Дело близилось к Новому году.
Снег укрывал белым полотном землю, лес и небольшой приграничный поселок, который уютно лежал между гор. Немного в отдалении виднелась переливающаяся радужными разводами магическая стена, будто подпирающая собой небо. С черепичных крыш маленьких, тесно расположенных друг к другу домиков свисали длинные сосульки, и немногочисленные жители опасались ходить вдоль домов. Береженого, как любят тут говорить, боги берегут. А на границе миров и так хватает опасностей.
До праздника оставалось чуть больше недели, и, казалось, предчувствуя это, даже твари из соседнего мира оставили попытки прорваться сквозь стену.
Я вышла на крыльцо своего небольшого кирпичного домика и, прикрыв глаза, глубоко вдохнула кристально-прозрачный морозный воздух, наслаждаясь оглушающей тишиной.
День близился к концу. В горах ночь наступает очень быстро, а потому на улице уже было безлюдно. Все попрятались в тепло домов, что уютно зажигали свои огни. Да, собственно, я бы и сама не выходила на мороз, если бы не работа. Но это обязательство было единственным, что оказалось способным заставить меня пойти, хоть и не торопясь, тем не менее в сторону госпиталя.
За последний месяц прорывов почти не было, поэтому, не считая двух пограничников, попавших к нам пару дней назад из-за, пусть и серьезной, но банальной драки, лечить было некого. Да и тех… если только разговорами развлечь. Все, чем можно было помочь с медицинской точки зрения, я сделала на операционном столе.
Дойдя до госпиталя, я пожалела, что при заселении выбрала домик так близко. Вопреки собственному недовольству, уж если выбралась на мороз, хотелось еще немного прогуляться.
Госпиталь в нашем поселке маленький и одноэтажный. Если не случалось прорывов, то тут неотлучно находились только дежурный администратор, врач, да три раза в сутки заходила жена молодого наемника, подрабатывающая кухаркой.
Я вошла в небольшой светлый холл и улыбнулась новенькой девушке за стойкой при входе. Она жила на границе всего полгода и еще не успела вкусить всех «прелестей» местной жизни, а потому казалась мне немного наивной.
— Добрый вечер, Кэти, какие новости?
Она улыбнулась мне в ответ.
— Добрый, Софи, слава Богам, сегодня без новостей!
— Это хорошо! Алиса в кабинете? — Алиса — еще один врач, именно ее я сейчас должна была сменить.
— Она ушла пораньше, буквально пару минут назад. — Кэти виновато улыбнулась, будто в этом была ее вина.
— Все в порядке, тут куда ни уйди — окажешься недалеко от госпиталя, — ободряюще улыбнулась я и прошла в кабинет, который располагался по правую руку от входа. Помимо него были еще кабинет неотложки, операционная, послеоперационная комната, комната для магических доноров и несколько палат для больных. Одну из них местные пациенты переоборудовали в игровую и тренажерную. Хотя мы, врачи, и ворчали на них, но жаловаться на беспорядки не спешили. Жизнь в этом богами забытом месте и без того не радует, так пусть раненые хоть в любимых игрушках и развлечениях найдут отдушину.
Пережить встречу с тварями было непросто. Еще тяжелее было ее забыть. Я не знаю, что именно видели у стены пограничники, но после службы на границе все наемники проходили курс реабилитации у психологов. Я же считаю, что психолог не помешал бы уже здесь. При взгляде на крепких мужчин, выживших после прорыва, но бледнеющих при одном только упоминании тварей за гранью, самой делалось жутко. И, как ни странно, любопытно, хотя и не настолько, чтобы проверять, что там.
Говорят, жалеть раненых нельзя. При прорыве в первых рядах сражались воры и мошенники. Те, чьи преступления не тянули на смертную казнь, но и не были безобидны до такой степени, чтобы просто отправить провинившегося в тюрьму. А потому им давали шанс искупить вину служением на благо Империи и Императора. Несколько лет жизни на границе — и преступник получал прощение. Если оставался в живых, конечно же. За их спинами стояли те, кто пришел служить по контракту. Попросту говоря, наемники. Женщины в поселке были в большинстве своем женами тех или других мужчин. Ну а за заключенными и наемниками присматривали уже гвардейцы, которым было разрешено приближаться к стене только в самом крайнем случае. К счастью, до сих пор такой случай не представился.
Но в этой общей куче и отдельно от военной иерархии стояли только врачи, магические доноры и помощники, выполняющие мелкие поручения (они же уборщики и санитары). Мы вызывались на границу сами. Для этого было несколько причин:
Во-первых, тут платили так, что через пару лет, например Кэти, которая выросла в приюте и не имела поддержки родных, сможет купить небольшую квартиру в столице и оставшуюся жизнь не думать о том, где взять деньги на крышу над головой. А я хотела купить домик в маленьком городке или, что еще лучше — деревне и открыть собственную врачебную практику.
