Самураи. Военная история

Война Гэмпэй, которая продолжалась с 1180 по 1185 г., – самая знаменитая из всех войн между самураями. Она стала воплощением самурайского идеала, войной на уничтожение между двумя кланами. Война Гэмпэй породила величайших из самурайских героев, которых когда-либо знала Япония, о чьих подвигах потом долгие годы слагались рассказы и песни, превратившие их в почти что мифологических персонажей.

Война Гэмпэй шла между кланами Тайра и Минамото, и многие другие семьи поддерживали либо одну, либо другую сторону. Слово «Гэмпэй» образовано сочетанием знаков, входящих в состав их имен, в китайском произношении: «Гэндзи» и «Хэйкэ», что в сочетании дает «Гэмпэй». Эту войну часто сравнивают с войной Алой и Белой Розы, тем более что геральдическим цветом Минамото был белый, а цветом Тайра – красный.

Читатель, возможно, спросит, остались ли после событий 1156 и 1160 гг. хоть какие-нибудь Минамото, способные бросить вызов Тайра. В 1180 г. таковых не было даже с точки зрения Тайра Киёмори, однако надо вспомнить, что оставшиеся в живых дети Минамото не были казнены, а жили в изгнании. С тех пор прошло двадцать лет. Один из четырех сыновей Ёситомо умер в юности, но оставшиеся трое стали мужчинами.

Первый шаг к войне был сделан, однако, не сыновьями Ёситомо, а единственным Минамото, оставшимся при дворе, где всем заправляли Тайра. То был старый воин Минамото Ёримаса, которому было семьдесят четыре года. В силу его заслуг и преклонного возраста его едва ли можно было заподозрить в мятежных замыслах, однако его исключительное положение при дворе делало его и его сыновей объектом постоянных оскорблений со стороны Тайра, и он медленно продвигался по службе. Минамото Ёримаса не надо было искать предлога для того, чтобы его растущая личная неприязнь к Тайра вылилась в открытый бунт. При дворе жил также недовольный принц крови Мотихито, второй сын экс-императора Го-Сиракава, которого дважды обходили при избрании престолонаследника. Второй раз это случилось в 1180 г., когда на трон возвели Антоку и Киёмори таким образом сделался дедом императора. Коронация Антоку, которому исполнилось всего три года, являлась столь откровенным следствием происков Тайра, что принц Мотихито готов был принять любые предложения мятежников. Минамото Ёримаса побуждал его к этому и обещал поддержку.

Как и во время восстания Минамото в 1160 г., заговорщики выбрали время, когда Тайра Киёмори и его внук-император уехали из Киото. Согласно обычаю, только что взошедший на трон император должен был посетить наиболее почитаемые в стране святыни. Как правило, это были храмы Нара и монастыри горы Хиэй, но, поскольку император Антоку был марионеткой Тайра, ему предстояло отправиться в Ицукусима, любимое святилище рода Тайра. Это давало заговорщикам отличный повод, чтобы привлечь на свою сторону монахов-воинов. Увидев, что путь свободен, принц Мотихито издал прокламацию: Решение Его Высочества Принца гласит, что Киёмори, Мунэмори и прочие, пользуясь авторитетом занимаемых ими постов и своим влиянием, подняли мятеж и оскорбили нацию. Они причинили страдания и должностным лицам и народу, захватив и разграбив пять внутренних провинций и семь округов. Они заточили бывшего государя, сослали государственных служащих, чинили смерть и изгнание, утопление и заключение под стражу. Они грабили имущество, захватывали землю, присваивали себе должности и раздавали их... Они разграбили могилы принцев, одного из них обезглавили, не повиновались императору и попирали закон Будды невиданным доселе образом.

Копия этой прокламации была передана Минамото Ёритомо, старшему из оставшихся в живых сыновей Ёситомо, который в то время жил в изгнании в Идзу. Он неосторожно обмолвился о заговоре, и его подслушали шпионы Тайра. Вскоре самураи Тайра уже обыскивали резиденцию принца в Киото, надеясь найти и схватить его, но он уже бежал к монахам Миидэра.

О том, сколь мало было известно Киёмори о заговоре, говорит тот факт, что он поручил Минамото Ёримаса напасть на Миидэра и арестовать принца. Пришло время для Ёримаса показать свое истинное лицо. Он сжег свой дом в Киото и с пятьюдесятью верными людьми присоединился к принцу. Мятежникам, чей заговор столь неожиданно раскрылся, необходимо было теперь продержаться до того момента, когда на востоке начнется общее восстание сторонников Минамото. Небольшого отряда Ёримаса, однако, даже при поддержке монахов Миидэра явно было недостаточно, чтобы противостоять Тайра, которые, если верить «Хэйкэ моногатари», где численность войск, впрочем, часто преувеличивается, собрали около 20 000 человек для штурма монастыря. Единственной надеждой Минамото была поддержка других монастырей, однако те, насколько можно судить по прежним восстаниям, были ненадежными союзниками.

Немедленно были отправлены письма в Энрякудзи, монахов которого Киёмори склонил на свою сторону подкупом, и в монастырь Кофукудзи в Нара, который обещал поддержку.

