Сахарная кукла

Дилер. Верующий. Бойфренд.

Еще до первого выступления, отец фон Штрассенберг лично объехал всех прихожан.

На новеньком, сверкающем черным лаком, порше-макане. Злые языки утверждали, падре мог бы легко позволить себе кайен. Да хоть спортивную панамеру, но… вовремя вспомнил про обет бедности.

Собираясь в церковь, Ральф в сотый раз подумал: что именно тот наделал, чтоб оказаться здесь?

Гамбург – город миллионеров, но вовсе не католическая земля! А Штрассенберги были известной фамилией в католичестве. В Википедии говорилось, у них так принято испокон веков – отдавать второго сына в священники, а роду Штрассенбергов, без малого, сравнялось восемьсот лет. Даже по скромным подсчетам, в семье должно было набраться немало церковных шишек.

Так что же один из них позабыл вдруг здесь? В их, богом позабытом, приходе?

Перед премьерой нового падре тетя с товарками оттерли церковь до блеска; уничтожили все следы пребывания в ней отца Хофлера и даже вытравили крыс. Но, несмотря на все ухищрения, она выглядела жалкой.

Совсем, как Ральф с его новой стрижкой.

Слезами и уговорами, Агата заставила его стать частью спектакля. Статистом. Жопой на стуле. Чтоб новый священник вдруг не решил, что на фиг он никому не сдался.

И лишь когда она уговорила племянника, подстригла и купила новый костюм, стало известно: в церковь явится весь клан Штрассенбергов.

Сам граф приедет! С семьей!

Тетушка взволновалась почти до обморока. Забыв, как плакала, чтобы Ральф пришел, она стала ласково намекать: оставайся дома. Такого оскорбления он снести не мог. И заявил, что пойдет!

Тетя опять поплакала, но, когда Ральф начал задавать вопросы, смирилась.

– Будь вежливым, если к тебе обратятся, но сам ни к кому не обращайся, – наставляла она, очищая щеткой его пиджак. – А лучше, вообще не попадайся им на глаза… А еще лучше… Ах, оставайся дома.

– Я пойду в церковь!

– Но почему?

– А почему нет?! Стесняешься моего костюма?

Она смутилась.

Костюм был очень плохой, хотя и стоил сто евро. Был сшит из дешевой ткани, узок в плечах и болтался в талии, но тетушка настояла, чтобы Ральф надел именно его. Волосы мальчика, кудрявые, густые и жесткие как следует постричь не случилось. И Ральф был похож на выздоравливающего тифозника, чего никак не мог ей простить.

– Как на комиссию по делам несовершеннолетних, – подумал он, глядя в зеркало.

– Костюм хороший! – буркнула тетя. – Неблагодарный!..

Тяжело вздохнув, мальчик оправил отутюженные лацканы, провел руками по непривычно коротким клочьям волос и проклял день, когда его мать поддалась на уговоры его папаши.

– Как думаешь, граф скинет мне телефон своего портного? Если у него попросить? – спросил он, пытаясь скрыть стыд.

– Ральф, я прошу тебя, – взволнованно прошептала тетя. – Держись подальше от Штрассенбергов. Особенно, от графской четы. Я очень тебя прошу.

– Да прекрати ты, – не выдержал Ральф. – Хватит уже! Феодальное право отменили, ты слышала? Мы им давно уже не рабы! Их титулы теперь ничего не стоят! Если не нравится, пусть сидят в своем маленьком, отгороженном от быдла, мирке!

Тетя надулась и молча вышла из дому, даже забыв проверить, выключен ли газ.

Когда Ральф явился к церкви, на него даже не взглянули.

Рослые, похожие люди, – блондины самых разных оттенков, – стояли на площади и возбужденно переговаривались, будто бы на конфирмацию собрались. Он сам был уже метр восемьдесят пять, но среди них вдруг ощутил себя недоростком. Тетушка все еще дулась и тут же ушла, буквально вытолкнув его из машины.

Их осмотрели; внимательно. Не признали и тут же возобновили свои беседы.

Слегка оробев, Ральф обошел толпу и встал под деревом, подальше от посторонних. Он чувствовал себя тем, кем был – низкосортным дерьмом и очень жалел, что он не остался дома.

Ральф все еще обдумывал безболезненный способ самоубийства, когда в его плечо ткнулся чей-то палец.

– Ш или Л?

– Что? – Ральф обернулся.

– Штрассенберг или Ландлайен?

Перед ним стоял рослый очень светлый блондин, примерно его же возраста. Вот только был хорошо пострижен и его черный костюм был сшит по мерке и на заказ. Он был широкоплечий, как Ральф, узкобедрый, но с более мощными квадрами. То ли наездник, то ли футболист. Белозубый, красивый, с темными ресницами и бровями… Смазливый он был. Очень даже. Но Ральфу незнакомец чем-то понравился, хотя он и не мог объяснить чем.

