Салямиллион

КРАЖА ГИГАНТСКОЙ САЛЯМИ

Эму по-прежнему жил в Асдаре и выглядел вполне счастливым. Однако после обеда, по мнению многих волапюков, он излишне увлекался чаем и бисквитами (пустяк со стороны) и частенько задерживал время на этом отрезке суток. Иногда в минуты благолепия Эму мечтательно смотрел через воды на Верхнее Средиземье и затем переводил взгляд снова на Асдар. Он лишь однажды посетил страну людей и эльфов, совершил там деяние, описанное ниже, и после того краткого пребывания уже никогда не возвращался в мир плотной материи.

В Верхнем Средиземье дни отмечались рассветами и закатами и звезды кружились ночами вокруг своей ступицы на северном небосклоне. В том мире звездные светила были материальными компонентами. Они не бросали свет на Асдар, находившийся в духовной сфере. Чтобы решить проблему освещения, Эму соорудил гигантский столб из чистого золота и возложил на его вершину гигантскую Салями, которую он создал своими руками. Насытив эту странную и прекрасную вещь великой магической силой, Эму вложил в нее часть красоты Асдара. И сей таинственный артефакт, похожий на драгоценный кристалл, выглядел, как длинный и тонкий цилиндрический предмет, с небольшими вкраплениями красно-розового и белого цвета. Эму заточил в нем свет вдохновения и благовонный аромат великолепия. Он возложил его на самый верх высокого столба. Салями бросала свет на Асдар, и обитатели того благословенного мира говорили друг другу: «Ну разве не чудесно? Теперь мы можем видеть все вокруг себя, и не нужно больше стукаться, натыкаться на предметы и не знать, с кем беседуешь. Отныне мы можем думать о словах, когда говорим с собеседниками, даже если они уходят от нас куда-то по тем или иным причинам». И долгое время обитатели Асдара довольствовались светом Салями.

Так оно и продолжалось бы вечно, но случилась великая беда — из темных подземелий Зимней глубинки, находившейся на дальнем севере Верхнего Средиземья, поднялся зловещий Шарон. После гибели Морготика его сила значительно уменьшилась. Однако, ослабев во зле, он сохранил непомерную хитрость. И злодей сказал себе:

— А не украсть ли мне Салями Эму? Вполне возможно, что ее магический потенциал укрепит мои подорванные силы.

Собрав высокопоставленных орков, он изложил им свой коварный план:

— Я хочу создать чудовище, от которого ужаснется весь мир!

— О, да, повелитель! — ответили орки. — Давно пора наполнить мир благоговейным ужасом.

— Может, сделать большую и злую собаку? — задумчиво произнес Шарон.

— Ну, давай собаку, — разочарованно согласились орки. — Мы не против.

— Я хочу сказать, — торопливо добавил Шарон, — что это будет очень большая собака. Не какой-то там пупс, а тварь размером с человека! С большими клыками! Жуткий пес!

— Жуткий? — немного оттаяв, спросили орки. — Тогда почему бы и нет? Адская собака... Адский пес!

И тогда Шарон создал ужасное чудовище: огромного пса с глазами, похожими на пылающие угли, и с отвратительными липкими слюнями. Повернувшись к оркам, он сказал:

— Я собираюсь наделить эту тварь еще одним кошмарным атрибутом. Эй, Юркха, поставь на стол свою кружку с красным вином. Иначе ты от ужаса забрызгаешь мой коврик на полу, когда я скажу, о чем идет речь! Ибо я хочу дать чудовищной собаке...

— Да, наш повелитель?

— ...дать ей...

— Что, наш повелитель?

— ...светящийся мех!

И злобный Шарон осмотрел своих слуг вопрошающим взглядом.

— Ну как вам мое изобретение? Что скажите, парни? Ужасно, правда? Или вы так не считаете? Неужели вам не кажется, что это самая страшная идея, которую вы когда-либо слышали? А?

Орки смущенно переглянулись и незаметно, как им думалось, пожали плечами.

— Да, — сказали они. — Это действительно хорошая мысль, повелитель.

— А что не так? — раздраженно закричал Шарон. — Неужели до вас не доходит? Напрягите мозги, придурки! Неужели мне нужно описывать все своими словами? Светящийся мех! Понимаете?

— Я понял, — ответил Юркха.

— Я тоже понял, повелитель, — сказал еще один орк, чье имя не сохранилось в анналах истории. — Просто жуть какая-то!

— Точно, — содрогнувшись, произнес Шарон. — Меня трясет при одной мысли об этом! На вид вроде бы обычный мех, но... Он будет светиться в темноте! Действительно жуть!

Клыки у адского пса получились острыми и длинными. Они вызывали отвращение своим желтовато-кремовым цветом и коричневыми крапинками, покрывавшими эмаль. Наиболее ужасной чертой большого пса была вонь, исходившая из пасти. Поэтому собаку прозвали Злобной Вонючкой. Это было самое устрашающее имя, которое смог придумать Шарон.

— Пес Тьмы должен и вонять по-злому! — объяснил он оркам.

— Прекрасная идея, — ответили его слуги, оглядывая зал, словно им хотелось поговорить с сородичами, которые вот-вот должны были войти в помещение, но почему-то не входили. — Ужасно страшно. Просто жутко.

И Шарон почувствовал, что орки, вопреки его ожиданиям, совершенно не боялись его светящейся собаки. Поэтому он решил исправить ситуацию.

— Ладно, песик, беги отсюда. Так-так... А знаете, парни, что я придумал? Для осуществления злобных замыслов нам, скорее всего, понадобится вторая ужасная тварь. Как бы в дополнение к собаке.

С помощью отряда орков он загнал несколько боевых муравьев в самый нижний уровень глубоких подземелий. И там вместе с мутантом-помощником по имени Игор и благодаря чудовищной магии и глазной слизи, собранной под пытками у несчастных жертв, он создал мерзкое чудовище — огромного боевого муравья тридцати футов в высоту, с омерзительными пучками составных искусственных глаз и резаками жвал огромной пасти. И Шарон назвал это существо Ухтыгугламулигант Рожавей Шароподшибленный или, более кратко, Мураш.

Затем Лорд Зла повел армию к побережью и построил там могучий порт, который он назвал Порт Янки — просто из-за прикольного словосочетания. И он приказал своим оркам скосить все леса на мили вокруг и настругать их них досок.

— Извини, Владыка, мы не поняли, — сказали его слуги. — Может, ты имел в виду, что леса нужно вырубить и заготовить доски из древесных стволов?

— Вот именно, — ответил Шарон. — Все вам нужно разъяснять!

И орки построили большой флот из кораблей, похожих на уток, с высокими резными носами, напоминавшими птичьи головы, с широкими кормами, смотревшимися, как утиные огузки, и с боковыми платформами, выступавшими в виде крыльев. Поскольку корабли предназначались для злодейского замысла, Шарон назвал эту модель «Утка-3» (я надеюсь, вы поняли, что буква «3» означает здесь Зло). После этого его флот поплыл через холодные воды заглавной «3»[13] и через выпуклости меридианов, где море было зеленым, как дерн, а волны выравнивались в одну длинную линию, тянувшуюся от полюса к полюсу. И Эму, увидев, что какой-то флот приближается к берегам Асдара, послал великий шторм в надежде потопить корабли. Но крепко сбитые «Утки-3» держались на воде, как поплавки. И хотя волны, став белыми от пены, ярились, били о борта и бушевали и все море содрогалось в эпилептическом припадке, они не утонули.

— Как им это удалось? — возмутился Эму. — Я предвидел такие варианты и специально для предотвращения подобных ситуаций создал море между Верхним Средиземьем и Асдаром. Почему они не утонули?

— Судя по всему, они построили свои корабли из дерева, Создатель, — смиренными голосами ответили волапюки.

— Вы хотите сказать, что деревянные конструкции могут плавать на воде? — с изумлением спросил Эму. — Проткните мою печень медным багром, но я не знал, что такое возможно!

— Хм, — робко отозвались волапюки. — Разве мы не говорили Вам о плавучести деревьев, когда создавали их, Господин? Кажется, говорили! Мы точно говорили! Вероятно, эта часть наших отчетов почему-то стерлась из Вашей памяти.

Эму строго посмотрел на них и прошептал себе под нос:

— Чертовски большие штуки, эти их корабли! С виду даже не верится, что такие громадины могут плавать.

Вот таким подлым образом Шарон привел свою армию орков — а также адскую собаку со светящейся шкурой и чудовищного гигантского муравья — в сказочный рай Асдара. И завязалась великая битва.

Волапюки носились по небу, словно молнии, и уничтожали орков точечными ударами огня из-за кромки облаков. Но Шарон не стал сражаться. Он взгромоздился на шею гигантского Мураша (или, для краткости, гигамура[14]) и галопом поскакал по холмам Асдара с огромной собакой, лаявшей у него на запятках. Хотя, подумав немного, я начал сомневаться в том, что она была у него на запятках. Мне кажется, у муравьев вообще нет пяток. Понимаете, о чем я говорю? У них прямые ноги — от верха и до самого низа. Может, там у них копыта? Короче, вам придется додумывать картину самостоятельно. Просто представьте, что чудовищно гигантский муравей торопливо скачет по холмам... Может быть, не «скачет», а «бежит»? Я где-то слышал, что муравьи обычно бегают. Но если быть честным, слово «бежать» недостаточно экспрессивное, чтобы описать движения двадцатифутовых ног огромного муравья, который скачет галопом по холмам Асдара.

Пока одни волапюки вносили ужас и смятение в ряды орков на берегу, а другие реяли над морем и топили корабли, Шарон ускакал с поля битвы. Он, его пес и гигамур направились в ту часть Асдара, которая называлась Островом Таур-Шер. Именно там, на огромном столбе, лежала (а не висела, как лампа фонаря) светоносная Салями. И отвратительный пес Шарона, унюхав чудный запах, засопел, приподнял одну из чудовищных задних лап и помочился на священный столб.

— Какая мерзость! — закричали волапюки. — Фу!

Шарон обрадовался этим возмущенным словам и рассмеялся в ответ. Огромный Мураш впился клешнями в золотую колонну и срезал ее под самый корень. Столб с треском рухнул наземь. Злодей завернул упавшую Салями в маслонепроницаемую бумагу и сунул ее под полу Жилетки Зла. Не найдя нужных слов, подходивших к этому моменту, он громко захохотал.

— Аха-ха! А-ха-ха-ха!

Пес Злобная Вонючка визгливо лаял и кусал всех вола-пюков, которые к нему приближались. Такое несносное поведение возмутило даже Эму. И изрек он:

— Вы разгневали меня до лютой ярости! Безошибочно и однозначно!

Он бросил несколько гигантских светящихся колбасок на поля Асдара, и те образовали бледную пунктирную линию. И отвратительный пес начал пожирать те колбаски одну задругой и таким образом убежал от Шарона к холму, где Эму поджидал его, держа в руках сковороду чудовищных размеров. И он ударил сковородкой по черепу злобного пса и уложил его на месте.

— Шарон! — крикнул Эму. — Мои волапюки утопили орков в море, а твоя собака пала!

— Что упало, то пропало, — отозвался злыдень. — Меня это нисколько не волнует.

— Сдавайся! — продолжил Эму. — Твое богохульное нападение на райские кущи получило достойный отпор. Зло ударилось о скалу Асдара и отпрянуло назад, словно морская волна.

Шарон ответил хриплым омерзительным смехом.

— Отныне Салями моя, — крикнул он. — Я отнесу ее в свою Зимнюю глубинку и нарежу большим тесаком мясника на множество маленьких кружочков. Они сделают меня могущественным и сильным. Мощь твоей магии будет поддерживать меня веками.

— Тебе некуда бежать, — возразил ему Эму. — Ты окружен. Твои корабли пошли ко дну, а армия уничтожена. Сдавайся!

— Ты не возьмешь меня живым, — с усмешкой прокричал Шарон.

— Не дури! — сказал Творец.

В ответ Шарон выпустил полдюжины стрел, заряженных его мерзкой магией. Эму и волапюкам пришлось пригнуть головы и спрятаться за холмами Асдара. В этот момент Шарон быстро прошептал своему гигантскому муравью:

— Я произвожу тебя в чин королевы.

И тогда Мураш (или Мурашка?) развернул огромные серебристые крылья и поднялся в воздух, унося Шарона из Асдара — через широкие воды прописной буквы С[15] к северной границе Верхнего Средиземья.

Благословенные духи Асдара с тяжелым сердцем наблюдали за его отлетом. И поскольку он забрал с собой Салями, великая тьма упала на тот край вплоть до самой Западной Ионии. И Эму Творец, высочайшее из высших существ, сказал:

— Ну вот!

А затем добавил:

— Какая досада!

Тем временем огромный муравей Мурашка приземлился в горах Байка на севере Верхнего Средиземья, и Шарон возликовал.

— Я захватил священную Салями, и отныне она будет подкреплять мои силы.

Что касается муравья, то он (думаю, после произведенной метаморфозы мне лучше называть его «она»)... то она спрятала крылья за хитиновые щитки и забралась в глубокую пещеру на склоне горы, где отложила множество яиц и вывела ужасное потомство. Эти твари были гораздо меньше, чем их ужасная мать, но целые века создавали проблемы для людей и эльфов, портя им пикники или крадучись гуськом по плинтусам их кухонь и совершая прочие подобные гадости.

Эму остался недоволен таким поворотом событий. Но поскольку при потере Салями Асдар пал во тьму, Святые духи не видели выражения его лица. И они надеялись, что ярость Творца в конце концов утихнет.

— Ладно, проехали, — сказал Эму. — Сначала я серьезно подумывал о походе в Верхнее Средиземье, чтобы перекинуться парой слов с этим чертовым Шароном.

Эта реплика удивила волапюков, так как Эму никогда не путешествовал в мир физической материи и по всеобщему мнению не имел стремления к таким вояжам.

— Однако сейчас в моем перечне неотложных мероприятий появились дела поважнее, — продолжил он. — Я собираюсь изменить направление Заглавного моря, чтобы оно больше не вело к нам в Асдар. Иначе и другим бандитским армиям захочется приплыть сюда на тех конструкциях из нарезанных деревьев, которые вы создали в Верхнем Средиземье. Их большие корабли, наверное, очень тяжелые. Никогда бы ни подумал, что они способны плавать!

Волапюки закашлялись и что-то хором промычали, но их ответ был неразборчивым. И только Ринго произнес членораздельную фразу:

— Если вы измените направление и море больше не будет вести сюда, то куда же оно поведет?

— А-а, — беспечно махнув рукой, ответил Эму. — Я присоединю его к многомерным вратам, и оно будет вести то в одно место, то в другое.

О ВЕЛИКОЙ БИТВЕ ТАУР-ЭН-ФЕРНО И О ЧУДЕСНОМ РАЗВОПЛОЩЕНИИ ШАРОНА

Многие поколения эльфы и люди жили в Верхнем Средиземье в мире и согласии. Но затем злой Шарон восстал из пепла падшего Морготика. С помощью силы Салями и магии Эму он укрепился во зле и, используя могущество артефакта, создал огромную армию злобных существ: лысомордов, гигамуравьев, чешуйчатых клещей, пустобрюхих Х-пауков с выдвигающимися лестницами, засадников, вьюнокрылов, крикунов, ужалыциков, торков, морков и орков. И он повел эту армию с заледеневшего севера на юг и таким образом начал мстить за смерть Морготика, проливая кровь людей и эльфов.

Его безжалостное воинство пробороздило полосу разрухи через земли Неудповедения и затем вторую полосу через озеро Слишкомноговиски. Далее они пробороздили полполосы (вернее, чуть больше половины, три пятых, я могу сказать, хотя это тоже не совсем точно, потому чуть меньше, и если вы хотите более конкретные данные, то там было двадцать девять пятидесятых полной полосы) разрухи в Блэриленде. Затем они повернули к великому лесу Таур-Эн-Ферно.

И Шарон, испытывая раж победы, приказал своим слугам петь песню: «Мы чемпионы зла» — так он насмехался над хорошо известным пристрастием Эму к импровизированным концертам и прочим демонстрационным постановкам. Но как бы он ни старался, ему не удавалось синхронизировать голоса полумиллиона злобных существ, поэтому песня звучала, как монотонный океанский шум уа-уо, хотя ей полагалось быть такой:

В строке «для самых жутких пыток» мелодия кренилась на бок и задирала нос на два с половиной тона. Но в остальном она вообще не содержала в себе нот, известных эльфам и людям.

— Эй, парни, заткнитесь, — велел лорд Шарон. — Достаточно песен. Это просто шум какой-то!

Орда покорно затихла и перешла на бормотание вполголоса — тот гул толпы, который можно ожидать от полумиллионной армии.

И против этого страшного воинства встала великая армия Добра. Когда я говорю здесь о «добре», речь идет о гуманизме, доброте и прочих светлых качествах, а не о личных накоплениях и домашней утвари. Хотя некоторые из воинов Света имели такие накопления, уж будьте уверены. Однако здесь я вновь подчеркиваю не меркантильный аспект накопительства, а духовную весомость этих воинов и их боевое снаряжение, включавшее в себя большие мечи, щиты и доспехи. В любом случае, нам лучше оставить эту тему в покое.

И Эму, Владыка Света и Создатель Космоса, прибыл в Таур-Эн-Ферно на три часа позже назначенного срока.

— Прошу прощения, — сказал он собравшимся воинам. — В последнюю минуту возникли дела по хозяйству... Ну как тут у вас?

В первом ряду стояли лорды Света и лейтенанты Эму — волапюки Джон, Пол, Джордж и Ринго. Они руководили армией Добра, которая состояла из эльфов, людей, гномов и некоторых других участников, чьи имена и адреса засекречены по их собственной просьбе. И эта армия заняла господствующую высоту в Таур-Эн-Ферно, и воины выстроилась в длинные шеренги, сверкая на солнце золотыми доспехами и серебряными копьями. Солнечный свет переливался и сиял на их шлемах (которые, между прочим, во многом отличаются от касок, и не мне вам говорить, что люди часто ошибаются и путают эти головные уборы, тем самым порождая различные недоразумения). Их бронзовые наголенники тоже сверкали. Хм! Я думаю, что наголенники... размещались где-то на ногах. Возможно, на икрах. Или название специально было закодировано, чтобы враги ломали над ним головы. В любом случае, это не важно! Важно то, что доспехи выглядели аккуратными и красивыми. Они сияли на солнце, и их было очень много, потому что, смею заметить, там собрались тысячи воинов, тысячи и тысячи, и волапюки расставили людей и эльфов в аккуратные ряды — в противоположность армии Шарона. Воины Тьмы походили на толпу зевак. Они толкались и болтали друг с другом, не слушая команд офицеров, то есть вели себя абсолютно беспорядочно и, можно сказать, некультурно. Они говорили с набитыми ртами, чесались и портили воздух. Я думаю, вы получили ясную картину.

Лорд Пол, преклонив колени перед Эму, воззвал к Создателю Космоса:

— Сир, мы ожидали Вашего прибытия и теперь готовы вести нашу мощную армию против сил Тьмы, которые стоят перед нами. Мы собираемся выбить их из Верхнего Средиземья.

— Хорошо, — ответил Эму. — Ведите нашу мощную армию. В принципе, у вас тут все неплохо получилось, но мне хотелось бы улучшить музыкальную аранжировку. Поменьше ваших армейских штучек, понимаешь, и больше пения и танцев.

— Сир, — прошептал ему лорд Пол. — Ваши верноподданные ждут, что вы покажете свое всемогущество и уничтожите врагов, втоптав их в грязь перед нами.

— Ну... я, конечно, могу это продемонстрировать, — сказал Эму. — Только здесь нужно понять, что я любящий Творец, а не воюющий тиран. Кроме того, вы уже проделали большую работу, и мне казалось... Да и дел у меня много...

Смущенно улыбнувшись, могущественный Эму посмотрел через свое невыразимое плечо на острова Западной Понии, откуда он прибыл в Верхнее Средиземье. Со стороны выглядело так, словно он только что вспомнил о неотложной проблеме в Асдаре, которую ему требовалось решить незамедлительно. Но лорд Пол продолжал настаивать:

— Сир! Войска злобного Шарона велики и могучи в своей пагубной численности! И посмотрите, какой у них хулиганский вид. Такое впечатление, будто им все по барабану.

— Да! — согласился Эму. — Вид у них действительно грозный... Знаешь что? Я должен быстренько... понимаешь ли, сейчас же... как это там говорится... провести переговоры с Шароном. Усек?

И Эму, Владыка Творения, принял форму гиппопотамо-орла, пролетел над армией Добра и приземлился, уже как лорд Света, на том месте, где стоял Шарон. И злодей начал насмехаться над Создателем миров.

— Ой! — крикнул он. — Посмотрите, кто к нам явился!

И его костоломы — личные телохранители, подобранные из клыкозубых варгов, — нагло захохотали:

— Хар-хар-хар!

Надеюсь, вы понимаете, что это была грубая и распущенная форма традиционного «ха-ха-ха». И Шарон, скаля зубы, сказал:

— Да чтоб моя душа попала в рай, если это не наш Творец! Как мило, что вы заглянули к нам на огонек. Неплохо выглядите! Сбросили вес?

Затем он добавил еще пару фраз такой же двуличной и язвительной природы. И его клыкозубые варги начали поддакивать:

— Ха-ха-хар! Классно сказано, босс. Ну ты ему и выдал!

И тогда принц Творения обратился к Шарону:

— Я должен предупредить тебя, что если ты будешь настаивать на всяких там сражениях и прочих шалостях, мои ребята разобьют носы твоим армиям.

— Что-что? — переходя на «ты», переспросил злодей. — Ты меня предупреждаешь? Типа ты такой крутой? А мы в ответ помочимся на твоих парней, разложив на земле их трупы. Так сказать, противопоставим наше описание твоим нелепым принципам Добра и Света!

Он специально говорил в иносказательной манере и, объединяя вульгарный сленге напыщенными и возвышенными идиомами, пытался придать своим словам комический оттенок. Это было ему по душе. Таким злобным личностям обычно нравится говорить о «войне ради принципов демократии», о «терпимости к проявлениям рационального начала» или о «перестройке социального мышления» — ну и всякие подобные гадкие фразы.

— Ты лучше послушай, что я тебе скажу, — промолвил Эму. — Если вы сейчас не разбежитесь по домам, я задам вам трепку или что-то типа этого.

— Тебе не запугать меня, — крикнул Шарон.

— А я тебя и не пугаю, — ответил Эму.

— Нет, пугаешь! — возразил злодей.

— Нет, не пугаю! — рассердившись, рявкнул Создатель миров.

Он взмахнул рукой, и в тот же миг Шарон потерял материальную форму. Его доспехи с грохотом упали на землю.

— Ой! — с тревогой произнес злодей.

И Эму, осмотревшись по сторонам, спросил невинным голосом:

— Здесь кто-то есть? Простите, но я не вижу, кто со мной разговаривает.

— Прекрати сейчас же! — завизжал Шарон. — Обманщик! Ты воспользовался магией и лишил меня материального облика! Если уж наводишь чары, то делай это честно. Знал бы ты, как странно я себя чувствую, потеряв свое телесное воплощение!

— Кто воспользовался магией? — округлив глаза, ответил Эму. — Я? Да быть того не может!

— Не разыгрывай из себя невинного ребенка, — закричал Шарон. — Мерзавец!

Даже варги испуганно вздрогнули и беспокойно засопели, когда лорд Зла в своей гордыне посмел назвать Творца мерзавцем.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Эму.

— Ну да, конечно, — начал ерничать Шарон. — Здесь же каждый может взмахнуть рукой и лишить существо его материальной формы. Короче, слушай меня внимательно! Верни мне тело, и тогда мы, может быть, договоримся насчет сражения. Решим возникшие противоречия и разойдемся по-хорошему.

— А я-то тут при чем? — воскликнул Эму.

И Владыка Зла завопил:

— Прекрати! Играй по-честному! Между прочим, тебе полагается быть справедливым и добрым!

— Значит, тебе нужно тело? — спросил Эму. — Это все, что ты хочешь?

— Да, — ответил Шарон. — Если ты не против.

Его тон был наполнен нотками жеманства.

— Хорошо, — сказал Эму.

Он взмахнул другой рукой, и Шарон обрел телесную форму. Но не ту, которую имел раньше! Там, где прежде возвышалась масса черноты с могучими членами и мощным торсом[16], теперь возникло гигантское глазное яблоко. Оно лежало на траве, не менее трех футов в диаметре, округлое и наполненное стекловидными соками. Не обладая внутренним скелетом, оно было мягким, как желе. Травинки и песок прилипли к влажному внешнему слою (и думаю, вы можете представить, какой дискомфорт ощущал злой Шарон). Тем не менее, будучи одним из падших волапюков, он по-прежнему мог говорить.

— Перестань издеваться! — крикнул он. — Это неприлично! У меня даже нет членов.

— Ты просил только тело! — ответил Эму.

— И как, по-твоему, я буду держать меч? — спросил Шарон. — Может, дашь мне хотя бы щупальца или какие-то клешни? Кстати, щупальце, если ты не знаешь, это такой большой выставленный палец. Я же должен чем-то держать оружие, верно? Ну дай мне что-нибудь.

— Интересно, сколько сейчас времени? — произнес Творец. — Я, конечно, люблю поболтать, но сейчас мне пора возвращаться в Асдар.

— Неужели ты не дашь мне даже века? — захныкал Шарон. — Откуда такая жадность и жестокость? Я ведь много не прошу! Одно-единственное веко! Без него я сожгу свою ретину.

Однако Эму, Лорд Творения, превратился в неописуемого гигантского мотылька и взлетел в воздух. У ближайшего костра он немного обезумел от вида пламени, но вскоре успокоился, вернулся в Асдар и с тех пор уже никогда не путешествовал в страны Верхнего Средиземья.

Тем временем телохранители подняли Шарона с травы и завернули его в самое мягкое одеяло, которое нашли (хотя на самом деле оно не было мягким, потому что квартирмейстеры Зла имели строгую инструкцию выдавать солдатам только жесткие и колючие одеяла, чтобы ненароком не изнежить воинов Тьмы). Затем Шарона отнесли в палатку, где он плакал и жаловался на веточки, прилипшие к задней части его глаза.

И тогда началась великая битва при Таур-Эн-Ферно. Сражение оказалось настолько яростным и кровавым, что повсюду виднелись груды трупов. Огромные деревья пылали в огне, заставляя белок и птиц забираться на самые верхние ветви. Бравые пожарные бригады в ярко-красной экипировке прокладывали к ним путь и спасали плененных в огне. Когда битва закончилась, армия Тьмы отступила к южным границам Блэриленда. Воинство Света понесло значительные потери и уменьшилось на одну двенадцатую своей первоначальной численности — таким большим было количество раненых и убитых бойцов.

Шарон отвел свои силы в мрачную страну Мойдруг![17] Он приказал телохранителям отнести его на вершину высокой башни Сирит Конноли. И когда его разместили на подставке под импровизированным зонтиком, Лорд Тьмы погрузился в лимоннокислые размышления и начал планировать ужасную месть всему миру.

О НОВОМ ПУТИ КОРОЛЯ БЛЭРИ И О ВЛИЯНИИ ОНОГО НА ЭЛЬФОВ ВЕРХНЕГО СРЕДИЗЕМЬЯ

Однажды эльфийский король Блэри объявил о великом сборе или споре (я не совсем уверен, о чем именно он объявил, потому что в тот момент, когда мне рассказывали эту историю, у меня, прошу прощения, был заложен ушной проход и для моих ушей, забитых серой, два вышеназванных слова звучали абсолютно одинаково). Важно, что все эльфы собрались на собрании. Или встретились на встрече? Боюсь, я немного уклонился от темы.

— Эльфы! — сказал король Блэри. — Мы неплохо потрудились над искоренением Зла. Но присмотритесь к текущей ситуации! Нам нужно восстановить нашу сократившуюся численность — причем в таких темпах, которые способствовали бы достижению намеченных целей. Более того! Нам нужно сместить акценты нашей стратегической перестройки. В связи с этим я решил лично возглавить социальную компанию «Скажем „нет“ окончательному Злу».

Принц эльфов Молодчина Робин поддержал его:

— Мы усе... ик... хм... берем на сея личнуу отвесеность и скажем «нет»...

Завершив выступление звонким зевком, он скромно замолчал, и король продолжил воодушевлять собрание своей судьбоносной речью.

— Нам нужно лучшее завтра для эльфов! И более лучшее послезавтра! И соответственно еще более лучшее завтра после того послезавтра. Но это не конец! И даже не начало конца! И это не конец начала или конец конца и даже не середина окончания конца грядущего начала! Возможно, мы вообще не достигнем его! Потому что у нашего начинания нет никакого конца. Я имею в виду конец окончания для начала наших начинаний. Мне трудно точно указать, на каком участке линии между началом и концом мы находимся. Но, не желая заискивать перед вами или вводить вас в заблуждение, я скажу без всяких сомнений и прикрас, что мы где-то на этой линии и нам нужно двигаться дальше. Поэтому сплотим ряды для выполнения нашего долга. Мы отправляемся в яркое завтра широкой и солнечной страны будущих эльфов. Чистое, здоровое и прекрасное эльфийское завтра. Но для этого нам нужно объединить наши усилия. Мы должны замахнуться на почти невозможные дела и выйти за рамки того, что диктует нам традиционная предусмотрительность. Какова наша цель? Победа! Победа любой ценой! Победа, в которой цена не имеет значения! Бесценная победа, неоценимая, обесцененная, лишенная всякой ценности! Но самая победоносная, какой только может быть победа!

