Глава 2

Алек с трудом очнулся от тяжелого сна без сновидений и с удивлением обнаружил, что еще только раннее утро. Надев рубашку в тон кремовым панталонам, сюртук шоколадного цвета и сапоги, он спустился к завтраку.

Вид нескольких человек за столом был весьма непохож на то, как выглядела гостиная вчера вечером. Лорд Пальмерстон, граф Бриджуотер, сэр Джон Уэйд и сквайр Бентинк пили кто кофе, кто более крепкие напитки, а лорд Саквиль с довольным видом жевал овсяное печенье. Все они были притихшие с похмелья. Раздалось несколько приветствий, когда Алек присоединился к вялой компании и лениво поинтересовался, не желает ли кто-нибудь прогуляться с ним верхом.

– Верхом? – переспросил Саквиль, вытирая со рта льняной салфеткой следы смородинного варенья. – Но через несколько часов начнется охота.

– Утренний воздух должен проветрить ваши… – начал Алек, но Саквиль перебил его:

– Фолкнер, меня совершенно не интересует, что может сделать утренний воздух. Я остаюсь и с наилучшими пожеланиями отпускаю тебя на эту бодрящую прогулку.

– Благодарю, – сдержанно улыбнулся Алек, ставя чашку с недопитым кофе.

На утреннем небе ни единого облачка. День ожидался теплый; как и вчера, тумана в лесу не было. Алек направил Соверена по тому же пути, что и в прошлый раз, следя за тем, чтобы они не отклонялись в сторону. Утомление и усталость ночи постепенно прошли. Алек наслаждался утром, солнечным светом, тишиной и прогулкой в одиночку, но душевный покой, который он надеялся обрести, не приходил. В конце концов он понял, что ищет Миру, надеясь, что сегодня она снова будет гулять по лесу. Разозлившись, он назвал себя дураком и решил прекратить поиски.

Это было как раз незадолго до того, как он увидел ее. Девушка сидела на стволе упавшего дерева; ее каштановые волосы блестели на солнечном свете. Взглянув на нее, Алек почувствовал, как у него перехватило дыхание. С распущенными волосами она была так прекрасна, что казалась нереальной. Алек потряс головой, чтобы прогнать искушение. Он не может желать ее по многим причинам, в том числе и из-за собственной гордости. Это обстоятельство являлось частью кодекса, сообразуясь с которым он жил: джентльмен не должен посягать на собственность друга или на его женщину.

Мира оторвала взгляд от книги, которую читала. Заметив, что на нее смотрят, она быстро спрятала ноги под свою необычную, укороченную юбку, но не быстрее, чем его серые глаза уловили все прекрасные изгибы линий прелестных ног. Они смотрели друг на друга молча, и только шелест листьев и фырканье коня заполняли неловкую паузу.

Лицо Миры приковывало к себе внимание: оно свидетельствовало о знатном происхождении, даже аристократизме, но в нем были и черты другой, более крепкой породы.

Отсутствовала утонченная бледность, а цветущее здоровье выдавало смешанное происхождение. В такой одежде ее легко можно было принять за милую крестьянскую девушку. Но ее глаза… В темной осенней пучине этих глаз читалась мудрость, которой не бывает в столь юном возрасте. Загадочные бездонные глаза, опушенные огромными ресницами, заставляли Алека гадать, что они могли видеть и от чего в этом взгляде смешаны радость и горечь.

– Вы намерены здесь кататься верхом каждое утро? – спросила она низким волнующим голосом, в котором четко слышался иностранный акцент. Алеку нравилось, как она говорила, отчетливо произнося слова, придавая языку более плавное, чем обычно, звучание.

В ответ Алек обвел взглядом небольшую лесную просеку.

– Очень приятный путь. Я думаю, что намерен.

– Ну что ж, тогда я найду какое-нибудь другое место, пока вы не уедете.

Алек рассмеялся. Белизна его улыбки блеснула на загорелом лице.

– Вы каждый день бываете здесь?

– Я люблю уединение, – отчетливо произнесла она и захлопнула книгу.

Он взглянул на обложку книги.

– Джейн Остен. «Нортанджерское аббатство». Удивительно…

– Почему?

– Я ожидал, – язвительно ответил Алек, – что-нибудь в духе «Обманутых ожиданий» или «Бедной девушки и ее благодетелей».

Своим замечанием он хотел разозлить Миру – это были глупые романы, популярные в то время среди женщин, приглашенных на охоту. Она натянуто улыбнулась, но, увидев появившийся в его глазах блеск, рассмеялась.

– Нет, – ответила она, – но признаюсь, что мне недавно доставили экземпляр «Современных нравов» со строгим наказом внимательно прочесть.

Алек улыбнулся.

– Действительно? Не могу представить, зачем вам это.

– Может быть, вы захотите попросить ее, после того как я прочту? – предложила Мира.

– О.., какое милое предложение, – ответил Алек с изысканной любезностью. – Боюсь, что мои нравы слишком устоялись, чтобы меняться…

– Жаль.

– К сожалению. – В его глазах пропал холодный блеск, когда он взглянул на нее. – Вы любите читать?

– Да, мне нравится практически все. Но Джейн Остен – моя любимая писательница.

– Почему?

Лицо Миры стало отстраненным. Она вспомнила долгие тихие летние дни в маленькой французской деревне в Анжу.., когда ей было пятнадцать лет и Розали Белью учила ее английскому. Они беседовали о поэзии, обсуждали статьи в газетах и романы Дефо и Аддисона, пока смех или солнечный зайчик, упавший на страницы, не прерывал их.

С помощью Розали Мира расширила свои начальные знания в чтении и письме. Мира была жадной до знаний, она хотела учиться и очень быстро усваивала уроки. Пять лет назад, когда она была Мирей Жермен, девочкой, влюбленной в жизнь, преданно любящей своего брата, еще не знающей о том, что он собирался предать их всех – Миру, Розали и Рэнда Беркли.

– Я читала ее книги, когда жила во Франции, – объяснила Мира. – Они дали мне представление о том, каковы англичане, – Неглубокие? – поинтересовался Алек. – Материалисты.., ищущие удовольствий?

Мира понимала, что он пытается поймать ее на слове.

Не зная, какого ответа он ожидает, она тщательно подбирала слова.

– Проведя здесь некоторое время, я поняла, что в ее книгах реализма куда меньше, чем сатиры. Но иногда образ англичан кажется очень точным. Бывает, что англичане ведут себя очень странно, и их трудно понять. В редких случаях вы открытые люди.

