Самые странные существа

Глупые газели

Ночью они спали неспокойно. Где-то далеко за горизонтом бухали громовые раскаты, даже сквозь сон проникавшие в подсознание. Словно над долиной бушевала сильная гроза.

Проснулись они рано, потому что вдруг стало очень холодно, и даже теплом своих тел они уже не могли согреться. Мужчина первым откинул решительно одеяло, встал и сразу подошел к окну. Потрясенный открывшимся видом, он на мгновение застыл. Сознание его отказывалось верить тому, что он видел, хотя это был очевидный факт…

– Что случилось, дорогой? – спросила женщина, кутаясь в одеяло, чтобы сохранить остатки быстро уходящего тепла. – Почему так холодно?

– Потому что наступила зима, – медленно сказал мужчина и принялся торопливо одеваться.

– Зима?! – удивилась женщина. – Не может быть! Согласись, это не лучшая из твоих шуток…

Он промолчал. Тогда женщина накинула халат и, зябко ежась, тоже подбежала к окну. И тоже оцепенела.

– Вот это да! – воскликнула она спустя несколько секунд. – Никогда бы не поверила, что в июле может пойти снег!

За окном действительно была настоящая зима. Снегу выпало за ночь по колено, а может быть, и по пояс, и он все продолжал сыпаться с серого, низко нависшего над землей неба. Ледяной ветер свистел с такой силой, что обрывал не только листья, но и ветки с деревьев. Птиц не было видно, хотя еще вчера вокруг домика звенели их несмолкаемые трели и рулады. Снег и серая дымка не позволяли разглядеть что бы то ни было дальше, чем за триста метров. А было бы любопытно посмотреть, что там творится, подумал мужчина. Его мучило неясное беспокойство. Все это было так странно: снег в середине лета. Лично он не помнил, чтобы подобное явление имело когда-либо место. Или в горах такое бывает?

– Может быть, в горах летом такое случается? – словно читая его мысли, спросила с надеждой женщина. – Как ты считаешь, милый?

– Ах ты, моя умница,-вместо ответа сказал мужчина и обнял женщину. – Давай лучше будем завтракать.

– Поцелуй меня сначала, – попросила она.

Целовались они минут пятнадцать. Но это был не рекорд. Рекорд был поставлен ими в первый день, когда на поцелуи и жадное насыщение друг другом у них уходило почти все время. Сейчас шел третий день их совместной жизни, но и теперь, целуясь, они забывали обо всем на свете.

– А все-таки хорошо, что мы не отправились в свадебное путешествие теплоходом, правда? – улучив момент между поцелуями, в который уже раз сказала женщина. – Я так хотела, чтобы мы были с тобой вдвоем, и чтобы вокруг больше никого не было!..

– Да, хорошо иметь таких друзей, – сказал мужчина, – у которых есть чудесные домики в горах. А еще лучше, если кое-кто из этих друзей способен не пожалеть своего бунгало для несчастных, бесприютных молодоженов!..

Домик, где они наслаждались счастьем новой, семейной жизни, был любезно им предоставлен его другом, довольно известным писателем. ("Держи ключи, старина, и не благодари заранее… Там есть все для души и для тела, так что не берите с собой много барахла. Если захочешь поохотиться… На кого? Ну, например, на фазанов… Все охотничьи принадлежности найдешь в кладовке, ружье только потом не забудь почистить как следует… Вообще, я не рекламный агент, старик, но места там отличные… пейзаж, воздух, знаешь ли… словом, вы не пожалеете. Я там "Бредущего во мраке" кропал, в два месяца уложился, неплохой вроде бы текст вышел, а?..")

Пора было заняться завтраком. Света, конечно же, не было – видимо, на линии под тяжестью снега и под напором ветра лопнули провода. Нужно было идти в сарай и запускать дизель-генератор, чтобы можно было пользоваться электроплитой. Мужчина проклинал себя за то, что не удосужился в первый же день проверить, каковы запасы солярки (или что там используется в качестве горючего?) для движка. Ничего, успокаивал он себя, напяливая огромные "болотные" сапоги и грязный ватник, которые нашлись в кладовой. В случае чего, чтобы готовить пищу, запалим костер, а для освещения сгодится и свечка – благо, свечей здесь много… Хорошо еще, что вчера я притащил два ведра воды из колодца, ведь теперь в колодце, наверное, сплошной лед… Интересно, сколько времени продержится такая вот "летняя зима"? День? Два?..

