Сага о бескрылых (СИ)

Глава 21

ВРЕМЯ БЫСТРЫХ РЕШЕНИЙ

— У него кормило сломанное, — настаивала пустоголовая.

— Еще не сломанное, — Укс замахнулся «посошком».

Осел склонился к компромиссу и неохотно поплелся в дым — Грушеед, тянущий упрямое животное за веревку, облегченно засопел.

Логос-созидатель подсказывал, что осла можно понять. Ушастый устал, да и дым ему не нравился. До города трофей шел спокойно, шпионы по очереди тряслись на его спине, что, как оказалось, весьма ускорило движение. Но нынешний Хиссис у осла симпатии не вызывал, что, собственно, и не удивительно.

Шпионы благополучно добрались до Проездной площади. Уже стемнело. Горел Гэленский квартал, дым прибивало к земле, во дворе дышать было нечем. Попробовали завести осла в дом, но здесь было не лучше: мертвецы уже запах пустили. Пришлось не отдохнув идти к дому прыгучего жреца Игона. На улице шпионам попался голый человек с кособоко опаленной бородой — приплясывал на мостовой, что-то хрипло пел-завывал и даже не кашлял.

— Горожане тоже с ума сходят, — прозорливо заметила Лоуд.

— Может, этот и из братьев, — сейчас все сравнялись, — сказал, прикрывая рот рукавом, десятник.

Осла и Грушееда спрятали в соседнем дворе, Укс спустился в жреческий подвал. Здесь было сыро, тихо и даже по-своему уютно. Десятник разрыл землю — драгоценные бочонки никуда не делись. Укс вытащил прохладную тяжесть, поднял наверх.

— Э, хозяин, ты не тяни, — сказала сидящая в дверях оборотниха. — Позадохнемся.

— Терпите.

Пока перетаскивали бочонки через забор, прятали в мешки с рухлядью, да вьючили на осла, Укс и сам начал задыхаться. Кашляя и ругаясь, выбежали на улицу. Уже занялась угловая лавка на Проездной. Кое-как проскочили под летящими искрами и углями — осел там задерживаться не думал, но в относительно спокойном проулке, встал как вкопанный. Пришлось вразумлять.

Шпионы двигались в обход горящего квартала, идти пришлось через места боев: мертвецы лежали густо.

— Лучше б их в огонь покидали, — рекомендовала оборотниха, зажимая ладонью нос и рот.

— Не гунди. Нам какое дело? Покидают. Если будет кому.

— Ослу доверим. До лодки нас проводит, дальше ему все равно делать нечего.

Ушастый поглядывал на трупы — видимо, не особо жаждал в благородное погребальное дело впрягаться.

Промелькнули в дымном тумане ушлые люди с мешками, потом протарахтела груженая тележка. Мародеры шпионов, наверняка, видели, но драться желания не имели. Слабел Хиссис.

— Лоуд, ты мне бабой больше нравишься, но сейчас крепкий боец предпочтительнее.

— Ах, и затейник у меня хозяин, — оборотень приняла облик героя-полусотенника, подняла с мертвеца копье. — Про щит даже не говори — тяжесть переть не стану.

— Тебе что щит, что корзина прачки, все одно, пользоваться не умеешь, — пробормотал Укс.

— Не возводи понапраслину, десятник. Что в стирке хитрого?

Наконец, выбрались к порту. Дыма здесь тоже хватало, но с воды свежесть пробивалась.

— Теперь дело пойдет, — радостно заметила Лоуд. — На море всегда легче.

— Это если мы лодку найдем. Или сразу корабль подыскивать?

— Про груз вызнают. Может, и отобьемся, но бочечки…

— Да, тут Логос-созидатель велит усердно поразмыслить.

Сгоревшие пристани и мощеная мостовая остались позади, под ногами заскрипела береговая галька и песок. Сквозь дымную пелену проглянули волны бухты. Прибой мягко покачивал доски обгоревшей корабельной обшивки и тела моряков. Вдоль скалистого обрыва лепились рыбацкие хижины, но колья, к которым обычно привязывали лодки, были пусты. Впереди слышались смутные голоса, удары топора.

— Отыщется корыто, — заверила оборотниха. — Но нам бы передохнуть, хозяин. Выбор корабля — дело важное, свежего ума и твердой руки требующее.

Огня не разжигали, поужинали на ощупь. Лоуд нашла в рыбацком горшке колодезную воду, запивали черствые лепешки и рассыпающийся сыр.

— Прямо как в родной Храм вернулись, — вздохнула оборотень, принимая вторую мерку нэка.

— Там ослов было куда побольше, — проворчал Укс.