И эльфы, впечатленные речью короля, громко закричали от восторга. И тогда король сказал:

— Проведя результативные и обширные переговоры с лордом Шароном, я с радостью сообщаю вам, что отныне эльфы могут протянуть руку дружбы орктическим народам, то есть моркам и оркам. И поскольку качества духовной системы лорда Шарона полностью соответствуют ценностям нашего вероисповедания, я предвижу яркое и светлое будущее этого выгодного и перспективного союза. Благодарю за внимание. Да благословит вас Эму! Да благословит он всю нашу Эльфляндию!

— Позвольте, сир! — вскричал Кивун. — Я что-то не понял. Какими были ваши последние слова?

— Да благословит Эму всю Эльфляндию.

— Нет, сир! Я имею в виду тот кусок речи, который шел перед благословением?

Король Блэри с улыбкой пояснил:

— Долгое время наша страна разрывалась между разрушительными и устаревшими идеологиями «добра» и «зла». Нам пора признать, что в современном мире концепция «доброты» не работает. Она неэффективна. Декларируя благородные цели, она отрицает реальные нужды человеческой природы и не гарантирует нам богатства, процветания или сплоченности общества, необходимых для современного эльфийского государства. Мы долго шли к этой утомительной и иллюзорной мечте. Но доброта завела нас в тупик. Лично я считаю, что дорога в будущее не является «доброй» или «злой». Моя идеология включает в себя третий путь. Проведя с лордом Шароном несколько плодотворных и продуктивных встреч, я могу сообщить вам, что мы будем вести общий бизнес с этим злобным гением.

— Но, сир, — возмутились собравшиеся эльфы, — разве вы забыли, что мы посвятили свои жизни борьбе с Шароном и всем тем, что он отстаивает?

— Это как раз то, о чем я говорил, — ответил Блэри. — У вас трясутся колени при виде его успехов, и вы клевещете на Лорда Зла. Я тоже не всегда одобряю стиль Шарона, но считаю глупым отрицать его многочисленные новшества и достижения, которые могли бы ускорить экономический рост всего Верхнего Средиземья...

— Он убивал наших сородичей и разорял города! — закричал Кивун.

Однако Блэри решительно нахмурил брови, как бы говоря, что лица, прерывающие оратора, не запугают меня, и я говорю это без всякого страха!

— Мы либо останемся в болоте стагнации, — продолжил он, — либо срежем излишки жира наших предрассудков и сделаем Верхнее Средиземье конкурентоспособной державой на глобальном уровне многих измерений. Блэризм — мой новый путь экономического развития — сочетает в себе шароновский напор и энергичность с лучшими традициями «добра», которые всегда являлись гордостью нашей политики.

Некоторые эльфы смущенно пожали плечами.

— Ну, мы не знаем, — сказали они. — На первый взгляд звучит заманчиво...

Другие затопали ногами и закричали:

— Это предательство всех эльфийских норм!

Пока дебаты продолжались, Блэри сохранял свой королевский сан. Однако вскоре эльфы поняли, что их король стал стряпчим страшного порока. Они сбросили его с престола и навечно изгнали из Эльфляндии. Ему пришлось искать помощи у лорда Шарона. Бывший принц Молодчина Робин был переименован в Робина Плохиша и отправлен в ссылку следом за своим хозяином, хотя он жаловался, что его не так поняли, что якобы его слова оппонировали идеям Блэри. Однако никто из эльфов не внял его оправданиям, как, впрочем, и первоначальному выступлению. Поэтому ему не удалось избежать печальной участи. И эльфы выбрали нового короля, которого звали Гондор Отважный.

О ЯРОСТИ ШАРОНА

Шарон напрягся и преумножил свою ярость и злобу[18]. Вассалы начали бояться его пуще прежнего. И хотя он превратился в гигантский глаз, его могущество и воля были крепкими. Только немногим удавалось выдержать взгляд Темного лорда и не моргнуть при этом или вообще не отвернуться. Даже капитаны орков часто коченели под немигающим взором их «Око-мандира».

Большую часть времени Шарон ругался и жаловался.

— Какой ужасный дискомфорт! Я даже не могу вам передать, каково быть гигантским глазом без века. Вот, например, недавно в середине моего поля зрения появилось черное пятно. Раньше я не понимал того, как устроена фокусировка глаза. Оказывается, на образе фокусируется только небольшой процент ретины. Большинство палочек и колбочек сетчатки связаны с движением, тенями и цветом. При отсутствии век клетки этой центральной части ретины чрезмерно возбуждаются и выгорают.

Ретинная усталость сделала лорда Шарона великим брюзгой. Чтобы как-то отвлечься от физиологических проблем, он начал планировать новую войну против эльфов и людей. После вульгарной выходки Эму он сохранил абсолютную власть над своими подчиненными, но полностью утратил моторную анатомию, включая глазные мышцы. Темный лорд уже не мог перемещать взгляд слева направо или сверху вниз. Когда ему требовалось посмотреть на что-то новое, он отдавал приказ своим слугам и те поднимали его и меняли физическую ориентацию в пространстве.

Вначале этот процесс проходил без регламента. Орки, поднимавшие большой сферический корпус Шарона, отворачивали лица и презрительно морщились от отвращения, поскольку его кожа была липкой, неприятно мягкой и источала неприятный запах.

Однажды, находясь на верхней площадке исполинской башни в Мойдруге!, он приказал телохранителям переориентировать его, то есть поднять и повернуть на двадцать градусов. Шарону захотелось взглянуть на равнины Пунктирной линии, которые находились за многие мили от него и ниже горизонта наблюдения. Орки, назначенные для такого великого дела, оказались неуклюжими бездарями. Они не сняли металлических перчаток и вонзили пальцы в самую нежную часть глазного яблока, заставив Шарона закричать от боли:

— Олухи! А аккуратнее нельзя?

Этот возмущенный окрик ввел в орков такой ужас, что они уронили большое глазное яблоко и оно скатилось с подиума на пол, а затем запрыгало по верхней площадке башни в направлении лестницы. И Шарон завопил:

— Эй-е-ей! Ой! Ох! ОЙ! ОХ!

Орки метнулись к нему, пытаясь подхватить глазное яблоко. Но в спешке эти увальни столкнулись друг с другом, и один из них, упав на край подиума, сломал себе нос. Глаз Зла подкатился к краю спиральной лестницы, которая обвивала высокую башню по всей длине и ширине. Шарон скатился на верхнюю ступень.

— Быстрее! — крикнул он. — Хватайте меня! Можете притормозить меня ногами, если это нужно, иначе я-я-а-а-а-ай!

Однако было уже поздно. Подскакивая на каменных ступенях, Шарон покатился вниз по спиральной лестнице. На всем пути Глаз Зла вопил: «Ой-ой! Ой! Ой!», но в самом низу, подскочив выше прежнего, он закричал: «О, не-е-е-ет!» И причиной тому был орк, охранявший вход в башню. Пытаясь схватить Темного Владыку в воздухе, он сделал прыжок, вытянул руку вперед и, не рассчитав своих сил, ударил Шарона в мягкий бок. Огромный глаз описал большую дугу, вылетел из ворота Сирит Конноли и покатился по пересохшей траве к сточной канаве. Там лорд всей Тьмы остановился (зрачком вниз), и когда дрожащие от страха орки вытащили его из этой отвратительной клоаки, он сказал леденяще спокойным голосом:

— В данный момент я очень далек от восторга и счастья. Говорю вам это откровенно и как на духу.

Когда Шарона отнесли обратно наверх и снова разместили на особом подиуме под широким зонтиком, он приказал казнить тех орков, которые проявили в обращении с ним столь роковую небрежность. В этот момент ему доложили о визите Блэри, и падший эльф, сконфуженный и отвергнутый своими сородичами, вошел в Сирит Конноли вместе с Робином Плохишом.

— Послушайте, дружище, — сказал отставной эльфийский король, обращаясь к огромному глазному яблоку. — Вы же знаете мою политику. Управление народом часто влечет за собой принятие жестких решений и непопулярных реформ; настойчивость и твердость. Вам известно, что я как раз тот самый государственный деятель, который умеет принимать жесткие решения и проводить непопулярные реформы. Следовательно, те, кто говорят, что Туони слаб и мягок, вообще не понимают, каким типом эльфа я являюсь. И не мне говорить вам об этом, потому что вы сами лидер, причем мирового масштаба. Такого же масштаба, как и я! Вы персона, которая веками будет служить источником вдохновения для многих народов и практически для каждого индивидуума. И я — такая же персона. Поэтому давайте отбросим в сторону все второстепенные различия и создадим союз между нашими великими народами.

Шарон рассмеялся.

— Мои шпионы доложили, что тебя объявили предателем и пинками позорно вышибли из Эльфляндии.

— Послушайте, — ответил Блэри. — Люди всякое болтают. Но позвольте мне сказать, что мы еще припомним им этот мятеж. В нужное время! Не раньше и не позже! Мы ответим им после того, как свою работу завершит официальное расследование. Они не имели право осуждать меня до оглашения результатов этой проверки.

— Ты приполз ко мне, как червь, — провозгласил Шарон. — И как червь, будешь служить мне самым младшим по чину лентяйнантом.

— О, ваше Злейшество! — ответил Блэри. — Вообще-то надо говорить, клейтенантом.

— Заткнись, — оборвал его Шарон.

— Само собой, Владыка, — согласился Блэри.

О СМЕРТИ КОРОЛЯ ГОНДОРА В ВЕЛИКОЙ БИТВЕ

С помощью предательских подсказок Блэри злой Шарон провел свои отряды мимо обороны эльфов и людей. И однажды ночью, когда луна была скорее одномерной, чем двухмерной, а звезды казались далекими и тусклыми, полчища орков безмолвно появились из-за холмов и атаковали эльфийский город, называвшийся Побратимом Эльфтона.

Король Гондор спал. Однако, заслышав шум, он быстро поднялся и надел доспехи. Многие эльфы были убиты во сне, но остальные успели выхватить мечи из-под подушек и из специальных подставок для оружия, расположенных у их постелей. И они дали бой захватчикам.

О, это были лютые бойцы, и они никогда не теряли отвагу. Несмотря на внезапность нападения и преимущество орков, заставших их врасплох, никто из эльфов не дрогнул и не уклонился от битвы. Они отбросили противника на окраины города. И когда рассвет развеял темноту на небосводе, эльфы сформировали боевые фаланги, в то время как орки пришли в полнейшее смятение.

Увидев с высокого холма, что битва ведется хуже некуда, Шарон вызвал из пещеры отвратительного гигантского лысоморда. Этот жуткий неуклюжий великан разрушил половину города, поломав дубиной деревянные дома и собрав кучу щепок, которой хватило бы на два отопительных сезона. Солнечный свет отражался от его отвратительной лысины и слепил глаза эльфам, отчего те впадали в панику. Заметив беспорядок в их рядах, орки переформировали свои колонны и вновь совершили нападение.

И тогда король Гондор закричал:

— А давайте не будем падать духом! Давайте атаковать — пусть осторожно, но как бы угрожающе!

Взяв командование на себя, он с умеренной предусмотрительностью и с учетом правильных условий боя отбросил лысоморда к Протоке Морозильника. Естественно, оркам пришлось переходить протоку вброд, а лысоморд, намочив свою лысину холодной водой, закричал от ужаса, и все поняли, что победа досталась эльфам. Но в последний миг сражения стрела пронзила тело Гондора, и хотя рана была несмертельной, на острие оказался яд.

Кончина Гондора Отважного описана в «Балладе о последних мгновениях Гондора». В наши дни этот бардовский напев все еще поется среди эльфов — особенно когда они не могут вспомнить что-нибудь получше.

Орки рассеялись по холмам, и где их только ни снимали эльфийские лучники. Под словом «снимали» я имею в виду ловкие выстрелы, сбивавшие этих ужасных существ с ветвей деревьев и с горных уступов, а не тот развратный «съем», который обычно проводится на танцульках, пьянках и тому подобных сомнительных мероприятиях. В нашем случае орков снимали безжалостно и фатально!

Гондора Отважного сожгли на погребальном костре, и эльфы горевали о нем три дня и три ночи. Затем на престол взошла его дочь — Ева Эльфийская, прямая наследница королевской линии, идущей от предателя Туони Блэри.

И поскольку в этой битве эльфы сражались с орками одни, они обиделись на людей и начали выражать претензии:

— А вы где были, трусливые предатели? Неужели наши братские узы внезапно распались? Вот оно, значит, как? Решили отсидеться по домам?

— Они напали на вас посреди ночи, — отвечали люди. — Это была внезапная атака. Откуда нам было знать о ней?

Но эльфы продолжали укорять:

— Вы не очень-то спешили к нам на помощь, когда услышали о битве! Что? Кишка тонка?

— Ну если вы так считаете, — сказали люди, — то, возможно, нам лучше жить без всякого альянса.

— Уж, сделайте милость, — съязвили эльфы.

И люди ответили:

— Пусть так и будет.

— Хорошо, — согласились эльфы. — Вы нам больше не друзья!

Вот так и распался великий альянс людей и эльфов. И королева Ева Аттим из рода Артура Кирпича[19] дала священную клятву:

— Никогда больше мой род не будет иметь общих дел со смертными людьми.

И позже эта клятва вызвала проблемы.

О БЕЛЕНДЕ И ПЛЮШКИЕМ

В те времена над людьми стояли короли из семейства Прорнов. Король Прорн Могучий правил народом семьдесят лет, правил хорошо и мудро. Но он погиб в битве под Торопыжками, пронзенный оркскими стрелами.

Трон унаследовал его сын — король Прорн II. Он тоже правил мудро многие годы, но в конце концов умер, ибо такова судьба всех людей. Историки расходятся во мнениях о том, как он встретил свой конец. Некоторые говорят, что он погиб, сражаясь с чудовищным лысомордом. Другие утверждают, что он был убит орками, совершавшими набег на поселения людей. Третьи считают, что, сражаясь с Шароном, он сгорел в лаве на склонах Тупой горы. Четвертые уверены, что он умер дома от закупорки кишечника. Как бы там ни было, его корону унаследовал король Прорн III, прозванный Наикрутейшим.

У Прорна III было три сына. Первый, Силеннаруку, возмужав, прославился силой своих рук. Второй, Смеллицом, когда вырос, понравился людям отважным выражением лица. Никакой ужас и никакое горе не могли изменить его бравых черт. Никакая слабость и никакая деморализующая эмоция не могли изогнуть его губы или увлажнить глаза. Третьего сына короля Прорна звали Беленд, и, войдя в зрелый возраст, он выделялся среди сородичей довольно впечатляющей частью тела, которую мы в настоящий момент и при нынешней политике издательства не можем назвать конкретным и коротким словом.

Беленд, одинокая печальная душа, провел всю юность в лесных чащобах среди диких зверей, но вел себя там, чтобы вы знали, прилично — никаких извращений, а просто здоровая радость на свежем воздухе и на лоне дикой природы, прогулки и отдых в компании волосатых медведей и прочие подобные забавы. Войдя в полную зрелость и столь переполнившись ею (надеюсь, вы поняли, что я хотел сказать), он однажды вышел прогуляться по лесным тропинкам Таур-Эн-Ферно. Стояла ранняя осень. С крон дубов, пылавших красной и оранжевой листвой, осыпалась пыльца, казавшаяся дымом.

Между тем королева Ева Аттим III из рода Артура Кирпича имела одну-единственную дочь, и это была прекрасная Плюшкием. Однажды принцесса тоже вышла побродить по лесу. Ей захотелось пропеть пару песен, выкупаться голой в большом пруду и предаться тем особым увеселениям, которые предназначены специально для лесистой местности.

Плюшкием была удивительно красивой, благонамеренной, элегантной и наивной девушкой. Грациозной и чистой. Или я уже говорил об этом? В любом случае, ее справедливо считали эльфийской принцессой выдающейся природной красоты. Естественно, увидев деву у пруда, Беленд тут же влюбился в нее. Он решительно приблизился к ней и вступил в беседу. А затем они долго гуляли среди деревьев и делились подробностями своих биографий. И чем больше они узнавали друг друга, тем сильнее девушку тянуло к Беленду. Он был таким пригожим и милым. Он рассказывал ей истории о своих многочисленных опасных приключениях, о сражениях с орками и путешествиях в северные леса, о дружбе с дикими зверьми и небесными птицами. И Плюшкием с восторгом слушала его откровения.

— Бегенд, — наконец, прошептала она, — ты замый зигный и отважный из зынов чеговечезких.

— О чем ты говоришь? — спросил принц после короткой паузы.

— О, Бегенд, — простонала Плюшкием и бросилась к нему в объятия. — Моя юбовь к тебе так зигна, что пегепоняет меня. Ты змегтный чеговек, а я эйфийзкая пгинцезза. Но дгя наз это не важно! Обними меня зийной укой и дай мне позегуй. О, я хочу твой позегуй!

Дрожа от страсти, Беленд ответил:

— Мне не хотелось бы пользоваться твоей слабостью...

Однако принц не был дураком и не уклонился от физического контакта с такой красивой женщиной. Он дал принцессе свой «позегуй» и долго сжимал ее в объятиях.

Любовь между Белендом и Плюшкием вспыхнула мощным пожаром. И даже после двадцати минут отдыха их страсть по-прежнему не поддавалась описанию. Она была величественной и феерической. И влюбленные решили, что им нужно пожениться.

К сожалению, браки между эльфийскими девушками и человеческими юношами никогда не заключилось, так же как и браки между эльфийцами и людками[20]. Эльфы вообще никогда не спаривались с кем-то еще, кроме эльфов, а смертные — с кем-то еще, кроме смертных[21]. Это правило было заведено с начала времен и с тех пор всегда и всюду соблюдалось. Но любовь Беленда и Плюшкием сломала преграды традиции. По своему безмерному эгоизму они напоминали Ромео и Джульетту, Старски и Хэтча, Скуби Ду и Шэгги. Их любовь разбила стеклянную стену закоренелого предрассудка и предстала перед лицом общественного мнения. Она летела в это лицо, как мотылек, беззащитно машущий крыльями, и руки предрассудка отгоняли ее от лица общественного порицания под крики: «Извращенцы! Какой позор! Пошли прочь отсюда!»

И Беленд пришел к королеве Еве — наследнице дельфийских эльфов Альфы. Потоптавшись немного перед троном, он смущенно сказал:

— Не хотел вам мешать... Короче, извините, ежели что...

Он не привык общаться с королевскими персонами, поэтому не знал, что нужно говорить в подобных случаях. Из всех умных мыслей у него в голове оставалась только одна фраза: «Ну, сейчас начнется!» Прочистив горло, принц сказал:

— Мне интересно, могу ли я испросить аудиенцию у вас, госпожа?

К сожалению, он так нервничал, что закашлялся на последнем слове и произнес вместо желанного «госпожа» какое-то «госп-акх-акх»! Естественно, королева Ева не была впечатлена подобной речью. Она сидела на серебряном троне, который располагался на подиуме в центре великолепного и роскошного зала. На скамьях слева и справа от нее сидела эльфийская знать — самые важные и красивые принцы и принцессы, принадлежавшие королевской линии Блэри и Гондора.

— В чем дело, смертный? — спросила мать Плюшкием. — Уже многие-многие годы ни один из сынов человеческих не смел входить в залы эльфийской королевы. Разве ты не слышал, что наш прежний альянс дезавуирован?

— Что вы сказали? — спросил Беленд.

— Дезавуирован.

— Ага, — кивнув, произнес Беленд и сделал вид, что с детских пеленок знает значение этого слова. — Но я пришел, чтобы сообщить вам о своей любви к вашей дочери.

И королева Ева была изумлена, умилена, а также уязвлена и озлоблена.

— А ну-ка, закрой рот, наглый смертный! — велела она.

— Простите, — покраснев, сказал Беленд. — Так уж вышло...

Он неуклюже переступил с одной ноги на другую.

— Ты знаешь, что я королева эльфов? — закричала Ева, вскинув руки вверх для усиления мелодраматического эффекта. — Мое слово закон! А я дала клятву, что ни один представитель нашей королевской линии не будет иметь никаких дел с сыновьями человеческими!

— Все верно, — сказал Беленд. — Ситуация действительно щекотливая, но я все-таки надеюсь, что вы разрешите нам с Плюшкием пожениться.

— Пожениться? — содрогнувшись от презрения, вскричала королева.

— Мы с ней любим друг друга.

Королева нервно засмеялась.

— Люди ничего не знают о любви! Только эльфы способны любить! У людей это просто похоть, сентиментальность, привычка и самообман. Да и как может быть иначе? Эльфы долгожители, и их любовь тоже живет долго. А люди вянут и стареют, умирают и уходят в никуда, поэтому их любовь короткая и непостоянная.

— Тем не менее, — собравшись с духом, сказал Беленд, — я люблю ее, а она любит меня. Мы хотим пожениться!

— Это невозможно! Я никогда не дам вам своего согласия.

Пошаркав ногой по гладкой мраморной плите эльфийского зала, Беленд осмотрел ряды враждебных лиц.

— Ладно, — произнес он. — Тогда давайте договариваться.

При этих словах королева Ева презрительно рассмеялась, и знать — принцессы и принцы — последовали ее примеру. Глядя на усмешки надменных эльфийских лордов и леди, Беленд покраснел еще сильнее.

— Вот что я вам скажу, — промолвил он. — Это очень невежливо с вашей стороны.

Королева Ева вскочила с трона и, презрительно кривя губы, закричала:

— Никогда при моем правлении ни один из смертных не дерзнет смешаться с нашей расой!

— Я люблю вашу дочь, а она любит меня, — второй раз пояснил смущенный Беленд. — Поэтому я прошу вас благословить наш брачный союз.

— Благословить? Да я скорее прокляну его! И я уже сказала тебе, что ты не женишься на моей дочери!

— Полегче! — набравшись храбрости, рявкнул Беленд. — Если проклятия эльфов будут произноситься с такой небрежностью, то никто в нашем мире не станет обращать на них внимание. Я поклялся жениться на вашей дочери. И Плюшкием имеет такое же желания. Поскольку наши намерения вошли в конфликт с вашим словом, давайте договариваться.

— Я королева эльфов Верхнего Средиземья! Я бессмертная и не имею возраста. Ты же смертный человек. И если наши клятвы противоречат друг другу, то твое слово разобьется, как стекло, а мое — покажет себя нерушимым. Да я скорее усохну и умру, чем нарушу свое обещание. Скажи, ты правду говоришь, что моя дочь предпочла тебя знатным эльфийским принцам?

— Да, предпочла.

Ева покачала головой.

— Этого не может быть.

— Почему? — еще больше набираясь храбрости, спросил Беленд. — Я вполне достоин ее.

— Чем ты можешь доказать свое достоинство? — спросила королева. — Я думаю, ничем. Это выше возможностей любого человека.

— Только не моих возможностей, леди, — возразил ей юноша.

— Отлично, Беленд, сын Прорна, — сказала Ева и снова засмеялась, причем абсолютно не по-доброму. — Пусть так и будет. Я дам тебе испытание. Принеси мне Салями, которую Шарон хранит в своей крепости, расположенной в мертвых землях Мойдруга! Доставь мне сокровище Эму, захваченное Злом, и ты получишь руку моей дочери.

Все лорды и леди Эльфляндии зафыркали и захохотали, поскольку думал и, что такое задание невыполнимо. Однако Беленд встал в полный рост — во все свои пять футов десять с тремя четвертями дюйма — и сказал отважно, как только мог:

— Я сделаю это, а затем приду за обещанным.

И Беленд покинул эльфийский дворец, чтобы отправиться, как все думали, на поиски собственной смерти. Никто из тех, кто смотрел ему в спину, уже не ожидал увидеть его живым.

Когда Плюшкием услышала о задании, данном ее возлюбленному Беленду, она безутешно заплакала. Принцу пришлось успокаивать принцессу особым способом, который быстро останавливал слезы, но усиливал стоны. После этого они решили не расставаться, а искать Салями вместе.

— Ибо две головы подобны сочным дынькам твоей груди, — сказал Беленд. — Две лучше, чем одна.

— Ах, ты нахайный пгеюбодей! — ответила Плюшкием.

Она сделала вид, что наносит ему пощечину, но не ударила Беленда. Это было притворство — комичная сценка изображаемой ярости, а не настоящая атака. И они снова начали целоваться и ласкаться, издавая воркующие звуки и называя друг друга «долгоносиком» и «хрюшечкой», «мальчиком-пальчиком» и тому подобными словами. И если бы мама Плюшкием подслушала их диалог, то, уверяю вас, она снова вскинула бы руки к небу.

Вот так и вышло, что однажды утром Беленд и Плюшкием покинули Таур-Део-Дорант, звеневший зеленой весенней листвой. Они зашагали по тропе, которая, как им казалось, вела их к свадебной дорожке и оттуда к разнузданным оргиям, оргазмам и прочим производным от слова «организм», слишком пикантным и многочисленным, чтобы перечислять их в данной книге.

— А как мы добегемзя до Загями? — спросила Плюшкием. — Мойдруг! так дагеко отзюда! Между нами и тгоном Шагона находятзя погчища огков и дгугих чудовищ. А Вгадыка Зга, безвечный гьаз, тут же увидит наше пгибгижение. Он зчитает Загями Эму замым ценным зокговищем и извгекает из нее магичезкую зилу. Никто не знает, в какой охганяемой комнате или запегтом зейфе он дегжит ее.

— Хм! — ответил Беленд. — Насколько я тебя понял, ты спрашиваешь о том, как мы доберемся до Мойдруга! и заберем эту Салями, верно?

Плюшкием кивнула.

— Я пока не знаю, как мы это сделаем, — беспечно ответил Беленд. — Но что-нибудь произойдет.

В дневное время они шагали на юг-восток, а ночи проводили под звездным небом, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. На третьи сутки путники добрались до могучей речки Рычки. Следует отметить, что Рычка была самой стремительной и широкой из всех рек Верхнего Средиземья. Она мчалась галопом вдоль крутых берегов быстрее, чем резвые кони. Ее глубокие и холодные воды брали начало на высоких замерзших вершинах Джинсовых гор — огромного отрога Переда Штанин. В самых узких местах Рычка достигала в ширину не меньше лиги, и по этой причине ни один мост не пересекал ее русла. Ни один пловец, будь он эльфом или смертным, не входил в нее с одного берега и не выходил с противоположной стороны. Река неслась среди зубчатых скал, набирая мощь и ярость от срывавшихся в нее водопадов.

Беленд и Плюшкием устроили привал на сутки, пытаясь придумать какой-нибудь способ, чтобы пересечь кипевший пеной стремительный поток. Беленд сделал лодку из ветвей и листьев, которые он сшил травинками. Она была достаточно большой и по форме напоминала кожуру авокадо. Но принцесса, взглянув на нее, сказала:

— Езги ты думаешь, что я зяду в это гешето и зогъашузь пегепгывать в нем могучую теку, то ты зигно ошибаешьзя.

— Эй! — воскликнул Беленд. — А я почти все понял! Мне кажется, я начал привыкать к твоей манере речи.

Посмотрев еще раз на лодку из веток и листвы, он согласился, что судно получилось слишком хрупким. Поэтому они не стали переправляться через реку, а провели остаток вечера и ночь на берегу. На следующее утро песни предрассветных птиц зазвучали, как флейты, под грохот несущихся вод. Когда яркое солнце засияло на небе, Беленд и Плюшкием решили отказаться от выбранного направления и пошли вдоль северного берега. Задень пути их уши устали от непрерывного рева Рычки. Он давил на них, как осязаемое бремя, тяжелевшее с каждым часом. Беленд грезил о тишине и покое лесной поляны. Плюшкием мечтала о теплом и сухом полуденном воздухе, поскольку ее одежда и волосы были мокрыми от брызг, поднимавшихся, словно дым, на порогах реки и у водопадов. Сырой и холодный воздух вносил в их сердца дурные предчувствия.

И тогда Беленд, напрягая голос до громкого крика и стараясь быть услышанным на фоне реки, предложил своей возлюбленной принцессе:

— Может, вернемся в Таур-Део-Дорант? Давай я отведу тебя обратно в Эльфтоньон. Меня там ждут насмешки твоей матери, но я боюсь, что мы не сможем переправиться через эту реку.

И Плюшкием, повысив громкость своих слов до уровня бушующей воды, ответила любимому принцу:

— Пги данном зтечении обзтоятегств наше возващение в лез абзолютно невозможно. Таково мое гичное мнение.

Беленд выглядел немного смущенным. Затем он изобразил широкую улыбку, кивнул и, будто поняв что-то из слов Плюшкием, произнес:

— Да, да! Совершенно верно.

Они провели еще одну ночь на берегу ревевшей реки. Ее титанический шум проникал в их сны и вызывал беспокойные кошмары. Принцу приснилось, что он стоял перед огромной толпой, которая кричала и глумилась над ним. А принцесса увидела себя во сне среди огромного стада гигантских коров.

Утром Беленд забрался на выступ утеса, низко нависавший над водой, и попытался поймать рыбу с помощью импровизированной остроги. Но рыбы в речке Рычки двигались так же стремительно, как и само течение, а заостренная ветвь была плохим орудием лова. Принц и принцесса остались голодными. Они побрели на восток, надеясь, что речной поток в верховьях будет менее свирепым и более доступным для переправы. Они еще верили в возможность найти отмель или мост. Однако поиски оказались тщетными.

К концу дня, утомленные и почти больные от голода, они углубились в сосновую рощу и увидели там маленький домик, стоявший на небольшой поляне, — ветхую хижину, сложенную из стволов деревьев и покрытую соломенной крышей, на которой лежал толстый слой сосновых иголок. Постучав в дверь, они прокричали: «Тут кто-нибудь есть?» и «Эй?», что было больше приветствием, чем вопросом (хотя в данном случае фразы произносились именно в форме вопроса).