Он открыл наружную дверь, и холодный ветер с радостным озлоблением садиста, наконец-таки подкараулившего свою жертву в темном безлюдном месте, ударил его по лицу. Градусов десять, не меньше, прикинул мужчина и пошел к сараю. Через три шага он провалился в сугроб по бедра, зачерпнув в сапоги снега.

Только теперь мужчина обратил внимание, что снег имел странный серый оттенок, словно его перемешали с пеплом. Мужчина втянул в себя морозный воздух, и ему показалось, что попахивает гарью. От возникшей тревоги засосало под ложечкой.

Еще его насторожил тот факт, что со стороны шоссе не было слышно обычного гула автомобильных моторов, хотя движение через перевал в предыдущие дни было весьма интенсивным: лето, пора отпусков, и многие ехали в горы. Скорее всего, снегом так завалило дорогу, что теперь невозможно было добраться сюда снизу, из долины.

Горючее в баке генератора, к счастью, имелось. Было его ведра два, не больше, но мужчина прикинул, что на пару дней этого должно хватить, а там, глядишь, и прекратит непогода бушевать… Некоторое время он изучал расположение кнопок и переключателей, потом разобрался, что к чему, и стал запускать двигатель. С десятой попытки агрегат завелся и исправно затарахтел. Будто в нем пробудилась-таки совесть… Мужчина отрегулировал напряжение в сети и вернулся в дом.

Пока жена (жена! впервые осознал он вдруг, и эта мысль наполнила его торжественным смущением: не просто любимая женщина, а отныне – самый близкий и родной человек!), звякая консервными банками, готовила завтрак, он решил узнать, что там стряслось с погодой, и ткнул пальцем в клавишу телевизора. ("Смотри, здесь даже телевизор есть", сказала она, когда они только переступили порог этого дома, а он еще, помнится, подумал: зачем это порочное изобретение современной цивилизации нужно здесь, на фоне природы и диких гор?). Телевизор был стареньким, но функционировал вполне исправно. Еще вчера, лежа в постели, в промежутках между поцелуями они смотрели по первой программе эстрадный концерт, а потом по третьей – какой-то унылый вестерн, где шериф никак не мог пристрелить главного героя, а сам главный герой никак не мог перестрелять очень живучих гангстеров, ограбивших почтовый дилижанс…

Но теперь телевизор отказался что-либо показывать. Его экран светился лишь мерцанием пустоты, а из динамиков доносился ровный шорох атмосферных разрядов. Мужчина проверил все каналы – тот же результат. Он повертел туда-сюда верньеры настройки, но телевизор оставался немым и слепым.

Мужчина не поленился слазить на чердак, чтобы проверить антенну. Потом проверил антенный кабель – обрывов и повреждений нигде не обнаружилось.

Под ложечкой опять нехорошо засосало. Но отчаиваться было рано. Он вспомнил, что они привезли с собой новенький транзистор, подаренный им на свадьбу кем-то из знакомых. Достал его из сумки и последовательно прогнал стрелку по всей шкале, сначала на одной волне, потом – на другой. Ничего. Ноль. Вакуум. Ни речи дикторов, ни музыки, ни даже суматошного писка морзянки. Только тот же размеренный шум, что и в телевизоре…

Вот теперь мужчине стало действительно не по себе. Ведь маловероятно, чтобы и телевизор, и приемник сломались одновременно. И уж совсем невероятно, чтобы в это время не действовала ни одна радиостанция или телекомпания земного шара! А тут еще эта странная зима в середине июля… Но как же тогда объясняется происходящая катавасия? Ведь у всего есть своя причина!..

