Счастливый билет

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

— Лиза, это Тони Молино. Он мне до смерти надоел, требуя, чтобы я вас познакомила. — Барбара Хини подтолкнула к Лизе одетого в смокинг высокого мужчину с гривой серебряных волос.

— Здравствуйте.

Они пожали друг другу руки, и тут кто-то врезался в Лизу сзади, да с такой силой, что она очутилась в объятиях своего нового знакомого.

— Опа! — воскликнул он, поймав ее.

— Простите, кажется, я пролила вино на ваш галстук. — И Лиза принялась промакивать пятно бумажной салфеткой.

— Не беспокойтесь, он мне все равно никогда не нравился. — Мужчина улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы. У него были необычные глаза, темно-серые с голубыми искорками, и изящное лицо с тонкими чертами.

— Если пятно вывести не удастся, я куплю вам новый галстук, — пообещала Лиза.

— Тогда я ни в коем случае не стану его выводить.

Лиза окинула Тони внимательным взглядом; в тоне его голоса ей послышалось не просто желание пофлиртовать. Он тоже смотрел на нее, и на его тонких губах играла странная улыбка, хотя серые глаза оставались серьезными.

— По какому случаю вечеринка? — неожиданно задал он вопрос.

— Если вы не знаете, значит, пробрались сюда без приглашения, — с упреком заявила Лиза. — Неудивительно, что здесь столько народу.

— Давайте уйдем отсюда и сделаем вид, будто смотрим спектакль. — Тони взял ее под локоть и повел со сцены к пятому ряду кресел.

Из толпы выбралось уже довольно много зрителей, рассевшихся теперь в первых рядах партера. Лиза заметила Ральфа и его нового друга, Адама.

— Вы так и не сказали мне, по какому случаю устроена вечеринка.

— А вы так и не признались в том, что проникли сюда без приглашения.

Похоже, Тони несколько опешил и растерялся.

— Ничего подобного. По крайней мере, я так не думаю. Я пришел вместе с Картером Стивенсоном и его супругой. Они заверили меня, что приглашены на торжество после окончания спектакля.

— Картер Стивенсон? Это имя кажется мне знакомым, — протянула Лиза.

— Надеюсь. Он — министр внутренних дел.

— Не нужно делать вид, будто вы шокированы, — с негодованием произнесла она. — Далеко не всех интересует политика.

— Опа! — повторил Тони. Он говорил с придыханием, сдавленным голосом, в манере, свойственной представителям высших слоев английского общества, растягивая гласные. — Так все-таки, — с деланым отчаянием полюбопытствовал он, — по какому случаю устроена сия вечеринка? Или это совершенно секретные сведения?

— Это государственная тайна, но я открою ее вам, раз уж вы пришли с министром внутренних дел. Сегодня состоялся последний показ спектакля «Занавешенное окно», главные роли в котором сыграли Ральф Лейтон и я. Кроме того, сегодня у меня день рождения.

— Примите мои поздравления, — сказал Тони, поднимая бокал. — А сколько вам лет — это тоже тайна или джентльмен не должен спрашивать о таких вещах?

— Вам лучше меня известно, о чем должен спрашивать джентльмен, — съязвила Лиза. — В Голливуде мне сбросили четыре года, но я считаю, что глупо и дальше притворяться. Я такая, какая есть; другими словами, мне пятьдесят.

— Пятьдесят! — изумился он. — Никогда бы не подумал.

— Мне говорят это весь день, и я начинаю злиться на себя, потому что чувствую себя польщенной.

— Вы самая красивая пятидесятилетняя женщина, которую я когда-либо встречал в своей жизни, — искренне заявил Тони. — Имейте в виду, я сказал бы то же самое, даже если бы вам было двадцать, тридцать или сорок. — Он улыбнулся, глядя ей в глаза, и Лиза поняла, что улыбается в ответ. Словно смутившись, Тони отвел глаза и вскочил на ноги. — Я иду за добавкой. — Он показал на свой стакан. — А как насчет вас?

— Спасибо, мне достаточно.

Лиза смотрела, как он поднимается по ступенькам сбоку от сцены, высокий, стройный и аристократичный в своем дорогом, хорошо сидящем смокинге. Через несколько секунд Тони затерялся в толпе. Лиза лениво принялась размышлять о том, что заставляет людей тянуться друг к другу — внешность, темперамент или просто половое влечение?

Почему Тони так настойчиво добивался знакомства с ней? Лиза надеялась, что он ничего не слышал о загуле, в который она ударилась после того, как оставила Нелли в Ливерпуле, бледную, с полными тоски глазами, но уже готовую вернуться к работе в школе, а сама прикатила в Лондон, загнав собственную скорбь глубоко внутрь себя.

Почти год Лиза напропалую веселилась на вечеринках, спала с теми, кто ей нравился, а иногда даже с теми, кто ей не нравился. Когда она просыпалась к полудню в чужой постели, с головой, раскалывающейся с похмелья, наступало время готовиться к предстоящей ночи. Очередная вечеринка, очередной незнакомец, чтобы не оставалось времени на гнетущее отчаяние и бесконечные вопросы — за что, за что, за что?

Разумеется, в конце концов Лиза опомнилась, купила себе небольшой домик в Пимлико[104], не желая пока слишком далеко уезжать от Нелли. Она еще успеет вернуться в Голливуд.

— О чем призадумались? — произнес вдруг чей-то голос.

Лиза удивленно подняла голову. Тони вернулся и смотрел на нее сверху вниз с вопросительной улыбкой на добродушном лице.

— Ни о чем особенном, — ответила она.

— В такой очаровательной головке не должно быть места мрачным мыслям.

— Не судите опрометчиво, — сказала Лиза. — Я думала о том, почему вы попросили Барбару Хини познакомить нас.

На его лице появилось озадаченное выражение.

— Я просто хотел пожать вам руку, вот и все. Не каждый день выпадает возможность познакомиться со знаменитой актрисой, особенно с такой красивой, как вы.

Лиза внезапно почувствовала, что ей надоели комплименты и пустые разговоры.

— Чем вы занимаетесь? — небрежно поинтересовалась она.

Тони, похоже, уловил перемену в ее настроении и ответил столь же небрежно:

— Я — ЧП.

— Что это значит — частный предприниматель или член парламента?

— Последнее, — с легкой обидой ответил он, и она с трудом скрыла улыбку.

— От какой партии?

— Консервативной, разумеется, — отозвался Тони, словно сама мысль о том, что он может принадлежать к какой-либо иной партии, была для него оскорбительной.

Лиза рассмеялась.

— О боже, что сказали бы мои родственники, узнай они о том, что я мирно беседую с вами!

— Они лейбористы?

— Причем убежденные… большинство из них, во всяком случае.

На выборах в 1979 году, то есть два года назад, Стэн, по словам Нелли, голосовал за консерваторов. «Собственно, я не виню его, — сказала сестра. — Когда в прошлом году умерла его мать, ее тело пролежало в морге несколько недель, потому что могильщики устроили забастовку в Ливерпуле. Как бы мы себя чувствовали, Лиз, если бы не могли похоронить маму?» И теперь, всякий раз, когда кто-либо из О’Брайенов терял работу из-за экономического кризиса, они во всем винили Стэна.

— А вы? — Тони с неподдельным интересом смотрел на Лизу.

— Я вообще не голосовала. Меня не интересует политика.

Он выразительно приподнял красивые, поразительно черные брови.

— Ага, плодородная почва. С удовольствием поработаю с вами.

— Тони, тебя подвезти до вокзала? — К краю сцены подошел невысокий пухлый мужчина и взмахнул рукой с зажатым в ней стаканом, привлекая их внимание. — Если ты не поспешишь, то опоздаешь на ночной поезд.

— Сейчас я тебя догоню, Картер. — Тони повернулся к Лизе: — Завтра я должен быть в своем йоркширском избирательном округе. Могу я увидеться с вами снова? Как вы смотрите на то, чтобы приехать ко мне на следующие выходные? У меня будет еще несколько гостей.

Лиза сморщила носик:

— Надеюсь, это будет не охота и не рыбная ловля?

— Никоим образом. Мы ограничимся едой и питьем, ну и светской болтовней. — Тони поцеловал ей руку. — Скажите, что приедете, пожалуйста.

— Вы меня уговорили, — произнесла она.

После того как он ушел, Лиза осталась на своем месте, глядя на сцену. Она видела, как Барбара Хини, их продюсер, ухватила под руку автора «Занавешенного окна», Мэттью Дженкса, поразительно красивого мужчину средних лет с гривой черных вьющихся волос. Лиза поморщилась. Мэттью был хорошим драматургом, пожалуй, даже блестящим, но способ, которым он воспользовался для достижения успеха, не вызывал у нее ничего, кроме презрения.

Вскоре после того, как четыре года назад Лиза поселилась в Пимлико, ей позвонил Ральф и сказал, что у него есть пьеса для двух актеров, которая прекрасно подходит им обоим.

— Я встретил этого парня, Мэттью, в поезде, когда возвращался с Эдинбургского фестиваля, — пояснил Ральф. — Мы разговорились, и он… В общем, он поселился у меня — ты же знаешь, после смерти Гэри у меня никого не было. И оказалось, что Мэттью — драматург. Почему бы тебе не заглянуть к нам вечерком? Мы вместе почитаем пьесу.

Лиза приехала, просто чтобы сделать ему приятное, и вынуждена была согласиться, что пьеса «Сухостой» действительно великолепна.

— Но я киноактриса, Ральф, — запротестовала Лиза. — Я просто боюсь выходить на театральные подмостки.

— Мэттью полагает, что ты идеально подходишь на роль Сары Вуд, — стоял на своем Ральф. — Когда я сказал ему, что мы — друзья, он сам предложил, чтобы я пригласил тебя.

И Мэттью, нервно суетившийся позади в обтягивающих джинсах и поношенном свитере, закивал головой.

— Разумеется, когда я писал пьесу, то не подозревал об этом, но когда Ральф упомянул ваше имя, я понял, что подсознательно имел в виду кого-то вроде вас.

— Я буду стоять столбом и не смогу сойти с места, — слабо сопротивлялась Лиза. — Даже если я выучу свои реплики назубок, я все равно забуду их в нужный момент.

— Давай хотя бы попробуем, — уговаривал ее Ральф. — Сделай одолжение мне, сделай одолжение Мэттью. Мы начнем репетировать потихоньку, без лишнего шума, а потом, если ты по-прежнему будешь упорствовать, мы найдем тебе замену.

Лиза неохотно согласилась, и как-то так получилось, что, несмотря на заверения Ральфа, газетчики пронюхали обо всем. «Звезда Голливуда появится на сцене у нас в Уэст-Энде», — прочла Лиза неделю спустя в театральной хронике, хотя Ральф клялся, что ничего не знал об этом, и она была склонна ему верить.

Репетиции превратились в настоящую пытку. Лиза чувствовала себе зажатой, скованной, и хотя вне сцены никогда не лезла за словом в карман, стоило ей оказаться на театральных подмостках, как она и предрекала, волнение брало верх и она моментально забывала все реплики. Если бы не тот факт, что все знали о том, что пьеса готовится к постановке, Лиза уже давно отказалась бы от этой роли. Продюсер, Барбара Хини, настоящая неряха, имеющая, впрочем, некоторый авторитет в театральном мире, была в отчаянии, и дублерша Лизы нетерпеливо облизывалась, надеясь хотя бы на несколько вечеров стать звездой во время предварительного турне по провинции, прежде чем в труппе появится еще одна знаменитая актриса.

Но в ночь премьеры случилось настоящее чудо. Во всяком случае, Лиза затруднялась подобрать другое слово для того, что произошло. Они начали с Норвича, и в театре яблоку негде было упасть. Нервы у Лизы звенели, как натянутые струны, и она отыскала Ральфа в гримерной, надеясь услышать от него слова утешения, но вместо этого обнаружила, что он выглядит совсем больным и лицо у него белое как мел.

— С тобой все в порядке? — с тревогой спросила она.

— Нет, мне страшно. У меня желудок подкатывает к горлу, но я всегда так чувствую себя перед премьерой нового спектакля.

— О господи! — застонала Лиза. — Я готова наложить на себя руки.

В зрительном зале померк свет, поднялся занавес, и Ральф фланирующей походкой вышел на сцену. Раздался гром аплодисментов. Лиза, не веря своим глазам, смотрела на него. Он выглядел совершенно спокойным и полностью владел собой.

— Твой выход, Лиза. — Кто-то толкнул ее в спину, и она вывалилась на сцену, нелепо размахивая руками, как полоумная, какой ей, собственно, и полагалось быть по сценарию.

От грома аплодисментов у Лизы перехватило дыхание — она никак не ожидала такого теплого приема. К ней направился Ральф, и внезапно все встало на свои места. Лиза видела, как аудитория ловит каждое ее слово, и чувствовала, что зрители поддерживают ее, заставляя показать все, на что она способна. Реплики и движения давались ей без труда, и постепенно Лиза все глубже и глубже погружалась в характер своей героини, пока, в самом конце, действительно не превратилась в Сару Вуд, жену школьного учителя.

— Я и в самых смелых мечтах не могла представить, что мне это понравится, — признавалась она Ральфу впоследствии. — Мне даже жаль, что спектакль закончился. На съемках со мной такого никогда не было.

Выступления на сцене стали для Лизы наркотиком, причем гораздо более сильным, чем кино. Они играли спектакль «Сухостой» целый год, и Лиза обнаружила, что с нетерпением ждет вечера, когда сможет выйти на сцену и перевоплотиться в свою героиню. Она точно знала, когда аудитория рассмеется или затаит дыхание, и эти звуки подстегивали ее, заставляя радовать зрителей и приковывать к себе их внимание. После того как ее с Ральфом несколько раз вызывали на «бис», Лиза была на седьмом небе от счастья, и иногда ей было нелегко вернуться на землю и вновь стать Лизой Анжелис.

— Почему ты не уговорил меня попробовать себя на сцене раньше? — приставала она к Ральфу. — Я чувствую, что нашла свое призвание.

Как только стало ясно, что пьеса «Сухостой» превратилась в самую популярную новинку сезона, Мэттью Дженкс вернулся к жене и детям.

— Я не знала, что он женат, — изумленно заявила Лиза.

— Я тоже, — с горечью ответил Ральф.

— Значит, никакой ты не гомосексуалист, верно?

— Верно, — равнодушно согласился Мэттью.

— Ты просто использовал Ральфа. Думаю, ты — настоящий подлец!

Он пришел к ней в гримерную с новым сценарием.

— Я хочу, чтобы вы прочли его, — с порога заявил Мэттью.

Похоже, ее оскорбления ничуть его не задели.

— Это было лишь средство для достижения цели, только и всего. — Он пожал плечами.

— А ты действительно случайно встретился с Ральфом? — полюбопытствовала Лиза.

— Нет. Я приехал в Эдинбург, чтобы завязать нужные знакомства, но, должен признаться, у меня ничего не вышло. Я уже возвращался домой, когда заметил Ральфа, выходящего из такси возле вокзала, и истратил последние деньги на билет в первый класс, а в вагоне сел напротив него. То, что он «голубой», ни для кого не секрет. Я сказал нужные слова, и Ральф предложил мне поселиться у него.

— А потом ты признался ему, что, по странному стечению обстоятельств, ты еще и начинающий драматург, — презрительно бросила Лиза.

— В самую точку, — нимало не смутившись, согласился Мэттью.

— У тебя что, недоставало веры в собственные силы, чтобы продвигать пьесы обычным путем?

Мэттью саркастически расхохотался.

— А что это за «обычный путь»? — поинтересовался он. — «Сухостой» отвергли восемнадцать театров; некоторые режиссеры хранили его у себя по целому году, а потом возвращали мне, не прочитав ни строчки. Дома у меня лежит еще с полдюжины пьес, ничуть не хуже этой. Шекспиру пришлось бы изрядно попотеть, чтобы пристроить в нынешнем Лондоне своего «Гамлета» — везде нужны знакомства. А я — всего лишь самый обычный парень, который понял, что без связей талант не стоит ни гроша. И когда я увидел свой шанс, то ухватился за него обеими руками.

— Я по-прежнему думаю, что ты — подлец, — холодно сказала Лиза.

— Вы можете думать обо мне все, что хотите. Но я предпочитаю называть это честолюбием. — Мэттью направился к двери. — Если я правильно помню, вы побывали замужем за двумя голливудскими режиссерами. Хотел бы я знать, чего бы вы достигли без их помощи.

— Я любила обоих, — возразила Лиза.

— Что ж, и Ральф мне нравится, — ответил Мэттью. — Вот почему свою новую пьесу я предлагаю в первую очередь ему. — Он кивнул на сценарий. — Это лучшее из всего написанного мной. Надеюсь, то, что случилось, не повлияет на ваше мнение, в противном случае вы причините вред себе, желая досадить другому. Мне, например. Ральф умен и играет прекрасно, и на сей раз я действительно написал эту роль для вас.

Мэттью заметил Лизу, сидящую в партере, насмешливо улыбнулся и отсалютовал ей бокалом. Она проигнорировала его, хотя и вынуждена была признать, что именно благодаря Мэттью последние годы стали для нее такими плодотворными и приятными. Она и подумать не могла, что будет получать удовольствие от лицедейства на сцене.

Барбара Хини прощалась с труппой. Лиза поднялась на сцену и догнала продюсера за кулисами.

— Давай я подвезу тебя на такси, а ты расскажешь мне о Тони Молино, — предложила она.

Барбара Хини делала вид, будто ничуть не интересуется личной жизнью других, но при этом знала буквально все о тех, кто пользовался хотя бы малейшей известностью, главным образом потому, что каждый день прочитывала «Гардиан»[105] от корки до корки.

— Мне известно лишь то, что я прочитала в газетах, — сообщила она Лизе по пути домой. — Тони не говорил тебе, что он — баронет? Кстати, он — сэр Энтони Молино.

— Сэр! — изумленно воскликнула Лиза.

— Этот титул принадлежит его семье вот уже несколько столетий. Тони унаследовал его от отца, который умер несколько лет назад, и стал членом парламента от Броксли в 1979 году, но чем он занимался до этого, я понятия не имею. Тони разведен, детей у него нет, живет он в старинном обветшалом особняке Феррис-Холл. — Барбара внезапно ухмыльнулась. — Он очень хотел познакомиться с тобой. Я сказала ему, что сегодня мы празднуем твой пятидесятый день рождения. Надеюсь, ты ничего не имеешь против.

— Ты говорила ему об этом? Он вел себя так, словно ничего не знал, — протянула Лиза.

— Наверное, ему просто нужен был предлог, чтобы польстить тебе, — сказала Барбара. — И, похоже, он в этом преуспел, раз ты им заинтересовалась.

— Так, совсем немножко, — беззаботно отмахнулась Лиза.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

В субботу утром они с Тони вместе поехали на поезде в Йоркшир.

— Надеюсь, вы ничего не имеете против — я не люблю ездить на машине на большие расстояния, — сказал он, когда позвонил Лизе, чтобы договориться насчет уик-энда.

Она заверила его, что думает так же:

— Я ненавижу шоссе, а грузовики приводят меня в содрогание.

Тони провел ее в купе первого класса. На нем было укороченное двубортное пальто и брюки из рейтузной диагонали.

— Спасибо вам за цветы, — сказала Лиза, когда они уселись. — Они чудесны.

— Я проторчал в цветочном магазине целую вечность, пытаясь решить, какие цветы более всего вам подходят. В конце концов я решил, что это — тигровые лилии, но в продаже их не было, поэтому пришлось удовлетвориться розами, хотя, конечно, они не в состоянии воздать должное вашей красоте.

Он оказался очаровательным и внимательным собеседником, но, по мере того как поезд все дальше удалялся от Лондона, Лиза начала понемногу уставать от бесконечных комплиментов. Ее не покидало неприятное ощущение, что Тони льстит ей, чтобы скрыть неуверенность в себе, а это было по меньшей мере удивительно. Казалось, в ее обществе он чувствует себя не в своей тарелке. Лиза попробовала ненавязчиво перевести разговор на его работу, и он принялся описывать ей будни парламентариев в Палате общин. Наконец-то разговор стал по-настоящему легким и занимательным.

Когда поезд в полдень подкатил к перрону вокзала в Йорке, Тони сказал:

— Здесь мы выходим. Вообще-то, на Броксли идет железнодорожная ветка, но поезда, похоже, ходят только там, где им хочется. Пойдемте, нас будут встречать.

На привокзальной площади их ждал довольно-таки старый «мерседес». К ним навстречу спешил сутулый мужчина лет шестидесяти.

— Добрый день, сэр Энтони, — вежливо поздоровался он.

— Добрый день, Мэйсон. — Тони коротко кивнул и помог Лизе забраться на заднее сиденье, предоставив Мэйсону самостоятельно укладывать их саквояжи в багажник. Он не сделал попытки представить Лизу, и она подумала, насколько все-таки отношения между нанимателем и работником в Англии отличаются от таких же отношений в Америке, где наемные помощники зачастую становятся друзьями или членами семьи, как та же Милли, к примеру.

— Как здесь красиво! — сказала Лиза.

Йорк остался позади, и сейчас они ехали по узкой дороге, с обеих сторон которой высились серые, поросшие мхом стены. К горизонту убегали лоскутные одеяла полей, составленные из кусочков зеленого, коричневого и желтого тонов. Время от времени на глаза Лизе попадались каменные дома, уютно приткнувшиеся у подножия холмов или горделиво высящиеся на их вершинах. Окружающая местность поражала своей грубоватой, непритязательной красотой, от которой захватывало дух.

Они свернули на очень узенькую дорогу, обсаженную боярышником, на кустах которого уже вовсю распускались красные и белые цветы. Живая изгородь внезапно оборвалась, сменившись высокой каменной стеной, и вскоре машина подкатила к широкому въезду, по бокам которого высились гранитные столбы. На одной стороне кованой железной решетки красовалась надпись «Феррис», а на другой — «Холл». Впереди виднелся внушительный трехэтажный особняк из светло-коричневого камня. Одна сторона дома была одета в строительные леса, хотя рабочих нигде не было видно.

— Вот мы и дома, — с гордостью сообщил Тони. — Это и есть Феррис-Холл.

— Он прекрасен, — покорно согласилась Лиза и подумала, что когда-то он и впрямь был красив, а сейчас казался обветшалым и запущенным. Рамы в высоких стрельчатых окнах почернели и сгнили, а каменная кладка осыпалась и зияла выбоинами.

Внутри особняк выглядел ничуть не лучше. В углах высокого потолка в холле темнели пятна сырости, под ногами громко поскрипывали половицы. Мебель была старинной, но, в отличие от обстановки в «Тимперлиз», срочно нуждалась в ремонте.

— Мэйсон проводит вас в вашу комнату, — сказал Тони. — А потом, быть может, вы соблаговолите сойти вниз и немножко выпить со мной.

Когда Лиза спустилась вниз, то обнаружила Тони в длинной и уютной, хотя и скудно меблированной комнате. Он разговаривал с краснощеким мужчиной, обладателем копны вьющихся каштановых волос.

— Лиза, дорогая моя. — В глазах Тони вспыхнуло удовольствие, словно ее появление стало для него приятным сюрпризом. Пожалуй, именно его бессознательное, мальчишеское очарование и привлекало ее в нем. Он подошел к Лизе и взял ее за руку. — Это Кристи Костелло, мой помощник и представитель.

— Здравствуйте. — Рукопожатие помощника оказалось крепким, почти болезненным. Это был высокий мужчина лет сорока. Он имел вид здорового человека, привыкшего много времени проводить на свежем воздухе.

— Не ирландский ли акцент я слышу? — полюбопытствовала Лиза.

— Совершенно верно — перед вами уроженец Белфаста. Только не говорите мне, что вы тоже ирландка. Я отказываюсь в это верить, с вашей-то внешностью. — В том, как он на нее смотрел, было нечто смутно знакомое.

— Боюсь, что вынуждена повергнуть вас в смущение: мои родители были ирландцами, хотя сама я никогда не была на исторической родине.

— Будь я проклят! У вас самые неирландские глаза, которые я когда-либо видел!

Гости, ожидавшиеся на уик-энд, начали прибывать немного позднее. Ими оказались две семейные пары среднего возраста. Мужчины были полны планов по дальнейшему развитию своей строительной компании, которой владели на паях. Они хотели заручиться поддержкой Тони, тогда как их супруги оставались застенчивыми и немногословными, не разговаривая даже между собой.

За ужином к ним присоединился Крис Костелло, и за едой мужчины наверняка бы монополизировали беседу, если бы Лиза не решила вовлечь их жен в обмен мнениями. В конце концов, Тони усадил ее во главе стола, очевидно, рассчитывая, что она возьмет на себя обязанности хозяйки.

Собственно, женщины оказались намного более интересными собеседницами, чем их мужья. Одна была социальным работником и работала неполный день, вторая управляла модным магазином женской одежды. Лиза сумела ненавязчиво заставить их разговориться, и обе принялись охотно рассказывать о своей работе, жизни и детях.

— А у вас есть дети, Лиза? — спросила одна из женщин.

— Нет. Боюсь, я слишком увлеклась собственной карьерой, — солгала она.

— И что же это за карьера?

Лиза улыбнулась. На их лицах не промелькнуло ни малейшего узнавания, когда Тони знакомил их.

— Я актриса, — сказала она.

Один из мужчин поперхнулся:

— Означает ли это, что вы — та самая Лиза Анжелис, кинозвезда?

— Разве вы меня не узнали? — рассмеялась Лиза.

— Да я не видел вас уже лет двадцать или около того. Господи, женщина, а ведь когда-то я был безумно в вас влюблен. — Он уставился на Лизу широко открытыми от восхищения глазами. — Вблизи вы выглядите даже лучше, чем на экране.

— Боб! — предостерегающе сказала его жена. — Ты ставишь мисс Анжелис в неловкое положение.

Лизу забросали неизбежными вопросами:

— Вы знакомы с Джоном Уэйном? А с Джеймсом Стюартом? А не встречались ли вы с Мэрилин Монро? Каково это — жить в Голливуде?

Она с легкостью выдержала допрос с пристрастием, уходя от одних вопросов, отвечая на другие и одновременно подавая знак Тони вновь наполнить бокалы.

Ужин закончился на веселой ноте, когда Боб упал на колено и сделал Лизе предложение.

— Когда-то я мечтал об этом, — признался он. — И это — единственная моя мечта, которая наконец сбылась.

После того как обе пары разошлись на ночь по своим комнатам, Крис заявил:

— Это лучший вечер на моей памяти. Вы великолепная хозяйка, Лиза. — Он повернулся к Тони и шутливо заметил: — Быстренько окольцуй ее, если она еще свободна. Такая женщина — сущий клад для честолюбивого, амбициозного политика.

Семейные пары отбыли в воскресенье после обеда, причем мужья выглядели весьма довольными собой.

— Я ничего не могу обещать, — расслышала Лиза слова Тони, когда они пожимали друг другу руки на прощанье, — но можете быть спокойны, я сделаю все, чтобы заронить идею о строительстве автомагистрали в голову начальника соответствующего департамента.

— Это все, о чем мы просим, сэр Энтони, — ответил один из мужчин.

Потом Тони предложил Лизе прогуляться по холмам и пустошам, окружавшим особняк со всех сторон.

Когда они поднялись на вершину, она оглянулась. Феррис-Холл, обнесенный стенами, показался ей издалека кукольным домиком, и его серая шиферная крыша сверкала в лучах яркого весеннего солнца. Особняк распространял вокруг себя ауру внушительности и незыблемости, казалось, он вырос из плодородной коричневой почвы, как столетние дубы, стоящие вокруг.

— Совсем как сцена из «Грозового перевала», — сказала Лиза. — Романтическая и первозданная.

— Я очень рад, что вам понравилось, — с некоторой даже робостью откликнулся Тони. — Я всей душой надеялся, что так оно и будет.

Тем вечером они отправились поужинать в маленькую пивную в Броксли. Лиза надела ярко-красное полотняное платье спортивного покроя с черным болеро. Она зачесала волосы назад, закрепив их на испанский манер изящным красным гребнем.

Тони ждал Лизу у подножия лестницы, и его глаза округлились от восхищения, когда он увидел ее.

— Вы выглядите просто великолепно! — благоговейно прошептал он. Взяв Лизу под руку, Тони увлек ее наружу, где их ждал «мерседес». — Я до сих пор не могу поверить в то, что мне повезло и вы согласились приехать. Откровенно говоря, я боюсь, что стоит мне зажмуриться, как вы исчезнете.

Лиза рассмеялась.

— Я не намерена исчезать, поверьте мне.

Тони сел за руль, и они поехали в городок. Водителем он оказался нервным и не слишком умелым, и Лиза поймала себя на том, что то и дело нажимает ногой на педаль воображаемого акселератора, чтобы заставить автомобиль двигаться быстрее по узким, обсаженным деревьями дорогам.

Они въехали в Броксли со стороны жилого микрорайона, застроенного домами из красного кирпича, где на тротуарах играли дети. Центр городка оказался вполне старомодным и хорошо сохранившимся. Здесь на каждом шагу попадались каменные домики, выглядевшие, подобно Феррис-Холлу, так, словно стояли тут испокон веков. В самом конце Хай-стрит виднелось огромное закопченное здание какой-то фабрики, на железных кованых воротах которой висел деревянный щит с надписью «Спринг инжиниринг».

— Просто бельмо на глазу, — недовольно заметил Тони, когда они проезжали мимо. — Я бы хотел избавиться от нее.

— Почему? — спросила Лиза. — Там люди зарабатывают себе на жизнь. Полагаю, им все равно, как фабрика выглядит снаружи.

Тони был слишком занят, загоняя «мерседес» на стоянку перед пивной, чтобы ответить.

Когда они вошли в здание с низким потолком, поддерживаемым массивными балками, навстречу им устремился хозяин заведения.

— Рад видеть вас, сэр Энтони. Давненько вы не появлялись в городе.

— Увы, Клаф, я себе не принадлежу. В Вестминстере у меня очень много работы.

— Фергюс тем не менее всегда находил для нас время. — С лица хозяина не сходило дружелюбное выражение, но Лиза уловила в его тоне недовольство. — Он всегда был рядом, наш Фергюс, когда в нем возникала надобность.

Тони пробормотал нечто неразборчивое и, когда они уселись, заметил:

— Нам не следовало приходить сюда. Клаф — приятель Фергюса Ломакса. Он меня недолюбливает.

— Быть может, он относился бы к вам иначе, если бы вы звали его по имени или добавляли «мистер» к его фамилии, — заметила Лиза. — Это же Средневековье — называть человека по фамилии. Или вы ожидали, что при вашем появлении он возьмет под козырек и встанет по стойке «смирно»?

Тони с недоумением уставился на нее.

— Но ведь он всего лишь содержатель пивной!

— Что ж, а вы — всего лишь член парламента.

Тони нахмурился, и Лиза видела, как он старается уразуметь смысл, который она вложила в свои слова.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он наконец. — Надо снизойти до их уровня, другими словами.

— Я совсем не это хотела сказать, — решительно заявила Лиза. — Просто обращайтесь со всеми, как с равными.

Тони внезапно улыбнулся.

— А вы легко находите общий язык с окружающими, верно? В будущем я, пожалуй, стану прислушиваться к вашим Советам.

