Санитар каменных джунглей

Глава двадцать первая

Бухгалтер Воинова брала взятки. Нет, она не брала мзду. Она была выше этого. Она брала взятки достоинством.

Когда Санитар попал к ней в кабинет, он переживал не самые лучшие времена в своей, и без того не баловавшей его, жизни. Он только что вышел из больницы, к тому же сильно пообносился, все вещи как-то незаметно состарились, пришли в негодность. Его стали останавливать на улице милиционеры и спрашивать документы, придирчиво проверяя, не бомж ли он, в те времена в Москве с этим было строго.

И вот кто-то из случайных знакомых подсказал, что в кафе-мороженое требуются продавцы мороженого на улицу, для торговли с лотка. Заработать там было можно, потому что в отличие от всей совковой системы там платили процент от продаж, что позволяло получать более чем приличные деньги.

И вот измученный безденежьем Санитар набрался смелости и явился в это кафе. Директор согласился на удивление быстро, но оговорился, что Санитар должен ещё побеседовать с бухгалтером, поскольку работа материально-ответственная, и бухгалтер в вопросе приёма на работу играет не последнюю роль.

Сидел Санитар в кабинетике бухгалтера Воиновой и изнывал под её пристальным взглядом. И если бы ему не были так позарез нужны сейчас более менее серьёзные заработки, он бы непременно повернулся и ушёл, даже убежал бы отсюда, но деньги были нужны позарез, других возможностей заработать он в ближайшее время не видел и решил выдержать всё, что бы на его долю ни выпало, но получить эту работу.

Сидел он, ежась, запахивая плотнее свою дурацкую куртку, с потёртым меховым дурацким воротником, протёртыми рукавами, далеко не первой свежести, скрывая ветхий свитер, из которого уже лезли во все стороны шерстяные нитки, свисая отовсюду. Он понимал, что выглядит жалко и нелепо, и злился за это на себя. Утром он долго рассматривал себя в зеркало, свои ввалившиеся, плохо выбритые щёки, лихорадочно блестевшие глаза, ранние морщины, прорезавшие лоб и залёгшие возле губ, и понимал, что выглядеть будет ужасно, но работа нужна была как воздух, и он пошёл...

- Скажите, вы много пьёте? - спросила его, неожиданно прервав молчание, бухгалтер Воинова.

- Что? - не сразу понял Санитар. - Я вообще почти не пью. И не пил никогда.

- Зачем же обманывать? - мягко упрекнула она его. - Обманывать, знаете ли, нехорошо. У вас же, пардон, на лице всё написано. Зачем же обманывать? Нехорошо.

И он понял, как смотрела на него эта интересная, молодая женщина, с красивыми, тщательно ухоженными руками.

Она смотрела на него слегка презрительно и с подозрением. Его не очень-то обидело её презрение, он привык к такому отношению, особенно в последнее время, его обидело именно то подозрение, которое он прочитал в её взгляде.

Он почувствовал кожей, мозгом, каждой своей клеточкой, что она подозревает его во всём: в том, что у него водятся вши, в том, что он давно не менял нижнее бельё, в том, что он горький пьяница и вконец опустившийся человек, в том, что он может пропить казённые деньги, прогулять работу, убить человека, задавить собаку и угнать машину. Он мог всё что только можно было сделать плохого.

И потому, что она почти всё про него думала неправильно, он и решил, что убьёт её.

И потому, что кое-что она думала про него правильно - он решил, что тем более убьёт её.

И он понял, что пора брать судьбу человечества в свои руки. Кругом бардак. Надо всё вычистить.

И он убил эту женщину. Убил, не посылая ей записок. Убил только потому, что она по его мнению попрала его, Санитара, человеческое достоинство.

Больше он так никогда не делал. И про бухгалтера Воинову не любил вспоминать. Это было если и не пятном, то облачком на его, как он сам считал, безупречном послужном списке в роли сперва Чистильщика, а потом Санитара. Вот почему вопрос Капранова про бухгалтера Воинову так его огорчил.

Он понял, что с этим человеком не найдёт понимания, а он уже посчитал его своим, он думал, что Капранов такой же, и делает точно то же самое, что и он, Санитар, только прикрываясь законом, и что вдвоём...

Санитар устал от одиночества, ему срочно требовался единомышленник. Но в этом случае обнаружил, что его не понимают, чему весьма огорчился, и совсем опечаленный, прекратил этот скучный и бесполезный разговор, вздохнув и повесив трубку, в душе уже сожалея, что позвонил. На душе у него было тяжело, он понимал, что ещё долго будет одинок в своей справедливой и жестокой войне за истребление зла.

Но он выбрал свой путь и должен был пройти его до конца, как бы тяжело ему ни было.