С тобой навсегда

9

Чайки разбудили Клодию еще до того, как прозвенел будильник. Она умыла и одела Рози, собрала ее в школу, натянула на себя старые джинсы и толстый шерстяной свитер… Обычные утренние дела. Но Клодии казалось, что все это происходит не с ней — она никак не могла прийти в себя, стряхнуть оцепенение. Неужели Брент может так безжалостно равнодушно разорвать их брак?

Клодия не знала, где он спал, но только не с ней. Не в той великолепной комнате, которую она отвела под спальню. Не будь она в таком заторможенном состоянии, то сейчас, пожалуй, рыдала бы в голос, не обращая внимания на Гая и Эми. Слава Богу, что у нее нет сил даже на это.

А Гай с Эми только и говорили что о Бренте: в котором часу он приехал, надолго ли, будет ли работать здесь, как планировал раньше, или в городском офисе. Впервые в жизни Клодии захотелось, чтобы двое этих дорогих ее сердцу людей оказались за миллион миль отсюда.

Она осторожно обошла все их вопросы, раздумывая, как преподнести им новость о столь скоропалительном крушении ее брака. Это должно прозвучать с сожалением, но как вполне зрелое решение. Можно сказать, например, так: мы с Брентом, все дружно обсудив, пришли к заключению, что совместной жизни у нас не получилось.

— Думаю, Брент вышел взглянуть, что и как, — донесся до Клодии голос Эми.

Скажу, но только не сегодня, смалодушничала Клодия. Сегодня я еще не готова, могу расплакаться… Это будет ужасно!

— И не только взглянуть, что и как, но и пробежаться! — весело провозгласил появившийся в дверях Брент.

Сердце Клодии остановилось и ухнуло вниз.

Брент выглядел, как всегда, великолепно. Свежевыбритый, в черном пуловере и ни тени ночной угрюмости. Клодии даже не верилось, что между ними что-то произошло. Каждый раз, когда она видела Брента, любовь вспыхивала в ней с новой силой, и теперь Клодия в душе оплакивала ту оцепенелость, которая помогла ей прожить это утро, потому что сейчас на нее снова навалилась боль.

— Я сам отвезу Рози в школу, — сказал Брент и с нежностью посмотрел на девочку.

Клодия заметила, что уголок его рта дернулся. Значит, и ему нелегко дается это внешнее спокойствие, отметила она.

— Нет необходимости… — начала Клодия.

— Подождите в холле, я подведу машину поближе. На улице дождь, — как будто не слыша ее, с улыбкой отдал распоряжение Брент.

Он подъехал почти к самой двери, вывел Рози из дома и усадил в машину. Лицо девочки сияло: еще бы — папа сам повезет ее в школу!

Захлопнув за дочкой дверцу машины, Брент вернулся в дом. Капли дождя запутались в его волосах.

— Полагаю, ты воспользуешься моим отсутствием и скажешь обо всем Гаю и Эми. Кстати, не знаешь, где мой плащ?

Клодия заглянула в его глаза — ничего, кроме бездонной пустоты и равнодушия.

— Трус! — выкрикнула она.

Его резкие, подобные приговору слова, которыми завершилась их вчерашняя беседа, ошеломили ее, но теперь оцепенение прошло, гнев и боль снова охватили Клодию.

Никак не отреагировав на ее выпад, Брент снял с вешалки плащ и ровным сухим, как пустыня в полдень, голосом сказал:

— Хорошо, подготовь пока почву. Я вернусь и поговорю с ними.

Клодия захлопнула за ним дверь, стараясь смирить бушующие в ней чувства. Как же ей хотелось накинуться на Брента с кулаками, как хотелось!

Весь мир, видите ли, должен вертеться вокруг него! Он что-то решил — и это становится законом! Стоит ему пальцем пошевелить, и я должна встать по стойке «смирно»! Не будет этого, не будет!

Не чуя под собой ног, Клодия поднялась на второй этаж, застелила постель Рози и свою собственную, подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Ветер злобно пригибал деревья, придавая им причудливые очертания. Старина Рон, должно быть, пьет чай и бормочет что-то насчет погоды, а Билл, наверное, работает в оранжерее.

