В тот вечер за ужином Харви выпил больше обычного и говорил много и оживленно. Но это была лишь маска, за которой он пытался скрыть свою тоску. Тюрьма и позор не пугали его, но страх потерять Грейс грозил сломить его силы. То тихое бешенство, та истерика, что заставила ее донести на него, могла толкнуть девушку и на более ужасную месть. Внимательно следивший за ним Бекинхэм, словно читал по лицу его мысли.
— Послушай-ка, дружище, так не годится. Я понимаю, что у тебя на душе кошки скребут, но худшего ведь еще не случилось. Ты до сих пор великолепно держался и просто обязан доиграть свою роль до конца.
— Не беспокойтесь за меня, Джордж, это так, минутная хандра. Просто мне вдруг пришло в голову, что мы, строящие свою жизнь исключительно на принципах, круглые дураки.
— Да? Я так не считаю.
— О, ты-то не дурак, зато я глупец… просто глупец, понимаешь?
— Не очень. Выражайся яснее.
— В том то и дело, что не могу… Ты, старина, искренне пытаешься помочь мне. Но сейчас меня тревожит совсем другое. И здесь помогать мне бесполезно. Пожалуйста, оставь меня одного…
Бекинхэм слишком хорошо знал своего друга, чтобы обижаться. Он ушел, а Харви с видом смертника поехал в «Савой». Он медленно вошел в гриль-рум. Грейс там не было. Тогда, желая навести о ней справки, он направился в бюро отеля, но внезапно застыл, как вкопанный. Голова кружилась, кровь отхлынула от сердца… В одном из кресел холла сидела Грейс. Прежде чем он успел сделать хоть одно движение, она подняла голову, и их взгляды встретились. Девушка протянула руки ему навстречу. Ему показалось, что перед ним распахиваются врата рая.
— Грейс!
— Харви, ты!
Она подбежала к нему.
— Я думала уехать в Париж, хотела избежать встречи с полицией, но потом мне пришло в голову, что я нужна тебе здесь. Но в свою квартиру я вернуться не могла… Еще ничего не произошло?
— Ничего. Сегодня у меня был инспектор. Потом я говорил со своим адвокатом.
— Как ты узнал, что я здесь? — В клубе я встретил Бекинхэма, и он сказал мне, что видел тебя в гриль-руме в компании Филипа Барлета.
Она тотчас все поняла. Его расстроенное лицо и срывающийся голос красноречиво свидетельствовали о том, что он пережил.
— Харви! — рассмеялась Грейс. — Я зашла в гриль-рум пообедать и села в наш угол. Внезапно к моему столику подошел Филип и мы выпили с ним кофе. Потом он ушел со своими друзьями. Вот и все!
Харви облегченно вздохнул. Теперь ему казалось, что все это время мучился не он, а кто-то другой.
— Ты ужасно глуп, — прошептала она.
— Согласен.
Внезапно они заметили, что вокруг них полно народа.
— Куда мы пойдем? — спросил он. — Может, ко мне?
— Чудесно! Там мы сможем спокойно поговорить. Я предчувствовала, что ты придешь Они оставили отель и отправились в квартал Олбани.
Когда он ввел ее в свой салон и усадил в кресло, она осмотрелась с явным неодобрением.
— Какая роскошь…
— Да, для бедной ограбленной девушки… Но как бы там ни было, уже завтра ты сможешь позволить себе какую угодно роскошь. Теперь ты богата.
— Отлично. И сколько у меня денег?
— Около миллиона долларов. В наших деньгах — двенадцать тысяч фунтов в год. Завтра в десять ты пойдешь со мной в банк. Попроси их выдать несколько ассигнаций, тебе ведь нужны наличные. А потом получишь чековую книжку и сможешь тратить сколько душе угодно.
— Я всегда мечтала об этом, но теперь надо подумать о другом. Как мне помочь тебе? Он обнял ее и ответил:
— Я не хочу казаться пессимистом, дорогая, но надо честно смотреть в лицо реальности. У меня очень хороший адвокат. Полиция начинает действовать, и то, что единственная пострадавшая, то есть ты, против моего ареста, не имеет никакого значения. Я оскорбил не личность, а закон.
— Просто не могу поверить в это… Разве я не могу поклясться, что одолжила тебе эти деньги?
— Как? Ты тогда была еще в Париже! Ты можешь только заявить, что деньги возвращены тебе полностью. Это не изменит сути дела, но может смягчить приговор.
— Приговор?? — в ужасе вскричала она. — Неужели ты считаешь, что тебя посадят в тюрьму?
— Несомненно, хотя, возможно, и на короткий срок. Если бы ты согласилась меня ждать…
— Я не могу и дня прожить без тебя. Вчера вечером я вела себя, как безумная, как истеричка… Но ты должен простить меня. Я твоя навеки и буду ждать тебя столько, сколько потребуется.
— Тогда пусть они делают со мной все, что хотят. Бекинхэм надеется на мягкий приговор… А потом мы уедем заграницу.
— На свете немало мест, где мы могли бы поселиться, но я не постыдилась бы остаться с тобой и в Лондоне, или Париже. Какое мне дело до других, когда мы вместе?
Оба предались мечтам. Потом он отвез ее обратно в «Савой».