Ёримаса предложил предпринять ночную атаку на ставку Тайра в Рокухара. Дул сильный ветер, при котором легко было бы поджечь постройки, посеять панику в стане противника и, вероятно, даже похитить Тайра Киёмори. Однако, второй раз на памяти этого поколения, смелый совет Минамото был отвергнут. Решено было оставить Миидэра и присоединиться к монахам Нара в Кофукудзи. Рано утром принц, Ёримаса и их небольшой отряд верных монахов и самураев Минамото – всего около 300 человек – покинули гору Хиэй в отчаянной попытке добраться до Нара. Читатель может проследить их маршрут по приложенной карте. Они двигались прямо на юг. Главная дорога из Киото в Нара пересекала реку Удзи рядом с городком того же названия. Мост через реку Удзи был важным стратегическим объектом, поскольку Удзи служит своего рода естественным внешним рвом для Киото между озером Бива и морем. К тому времени, когда отряд Минамото достиг Удзи, принц страшно устал, и они решили передохнуть на противоположном берегу, так, чтобы Удзи отделяла их от следовавших за ними Тайра.

На южном (со стороны Нара) берегу Удзигава стоит монастырь Бёдоин. Одно из самых известных зданий этого комплекса – исключительной красоты Зал Феникса. Первоначально он был загородной виллой одного из знатных Фудзивара, который потом превратил ее в храм. Здесь остановился на отдых принц, а Ёримаса выслал разведчиков наблюдать за переправой через реку и за дорогой к северу от нее на случай нападения Тайра. В качестве дополнительной предосторожности самураи Минамото сняли около двадцати метров настила длинного деревянного моста. Затем они стали ждать, кто подойдет первым: Тайра или их союзники – монахи из Нара.

На рассвете на северном берегу появились самураи Тайра. Минамото едва могли разглядеть их в утреннем тумане, но те выдали свое присутствие боевым кличем. Минамото ответили, и авангард Тайра на полном скаку ринулся на мост, прямо в зияющую посередине дыру. Когда туман рассеялся, над быстрой рекой засвистели стрелы. Монахи оказались хорошими лучниками. Их стрелы насквозь пробивали большие деревянные щиты, установленные Тайра. Минамото Ёримаса снял шлем, чтобы легче было натягивать лук. В глубине сердца он уже чувствовал, что эта битва будет для него последней.

В этот момент самые нетерпеливые из отряда монахов ступили на балки моста, желая схватиться с Тайра один на один. Первым перебрался Тадзима, который швырнул ножны своего нанигата в реку и одиноко возвышался посреди моста. Это сделало его мишенью одновременно для всех лучников Тайра, однако одни стрелы отскакивали от его доспехов, от других он уворачивался или отбивал их нанигата. За это он получил прозвище «Тадзима Стрелорез». Вскоре за ним последовал еще один монах. Это был Дзомё, который уложил по меньшей мере двадцать шесть Тайра, одних стрелами, других нанигата, мечом или кинжалом. За Дзомё шел Итирай Хоти, который был страшно раздосадован тем, что Дзомё загородил ему весь проход по узкой балке. Охваченный жаждой действия Итирай схватил Дзомё за основание шлема, поставил ногу на балку, перескочил через Дзомё и вступил в бой. Он дрался храбро, пока не пал, и тогда Дзомё отступил назад. Он насчитал 63 стрелы, торчащие в его доспехах, как колючки дикобраза.

Бой на разобранном мосту продолжался большую часть дня, пока его балки не скрылись под телами убитых. Одни пробирались на сторону противника и возвращались с отрубленными головами. Другие, тяжело раненые, бросались в воду. Монахи из Нара так и не появились, но, поскольку сопротивление было столь яростным, командиры Тайра, Томомори и Сигэхира (два сына Киёмори) и их дядя Таданори, стали подумывать о том, чтобы совершить пятидесятимильный обход и перейти реку по мосту у Сэта. Восемнадцатилетний самурай Асикага Тадацуна с презрением отверг такое решение и предложил форсировать быструю реку одновременно в нескольких местах. 300 самураев клана Асикага готовы были последовать за ним, и он дал им несколько хороших советов, которые приведены в «Хэйкэ моногатари»: «Возьмитесь за руки и переправляйтесь цепочкой. Если голова коня скроется под водой, поднимите ее; если враг выпустит стрелу, не хватайтесь за лук, чтобы сделать ответный выстрел. Наклоните голову, и стрела скользнет по назатыльнику шлема, но не наклоняйтесь слишком низко, иначе стрела попадет в отверстие на макушке».

Последнее замечание, очевидно, имеет в виду тэхэн, отверстие на макушке японского шлема.

Издав боевой клич рода Асикага, весь отряд благополучно переправился. Доблестный Тадацуна, промокший до нитки, первым ступил на южный берег. Даже в этот захватывающий миг он не забыл о формальной стороне поединка, привстал на стременах и громко объявил:

Закончив свою речь, он пришпорил коня и пробил себе путь до самых ворот монастыря Бёдоин. В хронике того времени, «Адзума кагами», сказано о нем следующее:

Основное войско Тайра было несколько пристыжено доблестью союзников, и Тайра Томомори повел свою армию к берегу. На короткое мгновение масса людей и коней буквально запрудила реку, вода поднялась и опрокинула их, и самураев Тайра снесло течением. Большинство их благополучно выбрались на берег, поскольку внимание Минамото было отвлечено атакой отряда Асикага. Вскоре Тайра заставили противника отступить к воротам Бёдоин. В суматохе принц Мотихито попытался бежать к Нара, пока Ёримаса и его сыновья сдерживали натиск превосходящих сил Тайра. Ёримаса был поражен стрелой в правый локоть и отступил, а его младший сын Канэцуна держался против отряда самураев Тайра, стремившихся заполучить голову старика. Стрела поразила Канэцуна в голову, Накацуна, старший сын, тоже пал смертельно раненый, однако они удерживали Тайра достаточно долго, и их отец успел совершить то, что впоследствии стало считаться классическим образцом харакири.