Клодия не знала, почему стоит, уставившись в окно, пока не услышала, как по дорожке мягко шуршат шины «ягуара». Она поняла, что подсознательно ждала Брента. Сердце ее мучительно заныло. Сейчас он войдет в дом и, думая, что она «подготовила почву», начнет говорить какие-то слова людям, которые не представляют, о чем идет речь. Что ж, пусть сам делает грязную работу!

Однако Брент в дом не вошел. Он поднял воротник плаща и размашисто зашагал через мокрую лужайку. Было только одно место, куда он мог идти. И Клодия это место хорошо знала.

Она надела новую теплую ярко-желтую куртку, сапоги и направилась вслед за ним. У нее есть что сказать ему лично, и уединенное убежище среди скал, укрытое от непогоды, прекрасно подходит для выяснения отношений. И — будь все проклято! — она заставит его слушать. Пусть не думает, что может отдать приказ — и конец их браку. А у ребенка не будет отца, в котором, по собственным же словам Брента, так нуждаются дети.

«Брак с тобой был крупнейшей ошибкой моей жизни…» — это не довод. Он обязан объяснить, как понимать эти слова.

Брент стоял у самой кромки воды. Его силуэт был едва виден сквозь густую завесу летящих брызг. Шум ветра и воды сливались в оглушительную какофонию.

Брент не видел и не слышал ее, пока Клодия не дотронулась до его руки. Он резко обернулся — взгляд сузившихся от ветра глаз был напряжен, губы сжаты.

Клодия открыла было рот, чтобы излить свой гнев, но тут же закрыла — из-за неистового шума прибоя Брент все равно не услышал бы ни слова. Не нужно мне было сюда приходить, подумала она, вновь погружаясь в темную пучину отчаяния. Лучше бы дождаться его в доме и там все ему выложить.

Она стояла, не пытаясь защититься от ветра, и смотрела на Брента. Покоряясь неизбежному, он пожал плечами, взял Клодию под руку и завел в бухточку, защищенную вздымавшимися к небу скалистыми уступами от злого предзимнего ветра.

В бухточке Брент сразу отстранился, будто прикосновение к Клодии жгло ему руку, и откинул со лба мокрые волосы.

— Что ты хочешь? — резко спросил он.

Клодия устала от бесконечного противостояния, мучительный гнев иссушил все ее душевные силы. Она поняла: враждебные отношения с этим человеком ни к чему хорошему не приведут. Он просто отвергнет ее, не даст ей открыть рта. Она не желает больше обличать его и не будет пытаться наказать за причиненную боль. Она хочет удержать любимого человека, а значит, ей придется открыться перед ним, сказать, что без него жизнь для нее невозможна. Но, чтобы преодолеть его насмешки, недоверие или, того хуже, равнодушие, ей потребуется немало храбрости.

Клодия подняла на Брента усталый опечаленный взор.

— Что привело тебя сюда в такую погоду?

Ее недоумение было совершенно искренним.

Она не сомневалась, что Брент вернется домой, соберет вещи, скажет «до свидания» и уйдет из ее жизни.

— Хотел проститься с нашими воспоминаниями, — сдавленно ответил он. — Удовлетворена?

О каких воспоминаниях он говорит? — подумала Клодия. О том, как мы впервые занимались здесь любовью в то далекое-далекое лето? Или о недавнем пикнике, когда он сделал первую попытку подружиться со своей дочерью?

— Иди домой, пока не схватила воспаление легких, — сказал Брент ровным бесцветным голосом.

Клодия взглянула в его потемневшие, подобные разыгравшейся стихии глаза. Она знала: теперь или никогда.

— Ты решил развестись со мной. Я не понимаю почему, однако принимаю это, потому что у меня нет выбора. Но я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя. И это навсегда.

— Ты лжешь, — бесстрастно возразил Брент. — Что это за любовь, если женщина отвергает отца не родившегося ребенка в угоду другому мужчине только потому, что тот оказался более состоятельным в денежном отношении? — Он горько усмехнулся. — Я возвращаюсь, а ты как хочешь. Мне совершенно все равно.