У здешнего копытастого осла громко бурчало в брюхе — жевал что-то относительно съедобное в углу хижины.

Оборотниха кинула плащ на низкий лежак у очага. Десятник ощупью лег, вытянулся — подраненная нога ныла, но нэк уже шел по жилам, нес покой и облегчение. Скрипнули жерди лежака, Лоуд легко коснулась напарника:

— Не желаешь? В море хорошо, но тесновато.

Возражать не хотелось — Укс лишь сдержал вздох, когда плоть на первую нежную гадость среагировала…

Было хорошо: чуть слышный плеск волн, голова пустая, нэк в крови: боль ушла, сладость осталась. Покой и хрумканье ослиное.

Выгибаясь навстречу умелой ласке, не выдержал, за голову ту игрунью схватил. Не хотелось гадать какая она сейчас — оказалось, встрепанная, но обстриженная. И, видят боги, хорошо, что такая…

…Отдуваясь, прошептал:

— Самой-то? Нужно что для тела?

Засмеялась чуть слышно:

— Брось об этом думать, хозяин. Иное мне интересно. В глаза человеку глянуть. Или розы вспомнить.

— А с телом многоликим мне, значит, не управиться?

— Не смеши. Расскажу когда-нибудь, вместе повеселимся, — невидимая Лоуд села. — Э, Грушеед, отдохнул? Выводи собрата.

В углу зашевелились.

Укс сел, нашарил новые сапоги — вроде по ноге, но на вспухшую ступню налезает с трудом.

— Слышишь, пустоголовая, ты бы меня перестала хозяином звать. Не так уж и смешно.

— Выдумаю шутку получше, эту брошу. Пошли, уж заполночь луна взлетела.

На берегу горел костер, сидели бойцы — судя по сплошь драной одежде — храмовые. На звук шагов вяло взялись за оружие.

— Слава Слову, я без дурных мыслишек, — поздоровался десятник.

— И тебе, — один из моряков всмотрелся. — С «Фоса», что ли?

— С него. Не видали кого из моих?

— Там ищи? — моряк ткнул пальцем в набежавшую волну. — Все там. Нэк продаешь или меняешь?

— Сам бы купил, — Укс присел к огню.

Молча смотрели на огонь.

— В лагере нэк есть, и у маячных, — тоскливо сказал один из бывших храмовых, болтая ложкой в котле с недоеденным рыбным варевом. — Отбить бы.

Опять молчали, потом узколицый гребец прошептал:

— Может, еще ничего. В городе кое-кто третьи сутки без нэка. Живы еще. Может и в своем уме останутся.

— Их все равно хиссийцы дорежут, — равнодушно предсказал моряк с замотанной рукой.

— От города уходить нужно. В скалах или на берегу отсидеться, переболеть, — продолжал узкомордый оптимист.

— Да как тут уйдешь, — вздохнул раненый.

Понятно, что от близкого нэка, пусть и чужого, уйти невозможно.

Моряки смотрели на бухту. Еще светил Хиссийский маяк, виднелись костры тамошнего отрядного лагеря.

— Я все ж рискну переболеть, — сказал Укс. — Лодку-то найти можно?

— Отчего ж. Сыщешь. Здесь-то только развалюхи остались — даже из бухты на таких щелястых не выгребешь. Но днем сторговать лодку можно. Горожане предлагали, но уж цену гнули… — моряк замолчал, вглядываясь в огни на той стороне бухты. — Гляньте, чего это маячные зашевелились?

Из темноты слышались далекие крики.

— Барка! Гляньте! Неужто течением занесло⁈

Берег зашевелился, откуда-то появлялись измученные, трясущиеся моряки, вглядывались в темноту.

— Неужто та⁈

— Она, потерявшаяся!

— Слава Слову! Спасемся!

Спешно отгребал от берега унир маячных…

Осла и мальчишку оставили в знакомой хижине. Оборотень бежала рядом с Уксом, перепрыгивали через тела у обугленной пристани, смотрели в бухту: маячный унир уже успел подойти к барке, собрался брать на буксир. Мелькали факела на берегу…

— Э, Укс, не может этого быть. Ни течением, ни ветром…

— Согласен. Но ты глянь: она же?

— Вроде она. Корма приметная. Но не может этого быть!

— Да, Логос-созидатель нынче крепко задумается. Там сколько нэка-то было?

— Лучше спроси, сколько храмовых мордосов пойла жаждут…

Левее сгоревшей пристани скопилось неожиданно много народа: и храмовые, спешащие в сторону маяка, и горожане, даже бабы полуголые откуда-то повылезали. Кричали, размахивали факелами.