В этом крохотном жилище обитало очень древнее и мудрое существо — старуха, обладавшая множеством имен. Одни называли ее Ведьмой?, другие Точкой, а те, кто был знаком с ней, окликали Те-точкой. Однако на праязыке сотворенного мира ее имя означало Пунктуацию. Она вышла из хижины в образе дряхлой старухи, но ее глаза были чистыми и ясными. Эта женщина, некогда созданная первой из первых, стояла ныне в конце всех вещей. Она улыбнулась принцу и принцессе.

— Уважаемая геди, — сказала Плюшкием, — не могьи бы вы оказать нам помощь?

— Мы пришли издалека и очень голодны, — добавил Беленд. — Простите, что потревожили вас.

— Добро пожаловать, влюбленная пара молодых людей, — ответила Ведьма?. — Я знаю тебя, Беленд. И тебя, Плюшкием, прекраснейшая из эльфийских дочерей. Мне известно о вашем испытании.

Принц и принцесса изумились, и юноша спросил:

— Вы ведьма?

— Ведьма?

— Нет, это я вас спрашиваю.

— Ты должен понять, что меня зовут Ведьма?, — сказала старуха. — Это имя, в конце которого стоит вопросительный знак.

— Тогда получается что-то типа Ведьмы??

— Ведьмы??

— Нет, это я вас спрашиваю.

— А я подтверждаю сказанное тобой.

— Я немного смущен, уважаемая Ведьма?, — признался принц. — Мне прежде не доводилось слышать имен с вопросительным знаком.

Старуха загоготала[22].

— Моей сутью является пунктуация. Изначально мир был создан как прекрасная бесформенная вещь, и он являлся производной частью от трогательной, но недостаточно описательной песни Эму. Затем в бесформенном мире возникли четыре творящих дракона. Они наговаривали материальный мир, в котором мы теперь существуем. Это были небеса, море, горы и реки. Позже прилетели ангелы Эму и своими песнями напели леса и поля, птиц и животных. Мир вокруг нас — это фразы, материализовавшиеся в бытие. Но любая фраза должна заканчиваться пунктуационным знаком, иначе она будет запутанной. Поэтому прежде всех существ мира они создали меня, и я оказалась самой старой в Верхнем Средиземье. Моя функция очень важна, поскольку без меня любая фраза не будет иметь смысла, завершения и целостности.

Беленд удивился сказанному и вежливо спросил:

— О, великая мать, какой же вид пунктуации вы указываете?

Ведьма? улыбнулась.

— Чтобы выяснить это, — таинственно сказала она, — вам нужно понять природу бытия. Такое знание, детки, требует больших усилий, и я не могу передавать его каждому встречному, даже если тот не поленился задать мне вопрос.

Подумав немного, Беленд высказал предположение:

— Мне кажется, это может быть либо окончательное завершение, либо вопросительный знак. Я прав?

— Иги двоеточие? — добавила Плюшкием.

— Разве двоеточие заканчивает фразу? — возразил ей принц. — Нет, я думаю, это будет вопросительный знак или полное завершение. Или, возможно, восклицательный знак... если только фраза мира не заканчивается тире, как в экспериментальных поэмах, хотя это, на мой взгляд, звучало бы неправильно.

— Ты мудрее, чем кажешься на первый взгляд, — сказала Ведьма?.

— Разве то, что вас зовут Ведьмой?, не намекает на верный ответ? — спросил Беленд. — Вашей сутью является вопросительный знак?

— Не обязательно, — ответила она. — Для некоторых я известна как Те-точка.

Беленд снова задумался.

— Мне кажется, великая мать, что вашей сутью является вопросительный знак. Я склонен верить, что мир имеет открытые концы, и если уж заканчивается где-то, то только отвечая на конкретный вопрос. Если бы он везде заканчивался точкой, то это была бы завершенная и ограниченная вещь, а я воспринимаю наш мир открытым и полным развития.

— Принц Беленд, — сказала Ведьма?, — ты точно выразил свою мысль, и сказанное тобой может быть верным или неверным. Каждый человек, формируя свое понимание об универсуме, сталкивается с опасностью мироописания на базе личных предпочтений. То есть, мир не обязательно таков, каким тебе хотелось бы видеть его. На твой вопрос я отвечу так: согласно своей сути я нахожусь в конце всех вещей и смотрю назад. Поэтому я много знаю. Мне известны ваши цели и надежды, а также те могучие и ужасные силы, которые будут вам противостоять.

— Вы можете нам чем-нибудь помочь? — спросила Плюшкием дрожащим голосом (хотя в нем угадывались и решительные тона).

Ведьма? улыбнулась и пригласила их выпить чая. Внутри дома было темно, тесно и дымно. В камине с узорчатой плиткой горел огонь. Вместо стульев и стола в центре комнаты стояли пеньки различных размеров. Те-точка накормила гостей медовыми хлебами и напоила их свежезаваренным чаем.

— Итак, детки, вы хотите переплыть великую реку, — сказала она, когда принц и принцесса наелись досыта.

— Нам нужно добраться до Мойдруга!, — ответил Беленд. — Затем мы должны одолеть Шарона и забрать у него Салями, которое он украл у Эму. Мы сможем пожениться, лишь выполнив это задание.

— То есть главной причиной ваших действий является супружеский брак?

— Да.

— Шарон очень ушлый и сильный злодей, — сказала Те-точка, глядя на поленья, горевшие в камине. — У него очень мощная магия. Но я старше его и моя магия сильнее.

— Так вы поможете нам, великая мать? — с надеждой в голосе спросил Беленд.

— Сначала выслушай меня, — с улыбкой ответила старуха.

Морщинки и канавки ее дряхлого лица сияли в отблесках огня.

— Все вещи записаны в великой сентенции мира. Все злые и добрые вещи. Я не могу изменить ни буквы, ни порядка их следования...

— Навегное, это очень дгинная и згожная зентенция, — сказала Плюшкием. — Что-то типа «взего и во взем».

— Да, именно так, принцесса, — согласилась старуха. — И только некоторые понимают это. По крайней мере, Шарон не понимает — точнее, понимает, но не полностью, хотя и думает, что понимает.

— Но вы-то понимаете ее? — спросил Беленд.

Ведьма? скромно улыбнулась.

— Великая мать, позвольте задать вам вопрос, — смиренно сказал принц. — Почему вы, такая мудрая и всесильная, не объявите наш мир своей собственностью? Вы могли бы править им в величии и славе, а вместо этого живете здесь в небольшой лесной хижине с соломенной крышей.

— Тебе не нравится мой дом? — спросила Те-точка.

— О, нет, — торопливо ответил Беленд, поскольку он был достаточно умен и знал, что негоже обижать могучую ведьму. — У вас прекрасная хижина. Уютная и романтическая. Просто замечательная, я бы сказал. Простая, компактная и удобная.

Найдя нужные слова, он быстро добавил:

— Ваш дом кажется мне очаровательным и функциональным.

Плюшкием энергично кивнула в знак согласия и сказала:

— А мне нгавитзя темнота за вашими отгытыми окнами.

Старуха лукаво улыбнулась и поворошила огонь обуглившейся палкой. Затем она произнесла:

— Отвечая на твой вопрос, принц Беленд, я скажу, что на свете есть люди, имеющие мудрость, и есть люди, имеющие власть. Еще существуют те, кто обладают силой и мудростью, и наличие двух этих качеств позволяет им понять, что власть отравляет своей сладостью. Ты спросил меня, могу ли я помочь вам добраться до Шарона и вернуть священную Салями. Да, я помогу вам, но только в том случае, если вы знаете магические чары, способные заставить меня оказать эту помощь.

Она загадочно посмотрела на них и перевела взгляд на огонь. Огонь, в свою очередь, таинственно подмигнул старухе. Но Беленд и Плюшкием не разделяли этой конспирации. Их сердца трепетали от надежды и тревоги. Принц перебирал в уме магические чары и слова, о которых когда-либо слышал. В основном они имели отношение к историям о ведьмах, рассказанным ему кормилицей. Он старался вспомнить, какая форма слов могла заставить магическое существо оказать им помощь. И чем больше он думал, тем сильнее смущался от собственных мыслей, ибо в нем не было мудрости магического знания.

Внезапно Плюшкием сказала:

— Уважаемая Те-точка, помогите нам, пожауйзта!

Последнее слово оказалось магическим!

— Да, конечно, — ответила ведьма.

Старуха встала и, шаркая ногами по грубо вытесанному полу, подошла к криво сколоченному деревянному ящику, который стоял в углу хижины. Она открыла крышку, и ржавые петли издали громкий визг, потому что ящик, как уже отмечалось ранее, был криво сколочен. Ведьма? вытащила что-то, завернутое в тряпку, и повернулась к Беленду и Плюшкием.

— Вас ожидает множество опасностей, — сказала она, — и даже если вы выполните ваше задание, неприятности на этом не закончатся. Вот! Возьми!

Она передала Беленду небольшой кусочек жесткого пергамента. На нем было написано: «Даст тебе уйти из тюрьмы».

— А что он делает? — спросил принц.

— Мне кажется, это очевидно, — немного сердито ответила старуха.

Похоже, ведьму раздражала медлительность его ума.

— Просто спрячь пергамент в карман или мешочек. А ты, доченька, возьми вот это.

Она достала из тряпки три предмета не больше сустава ее пальца и передала их Плюшкием. Осмотрев подарок, принцесса решила, что ей дали сушеные тела каких-то насекомых или окаменевшие коконы саранчи.

— Пока ты не начала донимать меня вопросами, — пояснила Ведьма?, — я сразу скажу, что это жуки правды. Весьма полезные создания. Как видишь, в присутствии истины они спят внутри скорлупы. Пищей им служит неправда. Почувствовав ее наличие, они просыпаются, выбираются из кокона и начинают пожирать ложь, пока та говорится. Обрати внимание! Каждый жук съедает только одну неправду! Затем они улетают, зарываются в землю и, переварив полученную ложь, откладывают яйца. Весь процесс размножения занимает двенадцать лет. Вот почему они такие ценные и редкие. Я советую тебе не тратить их попусту. Всегда носи жуков с собой. Но я предупреждаю тебя! Если во время путешествия кто-нибудь из вас скажет ложь, они выпорхнут из твоих карманов и вы лишитесь их помощи.

— Что происходит, когда они пожирают ложь? — спросил принц.

В тот момент он еще не понимал смысла помощи этих странных жуков.

— Естественно, говорящий ложь переходит от неправды к правде, — сердито ответила Ведьма?, — Неужели до тебя не доходят такие простые истины? Ладно, хватит тут трепаться. Идите своей дорогой и выполняйте задание. А я, старая женщина, останусь здесь со своими пасьянсами и «Полем чудес».

Беленд и Плюшкием от всей души поблагодарили Те-точку за помощь. Внезапно принц вспомнил о главном препятствии. Не желая злоупотреблять гостеприимством, он лишь печально заметил:

— Только как мы доберемся до Мойдруга!? Нам ведь нужно переплыть речку Рычку?

Ведьма? шикнула на него, удрученно покачала головой, но по-доброму ответила:

— Ладно, ладно, не проблема. Выходите наружу.

Как только они выбрались из хижины, шум реки вновь ворвался в их уши. Над головой, словно пыльца, кружились комары. Воздух пах сосной и горелым торфом. За хижиной располагалась поленица дров, на которой лежало два кожаных седла. Это были легкие седла без стремян, украшенные элегантными узорами.

— Забирайте их, — сказала старуха.

И хотя она говорила тихо, принц и принцесса услышали ее слова, несмотря на мощный рев реки.

— А что нам делать с ними? — спросил Беленд.

— Отнесите их к реке, — ответила ВедЬма?, направляясь обратно к хижине. — Оседлайте лошадей, которых вы найдете там, и они перенесут вас через реку.

Они еще раз произнесли слова благодарности и покинули поляну, унося к реке дары, которые вручила им старуха.

Беленд и Плюшкием вернулись к речке Рычке. Не найдя на берегу коней, принц обыскал все ближайшие поля и рощи, и у него сложилось мнение, что лошади так далеко на юг еще не заходили. Во всяком случае, он не обнаружил никаких следов их копыт. Тогда принц и принцесса пошли обратно к хижине, решив уточнить у старухи вопрос о конях и переправе. Они зашагали вдоль темной полосы, оставленной ими чуть раньше на росистой траве. И хотя молодые люди без труда отыскали поляну в сосновом бору, им не удалось найти ни избушки, ни самой старухи.

После нескольких часов бесполезных поисков, Беленд сказал:

— Я думаю, ее можно найти только тогда, когда она сама того захочет. Эта женщина обладает великой и таинственной магией. Если она не желает встречаться с нами, мы не отыщем ее хижины.

Они вернулись на берег реки. Начался дождь — сначала тихий, затем более сильный. Молодые люди спрятались под деревом, но оно дало им лишь слабую защиту. Они угрюмо смотрели на щетинистую рябь, которую дождь выбивал на поверхности быстрой реки, и хмуро прислушивались к шипению травы под струями ливня.

На западе виднелись зубчатые горы Переда Штанин — огромные вершины, созданные некогда драконами. Они величественно выступали из-за горизонта. Взглянув на них через моросящий воздух, принц и принцесса увидели гигантскую бурю, бушевавшую среди пурпурно-белых пиков. Черные, как ночь, облака трепетали над кряжем, словно небесные мантии, вывешенные на ветру великанами. Они затушевывали горы широкими полосами дождя и скользили от пика к пику, ощетинившись копьями молний.

— Если эта буря двинется от гор на запад, мы промокнем до нитки, — сказал Беленд, озвучив тревогу, которая была в их сердцах.

— Иги еще хуже, — сказал Плюшкием, глядя сквозь струи ливня на разбухшую реку, которая быстро поднималась к берегам. — Езги будет наводнение...

Принц и принцесса прижались друг к другу, не зная, что им делать.

Через некоторое время дождь резко прекратился, и его сменил яркий солнечный свет. Беленд и Плюшкием поднялись на ноги и с посветлевшими сердцами осмотрелись по сторонам. Неприметная птица, сидевшая на дереве, зачирикала над ними, словно скрипучее колесо.

Принц прикрыл глаза ладонью и посмотрел на горы. Его сердце снова опечалилось. Ужасная буря, ярившаяся на пиках Переда Штанин, не утихала. Фиолетовые облака нависали над вершинами, осыпая склоны молниями и омывая их потоками ливня. Беленд увидел несколько обвалов. Они были далекими и выглядели не слишком впечатляюще, но он знал, что с гор катились гигантские лавины снега. И они направлялись к холодным озерам в предгорьях, из которых вытекала речка Рычка.

Затем он увидел в верховьях реки надвигавшийся вал. Стена воды нарастала и приближалась. Беленд понял, что могучий поток скоро вырвется из берегов и сметет все вокруг в неистовом разливе.

— Милая, — сказал он, обнимая принцессу. — Нам грозит наводнение, как ты и боялась. Грозный вал уже близко, и мы не успеем убежать. Даже если мы вскарабкаемся на дерево, оно будет вырвано сердитыми водами, сметено с земли и проглочено в ярости потока.

— Неужеги нам зуждено умегеть? — спросила Плюшкием.

— Если суждено, то я рад, что погибну вместе с тобой, — ответил Беленд. — Ибо в смерти нас уже не смогут разлучить, и мое заветное желание исполнится. Потому что я хочу быть рядом с тобой, моя ненаглядная возлюбленная. Твоя мать поклялась, что никогда не согласится на наш брак, а я дал слово, что мы будем вместе, несмотря на любые преграды. И теперь, мне кажется, судьба нашла свой способ, чтобы выполнить оба обещания, не нарушив ни одну из клятв и не вызвав между ними конфликта. Наша любовь не была скреплена брачной церемонией, но смерть сделает это. И хотя твоя мать не одобрила наш брак, мы навсегда останемся вместе.

Он заплакал, и Плюшкием прижала его к своей груди. Через шум стремительного потока они слышали низкий нараставший гул. Это огромный вал воды неудержимо приближался к ним.

— Цепляйся за меня покрепче, — сказал Беленд. — Пусть наши тела будут вместе, даже если мы погибнем.

— Ты думаешь, мы утонем? — в страхе спросила принцесса.

— Наверное, нам этого не избежать, — ответил Беленд.

Как только он произнес эти слова, жук правды пробудился от сна и начал биться в кармане Плюшкием. Затем он выбрался на волю и съел слова Беленда, пока тот проговаривал их. В результате, к своему удивлению и изумлению принцессы, принц услышал другую фразу, сорвавшуюся с его уст:

— Мы с тобой не утонем, потому что это не наша судьба.

Жук правды взлетел ввысь, и ветер унес его на запад.

— Я не понимаю, — проворчала Плюшкием. — Ты зам говогиг, что наводнения не избежать. Почему же ты думаешь, что мы не утонем?

Беленд взглянул на нее, и его глаза засияли от внезапной догадки.

— Я хотел сказать, что мы утонем, — ответил он. — Но жук правды забрал мои слова и вложил в уста другую фразу! Наверное, я нечаянно солгал, когда говорил, что нам суждено утонуть. Может, мы все-таки выживем, а?

В этот миг с ужасным ревом, от которого содрогнулись деревья, вал воды помчался на них, накрыв собой весь берег. Беленд увидел пенную шапку передней волны и внезапно понял, о чем говорила старуха.

— Быстрее! — крикнул он. — Хватай седло ведьмы! Вон те лошади, на которых мы переправимся через реку!

И как только принцесса подняла седло и выставила его перед собой, волна подхватила ее и вознесла на гребень. Она завизжала от страха, и Беленд тоже закричал. Однако поток держал их наверху, и казалось, что они оседлали хребет могущего вала воды. Быстрая и проворная Плюшкием грациозно устроилась в седле, хотя то покачивалось и подскакивало на спине речки Рычки. Неуклюжий Беленд слетел в воду, но благодаря силе рук потянул к себе магическую кожу и взобрался в седло. Ему тоже удалось укротить строптивый поток. Вот так, держась за передние луки, они помчались вперед на бушующих водах.

Как уже говорилось ранее, принц и принцесса оседлали полноводную речку Рычку и стремительно понеслись на ней мимо нижних окраин Блэриленда. Солнечный свет и пенистая взвесь воды создавали тысячи радуг, поэтому сердца двух путников переполняла радость.

Они так долго двигались на запад, что Беленд начал тревожиться. Ему казалось, что если наводнение не ослабеет, их вынесет в открытое море. Однако вскоре река стала шире и повернула к югу. Вал половодья вырвался из берегов и понес седоков через южные поля и низины. На орлиной скорости они приблизились к холмистому предгорью, отмечавшему границы Мойдруга!. В том месте, где холмы изгибались в виде мятой подковы, Шарон разместил огромную армию орков. Эта местность называлась Задворками, потому что она чем-то напоминала зад, на котором разместились орки. Согласно приказу Шарона, их армия охраняла северные подступы к королевству Зла.

Когда орки увидели приближавшийся вал половодья, они оставили свои посты и бросились бежать. Но даже самые быстрые ноги не могли равняться по скорости потоку, поэтому многие из них утонули или были растоптаны (как это показалось принцу и принцессе) под копытами речных коней. Проскочив через цепь холмов, поток рассеял свои воды в многочисленных прудах и болотах. Через некоторое время Беленд и Плюшкием оказались на твердом грунте — точнее, на мелководье у какого-то озера. Отыскав друг друга, они обнялись, побрели по колено в воде и вскоре выбрались на сухое место.

— Мы сэкономили много дней пути, — сказал принц. — И нам удалось проскользнуть мимо охраны Шарона. Эти холмы ведут в горы Мойдруга!, и если мы найдем нужный перевал, то проникнем в логово злобного лорда.

— Мы почти в конце пути, — ответила Плюшкием. — Но как мы победим Шагона, когда заявимзя к нему? Как нам зазтавить его отдать Загями?

Беленд не знал, что ответить на эти вопросы.

Они долго шли по узким ущельям, и Неприятные горы поднимались перед ними все выше и выше. То были абсолютно голые черные скалы из прессованного вулканического песка, которые окружали ужасную страну Мойдруг! — страну Шарона, неисправимого Владыки Зла. Беленд и Плюшкием считали, что они на всю жизнь навидались воды и прочей сырости — ведь еще утром их одежда была вымокшей до нитки, — однако в эту ночь, прижимаясь друг к другу в небольшой расщелине на черном песчаном плато, принц и принцесса грезили о влаге и мечтали утолить нестерпимую жажду.

— Езги нам повезет, — прошептала Плюшкием, — и мы пгойдем изпытание, изгоженное когоевой...

— Изгоженное? — перебил ее Беленд. — Лучше скажи, изгаженное!

— Не дегзи, — возмутилась принцесса и шлепнула ладошкой по груди возлюбленного. — Я пгозто зпгашиваю... Езги мы вегнемзя в Бгэгигенд и пгинезем Загями, ты дейзтвитегно женишьзя на мне?

— Конечно, дорогая.

— И мы будем жить вмезте?

— Для меня разлука с тобой — это как потеря сердца.

— А где мы будем жить?

— Я построю для нас в лесу большой дом. Он будет находиться на равном расстоянии от твоего и моего королевства. Это будет крепкая бревенчатая изба со множеством комнат. Я построю ее в кольце тополей и вязов на берегу лесного озера.

Эта мысль понравилась принцессе.

— А какой будет интегьег?

— Что?

— Обзтановка дома.

— А! Честно говоря, я еще не думал о ней. Может быть, открытая веранда. Лосиные рога над камином. Ну и всякие подобные штуки.

— Я хотега бы диванные подушки, — сказала Плюшкием.

— Подушки?

— Да, гагнитуг из тгьех штук. Чтобы ими бгозятьзя.

— Борзяться? — немного смутившись, переспросил Беленд.

— Нет, бгозятьзя. И еще я хочу цветочные обои на зтенах. А на кухне шкафчики с хгомигованными учками.

— Неужели тебе нравится такой мещанский стиль? — несколько удивленно спросил Беленд.

— Да, мне нгавятзя хгомигованные учки. И чтобы везде быги цветы. И чаши з зазушенными газтениями. Как тебе моя идея, догогой?

— Нормально, любимая, — ответил Беленд. — Все, что угодно, лишь бы ты была счастливой.

Его слова вызвали буйство в кармане Плюшкием. Один из жуков правды выполз из одежды и закружил над ними в лунном свете. Он поймал в воздухе слова Беленда, жадно съел их, и вместо своих слов принц услышал следующее:

— Мне ужасно не нравится твое предложение. Лучше воткни в меня кинжал или выжми кактус под моей подмышкой, но только откажись от этого буржуазного стиля.

Плюшкием вскочила на ноги и обижено закричала:

— Беленд! Как ты можешь быть таким гьубым и бесчувственным!

Принц тоже вскочил и попытался объяснить ей ситуацию:

— Забудь о ссоре! Смотри! Еще один жук правды! Он улетает! Хватай его, быстрее! Они слишком ценные, чтобы их терять.

Но как бы они ни подпрыгивали и ни вытягивали руки, магическое насекомое ускользнуло от них и, воспарив в ночное небо, улетело куда-то на восток.

— У нас остался только один жук, — сказал принц. — Нам лучше быть внимательными и не говорить друг другу ложь, иначе мы потеряем последнее насекомое.

Однако Плюшкием все еще сердилась на обидное замечание Беленда, и она настояла на том, чтобы ее возлюбленный спал отдельно на вершине дюны, а не вместе с ней в уютном углублении. И принцесса добавила, что если он думает погреться с кем-то этой ночью, то должен найти себе другую девушку. Утром, замерзшие и обессиленные, они какое-то время слизывали росу с черных скал Неприятных гор. Затем отважные путники направились через пустынное плато к ущелью между двух остроконечных вершин.

— Смотри! — прохрипел Беленд. — Кажется, там возвышается Сирит Конноли! Башня, в которой обитает злой Шарон.

Они шагали по черному песку целый день и весь холодный вечер и наконец к полуночи достигли перевала. Спустившись с хребта на другой стороне, принц и принцесса заснули на голых камнях и песке. На следующее утро в блеклом свете зари они увидели перед собой огромную башню Сирит Конноли — высокую и тонкую, словно черный стебель гигантского сельдерея, вознесшийся к небу. Здесь я имею в виду слегка засохший жесткий стебель, а не мягкое растение, покрытое маленькими зелеными листьями. По-моему, это вполне понятно. Но я решил сделать это еще более ясным. Мы же не хотим, чтобы между нами возникло какое-то недопонимание.

— Послушай, — сипло сказал Беленд, стараясь заглушить разговором бурчание в пустом животе. — Похоже, нам нужно было прихватить с собой мешок провизии и несколько мехов с водой.

Принцесса кивнула и со вздохом ответила:

— Навегное, ты пгав. В згедующий газ мы так и зделаем.

Они спустились по склону Неприятных гор и приблизились к основанию башни. Главные ворота охранялись личной гвардией Шарона — целой когортой[23] грозных орков. Беленд и Плюшкием пригнулись за валуном и, осторожно выглядывая, начали осматривать местность.

— Как бы нам пробраться мимо этих охранников? — тихо прошептал Беленд.

Затем, повернувшись к возлюбленной, он произнес уже более громко:

— Плюшкием! Дорогая! Что ты задумала? Где ты?

Он еще раз осмотрелся и увидел, что принцесса бесстрашно шагала навстречу к охранникам.

— О-го-го! — сказал он сам себе и, выбежав из-за валуна, попытался перехватить свою возлюбленную. — Плюшкием! Подожди меня!

В этот миг эльфийская принцесса гордо встала перед воротами и громко прокричала:

— Я Пгюшкием из Тауг-Део-Доганта! Меня сопговождает Бегенд из зтраны юдей. Мы пгишги поговогить с Ша-гоном — вашим повегитегем! Отведите наз к нему!

Изумленные орки столпились вокруг путников и, тыкая в них пиками, начали рычать на своем говоре:

— Чё за шутки, блин? Давно не получали? Ща! Устроим, мать вашу так.

И выкрикивая подобные фразы, они затащили принца и принцессу в башню, а затем отвели их в подземную, промозглую от сырости тюрьму. Вдобавок ко всему там было ужасно темно. И стрёмно! Прижавшись к возлюбленной, Беленд спросил:

— Зачем ты вышла из укрытия и сдалась им в плен?

— Я думага, это хогошая идея, — ответила Плюшки-ем. — В юбом злучае, мы пгоникги в башню, вегно?

— В тюрьму под башней, — поправил Беленд.

Шарон томил их в темнице три дня и три ночи. Он кормил принца и принцессу испорченным тухлым мясом, и вместо питья им приходилось слизывать влагу с холодных каменных стен. Но Владыке Зла было интересно, зачем они пришли к нему без оружия и без поддержки огромной армии. Поэтому он велел доставить пленников из тюрьмы и привести их пред свое единое око.

Вот так молодые люди и оказались перед большим глазным яблоком Шарона. К тому времени он немного сморщился и стал более блеклым, чем в былые дни своей славы. Но это по-прежнему был огромный шар Зла, несмотря на потертости и кровоизлияния, похожие на зимние деревья, нарисованные красным карандашом. Он покоился на особом помосте, куда его перенесли телохранители.

Взглянув на принца и принцессу, безвечный Глаз Зла со смехом спросил:

— Кого мы тут видим? Эльфийку и парня из расы людей? Что привело вас в мое логово?

— Века назад ты украг у Эму звященное Загями, — ответила Плюшкием. — Мы пришги забгать ее у тебя.

Услышав ее слова, Шарон засмеялся от чистого сердца. Или от грязного? Ладно! Раз уж вы хотите строгого и буквального описания этой ситуации, я скажу, что он засмеялся от всего глазного яблока.

— Я действительно украл Салями, — признался он скрипучим голосом. — Но я не желаю возвращать ее. Зачем мне это делать? Она моя! Я наслаждаюсь и пользуюсь ее силой. Вот, посмотрите!

На своем сферическом теле Шарон носил цепь из черного золота[24]. Брелок на ней был кружком, отрезанным от Салями, — точнее, колечком, потому что Лорд Зла просверлил в центре дырку, чтобы продеть в нее цепь. Принц и принцесса ахнули от ужаса, когда увидели это, ибо лишь существо самого низкого и подлого зла могло осквернить такой священный предмет, как Салями, и уж тем более отрезать от него кружок и высверлить середину, чтобы осталась лишь твердая корочка. Тем не менее эта «штучка» обладала силой всего священного артефакта.

— Как вы посмели изуродовать Салями! — закричал Беленд.

— Ой-ой-ой! — беспечно ответил Шарон. — Всего один кусочек. Остальная Салями не тронута. Я берегу ее для будущих целей. Понимаете, магия этой штуки слишком мощная — даже для такого существа, как я. Она создана Творцом, поэтому использование Салями для моих личных целей было бы неэффективным. Это как если бы художник рисовал картину три на три фута не кистью, а елью. Однако мое колечко обладает силой всего артефакта. И мне так проще управлять его потенциалом. Я собираюсь вырезать из Салями несколько миниатюрных предметов. Они должны соответствовать миру, в котором мы живем, поскольку Верхнее Средиземье является меньшим творением, чем Асдар. Магии этого кольца вполне достаточно для моих нынешних целей. Когда его потенциал истощится, я отрежу от Салями еще один кусок. И учитывая, что весь артефакт можно считать одной большой штукой, я назвал эту бирюльку магической Штучкой.

Шарон захохотал от порочного и злого удовольствия. Плюшкием отшатнулась назад, и Беленд рванулся к ней, чтобы успокоить. Однако орки, толпящиеся вокруг, не позволили ему сделать этого и оттолкнули его назад своим оружием.

— Где озтагная Залями? — строго спросила принцесса.