Он вдруг вспомнил слова модного шлягера: "Не бывает грусти без причины, не бывает дыма без огня. Если вновь во власти я кручины, ты не успокаивай меня!"… Не бывает грусти без причины… Не бывает снега без причины – это ближе к делу…

Трудно, что ли, придумать эту причину, пусть даже самую неприятную?

Вспомни-ка:

"Извините, профессор, но наши читатели хотят первыми узнать подробности о том открытии, которое было сделано под вашим руководством – буквально пару слов, можно вас попросить?.. Итак, когда и при каких обстоятельствах эффект так называемой "ядерной зимы" может иметь место?" – "Собственно, наши выводы основаны лишь на голых математических расчетах, произведенных с помощью компьютеров. В этом отношении можно утверждать, что открытие, выражаясь вашими словами, было сделано… э-э… "на кончике экрана". В целом, "ядерная зима", хотя это не очень удачный, на мой взгляд, научный термин, характеризуется резким снижением температуры воздуха, выпаданием значительного количества осадков в виде снега, смешанного с пеплом и продуктами горения… э-э… самых различных веществ. При этом атмосферные процессы становятся… как бы понятнее выразиться?.. энтропийными и носят стихийный характер, обусловленный тем, что в стратосфере…" – "Извините, уважаемый профессор, но хотелось бы уточнить: означает ли все это, что "ядерная зима" может наступить в любое время года?" – "Вы совершенно правы. Дело в том, что в стратосфере…"- "А какой мощности должен быть ядерный удар, чтобы вызвать данный эффект?" – "Не говоря о глобальной ядерной войне, можно смело сказать, что даже залп пяти подводных лодок ядерными баллистическими ракетами по какому-либо ограниченному региону привел бы к возникновению феномена "ядерной зимы" на всем континенте…" – "И как долго длилась бы такая "зима"?" – "Около двух месяцев и больше. Вообще же, это зависело бы от изобарических полей континуума…" – "Благодарю вас, профессор, за столь содержательное интервью!"…

Это было одно из тех интервью, которые несколько лет назад он брал во время своей университетской стажировки у видного физика и которые впоследствии вылились в сенсационную статью на три разворота…

Ерунда. Бред. Не может быть, чтобы мир сошел с ума! Тем более – сейчас, когда ничто не предвещало войны.

А вдруг ЭТО случилось по недоразумению? Ошибка компьютера, галлюцинация у оператора систем стратегического слежения или просто маньяк, дорвавшийся до Кнопки?..

Нет-нет, не может, не должно быть ТАК!

Но чем больше он убеждал себя, что причина всего происходящего вокруг не может быть такой страшной, тем все больше в нем крепло сомнение в своей правоте…

За завтраком говорила в основном женщина, а он молчал, изучая свою тарелку.

– А знаешь, это даже хорошо, что выпал такой снег, – говорила тем временем жена. – Мы теперь можем покататься на лыжах, правда, милый? Интересно, здесь есть лыжи?

– Ты же знаешь, что это не дом, а рог изобилия, – стараясь говорить шутливым тоном, сказал мужчина. – Лыжи что? Лыжи – это пустяки! Пылятся себе где-нибудь на чердаке! Только лыжной прогулки у нас с тобой сегодня не получится.

– Почему?

Когда она удивлялась, у нее всегда по-детски приоткрывался рот, и он сразу же пользовался этим, чтобы страстно поцеловать ее.

– Потому что мы с тобой не взяли теплые вещи, а там, снаружи, чертовски холодно!

– Жалко, – вздохнула она.

– И вообще, – сказал он, осторожно подбирая слова, – старайся сегодня реже выходить из дома. Лучше всего будет, если ты вообще не будешь переступать порог нашей уютной "норки"…

– А что такое? – насторожилась женщина.

– Ничего. Просто очень холодно. Не дай бог, – он тут же постучал костяшками пальцев по столу, – простудишься, кто меня тогда кормить будет? Умру тут голодной смертью…

– А ты? Ты будешь выходить из дому? – осведомилась женщина.

– Ну, я – это другое дело. Может, я хочу простудиться?- все тем же дурацким тоном шута ответствовал он. – Чтобы ты за мной ухаживала и поила с ложечки куриным бульоном… К тому же, у меня есть модная одежда под названием "ватник".