Самоубийство Ёримаса, хотя и не первое в истории Японии, поскольку раньше его совершили «великан» Тамэтомо и еще десяток-другой безвестных самураев, покончивших с собой в тот же день, было совершено с таким изяществом, что стало примером самого благородного пути, который потерпевший поражение самурай может избрать для ухода из жизни. Пока его сыновья удерживали ворота, этот семидесятилетний самурай спокойно написал прощальные стихи на оборотной стороне боевого веера:

Затем он кинжалом вспорол себе живот и вскоре скончался. Верный слуга взял его голову, набил камнями и утопил в реке, чтобы она не досталась жадным до подобных трофеев Тайра. Вслед за отцом совершил ритуальное самоубийство его старший сын Накацуна.

Японский обычай харакири, первый пример которого продемонстрировал Ёримаса, бесспорно, является единственной формой самоубийства, которая по замыслу должна быть крайне болезненной. Столь устрашающей была сама идея харакири, что в более позднее время сами самураи свели ее к чисто ритуальному вонзанию в живот меча или кинжала, в то время как верный секундант стоял наготове, чтобы отсечь жертве голову. Имелась у харакири и позитивная, если можно так выразиться, сторона, поскольку японцы верили, что вскрытие живота освобождает дух самурая.

Перебив героев Минамото, Тайра устремились через Бёдоин и по дороге на Нара в погоне за принцем, которого они настигли у входа в святилище синто. Главный заговорщик погиб под градом стрел. Несколько часов спустя из Нара вы-ступило 7 000 монахов-воинов, но, узнав о том, что восстание подавлено, они быстро вернулись в свои храмы, а торжествующие Тайра направились в Киото, неся перед собой головы принца и сыновей Ёримаса.

Битва при Удзи 20 июня 1180 г. ознаменовала внезапный и трагический конец первого этапа войны Гэмпэй. Призыв к оружию еще не дошел до Минамото на востоке, а принц Мотихито уже был мертв и мятеж, который он поднял, подавлен. Это преждевременное восстание едва не положило конец существованию института монахов-воинов, ибо, как только осела пыль после битвы при Удзи, Тайра Киёмори вознамерился отомстить им. 19 декабря Тайра Томомори выступил в поход, чтобы покарать Миидэра. Десять тысяч самураев Тайра атаковали монастырь на рассвете. Монахи соорудили баррикаду из деревянных щитов и поваленных деревьев, и битва продолжалась весь день, пока монастырь не подожгли. Ущерб был не столь уж велик, не больше, чем сами монахи наносили в дни своего расцвета, однако монастырям Нара была уготована гораздо худшая участь, поскольку Кофукудзи и Тодайдзи поддержали Мотихито, пусть даже их отряды и выступили слишком поздно. Киёмори сперва попытался вступить в политический альянс с гакусё, учеными монахами этих храмов, в надежде, что они повлияют на своих мятежных сохэй. Но время для переговоров уже прошло. Монахи ответили на послание Киёмори, избив посланца и насильно выбрив ему голову, после чего он, испуганный и бледный, бежал в столицу. К этому сохэй Нара добавили еще одно оскорбление: сделав большую деревянную голову, которую они назвали головой Киёмори, они пинками катали ее по двору.

Киёмори все еще действовал осторожно. Он послал отряд из 500 самураев, приказав им не применять силу, даже если их будут провоцировать. Монахи немедленно напали на эту делегацию, захватили 60 человек или около того и отрезали им головы, которые выставили вокруг пруда Сарусава напротив южных ворот Кофукудзи. В конце концов монастыри Нара были атакованы всеми силами Тайра. Дело было поручено Тайра Сигэхира, ветерану Удзи и далеко не самому симпатичному из сыновей Киёмори. Сигэхира был подвержен припадкам ярости – болезни, которой в известной мере страдал и его отец. Монахи осознали всю опасность своего положения и приготовились отразить штурм. Семь тысяч монахов, молодых и старых, сохэй и гакусё, собирались защищать свой храм. Поперек дорог были выкопаны рвы, поставлен частокол, а монахи-лучники ждали за большими деревянными щитами. Большинство монахов сражалось в пешем строю. Конные самураи несколько раз атаковали их, но защитники отражали атаку за атакой до наступления темноты. Ими предводительствовал воинственный монах по имени Ёгаку, человек огромной силы, который носил два комплекта доспехов, один поверх другого.

Когда стемнело, Тайра Сигэхира решил использовать самое смертоносное оружие самурайского арсенала – огонь. Поджог, как мы знаем, применялся и раньше, хотя это и было делом рискованным, что Сигэхира, несомненно, знал, когда велел своим людям разломать несколько деревянных щитов на факелы и поджечь постройки у ворот монастыря. Было пять часов вечера, ветер все время менял направление, и пламя быстро распространилось по всему монастырю, перебегая от складов к пагоде, с пагоды на звонницу. Как описывает «Хэйкэ моногатари», «все, кто полагался на свои ноги, убежали к реке Тоцугава, в глубину гор Ёсино; а старые обезножевшие монахи, рядовые послушники, мальчики-служки и женщины в поисках спасения наперегонки кинулись в храм Великого Будды и в монастырь Кофукудзи. Больше тысячи человек взо-бралось на второй ярус храма и втянуло за собой лестницы, чтобы враги не могли подняться следом. Здесь и настигло их свирепое пламя. Казалось, вопли грешников в кругах ада – Огненном, Раскаленном и Безвозвратном звучат не громче, чем крики этих несчастных!» Кофукудзи был сожжен дотла, равно как и Тодайдзи, «Великий Восточный Храм», гордость императора Сёму, основанный за четыре столетия до этих событий. Вместе с ним погибла и статуя Будды Вайрочаны, перед которой преклонял колени император. «Сам император украшал эту статую вышиной в шестнадцать дзё, отлитую из меди и золота... И вот исчез без остатка внушавший благоговение священный лик, подобный луне, сияющей в небесах, сгорела и вся голова, упала и лежала теперь во прахе; тело расплавилось, уподобилось бесформенной груде!.. Недаром потемнела, изменила свой цвет роса на равнине Косуга, а в завыванье ветра на вершине горы Микаса слышались горестные стенанья».