Он повернулся, чтобы уйти, но Клодия схватила его за руку и потянула назад. Таких оскорблений она ни от кого не потерпит, а уж тем более от Брента!

— Не смей называть меня лгуньей! Когда мы встретились впервые, ты только и делал, что лгал мне!

Брент смотрел прямо перед собой, не удостоив Клодию ни единым взглядом.

— Это ты прирожденный лжец и актер! — со злостью выкрикнула она. — Ты притворялся оборванцем, когда у тебя было целое состояние!

Клодия заметила, как искривился его рот, и поняла, что ее слова достигли цели — пробили брешь в его мнимом или действительном равнодушии.

— А что еще мне оставалось делать? — с мрачной иронией осведомился Брент. — Меня чуть ли не с шестнадцати лет преследовали женщины. Не из-за каких-то моих достоинств — из-за денег, которые я должен был унаследовать. Жизнь преподала мне несколько трудных и оскорбительных уроков, и, поверь, я хорошо их усвоил. Тем летом мне захотелось хоть раз побыть самим собой. Мне было семь лет, когда мой дядя на годы расчертил, распланировал мою жизнь. А тогда я только что окончил курс по архитектуре и захотел побездельничать, перед тем как засучив рукава приняться за дело в «Холмен-групп». И что же получилось? — Его губы искривила горькая усмешка. — Я встретил тебя. И влюбился как последний дурак. Никогда прежде я не испытывал ничего подобного. Мне казалось, что ты тоже ко мне неравнодушна. Ты любила меня за меня самого, не из-за капиталов Холменов. Я собирался открыть тебе правду о себе, но ты меня опередила. Сказала, что все кончено, ты встречаешься с человеком, у которого есть хорошая работа и солидный счет в банке. Ты оказалась хуже тех женщин, которые охотились за мной и моими капиталами: ты носила моего ребенка и выбрала другого мужчину лишь потому, что так было удобнее и легче. — Глаза Брента впились в ее лицо. — А теперь попробуй сказать, что ты всегда меня любила!

— Но это действительно так! — воскликнула Клодия. — И мне было неважно, нищий ты или богатый. Я узнала, что беременна, только когда ты покинул «Фартингс-Холл». Я не представляла себе, как тебя найти и… честно сказать… — Голос ее прервался, но она решила быть до конца откровенной, потому что именно в этом они больше всего сейчас нуждались. — В то время я не хотела выходить за тебя замуж.

— Потому и вышла за Фейвела.

По его тону Клодия поняла, что Брент считает ее подлежащей осуждению предательницей.

— Я тебе уже говорила, почему пошла на это.

Шторм стихал, но ветер был еще достаточно силен и мешал ей говорить. Клодия напрягла голос и почти прокричала:

— Я не сказала тебе только одного: почему я прервала наши отношения.

— Да, очень своевременное замечание, — усмехнулся Брент. — Возможно, тебе не понравился цвет моих глаз или не подошел размер ноги. Все может быть.

— Нет! — Клодия устремила на него негодующий взгляд. — В тот день я видела, как ты выбежал из комнаты Хелен…

Это воспоминание Клодия почти похоронила в глубинах своей памяти, стыдясь себя тогдашней — молодой, глупой и беспомощной, но сейчас она заставила себя вытащить его на свет. Нужно напомнить Бренту, что и он не без греха.

— Хелен утверждала, что ты пытался обесчестить ее, воспользовавшись отсутствием моего отца. Что, по твоим словам, ты просто забавляешься со мной, поскольку я будущая наследница «Фартингс-Холла», а на самом деле хочешь только ее.

Глубокое отвращение исказило лицо Брента.

— И ты ей поверила!