— Зачем мне раскрывать тебе тайну? — ответил Шарон. — Я сейчас размышляю, как бы мне казнить вас ужасно и больно. Что хорошего будет в том, если ты узнаешь, где находится Салями?

— Так где же она? — настаивала Плюшкием.

— В надежном месте, — с усмешкой сказал Темный Лорд. — В особой части моих владений. Хранилище имеет два прохода, но выхода в нем нет, и вы не сможете туда войти, поскольку, даже узнав его местоположение, вам пришлось бы открывать дверь ключом вашей плоти, а выход был бы возможен только после сильных изменений всей вашей сути и внешности.

Естественно, Беленд и Плюшкием не разгадали такой сложной загадки.

— Езги это хганигище находитзя в башне, мы взе авно найдем его! — вскричала принцесса.

Шарон лишь рассмеялся ей в лицо.

— Отведи нас туда! — потребовал Беленд. — Отведи нас к Салями!

Шарон самодовольно засмеялся еще громче.

— Твоя храбрость соизмерима только с твоей глупостью! — ответил он. — Отвести вас к Салями? Никогда! Вы не узнаете, где она находится, потому что Салями моя! И останется моей во веки веков!

И когда злобный лорд произнес эти слова, последний жук правды пробудился от сна и выбрался из кармана принцессы. Он расправил крылья, взлетел в воздух и поймал ложь Шарона — великую ложь от самого большого лжеца. Тем не менее жук правды проглотил ее, и с уст злодея слетели следующие фразы:

— Салями находится в утробе Адского борова. Я держу это ужасное существо в огромной яме за башней и время от времени скармливаю ему своих врагов и неугодных орков. Их бросают живыми и кричащими в глубокую яму, и Адский боров пожирает жертвы с громким чавканьем. Вот в животе этой чудовищной твари я и храню Салями. Там ее не найдет ни один мой враг.

И орки изумились тому, что Шарон выдал свой секрет. Даже его ближайшие лейтенанты ничего не знали о местонахождении Салями. Лорд Зла, страдая паранойей и неизлечимым страхом, считал, что в его замке не было ни одного помещения, защищенного от грабителей и воров. Поэтому он скормил Салями чудовищному Адскому борову. И теперь он был очень напуган, поскольку излишняя откровенность не входила в его планы.

— Почему я это сказал? — закричал Шарон. — Что такое на меня нашло? О, проклятье! Смотрите! Жук правды! Убейте его! Размажьте в лепешку! Раздавите проклятое насекомое!

И орки забегали кругами, тщетно размахивая оружием и пытаясь убить жука правды. Им хотелось доставить радость своему владыке, но проворный жук пролетел между ними, поднялся ввысь к открытой створке окна и улетел куда-то на север. Там он нашел красивое поле и закопался в грунт, чтобы длительное время переваривать ложь, ибо та оказалась необычно большой и тяжелой.

А Шарон не находил себе мест от ярости.

— Вы черви! — закричал он пленникам. — Как вы посмели обхитрить меня и выведать местонахождение Салями! Ну теперь не обижайтесь! Я хотел убить вас быстро и чисто, а сейчас мне остается только выполнить вашу просьбу и отвести вас к Салями. Вместо легкой и благопристойной смерти вы встретите ужасную и болезненную кончину в пасти Адского борова!

Услышав этот приговор, Беленд вздрогнул, а Плюшкием зарыдала. Хотя кто бы веселился на их месте, узнав, что его сожрет гигантская свинья? Лично я таких людей не знаю.

Когда Шарон решил разместить священную Салями в утробе Адского борова, он хорошо понимал, что магический артефакт не будет испорчен или переварен в свинячьих кишках. Дело в том, что Салями не являлась частью этого мира и не могла быть преобразована подобным образом. Поэтому Владыка Зла надеялся, что Адский боров сохранит драгоценность в скрытом и безопасном месте. Кроме того, в случае его кончины Шарон мог разрезать брюхо твари и вытащить магический артефакт. Но Темный Лорд не собирался раскрывать это секретное хранилище! Неудивительно, что он был жутко рассержен. Велев оркам схватить принцессу и принца, Шарон приказал бросить пленников в большую яму, чтобы там их сожрал отвратительный зверь.

— Ваш конец закономерный, — сказал он Беленду и Плюшкием. — Вы хотели найти Салями, не так ли? Очень скоро вы будет находиться рядом с ней, и, следовательно, вам нечего жаловаться.

Беленд гордо встал во весь рост, что было не так просто, поскольку на нем повисло несколько орков, в то время как другие тыкали его копьями в ягодицы и прочие места.

— Я не собираюсь жаловаться, приспешник Тьмы, —ответил он. — Я рад, что умру вместе с моей возлюбленной.

Взглянув на него с благодарностью, Плюшкием воскликнула:

— Ах, ты мой згаденький!

Принц покраснел немного и, глядя в пол, прошептал:

— Я говорю чистую правду. Зачем ты обзываешься?

И принцесса ответила:

— Я юбью тебя, моя мятная конфетка.

— Я тоже тебя люблю, моя картавочка! — воскликнул Беленд.

— Моя магенькая обезьянка, — с умилением сказала Плюшкием.

И принц начал отвечать:

— Моя щипачая...

Однако на этом самом месте Шарон не выдержал и закричал:

— Ради небес, уведите их отсюда! Эй, Джек! Брось их свинье! Проклятье! От таких сантиментов тошнит даже глазное яблоко...

Беленда и Плюшкием стащили вниз по ступеням, вывели из Сирит Конноли и сопроводили на пустырь за башней, где находилась большая и глубокая яма, на дне которой порыкивал чудовищный боров. Он был крупным, как кит: я имею в виду мелкую особь дельфиньего кита или маленького кита-убийцы — что-то вроде этого. Адский зверь пыхтел и хрюкал, переворачивал камни на дне ямы и алчно требовал пищу.

На самом деле пятой части истории о Беленде и Плюшкием не существует. Тем не менее, если вам все еще интересно, здесь приводится шестая часть.

И так уж случилось, что принца и принцессу швырнули в яму Адского борова. Они долго падали с большой высоты, потому что яма была очень глубокой. К счастью, падение смягчил слой навоза, объемы и высоту которого никто из них не стал проверять из-за отсутствия подобного желания. Орки выстроились по окружности ямы и смотрели вниз, выкрикивая грязные насмешки. Шарон тоже наблюдал за происходящим в яме с вершины своей высокой башни. Адский боров, почуяв добычу, побежал к упавшим людям, но Беленд гордо поднялся на ноги и вытянул руку вперед в безошибочном жесте «А ну, стоять на месте!».

— Остановись, о, Боров! — крикнул он. — Прежде чем ты сожрешь нас, выслушай, пожалуйста, мои слова. Ибо я Беленд из королевского семейства Прорнов. И я провел всю жизнь, скитаясь по лесам моей родной страны и заводя приятельские отношения с медведями, оленями и кабанами... Ой!

Он выкрикнул «ой!» очень громко и искренне, потому что Адский боров откусил часть его руки и проглотил ее, как лакомый кусочек. Плюшкием закричала или точнее, закгичага, увидев это ужасное действие, а Беленд упал на колени и прижал к груди обгрызенную конечность. И он с укором сказал:

— Что ты наделал!? Ведь у тебя много времени, чтобы съесть нас до последней косточки, и нет необходимости быть столь нетерпеливым. Ой, ой, ой!

Адский боров прислушался к словам принца. За все те долгие годы, которые он провел в глубокой яме, с ним никто никогда не разговаривал, и его даже не считали разумным существом. Тем не менее оказалось, у него был развитый интеллект (как и у всех свиней на самом деле). Услышав упрек, он почувствовал стыд и не стал проявлять свою свинскую природу. Он даже удержался на некоторое время от пожирания остальной части Беленда.

— Проклятье! — прошипел принц, пытаясь остановить поток крови. — Как жжет!

Он обмотал рану рубашкой, так что на культе образовался шар из материи.

— Ой-ой-ой!

— Ну, это... извини, — прохрюкал боров.

— Неужели ты не мог позволить мне закончить фразу? Я не понимаю! Что за дикая спешка?

— Немного увлекся, — сказал Адский боров. — Прошу прощения. Меня обычно кормят орками, а они, между нами говоря, очень противные на вкус. Естественно, увидев вас, я немного перевозбудился. Вы по виду вкуснее, чем моя обычная байда. Люди думают, что свиньи едят все подряд, и я действительно могу переварить довольно многое. Но это еще не означает, что я не разбираюсь в кулинарных тонкостях. Совсем даже наоборот. Вот, знаешь, например, что приносит мне реальное удовольствие?

— Что? — спросил Беленд, хотя тон его голоса предполагал некоторую удаленность от радостей кулинарии — иначе он не говорил бы стиснув зубы.

— Трюфели! О-о! Как я хотел бы сейчас пожевать трюфели! У тебя нет с собой трюфелей?

— Нет, — ответил принц и посмотрел на свою спутницу. — У тебя нет трюфелей, дорогая?

— К зожегению, нет, — ответила Плюшкием.

— Да, — со вздохом сказал боров. — Беда!

— А это пгавда, что вы нозите в звоем животе звященную Загями? — из любопытства спросила принцесса.

Рыло свиньи болезненно скривилось.

— Это чистая правда. Даже не буду рассказывать вам, какие колики она мне доставляет. Некоторое время назад Шарон бросил ее в яму. Я, естественно, дважды думать не стал и съел Салями. Но она не переваривается. Она колет меня, как металлический прут. Я чувствую ее вот тут.

Он потыкал левой задней ножкой в свой бок.

— Кажется, мне удалось остановить кровотечение, — слабым голосом сказал Беленд.

— Послушай, — прохрюкал боров. — Мне действительно жаль, что так случилось. Я имею в виду твою руку и прочее. Это просто...

— Ты можешь выслушать меня? — спросил принц, поднимаясь во весь рост. — Ты обещаешь, что подождешь окончания моей речи?

Он был очень бледным и едва стоял на ногах. Пожалев его, боров ответила:

— Ладно, я полагаю, это честно. Но ты должен знать, что потом я все равно употреблю вас в пищу. Они не дадут мне другой еды, пока я не съем вас, понимаешь? А свиньи, между прочим, должны хорошо питаться.

— Послушай, боров, — сказал Беленд, с трудом сохраняя остатки сознания. — Я могу вытащить тебя из этой ямы и перенести далеко от Мойдруга!, в северные дикие леса.

— Неужели можешь?

— Да, — ответил принц. — Те леса буквально заполнены трюфелями. Вкусные грибы лежат под слоем почвы и ожидают, когда твой чуткий нос отыщет их.

— О! — мечтательно приподняв кончик рыла, простонал Адский боров.

Если вы никогда не видели мечтательно приподнятого свинячьего рыла, то вы пропустили кое-что интересное, — поверьте мне на слово.

— Только ты должен пообещать мне, что не съешь нас в пути, — сказал Беленд. — И что ты пойдешь с нами во дворец королевы Евы, перед тем как убежать в лес за вкусными трюфелями. Договорились?

— Ладно, договорились, — сказал Адский боров. — Абсвиньлютно. Лишь бы смотаться отсюда. Значит, трюфели в обмен на жизнь? Не вопрос. Я согласен.

И тогда с помощью возлюбленной принц вскарабкался на спину борова. Принцесса тоже забралась туда же, села перед ним и вцепилась пальцами в свиные уши. Беленд обхватил ее талию культей, а здоровой рукой вытащил из кармана небольшой лист пергамента, на котором было написано: «Даст тебе уйти из тюрьмы».

— Вот, — сказал он. — Я использую эти чары!

И как только он бросил пергамент под копыта свиньи, они освободились из плена. Адский боров поднялся в воздух перед лицами изумленных и разгневанных орков и пронесся мимо высокой башни Шарона, словно существо с обложки альманаха готической фэнтези. Ярость лорда Зла не поддавалась описанию, но она была бессильной, потому что он не мог остановить беглецов. Адский боров полетел на север, унося на своей спине двух пассажиров. И он радостно визжал: «Уи-и-и! Уи-и-ех!», причем не тем отвратительным свинячьим визгом, который можно слышать в свинарниках, а восхищенно и восторженно!

Они пролетели над пустынными странами юга, где воды потопа еще покрывали огромные пространства, затем пронеслись над разбухшей речкой Рычкой, над южными границами великого леса Таур-Део-Дорант и наконец добрались до Эльфтоньона. И эльфы изумились, увидев борова, летевшего над ними, и еще больше удивились, заметив, что он спланировал и опустился на травянистую поляну у края леса перед самым городом. А когда они рассмотрели Плюшкием, слезавшую со спины свиньи, и Беленда, которому она помогала спуститься, их изумлению вообще уже не было предела.

Гонцы побежали к королеве с вестью, и вскоре ее принесли на серебряных носилках, которые были поставлены перед Адским боровом на безопасном расстоянии. Горожане и знать Эльфтона собрались вокруг оборванных и раненых путников. Несмотря на свое презрение, они не забыли о былинном эльфийском гостеприимстве. Путешественникам предложили медовые хлеба, цветочный чай и освежающие напитки. Наконец королева Ева заговорила:

— Я послала тебя, Беленд, сын человеческий, с поручением вернуть Салями! Вижу, ты взял с собой мою единственную дочь и подверг ее ужасным опасностям. Неужели твоя так называемая любовь позволяет тебе рисковать ее жизнью?

— Моя любовь к Плюшкием была так сильна, что я не мог расстаться с ней, — ответил принц, немного освеженный чаем, но по-прежнему слабый и бледный.

— Ты принес Салями? Я не вижу ее.

— Да, я принес Салями, ваше величество. Оно в животе этого Адского борова.

Шум изумленных вздохов пронесся над толпой, ибо эльфы не могли поверить словам Беленда. Однако боров, почувствовав момент своей славы, сказал:

— Это правда. Шарон заточил меня в яму и скормил мне Салями, чтобы хранить ее, как он думал, в безопасности и тайне. Но эльфийка и этот паренек раскрыли его секрет и освободили меня.

— Я просила тебя принести мне Салями, — сердито закричала королева. — Но вместо этого ты привел ко мне говорящую свинью!

— Не «вместо этого», ваше величество, — гордо поправил ее Беленд, — а «вдобавок»! Вы не уточняли, что я должен принести только Салями и ничего другого. Поэтому я доставил вам Салями и борова.

— И как, по-твоему, я заберу артефакт из свиньи?

— При всем моем уважении, ваше величество, — ответил принц, — это тоже не было оговорено в инструкциях, когда вы давали мне задание. Я выполнил свою часть сделки и теперь прошу, чтобы вы исполнили ваше обещание.

Принцесса радостно обняла его, и они оглядели с широкими улыбками ряды собравшихся эльфов. Но королеву душила ярость. Она сердито посмотрела на Беленда и медленно произнесла:

— Я действительно обещала тебе, что ты получишь руку моей дочери, если принесешь мне Салями — бесценное сокровище Эму. И я сдержу свое слово! Но другой моей клятвой было то, что ты никогда не женишься на моей дочери, ибо в тот момент я ненавидела тебя, и с тех пор мое отношение к тебе не изменилось ни на йоту! Ни на капельку! Сама мысль о вашем браке — о том, что вы будете жить в одном доме и обзаведетесь семьей, — невыносима для меня!

Она погрузилась в мрачные размышления. Клятва монарха — не та вещь, которую можно легко отбросить в сторону. Наконец она заговорила вновь:

— Я приняла решение, которое включает в себя исполнение обеих клятв. Ты пришел ко мне с коварством и хитростью, пытаясь шельмовать со мной, сын Прорна. Раз так, то слушай!

Ее голос стал тяжелым и грозным, как штормовое облако.

— Беленд Однорукий, ты сам показал мне способ, который я вынуждена использовать для выполнения моих клятв. Ты получишь руку моей дочери, но остальная ее часть останется в Эльфтоньоне — со мной и моим народом.

Она подозвала к себе стражника, вооруженного топором. Вельможные эльфы из королевской охраны оторвали Плюшкием от Беленда. К сожалению, он был настолько слаб от потери крови и переживаний, что не смог отогнать их прочь. Принц рухнул на землю, рыдая от унижения и боли.

Вот так и случилось, что королева Ева приказала отрубить руку дочери. Стражник поднял серебряный топор и одним ударом отсек левую руку принцессы. Эльфийские целители торопливо перевязали рану и остановили кровотечение. Плюшкием упала в обморок, ее уложили на носилки королевы и унесли во дворец. Через некоторое время толпа разошлась. Беленд остался один, рыдая в грязи.

Адский боров смущенно покашлял и сказал после вежливой паузы:

— Похоже, я больше здесь не нужен. А? Тогда, наверное, я могу пойти — ну, ты знаешь — в лес, поискать трюфелей.

Не получив ответа от Беленда, который был погружен в рыдания, боров направился в дебри Таур-Део-Доранта. Через некоторое время явился гонец от королевы Евы. Он встал перед распростертым принцем и сказал:

— Беленд, сын Прорна. Я принес тебе кое-что от королевы. Во-первых, этот предмет.

И он бросил в грязь перед Белендом отрубленную руку Плюшкием.

— Во-вторых, указ, — продолжил эльф. — Королева Ева передает тебе, что она выполнила взятые на себя обязательства и сдержала свое слово. Теперь она приказывает тебе покинуть нашу страну и никогда не возвращаться. Ты объявлен вне закона. Если какой-либо эльф увидит тебя в этих местах, ты будешь убит на месте. Если тебя найдут здесь завтра на рассвете, солдаты принесут королеве твою отрубленную голову. Убирайся прочь! Ты изгоняешься навеки.

Беленд не хотел плакать перед наглым гонцом королевы. Он утер слезы, взял руку своей возлюбленной и, поднявшись на ноги, ушел из тех мест.

Беленд меланхолично брел на север, поедая грибы и мед, который он находил в пчелиных ульях. И хотя пчелы жалили его в своей миниатюрной, но многократной ярости, принц не обращал на них внимания. Он нес с собой отрубленную руку Плюшкием, завернутую в рубашку. Беленд не стал возвращаться в город людей. В безутешном горе он искал одиночества. Добравшись до янтарного озера Слишкомноговиски, он поселился в уединенной местности и жил там вместе со своей печалью. Когда на озеро приходили туристы, чтобы порыбачить или пожарить шашлычки, Беленд незаметно перебирался через реку Оптика (там, где она впадала в озеро) и прятался в оврагах каменистой пустоши. С некоторых пор он не выносил компании других людей.

Пришла зима, и ветер стал сварливым и холодным. Мороз проникал под дырявую одежду Беленда, и промозглый дождь омывал его лицо. Он сшил себе накидку из шкур кроликов, которые выделал кусками кремния и вымочил в водах озера. И он был вынужден питаться сырым мясом, потому что непрерывный дождь мешал ему разжечь огонь. Все это время он хранил руку возлюбленной рядом с собой, и та, будучи эльфийской плотью, не разлагалась и не портилась, а оставалась чистой и белой, словно вырезанная из слоновой кости.

Однажды, когда зима длилась так долго, что принц уже не помнил, каким бывает тепло и как выглядят цветы, он забрел далеко на запад и оказался у Стоячих камней, которые иногда называют Когтями дракона. Несмотря на то что эти монолиты кажутся на вид и на ощупь обычными огромными камнями, образующими круг, они на самом деле представляют собой кое-что иное. Легенда гласит, что в дни творения великий Дракон Севера решил вырезать когтями зазубренную гору Мести Эзамуса. Но гора была такой твердой, что магическое существо сломало когти. Позже дракон отрастил себе новые, а старые когти, упав с высоты, вонзились в землю к северу от Таур-Эн-Ферно.

Придя в то место, Беленд сел внутри круга. Он почувствовал мощную магию, ибо драконы являются самыми могущественными тварями из всех живых существ и буквально сочатся великой творческой силой. Это они создали большую часть мира, насадив там скалы и горы (и породив жизнь, которая следовала сложнейшему узору само-раскрывающихся метаморфоз). Вот так и случилось, что Беленд зарыл руку Плюшкием прямо в центре магического круга. Той ночью, оплакав потерю возлюбленной, он заснул на свежем погребении.

Утром принц проснулся и увидел нечто странное и чудесное. Из посаженной в землю руки выросла новая Плюшкием — точная копия принцессы. Обнаженная дева лежала на замерзшей траве, и ее рука была погружена по локоть в землю. Когда Беленд вырыл руку, та по-прежнему была холодной и мертвой, но остальная часть новой Плюшкием лучилась теплотой и жизнью.

Его радости не было предела. Восторг и изумление едва не оборвали его жизнь, заставив сердце запинаться в неистовом биении. С красным туманом в глазах он обнимал и обнимал ее, плакал и смеялся, кричал от благодарности и счастья в зимнее небо. Но это длилось недолго. Вскоре он понял, что хотя эта дева и обладала физической формой его возлюбленной, ее ум был чистым, а голова абсолютно пустой. Она не знала речи и не проявляла ни малейших признаков понимания. И сердце Беленда снова сжалось от разочарования. Ему казалось, что судьба посмеялась над ним, забрав Плюшкием и вернув вместо нее пустую оболочку без души и разума.

Тем не менее он взял эту девушку с собой и нарядил ее в одежды из заячьих шкурок. Она жадно ела, когда принц давал ей пищу, но в остальное время либо безмолвно сидела, либо шла, когда ее подталкивали, либо останавливалась, когда Беленд вставал у нее на пути. Они отправились на юг по восточным окраинам Таур-Эн-Ферно. В сердце принца тлела надежда, что девушка со временем научится уму-разуму, но проходили месяцы, а она оставалась такой же пустоголовой, как и прежде.

Добравшись до западного побережья Верхнего Средиземья, Беленд на какое-то время остановился там. Он уже тогда прорабатывал план действий, но сомневался, что ему хватит смелости для выполнения задуманного дела. Долгие часы принц смотрел на море и изредка бросал косые взгляды на копию Плюшкием, которая сидела рядом с ним. Беленд наблюдал за закатом, за блеском солнца, который, как роса, серебрился на спокойных водах. И когда край светила поцеловал горизонт и алый цвет окрасил волнистую поверхность океана, он принял решение.

Позже в редких зарослях за морскими дюнами он изготовил из лиан и ветвей хитрую ловушку и поймал оленя. Придя в поселок рыбаков, Беленд обменял тушу зверя на грубый железный меч. Он заточил клинок о плоские камни на линии прибоя и приблизился к деве, которая ходила за ним следом, как послушная, но неразумная тень. Сев рядом с ней, принц долго объяснял свои мотивы и надежды. Беленд говорил, что ему очень жаль, что он не хочется совершать подобное и что на самом деле он добр к ней в своей жестокости. Но, к сожалению, она не понимала ни одного его слова. И тогда он приподнял левую руку девы и отсек ее мечом.

Она закричала от боли и бросилась прочь, но он схватил ее, повалил на песок и, наложив на рану мох, перевязал обрубок шкурами. Вскоре судороги прошли, и дева забыла о боли, вновь став такой же бездумной и уступчивой, как прежде.

Беленд повел ее на восток. Прожив всю жизнь в лесах, принц перенял у животных умение прятаться и скрывать свои следы. Он был знатоком маскировки и мог незаметно передвигаться даже на виду у людей. Беленд и дева прошли через лес Таур-Део-Доранта и однажды ночью проникли в Эльфтоньон. Малейшая неосторожность грозила им смертью, но принц и безмолвная копия Плюшкием пробрались к королевскому дворцу в центре города. Здесь Беленд оставил спутницу в тени карниза, вскарабкался по стене сторожевой башни, пролез в окно, затем спустился к боковым воротам и, открыв их изнутри, провел деву по лестнице в верхние покои дворца.

Той ночью в центральной зале проходило пиршество. Несмотря на суетливую беготню придворных и слуг, приносивших и уносивших яства и напитки, коридоры и комнаты дворца оставались пустыми. Беленду удалось незаметно подняться по лестнице наверх и пробраться к покоям принцессы. Вскрыв замок, он вошел в опочивальню. Плюшкием спала в постели. Она проснулась, услышав его шаги, и едва не закричала.

— Тс-с, — сказал он. — Это я.

И увидев его, она зарыдала. Влюбленные обняли друг друга.

— Это безумие, — прошептала она. — Зачем ты пгишег? Они убьют тебя, езги увидят...

Взглянув на его плащ, принцесса спросила:

— Из чего это? Из кгоиков? Их мех вышег из моды еще в пгошгом зезоне.

— Я пришел забрать тебя с собой, — сказал Беленд.

— Я мечтага об этом догие мезяцы, — рыдая, призналась Плюшкием. — К зожагению, чудез не бывает! Моя мать не узпокоитзя, пока не вернет меня. Это пгиведет к войне между юдьми и эгьфами. Отгяды воинов будут пгочезывать земги Вегхнего Згедиземья, пока меня не вегнут во двогец. А тебя они точно убьют.

— Я понял почти все, кроме нескольких слов, — ответил принц. — Но это не важно. У меня есть план.

Он вышел из комнаты и вернулся с копией Плюшкием. Реальная принцесса удивилась и детально проверила свою дублершу на совпадение малейших деталей. Беленд стоял и с восхищением рассматривал две версии прекрасной Плюшкием, и на ум ему приходили разные пикантные фантазии об этих двух женщинах. Но время поджимало, и некогда было думать о всяких бесполезных вариантах. Его присутствие могли обнаружить в любой момент. Поэтому принц уложил подобие принцессы в постель, и дева вскоре заснула. А он и Плюшкием покинули дворец, тайком выбрались из города и убежали в темный лес, чтобы больше никогда не возвращаться в Эльфтоньон.

Позже вечером королева послала слуг к дочери с приглашением на пир. Копию принцессы одели, провели в зал и усадили за стол. Она жадно ела, но не отвечала на вопросы. И королева, почувствовав неладное, в смущении закончила пир, отпустила гостей и призвала во дворец самых лучших докторов. Они осмотрели девушку, но так и не поняли, что перед ними была копия, а не настоящая принцесса. И они сообщили королеве, что ее дочь лишилась речи и рассудка и что это, судя по всему, было связано с печалью о потерянном возлюбленном.

— Мы можем говорить лишь о том, ваше величество, — резюмировали они, — что, утратив способность к рациональному мышлению, она потеряла и дар речи.

Королева опечалилась. Она, как могла, пыталась вернуть разум дочери. Проходили месяцы, использовались редкие травы и магические чары, безмолвную деву заклинали и гипнотизировали лучшие эльфийские волшебники. Но Плюшкием не поддавалась лечению. И королева сказала:

— Счастье ушло из дома Блэри — проклятого дома, поскольку моя единственная дочь сошла с ума от любви к простому смертному.

Что касается реальной однорукой Плюшкием и ее однорукого возлюбленного Беленда, то в этой истории о них больше ничего не говорится. Они бежали на север, где на южной стороне реки Оптики раскинулись медвяные луга и сосновые рощи. Там принц построил дом, и принцесса украсила его, как желало ее сердце. Они изредка торговали с людьми, обитавшими в тех краях, и были известны под вымышленными именами. Некоторые историки утверждают, что они поженились и завели детей. Но другие летописцы напрочь отрицают этот факт.

Как вы помните, королева Ева поклялась, что Беленд никогда не возьмет себе в жены Плюшкием. Она сказала, что скорее ее жизнь увянет и закончится, чем это слово будет нарушено. Но Беленд и Плюшкием поженились — пусть даже без ее ведома, и поэтому королева начала болеть и увядать. Издревле известно, что эльфы не подвержены смертям от болезней. Тем не менее королева все ближе и ближе подходила к фатальному концу.

Через некоторое время она умерла — редкая судьба, поскольку эльфы погибали только в битве и при несчастных случаях. В народе объявили траур, так как Ева была из королевского семейства Блэри. Но люди не оплакивали ее. История о ней распространилась по стране, и все смертные назвали ее Евой Безжалостной. Им не нравилась та манера, в которой она выполняла свои клятвы.

Среди эльфов разгорелся спор. Одни говорили:

— Мы должны короновать принцессу Плюшкием, потому что она единственная уцелевшая наследница по линии Блэри.

Другие возражали:

— Она лишилась разума, и ее душа абсолютно потеряна. Она не может править эльфами.

И тогда, разделившись во мнениях, одна половина народа отделилась от второй половины.

На этом история о Беленде и Плюшкием завершается.

О СНЕ ШАРОНА

Шарон был огорчен потерей Салями. Я имею в виду, что он действительно разозлился не на шутку. И, думаю, мы можем понять его позицию. Он потерял самый сильный со дней сотворения магический артефакт. Такое обстоятельство и вас привело бы в ярость. Он сильно рассердился. Его трясло от возмущения. Выбранив орков, он многих убил, а затем снова начал ругаться и злиться. Устав от буйства и почувствовав слабость, Шарон кое-как успокоился и погрузился в сон. Потеря Салями настолько истощила его, что он проспал целых двенадцать месяцев.

Во сне он увидел огромное нечто, заполнившее собой все небо, — какую-то черно-пурпурную кружащуюся форму, похожую на штормовое облако. Присмотревшись получше, он понял, что это Небесный удав — змея несказанной длины с рельефными черными мышцами, которые выглядели крепкими и несокрушимыми. Крылатый змей извивался в воздухе, словно перекрученная лента из непроглядной темноты. Шарон не видел прежде снов, и грозное видение напугало его. Однако он быстро догадался, что змей не может навредить ему. И тогда, осмелев, Лорд Зла закричал:

— Эй! Существо!

Хотя его голос имел тона и громкость волапюков, но даже он оказался лишь слабым писком в той буре, которая гремела и бушевала во сне.

— Шарон? — отозвался зверь, и его глас дробил миры и напоминал собой скрежет огромный айсбергов, жевавших берег суши.