— Нэк везут!

— На год хватит, пополам мне развалиться!

— С Сюмболо подкрепление идет!

Визжал кто-то истошно, метался по кромке берега, разбрызгивая пену прибоя:

— Не ведите! Не ведите ее сюда! Сгинем все! Боги гневаются! Что творите, скоты безумные⁈

— Э, хозяин? — Лоуд сбилась с шага.

Укс тоже остановился, узнав визгливого оратора.

Карлик Ссандр забежав по пояс в воду, вглядываясь в подходящий унир, волокущий барку.

— Уведите ее! Уберите! Гибель нас ждет!

Люди бежали по берегу, не обращая внимания на визг спятившего коротышки.

Волна чуть не опрокинула карлика, тот схватился за голову и, рыдая, прокричал:

— Проклят Хиссис! Нет мне прощенья!

Пена залепила морщинистую физиономию, накрыла рыдающего крикуна с головой.

— Чего это он такое выл? — озадаченно спросил Укс.

— Ну, пора крысиного хитреца порасспросить, — оборотниха схватилась за нож.

— Так смыло его.

— Как смыло⁈ Вон выполз!

Шпионы подбежали к воде: Ссандра не было, лишь хлопья пены впитывались в песок.

— Ладно, потом. Глянем что с баркой. Она ведь и правда груженая, — Укс двинулся к толпе, поджидающей подходящие корабли, но оборотень ухватила за рукав.

— Ты на бухту глянь.

С бухтой действительно что-то было не так: волны изменились. Что-то похожее вспоминалось, но десятник, без всякого сомнения, никогда раньше не видывал гавани, набитой сгоревшими остатками кораблей.

— Может, от гари? — неуверенно пробормотал Укс…

Толпа кричала все громче: глубина у берега была вполне достаточной, унир подвел барку. Кто-то из храмовых бросился в воду, надеясь первым вскарабкаться на борт, уже прыгали на барку гребцы с буксирного унира…

— С факелом осторожнее! — командно орали с корабля. — Выдавать по мерке будем! Строиться на берегу десятками!

Укс покрутил головой: ничем Храм не убьешь, вот, даже какой-то уцелевший сотник орет как ни в чем не бывало.

На палубе барки уже стояли трое с копьями — порядок соблюдать призывали. Гребцы занялись крышкой трюма…

Укс не понял, пустоголовая тоже замерла…

Крышка люка поднялась сама сбой и оттуда полезло что-то черное и густое. Хотя, может быть и не черное, но точно тягучее, довольно подвижное, но вовсе не человеческое…

…Вскрикнул мгновенно поглощенный живой чернотой гребец, остальные исчезли, кто-то из моряков полетел через борт, чернота начала рассыпаться на части, тяжело сыпаться в воду. Укс, наконец, разглядел отдельные фигуры, оружие, неловкие взмахи хвостов.

— Тритоны… — выдохнула оборотень.

В этот миг выползающая из бездонного трюма чернота устрашающе замычала:

— Эхк!

В воде нелепость хвостатых фигур мгновенно исчезла, заодно сгинул и попытавшийся плыть к берегу моряк. Через мгновенье волна выбросила тритонов на гальку — ударили их остроги — рухнул у воды первый ряд ошеломленных и оглушенных моряков и горожан.

— Удираем, — Укс дернул оборотниху за плечо.

Шпионы рванули прочь по берегу, а за их спиной начался бой. Люди, не попавшие под первый удар острог, успели отскочить от кромки прибоя. Оружие имелось у всех, правда, мечи, топоры и немногочисленные копья не давали преимущества перед острогами, зато опыта драки у людей было побольше.

— Бей тварей!

— Эхк!

Крики, рев, треск оружия…

— Очень вместительная барка, — подметила пустоголовая, оглядываясь.

— Это не барка. Конь…

— Спятил, хозяин⁈

— Беги, они не только там…

— Вообще не фрух, — сообразила Лоуд.

Партнеры выскочили на остатки пристани — темнота меж обугленных свай и корабельных бортов шевелились — выползали на берег десятки хвостоногих фигур, клокотали свое:

— Эхк!

Укс взял курс подальше от берега. Лоуд не отставала.

— Вы же, вроде, соратники? Может, поговоришь с ними? — десятник нашаривал в поясном чехле наконечник тичона.

— Сейчас⁈ Логос-созидатель весьма удивится беседам в такую ночь.

Шпионы спрыгнули на рыбацкий берег — кое-где из волны выползали тритоны, но здесь их было не так густо.

— Не успеем, порт, считай, у них.

— По скалам поднимемся.

— Без осла и бочонков⁈

Укс остановился и принялся навинчивать наконечник.