— В то время — да, поверила. В Хелен было все, чего не хватало мне. Я видела, как она нравится мужчинам: изящная, красивая, всегда нарядно одетая… К тому же мы всегда неплохо ладили. Мне в голову не приходило, что она лжет. Зачем ей это? Но с тех пор как я узнала, что Хелен и Тони были… лжецами, они оба… Сейчас я понимаю, как обманывалась, но ты… Я ведь видела, в какой ты был ярости…

Брент в упор посмотрел на Клодию:

— Выросла, значит! Что ж, могу пояснить: твоя мачеха липла ко мне с первого дня, как я появился в «Фартингс-Холле». Меня тошнит при одной мысли об этом! И в тот день, который, возможно, стал худшим днем моей жизни, она попросила меня зайти в ее комнату, чтобы поправить карниз для шторы — он якобы покосился. — На лице Брента появилась сардоническая усмешка. — Твоя мачеха поджидала меня, если ты этого не знаешь, почти раздетая, и предложила поиграть во «взрослые игры» — ну, заняться тем, чего, она была уверена, я не получаю от «зеленой девчонки», то есть от тебя. Она заметила, что мы проводили вместе много времени, и решила, что «наивная глупышка» может интересовать меня только как будущая наследница. «Я ничуть тебя за это не осуждаю», — усмехнувшись, сказала она.

Я вскипел, обозвал ее несколькими словами, повторить которые сейчас не решусь, и, как ты правильно заметила, вылетел из комнаты. Она орала мне вслед, чтобы я убирался из поместья, сразу же, немедленно. К тому времени я уже подозревал, что между ней и Фейвелом что-то происходит. Мне трудно было представить, что такой приличный, уважаемый человек, как твой отец, связался с подобной дрянью. Конечно, — я разозлился! А твоей так называемой любви не хватило, чтобы прийти ко мне и выслушать то, что мог бы рассказать я. — Он не сводил с Клодии тяжелого укоризненного взгляда. — Ты мне не доверяла. Ты поверила тому, что сказала твоя мачеха, а меня выслушать не захотела.

— Мне очень жаль…

Клодия, конечно, понимала: этих слов недостаточно, чтобы искупить давнюю вину, но что еще можно сказать? Она опустила голову, покорно принимая упреки.

— Мне нечего сказать в свое оправдание, даже если бы я и захотела. Но неужели ты не помнишь? Я только что окончила школу — глупая, наивная девчонка, без всякого жизненного опыта. Я была уверена, что Хелен любит моего отца, мне даже в голову не приходило, что она лжет. Я не представляла, что люди могут так поступать, потому и поверила ей. Но у меня была гордость, самолюбие, я не хотела пресмыкаться перед тобой. Честно сказать, мне хотелось сделать тебе больно. Ну как я могла знать, что ты не охотился за моими деньгами? Ведь когда мы встретились — помнишь? — ты долго расспрашивал меня об усадьбе. Каково это знать, говорил ты, что со временем все это станет твоим?

— Да, я это говорил. — У Брента был все тот же непрощающий взгляд, оправдания Клодии нисколько его не тронули. — Мы были в одинаковом положении. Мне хотелось знать, чувствуешь ли ты, как я в те дни, что обязанность управлять огромным состоянием — вовсе не путь, усыпанный розами.

Казалось, Брент потерял всякий интерес к разговору. Его глаза скользили по облакам, сквозь которые уже пробивалась голубая лазурь. Дождь стих, ветер улегся.

— Твоя гордость оказалась сильнее твоей любви, — жестко подытожил он после долгого молчания. — Ты мне не доверяла, вот в чем дело. Теперь вряд ли мы можем что-то изменить. Идем?

Клодия шла за ним, и душа ее тонула в печали, как ноги в мокром песке. К его сердцу невозможно пробиться — она потерпела поражение.

Брент помогал ей, когда скользкая тропинка становилась неудобной для ходьбы, но при этом не говорил ни слова. Он отстранился от меня, он вообще исключил меня из своей жизни, думала Клодия. Я для него — пройденный этап, мне уже никогда не вернуть его любви.

Она знала, это — конец. Уже ничего нельзя изменить. Нужно просто с этим смириться. Так говорил разум, но не сердце.

По дороге они встретили Билла, который толкал тележку, груженную дровами для камина.

