Самое жуткое приключение

2

Снег залепил мне глаза.

Кое-как поднявшись, я смахнул снег с лица.

Собаки неистово лаяли.

– Прочь отсюда! А ну, убирайтесь! – послышался знакомый голос. – Противные собаки! Прочь!

Лай постепенно утихал. Я протер глаза ладонями и вскрикнул от радости:

– Лили! Как ты здесь очутилась?

Она швырнула в собак увесистым снежком.

– Убирайтесь прочь!

Собаки заскулили и опасливо попятились. Когда большой черный пес, опустив голову, медленно побрел прочь, остальные последовали за ним.

– Лили, они послушались тебя! – благодарно воскликнул я.

– Само собой, – усмехнулась она. – А не то я бы им показала. Ты же меня знаешь, Ларри.

На самом деле Лили Вонн вовсе не драчунья. Ей двенадцать лет, как и мне, но выглядит она моложе. Лили невысокая, худенькая и симпатичная. У нее короткие белокурые волосы и челка до самых бровей.

Самое странное во внешности Лили – это ее глаза: один голубой, а другой зеленый. Никто не верит, что у нее глаза разного цвета, пока не увидит их сам.

Я отряхнул куртку и джинсы. Лили протянула мне футляр с гитарой.

– Надеюсь, он не промок, – пробормотала она.

Я огляделся. Собаки вновь громко залаяли, заметив белку на дереве.

– Я увидела тебя в окно, – сказала Лили и потянула меня за рукав. – Почему они всегда гоняются за тобой?

Я пожал плечами.

– Сам не знаю, – ответил я.

Под ногами скрипел снег. Лили шла первой, а я – по ее следам.

Мимо проехала машина, колеса скользили на обледенелой мостовой. Мы повернули и направились по подъездной дорожке к дому Лили.

– Почему ты опоздал? – спросила она.

– Папа попросил меня помочь расчистить двор, – объяснил я.

Когда я упал, снег забился мне в капюшон, и теперь по шее и спине текли ледяные струйки. Я поежился. Мне не терпелось оказаться в теплом доме.

Ребята ждали нас в гостиной. Я помахал рукой Мэнни, Джереду и Кристине. Стоя на коленях, Мэнни возился с усилителем для гитар. Усилитель громко загудел, от неожиданности все вздрогнули.

Мэнни – рослый, тощий, глуповатый на вид парень с кривой улыбкой и шапкой черных растрепанных волос. Джереду двенадцать, как и всем нам, но на вид ему дашь лет восемь. Я еще ни разу не видел его без черной бейсболки с серебристой эмблемой спереди. Кристина немного полновата. У нее кудрявые рыжие волосы, на носу очки в голубой пластмассовой оправе.

Я стащил сырую куртку и повесил ее в прихожей. По телу разлилось приятное тепло. Одернув свитер, я присоединился к ребятам.

Мэнни поднял голову и вдруг рассмеялся.

– Смотрите, у Ларри волосы стоят дыбом! Скорее несите фотоаппарат!

Все расхохотались.

Ребята вечно смеются над моими волосами. Только я не нахожу тут ничего смешного: с волосами мне здорово повезло. Они темно-русые, волнистые и длинные, почти до самых плеч.

– Лохматый Ларри! – воскликнула Лили. Остальные подхватили нараспев:

– Лохматый Ларри! Лохматый Ларри!

Я сердито нахмурился и провел ладонями по волосам, приглаживая их и убирая со лба. Я чувствовал, что краснею.

Терпеть не могу, когда меня дразнят. Мне становится досадно, и краска приливает к лицу.

Наверное, поэтому мои друзья так любят поддразнивать меня. То их потешают мои волосы, то уши, то еще что-нибудь.

А я всякий раз злюсь. И краснею. А это только раззадоривает их.

– Лохматый Ларри! Лохматый Ларри! Друзья, называется!

Вообще-то друзья у меня отличные. Мы часто веселимся вместе. Мы, все пятеро, – рок-группа. На этой неделе мы придумали название – «Циркачи». А на прошлой неделе группа называлась «Сорвиголовы». Мы часто меняем название.

Лили носит на шее золотую монету на цепочке. Монету подарил ей дедушка, сказав, что это настоящее золото пиратов.

Поэтому Лили хотела назвать нашу группу «Золото пиратов». Но по-моему, это слишком банально. Мэнни, Джеред и Кристина согласились со мной.

По крайней мере, «Циркачи» – гораздо круче, чем название группы Хью «Крикуны». Хью с друзьями предложил нам устроить в школе конкурс рок-групп.