— В таком случае, когда мы будем уходить, пожмите мистеру Клафу руку, скажите, что еда была превосходной, и спросите, нет ли у него проблем, которые вы могли бы решить. — Когда Тони задумчиво кивнул, она поинтересовалась: — А кто такой Фергюс, кстати?

— Фергюс Ломакс более тридцати лет представлял этот избирательный округ. Боюсь, что когда на последних выборах он ушел на покой, то забрал с собой много голосов своих почитателей. И мое «большинство» в два раза меньше, чем у него.

— Значит, сэру Энтони Молино следует постараться привлечь на свою сторону как можно больше избирателей, — сказала Лиза. — Чтобы на следующих выборах ваше «большинство» возросло.

Перед тем как уехать в понедельник утром, Лиза разыскала миссис Мэйсон, которая приготовила восхитительное угощение на уик-энд. Они с мужем занимали маленькую квартирку над гаражом. Это была невысокая хрупкая женщина с постоянно нахмуренным лбом и спрятанными под черной вязаной сеточкой седыми волосами. Она с удивлением посмотрела на Лизу, когда та вошла в старомодную кухню с выскобленными деревянными столешницами, глубокой белой эмалированной раковиной и полом, выложенным каменной плиткой. Даже холодильник и плита с отколотой эмалью выглядели антикварными раритетами. В комнате было холодно, и по ногам тянуло сквозняком. Во всех четырех углах от потолка отваливалась штукатурка.

— Я зашла, чтобы поблагодарить вас за чудесное угощение. Просто пальчики оближешь! Я и не подозревала, что йоркширский пудинг может быть таким вкусным.

Учитывая то, в каких условиях приходилось работать этой женщине, она буквально творила чудеса.

— Благодарю вас, мадам, — пробормотала миссис Мэйсон, словно не привыкла к тому, чтобы ей говорили «спасибо».

— Прошу вас, не зовите меня «мадам». Ненавижу подобное обращение. Если мы станем друзьями, я бы предпочла, чтобы вы называли меня Лизой — или мисс Анжелис, если вам трудно заставить себя называть меня по имени.

— Означает ли это, что вы намерены вернуться? — с любопытством осведомилась женщина.

— Похоже, что так, — улыбнулась Лиза.

Тони прилежно ухаживал за ней. Почти каждый день в доме Лизы в Пимлико появлялись изысканные букеты цветов, к которым прилагался подарок — флакончик духов, шелковый шарфик, дорогая шоколадка. Как-то утром Тони появился на пороге с корзинкой для пикника из «Хэрродса».

— Сегодня замечательная погода, — произнес он. — Думаю, самое время позавтракать al fresco[106] в Гайд-парке.

В другой раз посыльный доставил Лизе овальный портрет-миниатюру в тяжелой золотой раме. На нем была изображена она, и по позе Лиза догадалась, что портрет был нарисован по ее фотографии, снятой у дверей театра, в котором шел спектакль «Занавешенное окно». «Даже Рембрандту было бы трудно передать вашу красоту на холсте», — гласила приложенная к портрету записка.

Раз в несколько дней Лиза приезжала в Феррис-Холл и постепенно полюбила мрачный холодный особняк. Она репетировала новую пьесу, и Тони так часто наведывался в театр, чтобы посмотреть на нее, а потом приглашал на ужин, что Лиза даже упрекнула его.

— Разве вам не нужно бывать в Палате общин? В конце концов, именно за это вам и платят деньги.

А Тони, похоже, нравилось, когда она бранила его, и он в ответ лишь застенчиво, как мальчишка, улыбался.

— Там очень скучно. Лучше я побуду с вами.

Несколько раз он приглашал ее в здание парламента. Лиза сидела на галерее для посетителей, наблюдая за ходом заседаний, приводивших ее в восторг. Особое впечатление на нее произвело то, что избранные представители вели себя, как избалованные дети. Маргарет Тэтчер, премьер-министр, явно пребывала в своей стихии, сидя на деревянной скамье перед «красным ящиком»[107]. Она являла собой властную, внушительную фигуру. Собственно, таким и должен быть руководитель страны. Но симпатии Лизы все-таки были на стороне лидера оппозиции, Майкла Фута, обходительного, галантного джентльмена, обладавшего редким даром красноречия.

Лиза знала, что Тони собирается сделать ей предложение, хотя иногда и спрашивала себя, а не следует ли ей дать ему понять, что его надежды напрасны. Но с ее стороны было бы жестоко водить его за нос, а потом отвергнуть; к тому же Лизе не хотелось прерывать их отношения. В его обществе она чувствовала себя единственной, желанной, неповторимой, не такой, как все. И когда Тони предложил ей выйти за него замуж, она ответила:

— Вы мне нравитесь, Тони, но я не люблю вас.

— Зато я вас обожаю! — пылко вскричал он. — У меня хватит любви для нас обоих. Скажите «да», заклинаю! Мы с вами замечательно ладим, и нам так хорошо вместе.

— Я знаю, но тем не менее я должна подумать над вашим предложением.

Замужество — это лотерея. Лиза усвоила эту простую истину много лет назад. Двух людей может соединить безумная страсть, которая закончится тем, что они возненавидят друг друга, потому что за этим ничего не стояло: ни взаимной симпатии, ни дружбы. Как бы там ни было, пожалуй, не стоило слепо рассчитывать на пылкую любовь в пятидесятилетнем возрасте. В их годы надежной основой могли бы скорее стать привязанность и желание иметь спутника жизни, чтобы не остаться в одиночестве.

Когда Лизу пригласили в Честер на крестины — жена Дугала родила двойняшек, — она подумала: «Я всегда езжу на север одна и никогда не беру с собой спутника».

Она предложила Тони составить ей компанию, и он с готовностью согласился. Он купил для малышей золотые часы, и Лиза воскликнула:

— Им всего-то две недели от роду!

Сконфузившись, Тони ответил:

— Я просто не знал, что им подарить. Но ведь когда-нибудь они вырастут!

Во время недолгого визита Тони не находил себе места.

— Ваши родственники оценивают меня, — прошептал он, когда они выходили из церкви. — Пытаются понять, достаточно ли я хорош для вас.

— Что ты о нем думаешь? — немного погодя поинтересовалась Лиза у Нелли.

— Он кажется мне милым, довольно застенчивым и невероятно щедрым. Эти часы наверняка стоят целое состояние. Помнишь, как говорила мама? Щедрость скрывает множество грехов.

— Помню, только вот я так и не решила, хорошо это или плохо, — сухо ответила Лиза.

Нелли ласково потрепала ее по руке.

— Думаю, это хорошо. Этот мужчина безумно влюблен в тебя — ты бы видела, какими глазами он на тебя смотрит! Но если ты раздумываешь, выходить за него замуж или нет, то, Лиз, только твое сердце может подсказать тебе правильный ответ. А я могу лишь добавить, что меня очень беспокоит, что ты все время живешь одна.

Тем же вечером они с Тони сели в поезд, идущий в Лондон.

— Фу-у! — Он с искренним вздохом откинулся на спинку сиденья. — Это было настоящее боевое крещение. Как вы думаете, я им понравился? — с тревогой поинтересовался он.

Лиза рассмеялась. Учитывая его положение в обществе, неуверенность в себе и желание угодить выглядели очаровательно.

— Они полюбили вас, — успокоила она Тони.

Он улыбнулся ей своей мальчишеской улыбкой.

— Что ж, это уже кое-что. Если вы не любите меня, то, по крайней мере, меня любит ваша семья! Пожалуй, мне стоит предложить им выйти за меня замуж.

Лиза не ответила. Во время крестин она думала о том, как хорошо иметь кого-нибудь рядом. Людям на роду написано жить в паре, а у нее уже давно никого не было. Даже если она никогда не сможет полюбить Тони, это не имеет значения. Как он и говорил, они хорошо ладят. Лиза посмотрела в темное окно и увидела в нем отражение Тони, сидящего напротив. Он в упор глядел на нее, и на его лице читалось сильное волнение.

— Я буду идиоткой, если отвергну ваше предложение, — сказала она наконец, и он наклонился к ней, схватил ее руки и принялся покрывать их поцелуями.

Они решили ограничиться короткой церемонией в регистрационном офисе. Лиза пригласила Ральфа и Адама, Барбару Хини, Нелли и Стэна.

— Член парламента от консерваторов! Хорошо, что ты не заикнулась об этом во время крестин. Джимми мог запросто линчевать его, — заявила после церемонии Нелли. — А мама так вообще наверняка перевернулась в гробу. С другой стороны, она бы прожужжала уши всем соседям на Чосер-стрит, рассказывая о том, что ее Лиззи стала леди Лиза Молино. Она была ужасным снобом, наша мама, на свой лад, конечно.

— Леди Лиза! Это звучит, как название косметической торговой марки. Я не стану пользоваться титулом, если это будет зависеть от меня, а когда другого выхода не будет, я стану представляться как леди Элизабет.

— Значит, ты опять замужем? Это уже твоя третья свадьба, на которой я присутствую. — Ральф поцеловал ее. — Будем надеяться, что это навсегда.

Медовый месяц они провели в Америке, в «Тимперлиз». После смерти Люка Лиза возвращалась сюда всего несколько раз. Хлоя со своим мужем Альбертом переселились в детскую, и они вдвоем следили за порядком в огромном особняке.

Прибыв вместе с Тони, Лиза намеренно сначала расцеловала Хлою и Альберта, и только потом представила их как своих хороших друзей. Она осталась довольна, когда Тони не выказал явных признаков смущения оттого, что его представляют слугам. Если потребуется, Лиза готова была за уши тащить своего нового мужа в мир конца двадцатого века.

— Должно быть, эта мебель стоит целое состояние, — заметил Тони, когда Лиза повела его по дому, и с каждой новой комнатой челюсть у него отвисала все сильнее.

Она показала ему студию и испытала неожиданную ностальгию, вспоминая возмутительное поведение Дента, когда он привел ее сюда в тот памятный уик-энд. Мужчина, стоящий рядом с ней, был совершенно не похож на Дента — и на Басби тоже, если на то пошло. Лизу всегда привлекали эксцентричные мужчины, настоящие, яркие личности. О чем она думала, собираясь прожить остаток жизни рядом с этим робким, неуверенным в себе человеком, у которого, в сущности, так мало интересов и который даже не умеет поддерживать разговор? Ностальгия сменилась страхом. Неужели она совершила чудовищную ошибку? Лиза, как слепая, повернулась к своему мужу, готовая вот-вот расплакаться. Она отчаянно нуждалась в утешении, но Тони уже шел вдоль стен, рассматривая картины, и не заметил ее угнетенного состояния.

— Полагаю, когда-нибудь они будут представлять большую ценность, — заявил он.

Лиза взяла себя в руки.

— Я никогда не продам картины Дента, — негромко сказала она. — Парочку полотен я, пожалуй, возьму с собой.

— Знаешь, — сказал ей Тони немного погодя, — ты можешь получить недурной доход, сдавая «Тимперлиз» или продав его. Как по-твоему, сколько он может стоить?

— Понятия не имею. И я не намерена ни сдавать, ни продавать его. — Лиза рассмеялась, стараясь скрыть раздражение. — Я и не подозревала, что тебя настолько интересуют деньги, дорогой. У меня такое чувство, будто я вышла замуж за управляющего банком.

Тони тут же раскаялся.

— Просто я поражен, — произнес он извиняющимся тоном. — «Тимперлиз» — это же настоящая пещера Аладдина.

— Прости меня, — пробормотал Тони. — Мне очень жаль, правда. Со мной такого никогда не было. Я не знаю, что случилось.

— Наверное, ты перенервничал, — сказала Лиза, нежно целуя его. Что это, игра ее воображения или он действительно напрягся и оцепенел, когда она коснулась его губами? — Может, я помогу тебе? — Лиза провела рукой по его телу. На сей раз она убедилась, что ее воображение ни при чем. Тони резко отпрянул от нее.

— Скоро все наладится, — мягко сказала она. — Не волнуйся.

Лиза предпочла бы поговорить о том, что произошло, но Тони лежал неподвижно и молчал, поэтому она отвернулась и попыталась заснуть. За те несколько месяцев, что они были знакомы, все его ласки сводились к поцелую в щеку, но Лиза приписывала его сдержанность старомодному кодексу чести, а не отсутствию желания. В его глазах и словах было достаточно страсти, чтобы убедить ее в том, что ему очень хочется заняться с ней любовью. Наверное, Тони так давно не был с женщиной, что понадобятся осторожные ласки с ее стороны, чтобы к нему вернулась уверенность.

Спустя долгое время он прошептал:

— Лиза?

По его тону она догадалась, что он не пытается привлечь ее внимание, а всего лишь проверяет, спит она или нет. Она не ответила. Через несколько мгновений до ее слуха донесся шорох простыней, и он тихонько выскользнул из постели и вышел из комнаты.

После его ухода Лиза перевернулась на спину и уставилась в потолок.

— Вот дерьмо! — громко выругалась она. — Ну почему мне всегда так чертовски не везет с мужчинами?

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

— Ты хочешь сказать, что вы ни разу не занимались любовью? — изумленно переспросила Нелли. — За восемнадцать месяцев брака?

— Ни единого, — с надрывом подтвердила Лиза.

— Господи, Лиза, но это же ужасно! Почему ты не разведешься?

Лиза сидела на полу, прислонившись спиной к ножке кресла. Она подняла голову, с изумлением глядя на сестру.

— Очень хороший вопрос, особенно учитывая то, что задает его католичка!

Нелли покраснела и сказала, защищаясь:

— Ты ведь уже дважды разводилась. Не думаю, что еще один раз будет иметь какое-либо значение.

— Вот почему мысль об этом даже не приходила мне в голову, — сказала Лиза. — Я не желаю вновь признавать свое поражение. Собственно, о каком поражении я говорю — во всех остальных отношениях мы прекрасно ладим. Тони по-прежнему ведет себя, как пылкий влюбленный, посылает мне цветы и маленькие подарки, устраивает приятные сюрпризы. Он заставляет меня чувствовать себя единственной и желанной.

Было воскресенье, и время приближалось к полуночи. Утром Нелли должна была присутствовать на конференции старших преподавателей и потому ночевала у Лизы. Перед этим они сходили поужинать, а когда вернулись домой в Пимлико, Лиза откупорила бутылку вина, потом еще одну, и сейчас сестры уже немного опьянели и пришли в самое подходящее расположение духа, чтобы поделиться друг с другом своими секретами. Нелли сбросила туфли, расстегнула блузку и теперь полулежала на диване.

Сестры долго молчали, погрузившись в свои мысли. Лиза взяла в руки бутылку и вновь наполнила стаканы.

— Но ты хотя бы счастлива? — внезапно поинтересовалась Нелли.

Лиза немного помедлила, прежде чем ответить.

— Да, — произнесла она наконец. — Сейчас я действительно получаю от жизни удовольствие. Тот факт, что у нас с Тони нет — как бы это поточнее выразиться — надлежащих отношений, означает, что я не обязана все время находиться рядом с ним, поэтому я летаю в Америку, когда мне того хочется. Ты же знаешь, в прошлом году я снялась там в одном фильме. Когда начинается театральный сезон и на сцене идут мои пьесы, я живу здесь, хотя Тони полагает, что я должна продать этот дом и переселиться в его квартиру в Вестминстере. Почти все уик-энды я провожу в Йоркшире, играя роль жены члена парламента, и меня все больше начинает интересовать политика. Собственно говоря, я разбираюсь в ней даже лучше Тони. Еще никогда в жизни я не была так занята. И лишь десять-пятнадцать минут в день я чувствую себя одинокой.

— И когда же?

— Когда ложусь в постель, — ответила Лиза.

— Ох, Лиз! — Нелли наклонилась и погладила сестру по плечу. — Интересно, а со своей первой женой Тони вел себя так же?

— Понятия не имею. — Лиза пожала плечами. — Мне известно лишь, что детей у него нет. Он не хочет разговаривать о своей бывшей супруге, и я его вполне понимаю.

Нелли смотрела на сестру. На ее лице было написано беспокойство. Лиза быстро добавила:

— Наверное, не нужно было рассказывать тебе об этом. Честное слово, Нелл, я очень счастлива, так что не беспокойся обо мне, пожалуйста. — Она одарила сестру ослепительной улыбкой, чтобы показать, что у нее все в порядке, и продолжала: — Давай поговорим о чем-нибудь другом. Недавно ты упомянула, что Джимми опять уволили по сокращению штатов. Жаль, что они не соглашаются принять от меня финансовую помощь.

Старшие братья наотрез отказались брать у Лизы деньги, когда она предложила помочь им пережить экономический кризис.

— Боюсь, они считают это благотворительностью с твоей стороны, хотя я не уверена, что их жены с ними согласны. — Нелли взъерошила рукой свои почти полностью седые волосы, отчего те встали дыбом, образуя полупрозрачный нимб вокруг ее головы. — Я, например, приняла бы твою помощь, хотя Стэн наверняка не позволил бы мне этого сделать.

Лиза нетерпеливо тряхнула головой.

— Мне кажется, что в трудную минуту семья должна держаться вместе. У меня на счету в банке мертвым грузом лежат миллионы.

— Я поговорю с их женами, — пообещала Нелли. — Посмотрим, может, они сумеют пробить ослиное упрямство своих мужей. — Она потянулась за своим бокалом, и обручальное кольцо соскользнуло с ее пальца. — Когда-нибудь я потеряю его.

— Отдай кольцо в ювелирную мастерскую, пусть его уменьшат в размере, — посоветовала Лиза.

— Стэн не разрешает мне этого делать. Он говорит, что это я должна стать толще.

Лиза украдкой взглянула на сестру. После смерти Люка Нелли буквально высохла, превратившись в жалкое подобие себя прежней. Глядя в ее осунувшееся лицо, на котором навеки застыла печаль, Лиза мягко спросила:

— Как ты живешь, Нелл? Ты уже оправилась после…

Нелли не дала ей договорить и с тоской ответила:

— Я никогда не оправлюсь после потери Люка, Лиз. Никогда. Даже на смертном одре я буду жалеть о том, что его нет рядом, чтобы проводить меня в последний путь. Не проходит ни дня, ни часа, чтобы я не думала о нем. Сейчас ему было бы уже двадцать и он бы учился в университете — он всегда хотел изучать экономику. Для меня Люк жив и живет той жизнью, о которой мечтал. Я пытаюсь представить себе, как бы он выглядел сейчас, какого роста он был бы, какого размера одежду носил бы. Отрастил бы длинные волосы и стал бы походить на обычного нечесаного и неряшливого студента? Когда я вижу матерей с взрослыми сыновьями, я так сильно злюсь и завидую им, что мне хочется закричать: «Это несправедливо, несправедливо!»

Голос у Нелли охрип и сорвался, но она сдержалась и не заплакала. «Наверное, у нее просто не осталось слез», — подумала Лиза.

— Прости меня, Нелл, мне не следовало спрашивать об этом.

Нелли яростно затрясла головой.

— Нет, напротив, я рада твоему вопросу. Мне становится легче, когда я разговариваю об этом. Мы со Стэном никогда не касаемся этой темы, и все остальные тоже избегают вспоминать Люка, боясь расстроить меня, хотя я бы предпочла, чтобы все было по-другому. Я начинаю спрашивать себя, а жил ли Люк вообще, ведь никто не произносит вслух его имени.

Она со вздохом поднялась с дивана.

— Пожалуй, я пойду спать. Завтра мне рано вставать. — Заметив свое отражение в зеркале, Нелли поморщилась. — Я выгляжу, как драная кошка, как говорила наша мама. — Она с любопытством посмотрела на Лизу. — Интересно, почему мы все такие разные?

— Что ты имеешь в виду?

— Мальчишки все на одно лицо, они и выглядят как родные братья, а вот мы, девочки… У Джоан — бледная кожа и рыжие волосы, а мы с тобой темненькие. — Она нахмурилась. — У отца ведь были голубые глаза, верно?

— Кажется, да.

— И у мамы тоже. По-моему, я где-то читала, что у голубоглазых родителей не может быть кареглазых детей, это как-то связано с генами. — Нелли рассмеялась. — Или ты думаешь, что мама могла завести роман на стороне?

И тут Лиза вспомнила слова, которые Китти сказала ей перед смертью. Она почти не думала об этом, сочтя ее признание бредом смертельно больной пожилой женщины. И, несмотря на то, что только что сказала Нелли, Лиза и в дальнейшем хотела бы придерживаться такого же мнения.

— Кто, мама? — Она фыркнула. — Скорее уж рак на горе свистнет, как она частенько повторяла!

Нелли отправилась в постель, а Лиза осталась сидеть на полу, вылив последние капли вина в свой бокал.

— Кто деньгам не знает цены, тому не избежать нужды, — вслух произнесла она, обращаясь к пустой комнате.

Вспоминая разговор с Нелли, она сказала себе: «Я счастлива. Я живу полной жизнью, а Тони — очаровательный спутник, внимательный и заботливый. Он очень меня любит». Ей не давали покоя невеселые мысли о том, почему после первой неудачи он больше не делал попыток лечь с ней в постель. Наверное, Тони было стыдно и он боялся опять оплошать. К этому времени Лиза уже привыкла спать отдельно, хотя до сих пор испытывала неловкость, когда в Феррис-Холле желала Тони спокойной ночи и уходила в свою комнату. Как он мог обожать ее, по его же словам, и при этом не прикасаться к ней? Раз или два Лиза попыталась заговорить об этом, но Тони нетерпеливо обрывал ее, переводя разговор на другую тему. То же происходило и тогда, когда она расспрашивала Тони о его первой жене.

Наверху заскрипела кровать. Это Нелли ворочалась во сне. Звук долетал столь же отчетливо, как если бы она спала здесь, в этой самой комнате. Дом был ленточной застройки, возведенный для ремесленников в конце прошлого века, и стены здесь были словно бумажные.

Лиза с любовью обвела взглядом комнату. Она влюбилась в это место, едва ступив с шумного тротуара Пимлико в узкий коридор, и ее охватило странное чувство, будто она уже жила здесь когда-то. Агент по продаже недвижимости очень удивился, когда Лиза без раздумий заявила, что хочет купить этот дом.

— Я полагал, что вы захотите приобрести что-нибудь более роскошное, — заметил он. Впрочем, цена оказалась достаточно высокой, чтобы у Лизы от изумления отвисла челюсть.

Предыдущие владельцы вложили немало сил и средств в переделку дома. Комнаты на первом этаже были объединены в одну, и теперь лишь кирпичная арка напоминала о том, что здесь когда-то была перегородка. Комната для стирки белья превратилась в ванную, стены в которой до самого потолка были выложены кремовой плиткой с золотистыми искорками, а в кухне, благодаря умелой планировке, разместились все кухонные агрегаты, о которых только могла мечтать любая домохозяйка. Иногда Лиза спрашивала себя, что подумали бы первые жильцы этого дома, если бы увидели, во что сейчас превратилось их скромное жилище — настенные бра в виде старинных фонарей, плюшевые ковры, стулья и кресла, обитые полосатой тканью. Она повесила на стену одну из картин Дента, замечательное изображение «Тимперлиз», выполненное маслом, хотя никто не догадался бы, что это дом.

Лиза выключила свет; комната погрузилась в полумрак, освещаемая лишь отблесками фонарей, всю ночь напролет горевшими в патио, — другими словами, на прежнем заднем дворе. И вдруг Лиза поняла, почему дом показался ей таким знакомым. Он ведь почти в точности повторял их жилище на Чосер-стрит! Она обошла комнату по кругу. Вот здесь была гостиная с цветастым линолеумом на полу, тут стояла кровать мамы, когда она спала внизу, а вон там был большой черный камин, под углом к которому стояло кресло Тома.

Пожалуй, она выпила слишком много, потому что ее вдруг охватило странное чувство. Лизе показалось, что если она сейчас зажмурится, а потом откроет глаза, то вновь окажется на Чосер-стрит и все, что случилось с ней после того, как она сбежала оттуда, растает без следа. Ей снова будет пятнадцать, и впереди ее будет ждать целая жизнь.

Нет, она ни за что не расстанется с этим домом, как бы ни настаивал на этом Тони. В квартире в Вестминстере вечно толпились приятели Тони, которые приходили, чтобы сыграть в карты. Лиза не будет знать, как себя вести, а отдельной комнаты, где она бы никому не мешала, там не было. «Кстати, — вдруг подумала она, — почему Тони так настаивает на продаже?» И не только этого дома, но и «Тимперлиз», и даже ее доли в компании «О’Брайен продакшнз».

Потому что он женился на тебе ради твоих денег, вот почему.

Ну вот, она наконец призналась себе в том, что давно подозревала. Хотя эти мысли преследовали ее уже давно, Лиза упорно гнала их прочь.

Она устало опустилась в кресло. Ей вдруг нестерпимо захотелось закурить. Лиза отказалась от этой привычки двенадцать лет назад, после того как мама умерла от рака легких, но временами на нее находило неудержимое желание вновь взять в руки сигарету. Поначалу Тони ограничивался лишь туманными намеками: дескать, крыша в Феррис-Холле протекает — шифер трескается, и дождь заливает чердак — и нуждается в ремонте. Лиза предложила заплатить, была составлена смета, и она выписала чек на пять тысяч фунтов, но в трещины по-прежнему текла дождевая вода, а Тони всячески увиливал от ответа на вопрос, когда же появятся рабочие.

То же самое произошло и с центральным отоплением.

— Как славно здесь будет, — повторял он, и его глаза загорелись восторгом, когда Лиза пошутила:

— Я подарю тебе центральное отопление на Рождество!

Но хотя она вручила мужу чек, завернутый в подарочную бумагу и подвешенный на елку, особняк по-прежнему оставался холодным и нетопленым.

— Я все еще не решил, какая система лучше, — туманно заявил Тони, когда Лиза в очередной раз напомнила ему об этом.

А когда речь зашла о смене проводки — Тони утверждал, что старая пришла в полную негодность, — Лиза сама пригласила электриков. И пусть он отнесся к этому в своей добродушной манере, ее не покидало ощущение, что в глубине души ее муж испытывает раздражение. Она старалась не думать о том, что он вытягивает у нее, своей жены, деньги под разными надуманными предлогами.

Несколько месяцев назад Тони обратился к ней с просьбой:

— Дорогая, ты не могла бы сделать мне огромное одолжение и оплатить несколько чеков?

Он был так очарователен, неуверенно глядя на нее, на его губах играла мальчишеская улыбка.

— Конечно, — ответила Лиза не раздумывая и взяла у него пачку счетов.

В конце концов, она ведь тоже жила в Феррис-Холле, так что не будет ничего плохого в том, если она возьмет на себя часть расходов по его содержанию. В стопке лежали счета за электричество, налог на автомобиль, местные налоги за полгода и чеки за прочие хозяйственные расходы. И хотя Лиза с готовностью оплатила их, она ощутила легкую досаду, когда через месяц обнаружила у себя на туалетном столике очередную пачку рядом с чудесным букетом алых роз. «Он мог бы и попросить», — сказала она себе. Цветы очень походили на взятку.

Судя по той информации, которую ей с превеликим трудом удалось выудить у миссис Мэйсон, сэр Камерон Молино, отец Тони, оставил сыну в наследство кругленькую сумму вместе с большим количеством облигаций от первоклассных заемщиков и акций, приносящих большие дивиденды. И куда же подевались эти деньги, если всего через пять лет Тони пришлось просить жену оплатить расходы на содержание дома?

Кровать Нелли снова скрипнула, и Лиза понадеялась, что сестра все-таки сумеет заснуть после такого количества выпитого. Внезапно ее охватило непреодолимое желание подняться наверх и сказать: «Нелл, я обманула тебя. Я совсем не счастлива, во всяком случае в том, что касается некоторых сторон моей жизни, — проще говоря, в браке».

Но Лиза подавила этот порыв. Завтра, когда наступит новый день, все встанет на свои места.

Ее разбудил телефонный звонок. Лиза сняла трубку и охрипшим со сна голосом пробормотала:

— Алло.

— Лиза, ты смотрела телевизор вчера вечером? — Звонил Ральф, и он явно был взволнован.

— Нет, у меня гостит Нелли, и мы…

— Господи милосердный, Лиза, случилось нечто ужасное… — Он всхлипнул.

Она быстро села на постели, и сон слетел с нее в одно мгновение.

— Дорогой, что случилось?

— Вчера вечером я видел передачу об этой новой болезни, она называется СПИД. Ты слышала о ней?

— Да, я читала о ней в газетах. — Господи, неужели Ральф заболел?

— Гэри наверняка умер из-за нее, потому что симптомы те же самые.

— Я тоже думала об этом, — сказала она, удивляясь тому, что Ральф вдруг разволновался из-за этого спустя столько времени.

— Разве ты не понимаешь, Лиза? — в отчаянии вскричал он. — Он заразился ею от меня!

— Ох, Ральф, как ты можешь быть в этом уверен?

— Я просто знаю, и все. Ее еще называют «голубой чумой». Я был единственным любовником Гэри — я был единственным, от кого он мог подцепить эту болезнь. Я убил его, Лиза. Если бы не я, он сейчас был бы жив. Что же мне делать? — запричитал Ральф.

Лиза глубоко вздохнула и заявила со всей твердостью, на которую была способна:

— Ты не можешь сделать ровным счетом ничего, чтобы помочь Гэри. В глубине души ты знаешь, что не стал бы намеренно причинять ему зло.

Ральф простонал:

— Но я мог бы по крайней мере хранить ему верность!

— Гэри не возражал против твоих измен. Он сам говорил мне об этом.

— Правда? А что именно он сказал?

— Не помню в точности, это было очень давно. Ральф, милый, все кончилось, это случилось давным-давно, но я скажу тебе, что ты можешь сделать.

— Что? — с готовностью спросил он.

— Помочь другим людям, которые заболели СПИДом. У меня по-прежнему есть деньги, которые оставил мне Гэри. Я намерена сделать крупный взнос в фонд исследований СПИДа. Думаю, ему бы это понравилось. Что ты на это скажешь?

Ей удалось утешить Ральфа, и его голос звучал почти спокойно, перед тем как он повесил трубку. А Лиза застыла, глядя на телефон и думая о том, что если в статье написана правда, то СПИД у Ральфа в крови. Он (как там называется это состояние?) ВИЧ-инфицированный — а это значит, что однажды он умрет, так же, как и Гэри! Она вздрогнула всем телом. Наверное, возраст давал о себе знать, но с каждым прожитым днем в ней все сильнее крепло ощущение того, что мир превращается в место, где страшно жить.

— Тони крупно повезло, — заметил Крис Костелло. — Если он и сохранит свое кресло на следующий срок, то исключительно благодаря вам.

— Мне нравится помогать людям, — просто ответила Лиза.

Они сидели в «операционной» Тони, бывшем помещении магазина, переоборудованном под его приемную в центре Броксли. Каждую субботу по утрам сюда приходили избиратели со своими проблемами, в решении которых он мог — или не мог — им помочь. Самого Тони еще не было. Нередко он вообще здесь не появлялся, находя для себя более интересные занятия в Лондоне. Обычно прием от его имени вел Крис или Лиза, когда бывала свободна.

Сегодня утром, как обычно, у дверей кабинета выстроились просители со своими бедами, иногда пустяковыми, иногда — серьезными, как, например, пожилая леди, которую застройщик угрозами вынуждал выселиться из дома, предоставленного ей в пожизненную аренду, намереваясь модернизировать и перепродать его. Лиза составила список писем, которые предстояло написать, и звонков, которые необходимо было сделать. Этим займется Крис.