— Быстрей давай! Не успеем! — торопила запыхавшаяся оборотниха.

— Мы здесь! — закричали из темноты под скалами.

Десятник разглядел осла и мальчишку.

— Говоришь, ночь не для бесед? Кончилась молчанка-то.

— Не, это у осла голос прорезался, — предположила Лоуд.

Повернули обратно к порту. Осла подгонять не пришлось, скакал так, что вьюки подлетали. Недалеко от пристаней дорогу шпионам преградили три фигуры: неловко стоящие на ластах, но вооруженные.

— Э, мы не городские, мы просто мимо проходим, — заверила тритонов Лоуд. — Помните меня? Я командовала захватом барки.

— Эхк! — булькнул рослый тритон, напирая.

— Они дурные! — сообщил, пятясь, не вовремя разговорившийся Грушеед.

Осел тоже пятился.

— Чего встали, раз сами умные⁈ — рявкнул десятник. — Обходите.

Тритон пытался ударить двузубой острогой, но достать десятника смог бы боец пошустрее раза в три. Укс легким касанием отклонил острогу, кольнул дарка в грудь — тритон согнулся. Опытная оборотниха взмахами копья отвлекала второго ногохвостого, тоже вооруженного острогой. Десятник мимоходом кольнул крайнего тритона, тот выронил широкий нож…

Мальчишка с ослом уже проскочили вдоль склона. Укс крикнул пустоголовой, норовившей метнуть копье в своего противника:

— Оставь! На что тебе рыбий мордос?

— Так это он меня кольнуть пытался, шмондец упертый, — оборотень легко оббежала неповоротливого противника.

Шпионы взобрались на мостовую набережной, осла и подталкивать не пришлось — взлетел испуганной птицей. У пристаней и Морского дворца ковыляли сотни неуклюжих фигур, но Южная улица была свободна. Шпионы прорысили по мостовой, и, чувствуя себя в безопасности, остановились передохнуть. Берег был темен, лишь у лагеря под маяком мелькали огни — там продолжался бой. У барки, видимо, все кончилось быстро: уцелевшие люди бежали. Во тьме едва ли можно было рассмотреть-угадать, но, казалось, Хиссис атаковали тысячи тритонов.

— Эхк! — стонал порт.

Партнеры переглянулись.

— Ты понимаешь, что они требуют? — прохрипел Укс.

— Догадалась, — призналась Лоуд. — Но видят боги, я здесь не причем. И мысли не было советовать хвостоногим припёркам наш эликсирчик пробовать и приобщаться.

— Ющец меня поимей, мудрецы подводные сами догадались. Логосу-созидателю стоит удивиться. Я не думал, что дарки могут быть столь тупы.

— Э, видимо, я совершенно напрасно пыталась тритонам о себе напомнить, — пробормотала оборотень. — Надо бы вернуться и добить этих троих.

— Поздновато. Там их уже несколько десятков. Но едва ли они тебя узнали в крепком парне с копьем.

— Они не такие тупые и знают, кто такие коки-тэно, — уныло возразила Лоуд.

— Это они раньше были «не такими тупыми», — поправил десятник. — Похоже, нэк им не только память отбил. В любом случае, зачистить такой длинный «хвост» нам не по силам. Уходим.

— Куда?

— Будет время, поразмыслим. В лодку я сейчас садиться вовсе расхотел.

Любящая море оборотниха закивала — водный путь ей тоже разонравился.

Двинулись вглубь города. Имело смысл обойти горящие кварталы, отсидеться. Осел и мальчишка настороженно оглядывались.

— Не догонят, — успокаивающе заверила Лоуд, пытаясь примостить на плече надоевшее копье. — Они дарки морские, на улицах смехотворно бессильны.

— Заткнись! — прошипел Укс, вглядываясь в дым.

На миг развеялась пелена, порванная взмахом широких крыльев: сидели на мертвых телах горбатые тени, топорщили перья. Вот одна из жутких теней встряхнулась, показала крючконосый профиль и налитую женскую грудь, нагнулась, рванула клювом брюхо мертвеца. Нет, еще не мертвеца — несчастный конвульсивно согнул ногу.

— Это не сирены, — прошептала Лоуд.

— Левая — сирена, вон, перья на шивороте гладкие и крылья меньше, — едва слышно отозвался Укс.

— Сирены и керы

[1]

⁈ Вместе⁈

— Пойди и убедись.

— У меня души нет, зачем я этим дурам? — засомневалась оборотень.

— Проверь. Может, есть душонка?

Отступали медленно, осел тоже что-то такое учуял, хотя о керах вряд ли слыхал в своей короткой невеселой жизни.

