Садок для рептилий Часть I

Генри Слизар ПОСЛЕ ВОЙНЫ (Пер. с англ. Л.Брехмана)

Чиновник службы трудоустройства, обычно умевший сохранять профессиональное спокойствие, воскликнул с совсем непрофессиональным отчаянием

— Но ведь должна же для вас найтись какая-нибудь работа, доктор! С вашим-то преподавательским стажем. После войны потребность в учителях повысилась в тысячи раз…

Д-р Мейгэн откинулся в кресле и тяжело вздохнул.

— Вы не понимаете. Я не являюсь преподавателем в обычном смысле этого слова, а на предмет, с которым я лучше всего знаком, больше нет спроса. Конечно, люди нуждаются в знании — они хотят знать, как им восстановить разрушенный мир. Они хотят быть каменщиками, техниками, инженерами. Они хотят знать, как строить города, чинить машины, заживлять радиационные ожоги и сломанные кости. Они хотят знать, как делать искусственные конечности для жертв войны, обучать слепых, возвращать разум сумасшедшим и человеческий облик обезображенным. Вот этим вещам они и стремятся учиться. Вы это лучше меня знаете.

— А ваша специальность, доктор? Вы думаете, что она уже никому не нужна?

Д-р Мейгэн коротко рассмеялся.

— Я не думаю, я это знаю. Я пытался заинтересовать многих людей, но безрезультатно. Двадцать пять лет я учил студентов развивать у себя идеальную память. Я опубликовал шесть книг, из них две стали признанными учебниками в университетах. На протяжении первого года после заключения перемирия я объявил о восьминедельном курсе обучении — и получил только одно заявление. Как могу я найти применение делу своей жизни в этом новом мире ужаса и смерти?

Чиновник службы трудоустройства задумчиво пожевал губами. Вопрос доктора прозвучал для него как вызов. Когда д-р Мейгэн уходил, ответа на этот вопрос еще не было. Чиновник молча смотрел, как выходит из комнаты, шаркая ногами, понурый, отчаявшийся человек, и сам чувствовал отчаяние. Но этой же ночью, проснувшись от знакомого, привычного кошмара, он долго лежал без сна в своем убежище и думал о д-ре Мейгэне. К утру он знал ответ.

Через месяц в правительственной газете появилось объявление, вызвавшее быструю и бурную реакцию населения:

ХЬЮГО МЕЙГЭН

объявляет ускоренный 8-недельный курс

«УЧИТЕСЬ ЗАБЫВАТЬ»

Запись начинается 9 сентября

— Буду с вами откровенен, — сказал Даррел своему клиенту. — Если бы не произошла война и все так не переменилось, я мог бы добиться для вас относительно неплохого решения суда присяжных, ну, скажем, — непреднамеренное убийство. Но при теперешнем положении вещей…

Он устало потрепал молодого человека по плечу. Мак-Аллистер никак не отреагировал — он, казалось, окаменел.

— И что же теперь делать? — уныло спросил он. — Высшая мера?

— Попытайтесь же понять настроение суда, — ответил адвокат. — В результате войны население уменьшилось на девяносто процентов. И, что еще хуже, соотношение женщины — мужчины составляет примерно восемьсот к одному, и нет никаких признаков улучшения. — Он задумчиво нахмурил брови, — То, что я вам сейчас скажу, будет, пожалуй, передавать скорее дух закона, нежели его букву: если бы вы убили в ссоре женщин у, приговор суда был бы вполовину мягче. Таков уж сейчас мир, сынок. Вот до чего мы дошли.

— Значит, у меня нет ни шанса? Высшая мера?

— Это, разумеется, решат присяжные, но я хотел предупредить заранее. Нужно готовиться к худшему.

Дверь комнаты открылась и показалось тяжелое квадратное лицо бейлифа.

— Присяжные вернулись, Мак-Аллистер. Пойдем.

Адвокат молча пожал ему руку.

Решение присяжных: виновен в преднамеренном убийстве. Судья немедленно огласил приговор, чтобы он мог быть без проволочек приведен в исполнение. На следующий день Мак-Аллистер, бледный, стиснув зубы, зарегистрировал свой брак с восемнадцатью женами убитого им человека. Теперь у Мак-Аллистера была тридцать одна жена.

Свансон вошел в зал с таким невозмутимым видом, что это восхитило даже его недругов. Все знали, что сегодня ему придется нести ответ за неудачное руководство Объединенной Галантерейной Корпорацией. Но Свансона, казалось, ничто не тревожило. Составлявшие оппозицию члены совета, хотя и считали его спокойствие показным, стали тревожно переглядываться.