Хью Хервин сам выбрал для своей группы название, хотя он в ней всего-навсего ударник. А его сестра-зазнайка Марисса – певица.

– Почему бы тебе не назвать группу в честь сестры? – однажды спросил я Хью после уроков.

– Еще чего! Марисса ни с чем не рифмуется.

– Да? А с чем рифмуются «Крикуны»? – удивился я.

– Со «звездами первой величины!» – рассмеялся Хью и взлохматил мне волосы.

Болван!

Хью и его сестру никто не любит. Мы, «Циркачи», не можем дождаться дня, когда победим «Крикунов».

– Жаль, что у нас нет басиста, – уже в который раз заметил Джеред, когда мы настроились.

– Или саксофониста, или трубача, – добавила Кристина, доставая из открытого футляра медиатор.

– А по-моему, и так здорово, – заявил Мэнни, который по-прежнему возился на полу, подключая шнуры к усилителю. – Три гитары звучат классно – особенно когда мы проходим снизу вверх по всему грифу.

Кристина, Мэнни и я играем на гитарах, Лили поет. А Джеред бацает на клавишных. У него есть синтезатор ударных с десятью разными ритмами. Он заменяет нам барабаны.

Как только Мэнни подключил усилитель, мы заиграли песню группы «Роллинг Стоунз». Подобрать ритм ударных Джеред не смог, поэтому мы обошлись без них.

Едва мы закончили, я крикнул:

– А теперь еще раз! Все застонали.

– Ларри, все и так вышло здорово! – воскликнула Лили. – Зачем повторять одно и то же?

– Мы сбились с такта, – возразил я.

– Это ты сбился! – уточнил Мэнни и скорчил гримасу.

– Мэнни, разве ты забыл? Ларри во всем стремится к совершенству, – вмешалась Кристина.

– Как я мог забыть? – притворно возмутился Мэнни. – Ведь он не дает нам доиграть до конца ни одной песни!

Я вновь почувствовал, что краснею.

– Я просто хочу, чтобы все было как надо, – буркнул я.

Что плохого в стремлении к совершенству?

– Конкурс через две недели, – напомнил я. – Вы хотите опозориться на сцене?

Не выношу, когда меня выставляют на посмешище. Это я ненавижу больше всего на свете – даже больше, чем отварную брокколи!

Мы заиграли вновь. Джеред нажал на синтезаторе кнопку саксофона, и получилось, будто нам подыгрывает саксофон. Мэнни вел первое соло, я – второе.

Правда, в одном аккорде я сбился и хотел было предложить ребятам начать заново. Но я знал: стоит мне прекратить игру, меня съедят живьем. Пришлось продолжать.

На высокой ноте у Лили сорвался голос. Но вообще-то она поет неплохо.

Мы играли без перерыва почти два часа, пока песня не зазвучала по-настоящему здорово. А когда Джеред подобрал ритм ударных, все завизжали от восторга.

Наконец мы убрали инструменты в футляры, и Лили предложила выйти на улицу. Солнце стояло еще высоко в сияющем голубом небе. Толстое снежное одеяло искрилось.

Мы поиграли в догонялки вокруг заснеженных вечнозеленых кустарников во дворе Лили. Мэнни слепил огромный снежок и сбил с головы Джереда бейсболку. Вспыхнул бой снежками и продолжался до тех пор, пока мы не запыхались и не изнемогли от хохота.

– Давайте слепим снеговика! – предложила Лили.

– Похожего на Ларри, – добавила Кристина. У нее совсем запотели очки.

– Разве бывают белобрысые снеговики? – возразила Лили.

– Хватит дразниться! – возмутился я.

Мы начали скатывать огромные снежные шары. Джеред толкнул Мэнни на снеговой ком и попытался закатать в него. Но Мэнни был слишком тяжелым, и ком развалился.

Пока вся компания трудилась над снеговиком, я огляделся. Мое внимание привлек соседний дом, где возле огромного мусорного бака виднелась куча старых вещей.

Похоже, в этом доме недавно закончился ремонт. А хлам вынесли, чтобы увезти на свалку.

Я бросился к мусорному баку и начал рыться в куче барахла. Мне нравятся старые вещи. Я люблю копаться в никому не нужном хламе.

Отодвинув в сторону битый кафель и скомканную занавеску для ванной, я обнаружил под ветхим ковриком белую эмалевую аптечку.

– Ого! Вот это находка! – воскликнул я. Вытащив аптечку из бака, я открыл ее.

К моему удивлению, внутри оказались разные пузырьки и пластмассовые тюбики.

Я начал перебирать их, и вдруг мое внимание привлек оранжевый флакон.

– Ребята! – крикнул я друзьям. – Смотрите, что я нашел!