К часу пополудни «операционная» опустела, и Лиза ощутила законное удовлетворение от хорошо выполненной работы.

— Ленивый он парень, наш Тони, — с ухмылкой заметил Крис. — Надо бы дать ему хорошего пинка под зад. Прошу прощения за столь непарламентское выражение.

— Мне приходилось слышать словечки и похлеще, — ответила Лиза.

— Хотите выпить? — предложил он. — «Красный лев» расположен прямо через дорогу.

Лизе и впрямь хотелось выпить, но она сомневалась, стоит ли брать с собой Криса. Она испытывала к нему смешанные чувства. Иногда ей нравилась его грубоватая и прямолинейная манера поведения, но при этом в нем чувствовалась и жесткость, которая отпугивала ее. Временами Лиза ловила на себе его жадные взгляды, но более всего ее пугал ответный сладостный трепет, прокатывавшийся по ее телу. Она старалась не обращать на это внимания. Но, пожалуй, немножко выпить все-таки стоило.

— Договорились. Я выпью пива.

— Леди Элизабет Молино не может позволить, чтобы посторонние видели, как она одним глотком осушает пинту лучшего горького пива! — Крис сделал вид, будто шокирован до глубины души. — Вам полагается пить только шерри, причем сухое.

— Если мне нельзя пива, значит, я вообще не пойду с вами, — упрямо заявила Лиза. — Я не собираюсь менять свои привычки только потому, что обзавелась титулом.

Крис принес ей пива в полупинтовом стакане.

— Будем соблюдать хотя бы видимость приличий, — прошипел он.

После того как он уселся напротив, Лиза поинтересовалась:

— Крис, вы знаете бизнесменов, которые просили Тони оказать им содействие в получении подрядов на строительство дорог и прочее? И он, кстати, имеет право на подобные действия?

На лице Криса появилось отсутствующее выражение, и он уставился в свой стакан.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Я думаю, мой муж использует свое влияние для того, чтобы люди обогащались, а это кажется мне неправильным.

Крис туманно ответил:

— Вам не о чем беспокоиться. — После чего заговорил о другом, и Лиза решила, что причины для беспокойства у нее все-таки есть.

Вернувшись в Феррис-Холл, Лиза с удивлением услышала, как в кухне кто-то разговаривает на повышенных тонах. Это были Тони и миссис Мэйсон. Они ссорились. Лиза осторожно подкралась ближе; ей было интересно узнать, в чем дело.

— Вы не можете рассчитывать, что мы с Мэйсоном и дальше будем работать бесплатно. Мы не получаем жалованья вот уже несколько недель! — гневно выкрикнула миссис Мэйсон.

— Вы знаете, что рано или поздно получите его! — прорычал Тони. — И не забывайте о том, что вы не платите за квартиру.

Лиза почувствовала, как у нее от удивления отвисает челюсть — она еще никогда не слышала, чтобы он разговаривал таким тоном. Откровенно говоря, она даже не подозревала, что ее супруг способен на такие эмоции. Обычно он бывал очень вежлив и обходителен.

— «Рано или поздно» — такое обещание меня не устраивает, сэр, — упрямо возразила миссис Мэйсон. — Нам нужны деньги на расходы, как и всем людям. Что касается квартиры, то она входит в условия договора. И вот еще что — мясник отказывается отпускать товар в кредит до тех пор, пока его счет не будет оплачен, а в барах, где разрешена продажа спиртного на вынос, о кредите вообще слышать не хотят — для всех, не только для вас. Теперь, когда погреб сэра Камерона пуст, вам придется покупать вино.

— Если вы намерены устроить скандал, — холодно обронил Тони, — мне придется подумать о том, чтобы подыскать вам замену.

Миссис Мэйсон саркастически расхохоталась.

— Никого вы не найдете, особенно когда узнаете, сколько вам придется им платить.

— Я посмотрю, что можно сделать, — резко бросил Тони.

— Вы постараетесь уладить этот вопрос как можно скорее, правда, сэр? — в голосе миссис Мэйсон слышалась смесь презрения и мольбы.

Лиза поспешила обратно в холл, и когда из коридора вышел Тони, она прислонилась к двери, делая вид, что только что вошла.

— Дорогая! — Его лицо расплылось в доброжелательной улыбке. — А я и не заметил, как ты пришла.

Подойдя к ней, Тони взял ее за руки и прижал их к своим щекам. Неужели это тот самый человек, который только что угрожал миссис Мэйсон? Лиза начала думать, уж не ослышалась ли она и не была ли сцена, незримым свидетелем которой она стала, плодом ее воображения?

Обняв жену за плечи, Тони повел ее в гостиную. Казалось, он настолько был рад видеть ее, что все ее дурные предчувствия и опасения в отношении него тут же рассеялись. Таких хороших актеров попросту не бывает.

— Присаживайся, дорогая моя, — заботливо предложил Тони. — Я принесу тебе выпить. Где ты была? Мэйсон сказал, что ты приехала рано утром.

— Я была там, где должен был быть ты, — с укоризной ответила Лиза. — На приеме в твоей «операционной».

— Следовало предоставить это заботам Криса, он получает за это деньги.

— Нет, Тони, это ты получаешь за это деньги. Крису платят только за то, что он является твоим помощником и представителем.

— Сомневаюсь, что люди обращают внимание на то, кто сидит перед ними за столом, пока они изливают ему свои глупые жалобы, — пренебрежительно заявил Тони, возвращаясь к ней со стаканом виски в руках. — Как бы там ни было, вчера вечером я отдыхал в обществе нескольких приятелей и не обратил внимания на время. А когда спохватился, ночной поезд уже ушел.

Улыбаясь, Лиза покачала головой.

— Честное слово, Тони, ты неисправим.

Чуть позже она разыскала миссис Мэйсон и поинтересовалась у нее, сколько задолжал ей Тони. Когда женщина назвала ей сумму, Лиза поразилась тому, насколько она ничтожна — такое жалованье иначе как нищенским назвать было нельзя.

— С этого момента платить вам буду я, — пообещала Лиза. — И самое время вам получить прибавку. Полагаю, ваше жалованье следует повысить минимум вдвое.

Вечером, поднявшись к себе, чтобы переодеться к ужину, Лиза обнаружила на туалетном столике одинокую орхидею в высокой и тонкой хрустальной вазе рядом со стопкой счетов. Здесь были квитанции на оплату телефона и электричества, а также давно просроченный счет из местной автомастерской за ремонт «мерседеса». О счете от мясника Лиза уже слышала, так что ей придется оплатить его до того, как она уедет из Броксли, если хочет, чтобы им было что есть на следующей неделе. Но Лизу охватило негодование, когда она обнаружила счет от портного с Савиль Роу[108] на сумму более тысячи фунтов стерлингов. Тони мог улыбаться и очаровывать ее сколько душе угодно, но она не собирается покупать ему одежду. Взяв с собой чековую книжку и прихватив счета на оплату, Лиза решительно зашагала по коридору к комнате мужа, но у дверей на мгновение приостановилась, не зная, то ли постучать, то ли войти просто так. В конце концов, он был ее мужем. Но она все-таки решила постучать, и Тони крикнул:

— Войдите.

Он уже переоделся в смокинг и теперь сидел на кровати, завязывая шнурки.

— Я не готова оплачивать вот это, — прямо заявила Лиза, протягивая ему счет от портного.

Тони ужаснулся:

— Дорогая, я положил этот счет вместе с остальными? Прости меня, это вышло случайно.

Невзирая на его кажущуюся искренность, в душе у Лизы зашевелилось неприятное подозрение, что он лгал и намеренно присоединил счет от портного к остальным, надеясь, что она оплатит его, не задавая лишних вопросов.

— Я выпишу чеки на оплату всего остального, иначе нам отключат электричество и телефон — тебе следовало отдать их мне раньше, — да и в автомастерской наверняка ждут деньги. Прошло уже шесть недель с тех пор, как они отремонтировали твой «мерседес».

— Мне не помешала бы новая машина, — с надеждой произнес Тони.

— Ты всегда можешь взять мою, — рассеянно ответила Лиза.

Для поездок в Йоркшир она приобрела «шевроле-кавалер». Лиза присела на кровать рядом с мужем и раскрыла чековую книжку. Внезапно женщина услышала, как он ахнул.

— В чем дело? — поинтересовалась она.

— Корешок! — У Тони внезапно сел голос. — Он же выписан на целых полмиллиона фунтов!

— Правильно. Эти деньги пошли на благотворительность.

Тони попытался разобрать ее каракули.

— Доверительный фонд «Челленджер», верно?

— Да, это благотворительный фонд для поддержки жертв СПИДа. Мой близкий друг несколько лет назад умер от этой болезни; это — дань его памяти.

— Дань памяти! — Лицо Тони исказилось, он задышал тяжело, с хрипами. — Ты хочешь сказать, что просто села и выписала чек на полмиллиона?

В его реакции было нечто пугающее. Он походил на умирающего от голода человека, которого дразнят вкусной едой, а он не может до нее дотянуться. Лиза выругала себя за то, что позволила мужу заглянуть в ее чековую книжку.

— Это были его деньги, — помолчав, сказала она. — Он оставил их мне.

— И ты так легко рассталась с ними? В то время как я… — Он оборвал себя на полуслове.

— Я обязана была это сделать, — сказала Лиза.

Она подошла к двери. Ей хотелось как можно быстрее уйти отсюда. Собственно говоря, полмиллиона фунтов составляли лишь малую часть того, что оставил ей Гэри, но Лиза не собиралась рассказывать об этом Тони. Она искала лишь достойный повод и теперь нашла его. Если понадобится, вся сумма пойдет на финансирование исследований по борьбе со СПИДом. Ни за что и никогда она не потратит и цента от доходов, полученных от проката «Сердец и цветов» и других снятых Гэри фильмов, на оплату счетов портного для своего мужа.

За ужином Тони снова вел себя, как обычно, любезничая и осыпая Лизу комплиментами, хотя иногда и поглядывал на нее с особым уважением, а она с тоской говорила себе: «Это потому, что я оказалась богаче, чем он думал». Все ее сомнения и страхи вернулись с новой силой. Ситуация сложилась — хуже не придумаешь. В конце концов, во время свадебной церемонии они пообещали хранить друг другу верность и в горе, и в радости. Если бы Тони с самого начала признался ей, что нуждается в деньгах, она бы с радостью дала их ему.

«Все мое принадлежит тебе», — сказала бы она ему и даже могла бы открыть общий банковский счет.

Но Тони, похоже, оказался патологически неспособен на откровенность, и Лиза досадовала и обижалась на него за то, что он делал намеки, коварством и постоянной ложью вытягивая из нее деньги. Кроме того, зачем ему столько наличных? Жили они очень скромно, да и жалованье члена парламента никак нельзя было назвать нищенским. Так на что же он его тратил, интересно знать?

Весной 1983 года должны были состояться всеобщие выборы. И внезапно Тони сообразил, что запросто может лишиться кресла. Местная газета опубликовала его рейтинг и ничтожное количество заседаний, на которых он присутствовал в Палате общин — что стало шоком для его ни о чем не подозревающей супруги, — вместе со статьей, в которой его обвиняли в полном отсутствии интереса и сочувствия к нуждам простых избирателей.

«…Похоже, сэра Энтони гораздо больше интересует дирекция, а не рабочие, — писал репортер. — Он до сих пор не осознал, что его выбрали для того, чтобы он представлял весь округ, а не нескольких важных “шишек”. В крупном и постоянно расширяющемся округе Броксли число тех, кто в последние годы голосует за лейбористов, неуклонно растет, и чаша весов может склониться не в его пользу, когда наступит день выборов».

Лиза планировала слетать в Голливуд, но отказалась от поездки, чтобы быть рядом с мужем, когда он начал отчаянную кампанию по сбору голосов для своего переизбрания. Несмотря на то что Тони явно пренебрег их интересами, люди, встречавшие его на пороге своих домов, почти неизменно становились жертвами его пылкого юношеского очарования.

— Ты должен был заняться этим с самого начала, — с раздражением заявил ему Крис Костелло, — а не сидеть и ждать, когда до выборов останется три недели.

Лиза вошла в представительство партии и устало рухнула в кресло. Сбросив с ног туфли, она провозгласила:

— Фу-у, как же я устала!

Сегодня утром она присутствовала на пресс-конференции вместе с Тони, посетила больницу и обошла несколько улиц.

Она посмотрела на Криса, который сидел на телефоне. Лиза ожидала благодарной улыбки, но он не обратил на нее никакого внимания. С другого конца линии до нее доносился ожесточенно доказывавший что-то слабый голос. Когда он смолк, Крис сказал:

— Я уже говорил вам, что свобода прессы может идти в задницу. Сэр Энтони заручился судебным постановлением, так что если вы посмеете повторить хоть слово, то нарушите закон, а я прослежу, чтобы вашу поганую газетенку прикрыли, даже если это будет последним, что я совершу в своей жизни! — Его лицо налилось кровью, и он буквально выплюнул последние слова в трубку.

Лиза с тревогой прислушивалась к перепалке. Крис в ярости пожирал глазами раскрытый журнал, лежавший перед ним на столе. Лиза протянула руку, чтобы взять его, и вдруг Крис заметил ее присутствие. Его рука с грохотом опустилась на стол, чтобы прижать журнал, но он опоздал на долю секунды, и она успела завладеть журналом. Это оказалось сатирическое издание «Частный детектив». Одна из статей была обведена красным фломастером. Лиза начала читать, ощущая на себе недовольный взгляд Криса.

«Сэр Энтони Молино по прозвищу “Катала”, вальяжный бездельник и член парламента от Консервативной партии в округе Броксли, Западный Йоркшир, умудрился бездарно растерять свой некогда внушительный перевес. “Катале”, сменившему на этом посту всеми любимого и уважаемого Фергюса Ломакса, явно больше пришлась по вкусу атмосфера казино “Гранди”, нем Палата общин, так что он редко удостаивает последнюю своим присутствием. Люди, обладающие критическим складом ума, могут задаться вопросом, а не связаны ли грандиозные проигрыши “Каталы” в “Гранди”, где минимальная ставка исчисляется четырехзначными цифрами, равно как и еще более грандиозный крах “БриксКо”, офшорной инвестиционной компании, в которой ему принадлежит контрольный пакет акций (дело в настоящее время расследуется Отделом по борьбе с мошенничеством), с недавней бешеной активностью по планированию строительства новых дорог и зданий в Броксли, старую библиотеку которого, являющую собой памятник архитектуры поздней викторианской эпохи, снесут вместе с местной сельской больницей, занимающей несколько флигелей, дабы освободить место для очередного современного уродца? Местные жители клянутся, что они вполне удовлетворены старинными постройками, и утверждают, что новая автострада, которая пройдет по живописным долинам, совершенно не нужна и нежелательна. И можно ли счесть простым совпадением тот факт, что подрядчики, которые будут заниматься новым строительством, являются частыми гостями в родовом поместье "Каталы”, Феррис-Холле?»

Крис с грохотом опустил трубку на рычаг.

— Это был редактор «Броксли газетт». Я напугал его до полусмерти. Он не станет ничего печатать.

— Это правда? — осведомилась Лиза, кивая на статью.

Похоже, Крис смирился с тем, что Лиза прочла ее.

— Ну, знаете, как говорят: дыма без огня не бывает.

— Значит, правда. — Она со вздохом положила журнал на колено. — Полагаю, именно туда ушли деньги на новую крышу и центральное отопление.

Лиза чувствовала себя опустошенной, хоть и не особенно удивилась тому, о чем только что прочла. В глубине души она давно была уверена, что происходит нечто подобное. Если журнал не лгал, Тони был отчаянным картежником. Вот куда ушло его жалованье, полученное от отца наследство и те тысячи фунтов, которые он вытянул из нее.

— Он действительно запасся судебным постановлением?

— Он подумывает об этом, чтобы местные писаки не досаждали ему, пока не закончатся выборы. А потом это уже никому не будет интересно. Обычно на «Частного детектива» особого внимания никто не обращает. Никогда не знаешь, что они напечатают — истинную правду или ложь. — Крис вздохнул. — С Фергюсом у нас никогда не было и намека на скандал, он всегда был честен и прям, как стрела.

— А вы были и его помощником тоже?

— Да. — Жесткие черты лица Криса неожиданно смягчились. — В те времена выборы были сплошным удовольствием: Фергюса любили даже его оппоненты. Все обращались к нему по имени, как и до сих пор, кстати. Но Тони!.. — Он выразительно передернул плечами. — Да, фотографы нынче способны творить чудеса. Я имею в виду, Тони посещает школы, Тони обходит больничные палаты, пожимая руки пациентам. Меня тошнит от его лицемерия, учитывая то, что он проделывает это не чаще одного раза в четыре года. Фергюс же занимался этим постоянно.

— Почему же вы остались? — поинтересовалась Лиза.

Крис с недоумением воззрился на нее.

— Я мог бы задать тот же вопрос вам. Что до меня, то я намерен пересмотреть свое отношение после окончания предвыборной кампании.

— Прочитав эту статью, — сказала Лиза, — я склонна последовать вашему примеру.

В ратуше Броксли царила напряженная, волнующая атмосфера — начался подсчет голосов. Лиза прошлась вдоль длинного ряда раскладных столов и прикинула на глаз толщину трех стопок, в которых лежали бюллетени, поданные за Тони, либералов и лейбористов. Все они выглядели примерно одинаковыми. Крис, стоявший рядом, процедил сквозь зубы:

— Броксли предал нас, но сельские жители по-прежнему голосуют за Тони. Он все еще может победить, пусть и с минимальным преимуществом.

Несмотря на подозрения и сомнения, которые Лиза питала по поводу мужа, она все-таки надеялась, что напряженная трехнедельная избирательная кампания, в которой она активно участвовала, не окажется напрасной. Время близилось к полуночи, члены комиссии подсчитывали тысячи голосов, и Тони принялся нервно грызть ногти.

— Я начинаю беспокоиться, — заявил он.

— С этим ты немного опоздал, — язвительно заметила Лиза, и он обиженно взглянул на нее. Она не обсуждала с ним статью в «Частном детективе» и не знала, рассказал ли ему Крис о том, что она прочла ее.

И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, столы опустели и подсчитывать стало нечего — бюллетени закончились. Теперь они лежали посреди комнаты, связанные в пачки по сто штук в каждой, перед фамилиями кандидатов, и чиновник из ратуши медленно пересчитывал их. Вокруг нервно прохаживались Крис и другие помощники. Со своего места Лиза видела, что стопка пачек, лежавшая перед фамилией Тони, была чуточку выше двух остальных. Раздался радостный вопль, который заглушили приветственные крики, и внезапно Тони оказался рядом с ней.

— Мы победили! — вскричал он.

Его преимущество над соперниками уменьшилось до тысячи голосов. Либералы и лейбористы оказались на втором месте с равными показателями.

Лиза поднялась на сцену вместе с Тони, чтобы выслушать официальное подведение итогов голосования. Рядом стояли остальные кандидаты со своими женами. После окончания церемонии Тони окружили его сторонники и потащили на вечеринку в его честь.

— Идем, Лиза! — донесся до нее его голос, прежде чем его буквально вынесли на руках.

— Разве им не следовало бы поумерить свою радость? — обратилась она к Крису, выходя следом за ним на улицу. — Учитывая обстоятельства?

— Победа — вот что имеет значение, по крайней мере, сегодня, — ответил он. — Даже выиграв с преимуществом в один голос, они все равно были бы счастливы.

Лиза подошла к своей машине.

— Куда это вы собрались? — удивленно осведомился Крис. — Вечеринка в двух шагах отсюда, на другой стороне улицы.

— Я не в настроении праздновать. Я еду домой.

Вернувшись в Феррис-Холл, Лиза позвонила в Хитроу и забронировала на завтрашний день один билет на рейс до Калифорнии. «О’Брайен продакшнз» в последние годы выпускала никчемные фильмы, и Лиза спешила вправить кое-кому мозги. Поездку, запланированную еще в прошлом месяце, ей пришлось отменить, чтобы поддержать Тони во время его кампании. В Калифорнии вечер только начинался, так что в конторе обязательно кто-нибудь будет. Лиза дозвонилась и назначила внеочередную встречу руководящих сотрудников на следующий понедельник.

Сбросив пиджак от синего костюма, купленного ею специально для избирательной кампании, Лиза налила себе виски и включила телевизор. Судя по предварительным результатам голосования, миссис Тэтчер, похоже, одержала сокрушительную победу. Через некоторое время Лиза со вздохом выключила телевизор. У нее наступила обратная реакция, и она почувствовала упадок сил. Последние несколько недель выдались бурными, хлопотными и эмоционально насыщенными. Люди вдруг заинтересовались политикой. Впрочем, то же самое бывало и после окончания съемок или театрального сезона. Казалось, жизнь останавливалась, и вы были уверены в том, что ничего столь же замечательного и восхитительного с вами более не случится. Лиза знала, что способно ее успокоить, но с Тони об этом можно было только мечтать! Хотя сейчас ей даже не хотелось близости с ним, для этого было уже слишком поздно. Может быть, ей стоило пойти вместе с мужем на вечеринку, чтобы убить время.

Злясь на себя, Лиза подошла к окну. Луны не было, и долины и холмы погрузились в темноту. Вдали на улицах Броксли оранжевыми пятнами горели фонари, и казалось, что город охвачен пожаром.

По подъездной дорожке скользнул свет автомобильных фар, и у Лизы упало сердце. Сейчас она была решительно не в настроении разговаривать с Тони. Осторожно закрылась входная дверь, в холле раздались шаги, и Лиза пожалела, что не додумалась добежать до кровати и залезть под одеяло. Она продолжала смотреть в темное окно, и позади нее в стекле отразилась фигура мужчины. Лиза вздрогнула. Это был не Тони, а Крис. В животе у нее что-то оборвалось, когда он подошел к ней и его тень накрыла ее с головой. Лиза ощутила его руки у себя на талии, и их прикосновение обожгло ее сквозь тонкую ткань блузки. Внутренний голос шептал, что она должна отстраниться и остановить Криса, но слова замерли у нее на губах, и Лиза поняла, что колебалась слишком долго. Его руки скользнули выше и принялись ласкать ее грудь. Он прижался губами к впадинке у нее на шее. Снедавший Лизу голод вырвался наружу и жаждал утоления. Она жалобно вздохнула, сдаваясь и поворачиваясь к Крису, и он подхватил ее своими сильными руками и понес наверх.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Сможет ли она заставить себя продать «Тимперлиз», дом, с которым связано столько воспоминаний? Дом, в котором она жила с Дентом и Сабиной, дом, в котором умерли Гэри и Вита и где она когда-то была так счастлива?

Вчерашнее заседание получилось жарким и ожесточенным.

— Компания должна стать открытым акционерным обществом. Нам нужны крупные вливания капитала, прежде чем мы сможем выпускать фильмы, о которых вы говорите, — сказали Лизе. — Сейчас съемки любого мало-мальски приличного фильма стоят тридцать-сорок миллионов долларов. А весь наш годовой бюджет в два раза меньше.

— Но только потому, что наши фильмы стоят дешево, они не обязаны быть плохими, — вспылила Лиза. — А в последние годы вы снимаете сплошное дерьмо.

Она почти не знала тех, к кому взывала. Все они были бухгалтерами и экономистами, молодыми безликими людьми, которых деньги заботили гораздо больше качества и которые совершенно не разбирались в том, как нужно снимать кино. В их присутствии Лиза чувствовала себя старой, как будто все ее ценности давным-давно вышли из моды и больше не представляли интереса в современном климате, где срубить денег по-быстрому было намного важнее, чем снять хороший фильм. Она сама была во всем виновата. На протяжении многих лет Лиза самым преступным образом пренебрегала компанией. «О’Брайен продакшнз» шла вперед без ее участия, и она не могла требовать от этих людей изменить направление только потому, что внезапно обнаружила: они идут неверным курсом — или, по крайней мере, курсом, который она не одобряла.

Лиза с угрозой заявила:

— Пожалуй, мне стоит продать две трети акций компании. — И та готовность, с которой бухгалтеры ухватились за ее предложение, опечалила ее. Ральф продал свою долю несколько лет назад.

Они не дали ей шанса передумать, да она, пожалуй, и не стала бы менять решение. Контракты были подготовлены с такой скоростью, что Лиза заподозрила, что их просто держали под рукой. Она согласилась продать свои акции за пять миллионов долларов, хотя и знала, что могла бы получить за них вдвое больше, если бы возмутилась. Но зато она настояла на том, чтобы они сменили название.

— О’Брайен — это мое имя, — с нажимом произнесла Лиза. — Откровенно говоря, я не желаю, чтобы оно ассоциировалось с тем барахлом, которое вы тут клепаете.

Она почему-то думала, что ее слова заставят их устыдиться, но ничего подобного не произошло.

— Мы и сами об этом подумывали, — самодовольно ответил ей один из бухгалтеров.

«Тимперлиз» радушно встретил Лизу тишиной и покоем. В лучах заходящего солнца дом излучал умиротворение. Хлоя ожидала ее появления, и повсюду стояли цветы. Их аромат смешивался с запахом лаванды — так пахло средство для полировки мебели, которым когда-то пользовалась Милли.

Лиза вышла в патио и, когда сгустились сумерки, включила фонарики в саду и поставила кассету с музыкой Вагнера. Если она закроет глаза, то, быть может, сумеет перенестись в прошлое, каким оно было до того, как порядок вещей необратимо изменился. Лиза с надеждой зажмурилась, но тут же вновь открыла глаза. Сейчас было не самое подходящее время для того, чтобы предаваться воспоминаниям и перебирать минувшие события. Порой она злоупотребляла этим. Сейчас пришло время подумать о будущем.

Нет, разумеется, она не сможет продать «Тимперлиз»! Это все равно что продать память. В конце концов, здесь по-прежнему обитал дух Дента, а теперь, наверное, под балками перекрытия поселились призраки Гэри и Виты. Лиза мысленно улыбнулась; если призраки Виты и Гэри и были где-нибудь поблизости, то только внизу, в кинотеатре. По ночам, когда Хлоя и Альберт крепко спали, они наверняка усаживались перед мерцающим экраном и смотрели кино. Лиза подумала об этих фильмах; одни были настоящими произведениями искусства, другие — великими волшебными творениями, после которых вас захлестывали эмоции, а третьи, самые немногочисленные, — добротно сработанными обычными картинами. Все это было снято без больших денежных затрат, но в их производство были вложены любовь, кровь, пот и слезы.

Она не может просто взять и подвести подо всем этим черту! Нет, ее голливудская карьера еще не закончена! Когда-нибудь на деньги Гэри и на свои собственные она создаст другую компанию. Ведь именно это доставило бы ему наибольшее удовлетворение — снимать фильмы, которыми он мог бы гордиться.

Старый дом издал негромкий скрип — наверное, он тихонько вздохнул с облегчением, зная, что его не продадут и что в один прекрасный день хозяйка обязательно вернется сюда.

Лиза не пробыла в Пимлико и часа, когда дверной звонок издал заливистую трель. Направляясь к двери, Лиза молилась про себя, чтобы это был не Тони, потому что она еще не до конца решила, что скажет ему. К ее облегчению, к ней пожаловала соседка, Флоренс Дэйл, которая жила здесь уже более пятидесяти лет. В руках она держала квадратную картонную коробку с проделанными по бокам отверстиями.

Лиза пригласила ее войти. Всякий раз, бывая у нее в гостях, пожилая леди восторгалась переделками и внутренним убранством. Вот и сейчас она уже в который раз воскликнула:

— Трудно поверить в то, что когда-то этот дом был точно таким же, как мой! Я зашла только для того, чтобы сказать — в ваше отсутствие посыльный доставил с полдюжины букетов. Я поставила их в воду, так что они совсем еще свежие.

— Пожалуйста, оставьте их себе, — попросила Лиза. — Если они вам не мешают, конечно.

— Вы уверены? Они так чудесно оживляют гостиную. А вот это тоже принесли вам. — Она открыла коробку, и Лиза ахнула. На нее круглыми испуганными синими глазенками смотрела крошечная серо-голубая персидская кошечка.

— Какая она славная! — воскликнула Лиза.

— Это он, а не она. Я назвала его Омаром, хотя вы можете дать ему другое имя. Последние несколько дней мы с ним подолгу беседовали. Он благодарный слушатель. — Пожилая леди улыбнулась. — Мне будет жаль с ним расставаться.

— А вы не согласитесь и его оставить у себя? Омар просто замечательный котик, но я так редко бываю дома, что за ним некому будет ухаживать. — Лиза не смогла удержаться, взяла котенка на руки и посадила себе на плечо. Его сердечко испуганно забилось, но когда она стала гладить его по пушистой спинке, котенок замурлыкал, и Лиза ощутила, как он трогает мягкой лапкой ее шею, играя с сережками.

— Ты очаровательный молодой человек, Омар, и я была бы очень рада, если бы ты стал моим другом, но Флоренс сможет уделять тебе намного больше времени. — И она с неохотой протянула котенка старушке.

— Внутри коробки лежит открытка. Омар сделал на нее свои дела, но я отмыла ее. — Флоренс показала ей покрытый пятнами кусочек картонки, и Лиза весело захихикала. «Моей замечательной верной супруге в благодарность за тяжкий труд во время выборов», — написал Тони.

После того как Флоренс ушла, унося с собой Омара, Лиза вдруг пожалела, что поторопилась расстаться с котенком. Пожалуй, она могла бы устроить так, чтобы он жил на два дома, и тогда она ухаживала бы за ним, когда приезжала. Сейчас ей тоже не помешал бы внимательный слушатель. Она должна отрепетировать, как скажет Тони о том, что хочет подать на развод.

Это решение нельзя было назвать трудным. В сущности, с иронией думала Лиза, это лишь подтверждает, насколько мелким и пустым оказался ее брак, раз она готова с легкостью отказаться от мужа, изо всех сил цепляясь при этом за особняк. В ближайшие выходные она намеревалась съездить в Феррис-Холл и поговорить с Тони начистоту. Через несколько недель начинались репетиции нового спектакля, и было бы здорово начать все сначала, не будучи обремененной супругом, поведение которого внушало Лизе огромное беспокойство. Когда-нибудь разоблачения «Частного детектива» станут достоянием широких читательских масс, и она не хотела, чтобы на ее имя пала тень сомнительной деятельности ее супруга.

Лиза приехала в Феррис-Холл в субботу. Должно быть, Тони видел, как она подъехала в своем «шевроле», который обычно оставляла на вокзале, потому что выбежал ей навстречу.

— Дорогая, где, ради всего святого, ты пропадала?! — вскричал он. — Вот уже две недели я безуспешно пытаюсь связаться с тобой.

— Я была в Штатах, — коротко ответила Лиза.

— Ты не пришла на нашу праздничную вечеринку после выборов. Я ужасно скучал по тебе — если бы не ты, я мог бы и проиграть. — Он поцеловал ее в щеку и, когда они поднимались по ступеням, приобнял за плечи. Как всегда, Тони вел себя предупредительно и радушно. Он выглядел таким довольным и счастливым, что Лизе стало неловко за то, что она в нем усомнилась.

— У меня здесь несколько друзей, — сказал Тони. — Они останутся на ночь.

Лиза застонала. Разговор по душам, который она запланировала на сегодняшний вечер, отменялся, а если Тони и дальше будет вести себя в том же духе, пуская в ход все свое обаяние, она может и передумать насчет развода!

