Самые близкие

26 глава

Вроде делился тем, что никогда и никому не рассказывал, я, а сильнейшим эмоциональным штормом накрывает Яну. Она с такой силой прижимается ко мне, когда возвращаюсь, уладив формальности с персоналом отделения, что едва могу устоять на ногах.

— Ну ты чего? — Глажу Яну по спине, чувствуя, как она дрожит. — Обещала не плакать, помнишь?

Она громко угукает.

— Давай обнулим это обещание? — предлагаю я. — Если хочется плакать, поплачь.

— Не хочу, — отзывается Яна тихо. — Лишь боюсь, что с Алиной... — Она осекается и резко отшатывается от меня, тяжело вздыхает. — Тебя еще одна потеря окончательно сломает, я тоже не справлюсь со своей болью, и в итоге будет три загубленных жизни. Я ведь с детства к тебе неравнодушна, но поняла это, когда мы стали близки. И напряжение, копившееся между нами... Я столько думала о наших отношениях, о нас с тобой. Каждый день! Но даже представить не могла, что ты давно испытывал ко мне влечение…

Я замираю, не делая попыток приблизиться и снова заключить Яну в объятия. Она выглядит ошеломленной. Это и останавливает. Мы словно опять оказались на хрупком льду. Но если несколько месяцев назад нас сжигала страсть и мы ушли под воду с головой, отдавшись своим чувствам, то сейчас страшно потерять тонкую ниточку доверия, сделав ошибочный шаг.

— Хотя ты прав… — Яну начинает трясти сильнее, она тяжело сглатывает. — Кое-что хочется сделать. Но не заплакать, нет...

Не сразу осознаю, что получил пощечину. Жжение тут же распространяется по щеке. Теперь я, наверное, выгляжу ошеломленным. Ожидал, что Яна будет плакать, много говорить, да все что угодно, но не это.

— Ты заслужил! — бросает она мне в лицо.

В зеленых глазах бушует пламя. Такая Яна красивая, когда злится.

— За то, что изводил меня в детстве, а сам при этом хотел сблизиться. Я вообще-то страдала. Причем очень сильно!

Через мгновение получаю еще одну пощечину.

— А это за то, что сразу не рассказал правду про Натали и ваши отношения. Времени было предостаточно. Особенно если ты изначально планировал со мной что-то серьезное. А если скажешь, что не было подобных планов, то, клянусь, получишь и третью пощечину.

— Ну давай, — умудряюсь я потребовать.

— Это ты сейчас меня провоцируешь? — прищуривается Яна. — Или намекаешь, что ничего серьезного не планировал?

— Прямо говорю, что больше возможности меня ударить не будет.

Яна останавливается на двух пощечинах. Часто и шумно дышит, смотрит с вызовом, слегка приподняв подбородок. Такая дикая, дерзкая.

Почти как в тот день, когда мы впервые поцеловались. Меня тогда будто закоротило. Увидел ее соски, проступающие сквозь тонкую ткань, вспомнил, как накануне мы прижимались друг к другу в клубе, — и охренел от желания, которое вызвала ее близость. Еще массаж этот… Все вместе не оставило мне ни единого шанса. Я переступил грань. Первым. Позволил Яне то, чего все эти годы избегал. Между нами случился физический контакт. С того момента я опять, словно помешанный, только и делал, что думал о собственной сестре. Каждую, сука, минуту. Даже Триггер на свою голову привел в дом Багдасаровых, чтобы еще раз вывести Яну на эмоции. В итоге сам же и попал в эту яму. Из которой больше не смог выбраться.

— У тебя все на лице написано. Я не за тем тебя попросила остаться…

— И что же там написано?

Яна опускает взгляд на мой пах. Да, я возбужден. А как иначе? Меня давно вставляет от этой взбалмошной девчонки. Долгое время подсознательно искал в девушках что-то близкое к характеру Яны, но только она вызывала такие сильные и неуправляемые эмоции. И продолжает вызывать. Неподконтрольная потребность обладать, защищать и быть единственным для этой коварной бестии лишь обострилась.

— Ты меня только что ударила. Два раза. Просто так. А перед этим ластилась как кошка, — не могу сдержать усмешки. — Американские горки отдыхают рядом с тобой.

Неужели у нас всегда так будет в отношениях? То взлет, то падение. Может, есть способы найти золотую середину? Хотя похер. Меня все устраивает.

Яна вдруг меняет злость на нежность.

— Извини, — шепчет.

— Окей. Спишем на гормоны. — Ловлю ее за талию и притягиваю к себе.

