Сделай сам 3

Глава 12 Лихие нулевые! Часть 3

— Может, я всё же с вами внутрь зайду, Александр Евгеньевич? — повернувшись ко мне с переднего сиденья, продолжил гнуть свою линию Иван.

Со времён моей ознакомительной поездки по городу в компании с Муромцевым минуло уже свыше недели, и вот настало время действий. Мой автомобиль остановился напротив входа в помещение банка, и телохранитель в который уже раз за эту поездку выявил острейшее желание не оставлять мою ценную тушку без своего пристального внимания. Видать, до сих пор прекрасно помнил, как опростоволосился с год назад и теперь всякий раз старался перебдеть, нежели недобдеть.

— Не стоит, Ваня, — в который уже раз проверив, что, не смотря на летнюю жару, мой пиджак застёгнут на все пуговицы, и вообще имею должный деловой вид, покачал я головой. — Там максимум четыре человека будет. Три их которых — простые банковские клерки. Ну а с четвёртым я приехал просто пообщаться по душам. Так что внутри мне уж точно ничего не угрожает. А твоё присутствие, всего такого боевитого, — показательно покосился я на уверенно удеживаемый тем в руках пистолет-пулемёт, — будет как раз не к месту. И вообще, мне так-то куда опаснее сейчас находиться на улице, нежели в каком-нибудь помещении. Потому лучше прикрой мой спокойный вход в банк и последующий выход. Только не сильно светись сам с этой игрушкой в руках, — хмыкнув, указал я рукой на его оружие.

К настоящему моменту мои телохранители все, как один, прекрасно знали о послании от «Чёрной руки» и потому принялись исполнять свои обязанности излишне рьяно. Причём настолько рьяно, что лично мне это даже стало мешать в исполнении задуманного плана. Пришлось вот даже в приказном порядке перевести несколько человек в дополнительную охрану отца, а также позаботиться о том, чтобы четвёртое и последнее пассажирское место в моей машине оказалось занято посторонней фигурой. Иначе от компании того же Михаила мне было бы никак не отболтаться.

Что же касалось Ивана… Впоследствии я планировал перед ним объясниться и даже извиниться за грядущую подставу. Но уж точно не в самое ближайшее время. Ибо порой мы сталкивались с такими испытаниями жизни, которые требовалось проходить без лишних глаз с ушами.

Так что, стоило только разъездному корпоративному седану DAC «Family» замереть на месте, как я открыл свою дверцу и шустро юркнул в находящееся в каких-то шести-семи шагах от меня помещение банка. Только и сделал при этом, что молча махнул приехавшему вместе со мной переводчику следовать за мной, да параллельно отмахнулся от порывавшегося таки нарушить мой приказ телохранителя.

— Это что? — через пришедшего вместе со мной переводчика поинтересовался Фердинад Пальма, после того, как мы взаимно представились друг другу, расселись в кресла, и я подтолкнул в его сторону конверт.

— Это та самая причина, по которой мне пришлось нанести вам визит вежливости, — максимально куртуазно попробовал я обозначить подоплёку своего приезда в откровенно крохотный банк итальянца. Крохотный, что в финансовом плане, что в физическом. К примеру, кабинет директора, в который нам с переводчиком удалось прошествовать совершенно беспрепятственно по причине отсутствия какой-либо охраны, находился всего в 10 шагах от входной двери. А помимо него тут наличествовало ещё всего 2 помещения опять же небольшого размера. И это был весь банк!

Почему первым я выбрал для общения именно синьора Пальма? Да потому что мне нужен был банк для отмывания будущих незаконных доходов, который уж точно никак нельзя было бы связать с фамилией Яковлевых. А он, родимый, уже не первый год существовал и действовал под управлением Фердинанда. Причём, как я полагал, с самого начала своего функционирования занимался как раз отмыванием грязных денег. На что как бы намекали и его размеры. Больно уж мало здесь имелось места для приёма клиентов. Хорошо если с десяток человек одновременно могли поместиться в зале обслуживания.