— Вы будто только что выкупались, — сказал тот, оглядывая их мокрую одежду. — Вам надо переодеться. О, Эми нигде не могла вас найти. Она велела передать, если я вас увижу, что мистер Салливан повез ее по магазинам. — Садовник ухмыльнулся. — Похоже, собираются устроить грандиозный обед!

Брент кивнул, давая понять, что принял сообщение к сведению, открыл дверь в дом и пропустил Клодию вперед.

Хорошо бы он ушел, подумалось Клодии, просто уехал, и все. Когда он рядом, я совершенно теряю голову. Хотя, возможно, мне разумно мыслить вообще не дано. Иначе я никогда бы не поверила тем небылицам, что преподнесла мне Хелен.

В доме было тепло, но Клодию била нервная, дрожь. Неожиданно Брент грубовато сказал:

— Послушай, если это тебя утешит, я тоже виноват.

Он снял плащ, стряхнул его, потом помог Клодии снять промокшую куртку. Почему он медлит, если так торопился уйти? — удивилась Клодия.

— Вспоминая о тех событиях, — продолжал Брент, — я думаю, что уязвленная гордость помешала и мне поразмыслить над твоими словами. Я психанул, ушел и не вернулся. До того дня я верил, что хорошо тебя знаю, ты всегда была такой открытой и щедрой во всем. Мне следовало бы догадаться, что ты не могла польститься на деньги. Но гордость гнала меня прочь и все эти годы удерживала вдали от тебя. Сейчас я могу понять, почему ты вела себя именно так, и потому принимаю на себя равную долю вины. Однако, несмотря на уязвленную гордость, я продолжал любить тебя, хотеть тебя, мечтать о тебе… Я смотрел на других женщин, а видел только тебя. Заставляя тебя выйти за меня замуж, я наказывал себя.

Когда я узнал, что твое поместье выставлено на продажу, меня неудержимо потянуло вернуться в эти места. Я был уверен, что ты, твой отец и эта потаскушка Хелен давным-давно уехали. И мне безумно захотелось узнать, как сложилась твоя судьба. Поэтому я думаю, что мы квиты. — Брент, хмурясь, смотрел на свитер Клодии, промокший в тех местах, где его не закрывала куртка, на ее потемневшие джинсы, прилипшие к ногам. — Тебе нужно снять эти мокрые тряпки и принять горячую ванну.

Разумно. Но если я приму это предложение, то к тому времени, когда выйду из ванной, его уже не будет. Разве он станет ждать? Клодия отрицательно качнула головой и прошептала:

— Я хочу…

Комната поплыла у нее перед глазами.

— В горячую ванну, — твердо повторил Брент. — Иначе ты сейчас упадешь в обморок.

Он поднял ее на руки и понес по лестнице, которая вела на второй этаж. А Клодия обвила руками его шею и прижалась к нему. Он, что, в самом деле хочет сказать, что любил меня все эти годы, как и я его?

Брент ногой толкнул дверь. Вот, значит, где он спал в прошлую ночь. На полу лежал открытый чемодан, на спинке кресла висел костюм, в котором Брент приехал.

Дверь в ванную комнату была приоткрыта. Брент усадил Клодию на скамеечку у стены и склонился над ванной, чтобы наполнить ее.

— Почему ты вдруг решил, что наш брак не удался? — сказала Клодия ему в спину. — Даже Рози не может тебя остановить…

Брент резко обернулся, выпрямился и хрипло произнес:

— Предлагая этот брак, оговорив всяческие условия, я думал, что смогу с этим справиться — ради нашего ребенка. Мне хотелось, чтобы у Рози были отец и мать… Но я уже тогда знал, что если хоть раз поддамся искушению и коснусь тебя, то снова окажусь на дыбе. А я там уже побывал… Ты измучила меня. Я не хочу снова пройти все круги ада.

Как ты думаешь, почему я прервал наш так называемый медовый месяц? Потому что испугался, что он станет реальным. Я держал тебя в своих объятиях, и как же я тебя хотел! Хотел черт знает как! Я завез тебя в «Уиллоу-коттедж» и попросту сбежал. Кстати, я поручил моим адвокатам разыскать похищенные твоим мужем деньги — они оказались в Швейцарии, и вчера мне сообщили, что их по постановлению суда удалось вернуть. Они твои.

