Сага о копье: Омнибус. Том II

Маргарет Уэйс, Дон Перрин Демоны разума

Посуда ударилась об пол — тарелки треснули, кружки разбились вдребезги, — эти звуки напоминали последний тревожный сигнал перед бурей.

Шум привел в себя разомлевшего на солнце Карамона — тот дернулся и с размаху ударился головой о нависающую полку. Задумчиво потирая голову, он гневно уставился на стойку, когда мимо пронеслась Тика, одарив его ВЗГЛЯДОМ.

Карамон всегда думал о ее взгляде как о ВЗГЛЯДЕ — именно так, написанном заглавными буквами. Теперь он часто удостаивался таких ВЗГЛЯДОВ. ВЗГЛЯД был очень красноречив и выражал следующее:

«Попробуй скажи хоть слово, Карамон! Хоть слово!»

Карамон бился с гоблинами, хобгоблинами, драконидами, драконами и несчетным числом воров, разбойников и злых жрецов. Но он знал, что лучше подчиниться ВЗГЛЯДУ, ведь он нежно любил жену. Если бы его попросили назвать самую прекрасную, мудрую и храбрую женщину на Кринне, он назвал бы Тику Вайлан Маджере. Немедленно и без сомнений.

В ее рыжие волосы уже прокралась седина, а прежде смеющееся лицо испещрили морщины — следы многих горестей и слез. Оба сражалась бок о бок с ним за возвращение Богов на Кринн, оставалась с ним, когда Боги покинули мир. Карамон и Тика потеряли на той войне двух нежно любимых сыновей, присутствовали на похоронах двух лучших друзей. Любовь давала им силы и утешала в горе. Карамон был благодарен ей за то, что в ужасные дни, когда он медленно погибал от «гномьей водки», Тика смогла вырвать его из объятий крепкого пойла.

Карамон знал, что мир без Тики — не то место, где он собирается жить, но, получая очередной ВЗГЛЯД, всякий раз жалел, что мир не может распахнуть пасть и в один миг проглотить его.

Карамон прикусил язык и пошел за шваброй, чтобы вытереть разлитый эль.

— Вот так, Джасар, — донесся с куши голос Тики, — попробуй взяться по-другому… Это всего лишь несколько разбитых тарелок и пара кружек пива…

Карамон мысленно застонал — он знал, каким образам Тика ведет счет. «Всего лишь» означает пятнадцать или двадцать, а то и больше. Ему и в голову не приходило, как официантка может быта такой неуклюжей. Но он молчал до самой ночи, когда двери гостиницы закрылись за последим клиентом и пришла пора ложиться спать.

Карамон сидел на кровати в стаскивал сапоги, Тика устроилась перед зеркалом, расчесывая волосы, как всегда делала веред сном. Ровно сто движений расческой. Силач ощутил прилив смелости, увидев, что жена расположилась к нему спиной.

— Я знаю, ты ее любишь, дорогая… Но мне кажется, пора уволить Джасар…

Карамон забыл про зеркало. Он обнаружил это слишком поздно, поняв, что ВЗГЛЯД работает одинаково хорошо и через отражение.

Отскочив от зеркала, ВЗГЛЯД ударил его прямо между глаз.

— Она еще слишком мало времени провела у нас. Ей надо научиться большему. Подносы большие и неудобные, их тяжело ухватить и сбалансировать. А, кроме того, у нее неприятности дома и она расстроена. — Тика расчесывала волосы с такой силой, что они потрескивали.

Карамон робко выдохнул.

Если Тика начала оправдываться, значит, он в безопасности. А ВЗГЛЯД просто сработал по привычке. Но осторожность не помешает.

— Она уже работает три месяца, дорогая… — Он произнес эти слова мягко, чтобы сделать их наблюдением, а не аргументом в споре. — И сначала неплохо зарекомендовала себя, не то чтобы очень здорово, но терпимо… Но с течением времени ничего не поменялось, наверное, даже стало хуже! Клиенты жалуются, что Джасар путает заказы или не приносит их вовсе. Она стала нервной, как кендер в заключении! И это пятый поднос с тарелками, который она уронила на этой неделе. Я еще согласен менять их раз в неделю, а теперь не могу видеть улыбки гончара, когда тот встречает меня в своей лавке. Да он уже планирует построить себе новый дом! Мы теряем клиентов, мы теряем деньги… Мне жаль, Тика, Джасар хорошая девочка, но мы больше не можем позволить себе ее содержание…

Он приготовился пригнуться, как только ВЗГЛЯД начнет свой путь, но Тика лишь вздохнула, отложила расческу — всего после семидесяти девяти движений! — и повернулась к Карамону, ласково глядя на него:

— Это четвертая работа, которую она меняет за год. Если я прогоню ее, они с мужем будут голодать.

— А что муж? — спросил силач. — Почему он ей не помогает? Если подумать, что-то не припомню, чтобы видел его…

— А ты сходи в «Корыто», — бросила Тика.

— Так вот в чем дело… — Карамон сразу стал серьезным. Он сам одно время проводил в «Корыте» по многу часов, когда пристрастился к «гномьей водке».

— Он калека, потерял на войне руку, — добавила жена.

— Наши сыновья потеряли больше, — спокойно заметил муж, — они отдали жизни… А этому парню повезло.

— Он, кажется, так не думает. В любом случае, именно поэтому голова Джасар занята совсем другими делами, а не работой. Она переживает за него, волнуется. Я знаю, каково ей сейчас, Карамон, со мной было так же, когда ты пил. Но, по крайней мере, ты не делал…

Она замолчала.

