Сделай сам 3

Глава 23 Титаник. Конец

— Ну вот, кажись, накаркал, вашу Машу! — именно такой фразой я сопроводил чувствительный толчок, что прошел заметной дрожью по всему огромному корпусу лайнера примерно в 23:40 по корабельному времени 14 апреля 1912 года. То есть спустя 3 дня после того самого нашего разговора в кафе, по завершении которого ни Эндрюс, ни Исмей отчего-то не желали более общаться с моей светлой личностью. С чего бы вдруг такие изменения? Хе-хе!

Однако ныне стало резко не до смеха. Да, пусть я этого на самом деле даже ожидал, но вот так взять и в полной мере осознать, что ты действительно находишься на борту уже начавшего тонуть «Титаника»… Это мигом прочищает мозги, в том числе от приступов излишней жадности и хитропопости былой.

Так-то я вообще в душе не помнил изначально, когда там лайнер встретил этот чёртов айсберг. Только по воспоминаниям о сто лет тому назад просмотренном фильме с трудом припоминал, что дело было ночью, вроде как. Но вот какого дня? То оставалось для меня загадкой вплоть до сего конкретного момента.

Повезло, что мы с мужиками ещё не завалились дрыхнуть, как сурки, только-только вернувшись в нашу общую четырёхместную каюту после совместного ужина всех пассажиров 1-го класса с капитаном судна. Имелась на всех лайнерах подобная традиция. Что было так-то хорошо! А то ведь вполне себе могли проснуться и ощутить себя, как в том самом анекдоте, где дверь дворецкий открывает и молвит — «Темза, сэр!». С поправкой лишь на воды Атлантического океана.

— Что случилось, Александр Евгеньевич? — мигом нахмурился Михаил, и на всякий случай даже потянулся за скрытым в кобуре под мышкой пистолетом, после того как я, не сдерживаясь, выругался вслух.

— Мы во что-то врезались, похоже. Во что-то очень-очень большое, судя по всему, — пришлось мне продолжить даже для своих отыгрывать роль ничего не знающего точно простого наследника русского мультимиллионера. — Так! Все слушаем меня! Быстро переодеваемся во что-то более удобное, — брезгливо осмотрел я свой франтовый фрак, — натягиваем сверху тёплую одежду, повязываем спасжилеты, и вооружаемся всем, что у нас есть. После чего дуем пулей в ходовую рубку, — не стал я рассусоливать, прекрасно зная, что экипаж лайнера не справится со своими непосредственными обязанностями даже на троечку с минусом. Ведь, как мне смутно помнилось, в знакомой мне истории с «Титаника» спаслось не более трети из числа всех находившихся на борту людей, при том, что даже имеющиеся шлюпки могли в себя принять под половину пассажиров и команды. — Будем срочно вызывать наш крейсер, чтобы тот летел к нам вообще на всех парах.

С крейсером, кстати, вышло не всё так замечательно и гладко, как я себе то изначально представлял.

Ещё загодя, пока мы на «Титанике» заходили в промежуточные пункты назначения во Франции и Ирландии, «Яковлев» с моего благословления учапал вперёд на своей крейсерской скорости, чтобы не гробить раньше времени свои турбины с котлами, а также в целях сбережения топлива. Ведь линейный крейсер — это вам не гигантский пассажирский лайнер. По ходовым корабельным меркам первый — способный на шустрый, но короткий рывок спринтер, тогда как второй — стайер на сверхбольших дистанциях.

Поскольку я помнил именно про опасность айсбергов, то заранее согласовал с капитаном 1-го ранга Блохиным, командиром «Яковлева», что рандеву «Титаника» и крейсера должно состояться как раз при подходе к опасному блуждающими весенними льдами участку маршрута. В это время года он был здесь такой один, и потому хоть даже малость промахнуться представлялось совершенно нереально. Трансатлантическая трасса, что называется, была наезженной и хорошо известной всем.

Вот мы и повстречались ранним утром нынешнего дня, после чего на «Яковлеве» взвыли вообще все. И люди, и турбины.

Если пассажирский лайнер, точнее говоря, его машины и котлы, изначально проектировались и после создавались огромными, тяжеленными, прожорливыми, но способными днями напролёт поддерживать скорость судна на уровне 20+ узлов, то для любого крейсера мира такое было просто нереально.

Так 23-хузловой «Яковлев» смог продержаться на равных с лайнером всего 12 часов, идя в его кильватере, после чего резко сдал, совершенно честно захромав. Действительно честно, а не так, как прежде якобы поломанный и ныне благополучно ушедший из Британии к берегам России мой «золотой» теплоход. Подшипники его валов банально не справились с такой длительной максимальной для корабля нагрузкой и начали почти что плавиться, скрипя предсмертно и жутко грохоча. О чём и сообщили с его борта телеграммой. Пришлось ему аж вдвое сбросить свою скорость хода где-то 3 часа назад.

А всё из-за одного обидчивого судовладельца, специально пожелавшего утереть мне нос за то, что я посмел охаять его лучший лайнер! И параллельно он же явно пожелал всем показать заявленные кораблестроителями 23 узла максимального хода «Титаника».

Потому сейчас крейсер находился от нас на удалении не менее 45 миль, как мне о том с какой-то даже гордостью за своё судно и, мило при этом улыбаясь, сообщил на завершившемся общем ужине изрядно довольный собой Исмей!