Затем я вернулся, и, видишь, что из этого получилось? Я затащил тебя в постель. Это было самое худшее, что могло случиться при тех обстоятельствах, как мне тогда казалось. Один Бог знает, до чего же больно оказаться в руках женщины, которая лишила меня моего ребенка, которая клялась, что любит меня, а сама не моргнув глазом вышла замуж за кого-то с «лучшим» будущим! Поэтому я опять бежал от искушения.

Брент начал снимать с нее одежду, и Клодия увидела, что его руки дрожат. Сердце ее затрепетало.

— Должно быть, я плохо соображаю… — прошептала она. — Ты говоришь, что все еще хочешь меня, как тогда… так же сильно… и… — она осмелилась сказать это вслух, — все еще любишь меня?

— Я отвечу тебе, если ты поклянешься, что все твои слова там, на пляже, были правдой.

— Что я любила тебя и никогда не переставала любить? — Клодия подняла на него полный любви взгляд, на ресницах ее блестели не пролитые слезы. — Клянусь жизнью нашей дочери!

— Вот теперь я тебе верю! — От волнения голос Брента сел. — Я люблю тебя больше, чем ты думаешь, и не собираюсь уступать тебя простуде или чему-нибудь похуже, — с этими словами он приподнял Клодию и опустил в воду.

Сквозь дымку пара, висевшую над ванной, Брент улыбнулся Клодии той проникновенной улыбкой, от которой она всегда теряла голову. Он дотронулся до ее мокрых волос, и глаза его увлажнились.

— Пусть этот день станет началом нашего брака, давай будем отсчитывать от него все наши годовщины.

Сияние его улыбки, казалось, озарило всю ванную комнату. Клодия протянула к нему руки:

— Я не единственная, кто может поймать простуду. Почему бы тебе ни присоединиться ко мне? Вода просто чудо.

Второго приглашения не понадобилось. Брент мгновенно сбросил с себя одежду, скользнул в ванну и вытянулся за спиной Клодии — его ноги обвились вокруг ее ног, ладони спрятали ее груди.

Клодия изогнулась в чувственном восторге и, прижавшись к Бренту, прошептала:

— Я должна тебе кое-что сказать.

— Ничего не хочу знать. — Глубокий голос Брента звучал с нескрываемой нежностью. — Разговоры — это то, что меня меньше всего интересует.

— И меня тоже!

Его возбужденная плоть требовала от нее только такого ответа, но все же Клодия возразила:

— Нет-нет, это тебя заинтересует. — Ее возражения утонули в поцелуях Брента. — Я докажу тебе, что ты не прав.

Он застонал. Era губы скользили по влажной коже ее плеча, руки поглаживали налитые ожиданием груди. Ему было не до разговоров, загадки его не интересовали.

— Что происходит, когда двое уносятся на волнах неодолимой страсти? — прошептала Клодия ему прямо в губы.

Под его нетерпеливыми ласками ее тело все больше воспламенялось. Он склонился над ней, осыпал короткими дразнящими поцелуями, язык Брента вошел во влажную теплоту ее рта, лаская его.

— Вот это? — хрипло пробормотал он.

— Нет, нет и нет! Внимание! — Клодия попыталась изобразить школьную наставницу, но сорвалась на девчоночье хихиканье: — Они забывают о мерах предосторожности! Их уносит страсть, а потом… Не знаю, как с другими, но с нами произошло именно так.

Брент замер, Клодия снова прижалась к нему, счастливая тем, что может предугадать его ответ. Он молча спустил воду, помог ей подняться из ванны, закутал в огромное пушистое полотенце, отнес в спальню и осторожно опустил на кровать. А потом сел рядом, близко-близко, его глаза напряженно смотрели в счастливую голубизну глаз Клодии.

— Ребенок?..

Она кивнула. Его вечно суровые глаза стали подозрительно яркими. Слезы? Клодия приподнялась и попробовала влагу языком. Соленая.