По венам летит горячая хмельная смесь предвкушения, когда Яна прижимается в ответ. Забирается ладонями под мою футболку. По телу будто разряды тока проносятся от ее прикосновений.

— Не представляю, как с тобой сохранять самообладание. Задеваешь каждую струну души. И рука у тебя пиздец какая тяжелая. На Тайсоне оттачивала силу удара?

— После твоего отъезда я его часто била. Подумывала даже выбросить в окно.

— Бедняга. — Веду губами по ее плечу. — Пахнет от тебя иначе. Сладкий аромат, — замечаю я.

Яна вдруг убирает руки и отстраняется. Прикрывает грудь. Запоздало догадываюсь, что это из-за молока, но тем не менее вопросительно вздергиваю брови, молча требуя пояснений. Теперь я эгоистично желаю, чтобы Яна ничего не скрывала и сразу говорила обо всем, что ее беспокоит или причиняет дискомфорт. Кто бы ни был его источником.

— Мне нужно туда, — указывает она глазами в сторону душевой. — Ненадолго. Сменить майку.

Беру Яну за плечи.

— Сейчас пойдешь. Только проясним один момент на будущее, хорошо? Я больше никуда не исчезну из вашей жизни и буду рядом. Даже если ты не сможешь меня простить и впредь будешь держать дистанцию. И хотелось бы, чтобы все свои недовольства ты озвучивала, как только они появляются. Ты не ждешь неделю, две или месяц. Сразу говоришь, ок?

— Прямо сейчас и начнем. Я очень недовольна, что ты не даешь уйти, потому что меня заливает молоком. — Она убирает руки от груди и показывает два мокрых пятна. — Я тоже не железная, ясно? Это реакция на возбуждение. Но, во-первых, мне еще нельзя заниматься сексом, во-вторых, мы находимся в больнице, ну и в-третьих, тебе предстоит заново меня добиваться. За-но-во, — повторяет по слогам. — Я хочу все по-настоящему. К тому же я дочь тебе родила. Усилий придется вдвое больше прилагать, а то и втрое. Бусинка тоже захочет много твоего внимания. Вот и разрывайся между нами, — произносит Яна с чувством и нотками строгости в голосе. — А еще мой отец против нашего союза. Так что незавидная у тебя ситуация, Ковалёв, — припечатывает аргументами.

Отвожу прядь, упавшую ей на лицо, за ухо. Вроде и нет причин для радости, но я что-то очень похожее испытываю, наблюдая за Яной в это мгновение. Опускаю глаза на ее грудь. Действительно стала больше, не показалось.

— С Эриком мы разберемся и договоримся. А вот с твоим «за-но-во», — копирую строгую интонацию, с которой Яна говорила, — будет явно посложнее.

— Даже не рассчитывай на легкость! — заверяет она.

— Иди, — улыбаюсь, кивая на дверь.

Яна мешкает несколько секунд, а потом, взяв свежую одежду, уходит.

Я сажусь на кровать и, опустив руки на колени, разглядываю пол. Одиночество длится недолго. Яна возвращается и становится возле меня. Поднимаю голову и смотрю на нее снизу вверх. Сегодня, после нашего разговора и признаний, меня как будто вышвырнули в альтернативную реальность.

Сдаюсь желанию усадить Яну на колени. Она не сопротивляется. Вроде бы успокоилась. Отчасти и я. Хотя бы на этот вечер и ночь.

— Тебе надолго разрешили остаться? — интересуется Яна.

— Пока тебе не надоест мое общество. — Обнимаю ее.

Она льнет ближе, и я позволяю себе слабость — забыться и представить, что никуда не уезжал, а Яна родила в срок прекрасную, здоровую девочку.

— Меня постоянно, словно магнитом, тянуло обратно. К тебе. — Вероятно, причиню новую боль своими словами, но хочу, чтобы Яна знала. — Перед глазами все время стояла картинка, как я, собрав вещи, жду такси в аэропорт, а ты, свернувшись калачиком под одеялом, сладко спишь. Теплая, манящая, нежная и такая родная. Мысленно я много раз возвращался в тот день, будил тебя, и мы занимались сексом. А потом я опаздывал на этот чертов самолет и оставался с тобой.

— Я тоже... — шепчет Яна одними губами. И в этих двух словах столько искренности, что меня опять разбивает в хлам. — Я тоже очень часто представляла, что ты остался…

В груди снова жжет. Но боль другая. Не такая всепоглощающая, как раньше, а пускающая корни надежды.

У меня получится все исправить. У нас двоих. Теперь совершенно точно.