– Вот все вы, мужчины, – эгоисты, – вздохнула она. – Чуть что, сразу: "Мы -другое дело"… С вами разве добьешься полного равноправия?

– А зачем? Эх ты, суфражистка моя!…

– Наелся? – спросила она после поцелуя.

– До отвала, спасибо, котик.

– Ну, и что будем делать?

Мужчина задумался. Идти или не идти?.. С одной стороны, идти – рискованно, но с другой, не идти – было бы глупо, потому что следовало как можно быстрее избавиться от нелепых женских подозрений.

– Вот что, – наконец сказал он. – Сейчас я заделаю все щели в окнах и в двери, чтобы не дуло, а потом схожу в поселок и посмотрю, как там обстоят дела.

– Как же ты пойдешь, если там снегу по уши? – ужаснулась женщина.

– Очень просто. Лыжи возьму.

– А я? Я хочу с тобой!

– Тебе придется побыть здесь, моя маленькая… Можешь еще раз проявить свои кулинарные способности и приготовить к моему возвращению вкусный обед. Я не буду выключать движок.

– Может, все-таки пойдем вместе? – спросила она дрожащим голосом. – Мне будет страшно одной…

– Нельзя, – мягко, но настойчиво сказал мужчина. – Да я быстро обернусь!

– Тиран, – обиженно сказала она. – Изверг!..

Чтобы не проговориться ненароком о своих подозрениях, он сразу занялся заделыванием щелей. Вместо оконной замазки использовал хлебный мякиш, а вместо ваты – скрученные жгутом тряпки. Пока он работал, в голове у него вертелась мысль: сколько же рентген может сейчас быть снаружи? Эх, счетчик Гейгера бы сюда!..

Лыжи действительно нашлись на чердаке, в комплекте с палками и ботинками. Когда мужчина уже собрался выходить из домика, до того обиженно молчавшая женщина спросила:

– Как ты думаешь, милый, что все это вообще значит?

– Что именно? – попытался изобразить непонимание он.

– Ну, это, – она кивнула за окно, где по-прежнему мела сильная поземка.

– А, – сказал он небрежно. И даже рукой махнул. – Обычный циклон. Или антициклон. Скоро он пройдет, и опять будем жариться на солнце. Здесь такое бывает – помнится, мне об этом рассказывал хозяин домика…

И вышел.

Снаружи стало еще холоднее. А может быть, человеку это так показалось после домашнего тепла. Ветер со снегом, издеваясь, хлестал прямо в лицо. Вообще, ветер имел такое подлое обыкновение, это мужчина давно заметил: куда ни повернись зимой, ветер обязательно норовит облизать своим ледяным языком твое лицо…

Отойдя от домика на сотню шагов, мужчина оглянулся, и ему вдруг захотелось отказаться от своей затеи, вернуться и никуда не высовывать носа, пока климатическое недоразумение не самоликвидируется где-то в небесных высотах… Он знал, что, оставшись одна, женщина даст волю слезам. Тем не менее, закусив губу, он пошел дальше, стараясь передвигаться так быстро, насколько это было возможно в ботинках на два размера больше – прежде всего, чтобы согреться.

До перевала, откуда открывался вид на долину, было не больше пяти километров. Человек преодолел их за два часа.

Главная трудность заключалась в том, что запросто можно было заблудиться. Сыпавшийся с неба снег скрадывал очертания местности, и определить теперь, где проходит шоссе, можно было только по памяти и с помощью логических умозаключений. Если же идти по целине, то можно было провалиться в снег по пояс, несмотря на лыжи…

Руки у мужчины замерзли через пять минут после того, как он вышел из дому, поэтому он разорвал на две части тряпку, используемую им в качестве шарфа, и обмотал этими кусками руки. Но они все равно мерзли, и человек время от времени растирал их снегом и отогревал за пазухой – продвижение вперед при этом еще более замедлялось.

Поглощенный борьбой с ветром, лыжами и собственными, непослушными от холода конечностями, он не заметил, как вышел на гребень перевала. Дорога, которой на самом деле уже не существовало, шла здесь под уклон.

