начале так успешно начатого пути. Не может не вызвать удивления и то обстоятельство, что Талбот не счел нужным опубликовать сообщение о своих опытах. Тем более это покажется странным, если учесть, что Талбот был знаком с опытами Веджвуда и Дэви и знал, что в своих исследованиях он пошел значительно дальше их. Вероятно, Талбот был занят в это время более важными, на его взгляд, проблемами, чем удержание изображения в камере-обскуре. Такое предположение подтверждается тем фактом, что в это самое время Талбот публикует статьи и книги по различным научным вопросам. Можно назвать такие книги, как «Гермес, или исследование классической древности» или «Свидетельства древностей» к «Книге Бытия», которые увидели свет в 1839 г. Следует сказать, что Талбрта интересовали многие области научных знаний: от древней истории до новейших исследований по физике и химии. К тому же, будучи «свободным ученым», т. е. ученым, не обремененным обязанностями и конкретными заданиями, он мог позволить себе заниматься в первую очередь тем, что ему больше нравилось.

И кто знает, когда еще Талбот нашел бы время продолжить свои фотографические опыты, если бы в январе 1839 г. до него не дошли слухи о сообщении Араго в Парижской Академии наук об изобретении Дагера. Только теперь Талбот понял свою ошибку и, надо думать, горько пожалел о том, что не довел до конца начатую работу. И даже порядком встревожился, о чем свидетельствует его письмо в лондонскую «Литературную газету», опубликованное там в апреле 1839 г. В этом письме Талбот писал: «Я был поставлен перед весьма необычной дилеммой (вряд ли имеющей прецедент в истории науки), ибо мне угрожала потеря всех моих трудов в случае, если бы способ г. Дагерра оказался идентичным моему, и в случае, если бы он опубликовал свой способ в Париже до того, как я успел бы сделать это в Лондоне».

Талбот лихорадочно спешит - ему кажется, что не все еще потеряно. На самом деле для Талбота это уже, выражаясь языком спортсменов, гонка за лидером, в роли которого выступает Дагер. Уже 25 января 1839 г., через 18 дней после выступления Араго, Талбот спешно организовал в библиотеке Королевского общества выставку, на которой он показал все имевшиеся у него под рукой снимки. На выставке преобладали «фотогенические рисунки»: контактные отпечатки листьев, цветов, кружев, стеклянные клише и копии гравюр с видами Италии. Экспонировались также увеличенные снимки срезов древесины, крыльев насекомых, тех же листьев, полученные с помощью микроскопа. Было там и несколько негативных изображений усадьбы изобретателя аббатства Ла-кок, сделанные в 1835 г.

Выставка вызвала благодаря новизне представленных экспонатов и способа их получения живой интерес посетителей, особенно ученых. Знаменитый М. Фарадей так отозвался о выставке Талбота: «До настоящего времени ни одна человеческая рука не нанесла подобных линий, какие показаны на этих рисунках; а что еще человек сможет сделать в дальнейшем, теперь, когда г-жа Природа стала его руководительницей, это невозможно предсказать».

Выставка привлекла внимание прессы. Газеты дружно хвалили Талбота, строили предположения относительно перспектив его изобретения.

Заручившись столь основательной поддержкой со стороны ученых и прессы, Талбот решает, что теперь можно и побороться со своим французским конкурентом за право называться первооткрывателем фотографии. 29 января 1839 г. он шлет в Париж на имя Араго и Био письмо, в котором требует признать его, Талбота, приоритет на «фиксацию изображений в камере-обскуре… и последующего сохранения этих изображений таким образом, чтобы они могли выдерживать яркий солнечный свет». Но… не тут-то было! В ответном письме Араго категорически отверг какие бы то ни было притязания Талбота и даже в порыве патриотических чувств несколько переусердствовал, заявив, что Дагер еще в 1833 г. разработал свой процесс. Огорченному Талботу ничего не оставалось, как смириться с поражением. Тем не менее руки он не опустил, а продолжал далее свои исследования.