Во-вторых, опасность нам почти не угрожала. Не считая напряжения от постоянного ожидания нового потока раненых и мертвых, мы все время находились в госпитале, и к самой грани и ее тварям отношение имели косвенное.
И, в-третьих — а это мой личный повод задержаться на границе — тут меня не будут искать. В представлении моего бывшего любовника я слишком нежная и трепетная леди (возможно, раньше так и было), чтобы добровольно поселиться у радужной стены в окружении преступников, да еще и (благодаря взятке) под чужим именем.
Я сняла верхнюю одежду, переобулась в уютные, разношенные лодочки и надела белый халат поверх теплого, грубой вязки свитера с высоким горлом и брюк. Светлые, длинные волосы скрутила в узел на затылке и села за стол. Там меня уже ждал ежедневный отчет от Алисы о предыдущих двенадцати часах. Колонки с цифрами радовали нулями. Ноль раненных, ноль поступивших, ноль умерших. Покончив с отчетами и тщательно изучив выданные пациентам лекарства, я встала из-за стола.
Сейчас проведаю идущих на поправку солдат, и будет время выпить чаю с печеньем и снова углубиться в любимую книгу. На границе учишься получать удовольствие от любой спокойной минутки. Но вот в чем парадокс, если уж она перетекает в день, неделю, а то и месяц и вдруг появляется слишком много свободного времени — становится не по себе. И чем дольше ничего не происходит, тем страшнее ожидание.
Несмотря на то, что радужная стена протянулась вдоль всей восточной границы, твари почему-то лезли в наш мир только в определенных местах. И именно в одном таком и стоял наш приграничный поселок, защищая отрезок длиной в три сотни метров. И, что самое жуткое во всем этом, год за годом исключительно в этих местах граница отдалялась. Незначительно, буквально на несколько сантиметров. Казалось, еще немного — и она вовсе исчезнет, а чудовища из-за грани хлынут в наш мир непрерывным потоком, не сдерживаемые более ничем.
Определить природу радужной границы не получалось, узнать, в какой именно момент она появилась, тоже. Предыдущий Император был так одержим этой тайной, что объявил баснословное вознаграждение тому, кто сможет сотворить хотя бы уменьшенную ее копию. Деньги по сей день хранились в банке, а отчаянные ученые и маги пытались совершить невозможное.
На этой почве фанатики даже придумали отдельную религию, в которой поклонялись божествам, что якобы пришли в наш мир для защиты своих верных подопечных и установили стену. Хотя даже для фанатиков оставалось загадкой, почему же твари все лезут и лезут, наплевав на эту самую, основательную и непоколебимую чудо-стену. Но оказалось, что «не понимать» и «не мочь объяснить» — это не одно и тоже. И на своих проповедях жрецы с горящими глазами, потрясая в воздухе худыми руками твердили, что это промыслы и планы великих богов, которые то ли драконы, то ли люди… видимо жрецы еще не определились, хотя я не углублялась в вопрос. Я в богов не верила. Если бы был хоть кто-то, приглядывающий за нами, я не оказалась бы тут. Хотя раньше, до истории, что вынудила меня бежать и скрываться, и я, бывало, заходила в храмы.
В общем, каждый, кто пытается защитить мир от тварей из-за грани, делает максимум возможного, даже жрецы.
По какой-то причине зимой монстры были менее активны, но любая статистика рано или поздно сдает сбой. И беда случилась именно в мою смену.
К вечеру я проведала больных, и они уговорили меня поужинать вместе. Я со скрипом, заранее тоскуя об одиночестве, согласилась. Затем, как и планировала, заперлась в кабинете, углубившись в роман. Я как раз допивала чай из любимой пузатой кружки, когда за окном послышался скрип снега от множества ботинок и мужской нестройный хор голосов.
Торопливо выбравшись из мягкого кресла, в котором сидела, вальяжно закинув ноги на подлокотник, приникла к окну. На улице уже стемнело, и кроме своего отражения и смутных теней на белом снегу ничего разглядеть не получилось. Отряхнув крошки от печенья со свитера и на ходу натягивая белый халат, я поспешила в холл. И как раз вовремя.
— Неси ровнее! — командовал офицер двум наемникам. — Да не дергайся ты! Мужик и так при смерти, осталось окончательно его угробить!
Я не совсем понимала, что происходит. Откуда в местном госпитале в зимний вечер незнакомый мне мужчина? Почему его тащат, держа за ноги и за руки? И где, собственно, носилки? Но разбираться времени не было. Я видела залитую кровью рубашку пациента, его бледное лицо и едва заметно поднимающуюся и опускающуюся от дыхания окровавленную грудь, представляющую собой тошнотворное зрелище.
Поспешно распахнула операционную и громко хлопнула в ладоши, давая этим жестом команду магическим светильникам залить комнату ярким желтым светом.
— Кладите его сюда, — указала на сверкающий белизной стол в центре комнаты. — Кто, откуда, что случилось?
— Неизвестно, кто и откуда. Случайный выстрел магическим зарядом в грудь.