Здесь мужчина увидел первую жертву Катастрофы. Это был труп водителя- дальнорейсовика. Грузовик был выброшен с дороги мощным ударом неизвестной силы и, весь искореженный, валялся в снегу вверх колесами. Из кабины, наполовину уже занесенной снегом, свешивался наружу мерзлый труп мужчины в джинсовой куртке. Полчерепа у него было снесено, и кровавая масса, смешанная с серым снегом, застыла на лице и плечах…

Но не это поразило больше всего человека на лыжах, а то, что он увидел в долине. Та слепая, вырвавшаяся из долгого заточения сила, которая исковеркала грузовик, вихрем пронеслась по всему ущелью, неся смерть и разрушения. Не было ни одного уцелевшего дерева – стволы, выдранные с корнем из земли, торчали тут и там из-под снега в страшном беспорядке. Местами это были самые настоящие завалы. Ландшафт был как-то странно сглажен, будто по нему провели огромным, тяжелым утюгом. Холмы, овраги, луга и реки исчезли, и повсюду, насколько хватало глаз, тянулась однообразная равнина, и не было на ней никаких признаков жизни. В том месте, где раньше стояли аккуратные домики, окруженные пышными садами и виноградниками, человек с трудом различил сквозь метель выступающие из-под снега груды обломков и мусора.

Идти вниз теперь не имело смысла. Но именно поэтому мужчина пошел туда. В конце концов, теперь все не имело никакого смысла…

Он не помнил, как ему удалось добраться до остатков поселка. В голове у него сразу как-то все перепуталось: обрывки мыслей, воспоминаний, образов и слов причудливо переплетались и пропадали в небытие. Не в памяти, а в подсознании отложились лишь разрозненные фрагменты этого пути. Был там и дикий свист ветра в ушах, и что-то постоянно цеплялось за ноги – то ли ветки, то ли чьи-то мертвые, упрямые руки… Он часто снимал лыжи, чтобы перебраться по скользким стволам деревьев через завалы, и тогда проваливался в снег… Руки давно уже ничего не ощущали, мокрые брюки колом топорщились на ногах, обдирая кожу, к горлу то и дело подкатывалась тошнота – радиация давала о себе знать… В голове звенело и плыло, во рту было сухо, будто шел человек по пустыне…

Когда он стал подходить к развалинам поселка, то на каждом шагу стали попадаться трупы людей. Их было много, они были занесены снегом, и неприятно было обнаруживать, что наступил на руку или на ногу мертвеца.

Видно, это были те, кто еще успел выбежать из дома, но напрасно, потому что и тех, кто остался в домах, и тех, кто бежал от поселка в горы, накрыло Волной, а еще раньше от Вспышки начался тотальный пожар, и горело все, что могло гореть, и даже то, что гореть не должно… Когда мужчина проваливался в снег, ноги у него оказывались испачканными в золе, и не раз ему попадались обгорелые кости – и большие, взрослых, и маленькие, детские…

Мозг человека отказывался воспринимать реальность этой страшной картины, но каким-то уголком его мужчина осознавал, что то же самое происходит сейчас, наверное, везде. Везде валяются уцелевшие и не уцелевшие трупы людей, везде в хаосе обломков, груд развалин, оставшихся от цивилизации, бродят под свист ветра, под серым от пепла снегом лишь те, кому, как им с женой, повезло (а может быть, наоборот, не повезло) выжить…

Из всего обратного пути мужчине запомнился только снег. Проклятый, ненавистный, серый, ядерный снег, который лежал повсюду. Он был теперь еще более отвратительным, чем раньше, потому что человек сломал лыжи и вынужден был брести пешком, проваливаясь в снег. Если бы человек оставался совсем один на этой пост-ядерной Земле, он бы упал, не дойдя до домика, и больше не встал. Но он знал, что есть еще одно, милое и родное ему существо, которое ждет его возвращения и умереть раньше которого он просто не имеет права. Он всегда считал, что, падая в пропасть, не следует увлекать за собой кого-то еще…

Темнеть стало раньше, чем это обычно бывает летом (может быть, Земля вообще сдвинулась с орбиты в результате серии мощных ядерных взрывов, вдруг пришло в голову человеку), и последний, самый трудный отрезок пути мужчина брел, ориентируясь на освещенное окно домика и на тарахтение движка…

Сразу в домик он входить не стал, а пошел в сарай и там долго отогревался возле дизеля и приводил (во всяком случае, старался привести) себя в порядок, чтобы не напугать своим видом жену. У самого крыльца его настиг приступ рвотной болезни (значит, доза все-таки была большой, подумал он).