— Не делал чего? — Карамон нахмурился. — Он ее бьет, что ли?

— И всегда говорит потом, что сожалеет… Но, это не наше дело, Карамон!

— Да уж! — Силач вскочил и сжал огромные кулаки. — Я пропишу ему любимого лекарства, пусть узнает, каково оно на вкус. Нет большего труса среди мужчин, чем тот, который поднимает руку на женщину!

— Карамон, не надо! Пожалуйста! — Тик вскочила и успокаивающе положила руки на плечи мужа. — Ты сделаешь только хуже.

— Ладно… — Карамон погладил растрепавшиеся волосы жены. — Я не буду груб с ним настолько, насколько хотел. Но я должен с ним хотя бы поговорить, мне-то известно, что происходит, когда голова по уши в бутылке.

— Так Джасар останется? — Тика сжалась, как птенец, на широкой груди мужа.

— Пусть, — вздохнул Карамон. — А этот гончар может строить себе новый дом…

На следующий день Карамон снял передник н, аккуратно повесив его на стойку, покинул гостиницу.

Он шагал по дощатым настилам — ведь Утеха была выстроена на гигантских валлинах, и здания связывали висячие мосты и длинные переходы. Люди подходили к нему обменяться рукопожатиями и перекинуться парой фраз, дети просились прокатиться на его широких плечах, а коты терлись у мощных ног.

Скромный по натуре Карамон всегда удивлялся повышенному вниманию к себе, но получал от этого искреннее удовольствие. Когда он смотрелся в зеркало Тики, то видел здоровенного мужчину средних лет (не жирного, а именно здоровенного) с широким лицом и начавшим появляться вторым подбородком и абсолютно не понимал, что в нем такого особенного. Чего он не мог заметить, так это открытости и честности собственного взгляда, который, казалось, говорит: «Я перенес множество страданий, но, несмотря на это, нахожу радость в каждом восходе и солнечном луче».

Теперь Карамон Маджере был одним из самых уважаемых и любимых людей в Утехе. Но так было не всегда — еще недавно он вызывал отвращение, валяясь пьяный под ногами прохожих и обливаясь жалостливыми слезами. Дети шарахались от него, а люди показывали пальцами. Он не любил себя тогда и не был удивлен, что его никто не любит.

Размышляя о подобных вещах, Карамон направлялся к дому Джасар Латхаузер, расположенному в старой, почти заброшенной части Утехи. Здесь селились в основном бродяги, проходимцы и подозрительные личности. Здания лепились к стволам, гнилые и почерневшие, готовые рухнуть в одно мгновение. Карамон не раз предлагал, чтобы их снесли, а потом построили новые в безопасном месте. Глядя на них, он сделал пометку в уме снова поднять этот вопрос на следующем собрании городского совета.

Он нашел нужный дом, который выглядел чуть крепче других, и постучал в дверь. Никакого ответа, хотя муж Джасар явно был дома. Из щели явственно пахло «гномьей водкой». Вероятно, дрыхнет после вчерашнего. Карамон забарабанил сильнее, но потом понял, что этот способ не поможет, у него самого в голове после пьянки гномы стучали не умолкая. Человек просто не разберет новых звуков.

Дверь была не заперта, даже не имела замка, и Карамон распахнул ее. В нос немедленно ударил запах водки и рвоты, заставив его сморщиться. В единственной комнате лачуги на кровати лицом вниз прямо в одежде лежал человек. Даже солнце, заглядывающее в окно, казалось смущенным, поэтому лучи падали только на ножку кровати, не касаясь спящего.

Карамон развернулся на пятках и отправился к ближайшему колодцу, наполнил ведро ледяной водой, вернулся в дом и опрокинул его над человеком, заставив того подскочить и изумленно захлопать глазами, сплевывая воду и отфыркиваясь.

— Ах ты, гадина! Соображаешь, что делаешь?! — Близорукий, он не мог разглядеть, кто перед ним, и принял Карамона за жену, поэтому замахнулся на него левым кулаком, потому что правого не было — рукав просторной рубашки болтался. — Ты же знаешь; что лучше не будить меня…

— Я не твоя жена! — От раскатов баса Карамона задребезжали треснувшие стекла. — Но можешь попробовать свой удар на мне, Джемел Латхаузер. Только предупреждаю — затем мне придется ответить…

Пораженный мужчина сощурил глаза и нахмурился:

— Что за ерунда… парень… что ты здесь делаешь… запутался…

— Меня зовут Карамон Маджере, а твоя жена работает на меня. Поэтому я и пришел.

— Она сказала, что я ее бью? Проклятая лгунья! В любом случае это не ваше дело…

Джемел встал и покачнулся. Он был грязен и небрит, одежда пестрела заплатами. Но когда-то он был видным парнем, на теле еще виднелись мускулы, хотя над поясом уже нависало брюшко любителя эля. На лице, теперь опухшем и оплывшем, еще выделялся решительный подбородок. И, даже назвав жену лгуньей, он отвел глаза — видимо, прекрасно понимая, во что превратился.

— Твоя жена любит тебя, — начал Карамон.

— Ничего подобного! — зарычал Джемел сквозь похмельный туман. — Она лишь жалеет меня из-за этого… — Он потряс пустым рукавом. — Мне было бы лучше без нее, но она упрямо висит на моей шее…

— Может, стоит избить ее еще пару раз, и тогда наверняка избавишься, — проговорил Карамон. — Послушай, Джемел, я знаю, каково тебе сейчас.