Всего в огне погибло 3 500 человек, из всех построек уцелело только хранилище Сёсоин, построенное императором Сёму, которое стоит и по сей день. Головы 1 000 монахов, павших в бою, были выставлены на воротах или увезены в столицу. Много месяцев спустя, когда необходимо было провести важное богослужение, ни одного монаха нельзя было отыскать в окрестностях Нара.

Тайра Киёмори скончался 20 марта 1181 г., оставив после себя печальное наследие. Перед смертью, в горячке, он бредил не райскими полями, но местью. «Когда я умру, – говорил он, – не совершайте ради меня буддийских обрядов; только убейте Ёритомо и положите его голову у моей могилы. То будет лучшее приношение, которое можно для меня сделать, как в этом мире, так и в ином». Чтобы понять значение его предсмертных слов, нам надо вернуться на несколько месяцев назад, к началу войны Гэмпэй.

ЁРИТОМО

Человек, чью голову Киёмори так страстно желал заполучить, был старшим из трех оставшихся в живых детей Минамото, которых Киёмори отправил в ссылку в 1160 г.

Ёритомо было 14 лет, когда его отправили на Идзу, гористый полуостров Токайдо. Идзу входил во владения Тайра, и юноша был поручен заботам Фудзивара Сугэтика, союзника Тайра, а надзор за ним осуществлял Ходзё Токимаса, местный землевладелец, происходивший из рода Тайра. Как опекун Сугэтика не отличался строгостью, и у юного Минамото было достаточно времени для военных упражнений и для размышлений о том, сколь гибельны для его семьи оказались чрезмерный энтузиазм и поспешность в использовании военной силы. Говорят также, что Ёритомо разнообразил свои ученые занятия в области политики и военного искусства более приятным занятием – тем, что в народе называют «посевом диких каштанов». В результате его опекун однажды обнаружил, что стал дедом младенца Минамото. Это так разъярило верного сторонника Тайра, что он убил ребенка и готов уже был расправиться с Ёритомо, но тот вовремя бежал к Ходзё Токимаса, где вскоре влюбился в дочь Ходзё и со временем женился на ней.

Существует легенда, что во время его изгнания Ёритомо посетил странствующий монах по имени Монгаку, который подарил ему череп его отца Ёситомо, тем самым вдохновив на восстание против Тайра. Однако к мятежу его побудил не череп отца, а полученный 23 мая 1180 г. призыв от принца Мотихито. Вскоре после этого он получил известия об исходе битвы при Удзи, подтвердившие его мнение о бесполезности преждевременных действий. 13 июля Ёритомо получил еще одну плохую весть. Тайра Киёмори приказал схватить его и предать смерти. Кому было поручено это исполнить, он не знал; скорее всего это мог быть Тайра Канэтака, помощник наместника провинции. Положение Ёритомо еще больше осложнилось к концу августа, когда после битвы при Удзи вернулся домой Оба Кагэтика, один из самых ревностных сторонников Тайра в районе Идзу. Еще один враг оказался рядом, к тому же в сопровождении значительного войска.

Двадцать лет Ёритомо размышлял о гибельности преждевременных восстаний, так что решение действовать, видимо, далось ему нелегко. Он начал с атаки на Ямаги, ставку наместника Тайра Канэтака. Набег был совершен 8 сентября, Канэтака был убит. Как это ни странно, Ёритомо лично не принимал участия в этой операции, но остался в доме своего тестя, Ходзё Токимаса, где возносил молитвы за победу. Ёритомо был государственным деятелем, а не полководцем, и в этой роли мы видим его на протяжении всей войны Гэмпэй. Сражаться он предоставил другим членам своей семьи.

Теперь, когда его ближайший враг был мертв, Ёритомо мог вырваться с Идзу. Ширина северного перешейка, самой узкой части полуострова, всего около 10 миль. 11 сентября Ёритомо выступил с Идзу в Сагами. Через два дня к нему присоединился первый из союзников, собиравшихся под знамена Минамото, Миура.

Другим ближайшим сторонником Тайра был Оба Кагэтика. С той же стремительностью, которую Тайра проявили в битве при Удзи, он собрал своих людей и бросился в погоню. Соотношение сил было примерно десять к одному в пользу Тайра, когда 14 сентября они настигли Ёритомо в долине Исибасияма. Сражение при Исибасияма стало почти такой же катастрофой для Минамото, как и битва при Удзи. Опасаясь, что к Ёритомо придут подкрепления, Оба Кагэтика предпринял отчаянную ночную атаку на позиции Ёритомо. Исибасияма представляет собой узкую долину у берега моря, не оставляющую много места для маневра, не говоря уже о формальностях поединка. Непроглядная тьма, ветер и проливной дождь способствовали неожиданному нападению. Можно представить, с какой решимостью грубые провинциальные самураи приступили к своей смертоносной работе. Не было ни провозглашения родословных, ни вызовов на поединок достойных противников, только грязь и кровь жестокой битвы. К концу сражения небольшой отряд Минамото был практически уничтожен, но Оба Кагэтика дорого заплатил за преимущества ночной атаки, поскольку в разгар сражения Ёритомо успел скрыться в лесу. Много захватывающих историй было сложено о последующих пяти днях, когда враги охотились за Ёритомо в горах Хаконэ. Самая известная из них связана с Кадзивара Кагэтоки, который в то время был на службе у Тайра, а впоследствии стал одним из самых верных сторонников Ёритомо. Ёритомо спрятался в пустом древесном стволе, который Кадзивара послали осмотреть. Последний уже тогда втайне сочувствовал делу Минамото. Увидев там Ёритомо, он просунул в ствол свой лук и спугнул двух голубей, что вполне убедило остальных преследователей в том, что, кроме птиц, там никого больше быть не могло. Суть этой истории в том, что голубь считается посланцем Хатимана, бога войны и покровителя семьи Минамото.