– А французы открытые?

– Те, кого я знала, да.

– А с какими людьми вы общались во Франции?

– Я думаю, вы уже знаете, – ответила она, встретив его пристальный взгляд. – Очевидно, что я не благородного происхождения. Очевидно, что мое прошлое отличается от вашего и я не являюсь особой голубой крови, как вы.

– Это не очевидно, – медленно произнес Алек. – Я не ожидал бы встретить у простой деревенщины такой гордый вид.

Мира рассмеялась:

– Деревенщина…Сколько в этом снобизма!

Выражение лица Алека стало удивленным. Наглая девчонка! Вряд ли кто-нибудь осмелился бы в лицо критиковать его, в особенности женщина ее положения. А она сидит здесь и дразнит его озорным блеском своих глаз.

– Почему вы так удивлены? – невинно спросила она. – Разве у деревенщины не может быть гордости?

– Конечно, может. – На его красивое лицо набежала хмурая тень.

– Я думаю, у деревенщины гораздо больше прав гордиться собой, чем у вас, – продолжала Мира, дерзко улыбаясь и еще больше раздражая и провоцируя его, получая от этого невероятное удовольствие. – Гораздо большая заслуга – суметь прокормить семью и вырастить детей, чем посещать бесконечные балы, выезды и собрания. Гораздо более оправдана охота, цель которой – добыть пищу, чем затеянная ради того, чтобы загнать несчастную лису.

– Похоже, что у вас большой опыт жизни среди добродетельных бедняков и падших богачей, – проговорил Алек. – Очевидно, именно их общество вы предпочитаете.

Хорошее настроение Миры моментально исчезло – стрела попала точно в цель. Ей следовало подумать, прежде чем скрещивать шпаги в словесной баталии с таким человеком, как Алек Фолкнер. Что случилось с ней? Зачем она пыталась дразнить его? Она опустила голову, не в силах поднять глаза.

– Я предпочитаю не ваше общество, – сдавленно произнесла она. – Вы уедете или мне уйти?

Алек развернул Соверена, прежде чем она успела закончить фразу.

– Я надеюсь на продолжение нашего разговора.

Сказав это, он ускакал.

* * *

На следующий день Мира нашла для прогулки другое место, но не удивилась, заслышав стук копыт и небрежно обратившийся к ней мужской голос:

– Неужели вас так плохо кормят, что приходится собирать коренья и травы, чтобы дополнить рацион?

Мира обернулась; на ее лице появилась улыбка. Нежная щека была запачкана землей, в руках она держала корень странной формы. Она была похожа на непослушного ребенка, который играл в грязи. Но о том, что она не ребенок, говорили упругие формы груди, скрытой корсажем ее необычного платья, и стройные ноги, видные из-под укороченной юбки. Пышные темные локоны, мягко обрамлявшие лицо, выбились из-под широкой ленты; локоны, вызывавшие у мужчины желание погрузить в них пальцы и нежно привлечь к себе для поцелуя.

– Я начинаю подозревать, что вы преследуете меня.

– Лес слишком мал, – ответил Алек, легко спрыгивая с коня и еле удерживаясь от порыва подойти и вытереть землю с ее щеки. – Совершенно невозможно избежать встречи с вами.

Алек подошел ближе, но Мира поспешно отвернулась и стала внимательно рассматривать растения. Каждый раз, когда она его видела, он казался все более привлекательным. Несмотря на уверенность в том, что испытывает к нему антипатию, Мира не могла не замечать впечатления, которое он производил на нее. Ее необъяснимо влекло к этому мужчине. Может быть, потому, что он чем-то напоминал ей другого англичанина, с которым она была знакома пять лет назад, хотя Алек совсем не был мягким и доброжелательным, как Рэнд Беркли.

– Что это? – спросил он, остановившись в нескольких шагах.

– Это для лорда Саквиля, – ответила Мира и прикусила язык, поняв, что проболталась, стараясь спрятать в руках корень.

– Да? – заинтересовался Алек. – Что же это?

– Ничего.

– Мне кажется, что-то подобное я уже видел. Это корень мандрагоры, верно?

– Вы приехали только для того, чтобы мучить меня? – воскликнула Мира, пытаясь сбить его с толку. – Это.., это только для общего укрепления здоровья. Я единственная здесь, кто отваживается выкапывать их. Все остальные слишком суеверны.

– Почему? Разве это приводит к несчастью?

– Есть поверье, что этот корень вытаскивает черная собака, и если ты не превратишься в нее, то все равно станешь изгоем.

Следующие слова Алек произнес сквозь смех:

– Мандрагора. Если я не ошибаюсь, египтяне называли ее «двуногий мужской корень». То, что вы выкапываете ее, может плохо сказаться на вашей репутации.

– О моей репутации вам совершенно незачем беспокоиться. Она уже достаточно подорвана.

– Сокрушена, если говорить точнее.

– Вряд ли ваша безупречна, – заметила она.

– Плохая репутация – это фамильная черта, – ответил Алек, прислоняясь к наклоненному стволу дерева и лениво скрещивая длинные ноги. – Без этого я не был бы Фолкнером. У всех нас, даже у матери, тяжелый характер.

В особенности у матери – Джулианы Перкин Фолкнер, объявившей перед его отъездом из Гамильтоншира, что надеется вскоре услышать о нем в связи с какой-нибудь скандальной историей. "Ты надолго притих после смерти двоюродного брата, – напутствовала она сурово. – Я всегда одобряла выходки и буйства моих мальчиков.

Это оздоравливает их натуру. Я растила тебя не для тихой жизни и сейчас не собираюсь с этим мириться". Его мать, острая на язык, умная и агрессивная, с сердцем, которое он считал мягким, хотя никогда не был абсолютно уверен в этом.

– У вас большая семья? – поинтересовалась Мира, срывая стебелек кориандра с розовым цветком и искоса глядя на Алека.

– Очень большая и очень эксцентричная.

Мира рассмеялась свободно и естественно, так не похоже на манерное хихиканье, которое он привык слышать от женщин.

– В каком смысле эксцентричная?

– Мне кажется, мы собрали все возможные грехи.

– И в чем же состоит ваш грех? – спросила она. Во взгляде ее кофейных глаз читалось требование говорить правду.

Алек слегка улыбнулся и, отойдя от дерева, возвратился к Соверену. Мира в молчании ожидала, ответит он или нет.

