Счастье по соседству

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Я обещал Тимоти молчать об этом. Слушай, Ной, не стоит беспокоиться. У твоего сына есть кое-какие свои дела, но можешь быть полностью уверен, я бы не допустил, чтобы ребенку что-то угрожало, — эмоционально ручался дядя Джо, стоя напротив еле сдерживающего гнев Ной Бреннигана. — Я дал мальчику клятву и не мог ее нарушить. У него и без меня проблемы с доверием к взрослым.

— Обещания, клятвы… Что вообще происходит? Военный переворот, заговор? Почему все знают, как растить детей, кроме их собственного отца? Вы что же, думаете, будто мои требования — пустой звук? По-твоему, именно это должен усвоить мой сын, общаясь с тобой? — свирепел Ной.

— Не нужно так говорить, парень. Просто доверься своему сыну, — твердо произнес дядя Джо.

— Довериться восьмилетнему ребенку со склонностями к побегам из дома? Это ты мне предлагаешь, Джо? Я правильно тебя понял? — не желал уняться в своем гневе Ной Бренниган, взволнованный и любящий отец.

— Дай ему время, и Тимоти тебя удивит, — пообещал дядя Джо.

— Вот только сюрпризов от вас обоих мне не хватает!

— Если ты будешь неустанно надзирать за Тимоти, то не позволишь раскрыться его инициативе и самостоятельности. Он добрый разумный мальчик, даже в баловстве он знает, когда следует остановиться. Не стоит думать о собственных детях, будто бы они только и норовят совершить какой-нибудь опасный проступок, если не злодеяние. Поверь мне, это не так, — решительно проговорил дядя Джо.

— Господи, ну почему все, у кого нет собственных детей, стремятся поучать меня? Почему все думают, будто точно знают, что такое воспитание? Все, кроме меня? Ты не представляешь, каково это, когда тебе звонит пятилетний сын, который только научился набирать мой телефонный номер, и кричит, прямо-таки рыдает в трубку, что не знает, как ему поступить. Потому что нянечка ушла, не дождавшись возвращения моей жены, не удосужившись перед этим позвонить мне и сказать, что оговоренное время вышло, поскольку, видишь ли, она обещала посидеть с детьми всего пару часов, пока моя жена ходит по магазинам. А грудной Роуди плачет, потому что некому взять его на руки и перепеленать, а двухлетняя Сцилла шныряет по всему дому и спешит реализовать все то, что ей обычно запрещают делать взрослые. И посреди всего этого бардака один только Тим пытается что-то предпринять, сумев связаться со мной. Ты не можешь представить моего состояния, когда я, вынужденный прервать встречу с заказчиками, в час пик стремлюсь домой, стою в пробках, гадаю, что теперь с моими детьми, где, в конце концов, Белинда? Как вообще такое стало возможным? Вот именно так, к твоему сведению, и рушится жизнь. Ты собираешься утром на работу, целуешь жену и детей, не чаешь дурного, а вечером оказываешься в другой реальности, где напуганные дети, которых невозможно успокоить, пропавшая жена, упертые полицейские, отказывающиеся начать поиски до истечения положенных часов с момента исчезновения человека. И даже начав эти поиски, он стараются уличить меня, оставшегося с трем детьми, как будто мужчина только к этому может стремиться, создавая семью. И к чему я итоге пришел? Мои дети растут без матери, у меня эмоционально неустойчивый сын, поведение которого подобно Везувию. Я буду надзирать за ним, даже если он меня за это возненавидит. Его ненависть я смогу пережить, а вот несчастный случай — никогда, — жестко подытожил Ной, своей убежденностью лишив Джо всяческих аргументов.

— Ной, Тим скоро вернется домой, — тихо заверил его дядя Джо.

— Ему завтра в школу. Я не хочу сидеть сложа руки. Либо ты говоришь мне, где мой сын, либо я звоню Фреду Шербруку, и тебе придется иметь дело с полицией, — категорически резюмировал Ной Бренниган.

— Ты станешь впутывать в семейные дела сержанта Шербрука?

— Я поступлю так, как того велит здравый смысл, — отчеканил Ной.

— Тим?! — воскликнул Ной, счастливый, но сердитый, увидев сына, подъезжающего на новеньком велосипеде к дому. — Откуда у тебя этот велосипед, Тим? — бросился он навстречу мальчику. — Где ты взял этот велосипед, отвечай?!

— Пап, посмотри какой он красивый! Гляди, какие классные шины, какой никель, какая эмаль! Вот видишь, багажник, он очень вместительный. В него не только инструменты войдут! Ну же, он ведь нравится тебе, папа! Мой велосипед! — Тимоти весь светился счастьем.

Сцилла и Роуди высыпали из дома навстречу брату и принялись осматривать и ощупывать новое транспортное средство. Отец продолжал гневно смотреть на Тима, испытывая его молчанием. Но Тим был невозмутим. Счастье переполняло его. Он шутя шлепал по рукам маленького брата и сестру, которые тянулись потрогать никель и эмаль, сияющие крылья и красивую раму.

— Ты собираешься отвечать на вопрос отца?! — сурово спросил сына Ной.

Резкость этого вопроса стерла улыбку с лица мальчика. Тимоти гневно раздул ноздри и процедил:

— Это мой велосипед. Я его заслужил!

— Объяснись! — потребовал отец.

— Я же не требую с тебя объяснений, — дерзко парировал сын.

— Этого еще не хватало! — вскипел Ной, грозно склонившись над мальчиком.

— Я терплю твои отношения с Дженнифер! Весь город только об этом и судачит, — выплеснул Тим то, что давно наболело у него на сердце.