Ральф улыбнулся. Стрижка была дерьмо, но зубы от природы были отличные. Не хуже, чем у блондина.

Возможно, при других обстоятельствах, он ответил бы на вопрос. Они посмеялись бы. Обменялись списками предков… Озвучили бы названия элитных школ и спортивных клубов. А после, предложили бы друг другу партию в теннис или пару кругов верхом.

Увы, они были в двух разных измерениях, хотя и стояли на одной плешивой лужайке под одним деревом.

– Ни то, ни то.

– Боже, неужто – верующий? – парень насмешливо округлил голубые глаза и перекрестился.

Он в миг окинул взглядом его костюм, прическу, сделанную тетушкиной подругой, – и тоже сделал для себя выводы. Ральф видел это в его глазах. Поэтому удивился, когда блондин, как ни в чем ни бывало протянул руку.

– Филипп. Ш.

– Ральф, – представился он. – Дитрих.

– Дитрих – как-то вскользь, непонятно, пробормотал Филипп, не сводя задумчивого взгляда с его лица. Фамилия ему явно ничего не сказала. – Такое чувство, я тебя где-то видел, но не могу вспомнить где.

– Вряд ли, – ответил Ральф. – Встречу с одним из Ш., я бы не забыл!

Филипп собирался что-то еще сказать, но тут все снова заколыхались при виде черного седана с хромированной решеткой. Крошечная беременная женщина замахала кому-то сверкающей от бриллиантов рукой и тощий юноша, похожий на бледную тень Филиппа, послушно шагнул на свет.

Машина остановилась. Выскочил щеголеватый шофер и галантно распахнул дверцу.

Оттуда высунулась женская рука, тоже в кольцах, – оперлась на руку шофера; Ральф затаил дыхание, как все остальные. Рука принадлежала очень красивой, хотя и зрелой, даме лет сорока. Ральф затруднялся точнее определить ее возраст, но уловил сходство с Мишель Пфайфер в фильме «Звездная пыль». Он невольно приоткрыл рот: затянутый в платье бюст женщины, клал на все законы природы и гордо стремился вверх, слегка покачиваясь, когда она шла.

Настоящие!

Все внутри Ральфа жарко и по животному вдруг отозвалось. Смутившись, он сунул руки глубже в карманы, как делал, во время «животных» приступов и начал думать о мертвых щенках.

Да, – если бы эта женщина взяла его в секс-игрушки, – он даже денег бы не просил!

За женщиной из машины вышел высокий, крепкий от природы блондин, который явно не утруждался походами в зал. Он обернулся, чтобы помочь еще кому-то. Тонкая ручка нервно оттолкнула протянутую ладонь и девушка лет семнадцати, высокая, стройная, как первая дама, выбралась сама. Распрямилась, нервно огладив черное облегающее платье. Тоже блондинка, тоже грудастая и такая красивая, что Ральф моргнул дважды: не примерещилось ли.

– Кто это приехал? – хриплым голосом спросил он.

– Наследная принцесса, – презрительно скривился Филипп, не сводя глаз с машины.

Судя по кругам под глазами, нервным рваным движениям и характерному шмыганью носом, принцесса сидела на кокаине. Ральф ожидал, что Тощий припадет на колено, но тот лишь равнодушно кивнул.

– Пьи-и-ивет! – засюсюкал он, склоняясь к кабине.

– Уди! – раздалось в ответ. – Я хосю Фиипа!

Публика ехидно кусала губы. Филипп беззвучно смеялся, время от времени толкая Ральфа локтем, чтобы убедиться, что и тот смотрит. И тот смотрел, хотя в груди все оборвалось. Не будь тут Филиппа, он уже рвал бы когти, спеша домой. Но Филипп все еще стоял рядом, и Ральф просто не посмел.

– А тут никто не хочет поздороваться с Ренни? – продолжал Тощий. – Только с Филиппом?

– Никто не хочет, – передразнил удачливый кандидат и ткнул Ральфа локтем в бок. – Вот, ты свидетель, что мы никого не топим в сортирах.

– Что?.. Я не понял.

– Это бледная немощь – наш будущий граф! – объяснил Филипп; потом сложил ладони рупором и крикнул. – Верена! Изменишь мне с братом, можешь забыть про бриллианты, когда состаришься!

У Ральфа челюсть отвисла. С братом? У Штрассенбергов был лишь один граф. Так Филипп – сын графа?!

Тетя его убьет!

– Филипп! – строго оборвала беременная женщина и, словно извиняясь, встретилась взглядами с «Мишель Пфайфер». – Немедленно извинись!

– Оставь, – сказала красавица. – Не стоит ругать его за желание дарить бриллианты.

Все рассмеялись, в том числе, Ральф, хотя и не понял, над чем смеются.

Он все еще улыбался, когда блондин, стоявший между «Мишель» и Кокаиновой Музой, вдруг развернулся к ним.