Лорд Тьмы испугался и подумал:

«Это дух Морготика, убиенного в нашем мире. Очевидно, он не нашел вход в следующий мир и поселился в пространстве между землей и небом. Немудрено, что он в такой печали и ярости».

— Владыка? — окликнул Шарон, произнеся то слово, которым он пользовался долгое-долгое время.

— Шарон, — прогремело видение.

Теперь казалось, что оно имело голову, и эта голова напоминала черного быка — только рот наполняли острые зубы гадюки, покрытые свежей кровью, а ниже шеи располагались две сильные мужские руки, которые вместо пальцев заканчивались длинными когтями. Через многие лиги его тело заострялось в длинный хвост, как у огромного угря. И в какой-то момент Шарон увидел, что зверь впился когтями в этот хвост и начал пожирать его. Глотая куски собственной плоти, он выпускал из колоссальной пасти пучки ветвящихся молний, и те сверкали так ярко, что жгло глаза. Однако Шарон отметил, что ослепительные молнии не озаряли тьму, а наоборот — мрак с каждым мгновением становился все чернее и гуще.

— Владыка! — вскричал Шарон. — Почему ты снишься мне в такой форме?

— Чтобы предупредить тебя, — ответил змей. — Берегись обещаний драконов.

— Да, я помню, — печально ответил Шарон. — Обещание драконов привело тебя к гибели, Владыка.

— Драконы дают, но они и берут. Они всегда берут, когда дают. Будь к этому готов. Ты должен подумать дважды, прежде чем решишь контактировать с ними. Прикинь, какой будет цена за их услуги, и приготовься заплатить ее.

— Смерть стала той ценой, которую ты заплатил, — крикнул Шарон.

— Убедись, что чары, которые они наложат на тебя, абсолютно непроницаемы! — проревела змея. — Не оставляй ни одной трещинки в их магии. Если оставишь брешь, то злая судьба атакует тебя!

— О Владыка! — в агонии печали и страха прошептал Шарон.

И затем он проснулся.

Никогда раньше слуги Шарона не видели на его глазном яблоке такого слоя чистой соленой жидкости, как в этот раз после пробуждения. И никто не мог понять, откуда исходили галлоны его слез, ибо глазное яблоко Темного лорда не имело протоков, через которые жидкость поступает в глаза других существ. Более того, никто не мог сказать, как он увидел сон, поскольку Шарон был падшим волапюком, а те вообще никогда не спят — такое у них правило.

Шарон долго размышлял над сновидением. Наконец он решил последовать совету своего учителя. Ему предстояло призвать драконов и заключить с ними сделку. Но сначала он должен был извратить свою хитрость и придумать чары, не содержавшие в себе ни единой щелочки. Далее возникал вопрос о цене, и он тоже обдумывал его долгое время.

Двенадцать лет прошло с тех пор, как злодеи похитили Салями из его королевства, и все это время Шарон собирал огромную и ужасную армию. Пока он обучал и готовил солдат по своей методике, разведка то и дело доставляла ему сведения об огромной свинье, поселившейся в лесу Таур-Део-Доранта — в самом центре Верхнего Средиземья. И каждый раз он говорил себе:

— Ага! Так вот куда подевался Адский боров!

Лорд Зла решил вернуть Салями или по крайней мере уточнить ее местоположение, поскольку этот бесценный артефакт, по его мнению, мог оплатить великую магию драконов. Шарон собрал небольшой отряд из самых опытных воинов и направил его на север. Во главе отряда он поставил лучших лейтенантов — Блэри и Кука. Его искусные корабельщики построили легкие суда. Отряд диверсантов пересек затопленные земли и высадился на северном берегу речки Рычки. Орки не вступали в боевые столкновения с людьми и эльфами, так как перед ними стояла другая задача, но когда они натыкались на небольшие патрульные отряды или караваны путешественников, то убивали их. И молва о безжалостных убийцах распространилась по всем северным городам Блэриленда.

Время от времени диверсанты захватывали в плен людей и эльфов. Пытая этих несчастных охотников и фермеров, они узнали историю королевы Евы и ее дочери, сошедшей с ума и полностью потерявшей рассудок из-за любви к смертному, — такой тогда была история. Они узнали, что Адский боров обитает в лесу Таур-Део-Доранта, и поэтому направились туда. На седьмой день поисков их отряд нашел свинью в чаще, где та взрыхляла рылом дерн и поедала трюфели.

— Вот этот хряк! — сказал Блэри своему помощнику. — Иди и поймай ее.

Взглянув на гигантского борова и его мощные клыки, а также оценив размеры живота и силу жующих челюстей, орк мудро ответил:

— А на что мне такое счастье?

— Послушай, — возмутился Блэри. — Я дал тебе прямой приказ.

— Лучше не ищи забав на свою задницу, — предупредил его орк.

— Ты хочешь разозлить Шарона? — спросил Блэри. — Он ведь точно рассердится, уж поверь мне. Ты даже не представляешь себе, как он жутко разозлится!

— Если тебе нужна эта свинья, то иди и сам лови ее, — ответил орк, демонстрируя сложившуюся субординацию. — Козел безрогий!

После этого он без сожаления покинул отряд, ушел на поиски счастья и со временем поселился на окраине Неудповедения. Взяв в аренду небольшую ферму, он приступил к разведению леммингов. Однако его дальнейшая жизнь никак не связана с нынешней историей, поэтому позвольте мне вернуться к главной теме.

Блэри приказал остальным оркам поймать и связать Адского борова, но грозное чудовище разбросало его воинов по сторонам. Одних свинья разорвала в клочья, других уложила на землю мощными боковыми ударами головы, третьих напугала фырканьем и громким хрюканьем. Отряд диверсантов в смятении ретировался. Блэри отвел уцелевших воинов на юг и доложил Шарону о случившемся. Естественно, как он и предрекал, Лорд Тьмы ужасно рассердился. Он обратил свой гнев на пару орков, которые копали яму для отхожего места неподалеку от башни, — можно сказать, им просто не повезло. Затем он успокоился и тихо прошептал:

— Наконец-то я знаю, куда ушел Адский боров.

О РЕШЕНИИ ШАРОНА ПОКОНЧИТЬ СО ВСЯКИМ И КАЖДЫМ РАЗ И НАВСЕГДА

После продолжительных размышлений и детального анализа ситуации злой Шарон призвал к себе Блэри и сказал ему:

— Туони, я сражаюсь в этой войне против так называемого Добра уже довольно долго. Некоторые люди используют схожее выражение для замены «сорока пяти минут» или «трех месяцев». Но я говорю об этом в буквальном смысле, полагая, что после первого века идет второй, а дальше — третий. Вполне достаточно, чтобы испытать терпение даже такого злодея, как я. И вот мне подумалось, что моего «достаточно» действительно достаточно.

— Ваша тавтология просто изумительна, о господин, — поддакнул Блэри.

— Короче, я решил перестать воевать, — продолжил Шарон.

— Хорошая идея, Владыка, — поддержал его Блэри. — Скажите, а вы хотите перестать воевать со всеми существами? Вы имели в виду «со всеми людьми»?

— Да, — ответил Шарон. — Со всяким и каждым. И если подумать, то раз и навсегда.

— То есть вы планируете прекратить войну со всяким и каждым раз и навсегда?

— Точно, — ответил Шарон. — Раз и навсегда! Со всяким и каждым! Временное или частичное решение здесь не подходит, потому что в нашем мире все хитрят и находят окольные пути. Поэтому единственным решением может быть лишь что-то абсолютное и окончательное. И я могу согласиться только с тотальным окончанием войны.

Блэри хитро улыбнулся и, извиваясь всем телом, спросил:

— И как вы это сделаете, Лорд Тьмы? Говорите, я слушаю.

— Чтобы раз и навсегда перестать воевать со всяким и каждым, я должен уничтожить силы Добра в могучей битве, перебить всех командиров и лидеров, а затем поработить их последователей, — сказал Шарон. — Я должен наложить на Верхнее Средиземье особые мощные чары, которые будут держать мир в моем подчинении до самого скончания времен.

— Где же вы возьмете такие чары? — спросил испуганный Блэри.

— Мне их сотворят драконы, — ответил Шарон.

И вот, когда затянувшаяся зима миновала и наступила весна, народы Верхнего Средиземья вздохнули с облегчением, и их плечи расправились от надежд на будущее, ибо так всегда было и будет при смене сезонов. На полях зазеленела озимая пшеница, и среди пшеничных стеблей появились россыпи красных анемонов. Трава покрыла низины пушистым ковром. На оливах забелели мохнатые фиги. Страна, омытая короткими и торопливыми дождями, сияла свежестью и искрилась под бескрайним небосводом в лучах обновленного солнца. Люди забыли на время, что на свете существует зло. И хотя эльфы помнили об оркских армиях, но даже и они восторгались весенним теплом и пели песни под мелком луны в пурпурном небе.

И случилось так, что в этот миг благолепия Шарон велел перенести себя на верхнюю площадку башни Сирит Конноли. Слуги поместили его на помосте и оставили в полном одиночестве. Когда закат окрасил красной позолотой оливковые облака, слоившиеся над западным горизонтом, Шарон обратил свой взгляд на Штучку, в которой хранилась часть силы священной Салями. Используя ее, он вызвал Дракона Юга.

И притянутый Штучкой дракон ответил на призыв. Он примчался, размахивая крыльями, широкими, как облака. Несмотря на их огромные размеры, полет дракона не вызывал завихрений. Со стороны казалось, что он переливался в воздухе, словно какая-то жидкость. Его глаза были зелеными, как листья кипариса. Кожа мерцала, будто темное вино. Он с величественной медлительностью закружил над башней Сирит Конноли, и даже Шарон испугался его, хотя и быстро одолел свой страх.

— Дракон! — крикнул он. — Ты самый древний и могущественный зверь во всем Верхнем Средиземье. Но в нашем мире имеется магический артефакт более древний и мощный, чем ты. Я говорю о Салями, которую создал Эму.

Дракон замедлил свое кружение над башней.

— Мне это известно, — ответил он.

— Сделай для меня чары, и я скажу тебе, где находится Салями, — прокричал Шарон. — Только ты обладаешь достаточной силой, чтобы забрать ее из тайного хранилища. Но для этого тебе нужно знать, где она спрятана.

Дракон воспарил над башней и ответил:

— Я согласен сделать чары для тебя.

— Отлично! — вскричал Шарон. — Но послушай меня! Я знаю, как ты и твои собратья обманули мастера Морготика. Вы дали ему чары иллюзорной силы и тем самым способствовали его смерти. Это не должно стать мое судьбой. Ты слышишь?

— Я слышу, — ответил дракон.

— Я хочу быть Владыкой всех эльфов и людей до тех пор, пока эльфы и люди существуют.

— Сделаем, — сказал дракон.

— Я должен быть неуязвим для вреда.

— Сделаем.

— Я должен быть бессмертным.

— Сделаем.

— Я хочу побеждать в любой битве.

— Сделаем.

Шарон потребовал внести в заклинание эти четыре желания — по одному на каждого дракона. Он думал, что в таких чарах не будет ни одной трещинки, ни одного двойного толкования.

— Мы выполним твое требование, когда получим Салями, — сказал Дракон Юга.

— Согласен, — ответил Шарон. — Но я оставлю небольшой кусок артефакта, который ношу сейчас с собой. Я хочу сохранить его у себя, и ты должен подтвердить, что эта безделушка не повлияет на наше соглашение.

Дракон Юга взвился вверх и распростер над башней свои крылья так, что они закрыли свет предзакатного солнца. Однако Шарон не испугался.

— Ты не обманешь меня, как сделал это с Морготиком! — крикнул он. — Или принимай мои условия, или улетай отсюда прочь.

Дракон, поджав крылья, снова закружил вокруг Сирит Конноли.

— Да будет так, — сказал он.

Страна погрузилась в гробовое молчание. Ни одно насекомое не смело зажужжать. Даже ветер замер в ожидании. Небеса безмолвно покрывались облаками, грозя неистовой бурей. Огромная туча закрывала запад, собирая в себе ярость для грома и молний. Над миром сгущались чары — самые мощные из тех, что когда-либо налагались на Верхнее Средиземье. Холмы и горы содрогались от воздействия магии, и орки, хныкая, разбегались по норам и бункерам.

Когда буря приблизилась к башне и молнии, как тысячи горящих нитей, окрасили сумерки в синий цвет, Шарон возликовал в своем триумфе. А люди и эльфы с испугом смотрели на южный горизонт и гадали о том, какой природный катаклизм мог вызвать такое небесное пожарище.

Четыре дракона полетели к центру мира — в лес Таур-Део-Дорант. Они не посещали это место (ни порознь, ни вместе) со дня сотворения мира. Они летели туда, где на прогалине похрюкивал Адский боров. Высокий, как дом, с развитым нюхом и острым зрением, он не боялся охотников и хищников. Ни лев, ни медведь не могли оставить след на его толстой шкуре. Ни стрелы, ни копье не могли причинить ему вред. Он бродил, где хотел, пил воду из лесных ручьев и выкапывал трюфели своим похожим на лопату рылом.

Адский боров был доволен такой жизнью. Но, увы, прилетели драконы. Эти огромные существа обладали проворством только в воздухе, и они закружили над самыми кронами. Тени от их крыльев делали кору деревьев синей, а листву — темно-зеленой. Боров взглянул вверх, и хотя на прогалине не было тех, кто мог бы его услышать, он все же громко произнес:

— Ну ни хрена себе!

Когда драконы нависла над ним, Адский боров сделал ноги. Надеюсь, вы понимаете, что это аллегория. На самом деле он удрал трусцой... Хотя при более глубоком рассмотрении вопроса я должен признаться в том, что не уверен в правильности этого описания. Могли зверь величиной с дом «бежать трусцой»? С другой стороны, глагол «галопировать» вызывает у меня ассоциации с лошадьми, а не с семьюдесятью тоннами мобильной свинины. В любом случае, боров перемещался очень быстро — вот что я хотел сказать. Он знал, что в чаще Таур-Део-Доранта был холм, поросший деревьями. У подножья холма имелся вход в глубокую пещеру, ибо мир, созданный с помощью драконьего дыхания, был полым внутри. И боров сказал себе: «А залягу-ка я на дно в буквальном смысле слова, пока эти твари не уберутся отсюда. И чем скорее я доберусь до пещеры, тем мне будет лучше», — подумал он.

Грозные драконы летели по воздуху, преследуя его. Адский боров вновь взглянул на небо и, увидев тени, мелькавшие над кронами, ускорил бег. Он, можно сказать, проламывался через густую поросль, хотя глагол «проламываться» предполагает тяжеловесное и неуклюжее движение, а Адский боров бежал с исключительной быстротой. Я начинаю думать, что в нашем языке просто напрочь отсутствует слово для описания стремительного бега семидесятитонной свиньи через густую поросль — вот такое у нас состояние дел с филологией. Уверен, что вы согласитесь со мной — это стыд и позор! Во всяком случае, мне так кажется.

Из-за того что боров постоянно смотрел на кроны деревьев и следил за приближением драконов, он случайно наткнулся на массивный вяз. Дерево разлетелось на множество фрагментов, и оглушенный зверь с печальным визгом перекувыркнулся через рыло. Свалив по ходу движения еще несколько деревьев, он растянулся на траве и замер в живописной позе. Драконы зависли в воздухе над неподвижной свиньей.

— Подождите, — слабым голосом произнес Адский боров. — Ой! Ох! Дайте мне отдышаться.

— Послушай, свинья, — сказал Дракон Юга. — Мы заявляем права на Салями, которая находится в твоем массивном брюхе.

— Брюхе? — возмутился боров и сделал попытку подняться на ноги.

Или все же «на копыта»?

— Вы тоже говорите о брюхе? Как же вы все грубы с нами, свиньями. Если бы я был из расы эльфов или людей, вы ссылались бы на кишечник, внутренности или на что-то подобное.

— Извини, но Салями должна быть нашей, — ответили драконы.

— Честно говоря, мне не жаль расставаться с этой штукой, — сказал Адский боров. — Она вызывает ужасные расстройства пищеварительного тракта. Когда я думаю, что она лежит там в моем животе, мне становится не по себе.

— Салями слишком мощный артефакт для соприкосновения с плотью, — пояснил Дракон Запада. — Даже если эта плоть такая грубая, как у тебя, свинья. Она разъедает твои внутренности и вплавляется в кости.

— Теперь понятно, — сказал Адский боров. — Ты указал причину моих желудочных расстройств. Жаль, что я не могу изрыгнуть эту гадость из себя.

Тем самым свинья подписала свой смертный приговор.

— Эх, ладно, — сказал боров. — Я прожил хорошую жизнь. Возможно, мне давали в пищу слишком много орков, но последние годы были просто свинячьим раем с трюфелями и прочими деликатесами.

Он предстал перед драконами, и они, отдавая дань его храбрости, прозвали борова «Той Самой Свиньей». Поднявшись в небо, они выпустили из четырех своих пастей струи яркого огня, и несчастный зверь встретил настоящий ад в свирепом и всепоглощающем пожаре. Ослепленный пламенем и опаленный жаром, он тут же был вычеркнут из бытия. Огонь прожигал его плоть, и та лущилась слоями, как книга страницами, когда ее бросают в топку очага. Деревья вокруг горели, как факелы, и огромный столб дыма поднимался в воздух. Чуть позже он согнулся под напором ветра и унесся в восточные земли.

Драконы прекратили огнеметание и осмотрели черную землю, тлевшую и догоравшую во многих местах. По краям все еще пылали деревья, а в центре круга лежала Салями, не тронутая огнем и не запятнанная пеплом. Дракон Севера схватил ее в когти, и четыре гигантских зверя улетели прочь. Следом за ними пришли штормовые облака. Весенний дождь упал на Таур-Део-Дорант и погасил пожарище. Через несколько дней на опаленном круге в сердце леса выросла трава, и на плодородном пепле запестрели цветы мака и оранжевые анемоны. Но с тех пор ни одно дерево не выросло на месте гибели Адского борова.

Чары были созданы, и Шарон, находившийся на верхней площадке Сирит Конноли, почувствовал великий прилив сил, ворвавшийся в его бытие. И возрадовался он, и закричал в восторге:

— Чары наложены! Я наделен абсолютной властью, потому что драконы обещали мне вечное владычество над эльфами и людьми, пока те будут существовать в этом мире. Отныне я неуязвим для вреда, бессмертен и непобедим в любой битве. Эта магия не имеет ни трещин, ни слабости! По законам судьбы и неизбежности я буду править всем Верхним Средиземьем. Никто от меня не уйдет.

И он собрал огромную армию и приготовился к походу на север через речку Рычку, чтобы покорять народы мира и властвовать над Верхним Средиземьем.

О ДУРНОМ ПРЕДЧУВСТВИИ, ПЕРЕЖИТОМ ЛЮДЬМИ И ЭЛЬФАМИ

Когда весна вдруг отступила и вернулась зима, у людей и эльфов появилось дурное предчувствие. Едва великие чары перешли от драконов к Шарону, небо стало бледным, как кость, и холодный ветер с севера начал рыскать по полям, уничтожая озимые и превращая белые соцветия на ветвях деревьев в холодный мертвый лед. Король Прорн III, владыка людей, велел позвать советников.

— Скажите мне, как так случилось, что сезоны года пошли вспять? — спросил он у мудрецов. — Погода стала суровой, зима одолела весну, медведи и волки бродят по лесам, а я вчера поскользнулся на заледеневшей луже в моей ванной и поцарапал голень! Мне было очень больно!

Однако королевские советники не смогли объяснить причин происходящего и только посулили беду для сынов человеческих.

— Ведомо нам, что Шарон соберет силы, — сказали они. — И значит, близится война.

— Пусть он приходит со своими силами, — ответил Прорн. — Несмотря на холод в стране, горны в кузницах оружейников остаются горячими.

— Сир, позволь нам послать гонца к эльфам Таур-Део-Доранта, — предложил один из советников. — Война будет тяжелой. Нам лучше заключить союз между двумя народами.

Король рассердился на советника.

— Что? Эльфы? Никогда! Я дал нерушимый обет, что не буду иметь дел со злобными эльфами. Разве не их принцесса увела моего младшего сына? Разве не их королева Ева вела себя с ним, как с преступником, угрожая мальчику позором и смертью? Она сослала его в дикую глушь, где он теперь скитается, искалеченный телом и убитый горем, обреченный на страдания и одиночество.

Не зная истинной судьбы своего сына, Прорн верил в то, что говорил.

— Тот день, когда Беленд влюбился в эльфийскую колдунью, был черным для всего человечества. Нам лучше держаться от эльфов подальше!

— Сир! Но надвигается великая война...

— Если Шарон нападет на нас, мы встретим его и одолеем в битве! — проревел король. — Мы не раз сражались с ним и всегда побеждали. Кровь, которая струится в моих жилах, принадлежит благородной семье, ибо я происхожу от Рокетта — человека, который сражался в северных предгорьях с самим Морготиком! А если эльфы начнут создавать нам проблемы, то мы и их перебьем!

Прорн приказал каптерам изъять все доступные запасы пищи и назначить для людей пайки. Кроме того, он повелел, чтобы все мужчины, умеющие работать с металлом, оказали помощь оружейникам. И шум молотов, звеневших о наковальни, разносился по стране, словно перезвон колоколов. Ковались клинки и копья, из крепкого дуба вырезались щиты, которые затем обтягивались дубленой кожей. На сшитых листах пергамента рисовались плакаты с различными публичными сообщениями, как то «Беспечный болтун — находка для орков!» или «Ковыряй копьем в груди врага до полной победы». Страна готовилась к войне.

В эльфийских королевствах центральной части Верхнего Средиземья к нарушению климатических сезонов отнеслись с гораздо большим пониманием. Эльфы, мудрые в путях природы, могли извлекать информацию из полета птиц. Они быстро поняли, что Шарон нарушил природный баланс, наложив на мир какие-то мощные чары. И у них появились ужасно дурные предчувствия.

Хуже всего было то, что умерла их королева Ева. Никогда прежде эльфы не болели и не погибали от недугов. Им всегда казалось, что смерть от болезни настигала лишь смертных людей. Но королева увядала на глазах. Свирепый кашель сотрясал ее, словно сук на ветру, и после каждого приступа изо рта Евы шла черная кровь. Она болела одиннадцать лет. Некоторые считали, что это была кара за увечье, нанесенное дочери. Другие утверждали, что во всем виновата «злобная магия, с помощью которой Шарон повернул сезоны вспять — с весны на зиму». И никто не знал, как вылечить Еву.

После долгих страданий королева скончалась — первый эльф, погибший не от ран и не в бою, а по иным причинам. И хотя многие сородичи находили ее грубой и жестокой, эльфы погрузились в траур. Никто не знал, что делать дальше. Их страной всегда управляло семейство Блэри, но теперь единственным отростком королевского древа была бессловесная копия принцессы Плюшкием.

И некоторые говорили:

— Да, она сошла с ума и лишилась разума, но мы все равно должны короновать ее.

Другие отвечали:

— Она не может быть королевой, потому что потеряла волю, мысли и слова. От нее остался лишь фантом. Как она будет править страной?

Два других великих племени эльфов — кивуны и манвюры — тоже не могли прийти к согласию. Элсквар, представитель кивунов, настаивал:

— Неужели вы не видите знаков в мире природы? Война грядет, и мы должны подготовиться к ней. Сейчас не время для внутренних свар между эльфами. Нам нужно объединиться и вместе победить врага.

Однако лидер манвюров Тюрин Тупохвастунг и его советники имели другую точку зрения.

— Мы думаем, что принцессу нужно короновать, поскольку она дана нам судьбой. Если ее правление будет безмолвным, она не сможет послать нас на битву. Но в этом мы тоже видим знак судьбы. Следовательно, если Шарон нападет на нас, мы отступим, и пусть люди сражаются с ним, сколь угодно долго. А мы покинем эту страну и уйдем на северо-запад.

— Трусы! — в ярости крикнул Элсквар.

— Ты называешь трусостью мою осторожность, — распаляясь, ответил Тюрин. — Но она лучше, чем безрассудная отвага кивунов, ибо вы обрекаете эльфийский мир на разрушение.

И тогда произошло великое деление эльфийского народа. Тюрин объявил королевой безмозглое подобие Плюшкием и велел манвюрам бежать из страны, а Элсквар приказал кивунам готовиться к войне и полировать красивые щиты и латы, дабы увериться, что с линий и с завитков гравировки счищена вся грязь и сажа.

О НАХЛЫНУВШЕЙ БЕДЕ

Шарон вывел новый вид орков, порожденный из грязи Мойдруга!, и собрал такую большую армию, какой еще никогда и никому ни доводилось видеть. Он долго размышлял над тем, как уничтожить все Верхнее Средиземье, и наконец придумал план.

Форма гигантского глазного яблока была довольно неуклюжей, и при любом перемещении у Шарона возникали большие проблемы, потому что его тело несло на себе проклятие Эму, наложенное в момент перевоплощения. Однако магия драконов гарантировала ему военные победы только в тех случаях, если он сам участвовал в битвах. Поэтому лорд Зла готовился в походу целых двенадцать месяцев. И тот период был первым зимним годом, ибо все это время сезоны не менялись и лютый мороз стоял на земле.

В конце того года он использовал Штучку и с помощью силы, полученной от драконов, породил целый выводок глазных яблойчат. В задней части его тела располагалось место, где нормальное глазное яблоко обычно крепится к оптическому нерву. Используя магию, Шарон открыл этот патрубок и выпустил из него поток шаров — некоторые размером с футбольные мячи; другие — маленькие, как паучьи яйца; третьи — иных промежуточных калибров. Их вылетело около нескольких тысяч, и каждый шар был глазным яблоком Шарона, через который он мог видеть мир и воздействовать на ход его существования. Часть шаров раскатилась по башне во всех направлениях, а основная масса образовала большую кучу. Телохранители в ужасе разбежались по углам, как они часто это делали. Орки поскальзывались на шарах, попавших им под ноги, падали и разбивали морды, оглашая Сирит Конноли громкими восклицаниями: «О-хург!», «Ой-лять!» и «Чтобондох!»

Тем временем глазнояблочные отродья Шарона хлынули из окон наружу, посыпались по лестницам, выкатились из башни и были унесены в далекие дали ручьями, животными и птицами. Но птицы и звери, съевшие их, не могли переварить такой пищи, ибо магия драконов делала Шарона неуязвимым для вреда. Бедные пернатые и лохматые существа умирали от колик, их тела разлагались, а глаза Шарона распространялись по Верхнему Средиземью — и многие из них не найдены даже сегодня. Позже некоторые глазные яблоки по ошибке были приняты за мраморные шарики. Они попали в коллекции детей — ужасная оплошность! И хотя с годами их тела стали твердыми и блестящими, как мрамор, они являлись квинтэссенцией Зла, поэтому каждый ребенок, игравший с ними, оказался потерянным для сил Добра. Да-да! Я сказал «потерянным»! И наполненным ужасным стыдом, завистью и горечью, которые всегда сопровождают проигрыш в игре с шарами! Это истинное зло! И огромная беда! Люди, будьте осторожны!

Короче, я еще раз напоминаю всем игрокам в мраморные шарики: потом не плачьте, вас предупреждали!

Этот магический акт истощил Шарона, и он проспал еще двенадцать месяцев. А когда злодей проснулся, он нашел в своем сознании целый новый мир, воспринимаемый из разных мест.

Затем он приступил к последним приготовлениям. Его ожидали война и победа. Поскольку ни один скакун не мог нести огромный глаз Шарона, Лорд Зла приказал своим подчиненным убить десять коней, которых после смерти пришили друг к другу и реанимировали, создав чудовищного франконьштейна. Он стал ужасным скакуном Шарона — эдакой адской большеротой тварью, выплеснутой из плавильного котла военных генетиков. Этот черный саблезубый конь отправлял в могилу всех, кто вставал на его пути. А так как составные компоненты чудовища тоже были взяты из могилы, его назвали Могиланом. Он непрерывно издавал ужасные скрежетание, чавканье и глотание. И если вы думаете, что обычный для коней метеоризм — это неприятная особенность лошадиных пород, то вы просто не нюхали вони, которую испускало восставшее из мертвых животное. И следует заметить, что, говоря о вони, которую вам не довелось понюхать, я имею в виду ваше очевидное везение. Вы можете считать себя счастливыми людьми, потому что вам не пришлось приходить в себя после этого стойкого и ошеломляющего запаха. Вонь, от которой захватывало дух и мутился разум. Я думаю, что сказанного вполне достаточно.

Шарон взял одно из порожденных им существ размером с обычное глазное яблоко. Он обернул его плащом и снабдил заколдованной бронированной перчаткой, чтобы то могло держать поводья. Сам злодей занял место отсутствующей головы и украсил себя золотой короной с надписью: «Готовься к ужину», ибо он хотел пожрать весь мир. На цепочке, свисавшей с несуществующей шеи, Шарон носил Штучку, с помощью которой творил свои гадости. Закончив долгие приготовления к войне, он покинул башню Сирит Конноли, возглавил армию и направился в центр страны, чтобы заявить права на все Верхнее Средиземье.

Первыми людьми в Блэриленде, узнавшими о нападении Шарона, были рыбаки, обитавшие на берегу Заглавного моря. Поскольку в тех местах пшеница не зрела, а фрукты не росли, рыбаки ловили рыбу и зимой и летом, меняли ее на продукты, и их финансовое благополучие зависело от спроса на эльфийских рынках. Пусть и с трудом, но им удавалось сводить концы с концами. Во всяком случае, я думаю, они считали свое положение сносным. Вообще-то не очень вежливо совать свой нос в чужой карман, поэтому, если вы не против, мы лучше оставим эту тему.

Однажды некий рыбак по имени Мокрый рыбачил в море на своей утлой лодке, как вдруг прямо перед ним из темных вод всплыла гигантская змея, с чудовищной головой.