— Откуда тебе знать! — закричал Джемел с такой болью, что Карамон поразился. — Проклятье! У тебе есть обе руки! Как, во имя Богов, ты можешь знать, что я чувствую?! Убирайся вон, ублюдок!

Джемел схватил Карамона за рубашку, словно был способен вытолкать силача наружу. Тот одним движением освободился от его дрожащей руки.

— И все же послушай… — терпеливо начал он.

— Нет, сам слушай! — Джемел изо всех сил пнул Карамона в живот, отчего силач согнулся и отступил на шаг, — Убирайся! Занимайся собственными делами!

Карамон перевел дыхание:

— Ты только что сделал это дело моим…

Он бросился на Джемела. Хоть и с одной рукой, Джемел был значительно моложе, а кроме того, в армии его явно учили драться без оружия. Но Карамон быстро уложил его на лопатки и уже занес кулак для последнего удара, когда увидел слезы на лице противника.

Силач удивленно опустил руку:

— В чем дело?

— Ну, бей же! Бей! Покончи со мной! Бей! — Джемел уже откровенно рыдал, сотрясаясь и всхлипывая.

Карамон ошеломленно поднялся, не зная, что делать с человеком, который ведет себя как ребенок. Он нерешительно потрепал его по плечу, и муж Джасар скривился.

— Моя рука! — сипло закричал Джемел. — Она болит! Как она болит. Я никак не могу унять эту боль!

— Я слишком сильно на тебя навалился, мне очень жаль… — виновато протянул Карамон.

— Да не левая, — сказал Джемел, медленно поднимаясь. — Правая, та, которой я всегда держал меч… Она до сих пор сжимает клинок и ноет так сильно, что я никак не могу ослабить боль…

Карамон безучастно посмотрел на Джемела:

— Но у тебя нет правой руки.

— Могу поклясться, со зрением у тебя все в порядке! — Джемел негодующе посмотрел на него. — Но она продолжает беспокоить меня… Я чувствую ее день и ночь, никак не могу выпустить проклятый меч! Не могу спать. Не могу работать. Скоро я сойду с ума… Я бы обрубил ее, если бы за меня уже не постарались…

Про себя Карамон уже решил, что Джемел свихнулся, и подумал, что это не самый плохой вариант для парня.

— Так ты пьешь… гм… чтобы ослабить боль?

— Ха! — Джемел горько усмехнулся. — Думаешь, помогает? Ничего подобного. Я чувствую боль, сколько бы ни выпил… Но потом я могу уснуть…

— Это не сон, а пьяное забвение. Как ты потерялруку?

— Тебе какое дело? — Джемел снова стал угрюмым. — Так получилось…

Карамон некоторое время размышлял.

— Так, давай приведем тебя в порядок. Когда ты в последний раз хорошо ел, не считая, конечно, выпитой «гномьей водки»?

— Не знаю, — устало ответил Джемел. Он встал и, покачнувшись, едва снова не упал, но ухватился за спинку ветхого стула и сел, закрыв глаза. — Какая разница? Мне жаль, что я ударил тебя, но, если я желаю упиться до смерти, как ты мне помешаешь?

— Тут вопрос с посудой, — пробурчал Карамон, — и с гончаром, решившим построить новый дом…

— Чего? — Джемел уставился на него.

— Да не бери в голову, разберемся позднее. А теперь давай-ка, хорошенько позавтракаем. Мало найдется на свете мужчин, которых бы не вылечила горячая яичница с ветчиной. А пока будешь есть, расскажешь мне о сражении… Знаешь, я тоже немного был солдатом, — добавил он скромно.

— Ты прав, Карамон, — сказала Тика следующим утром, — этот Джемел и вправду безумец. Как может болеть несуществующая рука? Как отрубленная рука может держать меч? Скажу Джасар, пусть поскорее бросает его, не жить же с ним до… — Она сделала паузу и посмотрела на мужа. — Что ты затеял?

— Просто упаковываю пару вещей. — Карамон укладывал рубашку и чулки в кожаный мешок. — Собираюсь отправиться в небольшое путешествие. Джемел еще не знает, но пойдет со мной. Возьмем лошадей — не исключено, что они помогут в моем плане…

— Возможно? С тобой? — Тика непонимающе воззрилась на мужа.

Возможно, одна из причин, по которой их брак вынес столько невзгод, состояла в том, что Карамон еще мог удивлять жену.

— Ладно, — произнесла она, уперев руки в бока. — И что там у тебя запланировано?

Карамон некоторое время разыскивал в углу походные сапоги.

— Я знаю, что чувствует Джемел, говоря об отрубленной руке. Я подобное испытал, когда Рейст уехал принять черные одежды. Часть меня оказалась отрезанной, но все еще болела. Ты дала мне время найти себя, думаю, Джемелу необходимо то же самое. А ты пока отнеси это плотнику Джону. — Силач медленно развернул бумагу, которую вынул из кармана. — Пусть сделает мне коробку по этим размерам: три фута в длину, два фута в ширину и фут высотой. Здесь надо просверлить три отверстия шесть на два дюйма. Крышка не нужна — верх будет открытым, а в середине нужна перегородка. Скажешь ему, пусть берет старую древесину из обветшалых лачуг, чтобы она выглядела действительно старой. Да, и пусть вырежет Символ Глаза, ну помнишь, какой обычно используют маги. Все должно быть готово через три недели, к нашему возвращению.

