Самые близкие

17 глава

Слезы ручьем текут по щекам, дурная привычка из детства — прятать свои страдания от других — никуда не исчезла. Я упираюсь ладонями в плечи Андрея, пытаясь увеличить между нами расстояние, но он даже не думает меня отпускать. Прижимает к себе, словно маленькую девочку, крепко держит в объятиях. Этот момент очень напоминает сцену из моих грез. С опозданием на несколько месяцев.

Чтобы вырваться из морока поглощающих меня эмоций и любви к Ковалёву, вспоминаю о днях, проведенных в реанимации, и о том, как переживала за дочь. Тщетно. Слезы никак не останавливаются, дорожками сбегают вниз, в вырез платья. Андрей смотрит на меня, а я на него, хотя его лица почти не вижу — все расплывается перед глазами.

С каждым вдохом лишь острее ощущаются близость Ковалёва и его горе, о котором он может ничего и не говорить. Потому что я в таких же растрепанных чувствах из-за Бусинки. То, что я собираюсь сделать, очень эгоистично, но мне больше некому излить душу и боль.

Сейчас всё иначе. Не так, как в прошлый раз, когда я кричала, что ненавижу и что беременна от другого. Это был глупый порыв, импульс, о котором я уже на следующий день пожалела.

Прижимаюсь влажной щекой к лицу Ковалёва и делаю то, о чем мечтала с того самого дня, когда узнала, что у Бусинки серьезные патологии и она отстает в развитии. Я больше не могу держать всё в себе, просто не могу.

— Мне было очень страшно, Андрей, — всхлипываю и утыкаюсь носом в его шею. — Я так хотела, чтобы ты был рядом. Когда узнала о своей беременности, сильно растерялась. Ходила по врачам, и все как один рекомендовали аборт. Сейчас я поступила бы по-другому и сразу приехала домой, но тогда ошибочно казалось, что все делаю правильно…

Андрей гладит меня по спине, я больше не пытаюсь вырваться из его рук.

— Да и как я могла от дочери избавиться?.. — выталкиваю из себя с новыми всхлипами. — Ты же сам ее сегодня видел. Такая маленькая, хорошенькая, беззащитная… Когда она посмотрела на меня своими большими черными глазками, все внутри перевернулось. Так хочется, чтобы она жила. Мне очень жаль, что твой сын умер.

Андрей вздрагивает после слов о сыне, тяжело сглатывает. Сжимает меня сильнее и дышит. Часто и глубоко. Его реакция вызывает новую волну дрожи и поток слез.

Я считаю его вдохи и выдохи, чтобы хоть на чем-то сконцентрироваться. Но нутро раздирает, когда думаю о том, что Андрей пережил совсем недавно и в какой кошмар я его снова погружаю. Хотела бы я знать подробности? Наверное. Только уверена, он не захочет поделиться. Особенно когда я в таком расшатанном состоянии.

— Если с дочкой что-то случится, не знаю, как это переживу, — срывается мое дыхание. — И страшно подумать, что будет с тобой...

Воздух между нами буквально трещит от напряжения. Сказать хочется так много, но боль внутри невыносимая. Слова комом стоят в горле, невозможно произнести ни звука. И я даю волю рыданиям, молясь лишь о том, чтобы не скатиться в истерику. Хочу сидеть на коленях Ковалёва и чувствовать его тепло, а не получить успокоительный укол от медсестры и снова остаться одна в холодной кровати.

— Тш-ш, — успокаивает Андрей, не переставая сжимать в объятиях, но легче мне не становится.

Внутри все словно вибрирует от сильных эмоций. Сомнений и страхов столько, что кружится голова и в висках бешено пульсирует.

Не могу успокоиться. За грудиной заходится сердце, я не переставая дрожу в руках Андрея и реву у него на плече.

Не знаю, сколько проходит времени, пока мы вот так сидим. Ковалёв терпеливо ждет и по-прежнему гладит меня по спине. Выплакав тонну слез, — за себя, за нашу Бусинку и за его ребенка, — я наконец-то чувствую проблески опустошения.

Андрей обхватывает мое лицо руками. Хочет, чтобы я на него посмотрела. Пытаюсь спрятать свои мокрые, зареванные глаза, но он не дает отвернуться.