Друзьями оказались три бизнесмена средних лет, нувориши, еще не успевшие избавиться от резкого йоркширского акцента. Они излучали шумную самоуверенность, являвшуюся непременным спутником быстро обретенного благосостояния. Все они показались Лизе чуть ли не братьями-близнецами, и даже после того, как Тони представил гостей, ей было нелегко отличить их друг от друга.

Крис тоже был здесь, но Лиза старательно избегала его взгляда. Она испытывала неловкость, вспоминая почти животную страсть, с которой отвечала на его ласки, когда они занимались любовью.

После ужина один из мужчин, самый говорливый или же самый нетерпеливый, провозгласил:

— Ну что ж, теперь можно обсудить дела, верно?

Тони приподнял бровь, вопросительно глядя на Лизу. Итак, он хочет, чтобы она ушла! Она проигнорировала недвусмысленный намек, и мужчины за столом обменялись недоуменными взглядами. Когда же Лиза не сделала попытки встать из-за стола, один из дельцов продолжил:

— Вряд ли вам захочется забивать свою очаровательную головку скучными деловыми вопросами, леди Элизабет.

Крис расхохотался:

— Если верить «Файнэншиал таймс», эта очаровательная головка только что продала свою долю в кинокомпании за пять миллионов долларов.

За столом воцарилось изумленное молчание, а Тони с такой силой опустил чашку на блюдце, что она жалобно зазвенела. Крис вновь рассмеялся, и Лиза бросила на него недовольный взгляд. Тони неоднократно уговаривал ее продать свои акции компании «ОʼБрайен продакшнз», и она предпочла бы, чтобы он не узнал о существенном пополнении ее банковского счета.

— Вот это да! — Мужчина, который назначил себя председательствующим на этом импровизированном заседании, пожал плечами. — Что ж, я посвящу вас в подробности того, о чем мы говорили на прошлой неделе. Я тут провел небольшое расследование, точнее, не я, а мой поверенный, и выяснилось, что на собственность, которую занимает «Спринг инжиниринг», имеются два договора аренды: один на землю, а другой — на здания. Первый подразумевает номинальные ежегодные выплаты в размере двухсот пятидесяти фунтов, которые не менялись с самой войны.

Одни из мужчин презрительно обронил:

— Это сущий пустяк в наше время. Его можно выкупить?

— Можно. Он принадлежит старику-пенсионеру, который не имеет ни малейшего понятия о том, сколько его земля стоит на самом деле. Если предложить ему пару тысяч фунтов, он умрет от радости.

— А как насчет зданий? — поинтересовался Тони.

— С ними немного сложнее. Арендная плата составляет две с половиной тысячи фунтов в год, и владельцы, лондонская компания по работе с недвижимостью, прекрасно осведомлены об их стоимости, но, полагаю, шестизначная цифра их вполне устроит.

— Значит, итоговая сделка потянет тысяч на сто или чуть больше?

— Вы говорите о фабрике на Хай-стрит в Броксли? — осведомилась Лиза.

— Совершенно верно, леди Элизабет.

— Ради всего святого, зачем она вам понадобилась?

Ей ответил один из мужчин:

— Как только мы выкупим договоры, мы сразу же поднимем арендную плату.

— Но ведь пройдет целая вечность, прежде чем вы вернете свои деньги, — заметила Лиза.

— Дорогая, неужели ты не понимаешь? — Тони подался вперед. — Это место просто идеально подходит для отеля, оно ведь находится в самом центре города.

— Ты хочешь сказать, что вы закроете фабрику?

— Фабрика закроется сама, когда не сможет платить по новым ставкам, — заявил самопровозглашенный председатель.

— И почти двум тысячам мужчин и женщин придется жить на пособие по безработице! — гневно произнесла Лиза.

— Я знал, что ты ничего не поймешь, Лиза, — напряженным голосом заговорил Тони. — Но в любом случае новый отель сможет предложить много рабочих мест.

— Это произойдет лишь через несколько лет! Кроме того, опытные рабочие-машиностроители вряд ли захотят стать мойщиками бутылок или официантами.

За столом воцарилось неловкое молчание. Кто-то из гостей, возомнив себя искусителем, пробормотал:

— Подумайте о доходе, который вы получите, если вложите в проект часть своего капитала.

Лиза не ответила. Она сидела, не поднимая глаз, но внутри буквально кипела от негодования при мысли о том, что источник существования и сама жизнь многих людей находятся в руках таких жадных и беспринципных дельцов. Внезапно Лиза встала из-за стола и с такой силой отодвинула стул, что его ножка зацепилась за вытертый ковер и он отлетел в сторону, с глухим стуком упав на пол. Все вскочили от неожиданности, а она вышла из комнаты, не сказав ни слова.

Лиза спросила себя, не придет ли к ней сегодня ночью Крис. Но сама же ответила, что вряд ли, ведь в доме находится Тони. Время уже перевалило за полночь, когда она услышала, как гости стали расходиться по своим комнатам. Их голоса звучали громко и сердито, когда они принялись спорить о чем-то в коридоре. Вот отъехала чья-то машина, и это мог быть только Крис, а потом Тони осторожно прошел мимо ее двери, и дверь его комнаты открылась и закрылась.

Сон бежал от Лизы, и она беспокойно ворочалась на кровати. Стоило ей вспомнить разговор за столом, как ее вновь охватывал гнев. Она уже проваливалась в сон, но вдруг почувствовала, как кто-то скользнул в постель рядом с ней. Крис!

— Мне показалось, что я слышала, как отъехала твоя машина, — прошептала Лиза.

Он жадно шарил руками по ее телу, и она задрожала от наслаждения.

— Я оставил ее на дороге и вернулся пешком.

Крис стал целовать ее, и Лиза почувствовала, что погружается в сладкую бездну. И не важно, что в комнате напротив спал ее муж. Сейчас для нее имело значение лишь то, что рядом с ней находится мужчина, чьи требовательные губы закрыли ей рот поцелуем, а руки ласкали ее тело. Лиза просто отдалась ему, покорно лежа на спине, пока он брал ее снова и снова.

Крис был огромным, и когда он навис над ней, Лиза показалась себе крошечной и уязвимой. Она вновь испытала восхитительное ощущение, словно внутри у нее вздымалась огромная сладостная волна, грозя накрыть ее с головой. Всем своим существом Лиза устремилась ей навстречу, готовясь взлететь на вершину наслаждения. Женщина замерла на мгновение, с дрожью предвкушая кульминацию их страсти, но вдруг самым краешком сознания, который, должно быть, по-прежнему оставался начеку, расслышала слабый щелчок и скрип. Крис, закрыв глаза, оставался слеп и глух к происходящему. Лиза повернула голову и увидела, как дверь в ее спальню приоткрылась. Затем щель стала шире, и она разглядела чьи-то пальцы на дверной ручке.

Лиза яростно прошептала:

— Крис! Кто-то подсматривает за нами. — И дверь тут же закрылась, быстро и беззвучно.

Он простерся рядом с ней, тяжело дыша и постанывая.

— Тебе показалось, наверное.

— Нет, не показалось. Дверь только что закрылась, я видела это своими глазами.

— Проклятие! — выругался он.

— Кто это мог быть? — Лиза не знала, отчего так испугалась.

— Кто же еще, по-твоему?

— Тони? — Она пришла в ужас.

Крис хрипло рассмеялся.

— Очевидно, это максимум его сексуальных возможностей. Тони-вуайерист, Тони-извращенец.

— Откуда ты знаешь? — пробормотала она.

— Моя дорогая Лиза, ты вела себя со мной, как человек, умирающий от жажды в пустыне. Совершенно очевидно, что уже несколько лет ты ни с кем не занималась любовью, хотя ты — очень красивая и пылкая женщина, и я польщен, что сумел утолить твою страсть.

— И что нам теперь делать? — спросила она.

— Я буду продолжать делать то, что делаю сейчас, то есть искать другую работу. — Крис оперся на локоть и посмотрел на нее сверху вниз. — Поедешь со мной, когда я ее найду?

Лиза покачала головой.

— Теперь моя очередь чувствовать себя польщенной, Крис, но ответ будет отрицательным. Я больше не желаю иметь дела с мужчинами.

Она старалась быть тактичной. Человек, умирающий от жажды в пустыне, примет стакан воды из чьих угодно рук. Почти любой мужчина, посмотревший на нее так, как Крис, мог оказаться на его месте, рядом с ней, в ее постели. Но когда речь шла о чести и порядочности, он, в некотором смысле, был ничем не лучше Тони.

В призрачном свете луны Лиза видела, что Крис ничуть не расстроился. Собственно, он даже улыбнулся.

— И кто же мы с тобой тогда — два корабля, которые разошлись в ночи на встречных курсах? Роскошный лайнер и буксир с портом приписки в Ирландии?

— Наверное, — ответила Лиза. — А теперь просигналим друг другу «до свидания».

Крис стал быстро одеваться, сунув галстук в карман. Закончив, он присел на край кровати и взглянул на Лизу. Грубые черты его лица смягчились.

— Насколько я понимаю, ты намерена развестись с Тони? — спросил он.

— Да. Я хотела обсудить с ним этот вопрос вчера вечером, но к нему приехали гости…

— Будь осторожна, Лиза, обещаешь? Я не хочу, чтобы ты закончила так же, как Рода.

— Кто такая Рода?

— Первая жена Тони. Он выудил из нее все до последнего пенни, а как только у нее закончились деньги, развелся с ней. После этого она покончила с собой.

Ранним утром тусклое солнце, подобно быстро распускающемуся цветку, поднялось из пелены снежно-белых облаков, и на жесткой траве заблестели капельки росы, похожие на драгоценные камни. Бегом поднимаясь на холм, Лиза видела, как они разлетаются у нее из-под ног, подобно искрам от «римской свечи»[109], и вскоре штанины ее тренировочного костюма отяжелели и промокли насквозь.

Эту часть уик-энда — пробежку ранним утром по холмам и долинам — Лиза любила больше всего.

Свежий воздух помог ей собраться с мыслями, и, как бывало всегда, проблемы, не дававшие ей покоя ночью, при свете дня уже не казались Лизе неразрешимыми. Хотя ее тошнило при мысли о том, что Тони подсматривал за ней, какое это имело значение теперь, когда она окончательно решила развестись с ним? Лиза не собиралась следовать примеру его бедной первой жены. Она продолжит оплачивать счета на содержание особняка, но помимо этого Тони не получит от нее ни пенни.

Дыхание с хрипом рвалось у нее из груди, когда Лиза буквально втащила себя на холм. Это была ее первая пробежка за несколько недель. Добравшись до вершины, Лиза остановилась, с восхищением глядя на раскинувшийся перед ней пейзаж: убегающие к горизонту покатые зеленые холмы и долины. По ним она будет скучать сильнее всего, когда не сможет больше приезжать в Феррис-Холл.

Отдышавшись, Лиза повернула обратно и побежала домой. В самом конце пути пробежка превратилась в неспешную прогулку.

Миссис Мэйсон ждала ее в холле.

— Вам звонил Фергюс Ломакс. Я записала его номер. Он хочет видеть вас. Немедленно.

— Благодарю, что откликнулись на мою просьбу.

Фергюс сидел у открытого окна на стуле с высокой спинкой. Его ноги были укутаны шерстяным пледом. Дом был начисто лишен претенциозности — скромный особнячок в викторианском стиле, окруженный благоухающим садом. Окно выходило на рыбный садок в виде восьмерки, и Лиза заметила в прибрежных камышах лягушку, у которой бурно вздымалось и опадало брюшко.

Ее впустила жена Фергюса — высокая, властного вида женщина, окинувшая Лизу неодобрительным взглядом.

— Не утомляйте его, — строго сказала она. — Он не в состоянии принимать посетителей.

— Мистер Ломакс сам пригласил меня, — с негодованием отозвалась Лиза.

— Знаю, но не забывайте о том, что я только что сказала. Он не в состоянии принимать посетителей, и ему ни в коем случае нельзя переутомляться. — Женщина провела Лизу в комнату и исчезла.

— Должен извиниться перед вами за Герти, — сказал Фергюс Ломакс, когда Лиза перешагнула порог. — Будь на то ее воля, я бы до конца дней своих не увидел больше ни одного живого человека. Боюсь, мои ноги уже забыли, для чего они предназначались изначально, и больше не держат меня. Присаживайтесь, дорогая моя, вот сюда, поближе ко мне, и дайте мне взглянуть на вас. Да, вы очень красивы, как мне и говорили, и во плоти вы даже красивее, чем на фотографии.

— Спасибо за комплимент.

Да он флиртует с ней! Лиза поняла, что в свое время Фергюс Ломакс был дамским угодником. Его густые волнистые волосы оставались черными, и лишь на висках и в бороде серебрилась седина. Он походил на жизнерадостного, озорного Джона Сильвера[110].

— Почему мы не встретились раньше? — произнес Ломакс. — Я надеялся, что время от времени Тони будет навещать меня, но он забыл о моем существовании.

— Боюсь, об этом вам лучше спросить самого Тони. — Лиза не стала говорить Ломаксу, что Тони неприятно само упоминание о нем — ее муж воспринимал это как критику собственного поведения — и небезосновательно, кстати говоря.

— Я известен тем, — продолжал Фергюс Ломакс, — что не люблю ходить вокруг да около, а предпочитаю сразу приступать к делу. Именно так я намерен поступить и сейчас. Что вытворяет ваш супруг с моим старым избирательным округом? Он что, решил истощить его досуха?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что глаза у Лизы округлились от удивления.

— Что вы имеете в виду?

— Насколько я понимаю, после фиаско с новой библиотекой и сельской больницей, а также с автострадой, ведущей в никуда, которая изуродовала бы наши замечательные окрестности, он вознамерился закрыть «Спринг инжиниринг», основного работодателя Броксли. Мне также известно, что вы не одобряете эту идею, вот почему я счел уместным поднять этот вопрос.

Лиза удивилась еще сильнее.

— Откуда, скажите на милость, вам это известно? — требовательно спросила она. — Они обсуждали это во всех подробностях только вчера вечером.

Фергюс Ломакс хитро подмигнул ей, отчего стал еще больше похож на Джона Сильвера, и почесал кончик носа.

— У меня есть свои источники информации.

— В Феррис-Холле? Наверняка это Крис.

— На этот вопрос я вам не отвечу, во всяком случае, пока не узнаю вас получше. Так как насчет «Спринг инжиниринг»?

— Поскольку вам уже и так известно очень много, не будет предательством по отношению к Тони, если я скажу, что вы правы, хотя он сам — и его друзья — намереваются не столько закрыть фабрику, сколько поднять стоимость аренды, чтобы у руководства не осталось иного выхода, кроме как свернуть производство.

— И построить на ее месте отель?

— Совершенно верно, — согласилась Лиза. — Думаю, это отвратительная идея, ведь без работы останется множество людей.

— Неужели?

Она вновь начала злиться.

— Это кажется мне неправильным. Люди должны иметь право и возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой. — В ее голове всплыли слова, сказанные много лет — точнее, уже десятилетий — назад. Лиза отчаянно напрягла память. — Мне однажды объяснили, не помню в точности, в каких именно выражениях, что средства производства должны находиться в общественной собственности. По-моему, так. — Разумеется, это втолковывал ей Гарри Гринбаум. «Кто же еще?» — с любовью подумала она.

Фергюс Ломакс смотрел на Лизу с неимоверным изумлением во взоре. Он, похоже, не верил своим ушам. Но вдруг его лицо залилось румянцем и он рассмеялся. Он хохотал до тех пор, пока по его щекам не потекли слезы. Ломакс начал кашлять и задыхаться, его смех перешел в надсадный хрип.

Дверь открылась, и в комнату вошла его жена.

— Что вы с ним сделали? — требовательно спросила она.

— Понятия не имею, — поспешно ответила Лиза.

— Тебе лучше принять таблетку. — Герти взяла мужа за плечо и попыталась всунуть белую капсулу ему в рот.

— Ступай прочь, Герти. Никакая таблетка не может заставить человека перестать смеяться, и я надеюсь, что ее никогда не изобретут. Оставь меня в покое, будь хорошей девочкой.

Герти неохотно вышла из комнаты, окинув Лизу на прощание убийственным взглядом.

— Что здесь смешного? — с досадой осведомилась Лиза.

— Вы знаете, что только что процитировали Статью IV Устава Лейбористской партии? Это чистой воды марксизм, моя дорогая. Энтони знает о том, что вы — закоренелая социалистка?

— Даже если и так, это — простое совпадение. Я никогда особенно не задумывалась над этим.

— В таком случае подумайте. Мне по душе твердые убеждения, даже если они противоречат моим. Собственно говоря, мой лучший друг — социалист, Эрик Хеффер, член парламента от Ливерпуля. — Мистер Ломакс нетерпеливо взмахнул рукой. — Но я напрасно отнимаю у вас время. Я пригласил вас, чтобы обсудить жалкое будущее, уготованное основному источнику занятости в нашем городе. Что нам делать? Фабрика и так едва сводит концы с концами, она ввела сокращенный рабочий день из-за избытка рабочих рук, а дивиденды акционерам не выплачиваются уже бог знает сколько времени, хотя, полагаю, через год-другой положение начнет улучшаться. А до тех пор любое увеличение издержек, арендной платы, например, станет смертельным ударом, и фабрика просто перестанет существовать, так что улучшать будет уже нечего.

— Очевидным решением представляется первыми выкупить договоры аренды, — сказала Лиза.

— Да, но где взять деньги? — угрюмо поинтересовался Фергюс. — Надо быть круглым дураком, чтобы выложить сотню тысяч фунтов, не имея надежды вернуть их в ближайшие годы. Имейте в виду, что я готов выступить в роли такого дурака, но у меня хватит денег только на договор аренды земли.

— Моя мама часто говорила: «У дурака деньги долго не держатся». — Лиза приняла мгновенное решение. Если Фергюс готов рискнуть своими деньгами, то и она тоже. — Я выкуплю второй договор, но для начала мне хотелось бы побывать на фабрике и своими глазами увидеть, что там к чему. И еще я была бы вам очень благодарна, если бы вы не упоминали мое имя, по крайней мере, пока. Я позвоню вам завтра после полудня.

Вместо того чтобы прямиком направиться домой, Лиза зашла в паб «Красный лев» и заказала «завтрак пахаря»[111]. Если она пропустит обед в Феррис-Холле, то, быть может, к тому времени, как она вернется, гости Тони разъедутся.

Подъезжая через несколько часов к особняку, Лиза с облегчением увидела, что их машин рядом с домом уже не было.

Заслышав ее шаги, в холл спустился Тони, и Лиза устало взглянула на него. Он ничем не выдал, что совсем недавно стал свидетелем того, как его жена занимается любовью с другим мужчиной. Собственно говоря, Тони выглядел необычайно довольным, и на его бледных щеках цвел жаркий румянец.

— Я скоро возвращаюсь в Лондон, дорогая. Хочешь поехать со мной?

— Нет, у меня завтра есть кое-какие дела в Броксли, — ответила Лиза.

В доме не было никого, кроме Мэйсонов. Момент для обсуждения развода казался самым подходящим, но Лиза вдруг поняла, что колеблется. Она должна иметь возможность в течение нескольких недель находиться в Феррис-Холле, поскольку вся их авантюра со «Спринг инжиниринг» пока висела в воздухе. Развод может подождать. Поэтому она улыбнулась Тони и сказала:

— Думаю, мне лучше прилечь. Прошлой ночью я не сомкнула глаз.

Не успели эти слова сорваться с ее губ, как Лиза сообразила, что сказала чистую правду! Ей стоило невероятных усилий сохранить невозмутимый вид. Тони обронил что-то насчет того, что уже уедет к тому времени, как она проснется, и Лиза вбежала к себе в комнату и, задыхаясь от смеха, повалилась на кровать. «Лучше смеяться, чем плакать», — подумала она, немного успокоившись, хотя заплакать было так легко, когда она размышляла о том, во что превратила собственную жизнь.

Запахи и удушливая жара на фабрике «Спринг инжиниринг» были невыносимыми. Пока молоденькая секретарша вела Лизу по фабричным цехам в кабинет директора, та едва не задохнулась, хотя шум, пожалуй, был все-таки хуже жары и вони — гулкий, монотонный грохот, который, казалось, эхом отражался от грязных кирпичных стен. Лиза пробыла здесь всего несколько минут, но под мышками у нее уже расплывались влажные пятна, а шея взмокла в белоснежном воротничке блузки, которая еще сегодня утром была свежей и безупречно чистой.

Лизе понадобилось много времени, чтобы выбрать подходящий наряд. Она не хотела, чтобы подумали, будто она специально готовилась к визиту в бедный район и потому оделась очень скромно. С другой стороны, было бы оскорблением явиться на фабрику в платье от модного модельера, которое стоило больше, чем рабочие зарабатывают за месяц. В конце концов Лиза остановилась на простом черном костюме и накрахмаленной белой блузке. Теперь эта блузка уже не выглядела свежей и накрахмаленной. Лиза решила не укладывать волосы в сложную прическу, а просто зачесала их назад, заправив под цветную ленту.

Секретарша остановилась у двери в стеклянной секции, огораживающей угол здания.

— Это кабинет мистера Окстона.

Мистер Окстон был директором, и хотя секретарша звонила ему, чтобы предупредить о визите Лизы, при виде посетительницы он нервно вскочил на ноги, опрокинув при этом пустой стаканчик на столе. Крыши в комнате не было, посему запах здесь стоял столь же едкий, как и в цеху. К нему примешивался какой-то аромат, который Лиза поначалу не смогла распознать.

— Здравствуйте, леди Элизабет. Для нас это большая честь. — Но директор отнюдь не выглядел польщенным. Откровенно говоря, он казался растерянным.

— Прошу вас не называть меня так, — мягко попросила Лиза. — Я чувствую себя неловко.

— Как… как же мне тогда обращаться к вам? — запинаясь, пробормотал мистер Окстон.

— Простите, как вас зовут?

— Артур.

— Давайте я буду звать вас Артуром, а вы меня — Лизой. Договорились?

Они пожали друг другу руки, и она поразилась тому, что его ладонь оказалась липкой и влажной на ощупь. Кроме того, директор фабрики явно нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Пожилой сутулый мужчина, с вялыми и невыразительными чертами лица, свидетельствующими о слабом характере, давно перешагнул пенсионный рубеж. На нем была спецовка цвета хаки и полосатые испачканные брюки.

— Чем могу быть вам полезен, леди… э-э… Лиза?

— Я просто пришла взглянуть на фабрику, — пояснила она. — То есть если я никому не помешаю своим присутствием.

Артур помолчал, и она вдруг спросила себя: а что делать, если он и впрямь заявит, что ее присутствие здесь нежелательно, и посоветует ей убираться к чертовой матери? Но вместо этого Артур снял телефонную трубку и набрал две цифры.

— Ты не мог бы зайти ко мне, Джим?

Пока они ждали, директор переминался с ноги на ногу, не говоря ни слова. При этом он то и дело облизывал губы и бросал отчаянно-тоскливые взгляды на верхний ящик своего стола, и Лиза вдруг поняла, в чем заключается причина его неестественного возбуждения, и узнала запах, стоящий в кабинете. Артур Окстон пил, хотя не было еще и девяти часов утра. Он буквально умирал, так ему хотелось отхлебнуть из бутылки, которая наверняка хранилась у него в столе.

Раздался быстрый стук в дверь, и в кабинет, не дожидаясь ответа, вошел еще один человек — широкоплечий мужчина с прямой спиной. Ему было около пятидесяти лет, у него было приятное лицо и спокойные карие глаза. Темные вьющиеся волосы, слегка тронутые сединой, были подстрижены коротко, без малейшего намека на модную прическу. На нем была темно-синяя спецовка, джинсы и рубашка-апаш с открытым воротом.

Артур Окстон с явным облегчением произнес:

— Джим, это — леди Элизабет Молино — Лиза. Лиза хотела бы осмотреться. — Торопливо взмахнув рукой в сторону вошедшего, он пробормотал: — Джим Харрисон, начальник цеха. — После чего буквально вытолкал их за дверь, явно спеша избавиться от них как можно скорее.

— Вы пришли произвести оценку и узнать, сколько мы стоим? — саркастически осведомился начальник цеха.

Он говорил медленно, чуть хрипловатым голосом, с едва заметным йоркширским акцентом, и не сделал попытки пожать ей руку.

— Понятия не имею, о чем вы говорите, — с негодованием ответила Лиза, ошеломленная его тоном, в котором сквозила горечь, и неприкрытой ненавистью, написанной у него на лице. — Я пришла сюда только ради того, о чем только что говорила, другими словами, чтобы осмотреться.

— В таком случае, нам сюда.

Джим Харрисон шагал так стремительно — Лиза не сомневалась, что он делает это намеренно, — что ей приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него. Время от времени он бормотал:

— Инструментальная кладовая. — Или: — Складские помещения.

— Все очень запущено, — вырвалось у Лизы в какой-то момент, и Джим Харрисон резко обернулся к ней. Глаза его пылали, и она испуганно отпрянула.

— Держатели акций — мастера по изъятию денег из компаний, но они отнюдь не спешат вкладывать их обратно, — раздраженно заявил он, остановившись перед большим станком, изъеденным ржавчиной. — Видите? — Джим указал на пластинку, прикрученную спереди. Лиза разобрала на ней название производителя и дату выпуска — 1925 год. — Как раз тогда и был сделан этот токарный станок, в тысяча девятьсот двадцать пятом году. А ведь современный станок выполняет тот же объем работы в два раза быстрее.

— Тогда почему вы не приобретете новое оборудование? — с самым невинным видом поинтересовалась она.

Даже несмотря на оглушительный грохот, мужчина, работающий за станком, расслышал ее вопрос и обменялся понимающей ухмылкой с начальником цеха. Лиза покраснела, чувствуя себя глупой и невежественной, но потом с вызовом подумала: «Они ведь не знают, как нужно снимать фильм или ставить пьесу. Так почему я должна разбираться в том, как они делают свою работу?»

Она спросила себя, а заметили ли они ее пылающие щеки. Даже если и так, Джим Харрисон оставался безжалостным. Он подвел Лизу к большому, отгороженному стенами закутку, в котором стояло с полдюжины неработающих станков.

— Здесь мы готовили учеников, — холодно обронил начальник цеха, — еще в те времена, когда компания могла себе это позволить. — Затем он показал ей столовую с длинными рядами пластиковых столов с облупленными крышками, стоящими так близко друг к другу, что между ними едва можно было протиснуться, а потом и старомодную кухню, на которой несколько женщин в зеленых халатах уже чистили картошку и пекли будочки. Они дружно подняли головы, глядя на них, и Джим Харрисон громко произнес: — Это — леди Элизабет Молино, жена нашего парламентария. Она пришла, чтобы осмотреться. — И женщины с любопытством уставились на Лизу. Она попыталась улыбнуться, но, очевидно, ей это не удалось, потому что ни одна из женщин не улыбнулась в ответ. Уходя, Лиза расслышала за спиной взрыв язвительного смеха.

Джим толкнул двойную вращающуюся дверь, и внезапно они оказались на улице. Лиза с жадностью глотнула свежего воздуха.

— Как люди дышат весь день в такой атмосфере? — пробормотала она, обращаясь скорее к себе, чем к своему спутнику.

— Чтобы заработать себе на пропитание, — ядовито ответил он. — Чтобы заплатить аренду, взнос по закладной и накормить своих детей. Но вам ведь об этом ничего не известно, не так ли?

Лиза гневно уставилась на него. Она пришла сюда, чтобы помочь, а этот человек унижает ее, обращаясь с ней с нескрываемым презрением.

— Вы ничего не знаете обо мне, — холодно сказала она. Как смеет он предполагать, будто ее не волнует тот факт, что люди могут лишиться работы?!

— Я знаю все, что мне нужно знать, — отрезал Джим.

Они обменялись гневными взглядами. Его карие глаза имели оттенок табачного цвета, и несмотря на неприязнь, которую вызывал в ней Джим Харрисон, Лиза вынуждена была признать, что этот человек в рабочей одежде обладал чувством собственного достоинства, которое начисто отсутствовало у Тони, несмотря на все его аристократическое воспитание. И вдруг она поняла, что, как бы дико и необъяснимо это ни звучало, одобрение Джима было для нее очень важно. Ей захотелось бросить ему в лицо: «Я родилась в бедной семье, каких много в Броксли, и начала работать на фабрике, как и ты, когда мне было всего четырнадцать!», а потом открыть ему настоящую причину своего визита. Но почему, собственно, она должна оправдываться? Он выставил ее на посмешище, вел себя оскорбительно и покровительственно, так пусть думает о ней, что хочет!

Лиза вдруг заметила, что шпилька ее туфельки проткнула какую-то тонкую железку. Она наклонилась, чтобы отодрать ее, и едва не упала. Джим машинально вытянул руку, чтобы поддержать ее, и Лиза почувствовала его железную хватку на своем предплечье. Совершенно неожиданно для себя она улыбнулась ему в знак благодарности. На мгновение глаза их встретились, и она поняла, ощутила женским чутьем, что, несмотря на показную грубость и сдержанные манеры этого человека, она ему нравится. А потом Джим быстро отпустил ее руку и поспешно отступил в сторону, словно устыдившись того, что она прочла в его глазах.

— И что же дальше? Вы скажете мужу, что это прекрасное место для строительства отеля?

Еще одно предположение, будто она пришла сюда шпионить по поручению Тони.

— Слухи разлетаются по Броксли с поразительной быстротой, — с кислой миной заметила Лиза.

— Так и должно быть, когда на карту поставлена жизнь многих людей.

Если бы он только знал, как она с ним согласна, но Лиза не собиралась разочаровывать его, признавшись в этом. Он думал, что она пришла сюда шпионить? Что ж, пусть и дальше остается при своем мнении. И Лиза невозмутимо ответила:

— Да, именно это я ему и скажу. Вы верно заметили: это прекрасное место для отеля, просто замечательное.

Чуть позже она позвонила Фергюсу Ломаксу, и Герти с большой неохотой, но все-таки позволила ей поговорить с ним.

— Я выкуплю договор аренды, — сказала Лиза, — хотя и не знаю зачем. Артур Окстон — алкоголик, а начальник цеха Джим Харрисон — самый большой грубиян из всех, кого я когда-либо встречала.

Фергюс рассмеялся.

— Джим — один из самых достойных и заслуживающих уважения людей, — сказал он. — Мы с ним лучшие друзья, хотя мне так и не удалось убедить его голосовать за меня. Он поэт-любитель, наш Джим, и его стихи печатают. Как только вы узнаете его получше, вы непременно его полюбите.

— Поэт? Вы меня удивляете, — откликнулась Лиза. — Он не произвел на меня впечатления человека, который знает достаточное количество слов, чтобы написать стихотворную строку, не говоря уже о том, чтобы подобрать к ней рифму.

— Это всего лишь показывает, как плохо вы разбираетесь в поэзии. Кроме того, нельзя так отзываться о коллеге-социалисте, который разделяет ваши взгляды.

— Прошу прощения, это было невежливо с моей стороны, — признала Лиза. — Что касается договоров, могу я предоставить решение этого вопроса вам? И когда вам нужны деньги, сейчас? Честно говоря, я даже не представляю, как это делается.