Тика подошла и положила ладонь ему на лоб.

— Лихорадки вроде нет, — подозрительно сощурилась она. — А ты в «Корыто» не заглядывал?

— Да трезвый я, — улыбнулся Карамон, наклоняясь и целуя жену. — Вернусь через три недели, присмотри за Джасар…

— Ты ничего не хочешь мне объяснить?

Карамон серьезно покачал головой:

— Ты моя жена, Тика, и я люблю тебя больше жизни… Но ты не сможешь сохранить тайну даже ради спасения собственной души.

Щеки Тики вспыхнули, но силач был настолько серьезен, что ее гнев сменился смехом. Неохотно, но она признала, что муж прав.

— Пусть Боги помогут тебе, Карамон, — нежно поцеловала его Тика.

— Богов уже нет, ты же помнишь.

— Кого ты слушаешь, Фисбена? Вот уж поверил старому глупцу, который и имя свое не всегда помнит! Отправляйся, Карамон Маджере, я не намерена весь день стоять здесь и слушать всякую чепуху.

Джемел сначала отказался ехать и был непреклонен. Карамон не спорил — просто уселся в доме, неподвижный, как пик Глаз Просителя, заявляя, что просидит, если надо, так целый месяц. Напрасно Джемел спорил и угрожал, проклиная Карамона.

Тот говорил только одно слово:

— Одевайся.

Джемел даже не знал, куда они направляются. Мужчины были в пути уже неделю, а он так ничего не выяснил, кроме того, что трясется по дороге вслед за огромным чурбаном, владельцем гостиницы, кажется, всю жизнь.

Да, вроде Маджере был Героем Копья — Джемел слышал истории бардов и песни менестрелей о том, как Карамон бился с драконами и даже с самой Темной Королевой, а его брат стал самым могущественным магом из когда-либо живших на Кринне.

Может, и так, а может, нет.

Менестрели и барды также любили петь о Войне Хаоса, о славе и чести. Они никогда не говорили о страхе и ужасе, что ломает солдата в считанные мгновения, не пели о крови, смерти и боли. Джемел ехал, мрачно сжав зубы, лишь иногда намекая Карамону о необходимости остановиться и промочить горло в ближайшей таверне.

Карамон всегда отказывался.

Сначала они питались захваченным продовольствием, а когда оно вышло, охотились и ловили рыбу. Жаркое солнце и работа потихоньку изгоняли яд «гномьей водки» из крови однорукого ветерана, еда вновь стала приносить удовольствие. Карамон был прекрасным поваром, его тушеные кролики оказались лучшими из пробованных Джемелом. В сумерках он засыпал мгновенно, утомленный дневными делами, но посреди ночи всегда просыпался с криком, нащупывая несуществующую руку.

На восьмой день они достигли места в северной Абанасинии, недалеко от побережья, и Джемел понял, куда лежит их путь. Он остановил лошадь и впился взглядом в Карамона:

— Что ты задумал, демон тебя раздери? Решил отколоть смешную шутку?

— То сражение прошло недалеко отсюда, не так ли? — Карамон осмотрелся по сторонам. — Ты говорил, что отметил своим мечом могилу…

— Мечом… — прошептал Джемел, и слезы навернулись на его глаза. Он сморгнул их и яростно дернул поводьями, разворачивая лошадь. — Я уезжаю!

Карамон перехватил лошадь ветерана за уздечку.

— Меч! — быстро сказал он. — Тот меч, что ты держишь все время в руке! Надо найти его!

— Ты сумасшедший, — дернулся Джемел. — При чем тут меч, какое он имеет отношение ко мне?

— Ты знаешь, что мой брат был великим магом?

— Да, и что с того?!

— Я кое-чему научился у него, — торжественно произнес Карамон, — и здесь чувствую сильную магию, просто уверен в этом. Ты был проклят демоном Хаоса, и я могу снять проклятие, Джемел. Но для этого нужен твой меч…

— Проклятие… — Джемел задумался. Подобный подход объяснил бы многое, но сможет ли толстый хозяин гостиницы управиться со злобной тварью? Сомнительно.

— Магия теперь больше не работает, я слышал, как маги жалуются, что их силы уходят. Так что, даже если твой брат был архимагом, какая теперь разница?

— Рейстлин посещал Бездну, — сказал Карамон, — а, кроме того, был хозяином Башни Высшего Волшебства, что в Палантасе. Он знал очень много заклинаний, таких, которых не знает никто. — Тут силач перешел на заговорщицкий шепот: — Некоторым брат научил меня. Думаю, одно из них поможет тебе.

— Как?! Сделаешь мне новую руку, серебряную, как вопят барды?

— Нет, но моя магия уберет боль.

Джемел пристально посмотрел на Карамона, ища на его открытом лице следы жалости, насмешки или хитрости. Тот уверенно выдержал взгляд. — Хороню. Я покажу, где лежит мой меч. Скоро они нашли огромную братскую могилу. Плоская рукоять меча Джемела, простого, в отличие от причудливых клинков Рыцарей Соламнии, одиноко торчала из земли.

Хотя могила находилась далеко от любой деревни или города, она была чистой и аккуратной, словно за ней тщательно ухаживали, убирая сухие листья и ветки. Вокруг рос усыпанный цветами дикий кустарник.