В одном из газетных репортажей сообщалось об экспонируемых на выставке позитивных копиях гравюр, полученных в результате двойного копирования - «первоначально с обратным порядком светотеней, а затем скопированных с обратного изображения». Из этого сообщения явствует, что к тому времени Талбот уже знал, как можно получать позитивные изображения. Об этом он писал в своем первом сообщении Королевскому обществу от 31 января 1839 г.: «Я копировал очень тонкие и нежные гравюры с множеством мелких фигур, которые воспроизводились с большой точностью. Поскольку свет и тени обратны, копия не подобная оригиналу… Если копия защищена от действия солнечного света, то она сама может служить объектом копирования при помощи этого второго процесса свет и тени воспроизводятся в их исходном положении».

В записке Талбота в Королевское общество речь пока идет только о силуэтных портретах, хотя, как мы знаем, он располагал подборкой пусть негативных, но все же снимков с натуры. Причину этой кажущейся оплошности сам Талбот объяснил так: «…я ничего не сказал о, быть может, наиболее важном применении этого нового искусства, а именно, получении портретов с натуры с камерой-обскурой, ибо я еще не завершил (разработки этого способа), хотя и не вижу оснований сомневаться в его применении на практике».

Этот факт красноречиво свидетельствует о том, что хотя Талбот и был «свободным ученым», однако относился к своей научной работе со всей серьезностью и ответственностью, и в мыслях не допуская возможности публикации материалов об опытах, недостаточно проверенных.

В своем первом представленном Короловскому обществу сообщении о «фотогеническом рисовании» Талбот по каким-то известным одному ему соображениям умолчал о применяемых им химикатах. Но уже 21 февраля 1839 г. в письме секретарю Королевского общества Семюэлю Г. Кристи Талбот подробно описывает знакомый нам способ получения светочувствительной бумаги посредством пропитывания ее вначале раствором соли, а затем раствором нитрата серебра. Изобретатель настойчиво экспериментирует и ровно через месяц, 21 марта 1839 г., сообщает Королевскому обществу о найденном им новом более чувствительном слое. «Метод, - писал Талбот, - о котором сообщается здесь, состоит в том, что бумага сперва погружается в нитрат серебра, а затем в раствор бромистого калия и, наконец, в нитрат серебра, причем после каждой ванны ее сушат в тепле.

Эта бумага очень чувствительна к рассеянному и ослабленному дневному свету».

Это сообщение интересно для нас прежде всего тем, что в нем впервые в истории изобретения фотографии упоминается о применении бромистого калия в фотографических опытах. Можно только сожалеть, что Талбот не продолжил опытов с этим веществом.

Однако есть все основания полагать, что новый слой был открыт раньше этого официального сообщения, ибо еще 15 марта 1839 г. Талбот писал в Париж Ж. Б. Био: «Я открыл новый способ приготовления чувствительной бумаги. Обычную писчую бумагу покрываю раствором нитрата серебра, высушивая между каждой операцией. Эта бумага бледно-желтоватая и очень чувствительна даже при рассеянном свете… Свет сперва превращает ее в синевато-зеленую, затем оливково-зеленую и, наконец, в почти черную. Для того чтобы нарисовать на такой бумаге окно при помощи камеры-обскуры в сумеречный день в 4 часа пополудни в Лондоне, требовалось только 7 мин».

В том же сообщении Королевскому обществу от 21 марта 1839 г. Талбот писал, что Дж. Гершель предложил ему несколько новых способов фиксации «фотогени-ческих рисунков». Один из этих способов, «который следует предпочесть всем остальным, основан на легкой растворимости хлористого серебра в гипосульфите натрия (серноватисто-кислый натрий)». Сейчас трудно объяснить, почему, зная о превосходных закрепляющих свойствах гипосульфита, Талбот еще длительное время не применял его в своих фотографических опытах.

А как же соперничество с Дагером? Ситуация тут сложилась явно не в пользу англичанина, он очень скоро понял это и смирился с таким положением. И вот почему. Еще до обнародования процесса Дагера стало известно, что оба изобретателя, французский и английский, хотя и идут к одной цели, но идут разными путями, т. е. их методы сильно отличаются друг от друга. Этого обстоятельства оказалось достаточно, чтобы не страдавший особым честолюбием Талбот успокоился.

Была и другая причина. Мы знаем, что еще до опубликования своего процесса Дагер часто показывал свои снимки французским и зарубежным ученым, художникам, журналистам. В начале июля 1839 г. он устроил небольшую выставку своих работ в палате депутатов.