— Я займусь этим, — пообещал Фергюс. — Как только я выясню все подробности, я сразу же свяжусь с вами. Деньги можно передать и потом. Все знают, что слово Фергюса Ломакса так же надежно, как и его долговые обязательства.

Перед уходом Лиза обнаружила на своем туалетном столике очередную стопку счетов, которая оказалась в два раза толще обычной. Должно быть, Тони положил их сюда прошлой ночью, а она не заметила, потому что цветов — или взятки, как она их называла — на сей раз не было. Лиза со злостью сунула счета в сумочку и, криво улыбнувшись, подумала, а нет ли среди них счета за Омара. Флоренс Дэйл сказала ей, что персидские котята стоят не меньше сотни фунтов.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Лиза пыталась выучить свои реплики в новой пьесе, «Лидер», репетиции которой должны были начаться в конце недели, но получалось у нее плохо. Диалоги были банальные и избитые, слова ничего не значили. «Мэттью Дженкс был прав», — думала она. Пьесу написал известный драматург, прославившийся легкими, искрометными комедиями, но его последний опус оказался откровенно пустой, бессодержательной мешаниной косвенных намеков и дурного вкуса. Лиза не сомневалась, что где-то ждут своего часа тысячи неизмеримо более достойных произведений, но в Уэст-Энде ставилась именно эта пьеса, причем только потому, что ее автор пользовался определенной популярностью. К счастью, роль у Лизы была маленькая, поскольку в труппе и так было предостаточно звезд — восемь актеров и актрис первой величины — и, насколько она слышала, билеты были раскуплены на несколько месяцев вперед.

Когда Лиза пришла на первую репетицию, остальные актеры уже знали свои реплики назубок. Они уселись полукругом, и Лиза, единственная из всех, держала на коленях сценарий. Она то и дело мысленно уносилась далеко за пределы сцены. Лиза волновалась о том, удалось ли Фергюсу выкупить договоры для «Спринг инжиниринг». Думала о фабричных рабочих, источник существования которых попал в зависимость от нечистоплотных приятелей Тони. А ведь их карманы и так уже раздулись от денег! Но жадность толкала их на новые подлости, и для достижения своих целей они готовы были растоптать соотечественников с такой легкостью, словно те были бессловесными насекомыми или пылью под ногами.

И за одного из этих мужчин она вышла замуж! По иронии судьбы они познакомились на этой самой сцене два с половиной года тому назад. Лиза вдруг с беспощадной ясностью осознала, что, хотя она давно подозревала, что Тони женился на ней исключительно ради денег, она все-таки не до конца отдавала себе отчет в том, к каким нечистоплотным способам он готов был прибегнуть ради этого.

Лиза вспомнила, как Барбара Хини сказала ей: «Он мне до смерти надоел, требуя, чтобы я вас познакомила», а позже подтвердила, что заранее предупредила Тони о том, что в тот день у Лизы был день рождения, но он сделал вид, будто ничего не знал. Тогда обе они сочли это невинным обманом, поводом, чтобы польстить ей и понравиться. «Вы самая красивая пятидесятилетняя женщина из всех, кого я знал», — сказал он. И Лиза с самого начала пала жертвой его лести.

Тони выбрал ее совсем не случайно. С тех пор как Лиза вернулась в Англию, в газетах появилось множество статей о ней. В них перечислялись ее самые успешные и кассовые фильмы. Не ускользнул от внимания репортеров и тот факт, что она была вдовой Джозефа Дента и совладелицей многообещающей продюсерской компании «О’Брайен продакшнз». Тони целенаправленно и хладнокровно обхаживал ее, осыпая цветами и знаками внимания, устраивая ей маленькие приятные сюрпризы — наподобие пикника в Гайд-парке и ужина в дорогом ресторане. И он очаровал ее своим обаянием, чтобы она оплачивала его счета, в то время как он просаживал свое наследство и заработок парламентария за карточным столом или вкладывал деньги в сомнительные предприятия.

Внезапно Лиза поняла, что взгляды собравшихся устремлены на нее.

— Я понимаю, что пьеса — редкостное дерьмо, Лиза, но давай все-таки постараемся вытащить ее, а? — устало сказал режиссер-постановщик. — Для начала от тебя требуется совсем немного — выучить свои реплики.

— Прошу прощения, — растерянно ответила она. — Я задумалась. — Лиза взяла в руки сценарий. — На чем мы остановились?

Когда на следующие выходные она приехала в Броксли, Тони был уже дома. Едва Лиза переступила порог, как он вышел из гостиной и неприязненно взглянул на нее.

— Что ты затеяла? — требовательно спросил Тони, и его тон был таким же холодным, как и выражение лица.

Лиза выругала себя за проявленную слабость; несмотря ни на что, она настолько привыкла к пылкому приему, который муж неизменно ей оказывал, что его холодность расстроила ее. Неужели он был таким хорошим актером, что все это время лишь притворялся, причем успешно? Лиза с неохотой призналась себе, что в глубине души по-прежнему испытывает к нему теплые чувства.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — откликнулась она, молясь про себя, чтобы Фергюс не нарушил данного им слова и не раскрыл ее участия в этом деле.

— Я имею в виду договоры аренды «Спринг инжиниринг». Кому ты разболтала о них?

Лиза с негодованием взглянула на него.

— Я никому ничего не «разболтала», как ты выражаешься. — И это было правдой. В окружении Тони был «крот», но она здесь ни при чем. — Что-то случилось? — с самым невинным видом спросила Лиза.

— Случилось. — Тони явно не знал, верить ей или нет. — Мне только что звонил Соверби, сегодня он приедет к ужину. — Соверби, если она не ошибалась, был одним из дельцов, которые гостили у них несколько недель назад, тот самый, который назначил себя председательствующим. — Когда он связался с держателями акций, те ответили, что уже продали их. Кто-то опередил нас.

— Мне очень жаль, — произнесла Лиза, — но я не имею к этому никакого отношения. Это мог сделать кто-то другой, например один из твоих компаньонов, который решил снять сливки сам.

— А что, может быть, ты и права, — проронил Тони после некоторого раздумья. — Полагаю, это вполне мог сделать Крис. Прощальный жест, чтобы досадить мне.

— А ты спрашивал у него, или, точнее, уже обвинил его? — многозначительно поинтересовалась Лиза.

Тони покраснел.

— Крис уехал. Он перебрался в Корнуолл, в другой избирательный округ. — Он подошел к ней, взял ее за руки и поднес их к своим губам. — Прости меня, дорогая. Я был уверен, что это ты предала меня, но мне следовало бы знать, что ты никогда не сделаешь ничего подобного.

Лиза ничего не ответила. В глубине души она радовалась тому, что Фергюс Ломакс успел вовремя. Она заглянет к нему на выходные и передаст чек.

За ужином Тони и Колин Соверби пребывали не в лучшем расположении духа. Разговор не клеился. Несмотря на усилия, которые прилагала Лиза, чтобы с блеском сыграть роль хозяйки, пересказывая им смешные сплетни и новости театральной жизни, Тони отвечал ей вымученными улыбками, а равнодушие Соверби было почти оскорбительным. Лиза была рада, когда ужин подошел к концу и миссис Мэйсон убрала тарелки со стола. Теперь они могут перейти к делу.

Однако после целого часа бессвязных разговоров ни о чем Лиза поняла, что мужчины не собираются обсуждать в ее присутствии то, что их действительно беспокоило.

— Думаю, сегодня я пораньше лягу спать. Неделя выдалась просто сумасшедшей и крайне утомительной, — сказала Лиза и едва не рассмеялась, когда оба вздохнули с облегчением.

Выйдя из комнаты, она остановилась у дверей и прислушалась, но до нее долетали лишь неразборчивые приглушенные голоса. Тогда Лиза спустилась в кухню, чтобы выпить стакан молока, и с удивлением обнаружила, что грязные тарелки по-прежнему лежат в раковине. Миссис Мэйсон, стоя спиной к двери, прижимала к уху резиновую трубку, служившую частью старомодной системы связи, которая использовалась для переговоров со слугами двести лет назад, когда особняк был только построен. Лиза полагала, что эта система давно вышла из строя.

— Ради всего святого, что вы делаете?

Миссис Мэйсон подпрыгнула как ужаленная. Она выронила трубку и повернулась к Лизе, зардевшись от смущения.

— Я думала, что вы уже легли спать, — пролепетала кухарка.

Лиза подошла к ней, взяла трубку и приложила ее к уху. Теперь она отчетливо слышала каждое слово, произнесенное в столовой наверху!

— А они могут нас услышать? — прошептала Лиза.

Миссис Мэйсон покачала головой:

— Только если станут специально прислушиваться у каминной решетки.

— Значит, вы и есть тот информатор, о котором говорил мне Фергюс Ломакс?

Женщина с вызовом кивнула.

— Мой сын работает в «Спринг инжиниринг». И я не собиралась сидеть сложа руки и ждать, когда они закроют фабрику. Я знала, что Фергюс нам поможет.

— И часто вы подслушиваете?

— Только когда в гости приходят такие люди, как сегодня, — пробормотала миссис Мэйсон. — Вот откуда мы узнали, что он берет взятки.

— Кто, Тони?

Что за дурацкие вопросы она задает? А кто же еще это мог быть?

— Совершенно верно. — Миссис Мэйсон с гордостью добавила: — Это мой сын сообщил обо всем в редакцию журнала. — Кивнув на трубку, она продолжила: — Как только вы ушли, они заговорили о «Спринг инжиниринг». Что-то насчет того, что надо взяться за решение проблемы с другой стороны. Кажется, они намерены скупить акции.

Лиза поднесла трубку к уху и стала внимательно слушать.

— Я начала получать удовольствие от того, что мы делаем, — заявила Лиза на следующее утро Фергюсу Ломаксу. — Как мы обыграем их на этот раз?

Он посмотрел на нее смеющимися глазами.

— Слава богу, что вы не типичная супруга консерватора, — сказал он.

— Если бы не эта история, я бы уже подала на развод, — с грустью призналась Лиза. — Они намерены приобрести пятьдесят один процент акций. Что это значит?

— Это значит, что они получат полный контроль над компанией и смогут закрыть ее в тот же день. Не успеете вы и глазом моргнуть, как в конце Хай-стрит появится отель, а ваш супруг станет богатым человеком. Хотя если он действительно таков, как о нем говорят, то ненадолго.

— Но этого не случится, если я выкуплю акции первой?

— В самую точку. Вот только действовать придется чертовски быстро. — Фергюс хлопнул себя по колену. — Знаете, а я ведь тоже получаю удовольствие.

— В акциях я разбираюсь немногим лучше, чем в договорах аренды. Вы сможете сделать это для меня?

— Завтра утром я первым делом свяжусь со своим биржевым маклером, — пообещал Фергюс. — В данный момент акции упали, но все равно это обойдется вам недешево. Вот почему Тони со своими дружками не стали прибегать к этому способу с самого начала.

— И сколько это будет стоить?

— По крайней мере полмиллиона фунтов.

— Ничего, — небрежно отозвалась Лиза.

Похоже, легкость, с которой она изъявила готовность расстаться со столь внушительной суммой, произвела на Фергюса впечатление.

— Кажется, я неправильно выбрал для себя род занятий. Мне нужно было податься в актеры.

— Эрролу Флинну[112] было бы нелегко удержать пальму первенства, — рассмеялась Лиза.

— Вы по-прежнему хотите сохранить инкогнито?

Она кивнула.

— Ну не странно ли это? — заметила Лиза. — Кто бы мог подумать, что когда-нибудь я стану владелицей промышленного предприятия? Я даже не знаю, что они выпускают.

— Двигатели внутреннего сгорания, — ответил Фергюс.

Лиза застонала:

— Не надо было спрашивать. Ради всего святого, для чего они нужны?

Критики сочли «Лидера» худшей пьесой, когда-либо поставленной в Уэст-Энде. Один из них писал: «….Этот побитый молью монстр выполз на сцену уже полумертвым. К концу первого акта из его заплесневелого тела ушли остатки жизни, и весь второй акт мы вынуждены были наблюдать за предсмертными судорогами трупа».

Актеры заключили контракты на полгода, и поскольку билеты были благополучно распроданы на несколько месяцев вперед — ведь в пьесе играли сразу восемь звезд, — им ничего не оставалось, как продолжить выступления и постараться сыграть как можно лучше. Лиза отдавала себе отчет в том, что еще никогда за всю свою карьеру не играла так плохо. Правда, пьеса оказалась настолько никудышной, что этого, вероятно, никто не заметил. Она так и не смогла вжиться в роль, и хотя спектакль шел уже несколько недель, по-прежнему забывала свои реплики. Но вскоре стало ясно, что дело не только в пьесе. Собственно говоря, в последнее время Лиза стала забывать массу самых разных вещей — назначенные встречи, номера телефонов и, что было хуже всего, имена и фамилии. Более того, иногда ее охватывала такая рассеянность и отстраненность, что она начала беспокоиться о своем психическом здоровье.

Однажды вечером, посреди второго акта, Лизу вдруг бросило в жар, а тело покрылось пóтом. Это повторилось несколько дней спустя, когда она была дома и смотрелась в зеркало; Лиза вдруг увидела, что ее лицо вспыхнуло уродливым темно-красным румянцем.

После того как это случилось в третий раз, она пошла к врачу. Как только Лиза описала ему симптомы, он буркнул:

— Это климакс.

— Климакс? — тупо повторила Лиза.

— Это случается со всеми женщинами, — нетерпеливо бросил он. — Не волнуйтесь, от этого не умирают.

— Есть ли какие-нибудь лекарства от этого внезапного жара и прилива крови?

Врач покачал головой:

— Это пройдет само, хотя и не сразу. А пока что вам придется стиснуть зубы и терпеть.

— Интересно, проявили бы вы подобное легкомыслие, если бы речь шла о мужчинах, — с горечью произнесла она.

Но, по крайней мере, теперь Лиза знала, что не сходит с ума. Она взяла себя в руки, намереваясь отыскать в происходящем положительные стороны, хоть и злилась на себя, когда тело упрямо отказывалось ей повиноваться и ее бросало в жар в самый неподходящий момент — на сцене, в магазине, а однажды даже в поезде, идущем в Броксли.

Позвонил Фергюс Ломакс и сообщил, что она стала владелицей компании «Спринг инжиниринг», но Лиза почему-то не испытала особого восторга по этому поводу. Он прислал ей вырезки из городской газеты: «Таинственный покупатель приобретает контрольный пакет акций местной компании».

К Лизе приехала Нелли и тут же преисполнилась сочувствия:

— Бедняжка ты моя! А ты не пробовала ГЗТ?

— А это что такое?

— Гормонозаместительная терапия. С некоторыми женщинами она творит чудеса.

— Но мой врач сказал, что ничего принимать не нужно, — запротестовала Лиза. — Он утверждает, что я должна терпеть и улыбаться.

— Тогда найди себе другого врача, — решительно заявила Нелли. — Желательно женщину.

ГЗТ не сотворила с Лизой особых чудес, но все-таки помогла. Через несколько недель она вновь стала собой и позвонила Нелли, чтобы поблагодарить ее.

— Знаешь, я ведь уже начала беспокоиться, — призналась она. — Если я не могу справиться с климаксом, то что будет, если я заболею чем-то действительно серьезным?

В ответ Нелли рассмеялась.

— Ты несгибаемый борец, Лиз, и ты себя недооцениваешь. Как бы там ни было, у тебя нет ни малейшего шанса заболеть чем-то серьезным. Ты одна из самых здоровых женщин, каких я только знаю.

Это было за четыре дня до того, как Лиза обнаружила шишку у себя на груди.

Она как раз принимала душ и поначалу подумала, что ей попросту попалось бракованное мыло с посторонним предметом внутри. Ничего подобного — оно было гладким и ровным, как шелк. Тогда Лиза потрогала грудь, левую, с внешней стороны, почти под мышкой. Шишка была не больше горошины, но она определенно прощупывалась там и была такой же твердой, как сухие горошины, которые покупала мама, а потом замачивала на ночь в кастрюле. Лиза туго натянула кожу. Больно ей не было, но шишка никуда не делась.

Рак!

— Господи Иисусе! — простонала Лиза и заплакала.

Она вновь взглянула на себя в зеркало.

Она по-прежнему оставалась очень красивой, даже в возрасте пятидесяти трех лет. Лиза по праву гордилась своей фигурой, с изгибами и выпуклостями в нужных местах. И хотя ее кожа лишилась атласного блеска молодости, у нее не было ни унции лишнего жира. Лиза представила, как ей отрезают грудь, а на ее месте остается жуткая рваная рана, и заплакала еще сильнее.

Первой ее реакцией было позвонить кому-нибудь. Срочно, сию же минуту. Самой подходящей кандидатурой казалась Нелли, но рука Лизы замерла на телефонной трубке, так и не сняв ее.

«Я лишь растревожу ее. Нелли ничем не сможет мне помочь, и вообще никто на свете мне не поможет».

За исключением хирурга, который отрежет ей грудь, изуродует ее тело, и красавица Лиза Анжелис превратится в уродину.

Она побежала в магазин и купила книгу о раке. Выяснилось, что шишка могла оказаться доброкачественной опухолью или вообще безвредной кистой. Лиза вздохнула с облегчением, и ее тревога немного утихла, однако по мере того как день близился к вечеру, она стала думать: «Но у кого-то же бывают злокачественные опухоли. Почему этим “кем-то” не могу оказаться я?»

Придя вечером в театр на представление, Лиза заикнулась о раке груди в разговоре с актрисой, с которой делила гримерную. К ее изумлению, женщина не пожелала ее слушать. Она глядела испуганными глазами на Лизу, словно догадавшись, чем вызвано ее небрежное замечание. По окончании спектакля Лиза забрала свои косметические принадлежности и выскочила из комнаты в неприличной спешке.

«Пожалуй, если я изменю рацион и начну есть здоровую пищу, шишка исчезнет», — подумала Лиза и полностью отказалась от мяса. Отныне она ела лишь овощные салаты и фрукты. Она начала каждый день ходить в спортивный зал, часами истязая себя на тренажерах, мысленно приказывая своему телу восстановить прежнее безупречное здоровье.

Крошечная, размером не больше горошины, опухоль на груди подчинила себе всю ее жизнь. Лиза с удивлением обнаружила, что до Рождества осталось всего несколько дней, и впервые за долгое время наведалась в Феррис-Холл. Тони был столь же экспансивен, как всегда.

— Ты заставила меня изрядно поволноваться, дорогая! Где ты пропадала, скажи на милость?

Лиза взглянула на него. Этот человек был ее мужем, но казался ей совершенным незнакомцем. Узнает ли она когда-нибудь, какой он на самом деле и что скрывается под этой вежливой, улыбчивой маской? Лиза пока еще не предприняла никаких шагов к тому, чтобы развестись с ним, и момент сейчас снова казался ей не самым подходящим. Как только шишка исчезнет и жизнь войдет в нормальную колею, она наведается к адвокату и начнет действовать.

Лиза, конечно, ничего не сказала Тони, но она вернулась в Броксли совсем не ради него. Просто она стала чувствовать себя здесь, как дома. Когда Лиза шла по Хай-стрит, с ней здоровались почти все прохожие, попадавшиеся навстречу. Ей казалось, что она прожила тут всю жизнь. После развода она купит домик где-нибудь поближе к холмам, чтобы бегать там каждое утро.

Мужу Лиза холодно ответила:

— У тебя есть мой лондонский номер, Тони, и ты знаешь, где я живу. Если ты так беспокоился обо мне, то мог хотя бы позвонить.

Он ничего не сказал, но его лицо потемнело от гнева, словно он наконец сообразил, что между ними все кончено.

Рождественским утром Лиза вновь отправилась на пробежку. Поначалу ледяной ветер пробирал ее до костей и она дрожала от холода в своем тренировочном костюме, но через некоторое время привыкла и даже согрелась. Глотая морозный чистый воздух, Лиза думала о том, как он полезен, когда растекается по ее легким. Физические нагрузки оказались не напрасными, и теперь она пробегала вдвое больше, чем раньше, и ничуть не уставала при этом. Лиза сунула руку за пазуху, чтобы проверить, не исчезла ли шишка. «Горошина» была на месте.

Лиза испытывала воздушную легкость во всем теле, без усилий скользя над землей и едва касаясь ногами мерзлой травы. Пожалуй, ей стоит снова приезжать в Феррис-Холл каждую неделю. Пробежки в Лондоне, где она дышала ядовитыми выхлопными газами, были, наверное, опаснее заточения в четырех стенах квартиры.

Лиза добежала почти до самого Броксли. По другую сторону этого холма стоял дом Фергюса Ломакса. «Уместно ли будет заглянуть к нему на Рождество?» — подумала Лиза. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы заскочить к нему на минутку и пожелать счастливого Рождества — в том, разумеется, случае, если Герти пустит ее на порог!

К удивлению Лизы, Герти была рада ее видеть, причем настолько, что даже запечатлела у нее на щеке дружеский поцелуй.

— Все эти шпионские игры с выкупом договоров аренды, а потом и приобретением акций пошли Фергюсу на пользу. Он вновь ощутил себя нужным. Хотите чего-нибудь выпить?

Лиза уже давно отказалась от спиртного.

— Воды, если можно, — сказала она.

Когда Герти проводила ее в комнату, где перед пылающим камином сидел хозяин дома, Лиза обнаружила, что у него уже есть гости. Поначалу она не узнала мужчину, который при ее появлении поднялся на ноги, — рослый, широкоплечий здоровяк со светло-карими глазами и исполненными сдержанного достоинства манерами, одетый в темные брюки и неброский свитер, который выглядел так, словно был получен в подарок только сегодня утром. И тут Фергюс весело произнес:

— Полагаю, вы уже знакомы с Джимом Харрисоном.

Снова этот тип — начальник цеха «Спринг инжиниринг»! Ах да, Фергюс же как-то обмолвился, что они — друзья. Лиза выдавила улыбку, хотя это и стоило ей некоторых усилий.

— Рада видеть вас вновь, — пробормотала она, когда Джим подошел к ней и пожал руку. «Лучше поздно, чем никогда», — подумала Лиза. В первую их встречу он не снизошел до рукопожатия.

— Я только что поздравил Джима, — сообщил Фергюс. — Его назначили директором «Спринг инжиниринг». — Его глаза лукаво блеснули. — Помните, Лиза? Вы еще приходили туда с визитом, чтобы осмотреться, так сказать. И фабрика вам не слишком приглянулась, если я правильно помню.

— Сотрудники вели себя не очень-то дружелюбно, — ответила Лиза. Она было решила, что Джим Харрисон смутится, но у того хватило наглости заулыбаться во весь рот, словно она рассказала ужасно смешную историю. — Как дела у вашей компании? — с самым невинным видом поинтересовалась она. — Насколько я понимаю, ее собирались закрыть и построить на ее месте отель. И что же, ничего не получилось?

— Случилось нечто странное, — с таким же невинным видом ответствовал Фергюс. — Объявился таинственный благодетель, который выкупил договоры аренды и увел большую часть акций прямо из-под носа у несостоявшихся застройщиков!

— Мы еще не знаем, благодетель ли он на самом деле, — остудил их пыл Джим. — Нам неизвестны его планы. Пока он не начнет вкладывать средства в новое оборудование, я не перестану думать, что он держит козырного туза в рукаве.

«Проклятье! — подумала Лиза. — Теперь, похоже, мне предстоит заняться покупкой токарных станков и прочего».

Спустя некоторое время она сказала:

— Ну, мне пора. Миссис Мэйсон расстроится, если я не вернусь домой к обеду. — Не то чтобы Лиза была голодна, но она намеревалась составить Тони компанию за обеденным столом.

— Пожалуй, я тоже пойду, Фергюс. Анни осталась дома, она готовит свой первый рождественский ужин. Я предложил ей свою помощь, но она посоветовала мне не путаться под ногами. — Джим Харрисон встал и направился к двери вместе с Лизой.

Когда они вышли на улицу, он спросил:

— А где ваша машина?

— Я пришла сюда пешком, точнее прибежала, — ответила Лиза.

— Но вы же не можете проделать весь обратный путь бегом! — Джим явно был шокирован. — Вам повезет, если вы доберетесь домой к чаю, не говоря уже об обеде. Позвольте, я подвезу вас.

— Нет уж, спасибо, — запротестовала Лиза. — Лучше я побегу.

Хотя, откровенно говоря, перспектива доехать домой в машине внезапно показалась ей очень заманчивой. Пока она была в гостях, поднялся сильный пронизывающий ветер. Лиза вздрогнула, и Джим Харрисон взял ее под руку и подвел к своему автомобилю. Она все-таки позволила ему чуть ли не силой усадить ее на место пассажира.

Первую милю или около того оба молчали. Время от времени Лиза украдкой поглядывала на Джима, а он смотрел прямо перед собой, сосредоточившись на управлении автомобилем. Езда по таким узким дорогам требовала особого внимания, ведь из-за поворота в любую минуту могла выскочить встречная машина. У Джима был твердый, решительный подбородок, уже потемневший от намека на щетину, и крупный нос с широкими раздувающимися ноздрями. Ресницы у него были длинные и прямые, чуточку темнее глаз. На лбу пролегли ровные морщинки, похожие на складки гофрированной бумаги. Лиза с неохотой вынуждена была признать, что он привлекателен неброской, какой-то спокойной и надежной красотой. Джим Харрисон был из тех людей, которым можно доверять без оглядки. Рядом с ним Лиза чувствовала себя в полной безопасности. «Он совсем не такой, как Тони», — прозвучал ехидный голос у нее в голове.

Джим повернулся, увидел, что Лиза смотрит на него, и она почувствовала, что краснеет. Если у нее сейчас случится прилив крови, она покончит с собой. И, кстати, какое дело женщине в самый разгар климакса до сексуальной привлекательности представителя противоположного пола?

— Кто такая Анни? — внезапно поинтересовалась Лиза, чтобы скрыть замешательство.

— Моя дочь. Она приехала на каникулы из Калифорнийского университета.

Лизе ужасно хотелось спросить, а где его жена, и она вдруг поняла, что отчаянно надеется, что он вдовец или разведен. Проклятье, опять она взялась за свое! Ее снова влекло к мужчине, которого она совсем не знала и который, скорее всего, ненавидел ее.

— Отвечая на ваш невысказанный вопрос, скажу, что мы с женой развелись пятнадцать лет назад, — неожиданно произнес Джим. — Сейчас она живет в Канаде с новым мужем.

— Я не собиралась расспрашивать вас об этом, — солгала Лиза и обрадовалась и смутилась одновременно, когда он поморщился.

— Послушайте, — быстро сказал Джим. — Я хочу извиниться за свое поведение в тот день, когда вы приходили на фабрику. Я вел себя по-хамски, и мне очень стыдно.

— К чему извинения? Что заставляет вас полагать, будто цель моего появления была не той, о которой вы подумали с самого начала, — то есть осмотреться и оценить ваше предприятие по просьбе моего супруга?

— Потому что теперь я это знаю.

Поначалу Лиза решила, что Фергюс проболтался, но потом Джим добавил:

— Поль сказал мне, что вы на нашей стороне.

— Поль?

— Поль Мэйсон. Его родители работают в Феррис-Холле. — Он улыбнулся. — Я получил прощение?

— Не могу же я отказать в прощении на Рождество, — сухо ответила Лиза. — Это было бы не по-христиански.

— Итак, я прощен?

— Полагаю, да.

— Отлично! — Джим широко улыбнулся. — День прожит не зря.

— Не радуйтесь заранее, — разозлилась Лиза.

Она знала, что грубит ему намеренно, потому что он все сильнее нравился ей. А ведь она поклялась, что после Криса больше никогда не будет иметь дела с мужчинами.

Лиза даже не заметила, как они доехали до Феррис-Холла. Когда они подкатили к входу, она увидела на площадке перед домом своего мужа. Он и Мэйсон стояли рядом с «мерседесом», и Тони размахивал руками, как избалованный ребенок.

Джим Харрисон посмотрел на него, потом перевел взгляд на Лизу, и на его мужественном и добром лице появилось недоумение. Казалось, он спрашивал: «Почему, ради всего святого, вы вышли за него замуж?» Этот вопрос Лиза все чаще задавала себе сама. И не находила на него ответа.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Наконец-то театральный сезон закончился. Чувство облегчения оказалось столь сильным, что актеры выложились без остатка на последнем спектакле в субботу вечером. Режиссер-постановщик с негодованием воскликнул:

— Если бы вы так играли с самого начала, мы бы вытащили эту пьесу!

После окончания спектакля труппа устраивала вечеринку, но едва Лиза взглянула на жирные сосиски в тесте и слоеные пирожки с мясом и рыбой, разложенные на столах за кулисами, как ее затошнило при одной мысли о том, что придется запихивать в себя эту нездоровую пищу, в которой полно консервантов и красителей. Она хотела успеть на ночной поезд до Броксли, и тогда завтра, во время утренней пробежки по холмам, она уже будет дышать чистым, незагрязненным воздухом. Чем здоровее Лиза становилась, тем больше была вероятность того, что шишка наконец исчезнет, хотя пока она упрямо оставалась на прежнем месте, несмотря на все усилия Лизы. И пусть «горошина» не увеличивалась в размерах, всякий раз, когда Лиза касалась левой груди — что случалось по нескольку раз на дню, — она неизменно нащупывала там уплотнение.

В гримерной Лиза сидела одна — с того дня, как прозвучало страшное слово «рак», актриса, с которой они делили комнату, теперь появлялась там только после ее ухода. Едва Лиза успела снять грим, как раздался стук в дверь.

— К вам посетитель, мисс Анжелис.

В гримерную вошла женщина. Она была огромной, как воздушный шар, и тяжело отдувалась при ходьбе. Незнакомка принесла с собой солоноватый запах пота. Узел у нее на затылке распустился, и снежно-белые волосы выбились из-под резинки и торчали вокруг головы, словно змеи горгоны Медузы. На женщине было шелковое платье с вульгарным глубоким вырезом, висевшее на ней мешком. Несмотря на то что выглядела она лет на шестьдесят, кожа у нее на лице оставалась свежей и гладкой, как у молоденькой девушки.

Она со вздохом опустилась в кресло и сказала:

— Ты не узнаешь меня, верно?

— Мне ужасно жаль, но да, не узнаю, — ответила Лиза, пытаясь скрыть раздражение. Она была не в настроении принимать посетителей.

— Это я, Джекки.

Джекки! Господи Иисусе, как могла симпатичная, хорошо сложенная девушка, которую она знала много лет назад, превратиться в это… это страшилище?

— Ой, как я рада тебя видеть! — вскричала Лиза, сознавая, как фальшиво звучит ее голос. — Как поживает Лоуренс и дети?

— Лоуренс умер четыре года тому назад, — откликнулась Джекки невыразительным голосом. — Ты же помнишь, он был намного старше меня. Ему исполнилось семьдесят, когда он скончался.

Лиза сочувственно заохала:

— Мне очень жаль. Представляю, каким ударом это стало для тебя.

— Что касается детей, то у меня их четверо. Сначала родились два мальчика, а потом две девочки. Ноэля ты помнишь, конечно. — Джекки захихикала. — Да уж, заварили мы тогда с тобой кашу, верно? Моих средних малышей, Роберта и Лизу, ты видела, а когда родилась Констанция, ты уже съехала с квартиры и все мои письма возвращались с пометкой «Адресат выбыл». — Она умолкла, чтобы перевести дыхание, словно долгая речь утомила ее.