Я кивнула. Думать будем потом.
— Освободите помещение.
Как мужчины вышли я уже не заметила, сосредоточившись на лежащем передо мной пациенте. Обеззаразив магией собственные руки, разрезала ножницами окровавленную, не по погоде легкую одежду, и, стараясь действовать как можно аккуратнее, убрала ее ошметки, цепляющие за собой мясо и осколки костей. Будь я новичком, от увиденного — раскуроченной груди с торчащими наружу ребрами и обгорелыми краями — меня бы обязательно стошнило, но на границе я и не такое видела.
Кровь не хлестала, но и не спешила останавливаться. Вообще с такими ранами не живут. Даже маги. Кто же такой этот мужчина?
Я простерла руку над раскуроченной грудью и замерла, пытаясь понять, что требуется починить в первую очередь. Самое сложное в целительстве — это не спешить, делать все в нужной последовательности. Не распылять силу и не переделывать все по несколько раз, иначе пациент может не пережить нагрузку на организм и скончаться, как бы глупо это ни казалась — умереть от лечения. Но сейчас у меня просто не было выбора.
Я закрыла глаза и сосредоточилась. Кэти уже наверняка вызвала доноров, хотя я не могла знать этого наверняка, а потому экономила магию как могла.
В любом случае сначала нужно было сделать необходимое и ликвидировать угрозу заражения крови. Большой плюс ранения магическим зарядом — это то, что большая часть раны обугливается, то есть мясо, капилляры и сосуды прижгло, не давая крови вытекать, а инфекции попасть в кровь. Но и помимо этого работы было предостаточно. Я старалась запечатать кровоточащие края раны, чтобы хотя бы остановить кровотечение, и отдала слишком много сил, но в этом случае у пациента была возможность выкарабкаться без доноров и дожить до момента, когда я восстановлю резерв хоть немного и смогу продолжить лечение.
Я уже буквально чуть ли не валилась с ног от усталости, черпая остатки своей магии, когда почувствовала прилив сил. Чужая магия стекала по желобку с отличной магической проводимостью из соседней комнаты и концентрировался на тонкой, будто хрустальной пластине прямо у меня под ногами. Сложно испытать облегчение большее, чем облегчение врача, который из последних сил удерживал в руках нить жизни пациента и вдруг понял, что кризис миновал, что еще немного усилий — и человек, кем бы он ни был, скорее всего будет жить.
Теперь я могла сделать не только все, что от меня зависело, но и куда больше. И хотя мужчина этот не был жителем поселка, а стало быть, использование доноров для операции запрещено, но Кэти, добрая Кэти, все же их позвала.
А сейчас мне предстояла двойная работа. Я должна была распечатать все запечатанные ранее сосуды, нарастить их и запаять. В два раза больше работы, но, когда дело касается жизни и смерти, это такая мелочь.
Я действовала монотонно, раз за разом повторяя одни и те же действия. Распечатать, нарастить, запаять. Распечатать, нарастить, запаять. И снова по сотому кругу.
Когда, спустя несколько часов кропотливой работы вышла из операционной в донорскую, то с ног от усталости валилась не только я, но и вызванные Кэти доноры.
— Вы все большие молодцы, — сказала я, тяжело опираясь о стену и оглядывая бледные, усталые лица, покрытые бисеринками пота. Кэти заглянула в комнату и тут же исчезла. Теперь ее задачей было организовать транспортировку больного в послеоперационную комнату. Для этого она уже должна была вызвать помощников.
— Он выживет? — спросила лежащая на кушетке для доноров совсем молоденькая девушка.
— Скорее да, чем нет, — улыбнулась я. Это уже больше, чем мог бы рассчитывать любой на его месте. Я потерла глаза, пытаясь прогнать пляшущие перед взором черные точки, но тщетно.
А четыре девушки и два парня будто только и ожидавшие моего вердикта с нескрываемым облегчением закрыли глаза и, кажется, тут же провалились в сон.
Работа магических доноров не менее важна, чем работа врача. Отдавать что бы то ни всегда сложно, а магию вдвойне сложнее. Но и оплачивалось это ой как неплохо, а на границе суммы и вовсе запредельные. До врача, конечно, далеко, но и по столичным меркам оплата более чем щедрая. А потому донорами становились либо слишком добрые, либо слишком жадные. И те и другие на границу не совались, либо же надолго не задерживались.
Тут, за неимением выбора, чаще всего донорами записывались жены наемников или осужденных, так что вакантные места обычно были заняты. Хотя бывали и исключения.
Я по стеночке добралась до ближайшей свободной кушетки и без сил опустилась на нее. Только немного полежу, а потом сразу составлю необходимый отчет об операции. Конечно же, придется немного слукавить, чтобы не упоминать запрещенное использование доноров, но кого это волнует, в нашем-то маленьком поселке?
Но стоило мне только прикрыть на секунду глаза, как я провалилась, будто сознание потеряла, в сон без сновидений.