На представленных там снимках были изображены виды улиц Парижа, интерьеры диорамы, скульптуры из Лувра. Среди посетителей выставки встречались люди, видевшие и далекие от совершенства бумажные негативы Талбота на выставке в библиотеке Королевского общества в Лондоне. И когда они пытались сравнить эти снимки с внешне привлекательными, передающими каждый снятый объект с мельчайшими подробностями дагеротипами, то сравнения эти были далеко не в пользу Талбота. Его соотечественники и даже друзья и те, не задумываясь, отдали предпочтение дагеротипам. Дж. Гершель с присущей ему прямолинейностью так высказался в мае 1839 г., оценивая снимки Дагера: «Это чудо! Рисунки Талбота - детская игра по сравнению с дагеротипами». Гершелю вторил немецкий физик И. К. Поггендорф, писавший в сентябре 1839 г.: «Фактически рисунки Талбота, которые привез в Берлин г. А. фон Гумбольдт, бесконечно позади тех, которые здесь получил г. Пистор по рецептам Дагера».

В этих высказываниях нет и доли пристрастия. Да и вряд ли можно заподозрить в таком грехе, скажем, Гер-шеля - соотечественника Талбота и его хорошего знакомого. Снимки, полученные по способу Дагера, по всем статьям превосходили «фотогенические рисунки» Талбота. Дагеротипы имели приятный внешний вид, на их изготовление затрачивалось меньше времени, они поражали превосходной проработкой мелких деталей и могли иметь сравнительно большие размеры (8,5X6,5 дюйма против 1X1 дюйм талботовских снимков). А если к этому добавить, что в отличие от «фотогенических рисунков» дагеротипы имели позитивное изображение, то и не посвященному станет ясно, что снимкам Талбота еще очень далеко до снимков Дагера. Тем более это отлично понимал сам Талбот. А потому, запасшись терпением, он продолжил работу по усовершенствованию своего процесса.

Изобретение Талботом калотипии. Но, пожалуй, главной причиной того, что «фотогенические рисунки» Талбота не нашли среди широкой публики и в особенности среди ученых восторженного приема, как это было с дагеротипией, было то обстоятельство, что они, в сущности, не имели практического применения ни в настоящее время, ни в перспективе. В то время, когда дагеротипии были «подвластны» все виды съемки, «фотогенические рисунки» годились разве что для контактного копирования листьев и им подобных микроскопических объектов да еще гравюр. Столь ограниченные возможности процесса Талбота могли привлечь к нему очень немногих специалистов.

Вот почему Талбота не поддержали даже английские ученые, его коллеги. Неожиданно для Талбота Королевское общество, членом которого он состоял вот уже 8 лет, вместо того чтобы напечатать его сообщение о открытии «фотогенического рисования» в своих «Трудах», поместило лишь краткое резюме о нем в «Протоколах». Естественно, Талбот обиделся на своих коллег за их безразличное отношение к его работе. С той поры он стал замкнутым и неуравновешенным, часто конфликтовал с фотографами, которые, как ему казалось, посягают на его права изобретателя. Нередко истину в подобных спорах приходилось восстанавливать судебным чиновникам.

И тем не менее Талбот продолжал работать, настойчиво и целеустремленно. Теперь перед ним стояла только одна цель, на достижение которой он направил все свои усилия, - получение фотографических снимков с помощью камеры-обскуры. Для этого он еще в том же 1839 г. купил у оптика Э. Росса несколько новых камер-обскур. На сей раз это были аппараты, намного превосходившие своими размерами прежние «мышеловки», с встроенными в них ахроматическими линзами. В 1839 - 1840 гг. Талбот произвел новыми камерами много натурных съемок. Экспозиция при этом по-прежнему колебалась от 30 мин до 1 ч, что не могло, разумеется, удовлетворить изобретателя.