— Мне очень жаль, что так получилось, — пробормотала Лиза, злясь на Джекки за то, что та заставила ее почувствовать себя виноватой спустя столько лет. — Мне пришлось срочно уехать.

— Как бы там ни было, — продолжала Джекки, — мои дети женились или вышли замуж. Ноэль уехал в Австралию, а остальные разлетелись по всей стране. У меня уже трое внуков. Конечно, я вижу их не так часто, как мне бы того хотелось, но таков, полагаю, удел всех матерей.

— Наверное. — Воцарилось неловкое молчание. — Ты по-прежнему живешь в Борнмуте?

— После смерти Лоуренса мне пришлось освободить дом викария, а денег на собственное жилище мы так и не скопили. — Джекки вновь захихикала, но теперь Лиза отчетливо уловила в смехе бывшей подруги нотки отчаяния. — Ни за что не угадаешь, где я сейчас живу! В Эрлз-Корте, в двух шагах от нашей старой квартиры. Я снимаю комнатку, очень приличную. Правда, там бывает шумно.

Ох, Джекки! В шестьдесят лет ты живешь одна, в съемной комнатке в Эрлз-Корте.

— Почему, скажи на милость, ты не осталась в Борнмуте? — с любопытством спросила Лиза.

— Мне нужно было найти работу, и потому я приехала в Лондон, но за все это время я лишь на пару недель устроилась в одно место с испытательным сроком. Похоже, рынок труда приказал долго жить.

«Это неправда», — подумала Лиза. На рынке труда уже давно наблюдается стабильность. Скорее уж дело в том, что никто не желал брать на работу особу, которая выглядит, как Джекки. Лиза повернулась к зеркалу и принялась наносить повседневный макияж, краем уха слушая болтовню Джекки.

— Вчера, направляясь в агентство, я проходила мимо театра и увидела афишу с твоей фотографией. Я сразу же узнала тебя — за все эти годы ты ни капельки не изменилась. Все такая же красивая, — с восхищением заключила она.

Несмотря на изменившуюся внешность, в душе Джекки оставалась такой же, как прежде — жизнерадостной, веселой. В ее голосе не было зависти. Она искренне радовалась тому, что ее старая подруга сумела сохранить стройную фигуру, чего нельзя было сказать о ней самой. На мгновение Лизе даже показалось, что если она сейчас повернется, то увидит прежнюю Джекки, с ярко-синими тенями вокруг глаз и острыми ресницами, со светлыми волосами, каскадом обрамляющими нежное личико. В целом свете не было никого, кого она встретила бы с большей радостью, чем свою старую подругу. Она могла бы рассказать ей о шишке, и Джекки поняла бы ее страхи и проявила бы искреннее сочувствие. Но было что-то гнетущее в этой расплывшейся женщине, которую дети бросили на произвол судьбы и которая жила теперь одна в убогой комнатенке. Лиза невольно содрогнулась, надеясь, что Джекки ничего не заметила.

— Мы с Лоуренсом не могли позволить себе ходить в кино, — продолжала Джекки. — Иначе я бы еще много лет назад догадалась, кто ты такая. Полагаю, все дело в том, что я снова живу в Лондоне, но в последнее время я все чаще вспоминаю нашу старую квартиру. Господи, как хорошо нам было тогда, правда, Лиза?

— Это точно.

Славное было времечко! Много смеха и грусти. Те годы ознаменовались свободой и весельем, которых Лизе так и не удалось обрести в дальнейшем. Почему она не может настроиться на волну Джекки, почему не может обнять и расцеловать ее, раскрыть ей объятия и вновь принять ее в свою жизнь?

В гримерной вновь повисло неловкое молчание. Лиза не могла придумать, что сказать, а Джекки, похоже, осознала, что поддерживает разговор за двоих, и тоже умолкла.

— Что ж. — Она с явным трудом вытащила свое тело из кресла. — Мне, пожалуй, пора.

Лиза с облегчением вскочила на ноги, и бывшие подруги обменялись рукопожатием.

— Может, как-нибудь пообедаем вместе? — предложила Лиза. — Оставь мне свой номер, и я перезвоню тебе.

Джекки вырвала страничку из еженедельника и нацарапала номер своего телефона.

— Это общий телефон, поэтому попроси пригласить меня, Джекки Мюррей. — В ее глазах была печаль, и она с вызовом взглянула на Лизу, словно говоря: «Я чертовски хорошо знаю, что ты не позвонишь».

Вот уже несколько месяцев Лиза отвергала одну роль за другой. Она больше не хотела иметь ничего общего с театром, да и со всем прочим тоже — она сосредоточилась на том, чтобы избавиться от опухоли. Ведь человеку полагается контролировать свое тело, чтобы усилием воли избавляться от болячек. Как-то Лиза посмотрела по телевизору одну передачу, в которой речь шла о том, что фрукты и овощи настолько перенасыщены удобрениями, что способны вызывать рак, и решила перейти на натуральные продукты. Ее ежедневный рацион теперь состоял из органической пищи и воды. Лиза перестала есть продукты, подвергшиеся термообработке, а также полностью отказалась от кофе, чая и спиртного.

— Вода, — лихорадочно размышляла она однажды утром. — В ней полно фтора и прочих химикатов. Неудивительно, что опухоль никуда не делась!

С этого дня Лиза стала галлонами покупать воду в бутылках.

На Рождество была назначена свадьба дочери Нелли, Натали. Лиза приехала в Ливерпуль, и на этот раз здесь оказался и Патрик, такой же высокий и красивый, как и все мальчишки О’Брайенов, хотя загар и непринужденная легкость манер выделяли его среди братьев. Он привез с собой красавицу-жену, англоиндианку Питу.

— Я помню, как ты сидел за кухонным столом, делал уроки и кричал, что мы мешаем тебе сосредоточиться, — сказала ему Лиза, которой очень хотелось, чтобы он вспомнил только это и ничего больше.

— Да уж, мы были беспокойной семейкой, — с грустью согласился Патрик. — А помнишь тот скандал, что учинил отец, когда ты сдала экзамены на стипендию, а он не отпустил тебя в школу для одаренных детей?

Лиза содрогнулась.

— Разве такое можно забыть? — Ей вдруг стало интересно, а не хранит ли он в самом потаенном уголке сознания воспоминания о ночи с Лизой, девушкой, которая сначала вошла в его жизнь, а потом таинственным образом исчезла? Глядя на Патрика, на его светлые волосы, до белизны выгоревшие на жарком солнце, в его улыбающиеся синие глаза и на длинные трепетные пальцы, Лиза говорила себе, что не чувствует ничего. Да и разве могло быть иначе? Ведь он — ее брат.

В Феррис-Холле миссис Мэйсон с обеспокоенным видом обратилась к ней:

— С вами все в порядке? Я и представить себе не могла, что вы можете похудеть еще сильнее, но вам это удалось.

— Я ведь не выгляжу больной, верно? — с тревогой поинтересовалась Лиза.

— Нет, и это странно. Вы буквально излучаете здоровье, хотя если вы и дальше будете совершать пробежки по утрам и есть корм для кроликов, то превратитесь в пушинку и вас унесет первым же порывом ветра.

Тони, наверное, удивлялся тому, что Лиза продолжает приезжать в его дом. Если он спросит ее об этом, что она ему ответит? «Потому что мне здесь нравится и в Броксли я чувствую себя, как дома. Потому что я владею фабрикой и когда-нибудь, когда у меня пройдет эта проклятая опухоль, намерена инвестировать деньги в новое оборудование, и ты узнаешь, что это я помешала тебе сколотить состояние. Но не только. Когда-нибудь я куплю себе дом где-нибудь неподалеку и буду в нем жить, а с тобой разведусь, причем очень скоро».

Теперь они почти не разговаривали друг с другом. Собственно, Лиза всячески избегала Тони, хотя по-прежнему находила новые счета на своем туалетном столике и безропотно их оплачивала.

Осенью ей позвонил Басби. Лиза была так рада его слышать, что расплакалась.

— Любимая, что случилось? — В его голосе звучало такое неподдельное участие, что Лиза зарыдала еще сильнее.

— Ох, Басби, кажется, я умираю!

Ну вот, она призналась ему в своих страхах. Невероятно, но ей стало легче.

— Что случилось? — продолжал настаивать он. Его голос в трубке звучал так отчетливо, словно он находился на соседней улице, а не за тысячу миль отсюда, в Лос-Анджелесе.

— У меня опухоль в груди, — сказала Лиза сквозь слезы. — И чертова шишка не исчезает, что бы я ни делала.

— Хочешь, я прилечу? Первым же рейсом?

— Нет, лучше я прилечу к тебе. Ты не возражаешь? Или ты сейчас занят?

За прошедшие годы Басби приобрел солидную репутацию и теперь снимал масштабные фильмы с бюджетом в десятки миллионов долларов. Его последняя картина шла широким прокатом в кинотеатрах Лондона и уже успела получить прекрасные отзывы.

— Нет, у меня сейчас перерыв в съемках. Но это не имеет значения, даже если бы я и был занят. Ты же знаешь, что ради тебя я готов бросить все. Черт побери, Лиза, почему ты не рассказала мне об этом раньше? Когда ты хочешь прилететь?

— Скоро — через несколько дней. — Впервые за много месяцев ее охватило радостное волнение. — Дорогой, я так соскучилась!

— А ты не хочешь узнать, почему я позвонил? Я решил построить дом, но строители пока не начали работу. И я подумал: нельзя ли мне арендовать на какое-то время «Тимперлиз»?

— Конечно можно. — Лиза живо представила, как Басби сидит у бассейна в окружении своих друзей. — Но я бы не хотела туда ехать. Во всяком случае не теперь.

— Как насчет Нью-Йорка — того отеля, в котором мы провели свой медовый месяц? Там сейчас как раз бабье лето, так что будет жарковато, но весело. Помнишь, как говорил доктор Джонсон: «Устать от Нью-Йорка — значит устать от жизни».

— Думаю, что ты перепутал города, но, по-моему, он и впрямь говорил нечто в этом роде.

— Значит, договорились. С нетерпением буду ждать тебя в Нью-Йорке.

— Дорогой, я хотела сказать тебе еще кое-что, — осторожно начала Лиза. — Не могли бы мы — как бы поточнее выразиться — сохранить платонические отношения? Видишь ли, сейчас я не в настроении заниматься такими вещами.

Басби рассмеялся и, кажется, ничуть не обиделся.

— Я недавно прочитал такие строчки: «Мужчина еще не старик, когда волосы его поседели, мужчина еще не старик, когда зубы его сгнили. Но мужчина близок к вечному сну, когда его разум дает обещания, которые тело уже не может выполнить». Думаю, они исключительно точно описывают Басби Ван Долена в его нынешнем состоянии.

В Нью-Йорке и впрямь было жарко. Солнце безжалостно выжигало похожие на ущелья улицы, отражаясь от раскаленных тротуаров, и Лиза чувствовала себя так, словно оказалась в бане. Они с Басби гуляли по Центральному парку, заходя в маленькие ресторанчики, где он чуть ли не силой заставил ее впервые за много месяцев как следует поесть. Они потратили целое состояние в «Мейсиз»[113] на дурацкие, экстравагантные и бесполезные подарки для всех, кого смогли вспомнить, а по вечерам ходили в театр — не на дорогие спектакли, а на любительские постановки.

— Я никогда не упускаю возможности найти новые таланты, — заявил Басби.

Его бородка и волосы уже полностью поседели, а стекла в очках стали толще, но в остальном он оставался все тем же полным энтузиазма Басби, с которым так приятно и весело быть рядом. Теперь у него появился новый враг, президент Рональд Рейган, на которого он постоянно жаловался.

— Ты не поверишь, когда узнаешь, что этот человек делает со страной, Лиза! — стенал Басби. — Пособия урезаны, и семьи вынуждены жить в автомобилях или на улице.

— Почему же не поверю? — ответила она. — Я никогда не предполагала, что увижу детей, спящих на улицах Лондона. Увы. Сейчас, похоже, все думают только о себе.

Басби ласково накрыл ее руку своей.

— Мы с тобой никогда не расходились во мнениях.

Они спали в одной кровати, и он обнимал ее, но и только. И лишь в последнюю ночь Басби поцеловал опухоль на ее груди.

— Ты любовь всей моей жизни, и знаешь об этом, — негромко начал он. — Когда ты разведешься, быть может, нам стоит…

Лиза прижала палец к его губам.

— Нет, Басби, слишком поздно.

— Никогда не бывает слишком поздно, — запротестовал он. — Мы можем провести остаток дней вместе.

На мгновение это предложение показалось Лизе соблазнительным. Басби был таким славным и надежным. Он любил ее всю жизнь. Для нее больше не имело значения то, что он был Базом, молоденьким американским солдатом, много лет назад приехавшим вместе с ней в Саутпорт — теперь Лиза редко вспоминала тот эпизод своей жизни, — но было бы неправильно вернуться к нему спустя столько времени.

В аэропорту, провожая ее, Басби сказал:

— Пообещай мне, что пойдешь к врачу сразу же, как только вернешься.

— Обещаю.

Домой Лиза вернулась в приподнятом настроении. Несколько раз она даже снимала трубку, чтобы позвонить своему врачу — в конце концов, она дала слово Басби, — но тут же бросала ее. Она боялась. Через несколько дней у нее случился приступ жесточайшей депрессии. А что, если опухоль была злокачественной и теперь увеличилась и растет, проникая все глубже в тело, подобно темным и грязным корням дерева? Заниматься самолечением не имело смысла. Миссис Мэйсон была права: если она и дальше будет питаться травой, то превратится в ничто.

Итак, у нее не осталось выбора. Лиза сняла трубку и набрала номер врача.

Маргарет Эшли была роскошной брюнеткой. Она больше походила на фотомодель, чем на медицинского работника.

— Сколько это продолжается? — спросила она, осмотрев грудь Лизы.

— Почти год.

Лиза ожидала услышать суровую лекцию о безответственности и глупости. Но вместо этого Маргарет с сочувствием произнесла:

— Полагаю, вы были слишком напуганы, чтобы прийти ко мне?

— Вы, наверное, считаете меня глупой.

— Даже если и так, вы в этом не одиноки. Все мы хотим иметь здоровые, а не изуродованные тела, хотя в наше время косметические хирурги творят чудеса. Как бы там ни было, будем надеяться, что столь радикальные меры не понадобятся.

И врач попросила Лизу прийти на следующий день, чтобы сделать биопсию.

В ту ночь Лиза вдруг подумала: «Если все серьезно, если я должна буду умереть, тогда Тони унаследует мои деньги».

Она тут же выписала полдюжины чеков на шестизначные суммы для нескольких благотворительных организаций и составила завещание, согласно которому все ее состояние переходило к ее братьям и сестрам. Потом Лиза обратилась к соседям с просьбой засвидетельствовать его.

Когда Лиза попросила Флоренс Дэйл поставить вторую подпись, та с тревогой взглянула на нее.

— Для чего все это нужно?

Лиза попыталась беззаботно рассмеяться.

— Я просто решила привести свои дела в порядок, только и всего.

— Несколько неожиданно, вы не находите? Что-то случилось?

Лиза старательно избегала смотреть в глаза пожилой леди.

— Ничего серьезного. Завтра у меня обследование, вот и все.

Подхватив на руки Омара, она поцеловала его. Кот, хотя и вырос, по-прежнему оставался игривым и моментально принялся трогать лапкой ее жемчужное ожерелье.

— Омар, ты ведешь себя, как несмышленое создание, хотя тебе уже давно пора стать взрослым.

Флоренс попросила:

— Вы скажете мне, как у вас дела, хорошо?

— Я узнаю результаты не сразу, но сообщу вам о них, обещаю.

Доброкачественная!

Когда несколько дней спустя Маргарет Эшли сообщила ей об этом, Лиза лишилась чувств.

Миссис Мэйсон сказала:

— Я не ждала вас на эти выходные, поэтому и не приготовила салатов и прочей травы.

— А мне все равно, — пропела Лиза. — Дайте мне телячью отбивную с картофелем, двойную порцию йоркширского пудинга и побольше вашей густой и комковатой подливы.

— Моя подлива никогда не была комковатой! — с негодованием ответила миссис Мэйсон. Она вопросительно взглянула на Лизу. — Вы чувствуете себя лучше, не так ли? Не то чтобы вы выглядели больной, но вели себя так, словно жить вам осталось недолго. Я знала, я чувствовала, что что-то не так.

— Так оно и было, — с ликованием в голосе откликнулась Лиза. — Но теперь все это в прошлом.

Она бежала в тумане, окутывавшем холмы и долины, и чувствовала себя счастливой, как никогда. Ее буквально распирало от восторга, от ощущения вновь обретенной свободы. Лиза громко рассмеялась, но звук тут же растаял в густой дымке, обступившей ее со всех сторон. Он казался нереальным, этот туман, но обнимал и защищал ее, словно занавес. Было сыро и холодно, но Лизе казалось, что она бежит по раю.

И вдруг, когда она взбежала на вершину холма, словно по мановению волшебной палочки туман рассеялся, выглянуло солнце и перед ней на многие мили раскинулся знакомый ландшафт. От представшего ее взору великолепия у Лизы захватило дух. С ее глаз будто спала пелена, и она любовалась окружающим миром так, словно не видела его прежде. Трава еще никогда не была такой ярко-зеленой, а поля никогда не переливались всеми оттенками коричневого, местами переходившего в пурпурные тона. Деревья стояли голые, их ветви перекрещивались в сложных узорах на фоне серо-голубого неба, а крыши немногочисленных коттеджей сверкали серебром в лучах непривычно яркого солнца. Еще никогда Лиза не чувствовала себя такой полной жизни и сил.

— Когда ты возвращаешься в Лондон? — поинтересовалась она за обедом у Тони.

— Не раньше завтрашнего утра, — ответил он. — А почему ты спрашиваешь?

— Я хочу обсудить с тобой кое-что сегодня вечером.

— А почему не сейчас?

Показалось ли ей или же за время, прошедшее с того дня, как они познакомились, его лицо обрело затравленно-злобное выражение? Наверное, все дело в том, что Тони больше не смотрел на нее так, как раньше, не улыбался и не осыпал пустыми, ничего не значащими комплиментами, которые когда-то казались ей такими искренними. Таким было его настоящее лицо, не мягкое и доброе, а невыразительное и грубое, лишенное всяческих эмоций.

— Сейчас я не могу, — сказала Лиза. — Сегодня у Фергюса Ломакса день рождения, и меня пригласили на фуршет, который состоится в два часа дня.

— А меня не пригласили, — обиженно обронил Тони.

Лиза надела новое белое платье из джерси, простого покроя, с круглым вырезом и прямыми длинными рукавами. Мягкая ткань облегала талию, ставшую еще тоньше, и ниспадала мягкими складками с бедер на носки белых кожаных сапожек на высоких каблуках. Получив результаты биопсии, Лиза на радостях купила себе сразу полдюжины нарядов — ее не покидало ощущение, будто весь прошедший год она провела в тренировочном костюме. Лиза тщательно расчесала волосы, пока они не заблестели, разделила их на прямой пробор и оставила распущенными. Последний взгляд в зеркало сказал ей, что она буквально лучится счастьем. Еще никогда ее глаза не сияли так ярко, и Лиза подумала: «На моем месте любой бы прыгал от радости».

Фергюс, всегда полный жизни и веселого озорства, интересовавшийся всем, что происходило в Броксли и большом мире, быстро угасал.

— Вы прекрасно выглядите, — солгала Лиза, наклонившись, чтобы поцеловать его в щеку.

— Не врите столь беззастенчиво, — отмахнулся Фергюс. — Я выгляжу ужасно. — Тем не менее он лукаво подмигнул ей. — Господи, как я жалею, что не встретил вас двадцать лет назад. Я бы показал вам, что почем.

— Не говори глупостей, дорогой. — Из-за спины мужа вынырнула Герти и шлепнула его по руке. — Ты ставишь мисс Анжелис в неловкое положение. — Она улыбнулась Лизе, но у нее в глазах была тоска. «Я теряю его, и мысль об этом кажется мне невыносимой», — казалось, говорил ее взгляд.

В комнате было полно народу. Сегодня к Фергюсу пришли старые друзья, представители самых разных политических партий. Вероятно, все они понимали, что это последний день рождения Фергюса, который они празднуют вместе с ним.

— Привет. — Кто-то коснулся ее плеча, и Лиза обернулась. Рядом с ней стоял Джим Харрисон. Он выглядел непривычно в темном костюме и белой рубашке с галстуком, и она заметила, что воротничок выглажен небрежно. — Я не видел вас целую вечность. Как так получилось, что вы стали моложе? Выглядите вы просто великолепно. — Его голос звучал напряженно, словно он не привык говорить комплименты и слова с трудом срывались с его губ, чуть ли не против его воли. Такое же выражение было у Джима в глазах — невольное, вынужденное восхищение.

Лиза прекрасно понимала его чувства. Несмотря на взаимную неприязнь, их неудержимо тянуло друг к другу. Но сегодня, в такой чудесный день, у нее не было желания заниматься психологическими изысканиями.

— О, благодарю вас! — Она соблазнительно облизнула губы. — Вероятно, это оттого, что внутри у меня все поет.

Лиза не думала, что когда-нибудь вновь станет флиртовать. Это же нелепость — в ее-то возрасте кокетничать с мужчинами и хлопать ресницами! Вне всякого сомнения, она выставляла себя на посмешище, но сегодня ей было все равно. Кажется, Джим уловил ее настроение. Хотя Лиза видела, что он не привык к таким играм и, скорее всего, испытывает неловкость, Джим Харрисон не смог удержаться и ответил ей в той же манере, так что вскоре они вели себя, как подростки, познакомившиеся во время первого танца. «Впрочем, — поправила себя Лиза — опять ее возраст дает о себе знать! — сегодня это был бы ночной клуб или дискотека». Оглядевшись по сторонам, она поняла, что никто не обращает на них внимания, хотя это не имело решительно никакого значения.

Спустя некоторое время Джим сказал:

— Вы ничего не пьете.

— Где-то здесь стоит мой бокал с вином. Кажется, вон там, на каминной полке.

Сквозь полуопущенные ресницы Лиза следила за тем, как Джим пересек комнату, чтобы принести ей бокал, и подумала, как внушительно и респектабельно он выглядит. Но в то же время в нем появилась какая-то раскованность и даже безрассудство, которых она не замечала раньше, словно он был способен на неожиданную, бурную страсть — ах да, он же поэт! Лиза ощутила знакомую дрожь желания внизу живота и подумала: «Надеюсь, для соборования мне не пришлют смазливого священника, иначе даже на смертном одре я постараюсь совратить его».

— Чему вы улыбаетесь?

Джим вернулся, держа в руках ее бокал.

— Не скажу, — рассмеялась Лиза. — Это святотатство.

— Вы меня заинтриговали.

В пять часов Фергюс явно устал и гости понемногу начали расходиться. Выйдя на улицу, Лиза направилась к своей машине.

— Как, разве сегодня вы не прибежали сюда? — изобразил удивление Джим. Наверное, на свежем воздухе он пришел в себя, потому что в его голосе прозвучали саркастические нотки.

— Только не в этих сапогах, — откликнулась Лиза. — До свидания или, точнее, до встречи в следующем году. — Садясь за руль, она заметила, как Джим зашагал вниз по подъездной дорожке, и, опустив стекло, окликнула его: — Я могу вас подвезти?

— Но это значит, что вам придется ехать в другую сторону, — запротестовал он, однако все-таки поспешил обратно. — В моем автомобиле меняют муфту сцепления, — пояснил Джим, и Лиза спросила себя, а чему она, собственно, так радуется?

Когда они въехали в Броксли, разговор зашел о более приземленных материях.

— Вы давно здесь живете? — поинтересовалась Лиза.

— Всю жизнь, — просто ответил Джим.

— Должно быть, это немного странно — провести всю жизнь на одном и том же месте.

— Это значит, что вам точно известно, где находится ваше место в этом мире. — Он рассмеялся. — Но, конечно, не в буквальном смысле. Просто я знаю, где меня любят и ждут. Я знаю этот город как свои пять пальцев.

— Интересно, откуда взялось это выражение? — задумчиво протянула Лиза. — Я, например, не могу сказать, что знаю свои пять пальцев. Во-первых, их у меня больше пяти, а во-вторых, я не уверена, что отличила бы их от чужих.

— Это потому, что вы мечетесь по миру, не имея времени хоть ненадолго остановиться и задуматься.

Они проезжали мимо «Спринг инжиниринг», и Джим произнес, словно обращаясь к самому себе:

— Хотел бы я знать, можно ли убедить нового владельца немного подкрасить здание снаружи.

— Полагаю, что да, если вы хорошо его попросите.

— Я не знаю, кого просить. Уверен, что Фергюсу это известно, но он предпочитает держать рот на замке.

— Должно быть, у него есть на то причины, — небрежно заметила Лиза.

Джим попросил ее свернуть направо на следующем перекрестке.

— Зайдете ко мне на чашечку кофе? — предложил он, когда Лиза остановила машину.

Джим жил на узкой незаасфальтированной улочке. Его домик стоял последним в ряду зданий ленточной постройки, перед каждым из которых красовался длинный сад. В конце улочки вересковые пустоши постепенно переходили в покатые холмы.

— Нет, спасибо. Мне пора возвращаться домой, — сказала Лиза, стараясь не выдать разочарования. Она ни за что не могла остаться сегодня с этим мужчиной наедине — хотя не доверяла она не ему, а в первую очередь себе. Джим придержал дверцу со стороны пассажира, глядя на Лизу сверху вниз. На его губах играла слабая улыбка. — В другой раз, пожалуй, — сказала Лиза.

— Ну, значит, в другой раз.

Джим захлопнул дверцу, и Лиза отъехала, пытаясь выбросить мысли о нем из головы. В течение следующих нескольких часов ей понадобится вся ее выдержка и сообразительность. Пришло время расставить все точки над «i» в их отношениях с Тони.

Лиза никогда не думала, что ее супруг способен на такую ярость. Изумленная и напуганная, она спросила себя, как вообще могла считать его нежным и мягким. В глубине души Лиза надеялась, что миссис Мэйсон подслушивает и придет ей на помощь, если Тони набросится на нее. Она попыталась обуздать собственный гнев и сохранить спокойствие.

— Ты не можешь не понимать, что между нами все давно кончено, — негромко произнесла Лиза. Она с самого начала старалась проявлять благоразумие. — Я хочу получить развод, — сказала она, и Тони отреагировал с мгновенной и неописуемой злобой.

А сейчас он в бешенстве расхаживал взад и вперед по комнате, размахивая руками, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Один раз он даже топнул ногой в элегантном ботинке.

— Я думал, тебе нравится жизнь, которую я тебе дал! — выплюнул он. — Титул, приличный старинный особняк, положение в обществе.

— Ты забываешь, что у меня уже был «Тимперлиз», дорогой мой, — ответила Лиза, стараясь не переборщить с сарказмом. — И я всегда гордилась своим положением, и не только в местном обществе. Что же касается титула, то им я никогда не пользовалась. Мне не нравилось, когда меня величали «леди».

— Это потому, что ты родилась в канаве! — злобно оскалился Тони. — Чтобы носить титул, необходимо иметь соответствующее воспитание.

Его оскорбления не стоили того, чтобы отвечать на них. Немного помолчав, Лиза заговорила вновь:

— Мне очень жаль, что ты так отнесся к этому, Тони. Почему мы не можем остаться друзьями?

— Друзьями! — Он остановился и окинул ее презрительным взглядом. — Хорошим же другом ты была! Мне приходилось выпрашивать у тебя каждый пенни!

Лиза изумленно уставилась на него.

— Это ложь! Я оплачивала счета на протяжении многих лет из расчета нескольких тысяч фунтов в месяц. — Она не сочла нужным добавить, что если бы он с самого начала не вел себя подло, то она готова была бы разделить с ним все, что имела. Сейчас она хотела только одного — как можно скорее уйти из этой комнаты, переночевать в Феррис-Холле в последний раз и уехать отсюда навсегда. Но, быть может, если Тони выплеснет накопившуюся злобу, то процедура развода пройдет быстрее и спокойнее?

Внезапно Тони сменил тактику. Он присел напротив жены и злорадно улыбнулся:

— Я ожидал чего-то похожего и уже связался со своим поверенным. Он полагает, что я имею право рассчитывать на отступные или алименты с твоей стороны.

— Что?! — Теперь настала очередь Лизы выйти из себя. — Я лучше расстанусь с последним пенни, чем позволю тебе промотать их в «Гранди».

Серые глаза Тони сузились.

— Откуда ты узнала?

— Не имеет значения. Ты не получишь от меня ни гроша, Тони, — решительно заявила она. — Ни за что. Забудь об этом.

— Один из моих коллег в Вестминстере получил внушительную сумму отступных от своей бывшей супруги, — многозначительно произнес Тони. — Собственно, она едва не угодила в тюрьму за отказ платить.

— Хорошие у тебя коллеги. Я уверена, что вы с ним — лучшие друзья. — Лиза уставилась на стол перед собой. Сигарета! Сейчас она бы многое отдала за возможность закурить, чтобы успокоить нервы. — Тони, — стараясь взять себя в руки, вновь заговорила Лиза. — Я намеревалась получить развод на основании необратимого ухудшения супружеских отношений…

Но прежде чем она успела продолжить, он перебил ее:

— У меня есть идея получше. Почему бы нам не развестись по причине супружеской измены — с Крисом Костелло?

— Ты все видел и ничего не сказал? — Лиза уставилась на него с открытым ртом.

Ее изумление, должно быть, заставило Тони смутиться.

— Это меня не касалось, — пробормотал он. — А почему, собственно, я должен был что-то делать?

— Потому что я — твоя жена, вот почему. Если ты попытаешься получить отступные, я забуду о необратимом ухудшении наших отношений и потребую развода на основании невыполнения тобой супружеских обязанностей. Думаю, что развод нам тогда не понадобится, — наш брак попросту аннулируют. Твои приятели-мачо в «Гранди» от души посмеются над тобой.

Тони задумался. Лиза встала.

— Я иду спать. Давай больше не будем ссориться, Тони, и уладим этот вопрос, как цивилизованные люди.

— Слишком поздно.

В его голосе прозвучали такая ненависть и злоба, что Лиза содрогнулась. Уже у дверей она обернулась:

— Мне не нужны неприятности, но если ты хочешь войны, я воспользуюсь любым оружием, какое окажется у меня под рукой. Как насчет твоей первой жены? Ты выкачал из нее все деньги, и после развода она покончила с собой. В суде это будет некрасиво выглядеть, Тони.

Он сжал кулаки с такой силой, что костяшки его длинных и тонких пальцев побелели. Подняв голову, Тони с жаркой ненавистью взглянул на Лизу.

— Полагаю, это Крис тебе рассказал, но тебе придется попотеть, чтобы доказать это.

Лиза поднялась наверх. Ей было невыносимо грустно и одиноко. Она никак не ожидала, что замечательно начавшийся день закончится таким вот образом. На середине лестницы она замерла, когда чей-то голос прошипел:

— Лиза!

В холле стоял Тони, глядя на нее горящими глазами.

— Что?

— Ты заплатишь мне за это — и дорого заплатишь. Эта женитьба стала совсем не такой, как я рассчитывал, но я постараюсь получить свое при разводе.

— Что ты намерен делать? — устало и равнодушно спросила она.

— Увидишь!