Ёритомо в конце концов удалось добраться до берега моря у мыса Манадзуру, где с горсткой верных ему людей он сел на корабль и переправился в провинцию Ава, владения Минамото. Он прошел через Ава и вокруг того залива, который в наши дни называется бухтой Токио, собирая своих приверженцев. В течение месяца его небольшая свита превратилась в огромную армию, с которой он вступил в небольшую рыбацкую деревушку Камакура. Здесь он решил устроить свою ставку, и Камакура, которой суждено было дать свое имя полуторавековому периоду японской истории, стала центром восстания Минамото. У Ёритомо, однако, не было времени расслабляться, наслаждаясь столь неожиданно обретенной популярностью, ибо его разведка донесла ему, что большая армия Тайра выступила из Киото на восток. Это было в ноябре 1180 г., за месяц до того, как карательная экспедиция Тайра сожгла Миидэра. До сих пор Тайра не знали ни одного поражения, однако Тайра Киёмори не учел, что за несколько прошедших месяцев ситуация сильно изменилась. Во время восстаний Хогэн, Хэйдзи и, наконец, мятежа принца Мотихито Тайра сражались на своей территории. Теперь им предстояло иметь дело с восстанием в 300 милях к востоку от столицы, в исконных владениях Минамото.

Киёмори поручил дело подавления Минамото наименее способному члену семьи, Тайра Корэмори, своему внуку, отпрыску его покойного сына Сигэмори. Корэмори было двадцать лет, и ему не хватало боевого опыта. «Хэйкэ моногатари» сообщает, что «кисть была бы неспособна передать всю красоту его одеяния и осанки». Под его началом должен был служить Таданори, брат Киёмори, ветеран битвы при Удзи. Единственным утешением для Тайра было то, что в Канто они могли рассчитывать на поддержку союзников, которые перед этим так основательно разбили Ёритомо при Исибасияма. Прежде чем выступить против Тайра, Ёритомо принял меры, чтобы нейтрализовать эту угрозу, отправив своего тестя Ходзё Токимаса напасть на клан Такэда в Суруга. Тот быстро справился с ними, и объединенные усилия Такэда и Минамото обеспечили Ёритомо безопасный проход по дороге Токайдо. Его армия миновала перевал Асигара в горах Хаконэ и спустилась в Суруга, к подножью величественной Фудзи. Они остановились на восточном берегу Фудзигава, или реки Фудзи, мелководной, но широкой и поросшей тростником, за которой, на другом берегу, уже были видны красные знамена Тайра. Впервые с начала войны Гэмпэй две великих армии, Тайра и Минамото, выстроились друг против друга в боевом порядке. Это произошло 9 ноября 1180 г. Описания того, что произошло вслед за этим, запутаны и противоречивы. Те авторы, которые пишут о битве на Фудзигава, скорее всего весьма далеки от истины. Достоверно известно лишь то, что Тайра чувствовали себя очень неуютно; многих из них охватила тоска по дому, что вряд ли придавало им уверенности. Некоторые источники утверждают, что Такэда предприняли ночную атаку на фланг Тайра. «Хэйкэ моногатари» приводит более поэтическую версию событий: «Той же ночью, около полуночи, водяные птицы, в великом множестве гнездившиеся в болотах у подножья горы Фудзи, как видно, чем-то потревоженные, внезапно снялись всей стаей. Как посвист бури, как гром небесный, раздался шум бесчисленных крыльев, поднявшихся в воздух. «Беда! – закричали воины Тайра. – Это войско Минамото перешло в наступление. Они зашли нам в тыл, как предупреждал о том Санэмори! Если нас окружат, мы пропали». И, побросав все как было, они с величайшей поспешностью обратились в бегство, торопясь обогнать друг друга. Так велик был обуявший их страх, такой начался тут беспорядок, что схвативший лук позабыл взять стрелы, взявший стрелы – позабыл взять лук; тот вскочил на чужого коня, его конь достался чужому, а иной, взгромоздившись на неотвязанного коня, как безумный, бессмысленно кружился вокруг коновязи».

Вероятнее всего, отступление Тайра не было таким уж отчаянным паническим бегством, как его пытались представить. Отступление от Фудзигава было вполне разумным шагом, учитывая растянутость коммуникаций и то обстоятельство, что армии еще предстояло перейти перевал Асигара и горы Хаконэ. Тем не менее, как говорят, нет дыма без огня, и стратегический отход Тайра был проделан с некоторой поспешностью, ибо двенадцать дней спустя они уже были в Киото. Что касается Минамото, то на следующий день они собирались атаковать противника, «но не нашли в лагере Тайра даже мухи». Ёритомо благоразумно приписал эту победу вмешательству Хатимана и почтил свое фамильное божество. За благоразумным отступлением Тайра последовало не менее мудрое решение Минамото не преследовать их. Советники Ёритомо предлагали ему прежде всего укрепить Восток. Такой образ действий и был избран на ближайшее время, и Минамото провели несколько небольших кампаний, набирая союзников и ликвидируя врагов.