— Кло, моя дорогая, моя любимая, ты ждала меня вчера, хотела сказать об этом… — Он не спрашивал, а утверждал. — А я забрасывал тебя словами, похожими на камни.

— Нет, нет! — Клодия потянулась к нему, привлекла к себе, уложила рядом.

Счастливый миг. Счастливый, долгожданный…

— Давай не оглядываться назад, — прошептала Клодия, оторвавшись от его губ. — Будем смотреть только в будущее.

— Только в будущее, — повторил Брент, приникая к ней страстным поцелуем.

Обед был великолепным. Клодия ни на шаг не отходила от мужа. Их глаза, встречаясь, рассказывали друг другу о глубокой, страстной любви и нежной тайне, связывающей их.

Рози разрешили остаться за столом. Клодия нарядила дочку в самое ее любимое платье, а сама надела бежевые брюки, светлую блузку и пуловер.

Она чувствовала себя великолепно. Глаза ее лучились счастьем, а сердце пело. Эми превзошла себя. Когда съели первое блюдо, Клодия, обращаясь к Эми, твердо сказала:

— Отдыхай, ты достаточно потрудилась сегодня. Я сама уберу посуду и подам твой необыкновенный бифштекс.

Экономка зарделась от удовольствия.

— Ничего особенного, это всего лишь мой скромный подарок.

Бифштекс по-веллингтонски был коронным блюдом Эми.

Гай вызвался помочь дочери. Ставя тарелки в посудомоечную машину, он сказал:

— Как я рад, что между вами все уладилось.

Неожиданные слова. Клодия зарделась от счастья. Почти весь полдень они с Брентом провели в постели.

— Что ты хочешь сказать?

— Видишь ли, я не хотел этого показывать, но иногда вы с Брентом очень меня беспокоили. — Гай старался говорить легко и непринужденно. — Шесть лет назад я догадывался, как вы относитесь друг к другу. Затем Брент исчез, а ты вышла замуж за Тони. А потом родилась наша куколка, наша Рози, как две капли воды похожая на Брента. И, когда он появился снова и сделал тебе предложение, я понял, что это ради ребенка, и молился, чтобы вы вновь нашли друг друга.

Клодия выпрямилась, в легком замешательстве посмотрела на отца. Ей следовало бы помнить, насколько он внимателен и чувствителен, когда дело касается ее интересов.

Она собралась было успокоить его, но Гай с улыбкой взглянул на дочь:

— Мои молитвы были услышаны. Кажется, вы снова обрели друг друга. Теперь вы по-настоящему вместе.

Гай обнял ее, и Клодия ответила отцу нежным объятием. Как же она счастлива! Сколько любви, тепла и нежности подарил ей сегодняшний день! Она была так взволнована, что едва могла прошептать:

— Скорее неси «скромный подарок», Эми, а то все умрут от ожидания.

Клодия и Брент отнесли засыпающую девочку в постель и, не спеша, возвращались обратно в столовую. Спускаясь по широкой лестнице, Брент спросил:

— Кло, может быть, сказать о ребенке? Или ты не совсем уверена?

— О, я абсолютно уверена. — Клодия бросила на него сияющий взгляд. — Если бы у меня были сомнения, разве я сказала бы тебе об этом? — Она нежно погладила его руку. — Давай сообщим всем. Эми тут же зардеется, как алая роза, а папа извлечет откуда-нибудь из-под земли бутылку шампанского. Спорим?

Клодия оказалась права.

Брент коснулся своим фужером с пенистым напитком фужера Клодии, в который, учитывая ее положение, было налито чуть больше дюйма, и сказал, глядя на нее счастливыми глазами:

— С этого момента я по-настоящему семейный человек. Все дела, которые не требуют моего личного присутствия, буду поручать другим. У меня большая программа на будущее: менять подгузники и воспитывать Ситонов!

Клодия затрепетала от радости. Наконец-то он рядом, ее мужчина, ее любовь! Теперь она не боялась будущего, потому что знала: оно непременно будет светлым и счастливым.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.