Джемел спешился и медленно пошел к могилам. Сквозь жалящие слезы он посмотрел на рукоять, а затем положил на нее левую руку…

Дождь лил с волос Джемела, ослепляя его. Ветеран смахивал воду со лба и щек, но это помогало слабо. Ветка хлестнула его по лицу, он отвел ее в сторону и продолжил идти вперед. Сэр Тречард, командующий, должен быть неподалеку.

Джемел в сотый раз проверил, на месте ли привязанный к бедру футляр с сообщениями. Капитан распорядился доставить весть срочно, поэтому нельзя было столько времени бродить в темноте под дождем. Он не мог ничего разглядеть, но слышал звон стали и крики сражения. И странный, очень странный запах, примешивающийся к ароматам сосновой смолы и влажной травы, преследовал его уже шагов пятьдесят или около того, пробуждая неясные детские воспоминания… Вспышка молнии, ослепительный свет, расколотое дерево…

Джемел вновь вгляделся во тьму. Странный дождь. После месяцев засухи он должен был принести облегчение — но только не такой. Вода имела маслянисто-железистый вкус, будто с небес лилась кровь…

— Как эти глупцы могут ожидать, что я быстро доберусь, если не видно даже рук? — бормотал он под нос, принимаясь за любимое солдатское дело — перетирать кости начальству.

Слух подсказывал Джемелу, что он уже рядом с битвой, — в этот момент деревья закончились, и он вышел на чистое место. Ему сказали, что найти сэра Тречарда будет очень просто. Он командует левым крылом армии, что билась в лесах к северу от Квалинести, сражаясь с демонами Хаоса.

Джемел слышал битву, но не видел ее. Он решил подождать на опушке, надеясь определить направление и не угодить в ловушку. Молния полыхнула и осветила все вокруг — посыльный не поверил глазам. Не хотел верить.

Группа рыцарей и маленькие отряды копьеносцев стояли на пустынной равнине, ожидая приближения новых монстров, никогда не виданных на Кринне. Возможно, твари вылезли из моря или из земли, а может, из низких черных облаков. Не важно, откуда, но послали их в бой, несомненно, силы Хаоса. Огромные щупальца свисали с их оплывших тел, глаз и ушей не было заметно, но монстры уверенно ползли к рыцарям.

Шеренги воинов сомкнулись.

— Бросок! — закричал кто-то, и по голосу Джемел опознал сэра Тречарда.

Рой копий устремился сквозь дождь к тварям со щупальцами. Джемел радостно вздохнул: бросок точен, оружие должно поразить мерзкие создания.

Твари не сделали никакой попытки присесть или избежать удара — вместо этого они с ужасающей скоростью принялись вращать щупальцами. Отростки крутились с такой быстротой, что начали пропадать из виду, — у Джемела даже закружилась голова. Копья ударяли в туманные круги и ломались, крошась, — щупальца разрезали дерево, как нож — масло. Землю перед монстрами усеяли обломки.

Твари прибавили скорости.

Ветер от их щупалец ударил в лицо Джемелу, серный смрад забил рот. Копьеносцы заколебались и начали отступать, но рыцари в сверкающих панцирях останавливали их, приказывая вернуться в строй.

Безуспешно.

— Держитесь крепче, Рыцари Соламнии! — успокаивающе кричал сэр Тречард. — Мы столкнулись с неприятностями, но Паладайн с нами!

Первой мыслью Джемела было последовать примеру копейщиков и бежать, но тут он вспомнил про послание. Он не был рыцарем и никогда не надеялся стать им, но дал присягу и поклялся в верности. Джемел не мог подвести друзей и отступить — судорожно сжав меч, он заставил себя идти вперед. Рукоять была скользкой от странного дождя, рука быстро заболела от чересчур сильного напряжения.

Монстры столкнулись с рыцарями.

Сэр Тречард вырвался вперед и вонзил клинок в тело первой твари. Благословленный Паладайном меч вспыхнул синим светом, и щупальца бессильно отлетели от него. Оружие мгновенно пробило сердце монстра, тот рухнул на землю, забрызгивая рыцарей и Джемела вонючей кровью.

Но остальные твари приближались как ни в чем не бывало.

— Парни, их можно убить! — заорал сэр Тречард. — Двигайтесь быстрей!

Ободренный, Джемел рванулся вперед, стремясь быстрее передать сообщение, когда ощутил, как ужасный ветер ударил сзади в шею, и услышал жуткий приближающийся гул.

Запах молний стал непереносим.

Посыльный обернулся и увидел тварь с крутящимися щупальцами, ползущую к нему. Он взмахнул мечом, целясь в создание Хаоса, но один диск щупалец отбросил клинок, а другой пропорол бедро. Сила удара отбросила Джемела назад, и он упал, покатившись по пропитанной дождем земле.

Испугавшись, что монстр сейчас нападет снова, солдат вскочил, размахивая мечом, но тварь уже переключила внимание на ближайших рыцарей, как на более серьезную угрозу. Однако Джемелу надо было любой ценой выполнить миссию — хромая и морщась от сильной боли, он хотел осмотреть рану, но странная тьма мешала сосредоточиться. Теперь его одежда пропитывалась не только дождем, но и кровью.

Сэр Тречард был уже совсем рядом, но каждый шаг мог заставить Джемела потерять сознание. Командующий бился с новым монстром и не обращал на посыльного внимания.

— Сэр Тречард! — завопил Джемел.

Тот лишь посмотрел по сторонам, пытаясь найти источник звука.