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Лиза разорвала лицо Тони на мелкие кусочки, отделив глаза, нос и рот, после чего скомкала обрывки и швырнула их в мусорную корзину. Там уже валялся написанный им портрет. На улице Омар восседал на заборе, отделявшем ее дворик от участка Флоренс Дэйл, и с любопытством наблюдал за Лизой.

— Очень хорошо, что я отдала тебя, — строго сказала она ему. — Иначе ты тоже оказался бы там. — Лиза не хотела, чтобы хоть что-нибудь напоминало ей о Тони. Взяв в руки картонную коробку, в которой хранились все ее любимые фотографии и вырезки, она высыпала их на пол — она давно собиралась перебрать их и разложить по альбомам, — а потом принялась складывать обратно, отбирая все, что имело отношение к ее мужу. Оставшийся после последних выборов рекламный проспект, на котором Тони обаятельно улыбался, глядя в объектив, был скомкан, а их свадебное фото — разорвано в клочья.

Лиза одну за другой складывала фотографии и вырезки обратно в коробку и, как случалось всегда, когда она доставала их, погрузилась в воспоминания… Она вновь перечитала отзывы о «Великолепной афере», удивившие тогда всех, статью о Денте, вырезку из какой-то заштатной газеты в Мэне, в которой критик хвалил бездарную игру Ральфа в «Дяде Ване», и улыбнулась, глядя на снимок, запечатлевший ее и Джекки в Кенсингтон-Гарденз. Тогда какой-то молодой человек попросил разрешения сфотографировать их. Они дали ему свой адрес на Куинз-Гейт, и он прислал им эту фотографию, приложив к ней записку, в которой умолял Джекки поужинать с ним. Они лишь посмеялись над ним, хотя Лиза и пыталась уговорить подругу сходить на свидание. Молодой человек показался ей очень милым, и уж, во всяком случае, он был в тысячу раз лучше Гордона.

Джекки! Как она любила того ужасного мужчину! Такая доверчивая и по-детски наивная, она оказалась слишком невинной и беспомощной для этого страшного, жестокого мира. Лиза вспомнила, как стояла во время снегопада у дверей дома викария, наблюдая за Джекки и ее семьей. Она знала, что ей достаточно постучать, и ее примут с распростертыми объятиями, вовлекут в тесный семейный круг, и она станет его частью. Джекки всегда была рядом, когда Лиза нуждалась в ней, даже через столько лет. А вот Лиза оттолкнула от себя подругу, когда той понадобилась ее поддержка. Господи, как она могла быть такой неблагодарной и черствой? Разумеется, тогда ее, в первую очередь, заботила проклятая опухоль, но это не могло служить оправданием.

«Куда же я подевала номер Джекки?» — лихорадочно размышляла Лиза, роясь в ящиках бюро. Но там его не оказалось. Она поднялась наверх и вывернула наизнанку свои сумочки, пока наконец не обнаружила его в кармане жакета. На скомканной страничке из ежедневника Джекки уместилась целая неделя марта, но на ней не было ничего, абсолютно ничего, кроме номера телефона, написанного знакомым небрежным почерком. Это означало, что на всю неделю у Джекки не было запланировано ни единой встречи — ни обеда, ни ужина, вообще ничего.

Лиза набрала номер, и ей ответил молодой человек, голос которого был едва слышен из-за оглушительного рева музыки. Лизе пришлось три раза повторить, что она просит пригласить к телефону Джекки Мюррей, прежде чем он понял ее.

— Подождите минутку, сейчас я приведу ее, — пообещал он в конце концов.

Прошло добрых пять минут, прежде чем молодой человек вернулся.

— Она у себя, но не открывает. Надеюсь, с ней все в порядке.

— Дайте мне свой адрес, и я сейчас приеду.

— Джекки, это Лиза. Если ты не откроешь дверь, я приведу управляющего с ключами.

— Вам повезет, если вы сумеете это сделать, — заметил юноша, стоящий у нее за спиной, тот самый, что разговаривал с Лизой по телефону. — Он сейчас в Мексике.

— И что он там делает? — осведомилась Лиза, продолжая барабанить в дверь.

— Проматывает деньги, которые заработал на этом клоповнике, полагаю.

— Джекки! — Лиза замолотила в дверь уже обеими руками. — Наверное, она думает, что это звучит музыка, дополнительные басовые аккорды.

— Музыка не настолько громкая, — запротестовал юноша.

— Тогда, на мой взгляд, вам надо проверить слух. Держу пари, врач скажет вам, что вы почти оглохли.

Лиза прижалась ухом к двери, и ей показалось, что она расслышала шарканье.

— ДЖЕККИ! — заорала она во весь голос. — Открой эту чертову дверь!

Дверь чуточку приоткрылась и замерла. Лиза осторожно толкнула ее. Джекки уже возвращалась обратно и с размаху бросилась лицом вниз на постель, как беременная слониха.

— Значит, с ней все в порядке? — На лице молодого человека отразилось облегчение.

— Да, спасибо за помощь. Но есть кое-что еще, что вы можете сделать.

— Что вы имеете в виду?

В общем-то, он был вполне нормальным и даже приятным юношей. Лиза одарила его широкой улыбкой.

— Вы можете сделать эту проклятую музыку потише?!

— Повернись и посмотри на меня, — скомандовала Лиза. По дороге сюда она решила, что надо проявить твердость, как в тот раз, когда они были молоды. Пожалуй, такое поведение принесет Джекки больше пользы, нежели сочувствие.

Джекки шмыгнула носом и села, жалобно взглянув на подругу.

— Что стряслось, глупая ты клуша? Почему ты не открывала? Из-за тебя начал беспокоиться даже этот мальчик, не говоря уже обо мне.

— Ох, Лиза! — Джекки расплакалась. — Я чувствую себя такой несчастной!

— Это и неудивительно, учитывая, в каком свинарнике ты живешь. Ты только посмотри на это! — Комната была довольно большой и светлой, с огромным окном, выходящим на симпатичный сквер, густо поросший деревьями, но Джекки превратила ее в свалку. Одежда валялась повсюду: на спинках стульев, на полу, вперемежку со старыми газетами и журналами, а на маленьком круглом столике громоздилась гора грязных тарелок.

— Честное слово, Джекки, мне кажется, что машина времени перенесла меня в прошлое. У меня такое ощущение, будто я вошла в квартиру на Куинз-Гейт целую вечность назад.

— Прости меня!

— Еще чего! А ну-ка, немедленно вставай с кровати и помоги мне прибраться.

Лиза обратила внимание на то, каких трудов стоило Джекки привести свою огромную тушу в вертикальное положение. Подруга поймала ее взгляд и заявила, защищаясь:

— Я хочу похудеть. Мне не нравится, что я такая толстая.

— Это вредно для сердца, — строго заявила Лиза, и внезапно Джекки улыбнулась.

У Лизы перехватило дыхание. Годы повернули вспять, и она испытала острый приступ ностальгии, как будто перед ней каким-то чудом предстала прежняя Джекки.

— Мне тоже кажется, будто я попала в машину времени. Она возвращает меня в прошлое, когда ты вот так же командовала мной.

Под одеждой Лиза обнаружила грязные обертки из-под рыбы с жареным картофелем, перепачканные кремом бумажные пакеты из кондитерской и вспомнила, как Джекки старалась заглушить отчаяние неумеренной едой, когда ожидала Ноэля. В еде она искала утешения, а это означало, что и сейчас она нуждается в нем.

Когда они прибрались, развесили одежду в гардеробе, а мусор запихнули в пластиковые пакеты, комната вновь обрела жилой вид. И только тогда Лиза поняла, что музыка внизу стала играть значительно тише. Она вымыла две кружки в маленькой раковине в углу и включила электрический чайник.

— Пожалуй, после таких трудовых подвигов мы с тобой заслужили по чашке чаю, — с удовлетворенным вздохом заявила она. — С чего это на тебя напала хандра, скажи на милость? Что это за глупости — запереться в комнате и не отвечать на звонки?

Джекки где-то откопала домашний халат, огромный и уродливый, не сходившийся у нее на талии.

— Вчера меня направили в Холборн, — сказала она, — в одну юридическую фирму, и там меня усадили за эту ужасную электронную пишущую машинку. А я успела освоить только электрическую модель. Я вовсю печатала путеводители и справочники, когда мне пришлось уйти из бюро из-за Ноэля. Но машинисткой я всегда была хорошей — я перепечатывала проповеди для Лоуренса и вела его переписку, — и скорости я не утратила. Но эта штука! Она просто убегала от меня. Я растерялась, мои пальцы превратились в беспомощные сосиски. И в обеденный перерыв они вдруг заявили мне, что им больше не нужна временная работница, но это был только предлог, чтобы избавиться от меня. Я ни в чем их не виню, от меня просто не было никакого толку.

— Это ужасно, и неудивительно, что ты так расстроилась, — мягко сказала Лиза.

— Это стало последней каплей. Иногда мне кажется, что продолжать жить дальше не имеет смысла, ведь Лоуренс умер, а дети разъехались. Я больше ничего не умею, кроме как быть женой и матерью. — Джекки снова заплакала. — Я никак не могу привыкнуть к тому, что рядом со мной больше никого нет и что я осталась совсем одна. В приходе я все время была занята, у нас была такая беспокойная жизнь, но она мне даже нравилась. Повсюду были дети, и не только мои. А теперь меня везде окружает пустота.

Лиза не знала, что сказать. Немного помолчав, она предложила:

— Ты можешь поступить на курсы и научиться работать на этих новомодных печатных машинках.

— Я уже думала об этом. Было бы еще лучше, если бы я научилась пользоваться текстовым редактором, но кто меня возьмет на работу, Лиза? Мне уже шестьдесят, и я выгляжу, как пугало огородное. Иногда мне кажется, что поэтому и дети редко приглашают меня к себе, — с отчаянием заключила Джекки. — Они стесняются меня.

— Мы должны привести тебя в порядок, — решительно заявила Лиза.

— Как? — с надеждой спросила Джекки.

— Для начала ты сядешь на диету. Запишешься в клуб, где подружишься с другими людьми. Согласна?

— Да, Лиза. — Джекки слабо улыбнулась.

— Помнишь, когда мы встретились в первый раз, ты дала мне свою одежду, одолжила часики и мы с тобой использовали те купоны, что присылали твои тетушки? — Джекки кивнула. — Ну вот, теперь пришла моя очередь сделать что-нибудь для тебя. Я куплю тебе одну из этих штук для обработки текстов — и не спорь со мной! — заявила Лиза, видя, что Джекки уже открыла рот, чтобы возразить. — Как только ты освоишь ее, ты сможешь стать внештатной работницей или открыть собственное агентство — я знаю кучу писателей, которым нужно перепечатывать сценарии.

Джекки молчала так долго, что Лиза уже начала думать, будто она обиделась. В общем-то, это была дешевая клоунада — указывать Джекки, как она должна строить свою жизнь…

— Спасибо тебе, Лиза. Я очень тебе благодарна и сделаю так, как ты предлагаешь. Но, видишь ли, без Лоуренса и детей моя жизнь все равно не станет такой полной, как прежде.

Тем вечером, возвращаясь домой на такси, Лиза думала: «Я куплю Джекки приличную квартиру где-нибудь в центре, чтобы она смогла открыть там агентство, и скажу, что она принадлежит другу, которого вполне устроит символическая арендная плата. Я не могу оставить ее в той убогой комнатенке». Она чуть было не пригласила Джекки переселиться к ней в Пимлико, но домик был слишком мал, и они наверняка станут действовать друг другу на нервы после стольких-то лет. Когда они были молоды, все было совсем по-другому, уединение казалось ненужным. И, кроме того, любой благотворительности есть предел. У Джекки тоже была гордость.

Но, по крайней мере, события сегодняшнего дня отвлекли Лизу от мыслей о собственных проблемах. Завтра утром у нее была назначена встреча с адвокатом, с которым она собиралась обсудить процедуру развода, и Лиза со страхом думала о том, какие еще неприятности ждут ее впереди.

— Разумеется, вы не сможете доказать, что ваш муж не выполнял своих супружеских обязанностей в браке, — заявил Алан Пил. Это был серьезный дородный мужчина со старомодными манерами, которые делали его старше, чем он был на самом деле. Лиза решила, что Алан — ее ровесник, и испытывала неловкость, обсуждая с ним столь интимные вопросы.

— Он не сможет доказать обратного, — буркнула она.

— Но тогда возникает вопрос: почему вы оставались рядом с ним? Если бы вы заявили, что он не исполняет своих супружеских обязанностей, через неделю или месяц после свадьбы, ваши слова прозвучали бы убедительнее. Но прошло четыре года, и это вызовет сомнения. Люди начнут спрашивать себя, почему вы не ушли раньше.

— И вы тоже мне не верите?

— Нет, почему же, верю, — произнес Алан. — Но мы должны взглянуть на это с точки зрения судьи. Почему вы сразу не развелись? — с любопытством спросил он.

Лиза пожала плечами.

— Поначалу я думала, что со временем у нас все наладится, но… он так и не повторил попытки. А потом я просто привыкла к той жизни, которую мы вели. Я начала получать удовольствие от политики и полюбила Феррис-Холл — это его дом — и Броксли. В какой-то степени и Тони мне нравился. Мы неплохо ладили довольно долгое время, пока я не растеряла последние иллюзии. А теперь не осталось ничего, кроме ненависти с его стороны и равнодушия — с моей.

— Понимаю, — мягко сказал Алан. — Давайте вернемся к мировому соглашению, о котором он упоминает. Подобные прецеденты уже случались: муж получал алименты или единовременное пособие от жены, если она обладала большим состоянием. — Адвокат сухо улыбнулся. — Если подумать, это вполне справедливо. Вы бы наверняка рассчитывали на соответствующую компенсацию с его стороны, окажись вы на его месте.

— Справедливо?! — ахнула Лиза. — Да он женился на мне ради моих денег!

— А разве женщины никогда не выходят замуж по тем же соображениям?

— Если таково ваше мнение, я найду себе другого адвоката, — сердито заявила Лиза.

— Моя дорогая леди, я всего лишь обращаю ваше внимание на реалии жизни.

«Интересно, неужели все адвокаты выглядят и ведут себя, как напыщенные индюки?» — подумала Лиза.

— Разумеется, я на вашей стороне, вы мне за это платите, но вы же наверняка предпочитаете факты льстивым речам?

— Пожалуй, — пробормотала Лиза. — Но все равно, в моем случае это кажется несправедливым.

— Что ж, я начну необходимые процедуры и свяжусь с вами.

Лиза встала. Провожая ее к двери, адвокат сказал:

— Знаете, а ведь мы вместе с вашим мужем учились в школе-интернате.

Сомнения охватили Лизу с новой силой.

— Вы и Тони? Но будете ли вы в таком случае действовать в моих интересах?

Алан жестом дал ей понять, что беспокоиться не о чем.

— Не волнуйтесь, с тех пор я с ним не виделся. А если уж быть откровенным до конца, то у меня никогда не возникало такого желания. Тони не пользовался особой популярностью. У него был зуб на отца, он вечно жаловался, что тот дает ему мало денег. Припоминаю, что уже тогда Тони был заядлым игроком.

«Пожалуй, все-таки стоит чем-нибудь заняться», — отстраненно подумала Лиза. Сыграть в спектакле или в кино, где угодно, только бы отвлечься от мыслей о разводе. Все лучше, чем просто сидеть и ждать дальнейшего развития событий. Несколько недель назад ей предложили роль в четырехсерийной телевизионной драме, хотя сейчас, наверное, было уже поздно соглашаться. С тех пор ничего нового не подворачивалось. Сомневаться не приходилось — с возрастом у актрисы становится все меньше ролей. А в киноиндустрии дела обстояли еще хуже, это только Роберт Митчем[114] и Джон Уэйн могли сниматься до глубокой старости, даже в шестьдесят лет играя героев-любовников, причем их партнерши, как правило, были вдвое моложе.

Хотя, быть может, Тони уже успокоился и смирился и развод пройдет без сучка и задоринки. В конце концов, Лиза знала о нем столько неприглядных вещей, о которых могла дать показания в суде. Он же мог рассказать о ней совсем немного — только об адюльтере с Крисом…

Джекки позвонила ей первой.

— Ты уже видела сегодняшний «Метеор»? — спросила она.

— Ты же знаешь, что я никогда не читаю «желтую» прессу, — с негодованием ответила Лиза. — И меня удивляет, что ее читаешь ты.

— Я купила эту газету только потому, что меня привлекли заголовки. Думаю, тебе стоит немедленно прочесть ее, Лиза.

— Да в чем дело, что такого там написано?

— Будет лучше, если ты прочтешь ее сама.

«ПАРЛАМЕНТАРИЙ РАЗВОДИТСЯ С БЫВШЕЙ ПОРНОЗВЕЗДОЙ».

«Метеор» торчал на проволочном стеллаже рядом с газетным киоском вместе с другими ежедневными газетами, и Лиза, прочтя заголовок, поначалу даже не связала его с собой и подумала, что Джекки ошиблась. Но потом, вглядевшись в большую, на весь разворот, фотографию полуобнаженной женщины, она сообразила, что перед ней — стоп-кадр из фильма «Сладкая мечта». На снимке была изображена Касси Ройяль — другими словами, она сама — в том самом черном пеньюаре с оторочкой из перьев. Она стояла у окна, вытянув вперед руку и придерживая ею штору, а вторую уперев в бедро. Выглядела она как распутная, падшая женщина, каковой ей и полагалось быть по сценарию.

— Ах ты, сукин сын! — вырвалось у Лизы.

«Сэр Энтони Молино, член парламента от консерваторов (Броксли, Южный Йоркшир), вчера начал бракоразводный процесс против своей супруги, стареющей красотки Лизы Анжелис. Сэр Энтони утверждает, что поводом послужило то, что ему стало известно — в молодости его супруга снималась в порнографических фильмах.

— Разумеется, я ничего не знал об этом, когда мы поженились, — заявил вчера сэр Энтони нашему корреспонденту. — Но теперь, когда мне это известно, у меня не остается иного выхода, как требовать развода. В конце концов, я обязан поступить так хотя бы ради своих избирателей. Жена человека моего положения должна быть вне подозрений…»

Лиза сняла очки и с отвращением скомкала газету.

— Стареющая! — сказала она сама себе, не в силах поверить прочитанному. — СТАРЕЮЩАЯ!

Затем ей позвонила Герти Ломакс.

— У нас здесь шныряет парочка репортеров, они задают всякие вопросы. Почти все — на вашей стороне, но Фергюс говорит, что Тони нанял частного детектива, чтобы тот покопался в вашем прошлом, так что будьте готовы к очередной порции чего-то подобного.

— Ты расстроена? — спросила Нелли. Она звонила из Ливерпуля.

— Ничуть, — ответила Лиза. — Я раздевалась всего в одном фильме. Тогда это был смелый поступок, но те времена давно прошли, и сейчас «Сладкая мечта» считается классикой жанра. Ее даже пару раз показывали по телевизору — а этого никто не стал бы делать, будь фильм действительно порнографическим. Что меня разозлило, так это то, что меня назвали «стареющей».

Алан Пил заявил:

— Боюсь, известность подобного рода не пойдет вам на пользу. Судьи очень консервативны, и даже если репортер намеренно сгущает краски, в зале суда это будет выглядеть некрасиво.

В тот день Лизе позвонили те, кто сочувствовал ей, и несколько газетчиков, желавших узнать, что она думает по поводу статьи в «Метеоре».

— Я бы не назвала ее «разоблачением», — ответила она. — Фильм «Сладкая мечта» давно вышел в широкий прокат, и посмотреть его может кто угодно. Но вот скажите мне — стали бы вы называть женщину, которой исполнилось всего пятьдесят четыре года, стареющей?

В сущности, скандальная известность пошла ей на пользу. На следующий день Лизе предложили сразу три новые роли: две — в спектаклях и одну — в кино, и она согласилась сняться в комедии о временах Эдуарда VI и Эдуарда VII под названием «Замок Барни». Не имело значения, что ее гонорар был в десять раз меньше того, что она получила бы в Голливуде. Фильм снимался в Лондоне, а это означало, что ей не придется никуда уезжать. Ей следовало находиться неподалеку на тот случай, если в рукаве у Тони отыщется еще парочка крапленых карт.

«ДЕСЯТЬ ФАКТОВ ИЗ ЖИЗНИ КОРОЛЕВЫ ПОРНО, КОТОРЫЕ ОНА НЕ ХОТЕЛА БЫ СДЕЛАТЬ ДОСТОЯНИЕМ ОБЩЕСТВЕННОСТИ».

Эта статья появилась несколько недель спустя, пусть и не на первой странице, зато занимала почти всю восьмую страницу «Метеора». Прочитав ее, Лиза испугалась по-настоящему. Как, ради всего святого, детективу Тони удалось раскопать все это?

«…Анжелис бросила своего первого мужа после девяти месяцев совместной жизни. Брайан Смит так больше и не женился, и его мать Дороти утверждает, что случившееся надломило его.

…Анжелис жила с ДВУМЯ мужчинами в своем доме в Лос-Анджелесе.

…третьего мужа Анжелис, Джозефа Дента, ненавидел весь Голливуд.

…Анжелис закрутила роман с коллегой по экрану Хьюго Сванном во время съемок фильма, режиссером которого был ее второй муж, Басби Ван Долен…»

И так далее в том же духе.

Лизе стало плохо. Статья пересказывала лживые, отвратительные сплетни о том, что она спала с мужчинами, которых даже не знала, устраивала истерики на сцене, отвешивала пощечины режиссерам, но самое ужасное заключалось в том, что нашлись люди, готовые рыться в чужом белье и выдумывать грязные истории для того, чтобы очернить ее. Слава богу, Дороти Смит не поведала газетчикам о ребенке, отцом которого считал себя Брайан. Это было бы уже слишком. Но, наверное, Брайану было стыдно признаваться в этом читателям.

— Никаких комментариев, — заявила Лиза репортерам других газет, когда они принялись ей названивать.

— Но разве вы не хотите дать отпор? — поинтересовался один из них. — Ведь наверняка в прошлом вашего супруга найдется что-нибудь постыдное.

Алан Пил посоветовал ей ничего не говорить газетчикам.

— Если они опубликуют материалы, компрометирующие вашего первого мужа, он лишь разозлится еще сильнее и постарается добить вас. Сохраняйте дистанцию и достоинство, будьте выше этого, и скоро люди устанут от односторонних обвинений. Тони будет выглядеть так, словно он травит вас.

Лиза сказала репортерам:

— Никаких комментариев. Однако позвольте посоветовать вам прочесть номер журнала «Частный детектив» за июнь 1983 года. Не исключено, что вы найдете там кое-что интересное.

На съемочной площадке «Замка Барни» разоблачения «Метеора» никого не интересовали. В свое время несколько актеров сами стали жертвами бульварной прессы и, к облегчению Лизы, отнеслись к происходящему, как к неудачной шутке.

Где Ральф? Только когда Джекки спросила ее об этом, Лиза вдруг сообразила, что не видела его уже целую вечность — чем старше она становилась, тем быстрее летело время, и прошел уже год с тех пор, как они встречались в последний раз. Лиза принялась расспрашивать общих знакомых, но никто ничего не знал. Исчез и друг Ральфа, Адам. И, как гром среди ясного неба, на нее вдруг обрушилось известие о том, что Мэттью Дженкс, драматург, умер от СПИДа несколько месяцев назад. Скорее всего, Ральф знал о том, что Мэттью умирает. Лиза вспомнила, в каком он пребывал отчаянии, обвиняя себя в смерти Гэри.

Она была глубоко уязвлена тем, что Ральф просто исчез, не поставив ее в известность, но, несмотря на все ее усилия, установить его местонахождение ей так и не удалось.

Казалось, процедура развода тянется уже целую вечность. Обмен письмами длился месяцами, и когда Лиза пожелала узнать, в чем причина задержки, Алан Пил терпеливо ответил:

— В таких вопросах спешка ни к чему.

Тони добивался мирового соглашения с выплатой отступных, а она неизменно ему отказывала.

— Он не получит от меня ни пенни, — упорствовала Лиза.

— Я чувствую себя обязанным довести до вашего сведения, что если вы согласитесь выплатить Тони крупную сумму, скажем, миллион фунтов, то вся эта травля в прессе прекратится, — сказал ей адвокат. — Он всего лишь хочет очернить ваше имя, чтобы, когда дело дойдет до суда, разбирательство завершилось в его пользу. Тони потребует мирового соглашения и может получить больше миллиона, если решение о размере компенсации будет принимать судья.

— Если дело дойдет до суда, у меня найдется что порассказать о Тони, — ответила Лиза, имея в виду взятки, азартные игры и попытки закрыть «Спринг инжиниринг» — не говоря уже о самоубийстве его первой жены.

— Как вам будет угодно, — со вздохом согласился Алан Пил.

— Что-то происходит, — испуганным голосом сказала Нелли. — У нас тут ошивался один ушлый репортер. Он задавал вопросы о тебе, и Джоан что-то ему рассказала.

— Да что могла рассказать ему Джоан? — рассмеялась Лиза. — Нет ничего такого, что было бы известно ей и о чем не знала бы ты и мальчишки.

— Понятия не имею, — ответила Нелли. — Но, как бы то ни было, она сказала, что он заплатил ей кучу денег. Джоан приходила вчера вечером, и еще никогда я не видела ее такой взволнованной — она была в полном восторге. А ты знаешь, что после смерти мамы наша сестра тебя ненавидит.

Проснувшись на следующее утро, Лиза спросила себя, почему у нее сводит живот. Потом она вспомнила — Джоан. Она посмеялась над страхами Нелли, но, положив трубку, ощутила, как в душе у нее поселилось гнетущее чувство тревоги. Вчера вечером, перед тем как заснуть, Лиза долго лежала в постели, думая о событиях, о которых не вспоминала долгие годы. Об ужасных, отвратительных событиях, которые она сознательно загнала в самый потаенный уголок памяти. Например, знала ли Джоан о том, что ее старшая сестра сделала аборт? Жуткое прошлое вдруг обрушилось на Лизу и так ясно встало перед ее внутренним взором, что она вновь испытала боль, словно это случилось только вчера.

В этом был виноват Тони, и Лиза вслух прокляла его, обзывая самыми гадкими словами, какие только знала, пока не вспомнила, что стены в доме — точно бумажные и что Флоренс Дэйл может услышать ее.

Зазвонил стоящий рядом с кроватью телефон.

— Что вы можете сказать по поводу статьи в «Метеоре»? — поинтересовался чей-то голос.

— Никаких комментариев! — Лиза с грохотом швырнула трубку на рычаг, встала с кровати и набросила на себя первое, что подвернулось под руку.

Впоследствии ей казалось странным, что она обратила внимание на то, каким чудесным был начинающийся день, ясный и солнечный, и что в столь ранний час улицы были еще пусты. Газетный киоск был уже открыт, но газеты еще не выставили на стеллаж. Лиза попросила дать ей «Метеор» и свернула номер так, чтобы не видеть заголовка. Скорее всего, это была игра воображения, но Лизе показалось, что пакистанец, владелец киоска, обычно такой дружелюбный, старательно избегал ее взгляда.

«КОРОЛЕВА ПОРНО УБИЛА СВОЕГО ОТЦА

…Джоан О’Брайен, сестра Лизы Анжелис, дала юридически заверенные показания о том, что в 1945 году ее сестра зарезала своего отца.

“Я все видела, — заявила Джоан, которая живет в муниципальной квартире (тогда как Анжелис владеет многомиллионным состоянием!). — Она позволила нашей матери взять вину на себя”. Далее Джоан рассказала, что никогда не забудет ту ужасную ночь. “Не знаю, почему Лиззи (так раньше звали Анжелис) сделала это, но, Господь свидетель, я собственными глазами видела, как это случилось, и никогда ей этого не прощу ”.

По словам Джоан О’Брайен, хотя их отца нельзя назвать идеальным, “он был трудолюбивым, хорошим человеком, который на свой лад заботился о семье, и мы всегда были накормлены и одеты”.

В порыве чувств мисс О’Брайен заявила: “Какое счастье, что я наконец облегчила душу! Это знание долгие годы грызло меня изнутри, но я не могла заставить себя рассказать об этом хоть кому-нибудь — пока не подвернулся "Метеор”!»

Джекки приехала через час, хотя к тому времени в двери уже барабанили двое репортеров, так что ей пришлось сначала войти в дом Флоренс Дэйл, а уже оттуда пробираться к Лизе через заднюю дверь.

— Ох, бедняжка ты моя! — Она заключила Лизу в объятия и прижала ее к своей могучей груди. — Давай я приготовлю тебе чаю.

Джекки стала отвечать на телефонные звонки.

— Никаких комментариев! — крикнула она в трубку несколько раз за утро.

Иногда звонили друзья, чтобы выразить соболезнования, словно Лиза уже умерла, или кто-нибудь из О’Брайенов, чтобы сообщить, что они — на ее стороне и целиком поддерживают ее. Даже Басби услышал о происходящем за тысячи миль, в Лос-Анджелесе, и предложил немедленно прилететь, но Джекки, глянув на Лизу, которая одними губами прошептала «нет», ответила ему, что в этом нет необходимости.

Наступил полдень; в который уже раз зазвонил телефон, и Джекки сняла трубку.

— Это твой адвокат, — прошептала она. — Хочешь побеседовать с ним?

— Не хочу, но, наверное, должна, — равнодушно ответила Лиза.

— Я разговаривал со своим партнером, он специализируется на клевете, — отрывисто заговорил Алан Пил. — Он полагает, вы должны подать иск. На этот раз Тони зашел слишком далеко.

— Это бесполезно, — мертвым голосом отозвалась Лиза. — То, что напечатал «Метеор», — правда. Я действительно убила своего отца.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

— Мой отец был животным, он долгие годы использовал мать в качестве боксерской груши, — сказал Кевин.

На экране телевизора он выглядел степенно и горделиво, настоящая соль земли, рабочий человек, пусть и постаревший. Его лицо изрезали многочисленные морщины, которых Лиза не замечала раньше. Ничуть не смущаясь нацеленной на него камеры, он держался с достоинством, свойственным тому, кто уверен в собственной правоте.

Скандальные новости достигли телевидения, превратившись в cause célèbre[115], гораздо более интересное, нежели политика или события за рубежом — лакомый кусочек, который можно сравнить с делом Джереми Торпа, интрижкой Профумо или исчезновением лорда Лукана.

— Значит, ваша сестра Джоан лжет? — задал вопрос корреспондент.

Кевин стоял у своего дома, современного здания на две семьи в Литерланде.

— Скорее всего, об отце она помнит совсем немного. Он пропивал весь заработок, и на детей ему было нас… наплевать. Зато он регулярно отвешивал нам оплеухи, если мы попадались ему под руку. Нас вырастила и воспитала мать.

— Что вы можете сказать по поводу этого невероятного обвинения, что именно еще одна ваша сестра, Лиза Анжелис, как ее сейчас называют, якобы зарезала вашего отца, а вовсе не ваша мать?

Впервые на лице Кевина отразилась неуверенность.

— Боюсь, об этом мне ничего не известно, — сказал он. — Для меня это стало настоящим потрясением.

— Ваша сестра Лиза получила приглашение принять участие в передаче, но отказалась прийти. Что вы думаете об этом?