— Я взрослый человек и не стану тебя спрашивать, с кем мне быть. Дорасти до моего возраста, тогда поговорим.

— Но ты женат на моей маме! — прокричал мальчик.

— Да, я был женат на ней. Но прошло почти три года. Это большой срок, сын. Не я бросил семью. Не я оставил детей…

— Но если бы ты хотел ее вернуть… — всхлипнул Тим. — Ты не знаешь, что с ней. Тебе это просто безразлично. Что, если ей нужна наша помощь? Ты забыл маму и не ждешь ее. А я жду. Мы бы смогли найти ее, если бы ты только захотел, — щедро сыпал упреками парнишка.

— Ты помнишь, как это было. Мама ушла в магазин, сказала, что будет через час-полтора. Она пригласила нянечку, поскольку очень часто так делала. А в тот раз она не вернулась. Если бы ее можно было найти, то полиции это удалось бы. Люди в депрессии иногда совершают непоправимые ошибки.

— Это ты виноват в ее болезни! — выпалил Тим.

— Я полюбил твою маму еще тогда, когда нам было по тринадцать. И мечтал прожить с ней всю свою жизнь. Я был самым счастливым человеком, когда она не страдала от своей болезни. Я многократно пытался обратить ее внимание на участившиеся недомогания, но она уверяла меня, что все в порядке. Рождение Роуди усугубило ее состояние. Я видел это и старался выводить вашу маму из этой подавленности. Но невозможно лечить человека, который активно противится этому. Доктора выписали ей препараты, но либо она их не принимала, либо они ей не помогли, сейчас это уже невозможно выяснить наверняка. Не все можно исправить, Тим. Ты должен понимать это. И искать виновных бесполезно. Я не собираюсь слагать с себя свою долю вины. И теперь, задним числом, можно присочинить многое, но тогда я сделал все возможное, чтобы помочь твоей маме, помочь всем нам.

— Я не верю тебе!

— Мне не хотелось рассказывать тебе об этом, Тимми, но твоя мама несколько раз порывалась от нас уйти. Сначала она просто оставалась ночевать у бабушки и дедушки, потом задерживалась на несколько дней.

— Я знаю, — процедил Тим. — Бабушка и дедушка говорили мне.

— О чем? — настороженно спросил Ной.

— О том, что она хотела уйти от тебя и что она не мертва. Они-то ищут маму по-настоящему, а не так, как ты. Они сейчас живут в кемпинге возле Баллины.

— Откуда ты знаешь, Тим?

— Они позвонили и предупредили меня, что переехали туда из Сиднея, — пробормотал Тим.

— Странно. Они ничего мне об этом не говорили. Я передавал им содержание всех отчетов полиции и частного детектива, все эти годы держал их в курсе. Они же ни словом не обмолвились, что тоже ищут маму. Это очень странно, Тимоти. Я собираюсь поговорить с Питером и Джен, не случайно же они отправились в Баллину.

Дом погрузился в молчание. Тимоти озадачил своего отца.

Ной Бренниган все годы своего супружества имел очень сложные отношения с родителями Белинды. Те не разделяли стремления Ноя создать большую семью. Они винили его в том, что он привязывает их дочь к очагу, лишает ее возможности самореализации. Подобно Тимоти, они винили его в депрессиях дочери. Однако Ной так и не смог понять, в чем же они видели возможность самореализации дочери.

Сам он многократно пытался выяснить, чего хотела Белинда. Чем бы она желала заглушить свою тоску. Но она не дала ему такого ответа.

Ной любил свою жену и не требовал от нее невозможного. Как мог, он стремился облегчить ее участь. И всякий раз искренне радовался, когда она беременела очередным ребенком. Он окружал ее нежностью и заботой, всегда предлагал свое участие и помощь в любом деле, надеясь этим смягчить ее эмоциональные проблемы. Но все прекратилось внезапно.

Бренниган часто вспоминал утро того рокового дня, пытаясь обнаружить признаки трагедии в словах и поведении Белинды, он уже многократно проанализировал все свои поступки, раздумывая, что бы могло спровоцировать ее уход, но ничего не приходило на ум. Все было как всегда. Возможно, это «как всегда» и сгубило его семейную жизнь, решил в итоге Ной. Но ничего нельзя было уже вернуть.

И он не знал, как относиться к сведениям о том, что тесть с тещей принялись активно разыскивать три года спустя свою дочь. Он не знал, что послужило толчком к подобному поступку, насколько это осмысленно ими обоими. Тем более что из-за этого начинания Питера и Джен у Тимоти вновь появилась надежда обрести потерянную мать. И эта надежда могла закончиться для мальчика очередным разочарованием, очередным нервным срывом.

Ной был не на шутку озадачен всем случившимся. Он не желал очередных сюрпризов. В его жизни хватало драматических неожиданностей. Он уже перепробовал всякие стратегии воспитания детей и взаимоотношений с окружающими людьми. Ничто не дало благих результатов. Он решил больше не миндальничать ни с посторонними, ни с собственными детьми.

Ему хотелось почувствовать наконец уверенность. Он готов был любить свою супругу до последнего вздоха, но ее больше не было с ним. Ной желал своим детям только самого лучшего в этой жизни, но не мог пустить их взросление на самотек. Он решил затянуть гайки в своей судьбе, вступив в новую суровую фазу борьбы за лучшую жизнь для своих детей.

— Спать! — сухо скомандовал Ной Бренниган и, убедившись, что его команда выполнена, уединился в своем рабочем кабинете.