— Сэр! — снова окликнул солдат, — У меня послание от Рэка Вандиша! Он сообщает… Берегитесь, сэр!

Монстр Хаоса прыгнул вперед — сэр Тречард успел развернуться, но хлещущие, щупальца выбили меч из его руки. А затем смазанный круг врезался в тело командующего. Щупальца разрезали металлические доспехи как тонкий шелк, превращая тело под ними в кровавые ошметки. Но самое ужасное заключалось в том, что сэр Тречард еще был жив. Несмотря на то, что его внутренности разлетелись в стороны, он кричал и корчился на земле.

Джемел задохнулся и, ничего не соображая от шока, ударил. Лезвие пронзило внутри монстра что-то, как надеялся посыльный, жизненно важное. Тварь захрипела, в ее теле замерцали огненные вспышки, но она еще была жива. Меч намертво застрял в плоти демона, и Джемел с ужасом понял, что не может отпустить рукоять. Щелкнули щупальца — монстр срезал руку посыльного у плеча, и она медленно исчезала вместе с клинком в чудовищной утробе.

Фонтаном ударила кровь, и Джемел начал падать в черную бездну, подсвеченную вспышками молний…

Очнулся он в армейской палатке. Воздух внутри был горяч и пах кровью, смертью и молниями… Память вернулась, а вместе с ней и боль в правой руке — хотя солдат ясно видел, как ее оторвало… Возможно, ему показалось и ничего страшного не произошло — ведь рука болит…

Джемел осмотрел себя и заплакал. Там, где должна была находиться его правая рука, не было ничего, кроме пропитанных кровью бинтов, намотанных на огрызок плеча.

Внутрь вошел солдат:

— А-а, уже проснулся, это хорошо. Как себя чувствуешь?

— Как ты сам думаешь, глупец?! — зарычал Джемел. — У меня больше нет руки!

— Можешь считать себя счастливчиком, — ответил солдат. — Ты был единственным, кого мы нашли живым на той равнине. И не будь с нами друида-целителя, который прекратил кровотечение, это тоже мало помогло бы.

— И как долго я провалялся?

— Почти полтора дня, мы все еще хороним мертвых…

— А как… — сглотнул слюну Джемел, — как там с тварями Хаоса?

— Всех уничтожили. Ты славно потрудился вместе с рыцарями. Сейчас резервы выдвинулись вперед и очищают территорию от оставшихся монстров. Эй, что ты делаешь?!

— Встаю, — прохрипел Джемел. — По крайней мере, ноги у меня в порядке. Покажи мне, где меня нашли.

— Мне кажется…

— Проведи меня туда! — заорал посыльный.

— Это мерзкое зрелище…

— Знаю, — проговорил Джемел мрачно, — я там был.

Солдат лишь покачал головой, но, видя, как Джемел уверенно держится на ногах, пожал плечами и согласился.

— Вот оно…

Джемелу показали темное пятно на залитой дождем равнине. Перемешанная земля и трава до сих пор были покрыты кровью, которую не могла смыть небесная влага. Невдалеке отряд солдат с бледными лицами копал огромную яму для захоронения павших, вернее, того, что от них осталось. Не было ни одного целого тела, отрубленные руки и ноги валялись тут и там вперемешку с внутренностями и иссеченными торсами. Панцири, разрезанные на длинные ленты, горсти звеньев от кольчуг… То и дело один из солдат-могильщиков отбегал в сторону и его неудержимо рвало.

Джемел заколебался, его самого начало мутить, но он не отступил. Его отсутствующая рука горела огнем. Около останков лежала груда оружия, собранная для вечного отдыха с погибшими владельцами. В ней был и его меч, который посыльный легко узнал. У рыцарей были драгоценные клинки с гравированными лезвиями и розами на гардах и рукоятях, у Джемела — простой пехотный меч.

Солдаты начали опускать останки в яму, а он мог только стоять, однорукий, беспомощный, не способный помочь — лишь раскаиваться. Ведь если бы Джемел не отвлек сэра Тречарда, тот бы остался жить. Солдаты работали споро, стремясь поскорее покончить с ужасной миссией. Не было никаких речей и ритуалов, посвященных храбрости рыцарей, — времени мало, идет война. Воины торопливо сгребали; мокрую землю и закидывали могилу.

Джемел вытащил свой меч и неуклюже сжал его левой рукой — боль пронзила обе руки, ведь правая тоже по-прежнему сжимала его. Меч выпал из пальцев, разбрызгивая воду. На равнине не нашлось ни одного камня, чтобы отметить место захоронения отважных рыцарей. Джемел, вновь наклонившись, неловко подобрал свое оружие, подошел к рукотворному холму и вонзил клинок в мягкую землю.

Сделав это, посыльный повернулся, собираясь идти обратно, но силы оставили его, и Джемел потерял сознание…

— Я — единственный выживший… — проговори Джемел. Его рука, стискивающая ржавый эфес, вновь и вновь погружала клинок в сухую траву. — Люди говорили, я счастливчик… — Он фыркнул и оглядел братскую могилу.

— Их боль закончилась, они могут спокойно спать…

— Да, я знаю, — спокойно сказал Карамон. — Мне сказали примерно то же самое после окончания Войны Хаоса. После того как Рыцарь Тьмы принес мне изрубленные и окровавленные тела сыновей. После того как я должен был сказать их матери, что двое наших детей мертвы. И я сажал валлины на могилах, вместо того чтоб выбирать свадебные букеты… Мне потребовалось много времени, чтобы признать правоту людей, прежде чем я перестал тяготиться вопросом, почему я жив, а они — нет…

Джемел молча смотрел на могилу.