Но вот 20 - 21 сентября 1840 г. Талбот сделал важное открытие, настолько важное, что оно имело решающее значение не только для дальнейшей работы его автора в этом направлении, но и для развития мировой фотографии в целом. Открытие это было сделано, можно сказать, отчасти случайно. Произошло это так. Как-то Талбот решил найти наиболее чувствительный к свету слой. Для этого он нанес на несколько листков бумаги растворы различной концентрации и, высушив их, подверг кратковременной экспозиции в камере-обскур'е. Один из этих листков, на котором не было и намека на изображение, изобретатель оставил в темной комнате. Когда же он через какое-то время вернулся в эту комнату и взял в руки оставленный там лист бумаги, то к немалому своему удивлению увидел на нем отчетливое негативное изображение. «К счастью, - писал Талбот, - я вспомнил об особом способе, по которому я приготовил этот лист, и мог поэтому повторить опыт. Вынимая бумагу из камеры-обскуры, я мог заметить на ней едва видимые следы картины, но на этот раз я рассматривал ее продолжительное время при свете свечи и вскоре имел удовольствие увидеть появление рисунка и всех его деталей друг за другом! Бумага при этом опыте была во влажном состоянии… В сухом виде бумага представлялась еще более чувствительной».

Эта цитата взята из письма Талбота редактору «Литературной газеты» от 19 февраля 1841 г. Как видим, о своем открытии изобретатель сообщил только спустя 5 месяцев, потраченных, надо думать, на всестороннюю его проверку. В своем письме он только в общих чертах описал сущность своего открытия, не касаясь деталей и не упоминая применяемых химикатов. Из письма явствует, что Талботу удалось сократить в некоторых случаях выдержку при съемке до 8 с. Впечатляющее достижение, если учесть, что еще совсем недавно на эту операцию Талбот затрачивал 30 - 60 мин.

И еще об одном достижении Талбота, о котором говорится в письме. Оказывается, светочувствительная бумага в процессе экспонирования остается чистой, т. е. на ее поверхности образуется скрытое изображение. Для того чтобы на ней появилось изображение, ее надо было проявить. Делалось это в темном помещении при свете свечи в течение 5 - 10 мин. При этом, что особенно важно, фотограф имел возможность наблюдать процесс проявления и остановить его тогда, когда сочнет нужным, т. е. когда изображение «достигнет, по его мнению, наибольшего совершенства по силе своей окраски, отчетливости контуров и вообще ясности». Чтобы остановить проявление, достаточно бумагу погрузить в фиксирующий раствор, после чего этот раствор смывается водой, а бумага высушивается. С полученного таким образом негатива можно сделать контактным способом при солнечном освещении любое количество снимков на ранее применявшейся фотогенической бумаге.

Как видим, новый способ Талбота как две капли воды похож на хорошо знакомый нам современный фотографический процесс. И в этом нет ничего удивительного - современная фотография берет свое начало не от гелиографии Н. Ньепса, не от дагеротипии Дагера, а именно вот от этого процесса Талбота, названного им «калотипией» (от греческого слова «калос» - прекрасный). Иногда калотипы называют еще талботипами - в честь их изобретателя.

8 февраля 1841 г. Талбот взял английский патент за № 8842 на калотипный процесс и через несколько дней после этого опубликовал его. Следуя ходу событий, настала пора и нам познакомиться с этим процессом.

Светочувствительная бумага для калотипного процесса готовилась следующим образом. 6 г кристаллического нитрата серебра растворяли в 180 г дистиллированной воды. Этим раствором при помощи мягкой кисти покрывали одну сторону листа плотной писчей бумаги. Бумагу высушивали в темной комнате. Сухую бумагу погружали затем в раствор, состоящий из 30 г йодистого калия и 420 г воды, и вновь сушили ее. Обработанная таким способом бумага имела равномерное бледно-желтое покрытие йодида серебра. Затем готовили два раствора. Раствор А состоял из 6 г кристаллического азотнокислого серебра в 60 г дистиллированной воды. К этому раствору добавляли еще 1/6 часть его объема уксусной кислоты. Раствор Б представлял собой кристаллическую галловую кислоту в холодной дистиллированной воде. Оба раствора хранились отдельно. При необходимости их смешивали в равных объемах. Получаемую смесь Талбот назвал галлонитратом серебра. Этой смесью покрывали подготовленную ранее бумагу и высушивали ее. Только после этих операций бумага становилась пригодной для экспонирования и могла храниться, не теряя своих свойств, в течение месяца. Такая бумага, по словам самого изобретателя, превосходила по светочувствительности ранее применяемые им бумаги в 100 раз и более.