— Внемли мне, — сказала тварь, и ее дыхание обдало маленькую лодку вонью сгнившей рыбы.

Увидев мерцающее нёбо чудовища и китовые зубы, Мокрый задрожал от испуга и подумал, что за ним пришла его смерть.

— Внемли мне, — повторила змея. — Мое имя Ард, и я обитаю в глубинах океана с моей многочисленной и перепутанной родней. Однако я многое знаю о суше, ибо эльфы и люди хоронят своих мертвых в земле. Трупы погружаются через пласты грунта, как ил через воду, хотя и более медленно. Постепенно они попадают в подземные потоки, которые, аналогично поверхностным рекам, впадают в великое море. Там мы с моими сородичами пожираем мертвые тела, потому что они являются нашей пищей. А теперь обрати на мои слова особое внимание! Я несу вашим лидерам важные новости! По нашим сведениям, век людей и эльфов начинает подходить к концу. Злой лорд заключил сделку с драконами, и теперь ни эльфы, ни люди не смогут оказывать сопротивления ему, так как он стал неуязвимым, бессмертным и непобедимым. Многие будут убиты в грядущие дни. И я предупреждаю тебя и всех людей — хороните ваших мертвых, а не сжигайте их кучами во рвах. Потому что если вы не предадите их земле, я не смогу прокормить свое потомство и в этом случае мне придется покинуть океан и направиться в ваши земли на поиски мяса. Запомни мое предупреждение!

И Мокрый, содрогаясь от страха, ответил:

— Все это очень интересно, но почему ты выбрала меня для своего сообщения?

— А разве ты не могущественный король людей? — спросила Ард.

— Нет, я просто рыбак, — ответил Мокрый.

— Тогда извини, — со вздохом прошипела змея. — Это моя ошибка! Где-то что-то не срослось. Прости, что я потревожила тебя.

И она погрузилась в воды.

Пока ошалевший рыбак возвращался в родную гавань, он весь обратный путь гадал о том, стоит ли ему рассказывать своим друзьям о встрече с морской змеей. Но у пристани он вдруг обнаружил, что город оккупирован. Чудовищные толпы океанских саламандр, морских волков, варлоков и других глубинных монстров выползли из моря на сушу и атаковали город. Они выходили из морского прибоя, и их чешуя и крючковатые мечи блестели на солнце. Сильные мышцы не знали усталости. Немудрено, что злобные твари убили многих горожан. Уцелевшие люди бежали из тех мест ко двору короля Прорна, принеся ему ужасные известия. Там они встретили беженцев с юга, которые доставили из своих краев абсолютно схожие новости.

— Сир, — сказали они. — Мы поколениями обитали на северном берегу речки Рычки, и поток был так широк и стремителен, что никто не мог построить мост через реку или перебраться на другую сторону. Бурные воды были слишком вероломными для плотов и лодок. Изредка к нам на малых судах приплывали орки, но мы обычно расправлялись с ними и они нечасто использовали этот маршрут. Однако теперь нас настигла злодейка-судьба.

— Что случилось? — спросил их король.

— Река замерзла, и лед сковал даже Пороги Е на западе, — подали голос беженцы с юга. — Зима длится двадцать четыре месяца без весны и лета. Огромная армия орков под предводительством Шарона перешла по льду речку Рычку и прогнала с южных земель всех людей и эльфов. Никто не мог сопротивляться им.

Услышав эту ужасную новость, придворная челядь разбежалась по улицам столицы и начала кричать: «Беда!» Жители города покинули дома и собрались на площади.

— Может, нам отступить? — предложили они. — Собрать пожитки и двинуть на север?

— Нет, мы не должны убегать! — поднявшись в стременах, сказал король. — Иначе это бегство будет вечным! Мы дадим отпор Шарону и побьем его орков в бою!

Половина горожан собрали в мешки наиболее ценные вещи, закинули на спины котомки и направилась на север. Страх глодал их сердца. Остальные, преодолев отчаяние, надели шлемы и доспехи.

Весть о приближавшейся армии орков достигла и Эльфтоньона. К тому времени Трусливые эльфы, как их стали называть, уже заканчивали свои приготовления к бегству.

— Время пришло, — сказали они. — Зачем умирать в бессмысленной битве? Отступив, мы останемся бессмертными.

На что Элсквар, окруженный кивунами, ответил:

— Возьмите с собой вашу чокнутую королеву и уходите, куда вам хочется. Но есть ли такое место, куда вы сможете убежать? Мне кажется, что вы только откладываете неизбежную кончину всех вещей.

— Ну что ты все время каркаешь и лаешь? — ответил Тюрин. — Неужели нельзя хотя бы раз стать более оптимистичным? Как будто позитивное мышление убьет тебя на месте!

Элсквар пожал плечами.

— Я только говорю, что...

— Почему ты ведешь себя, как какой-то нытик? — прервал его Тюрин. — Неужели в твоем сердце так пусто и холодно?

— Я просто считаю себя реалистом, — мрачно проворчал обиженный Элсквар.

— А на мой взгляд, ты пессимист, — возразил ему Тюрин.

— По крайней мере я не трус, — ответил Элсквар.

— Ты просто дикарь, — возмутился Тюрин.

Возможно, он шутил или иронизировал, но для посторонних свидетелей его реплика даже косвенно не намекала на нечто, достойное похвалы. Тюрин махнул своим последователям, и его отряд отправился на запад. Встретив на пути банду орков и морских чудовищ, грабивших окрестности, они сделали крюк и незаметно ускользнули по северным степям к замерзшему озеру Слишкомноговиски.

Оставшиеся армии людей и эльфов собрались на Поле скрещенных мечей и приготовились к бою с ордами орков. Они расположились порознь друг от друга на противоположных сторонах. И ни одна армия не разговаривала с другой, потому что каждая считала себя обиженной историей с Белендом и Плюшкием. Упоминая принцессу, люди говорили, что она «не лучше, чем могла бы быть». Эльфы не понимали этой фразы, но справедливо предполагали, что она означает какое-то оскорбление. Со своей стороны они рассматривали Беленда как жиголо, бездельника, авантюриста и соблазнителя, который коварно овладел целомудренной дочерью королевы Евы.

— Ваша эльфийская соблазнительница, — утверждали люди, — принесла страдание и смерть королевскому сыну.

А эльфы отвечали:

— Ладно, если уж на то пошло, ваш сладострастный юноша довел принцессу до безумия, вызвал смерть королевы и тем самым оборвал линию Блэри, которая тянется к началу времен. И это, как нам кажется, превосходит любое ваше горе. Да, возможно, принц умер. Но он все равно был смертным человеком и когда-нибудь откинул бы копыта. А королева Ева могла бы жить вечно! Она не заслужила такой печальной участи.

Обдумав подобную аргументацию и рассудив по-своему, люди сказали:

— Ах, так?

И некоторые из них показали свои голые задницы, после чего эльфийские солдаты отвернулись от людей, скривив лица в надменном отвращении. И между этими армиями не было никаких перспектив на союз и поддержку, хотя они противостояли одному и тому же врагу.

И так случилось, что армия Шарона наводнила равнину. Никто и никогда еще не видел такого жуткого скопища орков под небом Верхнего Средиземья. Орда растянулась от востока до запада, и ее ряды непрерывно прибывали, словно изливались из какого-то истока. Некоторые орки были белыми, как альбиносы. Их вид вызывал отвращение. Другие отличались омерзительно зеленой окраской и необычно длинными носами. Многие солдаты имели только один глаз, ибо второй был вырван в честь победы Шарона — их лидера, которого они считали богом. Несмотря на значительное ухудшение способностей и глубины восприятия, этот жест почитания считался модным среди орков. Их волосатые тела были защищены тяжелыми нагрудными пластинами, а тяжелые шлемы «а-ля Крузет» обладали огромной прочностью.

Заполнив собой все открытое пространство, они начали скандировать в ужасном унисоне:

— Кровь! Кровь! Кровь!

Затем орки затопали железными сапогами, и содрогание земли докатилось до людей и эльфов. По спинам воинов пробежал озноб. Внезапно орда затихла, ожидая появления своего владыки. Это молчание было еще более ужасным, чем боевой клич орков. Король Прорн повернулся к эльфийской армии и крикнул через поле:

— Эй, Элсквар! Вы всегда щедры на остроты, которые поднимают бойцам настроение! Не могли бы вы порадовать нас одной из них?

Взглянув на огромное скопище орков, Элсквар отмахнулся.

— Действительно, — ответил он. — Что-то ничего, кроме комичных замечаний, мне на ум сейчас не приходит.

И тогда Прорн поскакал перед армией, призывая людей к отваге и мужеству:

— Будьте готовы к сражению и не бойтесь смерти, если она предназначена вам. Бейте врага! Бояться будете позже — после победы.

Люди засмеялись, но их смех и бравое «ура!» быстро угасли в холодном воздухе. И тогда Элсквар обратился к своим воинам чистым, как колокол, голосом:

— Эльфы! Я не привык произносить какие-то речи перед битвой. Мне просто хочется поблагодарить вас за компанию — без всяких длинных фраз. Поверьте, я ценю вашу верность. Еще я выражаю благодарность нашим интендантам за поставку соленого мяса. Оно, наверное, валялось у них на складах не меньше двух лет, но на вкус ему не дашь и четырнадцати месяцев.

Эльфийская армия отозвалась на шутку жидкими аплодисментами. А орки снова начали кричать:

— Смерть! Смерть!

Их крики превратились в нарастающий шум. На поле боя выезжал Шарон. Сотни солдат пытались увернуться от копыт Могилана, но плотная толпа, перекрывшая весь горизонт, не давала им свободы движения. Воины кричали в основном от ужаса, поскольку их чувство верности было очень слабым и они редко признавали какую-либо власть над собой. Им просто хотелось выжить в этой давке.

Увидев Шарона, многие люди бросили оружие и пали на землю в отчаянии. Даже Прорн и тот содрогнулся. Он поднял голову к небесам и закричал:

— Проклятый Блэриленд! Эта страна была названа в честь трусливого и подлого эльфа! Поэтому она обречена на кровь и смерть.

Некоторые орки засмеялись и захихикали, закашляли и зачихали. Другие начали вести себя как дикари и безумцы. А третьи, наоборот, выражали восторг по поводу близкой и полной победы. Шарон выехал на своем ужасном франконьштейне перед армией и приподнялся в стременах. С помощью магии, заключенной в Штучке, он усилил голос до невероятной громкости, чтобы каждый эльф и человек мог услышать его слова.

— Эй, вы, послушайте меня! — сказал он.

И так как его голос проецировался в точку, близкую к Штучке, слова Шарона окрасились оглушительным визгом, который заставил орков, людей и эльфов пригнуть головы, заткнуть уши и болезненно поморщиться. Тогда Владыка Зла произвел небольшую подстройку.

— Извиняюсь за технические неполадки, — сказал он. — Раз, два. Раз, два. Так уже лучше. Короче, слушайте. Я обращаюсь к остаткам эльфийской армии и тем людям, которые еще не обратились в бегство. Внемлите мне! Вы уже знаете, что драконы Творения наделили меня четырехгранными чарами. Благодаря их магии я скоро стану вечным владыкой людей и эльфов. Кроме того, я получил тотальную неуязвимость, бессмертие и непобедимость. Поэтому выбросите надежду из ваших сердец! Вы обречены либо на смерть, либо на жизнь у меня в рабстве.

Шарон засмеялся. Его смех походил на гром в горах, на громыхание айсбергов или на шум крыльев бесчисленной стаи ворон, поднявшейся в зимнее небо. И он хохотал сначала так:

— Xa-xa-xa-xa-xa! A-xa-xa-xa-xa. O-a-xa-xa-xa-xa. У-а-xa-xa-xa.

А затем вот эдак:

— Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА!

Шарон смеялся так сильно, что начал хрипеть. Чуть позже, опустившись обратно в седло, он устало прошептал:

— Ох, парни! Да уж! Это было весело.

Орки подхватили его хохот. И тогда последняя надежда погибла в сердцах людей и эльфов. Они знали, что Шарон говорил им правду: каждый эльф и каждый человек должны были покориться ему как владыке. Некоторые воины бежали, бросив своих товарищей в самый темный час их судьбы. Другие подняли руки и побрели к армии орков. И лишь малое количество людей и эльфов осталось со своими лидерами.

— В атаку! — закричал Шарон.

Мириады орков, замычав и завыв от жажды крови, помчались вперед, словно приливная волна из плоти, стали и оружия. Сначала они перебили тех людей и эльфов, которые бежали к ним сдаваться. Им было все равно, кого убивать — противников или тех, кто пытался заявить о своей покорности Шарону.

От армий людей и эльфов остались только жалкие огрызки, но, несмотря на явную тщетность сопротивления драконьей магии, они приготовились к бою, тем самым демонстрируя особый склад характера. Прорн поднял меч и закричал, выпуская в воздух зефир[25] и высвобождая из своей груди агонию конфликтующих обязательств, возложенных на него людьми и Шароном. Он выступил вперед, и передние ряды превосходящих по численности орков столкнулись с ним, словно волна со скалой. Король взмахнул мечом справа налево и рассек трех врагов за раз, и он взмахнул мечом слева направо и убил еще двоих, но затем скопище врагов одолело его. Тело Прорна было посечено топорами и раздавлено железными сапогами. Его душа улетела прочь от изрезанной и вытоптанной плоти. Так закончилась жизнь короля Прорна III, за удаль и храбрость прозванного Наикрутейшим.

Его бойцы сражались, как могли, хотя и уступали врагу в численности. В какой-то момент размер оркской армии помешал Шарону одержать скоротечную победу. Люди встали в круг и выставили перед собой оружие. Подойти к ним могло лишь ограниченное число орков. Поэтому люди продолжали биться, рубя, пронзая и коля, а вокруг них росла стена из трупов орков. Но создания Зла продолжали карабкаться по ней. Они осыпали героев ударами копий и палиц. Воины гибли один за другим. Принц Силеннаруку, перворожденный сын Прорна, умер от глубокой раны, которая расколола его голову после дюжего[26] удара. Принц Смеллицом, средний сын короля, погиб под свирепым градом крючковатых мечей.

У эльфов положение было не лучше. Они сражались с элегантной координацией и мастерски разили врагов длинными стальными пиками, украшенными золотой инкрустацией. Их удары прорубали широкие просеки в массе приближавшихся орков. Но врагам не было счета. Они шли по телам павших сородичей, и вскоре силы эльфов начали иссякать, а численность их армии значительно уменьшилась. Кого-то убили; других утащили в вопящую орду и там разорвали на куски под дикие крики; третьи оказались в плену у личной гвардии Шарона — единственного подразделения в орде, где орки обладали крохотным самоконтролем и могли преодолевать в себе ярость берсеркеров и жажду крови.

К концу дня Шарон подъехал к дюжине эльфов и паре десятков людей, закованных в ужасные, покрытые шипами кандалы. Их руки были крепко связаны за спинами. Орки силой заставили встать пленников на колени перед лордом Зла и его ужасным конем — и вся земля вокруг них была пропитана кровью.

— Эй, вы, неудачники! — сказал Шарон. — Поклянитесь мне в покорности, признайте меня своим владыкой, и я не убью вас сразу. Потому что мне нужны рабы и потому что я хочу терзать вас пытками в течение десятилетий.

Никто из эльфов и людей не сопротивлялся — их сердца сжимали оковы драконьей магии. Элсквар, последний представитель благородного семейства кивунов, смирился с поражением и покорился Шарону. Так же поступили остальные эльфы и люди. Финальная битва закончилась, и зло победило. Отряды орков дали выход своей ярости, разграбив селения поблизости от поля битвы. Они жгли дома и поля, убивали и калечили жителей, пока не закончилось их берсерковское опьянение и не наступило берсерковское похмелье. Но оно лишь еще больше озлобило их, потому что в аптеках не хватало берсерковской сельтерской и аспирина, чтобы удовлетворить текущий спрос. И все это сделало некоторых люди весьма печальными и несчастными, поверьте уж мне на слово.

Шарон направился в Эльфтоньон, объявив этот город своей новой столицей. Позади его обоза шли толпы пленных, закованных в цепи. Беспечная жизнь эльфов и людей подошла к концу, и после поражения в великой битве уже никто из них не знал былого счастья. Люди оставались смертными и независимо от их настроения не могли жить долго. А эльфы жили долго, но новый режим не давал им повода для радости.

Шарон проехал через новое королевство, и в каждом городе народ покорился ему, потому что магия драконов была неимоверно сильной. И даже если бы нашелся эльф или человек, который мог бы противостоять Владыке Зла, он столкнулся бы с другими фундаментальными проблемами — с неуязвимостью, бессмертием и непобедимостью Шарона. То есть, думаю, вы согласитесь, что любой мятеж был бы трудной задачей.

О ТИРАНИИ ШАРОНА, ИЛИ «ШАРОНИИ», КАК ОНА БЫЛА НАЗВАНА

Шарон ликовал и наслаждался победой. На месте Эльфтоньона он возвел центр новой империи.

— Сравняйте с землей этот город, — приказал он эльфам Таур-Део-Доранта. — И постройте мне новую столицу.

Жители Эльфтоньона, принуждаемые магией к насильственному подчинению, разрушали свои дома и храмы, разгребали мусор на развалинах, а за их работой наблюдали орки-надзиратели. Бригады людей и эльфов доставляли в город огромные камни, срубали деревья, вырезали пилоны и строили новые здания. Владыка Зла велел просеять отмели на озерах Блэриленда и доставить ему тонны гемм для украшения тронного зала. В горные ручьи бросались сотни овечьих шкур, на которых оседало золото. Несчастные эльфы работали по двадцать часов в сутки, поднимая и устанавливая огромные блоки из камня.

И вот через двенадцать месяцев непосильного труда и неисчислимых несчастных случаев на производстве в столице был возведен огромный дворец. Построенный из прямоугольных плит, он представлял собой немного накрененный купол — высокий, как гора. Внутри дворца находился большой зеленовато-черный зал, и там, на гигантской рюмке из чистого золота, восседал безвечный глаз Шарона (после долгих и разнообразных проб он обнаружил, что рюмка была лучшей формой для его нестандартного трона). В центре зала толпились все уцелевшие лидеры людей и эльфов, и над ними глумились и насмехались фаланги вооруженных орков. Высокопоставленным пленникам приходилось ежечасно выказывать почтение Шарону.

Новую столицу называли Шарондоном, а над воротами дворца разместили надпись: «Осторожно! Во дворе темные берсеркеры!». Лорд Зла послал своих лейтенантов, Туони Блэри и Робина Плохиша, осмотреть страну и подобрать для него двадцать сильных высоких фермеров: десять эльфов и десять человек. Вскоре пойманных и связанных мужчин привезли в Шарондон. Их не били и не пытали, потому что Шарон запретил калечить этих силачей. В одном из темных подземелий новой крепости их привязали к металлическим рамам, и злобные хирурги, кряхтя и хихикая, собрались вокруг них. В операционную камеру вкатилось, подскакивая, сорок глазных яблойчат Шарона. Попискивая тонкими голосами, они перекатывались на плитах пола, словно мерзкие насекомые.

С помощью загнутых щипцов орки вырвали глаза у пленников и вставили в сочащиеся кровью глазницы визжащих отпрысков Шарона. Фу, какая гадость! Я хочу извиниться перед вами за то, что рассказал эту омерзительную часть истории, но факты остаются фактами, и тут ничего не поделаешь. Поэтому, если вы уже перестали содрогаться от отвращения, мы можем продолжить рассказ.

Когда мерзкая хирургическая операция закончилась, людей и эльфов отвязали от металлических рам, и они в отчаянии упали на пол. У некоторых из них не выдержало сердце, и они погибли от инсультов и инфарктов. Другие отняли у орков клинки и поубивали столько врагов, сколько смогли. Но всех их связывала магия драконов, говорившая, что Шарон останется владыкой над людьми и эльфами, пока те будут существовать. И Лорд Зла приказал им оседлать коней и объехать Блэриленд, чтобы передать его волю всем жителям страны, а также показать ему страну, которой он управлял, сидя в Шарондоне.

Этих искалеченных мужчин назвали Глазами Шарона, хотя среди людей и эльфов они были известны как Адские сканеры. Их трагедия заключалась в том, что они служили лорду Зла вопреки своей воле. Оставаясь в душе благородными храбрецами, они были вынуждены подчиняться неизбежному року и выполнять приказы Шарона. Однако люди избегали Адских сканеров. Их кормили, им давали кров и коней, ибо этого требовала магия драконов, но в то же время все питали к ним ненависть.

Выбрав самых доверенных слуг, Шарон назначил их смотрителями графств и провинций Блэриленда. Он обложил их большими налогами, но дал им полную свободу действий. Эти орки могли поступать с населением так, как они хотели. Если кто-то, например, любил полакомиться человеческой и эльфийской плотью, им разрешалось покупать эту пищу за определенную цену. Если кому-то нравилось издеваться над рабами и принуждать эльфов к уничтожению лесов и полей, они получили на это позволение. Много возделанных земель было вытоптано. Много лесных зверей погибло, потому что зима продолжала царствовать и орды орков испытывали голод. Для обогрева почвы выжигались древние рощи. Лесные твари загонялись в сети и находили свой конец в котлах.

Несмотря на триумф победы, Лорд Зла по-прежнему испытывал беспокойство. Он снова и снова размышлял о магии драконов. Не найдя недостатков в обещанном бессмертии, а также в неуязвимости и непобедимости, он озаботился тем, что чары гарантировали ему власть только над эльфами и людьми. В Верхнем Средиземье обитало множество других существ, поэтому Шарон решил выяснить, кто из них был способен причинить ему вред. Он отправил несколько Глаз в королевство гномов. Оказалось, что тех абсолютно не интересовали события, происходящие в странах людей и эльфов. Гномы были занятыми своими подземными и подпольными делами.

— Оставьте нас в покое, — сказали они, — и мы тоже не будем вас трогать. Разумно, верно?

Тем не менее Шарон продолжал волноваться. Он известил всех жителей Блэриленда, что любой человек или эльф, которому известно о какой-либо опасности, исходящей извне, должен прийти во дворец и поделиться с ним информацией. И никто не мог сопротивляться этой команде. Однажды к воротам Шарондона пришел человек. В ту пору хвоя была белой от мороза, как зубы стоматолога, и ледяная корка на снегу трещала под ногами, оставляя глубокие округлые следы. Небо выглядело бледно-голубым от обжигающего холода. Человек обратился к городским стражникам и попросил провести его к самому Шарону.

— Зачем? — с презрением спросили орки, охранявшие ворота.

— Чтобы выполнить его приказ, — с великой печалью ответил мужчина.

Его сопроводили в тронный зал, где глазное яблоко Шарона восседало на величественной рюмке. Лорд Зла посмотрел на него и спросил:

— По какому делу ты пришел?

— Чтобы выполнить твой указ, Владыка, — ответил мужчина.

— Говори! — с нетерпением крикнул Шарон. — Скажи мне всю правду!

— Я был рыбаком, — поведал изможденный человек. — Однажды в море я встретил морскую змею по имени Ард, которая сказала мне, что она и ее сородичи в глубоких водах питаются телами мертвых людей и эльфов, ибо трупы, похороненные в земле, постепенно вымываются в великий океан. Ард предупредила меня, что если мы перестанем хоронить в земле наших мертвых, ее родня начнет голодать. И тогда они выйдут из океана и наводнят страну, чтобы питаться плотью.

Шарон проявил к информации большое внимание, потому что Ард и ее родня не попадали под чары драконов. Даже зная о собственной неуязвимости, а также о бессмертии и непобедимости, он не желал встречаться с этими морскими существами. Тем временем рыбак, закончив свой рассказ, заплакал. И Шарон спросил его:

— Почему ты плачешь?

Человек, принуждаемый чарами, ответил без обмана:

— Я плачу, потому что поведал тебе эту историю, Владыка. Хотя наш народ не может восстать против тебя, мне все равно хотелось бы увидеть, как твое королевство опустошается морскими тварями. Мое сердце чахнет от злости на твою тиранию.

Шарон засмеялся.

— Молодец, рыбак! — сказал он. — С твоей помощью я увеличу число моих врагов и успокою этих морских змей. Я приставлю к тебе шесть моих Глаз, и вы поскачете в западные земли, граничащие с морем. Там ты выберешь пятьдесят людей из каждой деревни и по сотне эльфов из каждого города. И они будут убиты моими орками и похоронены в земле как подношение Ард. Я приказываю тебе выполнить это задание, а затем вернуться ко мне за другими поручениями.

Рыбак заплакал снова, но он не мог не подчиниться. Вот таким варварским образом Шарон избавился от опасности, о которой предупреждала Ард. Чуть позже он разослал гонцов по всей стране и приказал эльфам и людям дать нерушимую клятву о том, что никто из них не будет планировать заговоры против него и поднимать восстание. Со слезами на глазах и с отчаянием в сердцах обитатели Блэриленда произнесли эту страшную клятву, потому что не могли ослушаться приказа.

О БЕРЕНДЕЛЕ

Жил однажды парень по имени Берендел (что по-эльфийски означало «церемониальные беруши, сделанные из конского волоса»). Когда он вошел в зрелый возраст, его прозвали Беренделом Надувалой, ибо судьба этого юноши была связана с ложью, которая уничтожила империю Зла и изменила ткань мира. Его странная и поучительная история несет в себе мораль: всегда и везде говори лишь правду, если только маленькая ложь не приводит к краху злых империй и тотальному изменению мировой эволюции.

Берендел родился в небольшом особняке на берегу реки Оптики и провел свое детство вместе с отцом и матерью. Он вырос сильным и высоким, научился рыбачить и брать мед из ульев, не тревожа пчел. Он знал, какие фрукты и грибы можно есть, а какие нельзя. У него не было ни братьев, ни сестер — и даже соседей поблизости. Время от времени к его родителям приходили торговцы и путешественники, которым требовались отдых, кров и освежающие напитки. Некоторые из них принадлежали к эльфийской расе, остальные — к человеческой, но никогда к той и другой одновременно. Однажды Берендел заинтересовался этим, и его родители ответили:

— Некогда эльфы и люди были друзьями, но позже они поссорились и теперь отвергают друг друга.

— А почему они поссорились? — спросил Берендел, так как был любопытным малым.

Однако его родители сдержанно сказали, что эта тема не для детского ума и что он все узнает, когда станет взрослым. Они научили его историям и традициям людей и эльфов. А затем из внешнего мира начали приходить плохие новости. Путники рассказывали, что страна изнывала от зимы в то время, как весна должна была уже кончаться. И хотя остальная часть Блэриленда находилась в плену у злых морозов, поля, лощины и берег реки близ дома Берендела не были покрыты снегом. Путники изумлялись такому чуду и говорили, что это единственное место в мире, не омраченное проклятием льда.

— Что-то ужасное творится на границе, — пожаловался заезжий торговец.

Этот бородатый мужчина довольно часто появлялся у них с товарами и менял металл на ткани, которые пряла мать Берендела, и на связки копченой рыбы. После окончания торга его пригласили выпить эля и погреться у натопленной плиты.

— Люди говорят, что Шарон получил у драконов творения какие-то ужасные чары. Ходят слухи, что он предал мир бесконечной зиме.

Берендел по давней привычке сидел под столом, поджав ноги. Он видел, как его родители обменялись таинственными взглядами. Торговец тоже заметил это при свете масляной лампы.

— Ваши земли свободны от проклятия, — сказал он. — Поля за стенами этого дома покрыты травой и цветами, тогда как остальная страна мертва от лютого мороза. Как такое возможно?

— Мы не знаем, — ответил отец Берендела.

Торговец внимательно посмотрел на него. Когда он снова заговорил, в его голосе появились мрачные тона.

— Кое-кто думает, что вы чародеи. Это верно?

Отец Берендела печально покачал головой и подбросил в очаг дрова. Торговец не остался ночевать. Хотя снаружи стемнело и злой ветер завывал за стенами дома, он собрал свои вещи и уехал в город. После этого мальчик видел лишь несколько странников, и единственной его компанией были родители.

Вскоре Беренделу исполнилось одиннадцать лет. Эльфы считали этот возраст важным переходом в жизни — моментом, когда юноша перестает быть ребенком. В канун дня рождения отец повел Берендела к роще у реки. Он хотел научить его искусству кораблестроения. Беренделу не очень понравилась такая работа. Он предпочел бы просто игры на лугу. Но они делали лодку до самого вечера, а затем трудились над ней еще пару дней.

Однажды во время работы Берендел завел разговор:

— Отец, меня гнетет тревога.

— О чем ты тревожишься, сын?

— Мне кажется, что в действительности моей родней являетесь не вы с матерью, а те путешественники, которые раньше приходили к нам.

— Родней? — с удивлением спросил отец.

— Сородичами, — уточнил Берендел.

Это странное предположение сына заставило отца рассмеяться.

— Почему ты так решил?

— Путники, приходившие к нам, имели две руки, как я. Но ты и мать однорукие. Вы из другой расы, верно? И отличаетесь от эльфов и людей, о которых рассказывали мне?

Его отец покачал головой и вытер пот с бороды культей.

— Нет, сын, — ответил он. — Мою руку отнял дикий зверь, а твоя мать потеряла конечность... при несчастном случае. По воле случая мы оба имеем схожие травмы. Но ты наш сын и создан нами.

Притянув к себе Берендела, он потрепал его волосы.

Вечером они закончили лодку. То был последний их счастливый день. Встав взрослым, он часто возвращался через годы к этому моменту и думал, что подобное мгновение бывает у каждого мужчины — переломная точка от беспечности детства к тревогам взрослой жизни. Такой момент можно отследить только позже, когда время уже поглотит его. Но он навсегда остается самым сладким и томящим воспоминанием.