— А что это были за монстры — с которыми вы дрались? — Карамон мудро изменил тему.

— Какие-то создания Хаоса. Сами Боги бежали от них. По крайней мере, так говорят…

— А вы остались… — протянул Карамон.

— Да, ряды не дрогнули, — жестко сказал Джемел, — и чего достигли? Остались лежать там же… Ладно, Маджере, вот этот проклятый меч. Что теперь? Отправишься собирать мышиный помет или как-нибудь по-другому поворожишь?

— Заберем его в Утеху. Магия моего брата сработает только там, где он меня ей обучил.

— А Джасар думает, я сумасшедший, — прошептал Джемел. Он еще немного постоял у могилы, затем повернулся к Карамону. — Подожди! Если я заберу меч, что останется знаком захоронения?

— Посмотри на эти прекрасные кусты белых и красных роз. — Карамон склонился, втягивая аромат цветов. — Вот лучший знак из всех. Взгляни, Джемел, где еще ты видел, чтобы они так удивительно разрослись? Здесь и почва-то сухая, а как цветут…

— Твоя правда. — Джемел еще раз окинул взглядом песчаную равнину, покрытую коричневой травой и уродливыми сорняками повсюду, кроме могил, на которых полыхали бутонами удивительно прекрасные цветы. — Именно так…

— А люди еще говорят, будто Боги покинули нас, — улыбнулся Карамон, покачивая головой. — Вот теперь пора возвращаться домой.

— Карамон! — Тика возмущенно смотрела на мужа. — Что ты задумал? Это моя лучшая льняная скатерть!

— Извини… — Карамон залился краской. — Я думал, она старая… Я… гм… мне нужно сделать одежды мага…

Жена впилась в него взглядом:

— Карамон Маджере, это заходит слишком далеко! Ты прекрасно знаешь, что не сможешь сотворить ни одного заклинания, даже если от этого будет зависеть твоя собственная жизнь.

— Речь идет не о моей жизни. — Карамон придерживал полотнище подбородком и старался измерить его.

— Ты про Джемела? Я считаю, ты даешь этому несчастному ложные надежды, и думаю, это жестоко. А теперь, во имя милосердия, отдай несчастную скатерть мне! — Выхватив ткань у мужа. Тика задумчиво расстелила ее на столе. — Так, если я сделаю разрезы тут и тут… получатся рукава…

— Спасибо, дорогая. — Карамон чмокнул ее в щеку.

— Я только надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — мрачно протянула Тика.

— Я тоже на это очень надеюсь, — пробормотал Карамон, когда убедился, что жена не может его слышать…

На следующее утро гостиница «Последний приют» оказалась закрыта. Жители Утехи встревожились, по городу поползли различные слухи, дети старались, вытянув шеи, заглянуть в темные окна, чтобы узнать о творящемся внутри. Но не так давно Карамон вставил разноцветные стекла, через которые ничего нельзя было разглядеть.

Гостиница работала всегда, невзирая на войны и болезни, — почему она не открыла двери сегодня, никто не знал. Но каждый горожанин сгорал от желания узнать эту тайну.

Внутри находилось только четыре человека: Карамон, облаченный в великолепные белые одежды, мрачная и возбужденная Тика, Джасар, бледная и отчаянная, да похмельный, во всем сомневающийся Джемел.

— С тех пор как он нашел этот меч, стало только хуже, — со слезами в голосе прошептала Джасар Тике. — Он постоянно смотрит на него, хватает, а затем швыряет обратно на пол, — и так раз за разом. И все время жалуется на боль!

— Тише, тише, — сказала Тика, успокаивающе гладя женщину по руке, — все будет в порядке. Карамон хороший человек, возможно немного ненормальный, но хороший. Это что-нибудь да значит…

На столе посредине обеденного зала возвышалась магическая коробка. Три фута длиной, два шириной и один высотой, испещренная загадочными символами, она выглядела очень внушительно и таинственно. Крышки не было, и каждый мог увидеть деревянную перегородку, что разделяла ее внутри. У каждого отсека в боку было вырезано отверстие, узкая мель зияла в перегородке. Все прикрывала волшебная ткань, тонкая как паутина, в которой Тика признала свой лучший шарф эльфийской работы.

— Принеси свой меч, Джемел Латхаузер, — торжественно провозгласил Карамон.

Джемел с мрачным выражением лица встал перед коробкой, но в его глазах читалась такая сумасшедшая надежда, что Карамону пришлось утереть непрошеную слезу и прочистить горло.

— Положи клинок внутрь отверстия, — приказал он.

Рука Джемела задрожала, он не сразу сумел это сделать, но затем справился, разместив меч в широкой щели перегородки. Клинок исчез в волшебной коробке.

— Прекрасно. — Карамон облегченно выдохнул. — Теперь, что бы ни происходило, ты не должен коснуться магической ткани сверху. Она заряжена сильнейшими заклятиями, дарованными мне братом, великим архимагом Рейстлином Маджере. Точно выполняй мои приказания. Если ты хоть немного замешкаешься, все пропало! Понимаешь?

— У него ужасно внушительный голос, — зашептала Джасар, а Тика только закатила глаза и покачала головой.

Джемел стоял, вытянувшись в струнку, напряженный, как стальная пружина.

— Понятно, — каркнул он грубо.

— Встань ближе!