Привычным движением Алек вспрыгнул в седло; солнечный свет заиграл на его волосах, когда он склонил голову и посмотрел на нее.

– Я никогда не спрашиваю разрешения.

– О, предполагаю… Это должно доставлять вам неприятности, не так ли?

– В том, что касается вас, думаю, да, – мягко сказал он и тронул каблуками бока коня.

Взволнованная, Мира даже не смогла попрощаться.

* * *

Вот уже четвертое утро Мира сердилась на себя за то, что она, сама не желая того, все же ждала появления Алека. Перед тем как выйти из дома, она несколько минут размышляла перед зеркалом, не сделать ли более изысканную и красивую прическу, чем просто обвязать волосы лентой, а потом ругала себя за то, что думает о таких пустяках.

«Ты узнаешь новое о себе самой, – мысленно строго выговаривала она. – Я не знала, что твое тщеславие так велико, что ты хочешь выглядеть привлекательной даже для мужчины, который тебе неприятен! Может быть, ты даже не увидишь его сегодня!» И, стиснув зубы, она обвязывала свои блестящие волосы обычной лентой и отправлялась в лес.

С каждым днем становилось все холоднее – еще одна причина для Миры наслаждаться последними утренними прогулками, пока их не придется совсем отменить. Лес, граничивший с лужайками и садами Саквиль-Мэнора, был густым и таинственным. Казалось, будто в нем могут ожить самые фантастические мысли и мечты. Ее встречали поляны папоротника, покрывавшего землю, душистый золотой ковер из сосновых иголок, сквозь который пробивались мох и маленькие яркие цветы, наполнявшие воздух своим ароматом. Утро было туманным, небо заслоняли ветвистые деревья, но кое-где пятна солнечного света золотили землю. Оглядевшись, Мира села на большой камень и обхватила руками колени.

Когда Алек увидел Миру, он пожалел, что позволил себе снова искать ее. Надо придумать какой-нибудь способ избавиться от этого проклятого очарования. Уже после первой встречи мысли о ней нарушали сон, он непроизвольно сравнивал ее с женщинами, которые могли бы его интересовать, и пришел к выводу, что ему нужна только она. К своему ужасу, он начал понимать, что страсть к ней не мимолетна.

Спрыгнув с коня, Алек привязал повод к тонкому молодому деревцу и тихо подошел к Мире, которая, казалось, не замечала его. Продолжая смотреть вдаль, она заговорила:

– Я слышала, что лису вчера не поймали.

– Мы загнали ее в нору.

– Лорд Саквиль рассказывал, что многие хотели раскопать ее, но вы убедили этого не делать.

– Да, – ответил Алек, прислоняясь к дереву сильным плечом и смотря на нее своим странным туманно-серым взглядом, который вызвал легкий румянец на ее щеках. – Это не по правилам – раскапывать нору, если лиса нашла место, где спрятаться.

– Неожиданная демонстрация благородства с вашей стороны, – заметила она задумчиво.

– Учитывая ваше отношение ко мне, очевидно, все симпатии на стороне лисы, – парировал Алек с язвительной улыбкой. Мира молча кивнула. – Сегодня вы без книги?

– Да.

– Никаких странных корней и маленьких цветов?

– Нет, я запаслась всем необходимым, – ответила она, забавляясь его попытками поддразнить ее.

– Где вы научились таким вещам?

– Меня всегда интересовало, как лечить недуги. – Ее мягкие губы дрогнули. – Путешествуя по Франции, я запоминала очень много средств и приемов народной медицины, – Она помолчала, ее глаза блеснули. – У меня прекрасная память. Я очень редко забываю то, что видела, и то, что мне говорили.

– Значит, где-то в вашей памяти хранятся воспоминания о том, откуда вы прибыли, – продолжал Алек, игнорируя ее последнюю фразу. – Умоляю, скажите, где ваш дом, помимо Саквиль-Мэнора.

Он задал этот вопрос, хотя знал, что она не ответит.

– Мой дом везде, – сказала Мира тихо. Растерянное выражение ее блестящих глаз произвело на Алека сильное впечатление. – Я пришла из ниоткуда. Я не принадлежу никому. – Тон, которым она это сказала, был искренним и провокационным одновременно, будто ей нравилось таким образом избегать его вопросов.

– Вы принадлежите тому, кто вам платит.

– Я? – переспросила Мира, не задетая его вспыльчивостью. – Я принадлежу Саквилю?

– Это зависит от вашей верности.

– У меня очень строгое отношение к верности. Так что, думаю, принадлежу ему. Вы нахмурились… Разве вы не это хотели услышать? Уверена, что вы можете оценить мои слова, потому что хорошо знаете, что такое верность. Вы так верны правилам охоты, что не стали разрывать лисью нору, невзирая на то, как собаки и ваши друзья жаждали крови…

Вы так верны своему другу, что не пытаетесь отбить у него женщину.., хотя, возможно, хотите ее сами.

Алек сжал губы, его глаза вспыхнули странным серебряным светом.

– Я не хочу вас, – пробормотал он. – Но было бы хорошо перекинуть вас поперек колена и отшлепать за эту непочтительность, маленький чертенок.

– Что же вас останавливает?

Это было состязание в выдержке. Алек что-то невнятно бормотал, преодолевая участившееся дыхание. Он посмотрел Мире в лицо, и она провоцирующе улыбнулась с выражением ребенка, который поджег фитиль и теперь ожидает взрыва. Неожиданно его гнев стал проходить, – Удивляюсь, – сказал он, – что вы до сих пор не довели Саквиля до апоплексического удара.

– Лорд Саквиль считает, что беседы со мной очень успокаивают.

– В таком случае я непростительно ошибался.

Не в силах сдержаться. Мира расхохоталась, пряча лицо в колени, и мягкий смех Алека восхитительно легко звучал в ее ушах.

– Кажется, я недооценивала вас, милорд, – приглушенно сказала она, потом подняла голову и посмотрела на него сияющим и пронизывающим взглядом.

– Что вы имеете в виду?

– До сих пор я думала, что вы просто надутый, уверенный в своей правоте зануда.

– А сейчас?

– Вы не надутый, и не зануда.

Алек прекрасно умел скрывать свои эмоции; на его лице нельзя было прочесть ничего. Молчание затянулось, и Мира чувствовала, что зашла слишком далеко. Наверное, он разозлился на нее. Его характер был непредсказуемым и вспыльчивым… Она подумала, что никто не стал бы задаваться целью испытывать его терпение.