Его мгновение началось у реки. Вдали на востоке возвышались суровые замерзшие горы, и даже южные холмы были покрыты снежными шапками. Но на полях вокруг дома Берендела зеленела трава. Он стоял по колено в цветах и смотрел на реку, которая плавно скользила мимо него. На ее поверхности белели лепестки. Проплывая рядом с лодкой, которую отец спустил на воду, они походили на звезды в вечернем небе. Плодовые деревья за домом казались пушистыми от соцветий. Цикады, прятавшиеся в траве, пробовали свои голоса, словно настраивали давно не использовавшиеся инструменты. Внезапно из-за дома послышались сердитые крики, и момент абсолютного счастья закончился.

Забежав за угол, он увидел родителей, стоявших в дверном проеме. Перед ними на дороге остановилась группа всадников. Предводителем ополченцев был бородатый торговец, который в прошлом навещал их дом.

— Армия Шарона перешла через замерзшую речку Рычку, — сообщил он, кривя красное от раздражения лицо. — Они хотят завоевать Блэриленд! Король велел всем людям присоединиться к его армии. Он хочет, чтобы мы сразились с орками в великой битве.

Отец Берендела молчал, но по его лицу было видно, что он не собирался присоединяться к этому отряду.

— Или ты не человек? — проревел торговец, вынимая меч из ножен и потрясая им в гневе. — Неужели ты будешь отрицать этот факт?

Его слова удивили Берендела. Он всегда считал отца эльфом и полагал, что их семья принадлежала к эльфийскому народу. Но его отец не отрицал, что он был человеком. Прикрыв культю здоровой рукой, он безмолвно смотрел на ополченцев.

— Почему ты не идешь сражаться? — закричал торговец. — Семейный мужчина должен понимать, с какой угрозой мы столкнулись! Ты трус? Или ты действительно чародей? Отвечай! Ты заключил сделку с Шароном?

— Нет! — свирепо ответил отец Берендела.

Застучали копыта, и отряд поскакал по дороге. Один из воинов дернул вожака за плащ. Тот сердито обернулся к нему.

— Кевин, — сказал пожилой ополченец. — Он калека. Однорукий мужчина. Какая от него будет польза? Возможно, он не хочет сражаться, потому что понимает свою ущербность.

Торговец посмотрел на него и молча кивнул. Они развернули лошадей и поскакали прочь. Еще один парень, гарцевавший рядом с ними, пришпорил коня, но тот встал на дыбы и сбросил седока на землю. Ополченцы, гы-гы-гы. Что тут еще скажешь.

И снова мир воцарился в доме Берендела. Неделя шла за неделей, и он больше не слышал новостей из внешнего мира. Однако ему грезилась великая битва на юге. Он воображал лязг оружия, неудержимые атаки воинов, храбрость, отвагу и смерть. Однажды утром мальчик, встав с постели, увидел, что его родители сидят у очага и смотрят друг на друга.

— Что случилось? — спросил он.

— Берендел, — сказал отец. — Темная рука предчувствия сжала наши сердца. Что-то страшное случилось в стране, и это задело наши души. Мы боимся худшего. Если с нами произойдет какая-то беда, ты должен уйти отсюда: по северному берегу реки на запад и как можно дальше. Ты понял?

Берендея кивнул, но ему не хотелось никуда уходить. Недели продолжали свой бег. Он и родители занимались обычными делами... Однако что-то изменилось. Отец и мать поникли духом. Казалось, что на их сердца давила невыносимая тяжесть. И даже Берендея печалился чему-то, хотя не понимал причины грусти. Так, даже не получая вестей из большого мира, они узнали, что люди проиграли битву.

Однажды в особняк ворвалась банда орков. Бандитами командовал странный сморщенный эльф. Его былая красота была изуродована злобой. Достоинство померкло под чертами алчности. Толстые губы скрутились, будто мокрые веревки. За ними виднелись зубы, длина которых вызвала бы зависть у козлов. Излишне выпученные глаза под перевернутыми дугами бровей утопали в сети морщин. Он, словно шут, был одет в пятнистую одежду. При близком рассмотрении оказалось, что ее покрывали не пятна краски, а дыры и грязь.

— Я Блэри, — объявил он. — Ваш новый монарх. Или, если точнее, младший король, потому что по сану и званию подчиняюсь Шарону. Мне доверено управлять этим краем от лица Владыки Зла. В поселке, что вверх по реке, люди рассказали о необычном месте, в котором царствует весна, пока вся остальная Шарония пребывает в вечной зиме. Я лично решил убедиться в их истинности. Похоже, тут что-то неладно. Вы можете объяснить мне происходящее?

— Нет, не можем, — ответил отец Берендела.

— Хм, — сказал Блэри. — Какая-то аномалия. Хотя знаете, мне здесь нравится. Я устрою тут сельскую резиденцию. А вы (он указал на отца и мать Берендела) должны отправиться в бывший Эльфтоньон. Это приказ самого Шарона! Я рекрутирую вас для муниципального строительства.

Отец Берендела покорно направился к выходу. Мальчик схватил его за ногу и закричал:

— Отец, не подчиняйся этому приказу!

Однако тот ответил тихим голосом:

— Я не могу сопротивляться. Беги, сынок! Убегай отсюда! Но только не по южной дороге, потому что она приведет тебя к Шарону и твоей погибели. Беги на северо-запад. Если там ты не найдешь свободной страны, то тогда постарайся покинуть Брэлиленд.

Он вышел из ворот на дорогу, и его жена зашагала рядом с ним. Они не могли противиться команде и без возражений направились в Эльфтоньон навстречу своей темной судьбе. Блэри осмотрел новые владения, прикрикнул на орков, которые гонялись за курицами по всему двору, и, войдя в дом, заметил Берендела, сидевшего под столом в большой комнате.

— Что за дела? — изумленно сказал он. — Почему ты не ушел вместе с ними, лягушонок? Хотя, если подумать здраво, я дал приказ только мужчине и женщине. Чертова магия! С ней следует быть осторожным. Любая неточность, и что-то обязательно выпадает из поля зрения. Эй, хамское отродье! Именем могучего Шарона я приказываю тебе следовать за своими родителями. Иди на юг и не останавливайся, пока не доберешься до Эльфтоньона. Там тебя ждет рабский труд на великой стройке. Проваливай отсюда!

Блэри так верил в мощь Шарона и силу команды, подкрепленную драконьей магией, что тут же забыл о мальчишке. Его орки разграбили кладовую и устроили в амбаре разгульное пиршество, поэтому он поспешил усовестить их и забрать свою долю. Берендел торопливо покинул дом. Вместо того чтобы идти на юг, он вернулся к лодке, которую сделал с отцом, столкнул ее на воду, лег на дно и поплыл вниз по течению на запад.

Река Оптика вынесла лодку Берендела в янтарные воды большого озера Слишкомноговиски. Добравшись до северного берега, мальчик вытолкал свое суденышко на песок, перевернул его и подпер один конец крепкой суковатой палкой. Лодка стала крышей его убежища. Вырыв яму в песке у кормы, он сделал вход. С помощью ниток, крючка и прядки волос в качестве приманки Берендел поймал лосося и приготовил его на костре, который он развел из плавника, валявшегося на берегу.

Бесплодный край утопал в снегу. Берендел забрался под лодку, но из-за холода проспал лишь пару часов. Когда пришло утро, он проснулся усталым и измотанным. Выйдя на берег, мальчик протер глаза и задумался над тем, что делать дальше. Его внимание привлек крупный песок на берегу. Присмотревшись, он увидел фрагменты крохотных раковин, надломленных волнами в виде миниатюрных полумесяцев, звезд и других графических форм. Казалось, что они были вырезаны из бумаги. Неужели креветки и моллюски надеялись, что раковины защитят их в таком недобром мире? «Ничем не оправданное самомнение», — подумал он.

Зима свирепствовала во всем Блэриленде, но на севере она была более суровой, поэтому волки, гонимые экстремальной погодой, двинулись на юг. Они сбивались в стаи на пустошах Неудповедения и рыскали по северному берегу реки Оптики. Когда Берендел вышел порыбачить, одна из таких стай учуяла его. Голодные хищники устремились к добыче. К счастью, мальчик заметил их и понял, что нужно действовать быстро. Взглянув на крутой откос, за которым начинался лес, он не стал бежать к обледеневшим деревьям. Приближавшаяся свора отсекала его от них. Тут не спасли бы даже быстрые ноги одиннадцатилетнего подростка. Оставался единственный выход.Он вошел в янтарные воды озера и отплыл подальше от берега. Вода была такой холодной, что у него перехватило дыхание.

Не посмев последовать за ним, волки собрались на берегу. Они нетерпеливо перебегали с места на место, приподнимали вверх косматые длинные морды и следили за мальчиком, ожидая, что тот устанет и в конце концов вернется на берег. Какое-то время Берендел оставался на месте и думал, что ему делать. Чтобы согреться, он шумно молотил по воде руками и ногами. Внезапно мальчик услышал голос. Кто-то обращался к нему на незнакомом языке, и слова этого языка были следующими:

— Эй! Буль-буль! Огинись! Сюды мотри! Сюды!

Оглянувшись, Берендел увидел небольшую фигуру, которая барахталась в воде неподалеку от него. Он поплыл к ней, ухая от холода всякий раз, когда делал гребок.

— Привет, — сказала фигура.

К тому времени над водой была видна только ее массивная голова, однако ниже угадывались яростные движения руки ног.

— Здравствуйте, — ответил мальчик.

— Извини, братан, но мне нужна небольшая помощь, — произнесла фигура.

— Я слушаю вас, — сказал Берендел. — Что за проблема?

— Проблема в моей бороде, потому что она привязана к камню под водой. А ентот булыган лежит на дне озера, буль-буль. Понимаешь?

— Кто же привязал вас к нему?

— Енто длинная история. Ты просто врубись, что с бородой, привязанной к камню, я все время должен оставаться в воде. Мое плаванье продолжается уже очень долго. Мы, гномы, сильные и почти не устаем, но даже у нас имеется предел, буль-буль, и я, похоже, к нему близок. Такой вот казус.

— Ах, бедняга!

— Не мог бы ты оказать мне услугу и нырнуть вниз? Просто держись бороды... как бы моей волосатой якорной цепи. Развяжи ее, и я навечно буду у тебя в долгу.

Берендел глубоко вздохнул и нырнул под воду. До дна озера было около десяти ярдов. Он погружался вниз, перебирая руками бороду гнома. Красная от торфа вода позволяла видеть только на небольшом расстоянии. Тем не менее он вскоре нащупал скользкий камень, вокруг которого обмоталась борода. И хотя мальчик работал почти вслепую и холод воды грозил заморозить сердце, его оцепеневшие пальцы распутали узел. Он выбрался на поверхность и перевел дыхание, насколько это позволяли замерзшие легкие.

— Просто не знаю, как отблагодарить тебя, — сказал гном. — Я ить был готов уйти под воду. Мне просто не хотелось говорить тебе об ентом. Давай, браток, поплыли к берегу.

— Там... — задыхаясь, сказал Берендел, — волки...

— Что? — спросил гном. — Волки? Фигня какая!

— Вы считаете волков фигней?

Берендел начинал уставать от холода.

— За мной, — сказал гном.

Он поплыл к берегу, проворно загребая воду короткими руками. Волки, завидев его, собрались в кучу и оскалили зубы. Когда гном выбрался на мелководье, звери приготовились наброситься на него. Каждое животное могло перекусить смельчака одним щелчком огромных челюстей. Но гном выхватил из песка несколько камней и швырнул их мускулистой рукой в серых хищников. Первый камень угодил вожаку стаи между глаз и раздробил ему череп. Второй попал другому волку в то же место и привел к поразительно схожему результату. Едва гном замахнулся третьим камнем, уцелевшие звери показали ему свои хвосты и убежали в заснеженный лес.

Внезапно гном рухнул лицом в воду. Когда Берендел, спотыкаясь и падая, вытащил его на берег, бородач прошептал:

— Нам повезло, что второй камень отпугнул енту стаю. У меня не было сил для нового броска, понимаешь, парень? Вот что делают с твоими мышцами три дня и три ночи, проведенные в воде...

Берендел подтянул гнома к перевернутой лодке и затащил его в укрытие. Затем он поймал еще одну рыбу, развел костер, согрелся и высушил одежду — свою и спасенного им незнакомца. Гном проспал полдня, затем съел большую рыбу, отжал бороду и обмотал ее несколько раз вокруг пояса. После этого он стал более разговорчивым.

— Меня зовут Нобби, — представился он. — Я в долгу у тебя, парень.

— Мое имя Берендел. И аналогично. Я в долгу у вас за то, что вы отогнали волков.

— Отогнал волков? Фигня какая! Можешь больше не упоминать об ентом.

— Сэр Нобби, откуда вы? — спросил Берендел. — Я заметил, что вы говорите «енто» вместо «это». И любите употреблять слово «фигня».

— Гномский говор, — ответил Нобби. — Мель и измы речи. Короче, как-то так.

— А как вы оказались привязанными к камню на дне озера?

— Енто долгая история, — ответил гном.

— Времени у нас хватает.

— Только не для описания моей жизни. Когда я говорю «долгая», то имею в виду настоящую длину. Очень большую. На рассказ может уйти целая зима.

— Говорят, что нынешняя зима никогда не кончится.

— Значит, лучше вообще не начинать мою историю, — ответил гном. — А что ты можешь рассказать о себе?

— Злой Шарон превратил моих родителей в рабов. Он захватил Блэриленд и подчинил себе все народы. Никто не может сопротивляться ему, потому что чары драконов дают ему власть над людьми и эльфами до тех пор, пока те существуют на свете.

— Хм! — с акцентом воскликнул гном. — Короче, опять политические игры?

— Политические игры?

— Между людьми, эльфами и орками всегда ведется какая-то политика. Один сезон она дружелюбная. Следующий — злая. В любом случае, я делю ее на хорошую и плохую игру. А зачинщиком всегда выступает правительство.

— Я не понимаю, — сказал Берендел.

— На твоем месте, парень, я принял бы гномское мировоззрение, — продолжил Нобби. — Подумай сам! Если бы битва добра против зла меняла что-то, то к ентому времени не было бы либо первого, либо второго. Мы же видим, что все идет по кругу. Ты так не считаешь?

Берендел задумался над его словами.

— Похоже, сэр Нобби, вы разочарованы в политике.

— Разочарован? — с усмешкой ответил гном. — Нет, парень! Скорее я просто устал от двухпартийных систем. Почему они должны быть или хорошими, или плохими? Почему мы не можем создать этическую систему, которая воплощала бы в себе радугу моральных принципов живых людей? Идеалов, адаптированных к реальному миру?

Эта беседа еще больше заморочила голову Беренделу.

— Однако я должен быть хорошим. Разве не так? Я должен, например, все время говорить правду.

— Ну-ну, — с усмешкой сказал Нобби.

— Ведь правда лучше обмана?

— Иногда лучше, — помассировав огромный нос, ответил гном. — Иногда хуже.

— В любом случае, — произнес Берендел, — я все еще надеюсь, что Добро одержит победу над Злом.

— Ты на енто надеешься? — спросил Нобби. — Почему?

— Когда я подрос и стал смышленым, мои родители рассказали мне историю Верхнего Средиземья, — ответил Берендел. — Его нынешнее состояние свидетельствует о том, что Зло победило Добро и, следовательно, гибель великих народов неизбежна. Зло будет властвовать все время, если только в самую последнюю минуту — на последнем проблеске надежды — Добро не одержит победу.

— Ох, уж ента ваша история, — проворчал гном, обсасывая косточки лосося, которого поймал и приготовил Берендел. — Ты думаешь, что если в прошлом в ней имелась какая-то тенденция, то она должна сохраниться и в будущем? А почему бы ей не измениться на свою противоположность?

При этих словах он повернул ладонь на сто восемьдесят градусов и пояснил свою мысль:

— В вашем прошлом Добро победило Зло один раз. Затем оно победило его второй раз. И третий раз. Я верно говорю? И на ентом основании ты считаешь, что такой порядок будет продолжаться вечно?

— Да, что-то здесь не так, — согласился Берендел.

Он почувствовал, что в его сердце начинает угасать последний уголек надежды. Это было неприятное чувство, немного похожее на несварение, но только не физического, а духовного вида.

— Еще бы! — пренебрежительным тоном сказал Нобби. — Представь, что ты подбросил монетку несколько раз и у тебя шесть раз кряду выпала «решка». Неужели ты поверишь, что каждое следующее подбрасывание монетки даст тебе «решку»? Ты енто называешь логикой?

— То есть вы хотите сказать...

— Всегда применяй закон усреднения, — назидательно ответил гном. — Рано или поздно Зло одержит триумф. Такова политика! Понял?

— Значит, Шарон будет править Верхним Средиземьем вечно?

— Возможно.

— И Зло одержало окончательную победу? Это мрачная мысль.

— Что ты там говорил о магии драконов? Зло будет править людьми и эльфами до самого конца их существования? Тогда енто и станет продолжением вашей истории. Вот попомни мои слова.

— Если я попаду в руки орков, они превратят меня в раба и доведут до смерти тяжелой работой, или просто сожрут меня... Или как-то иначе уничтожат мои дух и тело.

— Мастер Берендел, ты помог мне избежать мучительной гибели. Ты обогрел и накормил меня. Я отплачу тебе за доброту и не позволю оркам издеваться над тобой. Куда ты направляешься?

— На запад, — ответил мальчик, вспомнив наказ родителей. — И, возможно, на север.

— На севере холодно, — сказал гном. — Но мне всегда хотелось прогуляться на запад. Значит, мы туда и пойдем.

Нобби вытащил из-за пояса армейский кинжал и принялся сдирать шкуры с двух убитых волков.

— У вас был с собой нож? — спросил изумленный Берендел. — Почему же вы не отрезали им бороду и не освободились от того камня?

— Чтобы я отрезал себе бороду? — с ужасом переспросил гном. — Ты что, парень? Сам-то понимаешь, что говоришь? Отрезать собственную бороду? Да енто святотатство!

Нобби обскоблил волчьи шкуры и высушил их на ветру. Затем он сварил мясо, срезанное с туш хищников, и просолил его на ближайшем соляном отвале. Когда шкуры были готовы, он завернулся в одну из них, а вторую отдал Беренделу. Вот с такой защитой против холода и с небольшим запасом пищи они отправились в путь на запад — вдоль северного берега реки. У наших героев было множество приключений, но, честно говоря, мне не хочется описывать их. Достаточно сказать, что они шли через безлюдную местность, белую, будто летние облака, и холодную, как смерть. Северный ветер, словно злобная тварь, проникал сквозь одежду и обжигал их кожу холодом.

Наконец они достигли берега Заглавного моря. Там Берендел увидел лагерь и две дюжины эльфов, которые сидели на песке в состоянии полного уныния. Чуть дальше на берегу возвышался остов недостроенного корабля. Эльфы сидели перед своими палатками и со слезами на глазах смотрели на море. Когда путники направились к ним, они поначалу испугались, приняв их за орков, но затем сообразили, что это два странника, одетых в волчьи шкуры. И тогда они снова заплакали и вернулись к своим причитаниям. Прежде Берендел не видел, чтобы эльфы плакали. Это изумило его. Однако он удивился еще больше, когда, осмотрев их группу, подумал, что видит свою мать, сидящую на камне. В отличие от других она не рыдала, а безучастно созерцала океан. Мальчик побежал к ней с громкими криками.

— Мамочка! Мамочка! Я нашел тебя!

Он упал рядом с ней на колени. И хотя она смотрела ему в лицо, в ее глазах не было ни капли узнавания.

— Эй, а ну вставай! — приказали подбежавшие эльфы. — Что ты тут делаешь?

— Это моя мать, — рыдая, пояснил Берендел. — Я не понимаю, зачем она притворяется, что не узнает меня.

— Твоя мать? — закричали эльфы. — Быть того не может! Это наша несчастная королева. Она живет, как овощ — без речи и разума. У нее никогда не было мужа и тем более детей. Мы считаем, что проклятье Шарона лишило ее рассудка, оставив ум пустым и гладким, словно снег, недавно выпавший на поле. Она не может быть твоей матерью.

Однако, несмотря на пояснения, Беренделу казалось, что он видит перед собой не эльфийскую королеву, а свою мать, ибо у женщины было такое же прекрасное лицо и только одна целая рука. И он целовал ее ладонь и лицо, и его слезы падали на щеки и губы королевы. Внезапно она с удивлением изогнула брови, и с ее губ слетело слово «ве», что на эльфийском языке означало предлог «в» или указание на какое-то особое место. Громко ахнув, эльфы отступили на шаг. Еще бы! Королева Плюшкием уже несколько лет не проявляла никаких эмоций. А тут она осмотрелась вокруг с выражением неподдельного изумления.

— Дитя, — сказал один из эльфов. — Меня зовут Тюрин Тупохвастунг, и я являюсь вожаком этого отряда... поскольку на нашей королеве, как ты уже слышал, лежит какое-то проклятие. С тех пор как безумие пало на нее, она не произнесла ни одного слова, но ты, похоже, убрал колдовство Шарона. Кто ты такой?

— Мое имя Берендел, — ответил мальчик. — В этой женщине, которую вы называете своей королевой, я узнаю мою мать. Она и отец вырастили меня на берегу реки Оптики — в уединенном месте к востоку отсюда. Недавно моих родителей превратили в рабов, и они были вынуждены подчиниться власти Шарона. Я не знаю, каким образом моя мать оказалась здесь.

— Это какое-то недоразумение, — сказал Тюрин. — Наш отряд покинул Блэриленд и пришел на этот берег еще до того, как Шарон завоевал страну. Мы надеялись построить корабль и уплыть в Заглавное море, чтобы найти путь к Западной Понии или к другой стране, неподвластной злобному Шарону.

— Мы видели ваш корабль, — сказал Нобби. — Он построен только наполовину.

— Увы! — со вздохом согласился Тюрин.

— Увы, — подхватили остальные эльфы и покрыли свои головы темными капюшонами.

— Что «увы»? — возмутился гном. — Эй, парни, кончайте. Кто так разговаривает? Снимайте ваши капюшоны и отвечайте нам без всяких обиняков. Расскажите, что случилось.

— Построив половину корабля, мы с надеждой смотрели в будущее, — продолжил Тюрин. — Но затем к нам прискакал отряд, состоявший из орков и страшных зверей. Ими командовал человек, который носил в голове Глаз Шарона. Он заявил, что является представителем лорда Зла, и мы не могли сопротивляться ему. Его приказы были законом в наших сердцах, поскольку так действуют чары, наложенные на эльфов и людей. Он повелел нам прекратить работу над судном, и с тех пор мы не можем поднять даже доску, чтобы донести ее до корабля. Кроме того, он приказал нам сидеть на песке и любоваться морем. «Хотели убежать? — подсмеивался он. — Но теперь вы не сможете построить корабль, ибо это мой приказ, а вы должны подчиняться ему. И я не разрешаю вам переходить в другое место Блэриленда». О, как он хохотал! «Ешьте водоросли и пейте талый снег, — сказал он нам, — и считайте, что вам повезло». Затем Глаз Шарона уехал и, думаю, забыл о нас в своих путешествиях по стране. А мы застряли здесь. Время от времени слуги Шарона заглядывают к нам, смеются и уезжают куда-то...

— Если хотите, я могу достроить ваш корабль, — вмешался Берендел. — Потому что приказы Шарона не властвуют над моим сердцем.

Эльфы сильно изумились, но слова подростка оказались правдой. Двенадцать следующих дней Берендел заканчивал строительство судна, и Нобби помогал ему, чем мог. За это время песок на берегу оттаял, снег сошел, и вместо него на дюнах выросла зеленая трава. И снова эльфы дивились чуду.

— Действительно, о юный Берендел, — сказали они. — Проклятие Шарона не властвует над тобой. Ты мал годами, но велик в своей силе!

И каждый вечер мальчик обнимал королеву эльфов и целовал ее в губы, желая спокойного сна. И каждое утро она произносила новое слово. В первый день она сказала «ли». Во второй день последовало слово «ка», и Берендел начал бояться, что ее разуму доступны только краткие слоги. Ум королевы оставался таким же пустым, как и прежде. Хотя на третий день она сказала «яса!» И эльфы очень удивились этому, потому что на эльфийском языке данное слово означало удивление от услышанной новости.

— Она потрясена восстановлением речи, — заявил Тюрин. — Так же, как и все мы! Но она сказала это слово.

На четвертый день королева произнесла слог «ля!» Эльфы огорчились, так как это буквосочетание ничего не означало на эльфийском языке. Но Нобби заявил, что слово имеет гномское происхождение. По его мнению, королева постепенно превращалась в гномку, потому что ей разонравилась эльфийская порода. На всякий случай он спел ей пару песен бородатых гномских королев. Однако его помощь не возымела действия, да и Берендел счел версию друга совершенно невероятной.

На пятый день королева произнесла слово «мивкон!», означавшее особое блюдо. Ее тут же накормили этой пищей. На шестой день она сказала «цет!» и сердито посмотрела на собравшихся эльфов. Те испугались и виновато переглянулись между собой, потому что любому было бы неприятно, если бы на него сердилась королева. На седьмой день она сказала «ого!» И эльфы снова удивились.

— «Ого», ваше величество? — спросил Тюрин. — Что «ого»? Вы что-то вспомнили?

Однако она молчала весь тот день. Зато на восьмые сутки королева произнесла слово «горн!», а на девятые — то же самое «ого!» И Тюрин печально покачал головой. Он решил, что королева произносила слова бездумно и наугад. На десятый день она сказала «от!», и Тюрин возмутился:

— Что «от»? Отчего? Почему? Нет, все это бессмысленное дело.

На одиннадцатый день королева произнесла слово «рог!» На двенадцатые сутки она сказала «а!» и указала на скалистый кряж, который находился неподалеку от берега. Отрог переходил в горную цепь, тянувшуюся на восток до самых гор Байка. Эльфы так ничего и не поняли.

Наконец судно было построено, и они начали сердечно благодарить Берендела.

— Нам хочется быстрее уплыть из страны, обремененной проклятым именем Блэри. Мы и сейчас не можем сопротивляться приказам Шарона. К счастью, запрет его Глаза касается только строительства корабля и путешествий по стране. О плаванье речи не шло. Поэтому мы отправляемся к Западной Понии, а там проклятие больше не будет действовать. Послушай, Берендел! Поплыли вместе с нами! Мы многим обязаны тебе, и твоя помощь была неоценимой.

Мальчик переглянулся с Нобби и вежливо ответил эльфам:

— Спасибо, но я останусь здесь. Вам незачем благодарить меня снова и снова.

— Ты уверен? — настаивал Тюрин. — Эта проклятая страна. Здесь торжествует Зло, и честным воинам не остается ничего другого, как повернуться спиной к Блэриленду и найти себе что-нибудь получше.

— Возможно, вы правы, — ответил Берендел. — Но у меня такое чувство, что я должен остаться.

— Тогда прощай, — сказал Тюрин. — Ты сослужил нам хорошую службу, юный Берендел. Если однажды нам представится такая возможность, мы отплатим тебе тем же. Прими мой дружески совет. Всегда сохраняй свою репутацию чистой и говори собеседникам правду, ибо это символы Добра.

Берендел с улыбкой кивнул головой, принимая совет с долей скепсиса. Эльфы преподнесли ему и Нобби прощальные подарки, затем столкнули корабль в воду, забрались на палубу и уплыли к западному горизонту. Последней фигурой, которую увидел Берендел, была Плюшки-ем — королева эльфов. Она стояла на юте или на корме (я всегда путаю эти два названия, поэтому лучше вообще не говорите мне о килях, оверштагах и румпелях). Короче, она стояла в задней части корабля и махала мальчику рукой. Весенняя оттепель освободила часть ее ума от холода безумия, и она прощалась с Беренделом, как со своим близким родственником. Она помахала ему обрубком руки, затем взглянула на культю, сконфузилась и начала махать здоровой рукой, потому что та лучше подходила для этого.

Вскоре судно исчезло из виду, а чуть позже следом за ним за горизонт ушло и солнце, словно оно тоже навсегда покидало Верхнее Средиземье. Утром наступил новый день, и он, как обычно, начался с бледного рассвета на темном небосводе. Страна зевала и просыпалась. Несмотря на рабский труд под тиранией Зла, она по-прежнему предпочитала вести свои дела при солнечном свете.

Пока Нобби выкапывал съедобные клубни за песчаной дюной, Берендел забрался на большой валун и осмотрел окрестности. Внезапно он испуганно пригнулся. На дальнем холме мальчик увидел всадника на черном коне. Тот, конечно же, заметил часть берега, поросшую травой. На фоне вездесущего снега она походила на укус великана, и на этом зеленом ковре были только подросток и гном. Когда Берендел отважился снова взглянуть в том направлении, всадник уже ускакал. Вскоре вернулся Нобби. На завтрак они ели вареные клубни.

— Хвала небесам, что эльфы наконец уплыли, — сказал гном. — Я думал, что они никогда не перестанут петь свои прощальные песни.

— Слушай, — спросил Берендел, — ты понял, что сказала королева за эти двенадцать дней?

— Да только идиот не понял бы ее, — ответил Нобби.

— Или эльф, — согласился Берендел. — Но меня удивили ее слова. Неужели великая Салями действительно спрятана в конце того горного отрога?

— Довольно трудно судить о правильности слов королевы, — сказал гном. — Зато енто легко можно проверить.