ЁСИНАКА

Перевернем теперь еще одну страницу в истории войны Гэмпэй и рассмотрим карьеру Минамото Ёсинака. Это имя пока еще не фигурировало в родословной семьи Минамото, и поэтому его следует предварительно представить читателю. Ёсинака был двоюродным братом Ёритомо. Он был сыном Ёсиката, младшего брата Ёситомо. Ёсиката, в свою очередь, являлся четвертым сыном Тамэёси, который уже был упомянут в этой книге, старшими же были Ёситомо, «великан» Тамэтомо и Юкииэ, дядя Ёритомо, который отвез воззвание принца на восток к Минамото. Здесь автор вынужден признаться в своей искренней симпатии к Ёсинака. Он был простым грубым самураем из провинции, порывистым, невоспитанным, чей стремительный взлет связан с самыми увлекательными эпизодами войны Гэмпэй. По сравнению с Ёсинака Ёритомо кажется респектабельным и скучным.

Жизнь Ёсинака была трагичной с самого его рождения. Его отец Ёсиката был убит в 1155 г. Из предосторожности он спрятал беременную жену и белое знамя клана Минамото в доме одного крестьянина, сочувствовавшего ему. Враг попытался захватить жену и ухаживавшую за ней крестьянку. Чтобы им легче было ускользнуть, они разошлись в разные стороны, и крестьянка направилась к озеру Бива. Спасаясь от преследовавших ее самураев, она бросилась в озеро и поплыла к каким-то лодкам или баржам. Приблизившись, она с ужасом увидела, что они полны вражеских самураев. Один из них занес меч и отсек ей правую руку, сжимавшую знамя Минамото. Рука опустилась на дно озера, а вслед за ней вскоре последовало и мертвое тело. Четыре дня спустя сын крестьянки выловил из воды руку матери, все еще державшую знамя, и отнес ее в хижину, где жена Ёсиката собиралась родить младенца Ёсинака.

Далее, согласно легенде, самурай по имени Сайтоо Санэмори был послан арестовать вдову Ёсиката и убить младенца, если это окажется мальчик, но Санэмори сжалился над ними и не выполнил приказ. Он вернулся к своему господину и принес руку крестьянки в подтверждение того, что убил мальчика. При содействии Санэмори младенец Ёсинака был тайно вывезен в горный район Кисо в Синано, где и вырос. Он принял фамилию Кисо, предпочтя ее Минамото, и потому был больше известен как Кисо Ёсинака. Он вырос могучим воином, ему было 28 лет, когда он получил воззвание принца Мотихито. Как и его двоюродный брат, Ёсинака с готовностью откликнулся на призыв, однако выпавший в горах снег не позволил ему выступить немедленно, и кампания 1180 г. закончилась без его активного участия. Начало 1181 г. было отмечено сожжением монастырей Нара и смертью Киёмори. После событий на Фудзигава Тайра избрали политику консолидации. В апреле войска Тайра вступили в провинцию Овари, где наголову разбили Минамото Юкииэ. Юкииэ, похоже, не обладал особым военным талантом, а удачливости у него было еще меньше. Он повел Минамото в атаку через реку Суномата, надеясь застать Тайра врасплох, однако они спокойно дали ему дойти до своих позиций, а затем предприняли контратаку, обращая свои мечи и стрелы против всех самураев в мокрых доспехах. Результатом этого сражения, которое произошло 25 апреля 1181 г., был полный разгром Юкииэ. Сам он бежал, чтобы соединиться с ближайшей армией Минамото, которой оказалось войско Ёсинака.

Когда на смену весне пришло лето, в Японии действовало три основных силы: Тайра в Киото, Минамото Ёритомо в Камакура и Кисо Ёсинака в Синано. Однако в течение четырнадцати месяцев страна подвергалось нападению иного врага. Чередующиеся засухи и наводнения погубили урожаи 1180 и 1181 гг., а затем последовал такой страшный мор, что население «внутренних провинций» сократилось на одну десятую. Многие усмотрели в этих страшных событиях гнев богов, направленный против клана, войска которого сожгли Нара. Их выводы были подкреплены еще и тем, что провинция Канто, где находилась ставка Ёритомо, почти не пострадала от стихийных бедствий.

Когда военные действия возобновились в июле 1182 г., события стали развиваться с бешеной скоростью. Тайра, главой которых после смерти Киёмори стал его сын Мунэмори, поручили незавидную роль преследователя Ёсинака своему союзнику Дзё Сукэнага – по той лишь причине, что, будучи правителем Этиго, он оказывался первым из тех, на кого Ёсинака вероятнее всего должен был напасть. Дзё принял вызов, был разбит и вскоре умер. Ёсинака тем временем вторгся в Кодзукэ, но поскольку эта область находилась в опасной близости к сфере влияния его двоюродного брата, он повернул на север и совершил широкий обход через провинции Этиго, Эттю, Кага, Этидзэн и Вакаса, круша союзников Тайра налево и направо. Продвижение Ёсинака было столь быстрым и энергичным, что к концу лета 1182 г. границы его территории уже проходили всего в сорока милях от Киото. Он вполне мог бы атаковать Киото с севера, но не стал этого делать, поскольку ему гораздо выгоднее было подождать, пока голод и эпидемия не сделают за него всю работу.