— Мне жаль, что так случилось, Яна. — Жжет черным взглядом, в котором полыхает тьма. — И пусть эти сожаления ни на что повлиять и ничего изменить не могут. Я бы нашел возможность приехать и быть рядом с тобой в такой непростой ситуации. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Ни в детстве, ни тем более сейчас, — не разрывая зрительного контакта, говорит Андрей. — К Натали не было чувств, ее новость о беременности и долгое молчание по этому поводу просто размазали меня. Ребенок от наркоманки. Причем я не верил, что он мой, пока не настоял на тесте ДНК. Секс между нами случался, но я всегда был в защите, а она пила таблетки. Позже Натали сама призналась, что брала использованные презервативы, мечтая об общем ребенке. Надо было сразу рассказать тебе, почему мы с ней расстались и почему между нами в принципе больше не могло быть серьезных отношений. Яна, ты всегда была для меня близким человеком, а сейчас и подавно. У нас общая дочь. Единственное, о чем я жалею, — что не знал, как тебе было плохо и насколько ты нуждалась в моей поддержке.

Услышанное вытряхивает новые эмоции и слезы. Да сколько их там у меня?

— И что бы ты сделал? Бросил Натали и прилетел ко мне?

— В тот момент передо мной бы встал серьезный выбор. Но я бы прилетел. Несмотря ни на что.

— А если бы не было Бусинки?

— Кого? — Андрей вопросительно вздергивает бровь.

— Алины.

На его лице появляется тень улыбки, он вытирает влажные дорожки с моих щек.

— Бусинка? Ты ее так называешь?

— Да. Ты не ответил на мой вопрос. Ты сейчас здесь только из-за дочери?

— Глупости, Яна. Ситуация сложилась непростая. Девушка-наркоманка остро переживает разрыв со своим парнем, и ей, по сути, плевать на ребенка. Лишь бы удержать мужика, который против употребления дури. А еще, сразу из аэропорта вместо дома я отправился в полицейский участок для дачи показаний. Та драка в баре после смерти Пауля закончилась плохо для нас с ребятами. Один из парней умер через несколько дней, и его родня написала заявление. У меня хоть и хорошие адвокаты и ни в чьей смерти я не виновен, но уехать тогда означало не вернуться домой или получить еще больше проблем с законом. И потерять контроль над Натали. Я точно знал, что не прощу себе смерть собственного ребенка. Остался решать вопросы и ждать суда, не стал рисковать с перелетами. Но меня безумно к тебе тянуло. Все время. Когда думал о том, как все произошло, накрывало глухой неконтролируемой болью... Стоило мне улететь, как Натали сорвалась. Нагрузка на организм была серьезная. Ребенок не выкарабкался. Его смерть — полностью моя вина.

— Он был… здоров?

— С большой долей вероятности был бы с зависимостью. По-твоему, именно это я хотел бы тебе дать в тот момент? Ехал разобраться с проблемами, закрыть сделки, порвать с Натали и нашим контрактом. Планировал вернуться, заняться бизнесом в России и быть с тобой, а по итогу оказался в параллельной вселенной, где разом все навалилось. С моей стороны было большой глупостью надеяться, что ты, как и в детстве, справишься со своими обидами и эмоциями на мой счет. Большой глупостью, — сокрушается Андрей.

Я смотрю в его глаза, спускаюсь к губам, подбородку, шее. Задерживаю взгляд на мокром пятне от моих слез на футболке. Мое платье тоже влажное. Я даже о ноющей груди забыла. Да обо всем на свете забыла, когда плакала на плече Андрея и прижималась к нему.

— А если бы был шанс вернуться в прошлое, ты бы... тронул меня?

Глаза Андрея сначала загораются, а потом их заволакивает тьма.

— Давай не будем об этом сейчас.

— Я хочу знать, — настаиваю.

Он стискивает зубы и молчит.

Сил мало, я вся отдалась эмоциям, но тем не менее сжимаю кулаки и требовательно бью Ковалёва по ключице.

— Никогда и ни за что я бы не хотел стать источником твоей боли. После того моря слез и переживаний, которые выпали на твою долю в мое отсутствие, я бы даже порог вашего дома не переступил, если бы знал, к чему это в итоге приведет.

Едва сдерживаюсь, чтобы снова не заплакать. В груди щемит. Боли очень много, но я больше не хочу таскать эти неподъемные острые камни, которые ранят изнутри.

— Мог хотя бы ради приличия соврать…

Пытаюсь отстраниться, но Андрей не дает. Я умоляюще смотрю на него, шепчу, чтобы отпустил, однако Ковалёв лишь отрицательно качает головой. Опять стискивает в объятиях и утыкается носом мне в шею.

— Не хочу врать, Яна. Да и зачем думать о том, чего уже не изменить? Я тебя тронул, переступил порог твоей спальни, и теперь у нас есть дочь. Которая обязательно поправится и будет жить. А я буду рядом с вами. Даже если ты этого больше не хочешь.