– Но вы все же думаете, что я всегда уверен в собственной правоте? – прервав молчание, поинтересовался он.

– А разве нет? – задала она встречный вопрос. – Вы очень быстро определяетесь в своих мнениях и, однажды решив, не меняете их. – Мира была уверена, что он самый добрый из знакомых ей людей, что он без колебаний встанет на защиту тех, кого любит, и будет бороться с врагами до последнего вздоха. – Это весьма опасный недостаток. Мне кажется, что в один прекрасный день вы можете потерять что-то очень важное только из-за того, что это не укладывается в схему ваших представлений.

– Почему вы это говорите? – прошептал он.

Увидев его таким взволнованным и сердитым, Мира поняла, что задела больное место.

– Я.., я не знала.., я думала…

– Один человек в свое время сказал мне те же самые слова.

– Кто?

– Мой двоюродный брат.

– Тот, который.., который погиб на дуэли? – робко спросила Мира.

Алек посмотрел на нее с такой острой болью, что она пожалела, что не промолчала.

– Это была не дуэль. Я нашел его в переулке избитым до смерти.

Алек закрыл глаза, не в силах отбросить воспоминания, наполнявшие его душу мраком – Холт, почти зеркальное отражение: те же черные волосы и хорошо узнаваемые фолкнеровские черты. С детства они всегда выручали друг друга и доверяли друг другу больше, чем родные братья. Холт был более жизнерадостным, чем Алек – менее саркастичным в разговоре, более беззаботным, более мягким с людьми. Он был единственным, кто мог заставить Алека вдруг рассмеяться посреди внушающего страх приступа ярости. Да, это был особенный талант Холта – видеть иронию жизни и слабость человеческой натуры и помогать людям, несмотря на их недостатки. И он и Алек были готовы умереть друг за друга; их связывали прочные и глубокие отношения, потому что они оба были Фолкнерами и потому, что они понимали друг друга.

После того как Холт не появился в известном лондонском трактире «Раммера», где они договорились встретиться, Алек стал искать кузена, отправив всех друзей прочесывать темные улицы и переулки. Алек первым нашел его. О Боже!

Его тело было неестественно распростерто на земле… Алек закрыл его лицо простым льняным носовым платком. Ему вспомнились ссадины и кровь всюду, судорожно сжатые руки Холта. Алек не походил сам на себя. Он упал на колени и выл от горя, не в силах остановиться даже тогда, когда почувствовал, что друзья пытаются оттащить его от искалеченного тела. Некоторые из них до сих пор избегают встречи с ним даже теперь, по прошествии стольких месяцев после случившегося. На месяц погрузившись в мрачную угрюмость, он возненавидел весь мир и себя самого. Если бы он только знал… Если бы мог помочь Холту… Но даже осознав случившееся и поняв, что жизнь продолжается и надо жить дальше, Алек чувствовал, как его мучает вопрос, на который он не находил ответа. Кто убил Холта и за что? Господи, почему деньги и ценности Холта остались нетронутыми? Все, что было при нем, осталось, даже золотой фамильный медальон, который он всегда носил на шее. Убить Холта – вот все, что требовалось от неизвестного наемного убийцы.

Неожиданно Алек понял, почему его так необъяснимо тянуло к любовнице Саквиля. Она смеялась над ним так же, как Холт, не боясь дразнить его, не боясь вызвать гнев.

«Как бы ты смеялся, Холт, – печально подумал он. – В конце концов я встретил женщину, которая могла бы составить мне прекрасную пару, с ангельским лицом и более соблазнительную, чем сам грех… Но она уже принадлежит другому мужчине».

– Мне нужно идти, – медленно произнес он, и Мира молча кивнула.

«Этот человек не умеет сдерживаться», – подумала она, глядя, как быстро он ускакал, будто его преследовал сам дьявол.

* * *

Зал, где все ужинали в тот вечер, был полон гостей, в воздухе носились ароматы кофе, чая и духов. Было одиннадцать часов, после охоты и визитов мужчины и женщины вновь собрались вместе за шикарным столом. Гостиная, оформленная в ярких, режущих глаз красных тонах, казалась Алеку наименее подходящим местом для того, чтобы проводить в ней время после ужина. Темный, витиеватый орнамент – сочетание малинового с золотом – кружась, без конца повторялся на потолке и ковре. Высокие окна занавешены красными портьерами. Порхающие ангелы неслись по аляповато расписанному потолку с лепкой. Оформление гостиной казалось излишним и лишенным всякого вкуса и простоты.

Когда все расположились, чтобы отдохнуть и насладиться вечером, Алек, к своему неудовольствию, обнаружил, что Клара Элесмер сумела занять место рядом с ним. Это была абсолютно безнравственная, равнодушная к любым, кроме своих собственных, потребностям и желаниям ненасытная женщина, стремившаяся наслаждаться всеми возможными физическими удовольствиями. Вероятно, единственным человеком, чье мнение для нее хоть что-то значило, был ее муж, который казался безразличным к достойным осуждения увлечениям жены. Иногда, взглянув на лорда Элесмера, она могла прекратить флиртовать, полушутя, полусерьезно смиренная выражением его лица, которое никогда не выражало реакции на ее поступки. Все надеялись, что в один прекрасный день лорд Элесмер возьмет свою жену за руку и либо высечет ее, либо посадит на привязь. Ее выходки менялись от смешных до несносных. Она переспала не меньше чем с половиной мужчин, находившихся в гостиной, – немалый подвиг, учитывая количество собравшихся; и Алек только жалел, что был одним из них.

Ночь, проведенная с Кларой два года назад, была ошибкой. Она могла хорошо развлечь в постели, но Алек находил все ее сексуальные упражнения удивительно плоскими, возбуждающими только тело. После той ночи он уже не испытывал к ней влечения, хотя она не скрывала, что увлечена им. Клара была красивой и бессовестной женщиной, одинокой и сильной, которая использовала мужчин и которую использовали они. Ей было нечего предложить, кроме красивого ухоженного тела – плохой замены настоящей женщины с искренними чувствами.

– Вам все еще нравится охота? – спросила она нежным голоском.

– А вам? – задал встречный вопрос Алек.

Клара весело рассмеялась.

– Я слышала, вам сопутствовал немалый успех, лорд Фолкнер.

– Успех – возможно, но удовольствия мало, – ответил он, останавливая взгляд серых глаз на рояле, за которым начала играть графиня Шресбери.