Обошли вдоль реки, здесь было тихо, вода омывала скопившиеся у мостика пласты мертвых тел. Луну задернуло дымное покрывало, может от этого дикие крики, доносящиеся с Речной площади, казались очень далекими. Шпионы свернули на мощеную Дворцовую, остановились: с мутного неба доносились голоса.

— Поют, — прошептала Лоуд.

— Не слушай. Эй, Грушеед, уши заткни. Околдуют.

Уши мальчишке заткнула оборотниха, спешно нашарившая в поклаже остаток лепешки и нажевавшая клейкого мякиша. Теперь приходилось знаками показывать Грушееду куда вести осла.

— Лучше бы бросить, — ныла Лоуд.

— Обоих?

— Да хоть одного, ющец их…

— Так и иди сама-одна. Легко проскочишь.

Пустоголовая промолчала.

С неба снова неслось нежноголосое:

— Нэк, нэк, сладкий нэк, люди, подарите нам нэк…

Укс старался держаться ближе к пожарам: летать над огнем не слишком приятно, этого даже бескрылые не забывают.

Потянулись трущобы Арисской окраины, шпионы свернули в узкий дворик, остановились перевести дух: осел и мальчишка кашляли.

— Э, хозяин, а куда мы бежим? — уточнила Лоуд, устало опираясь на копье.

— За город бы вырваться, — Укс продолжал прислушиваться.

— В скалы? Там дымов нет, придется в кустах и лесах отсиживаться. План нужен, как настойчиво подсказывает озабоченный Логос-созидатель.

— План был. Тритонов и кер в нем не имелось.

— Мы с дарками не собирались воевать.

По улочке пробежали люди:

— Быстрее! Там лодок мало, не успеем, демоны сожрут, — хрипел старческий голос.

Укс переглянулся с оборотнихой — та пожала плечами — видимо, люди окончательно спятили, раз к лодкам рвутся. В волнах тритоны, в небе крылатые — как по морю уйдешь?

— Они в Мельчанку бегут, — догадался мальчишка, успевший вычистить зверски чешущееся ухо.

— Э, хозяин, ладно я шмонда старая, беспамятная, — злобно забубнила Лоуд. — Ты-то чем думал? Понятно ведь — в Мельчанку идти нужно. Там тритонов точно нету.

— Я совета многознающей даркши ждал, — объяснил десятник и ободрил осла прикосновением «посошка».

Побежали по изогнутой улочке, выскочили на Олимскую — улица вела прямо на запад, где-то там, за хребтом, на мелководном западном побережье, приютился крошечный поселок Мельчанка. Места по слухам никчемные — бухта неудобная, в отлив в море вообще не выйдешь, рыбы мало, только и толку, что отмели с бесчисленными ракушками-сиделицами. Но лодки там должны быть. Может, даже и крупные рыбацкие «салми». Если успеть первыми…

Шпионы обогнали группку горожан. Те, груженые узлами, тоже спешили, настороженно смотрели на конкурентов, но драться не слишком жаждали.

Домишки нищей Ариской окраины закончились, впереди темнела наезженная дорога, развилка…

— Головы пригните, — предупредил Укс. — Сеть повешена.

— Какая сеть⁈ — нюхливая оборотниха выругалась.

Кишки и рваные ленты свежесодранной кожи были растянуты между кустами, дальше, сложенные в причудливый узор, лежали мертвые тела: частью растерзанные в куски мяса, частью просто безголовые — горка шаров-черепов высилась отдельно, точно посреди дороги.

— Обходим, — Укс сплюнул.

Ломились через кусты, стараясь не смотреть в сторону дороги.

— Это пентаграммой называется, — сообщила Лоуд. — Но я таких диких не видела.

— Ющец с ними. Не должна магия глупых сирен и грубых кер на нас действовать.

— А если там не только керы? Такое искусство больше эриниям

[2]

подобает, — пробормотала пустоголовая.

— Не болтай. Нет в мире эриний, только в легендах наших остались.

— Э, откуда мне ваши легенды знать, а, хозяин? Это вы в Сюмболо сидели, носа не высовывали, а мир-то побогаче ваших пыльных свитков.

— У вас и таких свитков нет, — Укс пресек дискуссию не магическим, но вполне чувствительным ударом «посошка».

Шпионы выбрались на дорогу. Начинало светать…

[1]

Керы — олицетворение судьбы в греческих мифах; первоначально души умерших, превратившихся в крылатых демонов-женщин, прилетающих к умирающему человеку и похищавших его душу.

[2]

Эриннии — древнегреческие крылатые богини мести.