— О! Синьор! Это возмутительно! — ознакомившись с моего на то дозволения с текстом вложенного в конверт письма, более чем эмоционально всплеснул руками мой собеседник. — Сто тысяч долларов! Сто тысяч! Это же уму непостижимо! — сделал он акцент именно на сумме затребованных откупных, нежели на самом факте вымогательства. Что так-то уже свидетельствовало кое о чём. — Да когда я служил в полиции Нью-Йорка, — тем временем продолжил разоряться итальянец, потрясая посланием «Чёрной руки» в воздухе, — самая большая сумма схожего вымогательства составляла всего две тысячи долларов! Две! А тут аж в пятьдесят раз больше!

— Вот и мне не пришёлся по нраву факт того, что кто-то посчитал для себя возможным выдвигать ультиматум моей семье! Моей! — полыхнул я гневом во взгляде и вообще постарался выразить всем своим видом крайнюю степень негодования, даже пристукнув кулаком по столу владельца банка для большего антуражу.

— Я прекрасно вас понимаю, синьор Яковлев! И, более того, поддерживаю в чувстве праведного гнева! — тут же принялся уверять меня в своей полнейшей моральной поддержке этот итальянский мафиози. — Но… Почему вы пришли с этим письмом ко мне? Не логичнее ли было обратиться в полицию? Всё же ваша семья имеет очень немалый вес в обществе не только города Детройт, но и всего штата Мичиган, учитывая, сколь великие налоги вы ежегодно выплачиваете в их бюджеты!

Это да. В этом плане он был очень сильно прав. Налоги мы с компаньонами по местным меркам платили очень уж солидные. Почти 20 миллионов долларов в год выходило на всех нас вместе взятых. Из них половина приходилась на нашу семью. При том, что годовой бюджет федерального правительства США составлял порядка 750 миллионов тех же самых долларов в тот же самый год.

Да и вообще мы являлись более чем крупными работодателями, напрямую обеспечивая на сегодняшний день рабочими местами под 90 тысяч человек — так-то почти пятую часть населения Детройта. И все эти люди, опять же, платили налоги, потребляли всевозможные услуги, блага и продукты, а также выступали избирателями.

Иными словами говоря, именно в наших руках находился очень чувствительный рычаг давления на местное политическое общество. И не принимать это во внимание не мог никто из числа здравомыслящих персон. Так что к нашим с папа́ словам и негодованию местные власти попросту обязаны были прислушаться, обратись мы к ним. В этом плане мой собеседник был прав на все 100%. Но! Всегда существовали определённые «Но!».

— Видите ли, уважаемый синьор Пальма, — закинув ногу на ногу, откинулся я на спинку своего кресла. — Что в бизнесе, что в жизни, что вот в подобных щекотливых ситуациях, — мой взгляд упёрся в удерживаемый им лист бумаги, — я привык действовать по одному золотому правилу. Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам! Мы, Яковлевы, слишком занятые люди, чтобы позволять себе тратить время на все эти полицейские расследования, судебные разбирательства, да вечные оглядывания себе за спину — не осталось ли там позади кого-нибудь сильно обиженного. Куда проще сразу найти виновника очередных возникших беспокойств, да показательно раскатать его в тонкую кровавую лепёшку в назидание другим.

— Кхм. Мистер Яковлев. Опять же, как бывший полицейский, должен вас предупредить, что подобные действия, именуемые не иначе как самосудом, не приветствуются на земле Соединённых Штатов Америки, — покряхтев мигом пересохшим горлом, как-то даже стушевался мой визави. Видать, в определённой мере представлял себе возможности семей, подобных нашей — то есть располагающих и распоряжающихся огромными капиталами. Так сказать, в красках представлял. В очень таких красных и даже бордовых красках.

— Заметьте, вы сами сказали, что они лишь не приветствуются! — в ответ акцентировал я внимание собеседника на том, что они не запрещены для тех, кто может себе позволить прикрыть глаза на нормы американского законодательства. — «Чикаго Трибьюн» не даст мне соврать!