– Какая ирония! – Завлекающая улыбка играла на алых губах Клары. – Я чувствую то же самое. – И, заговорщически понизив голос, продолжала:

– Но я не забыла источник удовольствия, Алек, а ты умеешь доставить много удовольствия. – Она придвинулась ближе и зашептала:

– Ты вспоминаешь ночь, которую мы провели вместе? Это возможно снова.., например, сегодня. Я помню все, что мы делали, и каждый раз, когда я смотрю на тебя, воспоминания становятся…

– Уверен, у вас множество таких воспоминаний, – прервал ее сладкую речь Алек, растягивая слова. – Вы не путаете меня с кем-нибудь еще?

– Нет… Я никогда не забуду тебя, Алек, – сказала миссис Элесмер и, двигаясь со свойственной ей кошачьей манерой, встала, чтобы выйти из комнаты. – Извините, mon chеr… я скоро вернусь.

Когда Клара удалилась, сидевший слева от Алека лорд Саквиль хлопнул его по плечу.

– Леди Элесмер вернется ночью? – спросил Саквиль.

– К сожалению, нет… А если даже и так, это будет без меня.

– Бедняга… Когда я тебе советовал найти женщину, я имел в виду не такую.

– Я хорошо знаю, какая женщина мне нужна, – сухо уверил его Алек.

Вдруг посреди не совсем искренних аплодисментов в адрес игры леди Шресбери раздался голос сквайра Осбалдестона:

– Я предлагаю, чтобы моя жена, леди Осбалдестон, спела нам!

Лицо сквайра было красным от слишком большого количества выпитого вина.

Алек тяжело вздохнул, глубже усевшись в кресле.

* * *

Выходя из кухни. Мира услышала чью-то очень неудачную попытку петь. Посмеиваясь, она замедлила шаг и подошла к закрытым дверям гостиной. Возможно, это собрание объединяло наиболее богатых и элегантных аристократов Англии, но талантливы они явно не были. Голос, доносившийся из комнаты, был пронзительным и неровным; кто-то исполнял последнее стихотворение Байрона, положенное на музыку.

– Бедная овечка… Что ты здесь делаешь?

Мира обернулась и прямо перед собой увидела леди Элесмер. Улыбка Миры моментально исчезла. Леди Элесмер подошла ближе к двери, наклоняя свою голову с гладко уложенными светлыми волосами, чтобы лучше слышать ужасающие усилия певицы, исполнявшей последний куплет.

– Не слишком воодушевляет, не правда ли? – спросила она. – Но не многие столь же талантливы, как ты, моя крошка.

– Миледи, – начала Мира, – извините, но…

– Почему же ты слушаешь в одиночестве? – сладким голосом продолжала леди Элесмер. – Ты тоже должна быть там вместе со всеми нами, помогая исполнителям.

– Нет, мне надо… – Мира не договорила, почувствовав, что ее запястье сжато цепкой железной хваткой. – О… Что вы делаете?

Через дверь доносился приглушенный шум аплодисментов, – Пойдем, я буду сопровождать тебя, – сказала леди Элесмер; ее глаза горели недобрым огнем.

– Нет! – Мира в испуге пыталась освободить руку, но противница оказалась неожиданно сильной. – Пустите меня!

Клара ринулась открывать двери, толкнув их так, что они с размаху ударились о стену. Этот звук привлек всеобщее внимание, и Мира задрожала, когда море голов обратилось в их сторону. Она никогда не видела сразу столько лиц и столько глаз, направленных на нее.

– Входи, овечка, – промурлыкала леди Элесмер, таща ее за собой.

Когда собравшиеся в гостиной начали понимать, кто она такая, шепот и шушуканье множества людей окружил и Миру.

Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Потом звуки стихли, и молчание показалось еще более ужасным.

– Лорд Саквиль, – произнесла леди Элесмер, растягивая красные губы в сладкой улыбке. – Вот гостья, с которой мы еще не познакомились. Она слушала за дверью, тогда как, я уверена, вы бы желали, чтобы она участвовала в наших вечерах.

Лорд Саквиль медленно поднялся, в то время как Каролина Лэмб и некоторые другие женщины хихикали, прикрывая губы веерами. Какой скандал! Только Клара Элесмер могла осмелиться притащить загадочную любовницу Саквиля в респектабельное общество, и только Клара могла сделать, это с таким злым весельем.

Туман перед глазами Миры исчез, когда она услышала смеющиеся женские голоса. Она почувствовала, что в глубине ее души собирается холодный гнев, который побеждает жар стыда. Она заметила, что лорд Саквиль выглядит несколько раздосадованным. Человеку, отчаянно боявшемуся уронить собственное достоинство, ему больше всего не хотелось показаться смешным. Рядом с ним с непроницаемым лицом и плотно сжатыми губами сидел Алек Фолкнер. Мира встретила взгляд его серых глаз, прочтя в нем незнакомое теплое чувство. Она поняла, что достаточно подать хотя бы один знак, и он поможет ей. Но Мира ни за что на свете не станет просить его о помощи – ни его, ни кого-либо другого.

– Пусть она сыграет нам что-нибудь, – обратилась Клара Элесмер к лорду Саквилю. – Она такое забавное создание.

Над собранием гостей повисла гробовая тишина. Ситуация принимала нелепый оборот: действительно, никто не предполагал, что они сидят тут для того, чтобы их развлекала любовница Саквиля! Мира безропотно смотрела на лорда Саквиля; его лицо было задумчивым: он часто слушал ее игру и не сомневался в ее умении. Мира видела внутреннюю работу его мысли, когда он взвешивал, как лучше повернуть ситуацию в свою пользу. После долгой паузы он кивнул ей.

– Почему бы тебе не сыграть что-нибудь для моих гостей, Мира?

Побледнев, Мира наклонила голову.

– С удовольствием, милорд.., как только леди Элесмер отпустит мою руку.

Среди собравшихся раздался смех. Клара тут же выпустила руку Миры из своей. Ее притворная улыбка исчезла в тот момент, когда она поняла, что ей грозит опасность выглядеть нарушительницей спокойствия.

Не в силах больше сдерживаться, Алек встал.

– Господи, Уильям! – зашипел он на ухо Саквилю. – Прекрати это немедленно. Неужели ты совсем не считаешься с ее чувствами? Она же не вещь, чтобы выставлять ее подобным образом!

Саквиль обратил к нему оскорбленный взгляд голубых глаз.