Завернувшись в волчьи шкуры, они зашагали по белой равнине к горной цепи. Наст блестел, словно замерзшая роса. При каждом шаге ноги увязали в глубоком снеге, и их приходилось вытаскивать сильными рывками. На весь путь ушло не меньше часа, но Нобби и Берендел в конце концов добрались до начала кряжа. Перед ними возвышалась скала, похожая на огромную каменную голову. Казалось, что какое-то гигантское чудовище спустилось с гор и решило напиться из моря.

Приблизившись к скале, они увидели, что ее округлый конец напоминал лицо с открытым ртом-пещерой. Берендел и Нобби вошли в нее и осмотрелись. Воздух внутри был холодным и пропитанным запахом серы. Вглубь вел узкий лаз довольно устрашающего вида.

— Иди сюда, — сказал Нобби. — Она здесь.

Он прижался лицом к левой стенке арочного прохода.

— Где?

— Внутри скалы.

— Внутри? Откуда ты знаешь?

— Енто гномское чутье, — ответил Нобби.

— А ты можешь объяснить мне его?

— Легко, — ответил его спутник, ощупывая пальцами скалу. — Мы, гномы, появляемся на свет внутри больших камней. Понимаешь? Ну как бы рождаемся там. Думаешь, что я делал на том озере? Я дозревал в большом валуне, который лежал на берегу. Со временем уровень озера поднялся, и камень оказался под водой. А я-то не знал! Пребывал в бесчувственном состоянии. Когда я вылупился, меня окружали холодные воды. Естественно, в спешке я начал метаться, и моя борода запуталась.

— И это твоя история? — со смехом спросил Берендел. — Ты же говорил, что она очень длинная.

— А она и длинная, — ответил Нобби. — Сравнительно длинная. Ты так не считаешь?

— Нет.

— Просто я дал тебе урезанный вариант.

— Значит, ты новорожденный гном? Только отвечай мне честно.

— Понимаешь, парень, мы отличаемся от эльфов и людей. Мы рождаемся с мудростью и знанием нашего народа. Енто знание внутри нас с момента появления на свет. И мне кажется, не стоит даже говорить о том, что я обладаю особым чутьем на пустоты и уплотнения в камне. Все енто означает, что я точно знаю, куда нужно бить, чтобы вскрыть полость.

С этими словами Нобби сильно ударил кулаком по стенке прохода. И там, где он ударил, скала раскололась, и пещера наполнилась светом прекрасной Салями. Они заглянули в отверстие.

— Ого! — сказал Берендел.

— Угу! — согласился гном.

— Забирай ее, — прошептал Берендел.

— Сам забирай, — ответил Нобби. — У меня от нее мурашки бегут по спине. Она оказывает на меня вредное воздействие.

— Вредное?

— Да уж поверь мне.

Берендел вытащил Салями из углубления, кивнул гному, и они зашагали через снежную равнину обратно к берегу моря. Артефакт слегка жег руку, поэтому мальчик засунул его за пояс и прикрыл волчьей шкурой. Вернувшись на свою стоянку, они сели у ручья и начали думать, что им делать дальше. Их беседу прервали громкие крики. На другой стороне ручья появился отряд орков, возглавляемый парой Глаз Шарона (то есть двумя людьми, а не одним человеком с двумя глазами). И каждый из них восседал на черном коне.

Узнав, что эта часть северо-западного берега не покрыта снегом и что здесь происходят странные вещи, Шарон послал сюда двух самых опытных лазутчиков. Он решил, что в таком деле два Глаза лучше одного и что вдвоем они быстрее выяснят причину подозрительных явлений.

— Эй, ты! — закричал первый Глаз Шарона. — Да-да, вот ты!

Берендел обернулся через плечо и, изображая невинность, показал на себя пальцем:

— Я?

— Да, ты, придурок! Что это вы здесь делаете?

— Ничего.

— Властью Шарона я приказываю тебе говорить правду! — закричал второй Глаз.

Однако его команда не властвовала над сердцем Берендела, поэтому мальчишка прошептал себе под нос:

— Ага, размечтался.

Тут Нобби вскочил на ноги и вытащил нож из-за пояса.

— Оставьте парня в покое! — крикнул он. — Берендел мой друг, и я не позволю вам запугивать его.

— Мы не враждуем с вашим народом, сэр гном, — сказал первый Глаз. — Но все эльфы и люди находятся под нашей властью. Эй, мальчик! Что ты здесь делаешь? Говори нам правду.

Услышав такую команду, любой эльф или человек тут же признались бы: «Мы нашли священную Салями в конце той горной гряды. Вот она, смотрите». И Глаз Шарона приказал бы: «Отдай ее мне!» И любой эльф или человек мгновенно выполнил бы это указание. Но Берендел поступил иначе. Потыкав ногой песок, он отвернулся в сторону и мрачно ответил:

— Ничего я тут не делаю.

— Ты наш раб, — сказал второй Глаз. — Мы посылаем тебя на юг, где ты присоединишься к рабочим бригадам и умрешь от истощения. Там выживают только сильные и жестокие. Впрочем, меня не волнует твоя дальнейшая судьба. Лучше расскажи, как ты попал сюда.

При этих словах Нобби обнял Берендела за плечи и грозно закричал:

— Если вы хотите забрать ентого парня, то идите сюда и попробуйте взять его! А мы посмотрим, какие вы крутые перцы.

Их разделял лишь небольшой ручей, но гном продолжал насмехаться над ними:

— Не бойтесь! Идите сюда! Хотите заявить свои права на парня? Ведь енто называется заявой, верно? Иначе к чему весь ваш вздор про рабочие бригады? Только моя бабушка может заявлять получше вас. Да-да! Вам и конфетки не взять у ребенка, понятно? Короче, он мой друг и вы его не получите.

Тогда Глаза Шарона пришпорили своих свирепых черных скакунов и поскакали через ручей, а орки потрусили вслед за ними. Они окружили Нобби и Берендела, и гному пришлось уступить:

— Ладно, вы неплохо перебрались через ручей. И, следует отметить, очень быстро. Я думаю, что енто можно считать неплохой заявкой.

И тут судьба мира повисла на волоске. Глаза Шарона пребывали в плохом настроении. Они могли убить подростка. А если бы это случилось, то Блэриленд изнывал бы под игом Шаронии до скончания времен. Но они не пошли на убийство, и жалость здесь была ни при чем. Просто жатва смерти в Верхнем Средиземье стала слишком обильной, и Глаза с большим трудом находили новых рабов для трудовых бригад. Поэтому мальчик остался живым. Ему даже не связали руки — так сильно Глаза Шарона верили во власть драконьей магии над его волей. Первый Глаз обратился к Нобби:

— Сэр гном, мы с вами не ссорились. Идите своей дорогой и позвольте нам самим разбираться с нашим рабом.

— Знаете, я так не думаю, — ответил Нобби, потирая бороду.

— Эй, посмотрите туда! — закричал второй Глаз. — Корабль эльфов уплыл!

Пришпорив коня, он выехал на песчаную косу, где прежде стояло недостроенное эльфийское судно. На песке был виден отпечаток киля. Рядом на траве лежали бревна, доски и различные инструменты. Глаз галопом поскакал обратно к Беренделу.

— Что ты знаешь об этом? Отвечай мне правду.

— Я ничего не знаю, — с усмешкой сказал Берендел.

— Странные дела, — произнес второй Глаз. — Этим эльфам запретили достраивать судно и уходить отсюда в глубь страны. Куда же они делись?

— Возможно, они отчаялись, столкнули незавершенный корабль в воду и утонули в морской пучине, — с ноткой надежды предположил первый Глаз.

— Вполне вероятно, — согласился второй Глаз. — Хотя я никогда не слышал, чтобы эльфы совершали подобные самоубийства.

Нобби громко прочистил горло. Этот громовой, устрашающий и, можно сказать, потрясающий рокот могли производить только гномы. Он напоминал шум каменной осыпи при ее стремительном движении по крутому горному склону.

— Ладно, ребята, — сказал он, поднимаясь во весь рост, который по чистой случайности равнялся росту Берендела. — Я к вам двоим обращаюсь, между прочим. У меня имеется вопрос, который я хотел бы задать самому Шарону.

— Задавайте его мне, — сказал первый Глаз. — На самом деле я и есть Шарон, а это человеческое тело всего лишь мой послушный инструмент.

— Нет, сэр гном! — сердито закричал второй Глаз. — Говорите со мной. Это я настоящий Шарон.

— Я здесь главный, — произнес первый Глаз.

— А я был превращен в Глаз Шарона раньше тебя, — возразил второй всадник. — Говорите со мной, сэр гном, и Шарон ответит на ваш вопрос.

— Не обращайте внимание на этого человека, — сказал первый Глаз, адресуясь к Нобби. — Он у нас числится второстепенным вспомогательным Глазом. Я же тот, к кому вы можете обратиться с просьбами, вопросами и пожеланиями.

— Нет, это я тот самый Глаз! — рявкнул его спутник.

— Берегитесь, — сказал Берендел, указав на первый Глаз. — Он готовит ваше убийство.

Так уж случилось, что в этот момент все умолкли, как будто попали в око урагана. Орки перестали шептаться, морской прибой затих в безмолвии, ветер замер, и два споривших Глаза молча начали мерить друг друга яростными взглядами. Поэтому слова подростка были услышаны каждым. Нечасто из уст мальчика срывается столь значимая фраза. Естественно, она произвела большое впечатление. Берендел вдруг вспомнил совет Тюрина — всегда говорить только правду и что-то там про репутацию (к тому времени он уже забыл эту часть наставлений). Затем он подумал о Салями, скрытой под его одеждой, и решил моральную дилемму по-своему.

— Он сказал, что собирается прикончить вас, — произнес Берендел, указывая пальцем на первого всадника. — Я подслушал его слова.

Наступила долгая пауза. Судьба всего мира вращалась на оси и пыталась найти равновесие.

— Ах, вот как? — закричал второй Глаз. — Ты планируешь мое убийство?

— Пока еще нет, — сердито ответил первый всадник. — Но даже если бы планировал, то что бы ты сделал?

— Знаешь, меня это вообще не удивляет, — сказал его напарник.

— Что ты имеешь в виду?

— Я всегда считал тебя коварной свиньей, — ответил второй Глаз. — И я не вкладываю в эту фразу никакого доброго подтекста!

— Лучше возьми свои слова обратно, — предупредил его первый всадник. — Я не шучу! Ты должен извиниться!

— Ага! — с усмешкой возразил второй Глаз. — Ты замышляешь мое убийство, а я должен извиняться? Фигушки!

— Да я же ничего не планировал! — возмутился первый Глаз. — Хотя лишь небо знает, как мне хотелось бы расправиться с тобой!

— Мальчишке приказано говорить только правду! — брызгая слюной от ярости, закричал второй всадник. — Ты будешь отрицать этот факт? Ты порочишь магию драконов?

Он повернулся к Беренделу.

— Эй, сопляк! А ну-ка, подтверди свои слова. Он действительно сказал, что собирается убить меня?

— Да, это правда, — ответил Берендел. — Когда вы направились к песчаной косе, чтобы осмотреть то место, где стоял эльфийский корабль, он обозвал вас грубым прозвищем и добавил: «Когда мы поедем назад, я проткну его насквозь моим длинным черным мечом».

— Нет, я не говорил такого! — закричал первый Глаз. — Он лжет!

— На нем чары драконов, — завизжал второй всадник. — Он не может лгать! Это ты напичкан обманом и предательством. Я знаю, что, став Глазом Шарона, ты все время планировал бунт против нашего Владыки.

— Как я мог замышлять такой вред? — взвыл первый Глаз на пике злобы. — Я не слуга Шарона, а сама его часть! Ты говоришь ерунду. Просто твой мозг сгнил, а в его извилинах завелись прожорливые черви! Если ты думаешь...

Второй всадник выхватил меч с черным лезвием и в мгновение ока вонзил его в грудь своего спутника. Глаза жертвы расширились, в них полыхнуло такое бешенство, что Берендел отступил на шаг. Подобная ярость казалась невозможной, но ее заметили все. Речь первого Глаза оборвалась на полуслове клокочущим бульканьем, и он свалился с седла на мокрый песок. Орки в ужасе заахали и заохали. Второй Глазе изумлением смотрел на меч в своей руке. Над лезвием клубился пар, и капли крови стекали с кончика клинка.

— Вот это да! — сказал Глаз Шарона.

Внезапно земля содрогнулась. Толчок сбил Берендела с ног, и даже крепкому и цепкому гному пришлось потрудиться, чтобы не упасть. Орки завизжали от страха и разбежались в стороны — кто на юг, кто на восток. Тело убитого всадника подпрыгивало на песке, словно у него начались повторные предсмертные конвульсии. Конь второго Глаза встал на дыбы и сбросил седока на землю. Испуганно заржав, животное помчалось через дюны к заснеженной равнине. Второй Глаз Шарона лежал на песке и скулил.

А земля снова содрогнулась. Море вскипело и подняло вверх огромные волны, в три раза превосходившие те, что были мгновением раньше. Мир содрогнулся третий раз. Берендел поднялся на четвереньки и посмотрел на север. Пещеру, где они нашли Салями, завалило камнепадом. Скалы кряжа покрывались трещинами и разъезжались со своих привычных мест. Казалось, что весь горный массив лихорадило. Поднявшись на ноги, второй Глаз осмотрелся по сторонам и взвыл от ужаса. Его черные глазницы ничего не видели. Он споткнулся, вытянул руки вперед и закричал:

— Я ослеп! Что-то здесь не так...

Тем временем горы снова пробудились к жизни. Массивные скалы взрывались и взлетали в воздух. Второй Глаз с воплем упал на землю.

— Это конец света! — сказал Берендел. — Конец всех вещей!

— Давай не будем торопиться с выводами, — возразил ему гном, но его голос потонул в мощном порыве ветра.

Край моря дрогнул и отодвинулся на половину лиги, открыв заиленное дно, коричневые водоросли и задыхавшихся рыб, которые плясали танец смерти на открытом воздухе. Над берегом промелькнула огромная тень. То был Дракон Севера, пробудившийся от спячки. Он медленно закружил над головами Берендела и Нобби.

— Эй, коротышка, как тебя зовут? — спросило древнее существо.

Едва голос дракона прогремел над ними, земля, содрогнувшись в последнем трепете, успокоилась. Поначалу ошеломленный подросток подумал, что летающий гигант обращается к кому-то другому. Он подтолкнул Нобби локтем и кивнул, приподнимая брови, как будто говорил: «Ну что ты молчишь? Давай, отвечай». Однако гном возразил:

— Он обращается к тебе, приятель.

И тогда подросток представился:

— Я Берендел.

— Салями у тебя?

Мальчик хотел еще раз, но затем подумал: «Если я буду обманывать все время, то люди начнут узнавать правду, переворачивая мои слова наоборот. Лучше на этот раз я буду придерживаться правды». Он взглянул на огромного зверя. Тот завис над берегом, заполняя собой все доступное пространство, хотя по краям его тела, похожего на гору, виднелись узкие полоски неба. По ним, как по темной канве, неслись облака. Казалось, что они спешили убежать подальше из Верхнего Средиземья.

— Да, у меня, — ответил Берендел. — Вы хотите получить ее назад?

— Нет, — ответил дракон. — Когда я взял ее в лапу, она заморозила меня на краю страны. Да ты и сам это видел. Надеюсь, что мне больше не придется носить ее с собой.

— Носить?

— Короче, уходи отсюда.

Дракон закружил над ними в воздухе и кивнул головой на восток.

— Ее не должно быть в стране. Она нарушает равновесие мира. Мы готовы заплатить любую цену, чтобы избавиться от Салями.

— Мы? — спросил Берендел. — О ком вы говорите?

— О себе и моих братьях-драконах, — ответил зверь. — Наше время подходит к концу.

— Я не понимаю.

— Шарон решил создать нерушимые чары. На их оформление ушло много нашей силы, а слова заклинания, произнесенные нами, были словами творения. Он хотел стать владыкой над всеми эльфами и людьми. И он пожелал для себя неуязвимость, бессмертие и непобедимость. С помощью могущества и магии наших слов он поработил все Верхнее Средиземье.

— Однако ты, парень, не поддался этой магии! — с улыбкой сказал Нобби и похлопал друга по спине.

— Твоя мать была эльфийкой, а отец — человеком, — громоподобным голосом пояснил дракон. — Ты наполовину эльф и наполовину человек, а значит, не принадлежишь ни к тому, ни к другому виду. Шарон же имел власть только над эльфами и людьми.

— Даже зима отступала в твоем присутствии, — добавил гном.

— Проблема таких злодеев, как Шарон, заключается в том, что они делят мир на черное и белое, — сказал Дракон Севера. — Лорд Зла все время видит себя центром мира, и края создают ему неудобства. Если рассматривать нынешнюю ситуацию в терминах того или этого, то чары, полученные им, действительно прочные. Но здесь, на краю реального мира, они истрепались до ниток.

— Разве чары могу истрепаться?

— Глаз Шарона — это Шарон и в то же время не Шарон. Фактически он человек, одержимый волей злобного владыки. Шарону нельзя навредить. Его невозможно убить и победить в битве. Вот почему второй Глаз одержал победу и остался невредимым. Но любого человека можно покалечить, победить или убить. Вот почему первый Глаз лежит теперь мертвым. С другой стороны, каждый из них был Шароном, поэтому чары разрушились.

— Неужели все так просто? — спросил Берендел.

— Естественно, нет, — печально ответил дракон.

— Шарон сражался с Шароном! — захихикал гном. — По условию чар они оба должны были победить друг друга, но не могли сделать это, потому что победа одного означала поражение другого. Чары свернулись в кольцо, как змея, пожирающая собственный хвост. Их сила иссякла, и они разрушились.

— То есть ваши чары больше не действуют? — спросил Берендел. — Я вас правильно понял?

— И да и нет, — прогрохотал дракон. — Это единственный ответ, который закрывает все вопросы.

— О чем вы говорите?

— Чары были созданы из нашей магии и слов творения — так же как и этот мир. Поэтому они распались и в то же время сохранились. Они распались в том смысле, что Шарон больше не сможет властвовать над людьми и эльфами. Отныне его можно будет покалечить, победить или убить. Но чары не будут уничтожены, пока не погибнет весь мир. И некоторая часть Шарона останется бессмертной, нерушимой и непобедимой. Такие могучие чары не могут испариться, как облако дыма. Их уничтожение погубит Верхнее Средиземье, созданное нами, и разрушит нас, ибо это мы наговорили страну, и в то же время это мы сплели магические чары.

— Какие потрясающие новости! — сказал Берендел. — Значит, нас действительно ожидает конец света?

— Конец и начало, — ответил дракон. — В центре Блэриленда сейчас происходит огромный катаклизм. Вскоре его волны дойдут сюда и подведут нас к концу всех вещей. Вот уже дворец Шарона рассыпался на части. Тело злого владыки придавлено камнями. Его выпавшую Штучку смыло потоком наводнения, и она исчезла из вида. Орки в ужасе бегут и падают в огромные трещины, которыми покрывается земля. Вскоре страна будет разрушена, холмы просядут и превратятся в долины, поля поднимутся вверх и станут горами. Все претерпит обновление. Но многие люди и эльфы уцелеют и мир продолжит свое существование.

— Так это давно уже следовало сделать, — проворчал Берендел.

— Действительно, — произнес дракон, поднимая голову к клубящимся облакам на темном небосводе. — Мир обретет гармонию. А мы погибнем и превратимся в прах от тех изменений, которым дали начало. Страна перевернется вверх тормашками.

— Хм. Вот эти слова мне грустно слышать.

— Не переживай. Мы отложили яйца в неприступных скалах, и со временем в этом мире появится новое поколение драконов. Они будут мельче нас, но по-своему мудрее. И они не будут связаны с Морготиком, который создал нас. Мы принимаем нашу судьбу. А ты готов принять свою?

— Знать бы, в чем ее предназначение.

— Ты должен переправить артефакт через западный океан и вернуть Салями Творцу, ибо ее создал Эму Сущий.

— Я не успею построить корабль, — ответил Берендел. — Вы сами говорили о скором конце света.

И действительно! Горная цепь на горизонте уже дрожала, как желе. Деревья и скалы подбрасывало в воздух, а издалека доносился грохот апокалипсиса.

— Цепляйся за меня, — сказал Дракон, опустив на прибрежный песок огромный хвост, похожий на каменную зубчатую стену. — Быстрее!

Вскарабкавшись наверх, Берендея прокричал:

— Вы доставите меня к Эму по воздуху?

— Можно сказать и так, — ответил дракон. — Но я не могу покинуть страну, которую создал. Да и Салями слишком тяжелая вещь для моих убывающих сил. К счастью, ты можешь взять ее в руки. Шарон, отрезав кончик от нее, открыл магически потенциал, ибо она полна света и энергии. Держи ее крепко надрезанным концом к земле.

— Сейчас. Секундочку.

Сделав это, Берендел спросил:

— Что дальше?

— Сам увидишь, — прогрохотал дракон.

Он поднял хвост в воздух. Берендея посмотрел на Нобби, который остался на земле.

— Прощай! — крикнул он ему. — Рад был познакомиться с тобой.

— Взаимно, — ответил гном.

Затем дракон и мальчик взмыли в воздух, и мир под ними съежился до небольшого шара. С такой высоты Берендея мог видеть на востоке огромный континент и пунктирные линии океана на западе. Отсюда можно было наблюдать волну катаклизма. Землетрясение раскачивало местность, словно поля, холмы и горы состояли не из прочной субстанции, а из какой-то инертной жидкости. Огромный вал разрушения катился через них, уничтожая старое и воссоздавая новое.

Дракон взмахнул хвостом, и при стремительном спуске на добрую сотню ярдов мальчик ощутил в животе не очень комфортное чувство падения. Он еще крепче сжал Салями. И тут с внезапной и ошеломляющей силой Дракон Севера снова подбросил хвост вверх и швырнул Берендела, как из катапульты, в западном направлении. Мальчик закричал. Он ничего не мог с собой поделать. Под ним морщился огромный океан, а он летел, как брошенная галька. В тот же миг Салями вздрогнула и ожила в его руке.

Радужный свет хлынул из надрезанного края и усилил скорость полета. Он походил на хвост кометы, в котором смешались краски золота и алой крови, весенней зелени и небесной синевы.

Берендел летел так быстро, что ветер дергал его за уши, раскрывал ему рот и сжимал глаза. Мальчик даже не слышал собственного крика. Но, пригнув голову вниз и с силой открыв веки, он увидел разноцветную радугу, которую Салями прочертила через небо. И, несмотря на страх, он испытал восторг. А на земле те эльфы и люди, которые выжили при кувырке их мира, смотрели вверх и изумлялись. Никогда прежде они не видели такого в Верхнем Средиземье. И поначалу люди называли это явление «беренделиной», однако позже, обдумав ситуацию, они нашли данный термин немного глупым и поменяли его на «радугу».

Мальчик продолжал полет, и сопротивление воздуха сжимало его в комочек. Он, словно маленькое ядро, мчался по синему небу и не видел, как позади него Дракон Севера взорвался на десять тысяч каменных обломков. Некоторые из них были размером с большие валуны, другие — как маленькие камни. Их разбросало по огромной территории, и Нобби с криком: «Ой, блин!» прикрыл руками голову. Гному повезло или, можно сказать, подфартило, что ни один из десяти тысяч фрагментов не упал на него. И каждый из четырех великих драконов погиб сходным образом вследствие уничтожения их величайших чар.

Берендел достиг высших слоев атмосферы, где синий эфир находился так близко, что до него можно было дотронуться рукой. Море осталось далеко внизу на закругленной плоскости мира. Свет слепил глаза мальчика, а жар солнца опалял лицо. Он думал только о том, что подобного одиночества и такой свободы не испытывал никто из жителей Верхнего Средиземья. А затем он начал падать по большой дуге. И хотя падение становилось все более крутым, Берендел по-прежнему сжимал Салями. Она замедляла его скорость, и он не столько падал, сколько парил. Внезапно мальчик увидел под собой зеленые луга и оборки белого прибоя на золотистом берегу. Еще через пару мгновений он плюхнулся на мягкий торф Асдара.

— Ого! — сказал он, не обращаясь ник кому в частности. — Вот это был полет!

Наконец-то Салями вернулась в Асдар. Все великое приходит к своему истоку! Что касается Берендела, то о его дальнейшей жизни мало что известно. Некоторые легенды утверждают, что он остался в раю и нашел там свое счастье. Другие говорят, что он был снова переброшен в Верхнее Средиземье и пережил там много приключений в новой изменившейся стране. Насчет Шарона все легенды согласны в одном: он был раздавлен обломками уродливого дворца, и его дух, стеная и хныкая, улетел в небеса, где и был благополучно вычеркнут из памяти потомков. А его Штучку — последнюю дольку Салями, оставшуюся в Верхнем Средиземье, — смыло потоком наводнения и унесло черт знает куда.

Постепенно люди и эльфы отстроили свои города из руин. Собрав официальные и исторические записи, они стерли резинкой старое название страны, так как, по общему мнению, оно приносило одни неприятности. Легенды говорят, что с тех пор Блэриленд переименовали в Эльфиардор. В то время как другие источники настаивают на названии Человекония. Впрочем, имеется и третий вариант: Гномыбылиздесьпервыми.

На этом и заканчивается сказ о Беренделе[27].

ПУТЕШЕСТВИЕ «ПРОКЛЯТОГО ПРЕДАТЕЛЯ»

В ту пору, когда Верхнее Средиземье погрузилось во мрак тирании и Шарон стал владыкой мира, некоторые эльфы, названные по вполне понятным причинам трусливыми, бежали в северо-западную часть Блэриленда. Они построили корабль, который гордо нарекли «Духом исследования», однако остальные обитатели страны, угнетенные ужасным ярмом Шаронии, переименовали его в «Проклятого предателя».

Пока Шарон опустошал Блэриленд, Тюрин Тупохвастунг повел своих людей и пустоголовую королеву Плюшкием к западному краю Верхнего Средиземья. Там они начали строить судно, но их работа была приостановлена злобным вмешательством одного из Глаз Шарона, который случайно наткнулся на беглецов. Когда они упали ему в ноги, он приказал им прекратить строительство корабля и более не возвращаться в страну, а вместо этого провести остаток дней своих, сидя на холодном песке и глядя на дали морские. И они не могли противиться его приказу и чахли на пустынном берегу многие-многие месяцы.

Однако к ним на помощь пришел Берендел Надувала. Будучи наполовину эльфом и наполовину человеком, он не подчинялся магии Шарона. Парень закончил строительство корабля, и команда Тюрина, поблагодарив его и попрощавшись с ним, уплыла в Заглавное море. Путешествие длилось много недель. Эльфы плыли через штормы и штили, и небо над ними было то высоким и синим, то настолько облачным и низким, что буквально накрывало их собой. Под килем корабля голодные волны сосали губу и несколько раз угрожали проглотить их целиком, однако члены команды хранили веру в своих сердцах и вели «Проклятого предателя» на запад и только на запад.

— Скоро мы достигнем берега Западной Понии и увидим рай Асдара, — говорил им Тюрин Тупохвастунг.

Он не знал, что Эму Сущий, раздраженный прошлым вторжением, изменил маршрут и соединил поверхность моря с многомерными вратами, которые вели в иные страны. И вот после долго плавания, когда морякам показалось, что они увидели конец океана и какую-то нежную зелень на дальнем горизонте, небо вдруг потемнело и штормовые облака собрались над ними, рокоча оглушительным громом. Вокруг, мерцая во мгле, зашипели молнии. Мелкий дождь превратился в мощный ливень. Все промокли до нитки. В трюме начала собираться вода, и корабль все больше погружался в волны. На всякий случай Тюрин собрал команду на палубе. Внезапно гигантская воронка, сплетенная из черного ветра, поглотила корабль и затянула его в изогнутый серый тоннель.

Казалось, что какой-то великан поднял их из бурлящего моря в безмятежное поднебесье. И в то же время они пребывали в странной неподвижности. Ветер и дождь прекратились. Их окружала зловещая тишина. Тюрин печально вздыхал, озираясь по сторонам. Его мокрая одежда дымилась в сухом терпком воздухе, а волосы вставали дыбом от того зрелища, которое он видел вокруг себя. Корабль находился в длинной трубе, сформированной изогнутыми линиями смерча. Однако внутри тоннеля царили покой и тишина. Его стенки находились так близко, что Тюрин мог дотронуться до них вытянутой рукой. Но когда он прикоснулся к этой плотной тьме, она затрещала, огрызнулась нитями колючего света и его тело почувствовало резкий толчок, от которого кисть онемела почти на полчаса.

Чуть позже тоннель раздвинулся в стороны, и «Проклятый предатель» вновь оказался на воде. Слева и справа зеленые поля. Корабль проплыл под каменным мостом. Они увидели город с кирпичными домами, лавками и множеством людей, которые толпилось на мощеных аллеях. Рядом с ними двигались странные повозки без лошадей и кучеров. Эльфы пришвартовались к берегу и прогулялись по чужому городу.

— Неужели мы добрались до Западной Понии? — с восторгом спрашивали Трусливые эльфы.

— Наверное, да, — ответил им Тюрин. — Но я представлял себе это место иначе.

Они удивились, что в раю так много велосипедистов. И еще тут везде сновали автобусы. На всякий случай, чтобы не сердить Эму Сущего, Трусливые эльфы не стали критиковать дизайн города. Побродив немного по широким улицам, они вернулись на судно и нашли там нескольких муниципальных чиновников, грозивших им штрафом за неоплаченное место стоянки.

Проведя в раю долгие годы, Трусливые эльфы постепенно освоились. Тюрин Тупохвастунг открыл небольшой табачный магазин прямо на углу Сент-Джилс. Он жил вместе с королевой Плюшкием, а остальные эльфы обитали в разных местах — кто в университете, кто в соседних городах. К сожалению, данная история не раскрывает деталей их последующего существования.