Тем временем Ёритомо внимательно следил за успехами своего родственника. Как гласит старая китайская пословица, «в небе не может быть двух солнц». Ёритомо теперь величал себя владыкой Камакура и видел в Ёсинака человека, который едва ли удовлетворится менее высоким положением, чем он сам. Поэтому ранней весной 1183 г. Ёритомо послал в горы армию, которая должна была атаковать Ёсинака. К счастью, благоразумие восторжествовало, и после нескольких осторожных маневров армии разошлись в разные стороны. Ёритомо стал обдумывать свой следующий ход, а Ёсинака готовился встретить новую угрозу со стороны Тайра.

К концу апреля Тайра оправились настолько, что решились всеми силами напасть на Ёсинака, который представлял для них большую опасность, чем Ёритомо. Это решение было роковым, и едва ли бы его приняли, будь в живых Киёмори. Вождю Тайра, Мунэмори, не пошли впрок уроки, полученные на Фудзигава. Теперь он собирал еще одну огромную армию, чтобы выступить в прямо противоположном направлении. После отступления с берегов Фудзигава энтузиазм сторонников Тайра значительно поуменьшился. Тем не менее они сделали попытку собрать, нанять или согнать силой армию численностью в 100 000 человек для похода против Ёсинака. Методы, которые использовались для создания этого невероятного войска, численностью превосходящего даже великие армии XVI в., напоминали принудительный рекрутский набор. Призваны были даже те, кто прежде был освобожден от военной службы, включая лесорубов из леса Вадзука в Ямато. «У нас нет ни луков, ни мечей, – возражали они. – Когда в лесу работает тридцать семь человек и двадцать семь из них забирают в солдаты, это возмутительно, и это следует прекратить».

Командовать этой странной «армией» был назначен Тайра Корэмори, самурай, который отступил от Фудзигава. Под его началом были Тайра Митимори, Тайра Таданори, Тайра Цунэмаса, Тайра Киёфуса и Тайра Томомори. Они выступили 10 мая. Снабжение армии было так плохо организовано, что, когда они отошли всего на девять миль от Киото, у них кончились припасы. В дальнейшем армии предстояло кормиться с земли, уже опустошенной голодом и эпидемией. Фуражиры действовали как грабители; Тайра подобно саранче уничтожали все, что нашлось на узкой полоске земли между озером Бива и горами. По иронии судьбы провинция Оми была исконной территорией Тайра, она выставила многих солдат для их армии. Опустошение полей, которые едва оправились от стихийных бедствий 1181 г., вынудило жителей бежать. Многие солдаты, несомненно, последовали их примеру.

Единственными людьми, которых ни мародерство, ни дезертирство солдат совершенно не волновало, были их командиры, не имевшие практически никакого военного опыта. Корэмори и Митимори уже ушли далеко вперед, а остальные военачальники остановились у озера Бива для знакомства с местными достопримечательностями и даже нашли время прокатиться на лодке, чтобы Цунэмаса, который считался одаренным поэтом, смог посетить знаменитый Бамбуковый остров и обрести вдохновение. «Так красиво было вокруг, что Цунэмаса со спутниками поспешили покинуть лодку и, выйдя на берег, любовались прекрасным видом».

Подобные эмоции, несколько смягчающие традиционный образ самурая, были не совсем уместны в обстоятельствах, когда армия, которой командовал поэт, разбегалась быстрее, чем продвигалась вперед.

Тем временем передовые отряды Тайра уже приближались к своему Рубикону. Древняя граница между Оми и самыми южными провинциями Хокурикудо, Вакаса и Этидзэн проходила по вершине хребта высотой 800 метров. Достигнув вершины, многие самураи, должно быть, остановились, чтобы взглянуть на сверкавшее в лучах солнца озеро Бива, посмотреть в сторону Киото, лежавшего где-то в пятидесяти милях к югу, и испытали наплыв более искренних чувств, чем те, что выражены в стихах Цунэмаса. Недаром равнины вокруг Киото именуются «внутренними» или «домашними» провинциями. Спускаясь вниз по склону, самурай навсегда терял из виду родные земли. Глядя на длинный изгиб побережья Японского моря, на встающие на севере грозные скалы, он чувствовал, что не просто вошел в провинцию Этидзэн, но вступил на вражескую территорию.

Если Тайра и задавали себе вопрос, где же находится их противник, то вскоре их любопытство было удовлетворено. К 17 мая, примерно через неделю после того как войско покинуло столицу, авангард Тайра наткнулся на часть армии Ёсинака – гарнизон, который тот поставил в провинции Этидзэн, в месте, известном как Хиутияма. Занимаемая им позиция называлась Хиутидзё, или «Замок Хиути». Это была даже не крепость, а возвышенность, укрепленная частоколом, земляным валом и камнями. Строители «Замок Хиути», по-видимому, хорошо учли особенности местного рельефа. Он занимал выгодную позицию среди скал и расселин. Минамото сделали перед ним запруду, и поднявшиеся воды горной речки заполнили ров. Согласно «Хэйкэ моногатари», один предатель из гарнизона пустил стрелу с запиской в лагерь Тайра, посоветовав им разрушить плотину и осушить ров. Странно, что осаждавшие сами не додумались до этого, однако они последовали совету и вскоре сумели захватить укрепление.

Армия Тайра двинулась дальше. Крепость Хиути была взята к 20 мая. Пять дней спустя они вошли в провинцию Кага, где встретили еще один отряд Минамото у места, называемого Атака. Еще одна стычка дала Кисо Ёсинака представление о силах Тайра. Теперь он знал и их численность, и куда они направляются, к тому же мог судить и о моральном состоянии их войска. Что касается их маршрута, они, очевидно, стремились перейти горы, чтобы повернуть на восток через узкий перешеек полуострова Ното в провинцию Эттю, а затем двинуться на Этиго. Чтобы достичь Эттю, им необходимо было пересечь центральную горную цепь у ее северной оконечности, там, где она больше напоминает ряд высоких холмов, нежели горную гряду. Более чем вероятно, что Тайра собирались воспользоваться только одним горным проходом, а именно ущельем Курикара.