– Ты мне указываешь, как я должен обращаться со своей любовницей? Если тебя так волнует, что она чувствует, то сядь, пока не сделал хуже.

Алек медленно опустился в кресло, стараясь держать себя в руках. В давящей тишине гостиной слышался только шорох платья Миры, когда она шла к роялю. Она двигалась грациозно, выпрямив спину. Ее стройная фигура притягивала к себе все взгляды. На ней было бархатное платье, с благородной простотой обрисовывающее фигуру: пышные рукава с разрезами в елизаветинском стиле, ряд крохотных пуговок, на которые спереди застегивался корсаж; совершенную форму груди и шею оттенял классически строгий черный бархат. Темные волосы были собраны лентой и волнами ниспадали на спину. Она выглядела очень юной и трогательно-беззащитной, совсем иначе, чем присутствующие ожидали от любовницы Саквиля.

Глаза Алека восхищенно блестели, когда Мира села за инструмент. Оглядев комнату, уставившихся на нее женщин, которые шептались и хихикали, прикрывшись веерами, она улыбнулась с легким презрением.

«Мира имеет право быть презрительной», – размышлял Алек; циничная улыбка искривила его губы. Большинство современных женщин имеют очень низкие моральные устои.

Они не представляют себе жизни без измен и не имеют никакого понятия о скромности и преданности. Если называть Миру шлюхой, то другие заслуживают того же.

«Ты ищешь ей оправдания?» – спросил его внутренний голос, и он стиснул зубы в негодовании на самого себя.

Мира опустила длинные ресницы, коснулась своими маленькими руками клавиш и начала играть французскую балладу. Мелодия была простой и запоминающейся; никто не пошевелился и не издал ни звука, когда Мира запела на своем родном языке. Ее голос был неожиданно глубоким, и хотя он иногда слегка дрожал, но был чистым и звучным. Искренние чувства, окрашивавшие песню, были ясными и волнующими. Алек смотрел на нее и думал, что ей совершенно безразлично впечатление, производимое ею и ее музыкой.

«Озорница, – подумал он. – Она хотела заставить всех ощутить неловкость, и ей это удалось».

Это не было подходящим выступлением – легким и приятным, изящно завершавшим сцену, – нет, она специально выбрала страстную волнующую песню, чтобы искушенная публика почувствовала себя неудобно. Ее пальцы скользили по клавишам, их легкие прикосновения извлекали музыку, в которой звучали страсть и тоска. Когда последняя нота повисла в воздухе и выступление было закончено, она опустила взгляд на свои руки.

Редкие аплодисменты прервали ее задумчивое состояние.

Мира встала и лишенным эмоций взглядом оглядела все собрание, Каролину Лэмб и ее соседок, перешептывавшихся за веерами и платочками, но уже не хихикающих. Лорд Саквиль встал и с улыбкой подошел к ней. Он поднес ее холодные пальцы к своим губам, весьма довольный оборотом, который принял вечер.

– Каждый мужчина здесь завидует мне, дорогая. Прекрасно сыграно. Жалею только о том, что сам не запланировал твое выступление. Прекрасно сыграно! – Он кивнул и выпустил ее руку.

Когда Мира выходила из комнаты, она остановилась перед леди Элесмер. Взгляды обеих женщин встретились; неожиданно Мира сделала глубокий реверанс, выражающий комическую почтительность.

– Надеюсь, вы довольны представлением, миледи.

Клара Элесмер холодно наклонила голову.

Мира тихо вышла из комнаты, слыша шепот за спиной.

Ей потребовалось много времени, чтобы подняться по ступеням; она никогда не чувствовала себя такой опустошенной. Теперь, когда испытание было позади и нервное напряжение прошло, она поняла, каких усилий ей стоило быть представленной гостям лорда Саквиля. Но почему леди Элесмер пыталась издеваться над ней в присутствии всех? Как жестоко, как ужасно жестоко развлекаться таким образом!

Мира устало поднималась к себе, желая только одного – упасть на кровать и никогда больше не выходить из комнаты.

Дойдя до лестницы, ведущей в башенку и услышав шаги, она резко обернулась.

– Лорд Саквиль…

– Мои поздравления.

Это был Алек Фолкнер, который остановился в нескольких шагах от Миры, небрежно прислонившись к стене. Он стоял в тени, и она не могла видеть выражение его лица.

– Это было впечатляюще.

– Я брала несколько уроков, – ответила она, пожав плечами.

– Я не имею в виду ваши музыкальные способности.

– Тогда я не понимаю, что вы имеете в виду, – резко ответила Мира, прижимая дрожащую руку ко лбу, стараясь унять сильную головную боль.

Она устала от словесных баталий с ним, устала постоянно защищаться. Что-то внутри нее надломилось из-за него…

В его силах было ранить ее, тогда как всем остальным это не удавалось.

– Я хвалю вас за смелость. У вас нет недостатка в мужестве, что бы там ни было, вы…

– Я чувствовала себя дрессированной обезьянкой, – сдавленно перебила она. – Я презираю большинство из вас. Никто не вправе судить меня. Скажите, разве то, что я делю с лордом Саквилем постель, делает меня существом, лишенным чувств? Почему я вынуждена развлекать всех по прихоти какой-то пустой женщины, будто я вместе с телом продала свой ум и душу? – Ее глаза сверкали. – Почему вы здесь? Зачем вы пошли за мной? Не для того, чтобы хвалить меня. Начинайте, скажите что-нибудь обидное, ведь вы за этим пришли!

Меня не волнует то, что вы говорите, – ни вы, – она стукнула его кулаком в грудь, – ни кто-либо другой! – Она снова ударила его, почувствовав, что отбила руку о крепкие, словно стальные мышцы его груди. – Меня это не волнует!

Содрогаясь от рыданий. Мира внезапно оказалась в объятиях Алека. Попытавшись освободиться, но не в силах справиться с охватившей ее дрожью, она позволила ему притянуть ее к своему сильному плечу. Инстинктивно она прильнула к нему, уткнувшись лицом в бархатный воротник сюртука, через тонкую ткань рубашки ощущая щекой тепло его тела.

Алек сел на ступеньки лестницы.

– Вот зачем я пришел, – убаюкивающе говорил он, наклонив к ней темноволосую голову и кладя ее дрожащие руки себе на плечи.

Мира крепко закрыла глаза, слушая, как он шепчет ей на ухо какие-то успокаивающие, ласковые, непостижимо нежные слова.