Он вошел, стараясь не шататься, но женщина все равно, глянув на него, испугалась. Только бы не упасть, подумал мужчина и торопливо сел на подвернувшийся кстати стул.

– Одиссей вернулся на Итаку! – провозгласил он, пытаясь говорить внятнее, потому что замерзшие губы слушались с трудом. – Как у тебя здесь вкусно пахнет!..

Женщина всплеснув руками, наконец кинулась к нему и стала помогать ему сдирать мокрую одежду, и успевала еще оттирать ему красно-синие, ободранные в кровь руки и причитать жалостливо, и целовать его сквозь слезы.

– Ну-ну, малыш, – сказал ласково он и, проведя своей страшной рукой по ее волосам, огляделся.

В домике было светло и тепло. Пахло едой поистине божественно, и мужчина только теперь ощутил, что зверски проголодался.

Женщина засыпала его градом вопросов.

Только бы не выдать ей правды, подумал он и пустился врать без оглядки. Каждая его ложь неизбежно порождала следующую, это здорово смахивало на цепную реакцию, и он все врал и врал – вдохновенно, запоем, собрав всю свою творческую фантазию – о том, что в долине все в порядке, что там все живы и здоровы и собираются пробиваться через перевал на мощных тягачах и бульдозерах; вот снегу, правда, выпало много – видно циклон вызвал сход снежных лавин с гор, но теперь это все позади, синоптики обещают – он сам слышал по радио в поселке – что завтра начнет постепенно теплеть, а послезавтра вернется лето, так что можно никуда не уезжать, а надо только переждать эту лихую непогоду…

Женщина слушала его и в знак согласия кивала, а когда он совсем уже решил, что она поверила его россказням, спросила:

– Милый, а почему снег такой серый-серый?

Он закусил с досадой губу, потому что ее вопрос означал, что в его отсутствие она все-таки выходила из домика, но тут же спохватился и стал выдумывать на ходу про то, что снежная лавина вызвала кое-где лесные пожары, и вот с воздушными потоками пепел поднялся в небо, а потом выпал со снегом, но это вовсе не опасно, тем более, что завтра все равно все начнет таять, и так далее, и тому подобное…

За ужином он наблюдал за женщиной, пытаясь понять, тошнит ее или нет, не кружится ли у нее голова, но жена вроде бы чувствовала себе нормально, потому что болтала без умолку и, в конце концов, он успокоился, хотя в глубине души все нарастало отчаяние, но думать о том, что делать дальше, он пока не мог и не хотел…

Он думал об этом всю ночь. Женщина сладко спала, положив голову ему на грудь, за окном все бился ветер, и уснул мужчина лишь под утро, и то благодаря тому, что все-таки принял окончательное решение.

Когда он проснулся, было уже светло. Женщина возилась на кухне. Он подошел ее поцеловать, и внутри у него сразу же стало пусто. На шее жены, под завитком волос, он увидел красное пятнышко величиной с мелкую монету – такое же пятнышко, как у него на руке…

За вчерашний день мужчина уже устал бояться, но сейчас ему опять стало страшно, и так страшно ему еще не было, потому что надежда на чудо окончательно умерла в его душе.

– Что ты там нашел у меня? – спросила женщина, изгибая шею, чтобы заглянуть себе за спину. – Что-нибудь не так, милый?

– Да нет, ничего, – торопливо сказал он. И нелогично добавил: – Просто ты у меня такая красивая!

– И что? – выжидающе спросила она.