Очень трудно представить себе, основываясь на древних хрониках и преданиях, что же произошло в последующие несколько дней. Тайра, очевидно, разделили свое войско на две части, большая из которых осталась под командованием Корэмори и Митимори. Эта армия стала переходить центральный хребет через ущелье Курикара, намереваясь сделать привал на горе Тонамияма. «Хэйкэ моногатари» утверждает, что это Ёсинака заставил их устроить привал. Он понимал, что Тайра ищут сражения с ним, поскольку у них численное преимущество. У него уже был свой план, и для его осуществления необходимо было задержать всю армию Тайра на вершине перевала. Поэтому Ёсинака велел водрузить тридцать белых знамен на вершине холма Куросака напротив Тонамияма. Так он обманул Тайра, которые решили, что перед ними находится превосходящее их по силе войско, и потому спешились и устроились на отдых, сохраняя за собой преимущество позиции на возвышенности.

Ниже Тонамияма, там, где горный хребет пересекает проход, лежит долина Курикара. Ёсинака, несомненно, слышал историю о водоплавающих птицах Фудзигава. Он решил вновь применить подобную хитрость против Тайра, но в несколько ином варианте.

Ночь 1 июня 1183 г. Тайра провели в лагере на Тонамияма. Ёсинака тем временем собрал свои силы и послал отборные войска в обход, за ущелье Куросака, в тыл Тайра. Днем 2 июня отдельные его отряды стали завязывать стычки с Тайра, целью которых было задержать их и отвлечь их внимание до наступления темноты. Минамото буквально следовали всем экстравагантным формальностям, принятым в самурайских сражениях. Сперва обменялись свистящими стрелами с тупыми наконечниками, за ними последовали стрелы с острыми наконечниками, поединки и стычки между небольшими отрядами, наконец небольшое сражение, в котором с каждой стороны принимало участие по сотне воинов. Минамото не посылали им подкреплений, так что «состязание» затянулось. Когда стемнело, появились «птицы», только на этот раз водоплавающих заменило стадо волов. Разьяренное стадо с привязанными к рогам сосновыми факелами врезалось во фланг Тайра. Немедленно все остальные Минамото, до поры скрывавшиеся в засаде, ринулись в гущу боя. Тайра дрогнули и стали быстро отступать. Как и планировал Ёсинака, единственным путем к спасению им показалось ущелье Курикара, в которое их намеренно оттесняли. Оказавшись в ущелье, «те, кто был сзади, кричали: «Вперед!», кто впереди – «Назад!», а самураи Минамото гнались за ними. Как сказано в «Хэйкэ моногатари», «уж на что глубоко ущелье Курикара, а и оно оказалось тесным, когда семьдесят тысяч всадников Тайра рухнули вниз, прямо в пропасть. Кровью заструились горные речки, горы трупов заполнили все ущелье. Сказывают, что и поныне в том ущелье, на скалах, видны следы стрел, царапины от мечей».

Это было первое поражение, понесенное Тайра с начала войны. Битва в ущелье Курикара, или битва при Тонамияма, стала поворотным моментом в истории войны Гэмпэй.

Соединившись со своим дядей, Минамото Юкииэ, который, по своему обыкновению, успел потерпеть поражение от меньшего по численности войска Тайра, Ёсинака стал преследовать остатки армии Тайра, со всей возможной поспешностью отступавшие к столице. Минамото настигли их 12 июня у Синовара в Кага, где на следующий день произошло жестокое сражение. Битва при Синовара решающего значения не имела. Она примечательна главным образом благодаря одному эпизоду в самом конце. Ёсинака сидел на походном стуле и осматривал головы убитых врагов, когда к нему подошел самурай, который принес еще одну голову. Он был озадачен своим трофеем, поскольку перед поединком противник отказался сообщить ему свое имя. Убитый им самурай носил красный парчовый кафтан, какой носят военачальники, но при нем не было личной охраны. Ёсинака посмотрел на голову, и ему показалось, что он узнает черты Сайтоо Санэмори, человека, спасшего ему жизнь, когда он был младенцем. Но волосы на отрубленной голове были черные, тогда как Сайтоо Санэмори к тому времени должен был уже состариться. Позвали одного из командиров, который хорошо знал Санэмори, и тот вспомнил, что когда-то Санэмори говорил ему:

Ёсинака вымыл голову в воде, и черная краска сошла с волос. Это действительно был Санэмори, который получил позволение от военачальников Тайра надеть красный парчовый кафтан в своем последнем, как он и думал, сражении.

Известие о поражении Тайра дошло до столицы и вызвало в ней панику. Стали готовиться к защите города от Ёсинака. Тайра Мунэнори обратился за помощью в Энрякудзи. Надменнные монахи, непредсказуемые, как всегда, отвергли его просьбу и 11 августа открыли ворота монастыря перед армией Ёсинака. Спустя три дня Тайра покинули столицу, взяв с собой малолетнего императора Антоку, императорские регалии и большинство членов императорской фамилии. Исключением был старый и хитрый отрекшийся император Го-Сиракава, который поспешил присоединиться к Ёсинака.

17 августа 1183 г. государь-инок Го-Сиракава вернулся в Киото в сопровождении Минамото Ёсинака и Минамото Юкииэ. В первый раз после 1160 г. армия Минамото с триумфом вошла в столицу.