– Не издевайтесь надо мной, – ошеломленно прошептала она, не в силах поверить, что он мог так непостижимо измениться.

– Я не причиню тебе зла.., ш-ш-ш…

– Я не нуждаюсь…

– Я знаю.., но помолчи минутку, и я обниму тебя.

Она подчинилась, позволяя теплу его тела согревать ее, пока дрожь не прошла. Эта грубая сила перестала быть чем-то, против чего ей надо сражаться. В одно мгновение она стала надежной защитой. Ее окружил знакомый приятный запах: тонкий аромат его кожи, запах дорогого чистого белья и изысканного бренди… Мира глубоко вдохнула. Она никогда снова не будет так близко с ним, и ей хотелось все запомнить. Она никогда не будет чувствовать себя так безопасно, так хорошо, так защищенно.

– Они смеялись надо мной, – прошептала она.

– Нет. Они бы смеялись, если бы ты боялась их…

– Я боялась.

– Никто не заметил этого. Даже я.

– Я бы убежала, если бы только можно было.

– Теперь все позади… Все хорошо.

Трогательно вздохнув, она положила голову ему на плечо, чувствуя, как его грудь мерно опускается и поднимается в такт дыханию. Она не знала, сколько прошло времени, но постепенно ей стало казаться, что она погрузилась в сладкий сон. Дрожь пробежала по телу Миры, когда он коснулся губами ее лба.

Мира не открывала плотно закрытых глаз, боясь, что это сон. Сейчас она была в безопасности; ее мир наполняли темнота, приятные запахи и тепло тела Алека. Она растворилась в ощущении удовольствия, ощущении более сильном, чем действие приворотного зелья. Оно делало ее беспомощной перед желанием принадлежать этому человеку, перед жаждой его ласк и поцелуев. Она чувствовала, как его жаркое дыхание щекотало шею, губы нежно касались ее кожи, скользя все ниже. Мира повернула лицо; Алек наклонил к ней голову, проводя языком по наиболее чувствительным местам ее шеи.

– Мира, – прошептал он, жадно касаясь ее губами. – Я хочу тебя… Я хочу, чтобы ты почувствовала то, что даже не можешь себе представить… – Она открыла глаза, и он растерялся, столкнувшись со взглядом ее темных глаз. – Ты не принадлежишь Саквилю…

– Я обещала ему…

– К черту все, что ты обещала ему. Ты не должна принадлежать ему. Он не желает тебя так, как я. Ты жаждешь мужчину, который мог бы доставить тебе настоящее наслаждение, который будет заботиться в первую очередь о тебе; сильный, молодой мужчина, в расцвете…

– Он устраивает меня, – возразила Мира, стараясь выскользнуть из его объятий.

– Не обманывай себя. Посмотри, ты вся дрожишь, а я еще ни разу не поцеловал тебя. Или ты выглядишь как неудовлетворенная женщина, или я вообще не разбираюсь в этом.

Оскорбление, как порыв холодного ветра, прояснило сознание Миры. Она замахнулась, чтобы дать ему пощечину, но Алек перехватил ее тонкую кисть.

– Не лги мне, – сказал он тихо.

Обиженная Мира попыталась успокоиться.

– Я не лгу никому. Пустите меня.

– Посмотри на меня и скажи честно, что ты не хочешь, чтобы я…

– Пустите, – перебила она, задыхаясь от гнева. – Вы разряженный, самодовольный, лживый…

Поток обвинений мог бы продолжаться дальше, но Алек услышал чьи-то приближающиеся шаги.

– Тихо, кто-то идет, – сказал он, снимая ее с колен, и, прикрывая ей рот рукой, потянул по коридору в свою комнату.

Мира отчаянно сопротивлялась, когда дверь за ними закрылась.

– Прекрати дергаться и слушай, – прошипел он ей на ухо.

Мира постепенно успокоилась и услышала шаги человека, проходившего мимо двери. Ее глаза расширились, когда, тяжело ступая, он стал подниматься по ступеням башенной лестницы.

– Саквиль, – мрачно пробормотал Алек. – Пошел выяснять, куда я делся, это точно.

– Я должна уйти отсюда! – воскликнула Мира. – Он спросит, что я делала.

– Не беспокойся, ты можешь сказать ему, что обдумывала интересное предложение.

Мира пыталась оттолкнуть Алека; румянец на ее щеках запылал еще ярче, когда он обнял ее за талию.

– Отпустите, пока он не начал искать меня!

– Только после того, как я разберусь с тобой. Я хочу знать, как ты стала любовницей Саквиля. Очевидно, это не было физическое влечение. Тогда скажи мне, как и почему…

– Нет! – Когда Мира увидела, что ее вспышка встречена непроницаемо спокойным взглядом серых глаз, она попыталась смягчить свой ответ. – Сейчас.., сейчас нет времени.

– У тебя сколько угодно времени, – протянул Алек. – Я никуда не спешу.

– Прекратите! – воскликнула она в отчаянии, толкнув его в грудь.

– Спешишь туда, к нему? Он должен быть благодарен мне за то, что ты так возбуждена.

– Вы отвратительны!

– Время идет, и я не выпущу тебя отсюда, пока не узнаю, как было заключено ваше с лордом Саквилем соглашение.

– Проклятие! – воскликнула Мира, глядя на дверь. – Хорошо, я расскажу вам. Я с ним.., я живу здесь два года, с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Я встретила его после переезда из Франции.

– Ты приехала одна?

– Да, одна. У меня не было ни денег, ни работы; я была близка к голодной смерти. Шел сентябрь, очень холодный сентябрь. Я пробудилась и заболела, ослабев настолько, что не могла найти ни работу, ни еду. Я устроилась спать на телеге с сеном в Дувре и, наверное, потеряла сознание, потому что следующее, что помню, – я очнулась здесь. Лорд Саквиль очень добрый человек. Он привез меня; из своего кармана платил за питание, одежду и лечение, пока я не поправилась.

Алек ждал завершения истории, на ее упорное молчание он удивленно вскинул брови.

– Так все это закончилось в его постели из простой благодарности? – спросил он.

– Я привязалась к нему.

– А также к его деньгам и жизни в поместье.

– Да, – огрызнулась Мира. – Теперь ваше любопытство удовлетворено?

– Нет. Во-первых, почему ты уехала из Франции?

Взбешенная Мира вылила на него поток ругательств; при этом у нее было такое выразительное лицо и такой гневный тон, что его суровость частично прошла, и он, удивленно моргая, смотрел на нее.