Для меня с отцом небольшой отдел аналитики при «Русско-Американском торгово-промышленном банке» постоянно делал выборку новостей из газет крупнейших городов США, потому я чётко знал, о чём говорю. Ведь именно «Чикаго Трибьюн» вело постоянную рубрику, которую можно было охарактеризовать как — «Линчевание в наши дни».

И потому возразить Пальме было попросту нечего, поскольку, судя по статистике, линчевание отдельных категорий граждан, нет-нет, да походило на местную национальную забаву.

Так-то в Штатах ныне чуть ли не каждый второй день кого-нибудь да вешали без суда и следствия на ближайшем фонарном столбе или дереве. Причём вешали не представители власти, а простые обыватели. И не втихую, а показательно! С позированием перед фотографами и дачей интервью газетчикам.

Что при этом было удивительно лично для меня — под горячую руку этих самых линчевателей попадали не только чернокожие граждане США или же индейцы, как то можно было изначально предположить, исходя из знания истории и менталитета местных. Примерно каждая четвертая жертва самосуда относилась к числу белых — из числа местных жителей или же иммигрантов. И, что звучало особо дико, причиной каждого четвёртого случая становилось, либо неуважительное отношение, либо сказанное в адрес кого-либо уважаемого обществом бранное слово. Вот так обозвал кого-нибудь козлом или же уродом и сразу здравствуй виселица!

И ведь подсчитывали при этом лишь тех, кого нашли! Кого повесили напоказ! А скольких схоронили где-нибудь по-тихому? То-то и оно, что много! Очень много!

А, самое главное, за таковой суд линча местные власти практически никого не наказывали.

Насколько мне было известно из вычитанных данных, максимальный срок для кого-то из подобных линчевателей был равен 15 месяцам заключения в тюрьме. Да и то лишь потому, что свою жертву они не просто по-быстрому повесили, а в течение нескольких часов показательно поджаривали заживо на медленном огне чуть ли не в самом центре своего городка. И это, блин, происходило не в средние века, где-нибудь в Европе на волне борьбы с ведьмами да всякими инакомыслящими Джордано Бруно, а в 1909 году! В славных, мирных, добрых США с их якобы непоколебимыми гражданскими правами! Просто гражданами при этом здесь следовало быть «первого сорта», чтобы уж точно не оказаться на импровизированной виселице.

Так что законы в этой стране, при возникновении должной необходимости, работали исключительно в ту сторону, в которую требовалось их повернуть для политиков и их спонсоров. И никак иначе. Но поскольку мы, Яковлевы, являлись подданными российской короны, позволить себе подобное поведение уж точно не могли. Во всяком случае, в открытую. Ведь всевозможные злопыхатели мгновенно навалились бы на нас при возвращении на родину, дабы отжать себе все наши российские предприятия.

— Если вы имеете в виду… — начал было отвечать Фердинанд, как оказался нагло прерван неким грубияном.

Почему грубияном?

Так он даже не удосужился предварительно постучать в дверь и испросить дозволения войти, а сходу ворвался в кабинет, где мы вели беседу. Причём, ворвался не один, а с обрезом охотничьей двустволки наперевес! Ворвался и застыл на несколько секунд, изучая лица всех присутствующих. По всей видимости, решал — в кого именно стрелять в сложившейся ситуации. Или же — в какой очередности отстреливать нас, касатиков.

— Хм-м-м. Полагаю, это к вам, — перевел я взгляд с неожиданного визитёра на банкира. — Нам выйти, чтобы не мешать вашему дальнейшему общению? Или? — Мой резко побледневший лицом переводчик хоть и дал голосом петуха, всё же продолжал переводить. Видать, надеялся, что неизвестный налётчик отпустит нас с богом, удовлетворившись жизнью лишь одного банкира.

— Предпочту остаться в вашей компании, господа, — оценив удерживаемый неизвестным обрез, тут же постарался увеличить свои личные шансы на выживание синьор Пальма. Всё же патрона у «незваного гостя» могло иметься всего два — по количеству стволов, а нас тут было целых трое.

— А… — больше ничего произнести я не успел, поскольку в этот момент два чёрных зёва обреза уставились в мою сторону, раздался гром выстрела, и меня вместе с креслом уронило на пол, так что я оказался в позиции — ногами вверх. Это, вроде как, заряд дроби влетел точнёхонько мне в живот, придав телу необходимую кинетическую энергию для совершения подобного обратного недосальто из позиции сидя.

