Жил-был царь Арон, и был глава церкви. Только спрашивает он однажды обер-прокурора Толстого: "Какие у архиереев привилегии?" Отвечал Толстой: "Две суть архиерейские привилегии: пить архиерейский настой и иметь архиерейский насморк". Рассердился царь. "Архиерейский настой я знаю, но отчего же мне, главе церкви, архиерейского насморка не предоставлено? Подавай в отставку!" Подал Толстой в отставку note_234; призывает царь нового обер-прокурора Победоносцева и говорит: "Чтоб завтра же был у меня архиерейский насморк!" Смутился Победоносцев, спешит в Синод, а там уж Святой дух обо всем архиереям пересказал. "Так и так,– говорит Победоносцев,– как хотите, а надо царю честь оказать!" – "Но будет ли благочестивейшему государю в честь, ежели нос у него погибнет?" – первый усомнился митрополит Макарий note_235.– "А я к тому присовокупляю,– сказал митрополит Исидор,– лучше пускай все сыны отечества без носов будут, нежели падет единый влас из носа царева без воли божией!" – "Как же с этим быть?" – спрашивает Победоносцев.
Вспомнили тогда архиереи, как Яков Долгорукий царю Петру правду говорил note_236, и сказали Филофею митрополиту: "Иди к царю и возвести ему правду об архиерейском насморке". Предстал Филофей пред царя и пал на колени note_237: "Смилуйся, православный царь,– вопил он,– отмени пагубное оное хотение!." Однако царь разгневался: "Удивляюсь я, старый пес, твоему злочастию,– сказал он,– вы, жеребцы несытые, готовы весь мир заглотать, а меня, главу церкви, на бобах оставить!"– "Но знаешь ли ты, благоверный государь, что означает сей вожделенный для тебя архиерейский насморк?" – вопросил Филофей, не вставая с колен.– "Образование я получил недостаточное,– отвечал царь,– а потому знаю много вредного, а полезного ничего не знаю. Был у меня, впрочем, на днях Тертий Филиппов note_238 и сказывал: бывает простой архиерейский насморк и бывает с бобонами. Но затем присовокупил: "Тайна сия велика есть", – шед удавися!" Тогда увидел Филофей, что теперь самое время царю правду возвестить, пал ростом на землю и, облобызав шпору цареву, возопил: "Не разжигайся, самодержец, но выслушай! Привилегия сия дарована архиереям царем Петром (…) Сколь сие изнурительно, ты можешь видеть на мне, богомольце твоем! Еще в младенчестве был я постигнут сим (…) родители же мои, видя в оном знамение грядущего архиерейства, не токмо не прекращали такового, но даже всеми мерами споспешествовали. Потом, состоя уже викарием приснопамятного митрополита Филарета, я (…) едва не потерял носа, и только молитвами московских чудотворцев Петра, Алексия, Ионы и Филиппа таковой удержал. Так вот она привилегия эта какова!" Выслушал царь Филофеевы слова, видит, правду старый пес говорит. "Спасибо тебе, долгогривый, что мой нос от погибели остерег. А все-таки надо меня чем-нибудь за потерю привилегии вознаградить. Иди и возвести святителям: имею я желание прелюбодействовать!"
Не взвидел света от радости Филофей. Бежит в Синод, шею выгнул, гриву по ветру распустил, ржет, гогочет, ногами выкидывает. Попался Бог по дороге – задавил. Долго ли, коротко ли, а наконец прибежал.
«Так и так,– говорит: силою твоею возвеселится царь! Повелите-ка, святые отцы, из архива скрижали Моисеевы note_239 вынести!» Поняли святители, что дело на лад идет, послали за скрижалями. Видят, на второй скрижали начертано: Седьмая заповедь: не прелюбодействуй! «Хорошо сие для тех,– молвил Никандр Тульский note_240,– кои насморк архиерейский имеют!» – «Для тех же, – возразил протопресвитер Бажанов,– кои такового не имеют, совсем без надобности, ибо тем только подавай!» Судили, рядили и, наконец, послали за гравером Пожалостиным. Спрашивают: «Можешь ли ты к сему присовокупить: Царь же да возвеселится?» – «Могу», – отвечал Пожалостин и, вынув резец, начертал. Тогда Синод постановил: копию с исправленных оных скрижалей отослать для сведения в правление райских селений; в святцах же на сей день отметить тако: разрешение вина и елея.