После экспонирования бумаги в камере-обскуре ее проявляли. Делали это в темной комнате при слабом свете свечи. Чтобы выявить изображение, бумагу вторично покрывали все тем же галлонитратом серебра. Для этого требовалось всего лишь несколько секунд. Если экспозиция при съемке была слишком короткой и изображение получалось слабым, негатив еще раз смачивали галлонитратом серебра и нагревали на теплом железном листе в течение 1 - 2 мин.

Для фиксирования негативов готовили раствор из 6 г бромистого калия в 240 - 300 г воды. После проявления негатив споласкивали водой и высушивали. Затем покрывали фиксирующим раствором, промывали в воде и окончательно высушивали. Чтобы негативы были прозрачными, их навошивали.

Со временем Талбот заменил применявшийся им для фиксирования раствор бромистого калия на раствор гипосульфита натрия. Как показали опыты, данное вещество оказалось наиболее подходящим для этой цели, так как только гипосульфит удаляет неподвергшееся действию света серебро путем его растворения.

Аббатство Лакок, Калотипия Ф. Талбота, 1844 г.

Благодаря всем этим новшествам процесс Талбота ни в чем больше не уступал процессу Дагера: он стал таким же быстрым, расширилась и сфера его применения. А в одном отношении калотипия и превзошла дагеротипию - калотипы можно было размножать. Более того, Талботу первому среди изобретателей фотографии удалось решить еще одну очень важную задачу - увеличение снимков. Он указал, что с небольшого негатива при помощи специального прибора с объективом можно получать увеличенные позитивные копии, и осуществил свою идею на практике. На это изобретение Тал-бот получил в июле 1843 г. английский патент.

Талбот не только брал патенты на свои изобретения и усовершенствования фотографического процесса, но и ревностно следил за тем, чтобы запатентованные им способы кто-либо не использовал без специального на то разрешения изобретателя. Нарушителей своих изобретательских прав Талбот преследовал через суд.

Такая чрезмерная строгость являлась, вероятнее всего, следствием неунимавшейся досады от того, что он так неосмотрительно прервал свои фотографические опыты, дав таким образом возможность первенствовать Дагеру, и еще от обиды на Королевское общество, не напечатавшее в 1839 г. его сообщение о «фотографических рисунках». Пристрастие Талбота к патентам и судебные преследования посягателей на его изобретательские права привели к тому, что у него появилось много недоброжелателей и даже врагов. Но еще хуже было то, что непримиримая позиция, занятая Талботом в этом вопросе, ничуть не способствовала прогрессу фотографии, а, наоборот, сильно тормозила работу ученых и изобретателей по усовершенствованию калотипии. Дело зашло настолько далеко, что пришлось вмешаться президенту Королевского общества. В 1852 г. он вынужден был обратиться с письменным призывом к Талботу проявить снисхождение к нарушениям его прав изобретателя, ибо этого требуют интересы науки и искусства. Талбот внял чувству разума и объявил, что он предоставляет свои изобретения и патентные права на них в дар обществу, правда, с одним условием - они не должны быть использованы отдельными лицами в коммерческих целях. Это решение Талбота способствовало тому, что как в Англии, так и в других странах сразу же расширился круг ученых и изобретателей, работавших над усовершенствованием процесса Талбота, что в итоге привело к новым значительным открытиям и достижениям в области фотографии.

С целью популяризации своей калотипии Талбот написал книгу «Карандаш природы», которая увидела свет в 1844 г. и издавалась после этого еще четыре раза. Каждый снимок в этой книге сопровождался такой подписью: «Снимки для этой работы отпечатаны исключительно действием света без какого-либо участия карандаша художника.». В следующем, 1845 г. Талбот издал альбом фотографий (23 снимка без текста) под названием «Солнечные картины Шотландии».

Изобретатель и дальше продолжал работать над усовершенствованием своего процесса, а также над разработкой цветной фотографии. При этом он имел счастливую возможность видеть, как постепенно претворялись в жизнь те большие возможности, какие были заключены в его калотипии. Реализация и внедрение их в практику вывели фотографию на широкий путь ее развития, продвигаясь по которому она смогла достичь своего современного совершенства.

Умер Вильям Генри Фокс Талбот 17 сентября 1877 г. в своем родовом поместье аббатстве Лакок, где он прожил всю (если не считать поездок за границу) свою продолжительную и интересную жизнь, жизнь, полную трудов и поисков.