Джемел вздохнул и сделал шаг вперед.

— Закрой глаза! — продолжил Карамон. — Я брошу заклятие на коробку и ткань, а когда скажу «три», вложи руки внутрь. Обе руки — и живую и фантомную!

— И что потом? — подозрительно спросил Джемел.

— Заклинание сработает. Закрывай же глаза! — раздраженно бросил Карамон.

Джемел еще раз вздохнул и покорился. Карамон начал выпевать только что выдуманные магические слова, нимало не задумываясь, что бормочет. Темп все убыстрялся, и вдруг силач оглушительно хлопнул в ладоши, поразив всех, в том числе и себя.

При резком звуке Джемел подпрыгнул, но глаз не открыл.

— Заклинание сработало! Руки! — приказал Карамон.

Ветеран замялся, потом нерешительно сунул в коробку левую руку и сделал движение, будто просовывает и правую, несуществующую.

— Невероятно! Не могу поверить! Я чувствую их обе там, внутри!

— Прекрасно, — удовлетворенно улыбнулся Карамон, — теперь можешь открыть глаза.

Бывший посыльный послушался и изумленно выдохнул, Тика и Джасар подались вперед.

В коробке были ясно видны обе руки Джемела, правая и левая, с судорожно сжатыми кулаками.

— Соблюдайте тишину, — проговорил Карамон, — и дайте магии сработать.

Просить не было нужды — и так все притихли, лишь валлин тихо покачивался под ударами сильного ветра. Через некоторое время с кухни донесся грохот — с плиты слетел чайник. Тика вздрогнула и поднесла ладонь ко рту, чтобы сдержать возглас.

— Вот он, знак! Магия брата сработала! — крикнул Карамон. — Теперь в пределах коробки твоя рука существует в физической форме. — Он снова пропел несколько непонятных слов, затем торжественно объявил: — Демон Хаоса, приказываю покинуть плоть этого мужчины! — Он посмотрел на Джемела. — А теперь медленно разожми левый и правый кулаки!

Мускулы Джемела напряглись — пальцы рук медленно раскрывались, расслабляясь… Мужчина в изумлении смотрел на них сквозь ткань, не веря глазам.

— Быстрее! — крикнул Карамон. — Демон отступил, но удержать его долго не получится!

Джемел быстро выдернул уцелевшую руку наружу и замер, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

— Невероятно… боль ушла! Огонь больше не пожирает отрубленную руку!

Силы покинули несчастного — муж Джасар рухнул на стул. Женщина радостно кинулась к нему, и Джемел крепко обнял ее уцелевшей рукой.

Тика воззрилась на мужа с наивным удивлением:

— Карамон?

— Да, дорогая? — Тот обернулся, спокойный и невозмутимый.

— Не важно… — Тика ошеломленно посмотрела на коробку. — А демон действительно там внутри, в ловушке?

— Именно так. — Карамон сграбастал шарф и швырнул в огонь — вспыхнув синим, материя исчезла. Несмотря на то, что это был ее лучший шарф, Тика промолчала. — Демон ушел и никогда уже не сможет навредить. — Силач вытащил меч из коробки и протянул Джемелу. — Держи на память о храбрых воинах, мертвых и живых.

Тот судорожно пожал руку хозяину гостиницы:

— Ты спас мой разум и жизнь, как я могу отблагодарить за это?

— Во-первых, не заглядывай больше в «Корыто», — серьезно ответил Карамон. — Это самое главное. Ну а что касается возмещения расходов, у меня есть кое-какие ремонтные работы по дому, можешь выполнить их.

Джемел усмехнулся:

— Работа для однорукого?

— Работа для того, кто сознает силу своей руки. И если понадобится, я найду тебе множество занятий.

Слух о том, как Карамон Маджере с помощью заклинания вырастил однорукому человеку новую руку, разлетелся по Утехе в мгновение ока. Город гудел, как растревоженный улей. Одни бежали к гостинице, надеясь излечить собственные недуги, другие открыто заявляли, что ноги их не будет в подобном проклятом месте.

В течение дня Карамон спокойно и терпеливо объяснял, что не сделал ничего необычного, ведь его все знают — он никакой не маг. Великан никогда не был замечен во лжи, и постепенно, к обеду, горожанам стало казаться, что это правда. Ну какой из Карамона маг — смех один. Особенно если представить, что он вызывает демонов Хаоса из картофельных оладий!

Но Тика сама видела две руки в коробке и Джемела, освобожденного от боли, и теперь посматривала на мужа с уважением, что не могло не сказаться положительно на их браке. Ночью, когда они уединились в спальне, Тика устало присела на кровать:

— Какой сумасшедший день, я так рада, что все закончилось!

— Я тоже, — пробасил Карамон, внося волшебную коробку и ставя ее на тумбочку жены.

Тика косо посмотрела на нее:

— Разве не нужно ее запереть в надежное место, под замок?

— Да я думаю, она безопасна, — довольно сказал Карамон.

Сомневающаяся Тика достала расческу и замерла, уставившись на пустую стену:

— А где мое зеркало? Оно пропало! Карамон, воры похитили мое зеркало!

— Я не крал его, дорогая, — хитро произнес Карамон, нагибаясь над коробкой и вынимая из паза женину потерю. — Как сказал бы кендер, «я просто позаимствовал его».

Тика пристально поглядела на зеркало, затем внимательно всмотрелась внутрь коробки.

Секундой позже она весело швырнула расческу в Карамона…