Второй же заряд дроби достался тут же мафиози, после чего стрелок поспешил покинуть место преступления, метнувшись к выходу на всех парах. И даже не предпринял попытку подёргать ручку находящегося здесь же сейфа!

Откуда я мог знать, что это была именно дробь, а не картечь, к примеру?

Так, и оружие, и патроны были переданы данному стрелку моим доверенным человеком, вместе с сотней долларов задатка за демонстрационный налёт на этот самый банк с не летальной стрельбой.

Мне нужен был прецедент, связанный с местной итальянской мафией, за который они по всем понятиям стали бы моими должниками. И я его создал с минимальным для себя риском.

Почему с минимальным? Так всё дело обстояло в том, что один патрон был холостым. Тот самый, которым выстрелили в меня. Именно поэтому налётчик слегка промедлил в самом начале — пытался разобраться, в кого и из какого именно ствола стрелять.

И упал я вовсе не из-за воздействия на моё тело дроби, а потому что как следует оттолкнулся ногами, чтобы точно рухнуть на пол. А пока лежал на этом самом полу, прикрытый от чужих взглядов перевёрнутым креслом, просто расстегнул пиджак своего костюма-тройки, под которым обнаружились заранее обстрелянные дробью жилетка, сорочка и та же самая кираса, что спасла меня в прошлом году в Санкт-Петербурге.

А вот попытавшемуся в последний момент укрыться за своим добротным столом Пальме достался полноценный заряд, отчего его правая рука с плечом изрядно пострадали.

Понятное дело, что последнее я смог узнать лишь после того как, постанывая и держась за якобы пострадавший торс, поднялся на ноги и, слегка осоловевшим взглядом осмотрел весь кабинет.

Переводчик из числа наших с Рябушинскими банковских служащих успешно притворялся ветошью, съёжившись в своём углу, и лишь таращился оттуда на меня ошарашенным взглядом. Ну да, его-то я использовал втёмную, как и вообще всех остальных. Вот парень и был изрядно удивлён тем фактом, что я остался жив, словив практически в упор полноценный ружейный выстрел.

— Бам, бам, бам, бам, бам. Бам, бам, бам, бам, бам, бам, бам, бам, — внезапно раздалась снаружи заполошная стрельба, которая, впрочем, столь же резко прекратилась, как и началась. Это, насколько я понимал, на 5 баллов отработал свой хлеб оставленный мною близ автомобиля телохранитель.

А как ещё ему надлежало действовать, увидев выбегающего из банка вооружённого двустволкой человека? Причём, выбегающего после прозвучавших внутри этого самого банка двух громких выстрелов! Да вдобавок я заранее предупреждал его, что иду на мирные переговоры с местным «финансовым жуком», но, ежели чего стрясётся, пусть сразу пускает в ход оружие, да ломится внутрь мне на помощь.

— Александр Евгеньевич! — вот, кстати, Ваня и вломился в директорский кабинет, не забыв тут же наставить своё оружие на истекающего кровью Фердинанда. — Живы!

— И даже можно сказать, что здоров, — показательно постучал я костяшками согнутых в кулак пальцев по панцирю. — А что там? Снаружи? — вернув кресло обратно на ножки, с немалым облегчением свалился я в него. Всё же, задумка задумкой, а когда в тебя стреляют — это, как ни крути, страшно. Налётчик ведь вполне мог перепутать выстрелы и выдать в меня отнюдь не холостой заряд. Так что ножки мои, нет-нет, да подрагивали слегонца. Чай не спецназовец какой с закалёнными до алмазной твёрдости нервами, а практически обычный человек. Отчего я вовсе не стыдился данной слабости в коленях.

— Так это… — как-то даже растерялся Иван. — Положил я, значит, стрелка.

— Насмерть? — на всякий случай уточнил я, хотя уже сейчас предполагал, что да, насмерть, если учитывать количество услышанных мною автоматных выстрелов.