– Пойду запускать движок, – сказал он, отводя глаза.

Движок долго не хотел запускаться, он очень замерз за ночь. Потом все-таки, видно, понял, что от него не отстанут, и нехотя затарахтел. Горючего в его баке осталось мало, но теперь это не имело уже никакого значения.

Человек сел на какой-то ящик и закурил, но его тут же скрутил приступ тошноты. Самое страшное было не в том, что они с женой могли вскоре остаться без света, продуктов и воды. Самое страшное заключалось во всепроникающей, медленной смерти, присутствующей отныне в воздухе, от которой невозможно было скрыться. Человек мысленно проследил стадии лучевой болезни, вспоминая то, что он читал об этом раньше…

Сначала на коже появляются радиоактивные ожоги третьей степени, потом поражаются костная и нервная системы, щитовидная железа и мозг… Через несколько дней ни он, ни жена не смогут ходить. Потом начнется газовая гангрена, и они будут долго и мучительно умирать, корчась в бреду беспамятства от невыносимой боли и отвратительно воняя своей разлагающейся плотью, и во всем мире не найдется никого, кто смог бы облегчить их страдания, кто смог бы пристрелить их из жалости…

Когда они завтракали, еда не лезла ему в горло, но мужчина изо всех сил старался есть. Жена тоже ела без особой охоты.

– Подташнивает что-то, – пожаловалась она в ответ на его вопросительный взгляд.

– И давно?

– Со вчерашнего дня… И я, кажется, знаю, почему…

Зажав в кулаке вилку и рассеянно покусывая ее кончик, женщина лукаво улыбалась.

– Ну? – весь внутренне похолодев, выдохнул он.

– У нас будет малыш, – сияя от радости, призналась жена.

Это было так неожиданно и больно, что он чуть не застонал. Сердце его провалилось куда-то даже не в пятки, а в бездонную пропасть, и стало трудно дышать от этого бесконечного падения. Неимоверным усилием воли он удержал себя в руках, отдышался и стал изображать крайнюю степень восторга. При этом мужчина, конечно же, вскочил и поднял жену на руки и, конечно, закружился с ней по комнате, сбивая стулья, и, конечно, орал нечто бессвязное и нежное, а в завершение спектакля потребовал немедленно выпить шампанского по такому великому случаю.

Он достал из бара пыльную бутылку, которую приготовил еще ночью.

Доза снотворного в шампанском была лошадиной, но дала о себе знать не сразу. Они еще поговорили о чем-то – о чем именно, мужчина уже не сознавал, наверное, о будущем, счастливом, розовом будущем, которого теперь не могло быть никогда.

Потом жена вдруг резко встала, ее качнуло, и она схватилась за край стола.

– Устала я что-то, – пожаловалась она. – Не выспалась, наверное. Ты не возражаешь, если я прилягу, милый?

Слов не получилось, и он только отрицательно покачал головой и тоже поднялся.

Посередине комнаты ноги ее подкосились, и она наверняка бы упала, если бы мужчина не подхватил ее. Он уложил ее на кровать, зачем-то укутал пледом, будто она могла замерзнуть.

Все кончилось быстро и просто.

Она часто-часто задышала во сне, будто ей не хватало воздуха, а потом по телу ее пробежала судорога, дыхание оборвалось, и женщина перестала жить.

Мужчина поцеловал ее почему-то в лоб, а не в губы, как обычно, с минуту постоял у кровати, слепо глядя на дорогое безжизненное лицо, потом подошел к бару, налил себе на три пальца чего-то крепкого, залпом выпил, не чувствуя вкуса, и отправился в кладовую.

Через несколько минут он сидел в кресле посреди комнаты, держа на коленях охотничье ружье, заряженное картечью, и рассеянно глядел в окно на мертвые деревья, мертвый снег и на мертвые горы. Потом ему в голову пришла новая мысль.