– Если вы меня не выпустите из этой комнаты немедленно, – произнесла она с угрозой, – я подсыплю вам в вино толченый ревень и украду ночной горшок!

Алек приглушенно рассмеялся, неохотно выпуская ее из рук.

– Поскольку ваша просьба так очаровательна, я не могу отказать, – сказал он и, поклонившись, распахнул дверь.

Когда Мира, кипя от негодования, выбежала, Алек закрыл за ней дверь.

– Мой Бог! Мне угрожали ножами, пулями, кулаками, шпагами и страшными пророчествами, но ревенем – никогда!

* * *

Продолжая весело улыбаться, Мира поднялась к себе в комнату и обнаружила, что лорд Саквиль все еще там.

– Добрый вечер, милорд, – приветствовала она.

– Где ты была?

Когда было нужно, она умела убедительно врать.

– На кухне. Я разговаривала с миссис Дэниэл. А вы давно ждете?

– Нет, совсем недолго, – сказал лорд Саквиль, стараясь не смотреть ей в глаза. – Я пришел сюда, чтобы.., чтобы поинтересоваться, не расстроил ли тебя сегодняшний вечер.

Ты держалась прекрасно, но все же мне хотелось быть уверенным…

«У него вид провинившегося мальчишки», – подумала Мира и улыбнулась, невольно испытывая прилив нежности.

Было ясно: он не хотел причинять ей столько переживаний. Она прекрасно знала, что лорд Уильям Саквиль никогда никому специально не делал зла. Если бы не он, Мира умерла бы от простуды и холода тогда, два года назад, в сентябре. Она никогда не забудет его доброту.

– Должна заметить, – осторожно сказала она, – что я была захвачена врасплох всем этим.

– Я не видел красивого выхода из ситуации, – оправдывался Саквиль. – И тогда я сказал себе: «Черт возьми, старина, она хорошо играет. Какого дьявола, пусть сыграет!» И ты справилась с этим, Мира, прекрасно справилась!

– Будем считать, что все в прошлом, – ответила она. – Но, милорд, мне бы не хотелось, чтобы подобное повторилось.

– Конечно, конечно! – Лорд Саквиль с облегчением достал носовой платок и вытер вспотевший лоб. – Я очень рад, что ты все правильно поняла. Терпеть не могу, когда женщина обижена на меня, ты знаешь.

– Я знаю, – подтвердила Мира и улыбнулась. Она подошла к туалетному столику и достала узелок. – Раз уж вы здесь, возьмите: я нашла еще один корень мандрагоры для вас-. Но только принимайте понемногу…

– Теперь я знаю дозировку, – ответил лорд Саквиль, нетерпеливо запихивая узелок в карман. – Мне кажется, это помогает.

– Думаю, что да. – Слегка склонив голову. Мира насмешливо посмотрела на него.

– Ты никому не говорила об этом?

Он задавал один и тот же вопрос каждый раз, когда Мира приносила ему новый корень.

На какой-то миг Мира вспомнила, как проболталась Алеку Фолкнеру, но ведь он забыл об этом.., наверное.

– Наш секрет остается в тайне, милорд.

* * *

– Уолтер, – с отсутствующим видом спросил Алек, постукивая пальцами по краю фарфорового таза, – ты разбираешься в травах?

Волосы Алека были мокрыми и блестящими, как мех морского котика; после умывания капли воды висели на ресницах.

Уолтер приводил в порядок комнату. Он был верным слугой и идеальным камердинером Алека на протяжении последних пяти лет – трудолюбивый, хорошо воспитанный, умеющий молчать, чрезвычайно сдержанный. Иногда, правда, его чувство юмора все же прорывалось наружу. В свои сорок пять лет он был достаточно зрелым человеком, чтобы, когда требуется, дать совет, и достаточно бодрым, чтобы переносить трудности, сопровождая такого неспокойного и подвижного человека, как Алек.

– Милорд, – ответил Уолтер невпопад, – когда я скачу по саду, то не особенно обращаю внимание на землю, отлетающую от копыт коня.

– Черт возьми, – вырвалось у Алека; его лицо оставалось озадаченным. – Дай мне полотенце.

– Как бы там ни было, – сказал Уолтер, подавая ему большое полотнище из простого льна, использовавшееся вместо полотенца, – у меня очень много разрозненных знаний о разных вещах. Не могли бы вы иначе сформулировать вопрос?

– Почему бы нет? – Алек обернул это полотенце вокруг бедер и, отойдя от таза, потянулся за другим. – Для чего применяют корень мандрагоры?

Уолтер задохнулся от смеха. Его круглая голова, покрытая редкими пушистыми волосами, покраснела. Он обыкновенно гордился, что очень редко смеется и улыбается только в тех случаях, когда сдержаться просто невозможно. Алек нахмурился, наблюдая нехарактерный для Уолтера приступ смеха. В конце концов слуга взял себя в руки и принял свой обычный вид.

– Вам кто-нибудь недавно сказал, что вам нужна мандрагора? – поинтересовался он вежливо; уголки его губ подрагивали.

– Нет… Просто на днях я слышал упоминание об этом…

Я мало знал об этом раньше. – Он помрачнел, сардонически добавив:

– До сих пор не подозревал, что в моем образовании не хватает таких жизненно важных знаний.

– Вы, вероятно, последний человек в Англии, который не знает об этом, милорд, по той простой причине, что вам нет необходимости прибегать к воздействию мапдраюры.

– Ну, хватит стоять и глупо ухмыляться. Выкладывай, Уолтер!

– Это средство мужчины обычно применяют в определенных случаях, имеющих отношение.., к репродуктивным органам. Оно может усилить способность иметь потомство…

«О Боже, – подумал Алек. – Он хочет иметь от нее ребенка».

– ..или чаще, – продолжал Уолтер, – употребляется мужчинами в надежде, что оно излечит импотенцию.

Ни один мускул на лице Алека не дрогнул.

Ему потребовалось несколько секунд, прежде чем он сумел задать вопрос:

– Ты говоришь об импотенции в общеупотребительном значении этого слова?

Уолтер кивнул и продолжил уборку.

– Спасибо, – произнес Алек и глубоко задумался, вытирая голову полотенцем.

«Что за игру ведет Мира? Возможно ли, чтобы при всех чисто мужских разговорах, которые он ведет, Саквиль был импотентом? Или же Мира просто злонамеренная маленькая интриганка?»

Загрузка...