— Так это… — вновь повторился мой телохранитель. — Да кто же его, ирода, знает. Насмерть там или не насмерть. Я две очереди ему вдогонку дал, да тут же к вам помчался.

— А он чего? — продолжил я опрос, одновременно махая переводчику, чтобы тот помог присесть в кресло шебуршащемуся где-то за своим столом банкиру.

— Кто он? — слегка принялся тупить мой бодигард.

— Стрелок, — устало выдохнув, всё же пояснил я за объект своего сиюминутного интереса.

— Так это… — уже в третий раз повторился Ваня. — Раскинул руки в стороны и, запнувшись, рухнул на тротуар. А живым он там рухнул или не живым — то мне неведомо. Я же сразу к вам! На помощь, значица.

Махнув на него рукой, мол, потом поговорим, я всё же нашёл в себе силы, чтобы утвердиться на ногах и направиться к уже усаженному в кресло Пальме. В одиночку переводчик не справлялся, попросту не зная, что ему делать. Вот и пришлось помочь советом, да руками.

Действуя вдвоем, мы стащили с раненного пиджак с жилеткой, разорвали его рубашку на бинты и ими же перевязали наскоро раны. После чего, свистнув местных клерков, споро погрузили Фердинанда в наш автомобиль, да и отправили его в ближайшую больницу. Тогда как сами с Ваней и переводчиком пошли смотреть, что там сталось с налётчиком, недалеко от тела которого уже начала потихоньку образовываться толпа зевак.

— Мёртв, — тихо констатировал я, после того, как не смог нащупать пульс на его шее. И это было очень хорошо, поскольку именно такой исход изначально подразумевался мною при разработке данной операции. Да, это было как-то подло по отношению к исполнителю. Но на то оно и существовало — это «уличное пушечное мясо», которое было согласно на любой заработок и которое никому нормальному не могло быть жалко априори. Впрочем, побыть ещё чуть-чуть живым для публики этому несостоявшемуся убийце всё же предстояло. — Алексей, — обратился я к своему толмачу. — Быстро присядьте рядом со мной и сделайте вид, что задаетё ему вот, — кивнул я на тело, — вопросы. Все объяснения потом.

— Хорошо, — будучи явно удивлённым моей дикой просьбой, тот всё же выполнил моё указание и присел рядом с трупом. — А что прикажете у него спрашивать? — почему-то шёпотом поинтересовался он.

— Интересуйтесь, кто его нанял. И делайте это погромче. Пусть зеваки тоже услышат, — принялся давать я ценные указания. — Потом прильните ухом к его губам, сделайте вид, что выслушиваете ответ, и, распрямившись, скажите мне — мол, заказчиками были Джанолла. И после говорите всем подряд — и полицейским, и газетчикам, что перед смертью нападавший сдал своих заказчиков — братьев Джанолла. С меня за это две тысячи долларов, — не забыл я подмазать готовность парня лжесвидетельствовать подходящей финансовой премией.

Почему же среди всех итальянских «донов» в качестве своих противников я в конечном итоге решил сделать именно Джанолла?

На это было две причины!

Во-первых, они были самыми сильными в плане развитости своей структуры и по количеству боевиков. А сильные единоличники мне тут были точно не нужны. Ведь куда легче мне было договариваться с большим количеством не столь сильных мафиози.

Во-вторых, Джанолла были самыми отморозками из числа итальянцев. К тому же немалая часть их силы опиралась на их лидерство в преступном мире городков-спутников Детройта, которые мне были не столь уж сильно интересны. Так что бить их можно было по частям.

Ну и, в-третьих, кого-то же мне требовалось показательно раскатать! Джанолла в этом плане выступали наиболее подходящей жертвой. Ведь с тем, кто мог походя уничтожить наиболее сильный преступный клан, все остальные не могли бы не начать считаться. Считаться и обходить такого резкого на расправу деятеля стороной.

Теперь же только и оставалось — что добиться «временной слепоты» со стороны властей. А то и обзавестись всяческой поддержкой местных правоохранителей, дабы их тоже капитально повязать должной пролиться кровью.