Мало ли, сказал он мысленно себе. Вдруг кто-то все-таки еще уцелел и когда-нибудь (внутренне он усмехнулся, заметив, как много неопределенных словечек приходится теперь употреблять) придет сюда. Нельзя лишать его еще нескольких суток жизни. Пусть попользуется дизель-генератором. Если, конечно, сумеет завести его…

Волоча за собой ружье, мужчина пошел в сарай и выключил генератор. Сразу стало тихо-тихо, только между ветвями завывал ветер, и от этого воя было еще тоскливее на душе…

И тогда в тишине послышался сначала далекий, а потом все приближающийся звук. Это было знакомое тарахтение, только на этот раз не дизеля; оно все нарастало, и когда оно превратилось в рев, из низкого неба вдруг вынырнул вертолет и стал снижаться почти над самым домиком. По борту вертолета шла яркая надпись "Горноспасательная служба". Вертолет завис метрах в десяти над поверхностью снега, потоки воздуха от винтов с неистовой силой крутили снежные смерчи, и мужчине на какое-то время ничего не стало видно, а потом прямо из снежной круговерти один за другим стали выходить крепкие парни в оранжевых комбинезонах, и один из них что-то говорил на ходу в микрофон портативной рации, а другие тащили туго набитые мешки, носилки, чемоданчики с красными крестами и без, и еще что-то, чего нельзя было разглядеть…

В этот момент мужчине стало ясно, что он ошибся.

Сам факт появления вертолета со спасателями говорил о многом. Не было, значит, никакой глобальной ядерной катастрофы. И все живое на Земле не погибло. И, соответственно, зима была вовсе не ядерной. Скорее всего, имело место стихийное бедствие местного масштаба. Мужчина вдруг вспомнил, что в ста пятидесяти километрах отсюда находится довольно крупный вулкан. Может быть, всему причиной было его извержение? А может быть, их действительно накрыла гигантская снежная лавина?…

Мужчина не знал этого, но он понял, что цепь нелепых совпадений и случайностей привела его к безумному выводу о Катастрофе. На основе этого вывода он и стал воспринимать окружающую действительность, а потом вступило в действие самовнушение и разыгравшееся воображение…

Мужчина горько усмехнулся.

Главное – не в этом, подумал он. Главное заключалось в моей готовности поверить в худшее…

На протяжении многих веков люди пугали самих себя концом света. Долгое время за конец света принимали заурядные солнечные затмения, извержения вулканов и прочие природные катаклизмы… В двадцатом веке нас долго успокаивали тем, что ядерной войны не будет допущено, а если она все же произойдет, то все человечество не погибнет. Выживет тот, кому повезет, кто готов к такой возможности… И мы стали покупать противогазы и индивидуальные атомные убежища. Мы стали слушать лекции о радиоактивном заражении и прочих опасностях ядерного взрыва. Мы стали проводить учения по отработке действий в случае атомной тревоги. Наконец, мы стали описывать ужасы ядерного Армагедона в книгах, фильмах, картинах и других произведениях искусства. Все это, считали мы, служит благому делу – предупредить людей о потенциальной опасности самоуничтожения…

Но одновременно с этим мы волей-неволей запугивали самих себя. А тут еще ученые математически точно доказали, что при любой ядерной войне так называемый конец света неизбежен. И в результате…

В результате мы внушили самим себе этот страшный, безумный синдром несуществующей болезни – Синдром Боязни Конца Света… " – Неужели, в самом деле, все качели погорели? – Что за глупые газели!"… Вот кто мы такие – упрямые, глупые газели из смешной детской книжки…

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове человека с ружьем, а самой последней его мыслью было: "Прости меня, единственная моя!"…

– Ничего не понимаю, – сказал спустя полчаса старший группы спасателей. – Что могло побудить эту парочку покончить с собой? Тем более странно, что парень застрелился, можно сказать, у нас под носом…

– Молодожены, – пробурчал самый пожилой спасатель. – Отношения между ними – всегда дело тонкое…

О взаимоотношениях между мужем и женой ему по собственному опыту было известно практически все.

– А может быть, им просто жить надоело?- предположил самый молодой из них. – Вечно вы, старики, ищете какие-то причины!..

– Это ты брось, – строго сказал старший спасатель. – Все имеет свою причину. Дыма без огня, знаешь ли, не бывает…