Председатель начал заседание без обычного торжественного вступления и сразу потребовал доклад от Отдела продажи. Содержание доклада заранее было всем известно, и сейчас никто не слушал унылое перечисление убытков. Гораздо интереснее было наблюдать за лицом Свансона: как он отреагирует на это публичное заявление о его неспособности руководить корпорацией.

Потом выступил Свансон.

— Джентльмены, — сказал он без малейшего намека на дрожь в голосе» — как мы сейчас услышали, продажа галантерейных изделий после войны резко уменьшилась. Сокращение прибылей никого из нас не удивило, но дело уже не в этом сокращении, а в том обстоятельстве, что предсказывается дальнейшее снижение спроса на наши изделия;

Джентльмены, я опровергаю прогноз Отдела продажи; я заявляю, что спрос будет высоким, как никогда раньше!

В зале стало шумно, в самом конце длинного стола кто-то нервно хихикнул.

— Я знаю, моим словам сейчас трудно поверить, — продолжал Свансон, — и собираюсь подробно все объяснить. Но вначале вам предстоит услышать очень необычное сообщение от очень необычного человека — профессора Ральфа Энтвиллера из Американского центра генетики.

Медленно поднялся бледнолицый человек, сидевший в почетном кресле рядом с президентом. Он слегка поклонился, потом заговорил едва слышным голосом.

— Мистер Свансон попросил меня рассказать вам кое-что о будущем, — неуверенно начал он. — Я ничего не знаю о проблемах галантереи. Моя область — генетика, а специальность — изучение радиационной биологии…

— Вы не могли бы говорить несколько более конкретно? — вмешался Свансон.

— Да, конечно. Я занимаюсь мутациями, джентльмены, мутациями, которые скоро станут нормой для новорожденных. Сейчас уже рождается около шестидесяти пяти процентов детей-мутантов, и мы ожидаем дальнейшего увеличения числа уродств…

— Мне все это непонятно, — недовольно проворчал председатель. — Какое это имеет к нам отношение?

Свансон улыбнулся.

— О, весьма большое. — Он взялся за отворот пиджака и внимательно оглядел лица сидящих за столом. — Дело в том, джентльмены, что скоро мы будем продавать в два раза больше шляп.

Мбойна, вождь племени аолори, спокойно, не выказывая никаких признаков страха, наблюдал за приближающимся к острову баркасом. Но лицо его оставалось бесстрастным не только потому, что так полагалось вести себя вождю племени: единственный из островитян, он уже видел белых людей. Правда, очень давно — лет пятьдесят, когда Мбойна был еще одним из деревенских мальчишек.

Баркас пристал к берегу, и один из белых, человек ученого вида, с короткой серебристой бородой, направился к островитянам, приветственно подняв руку. Говорил он запинаясь, но на родном языке Мбойны.

— Мы пришли с миром, — сказал он. — Мы проделали большой путь, чтобы найти вас. Я — Морган, а это мои товарищи, Хендрикс и Кэрью; мы ученые.

— Ну, говори! — свирепо прохрипел Мбойна, не забывавший о своем авторитете перед племенем.

— Была большая война, — начал Морган, опасливо поглядывая на окруживших вождя воинов. — Белые люди за большой водой метали друг в друга ужасные молнии. Своим оружием они отравили воду, воздух и тела людей. Но мы были уверены, что где-то остались Места, которых не коснулись мертвящие пальцы войны. Твой остров — одно из таких мест, о великий вождь, и мы приехали, чтобы жить здесь. Но вначале мы хотим кое-что показать: надеемся на ваше терпение.

Белые люди принесли из баркаса какие-то странные металлические ящики с крохотными окошечками. Они неуверенно приблизились к вождю и его соплеменникам, наставив на них эти непонятные штуки. Некоторые воины испуганно съежились, другие угрожающе подняли копья.

— Не бойтесь, — сказал Морган. — Это всего лишь игрушки нашей науки. Обратите внимание — они не издают никакого звука, когда их пустые глаза осматривают вас. Но — слушайте сейчас!

Белые люди направили ящички на себя, и раздалось быстрое громкое щелканье.

— Великая магия», — зашептали потрясенные островитяне.

— Великая магия, — почтительно повторил Мбойна, склоняясь перед белыми богами и свидетельством их божественности — щелкающими ящиками.

Со всеми возможными почестями островитяне проводили белых людей в деревню, где после подобающей церемонии обезглавили, разделали и съели за ужином.

Три дня и три ночи они праздновали свою удачу — ибо они тоже стали теперь богами. Маленькие ящики, если их направляли на кого-нибудь из островитян, начинали магически щелкать.