— Подозреваю, что она в шоке. Как бы вы чувствовали себя на ее месте, если бы что-либо подобное из вашего прошлого всплыло через сорок с лишним лет? — гневно обратился к корреспонденту Кевин.

Газетчики раскопали даже статью в «Ливерпуль эхо», в которой сообщалось, что Китти была признана невиновной в преднамеренном убийстве. Корреспондент закончил интервью словами:

— В настоящее время мисс Анжелис ведет утомительный и скандальный бракоразводный процесс со своим мужем, сэром Энтони Молино, парламентарием от Броксли. Сегодня сэр Энтони заявил, что последние разоблачения порядком расстроили его: «Каковы бы ни были мои чувства к жене, полагаю, на этот раз “Метеор” зашел слишком далеко».

— Проклятый лицемер! — вспылила Джекки. — Что мы будем делать?

— Понятия не имею, — ответила Лиза.

— Милая моя, возьми себя в руки. Перестань вести себя, как зомби. Мы должны бороться.

— А что бы ты сделала на моем месте?

Джекки задумалась.

— Не знаю, — призналась она наконец.

Обе грустно улыбнулись.

— Который час? — спросила Лиза.

— Это были десятичасовые новости, милая.

— Мама называла меня «родная», — сказала Лиза. — Бедная мама. — Она зажгла новую сигарету от окурка предыдущей. Джекки сделала вылазку и купила целый блок. В бутылке почти не осталось виски.

— Лиза, — мягко заговорила Джекки, — я слышала, как ты сказала своему адвокату, что то, о чем написано в газете, — правда. Ты не хочешь поговорить об этом?

И тогда Лиза рассказала ей все. Закончив свою печальную повесть, она добавила:

— Знаешь, я почти рада, что все открылось. Как верно заметила Джоан, эта история пожирала меня изнутри всю мою жизнь. Меня никогда не покидало состояние внутренней тревоги, и я не могла понять, в чем ее причина. Но теперь я знаю: это было чувство вины, стремление покаяться и искупить свои грехи.

— Хочешь, я и сегодня просмотрю почту? — спросила Джекки, входя в гостиную со стопкой писем в руках.

Вчера это были главным образом просьбы об интервью, несколько анонимных посланий, читать которые, по словам Джекки, Лизе было совсем не обязательно, и короткие записки со словами поддержки от друзей.

— Пожалуйста, — сказала Лиза. После двух бессонных ночей она по-прежнему чувствовала, что пока не в состоянии справиться с ситуацией.

— Так, еще несколько просьб дать интервью — ага, тебе даже предлагают пятизначную сумму за согласие. А вот это тебе лучше прочесть самой. — Джекки протянула ей письмо, отпечатанное на плотной белой бумаге.

Алан Пил больше не желал представлять ее интересы. «…B свете обстоятельств, вскрывшихся за последние два дня, полагаю, что я — не тот, кто вам нужен, чтобы действовать в ваших интересах в бракоразводном процессе, начатом вами против вашего супруга».

— Дерьмо! — выругалась Лиза.

— Вот и хорошо, — сказала Джекки.

— Что же тут хорошего?

— То, что ты ругаешься. Это значит, что ты понемногу становишься такой, какой была прежде.

— Я никогда не стану такой, как прежде.

— Станешь, — уверенно заявила Джекки. — Эй, а вот это уже интересно. Мило Ханна приглашает тебя на свое ток-шоу.

— Никогда! — отрезала Лиза.

Мило Ханна стал национальным героем, превратившись в непременный атрибут общественной жизни. Этот плут-ирландец вел по средам ток-шоу, выходившее на телевидении в прайм-тайм, и его аудитория исчислялась миллионами зрителей.

— Я и думать не хочу о том, чтобы выступить по телевидению. Я ненавижу программы, в которых гнусные ведущие (а Мило Ханна — один из худших) выворачивают людей наизнанку, после чего аудитория начинает обливаться жалостливыми слезами. Меня тошнит при виде этих фальшивых эмоций.

— Тебе определенно стало лучше, — твердо сказала Джекки. — Если дело только в этом, то тебе уже пора изложить свою версию происшедшего. Если бы твой вшивый адвокат не запретил тебе общаться с прессой, то твой ничуть не менее паршивый муж, может, и не зашел бы так далеко.

Лиза закурила очередную сигарету.

— Честно тебе скажу, Джекки, я даже не знаю, с чего начать. Я и хотела бы дать сдачи, но как прикажешь бороться с правдой? Даже если я во всеуслышание заявлю, что Тони ест новорожденных младенцев на обед, что из этого? Все равно уже ничего не изменишь.

— Ты могла бы объяснить, почему это сделала, — возразила Джекки. — Почему убила его.

— Господи, Джекки, я никогда — слышишь, никогда — не соглашусь на такое. Я чувствую себя испачканной от одной мысли об этом. Нет, лучше всего отсидеться где-нибудь, пока страсти не утихнут. А когда крысы разбегутся по своим делам, я уеду отсюда.

— Ты же знаешь, что так просто скандал не утихнет. Они найдут тебя где угодно. Я думаю, ты должна выйти на бой. — Джекки тем временем вскрыла очередное письмо в небольшом квадратном конверте и вынула оттуда листок дешевой линованой бумаги. — И вот это тебе тоже лучше прочесть самой.

Почерк был неразборчивый, как будто писал ребенок. Буквы наезжали одна на другую.

«…Господи, Лиззи, что я наделала? Прости меня, потому что я себя никогда не прощу. Этот человек был таким обходительным, и он задавал так много вопросов. Я все время думаю о маме и о том, что она возненавидела бы меня. Прости меня за все. Джоан».

— Бедная Джоан, — сказала Лиза. — Пожалуй, ей сейчас хуже, чем мне.

Джекки кивнула.

— Пожалуй.

— Нелли и мальчишки очень злы на нее. Наверное, мне стоит съездить к ней.

— Не сейчас, Лиза, подожди, пока буря не утихнет. Сейчас вы обе слишком взволнованы.

— Наверное, ты права. — Лиза улыбнулась. — В последнее время ты все время оказываешься права. А ведь когда-то я думала, что только я поступаю правильно, а ты постоянно делаешь глупости.

— Верно, — захихикала Джекки. — Прости, мне не следовало смеяться.

— Еще чего! Мне становится лучше. В конце концов, не зря же говорят: смейся, и весь мир засмеется вместе с тобой…

— Заплачь, и будешь плакать в одиночестве, — подхватила Джекки. — Или как насчет этого: смех — лучшее лекарство, — хотя все зависит от того, что именно у тебя болит. Наверное, когда случается приступ аппендицита, и смех не поможет.

— Пропади оно все пропадом, Джекки! — вдруг воскликнула Лиза. — А давай надеремся, как раньше? Где там эта бутылка виски?

— Это я надиралась, а не ты. В любом случае, бутылка почти пуста, — с сожалением протянула Джекки. — Но я могу купить еще одну — и к чертям мою диету.

— Там, под раковиной, стоит еще полдюжины. Басби присылает мне их ящиками. Лучший американский бурбон.

После обеда Лизе позвонил Мило. К тому времени Джекки уже не могла подойти к телефону, и Лиза заплетающимся языком проговорила:

— Алло?

— Я бы хотел, чтобы на следующей неделе вы пришли на мое шоу, — принялся уговаривать он ее.

— Ни за что, — отрезала Лиза.

К своему удивлению, она не могла не отметить, как он любезен, и даже испытала неловкость оттого, что отказывает такому славному человеку.

— Вы знаете, что я родился в той же деревне, что и ваша мама? — продолжал Мило. — Моя мать прекрасно ее помнит.

По ее словам, Китти была симпатичной маленькой ирландочкой, светловолосой и голубоглазой, с кожей мягкой и шелковистой, как клевер.

Он выполнил домашнее задание и разузнал, где родилась ее мама. Хотя, может, это Кевин сказал ему. Лиза поняла, что улыбается, и сердито заявила:

— Я хорошо знаю таких субчиков, как вы. Сладкоголосый ангелочек, который родился, целуя Камень Красноречия[116]. Уверена, что вы и мертвого уболтаете.

— Только если он будет настолько глуп, что согласится меня слушать, — рассмеялся Мило Ханна. — Если вы придете ко мне на шоу, я не стану задавать вам вопросы, на которые вы не захотите отвечать. Мы поговорим о вашей карьере в кино, о ваших любимых спектаклях, о людях, с которыми вы познакомились в Голливуде. Мы даже заранее составим список тем для обсуждения.

Лиза живо представила себе его личико проказливого эльфа и то, как он сейчас наверняка хитро улыбается в трубку.

— Вы мне не очень нравитесь, — икнув, ответила она. — Откровенно говоря, я даже не смотрю ваше шоу.

— Ах, Лиза, сегодня вечером я засну в слезах. Вы — самая жестокая женщина из всех, кого я знаю.

— Ничего, переживете.

— Как вы можете так говорить? Вы поразили меня в самое сердце, — печально заявил Мило. — Впрочем, теперь я понимаю, что ждал от вас слишком многого. И впрямь, нужно иметь мужество, чтобы предстать перед аудиторией в несколько миллионов телезрителей, да еще в столь расстроенных чувствах.

— Вы что же, намекаете на то, что я струсила?

— Ни в коем случае! Просто я понимаю ваше состояние. Не многие женщины могут похвастаться такой силой духа, чтобы прийти на мое шоу и дать интервью, хотя вопросы я задаю осторожные, как дыхание новорожденного ягненка.

Лиза расхохоталась.

— Господи боже мой! Хорошо, вы меня уговорили. Я приду на ваше шоу, хотя и не знаю, зачем мне это нужно.

— Что же я наделала? — спросила она себя дрожащим голосом немного погодя. — Наверное, я окончательно спятила, если согласилась на эту авантюру.

— Ты не спятила, ты напилась, — провозгласила Джекки. Она с трудом выпрямилась и покачнулась. — Я еду обратно в Эрлз-Корт. Мне надо принять ванну.

— Но ты можешь принять ее здесь, — запротестовала Лиза.

— Через несколько месяцев — может быть, но не сейчас. Твоя ванна такая узкая, что вчера я в ней застряла, и мне уже начало мерещиться, как спасатели вытаскивают меня оттуда. Кроме того, я начала собирать вещи. Не забывай, на следующей неделе я переезжаю в новую квартиру. Ты как, побудешь одна? А завтра с утра пораньше я опять приеду.

— Конечно, побуду. Ничего со мной не случится, — заявила Лиза с уверенностью, которой на самом деле не испытывала. — Ты мне очень помогла. Даже не знаю, как бы я пережила эти несколько дней, если бы не ты.

— Ты бы справилась, — отозвалась Джекки. — Люди всегда справляются с трудностями. Я и то сумела это сделать, пусть и с огромным трудом.

«Все, больше не буду пить, — пообещала себе Лиза, после того как Джекки ушла. — Для начала я полежу часок в ванной, отмокну, а потом приготовлю себе чай».

Она выглянула в окно. Репортеры исчезли. Лиза на протяжении двух дней отвечала неизменным отказом на их шумные требования дать интервью, и наконец они отправились по домам, окончательно разочарованные.

Только погрузившись в теплую воду, Лиза поняла, насколько устала. Каждая клеточка ее тела буквально пульсировала тупой болью переутомления. Лиза моментально уснула и проснулась только тогда, когда вода окончательно остыла. Она накинула халат и расчесала влажные волосы. Лицо, смотревшее на нее из зеркала на туалетном столике, было желтым от усталости. «Сегодня я и впрямь выгляжу как стареющая красотка», — отстраненно подумала Лиза.

— Почему ты одна у нас не меняешься? — требовательно обратилась она к Виктории, которая сидела на кровати, глядя на нее широко открытыми глазами. — Сегодня ты такая же красивая, как и в тот день, когда Ральф подарил тебя мне.

Лиза как раз ставила чайник на огонь, когда раздался стук в дверь. Она посмотрела на часы. Они показывали полночь, а это означало, что пожаловать к ней могла только Джекки, которая, вероятно, передумала и решила вернуться, или Нелли, которая уже давно грозилась приехать.

Но это была не Нелли и даже не Джекки. На пороге стоял Джим Харрисон.

Лиза взяла у него пальто, усадила и предложила ему чашку чаю.

— Вы последний, кого я ожидала увидеть, — сообщила она Джиму, усаживаясь напротив и сознавая, насколько неприглядно, должно быть, выглядит.

— Вчера умер Фергюс, — отрывисто сказал Джим.

Лиза застонала.

— Мне очень жаль, он был таким славным человеком. Завтра я напишу Герти.

— Фергюс был одним из лучших, — просто ответил Джим. — Хотя он знал, что я никогда не голосовал за него.

— Его будет не хватать всем жителям Броксли. — Лизе приходилось прилагать отчаянные усилия, чтобы не расплакаться.

— Когда я сказал Герти, что еду к вам, она открыла мне один секрет. — Джим с упреком взглянул на Лизу. — Почему вы не сказали мне, что купили «Спринг инжиниринг»?

— Я не видела в этом необходимости, — защищаясь, ответила она. — Или вы приехали сюда из Йоркшира, чтобы выразить мне свое неудовольствие?

— Нет, конечно!

— Тогда зачем вы приехали?

Джим помолчал, а потом растерянно пробормотал:

— Похоже, я опять попал впросак.

— У вас это хорошо получается. Во время нашей первой встречи вы поставили в дурацкое положение не только себя, но заодно и меня.

Он сумел выдавить улыбку.

— Ой! Не сыпьте соль на рану. Я решил, что вы приехали на фабрику, чтобы разнюхать, что к чему, ради своего обаятельного супруга.

— Никогда не следует спешить с выводами.

— Я учту вас совет.

— И как же вы намерены выставить себя на посмешище сегодня вечером?

Кажется, она догадывалась, что он скажет, и надеялась, что не ошибается. Лиза часто вспоминала о нем после их встречи у Фергюса, и сейчас в обществе Джима ей было легко и покойно. С ней ничего не может случиться, пока он здесь, такой большой и надежный, хотя ему явно неудобно сидеть на маленьком стульчике с полосатой обивкой.

— У нас с вами странные отношения, вы не находите? Мы встречаемся раз в год, тем не менее… — Джим сделал паузу.

— Тем не менее что? — спросила Лиза.

Но он по-прежнему колебался.

— Тем не менее я чувствую, что между нами что-то есть, — высказался он наконец. И тут слова хлынули стремительным потоком: — Неужели я опять кажусь вам круглым дураком, Лиза? Или у вас есть мужчина, который ждет своего часа, чтобы жениться на вас, когда вы разведетесь?

— У меня никого нет, — негромко ответила она.

— А как насчет нас? Или все это — плод моего воспаленного воображения?

Она рассмеялась.

— Вы слишком уравновешенны и добропорядочны, чтобы обладать воспаленным воображением.

Джим бросил на нее такой взгляд, что внутри у Лизы все затрепетало.

— Вы удивитесь, когда узнаете, как иногда способно разыграться мое воображение, Лиза. Теперь уже вы делаете поспешные выводы.

— Прошу прощения. — Она глубоко вздохнула. — Вы правы — между нами действительно что-то есть. Даже в тот день, когда мы впервые встретились и я возненавидела вас, вы мне понравились. Это не кажется вам безумием?

— Ничуть.

— И что же дальше? — Она внезапно расслабилась и впервые за много дней почувствовала себя счастливой.

— Вот что.

Джим встал со стула и присел рядом с ней на диван, а потом заключил ее в объятия. Он не поцеловал ее, а просто обнял, накрыл ее щеку своей ладонью и прижал ее голову к своему широкому плечу. Лиза почувствовала, как он зарылся лицом в ее все еще влажные волосы, а потом вдруг заснула.

Проснувшись, она увидела, что снаружи еще темно, и почувствовала, что левая рука у нее затекла. Лиза осторожно пошевелилась, чтобы высвободить ее и не разбудить Джима, но потом увидела, что он не спит.

— Я пришел, чтобы разобраться в наших отношениях, — прошептал он. — Я подумал, что вам будет легче пережить неприятности, зная, что в случае необходимости я всегда готов прийти вам на помощь.

— И оказались правы, — счастливо пробормотала Лиза и вернулась к нему в объятия.

Когда Лиза вновь проснулась, в щель между занавесками робко пробивался дневной свет. На этот раз Джим спал, и она чуточку отодвинулась, чтобы рассмотреть его получше. Спустя некоторое время Лиза подняла его руку, которая тяжело лежала у нее на бедре, и сунула ее себе за пазуху, накрыв ею грудь. Джим пошевелился, его глаза открылись, и она потянулась к нему, повернула его лицо к себе и ласково поцеловала в губы.

О боже, еще никогда с ней не занимались любовью так медленно, страстно и упоительно. Всю жизнь Лиза ждала этого момента — полного и беззаветного слияния двух любящих сердец, взаимного уважения и наслаждения друг другом.

Когда они немного угомонились и она, обнаженная, замерла в его объятиях, Джим негромко сказал:

— Мне пора возвращаться. Теперь у меня есть фабрика, которой я должен управлять.

Лиза сонно кивнула. Через несколько минут она ощутила, как он бережно укрывает ее халатом, поправляя его со всех сторон. Потом тихонько щелкнул замок, и Джим ушел.

Когда в дом, воспользовавшись своим ключом, вошла Джекки, был уже полдень. Лиза крепко спала на диване.

— Ты ненормальная! А если бы ты свалилась на пол? Держу пари, ты полумертвая от усталости и даже не смогла толком выспаться.

— Сегодня я выспалась как никогда. — Лиза зевнула и села на диване. — Но я не откажусь от чашки чая.

— А где же остальные гости? — спросила Лиза.

Безупречно одетая молодая женщина, которая провела ее в приемную, ответила:

— Вы наша единственная гостья.

— Но, как правило, у него их бывает трое.

— Не всегда. Если гость необычный, Мило отводит ему все полчаса программы.

— И что же во мне необычного? Я не рассчитывала на целых полчаса.

В глазах женщины появилось отсутствующее выражение.

— Об этом вам лучше поговорить с самим Мило. Он подойдет буквально через минуту. Чтобы вам не скучно было ждать, вот вам освежающие напитки и легкая закуска.

Она вышла, и Лиза мрачно сообщила Джекки:

— Я ожидала всего лишь десятиминутного интервью.

Джекки завладела тарелкой с бутербродами и принялась быстро поглощать их один за другим.

— Я буду рада, когда все закончится. Моя диета полетела ко всем чертям. Вот, выпей капельку вина, чтобы успокоиться.

— Как хорошо, что мне не хочется бутербродов, чтобы успокоить нервы, потому что их уже не осталось. — Лиза закурила и отпила глоток вина. — Где этот ублюдок Мило Ханна?

— Ты уже отрепетировала свои ответы? — с набитым ртом озабоченно поинтересовалась Джекки.

— Во время еды разговаривать некрасиво. Нет, не отрепетировала. Мы согласовали список вопросов, но я не готовила ответы заранее, чтобы они не казались слишком гладкими и заученными.

— Ах, моя дорогая Лиза! Клянусь богом, вы выглядите великолепно!

В комнату вошел Мило Ханна. На нем был вельветовый костюм и черно-белый широкий галстук, завязанный крупным узлом. Темные вьющиеся волосы делали его похожим на постаревшего Руперта Брука[117].

— Почему у меня одной будет целых полчаса? — сразу же поинтересовалась Лиза. — Обычно у вас бывает трое гостей. Почему…

Мило выставил перед собой руки, защищаясь.

— Потому что мы будем показывать эпизоды из ваших фильмов, — быстро ответил он. — Моя дорогая девочка, не надо быть такой подозрительной.

— У меня есть все основания для подозрений, Мило. Не прошло и пяти минут, как я дала согласие на участие в вашем шоу, а по телевизору уже вовсю трубили об этом.

— Это было сделано для того, чтобы вы не передумали.

— Я действительно передумала.

— Значит, я поступил правильно. — Он лукаво улыбнулся. — Выпейте еще вина, дорогая моя красавица. Мы выйдем в эфир через десять минут.

— Знаешь, по-моему, этот человек — проклятый притворщик, — заявила Лиза, после того как он ушел. — Держу пари, что он такой же ирландец, как вот эти бутерброды. Скорее всего, он родился где-нибудь в окрестностях Лондона, а дома разговаривает, как Ноэль Кауард[118].

— А мне он понравился, — умиротворенно сообщила Джекки. — Как ты себя чувствуешь?

— Мне страшно до ужаса! — Лиза подошла к зеркалу. — Как я выгляжу?

— Храброй перепуганной красавицей.

Лиза долго ломала голову над тем, что надеть на шоу. Ей понадобилось несколько дней, чтобы остановить свой выбор на платье без бретелек из мягкого бирюзового крепа и темно-зеленом вельветовом жакете. Волосы она собрала в простой узел на затылке, зачесав их со лба назад.

— Господи, Джекки, у меня появилась седая волосинка — нет, две, даже три. Нечего сказать, я выбрала подходящий момент, чтобы их заметить!

— Тебе повезло. Я начала седеть, когда мне не исполнилось и сорока. А взгляни на меня сейчас!

— Три минуты, мисс Анжелис. — Молодая женщина вернулась в приемную.

— Удачи, Лиза.

— Это хуже любой премьеры. Интересно, все боятся или только я?

Лиза крепко вцепилась в ладонь молодой женщины, когда та подвела ее к краю съемочной площадки. Мило Ханна уже ждал ее, держа в руке сценарий. В кои-то веки на его лице не было улыбки. Обаятельный шут, подбадривающий и успокаивающий своих гостей, исчез без следа. Лиза обвела взглядом аудиторию. Боже, здесь собрался весь Броксли: Джим и Мэйсоны, Герти Ломакс, еще полдюжины людей, которых она знала в лицо… Нелли и Стэн тоже были тут, как и все ее братья, — некоторые приехали с женами. Правда, Лиза заранее знала об их приезде.

Заиграла знакомая музыка, и как только она смолкла, на сцену под взрывы приветственных аплодисментов выбежал Мило Ханна. Лиза не слышала, что он говорил, и потому весьма удивилась, когда ее вдруг вытолкнули вперед и она обнаружила, что идет к нему, протягивая руку, которую он с любовью облобызал, словно они были старыми добрыми друзьями.

Для начала Мило задал ей несколько вопросов о ее карьере в Голливуде, о Басби и о Джозефе Денте. Он показал кадры из нескольких фильмов, в которых снималась Лиза, начав с «Авантюриста», первой роли, в которой она произнесла несколько реплик. За ним последовали «Сладкая мечта» — где она была полностью одета, к большому своему облегчению, — «Великолепная афера», «Покаяние» и, наконец, «Сердца и цветы». После каждого эпизода аудитория аплодировала.

— У вас была продолжительная и выдающаяся карьера, — сказал Мило Ханна. — Некоторые из этих фильмов стали классикой жанра.

— Мне повезло, — скромно ответила Лиза.

— Расскажите нам о Джозефе Денте. У него была репутация страшного человека. Каково это — быть его женой?

Глаза у Лизы вспыхнули, когда она принялась описывать необычную личность Дента.

— Я очень любила его, — закончила она.

— А как насчет Гэри Мэддокса? Если я правильно помню, ваше имя в течение долгого времени связывали с ним. Он жил с вами, не так ли?

Лиза неловко поерзала в кресле. Гэри стоял последним в списке вопросов, на которые она согласилась ответить, причем только в том смысле, что он был коллегой-актером и режиссером, одним из основателей компании «О’Брайен продакшнз». Мило Ханна отступил от первоначального сценария.

— Гэри был моим лучшим другом, — ответила она наконец. — Мы были только друзьями.

— И вы оказались очень хорошим другом, Лиза, — заключил Мило Ханна. — Насколько я понимаю, Гэри стал одной из первых жертв СПИДа и вы ухаживали за ним до самой смерти.

Она быстро взглянула на него, и ее глаза наполнились слезами. Кто, спрашивается, мог рассказать ему об этом? Его сотрудники оказались настоящими профессионалами, в отличие от детектива, нанятого Тони.

— Для этого и существуют друзья, — пробормотала Лиза.

К ее невероятному изумлению, аудитория встретила ее слова аплодисментами, и Лиза почувствовала, как ее охватывает гнев при мысли о том, что подобное вторжение в личную жизнь здесь рассматривают как развлечение.

Мило, блестяще улавливающий все оттенки настроения своей гостьи, сменил тему, заговорив о театре. Он стал расспрашивать Лизу о пьесах Мэттью Дженкса, о том, нравилось ли ей играть с Ральфом Лейтоном. А потом последовал вопрос:

— Вы снова вышли замуж, не так ли, и получили титул леди Элизабет Молино?

— Да, — холодно ответила Лиза. Если он начнет задавать ей вопросы о Тони или о разводе, она выльет ему на голову стакан с апельсиновым соком. Лиза заранее заявила, что эта тема под запретом.

— Вы приобрели не только титул, но и фабрику. Несколько странная покупка для актрисы. Для чего вы ее купили?

Она молчала несколько секунд, и тогда кто-то из присутствующих в зале крикнул:

— Скажите ему, Лиза!

— Кое-кто планировал построить на ее месте отель. Я же решила, что фабрика должна остаться фабрикой.

Последовал еще один взрыв аплодисментов. Жестом настоящего аристократа Мило воздел руку, и аудитория притихла.

— Не был ли этим «кое-кем» ваш супруг? — Он вел себя, как проклятый волшебник — ловко манипулировал ею и собравшимися.

— Да, это был мой муж, — ответила Лиза, спрашивая себя, а не смотрит ли сейчас Тони телевизор.

Мило заговорил о Ливерпуле — он назвал его «городом звезд» — и принялся перечислять имена знаменитостей, родившихся там.

— Вы скучаете по нему?

— Нет, — ответила Лиза и тут же пожалела о своей честности. Если Мило спросит почему, она сможет сказать лишь, что с этим городом связаны тяжелые воспоминания, и он может заинтересоваться, какие именно. Лиза посмотрела на часы в студии. Еще целых десять минут! Но ведь они перебрали уже все вопросы?

Мило смотрел на сценарий, который держал в руках, покусывая губу, как будто следующий вопрос представлялся ему на редкость трудным. Лиза поняла, что это — хорошо отрепетированная тактика.

— Вы убили своего отца, Лиза?

О господи! Аудитория ахнула и замерла, а Лиза опустила взгляд на свои руки. «Какой смысл отрицать это?» — с отчаянием подумала она.

— Да, — ответила она наконец. — Да, я убила его.

В зале раздался дружный вздох — это зрители затаили дыхание, а Лиза вдруг почувствовала, что у нее закружилась голова.

— За что тринадцатилетняя девочка зарезала своего старика отца? — мягко поинтересовался Мило.

Лиза сердито взглянула на него. «Ты предал меня, ублюдок», — говорили ее глаза. Мило не мигая уставился на нее в ответ. На его лице читалось то, что можно было принять за искреннее сочувствие.

Зрители сидели молча и, кажется, даже перестали дышать. Лиза подумала, что Нелли и ее братья тоже сидят как на иголках в ожидании ее ответа.

Мило Ханна наклонился к ней и взял ее за руку.

— Вам станет легче, если вы скажете правду, — прошептал он. Еще один отрепетированный жест; благодаря микрофону его шепот был прекрасно слышен даже в самых отдаленных уголках зрительного зала.

И внезапно Лиза заговорила, хотя и не собиралась этого делать. Слова срывались с ее губ бурным потоком, она не могла остановиться. У нее возникло такое ощущение, будто голосовые связки больше не подчиняются ей. Кто-то другой, незнакомый, торопясь и захлебываясь, рассказывал о случившемся.

— Потому что он долгое время насиловал меня, — произнес чей-то чужой голос. — Потому что в тринадцать лет я от него забеременела и не знала, что делать дальше. Мне не к кому было обратиться, некуда пойти. Мне было стыдно и страшно. Что скажет мама? Я пыталась сделать аборт самостоятельно, проткнув себя ржавым вертелом, который принадлежал моим братьям, и… — Голос прервался. Лиза удивленно взглянула на Мило Ханну. Неужели она действительно сказала это?

Очевидно, это было так, потому что он спросил:

— Что случилось потом, милая?

— Я не очень хорошо помню те события. Меня отвезли в больницу, но только много лет спустя я узнала, что… — Лиза умолкла.

— Узнала что? — мягко, но настойчиво спросил Мило.

— Что у меня больше никогда не будет детей. А мне так хотелось их иметь!

Они остались вдвоем в целом мире, она и Мило, под ярким светом софитов. Он ласково смотрел на нее, и вдруг ее чувства к нему совершили поворот на сто восемьдесят градусов, и Лиза ощутила необыкновенный прилив любви.

— Вернемся к вашему старику-отцу, — негромко произнес Мило. — Как именно это произошло? Он снова набросился на вас?

— Скорее всего, да, именно так бы он и поступил. Но в ту ночь, когда я убила его, он хотел изнасиловать Джоан.

— Джоан! — Мило подался вперед вместе со стулом, так что их колени теперь соприкасались. — Почему бы вам не рассказать нам об этом, Лиза?

Она чувствовала, что ради него готова на все.

— Это случилось в тот вечер, когда я вернулась домой из больницы, — сказала она. — Я лежала в постели внизу, вместе с мамой. Пришел отец. Он был пьян — как всегда. Спустя некоторое время я услышала, как заскрипели пружины его кровати, а потом закричала Джоан. Я знала, что он собирается сделать, почему-то я знала это совершенно точно, поэтому и схватила нож для резки хлеба, чтобы отогнать его. Когда я поднялась наверх, отец действительно уже подмял под себя мою сестру. Не помню, как именно все произошло, но я убила его, — просто закончила Лиза.

Аудитория опять дружно ахнула, и Лиза обернулась, испуганная и удивленная. Она совсем забыла об их существовании.

А Мило Ханна уже задавал ей следующий вопрос своим мягким, притворно-ласковым голосом.

— Но, милая, если вы расслышали, что делает ваш отец, значит, и ваша мама не могла не слышать этого?

И Лиза разрыдалась.

— Это и есть самое ужасное, — сквозь слезы пролепетала она. — Я поняла, что мама знала все с самого начала и ничего не попыталась сделать. Наверное, поэтому я и не возражала, когда она взяла вину на себя, заявив, что убила его.

Лиза вдруг услышала музыку и спросила себя, почему она играет и почему Мило что-то говорит, обращаясь уже не к ней, хотя и по-прежнему держит ее за руку. В его голосе звучало сочувствие, а потом он пожелал всем доброй ночи и объявил гостя для следующей передачи.

— Ну вот, думаю, теперь вам стало намного легче, — сказал Мило. Он похлопал ее по руке и встал. Лиза услышала, как он говорит, обращаясь к кому-то: — Вся страна будет рыдать у телевизоров после этого выпуска.

И она осталась одна. Ей вдруг показалось, что привычный мир рухнул, окончательно и бесповоротно.

Погасли софиты, зажглись неяркие огни рампы, и до ее слуха долетел негромкий гул голосов. Лиза увидела, что к ней направляются Нелли с братьями. Все они плакали, слезы ручьем текли у них по щекам. Несколько мгновений она тупо смотрела на них, а потом вскочила на ноги и помчалась в приемную, где на мониторе смотрела программу Джекки.

— Лиза, родная, постой! — крикнула она, но Лиза не обратила на нее внимания. Она схватила свою сумочку и вылетела сначала из комнаты, а потом и из здания. Она бежала так быстро, как только позволяли ей подгибающиеся, ватные ноги.