Ему, блин, удовлетворенье ЧСВ[1], а мне теперь решай, как нам спасаться с этого огромного дырявого корыта! Именно с такой разжигающей во мне праведный гнев мыслью мы неслись всем своим кагалом по центральной лестнице под грустный похоронный гул аварийно сбрасываемого через дымовые трубы пара из котлов.

Последнее, как я точно знал, практиковали лишь при начале затопления котельных отделений, чтобы разогретые и полнящиеся паром котлы не взорвались почище торпед от соприкосновения с холодной забортной водой.

— Джентльмены? Что происходит? — мгновенно поступил вопрос от капитана Смита, стоило нам только беспрепятственно ввалиться на ходовой мостик.

Учитывая то, что у него не имелось даже дверей, проход в пункт управления всем судном для любого пассажира 1-го класса был практически свободным.

— Вот! Это надо срочно передать по радио на крейсер «Яковлев»! — не теряя времени даром — и так почти 10 минут потратили на сборы и неблизкий путь, тут же протянул я капитану вытащенную из своего портмоне бумажку с заранее оговоренным с нашими военными моряками условным сигналом совсем-совсем беды.

— Что это? — слегка поколебавшись, но всё-таки приняв от меня коротенькую записку, уточнил мистер Смит.

— Это сигнал бедствия, получив который, моряки «Яковлева» мгновенно рванут на рандеву с нами, совершенно наплевав на целостность своего собственного корабля, — не стал я скрытничать по данному поводу, полагая, что здесь все будут только «за».

— Вас, полагаю, сильно напугал толчок? — попытался успокаивающе улыбнуться мне Эдвард Джон Смит, кося при этом одним глазом на удерживаемые тремя моими людьми дробовики, что мы тайком вытащили ещё четыре дня назад из салона погруженного в трюм моего бронированного лимузина. Терять с концами очередную машину, конечно, было жалко. Но, ежели играть — то до конца играть.

— Да, чёрт побери! Меня, как судостроителя, до икоты напугало столкновение «Титаника» с объектом, заставившим содрогнуться судно водоизмещением аж в 50 тысяч тонн, на борту которого находятся 80 тонн моего грёбанного золота! — мешая вместе французские и русские слова, весьма эмоционально выдал я тому в лицо. — Отчего сейчас я всё же позволяю себе быть несколько нервным! А потому, отправляйте срочно текст на крейсер, чёрт вас всех дери! — Тут для придания должной силы убеждения моим словам, оба моих телохранителя и водитель синхронно передёрнули затворы своих помповых винчестеров и навели те на офицеров экипажа. Всё сделали, как я учил!

— Хорошо, господин Яковлев, мы вашу настойчивую просьбу сейчас же исполним. Не извольте беспокоиться, — подозвав своего первого помощника — Уильяма Мёрдока, Смит передал тому полученный от меня листок и, как я хотел надеяться, отправил того прямиком к радистам. — Могу ли вам быть ещё чем-нибудь полезен? — Вот в чём старику не откажешь, так это в умении держать лицо, да и себя в руках.

— Конечно, можете, — показав жестом своим «абрекам», чтобы те отпустили стволы вниз, я перешёл к человеколюбивому этапу своего плана всеобщего спасения, вот прям сейчас вынужденно претерпевшего немало срочных изменений.

— Внимательнейшим образом слушаю вас.

— Как я смог понять, мы явно врезались вскользь в огромный айсберг. При этом, скорее всего, пострадала носовая часть, в которой располагаются каюты экипажа и пассажиров третьего класса, где полно женщин и детей. А потому я требую от вас! Слышите меня, мистер Смит? — совершенно неожиданно для всех схватил я его за воротник форменного кителя и притянул того максимально близко к себе. — Немедленно отошлите туда своих лучших офицеров, чтобы они отперли решётки дверей ведущих на верхние палубы и ныне отрезающих всех тех людей от их, возможно, единственного спасения!

Благодаря фильму Джеймса Кэмерона у меня в памяти засела картинка, как запертые в ловушке люди протягивают свои руки через решётчатые двери, умаляя выпустить их из уже затапливаемых нижних отсеков. Чего здесь и сейчас я желал вообще не допустить.

— Мистер Муди, немедленно лично проконтролируйте исполнение всего сказанного! — сверкнув пониманием в своих глазах, капитан тут же перепоручил задание шестому помощнику, единственному из корабельных офицеров находящийся сейчас под рукой.

— И пусть он мигом гонит всех наверх, непосредственно к шлюпкам. Если понадобится — то пинками и тычками подгоняя! Поверьте человеку, который один раз уже пережил кораблекрушение, — пусть это было, скорее, катерокрушение. Но да кто мог здесь о том знать? — Сейчас вам самому лучше предвидеть всё, вплоть до совсем невозможного исхода дела, нежели потом сожалеть о невыполненном долге капитана и тысячах загубленных невинных душ.

Добрым словом можно добиться кое-чего. Добрым словом и револьвером — уже много чего. А вот очень злым словом и тыканьем стволом дробовика в лицо — вообще всего!

Уж не знаю, у кого именно в конечном итоге завертелись в нужную сторону все шестерёнки. У капитана? У примчавшегося на мостик в халате и тапочках Брюса Исмея? Или же у совершенно побледневшего лицом Томаса Эндрюса-младшего, с ошалелыми глазами прибежавшего ближе к полуночи с проверки затопляемых носовых отсеков? Но прежнее сонное царство, полнящееся умиротворённости и царившее на мостике доселе, превратилось-таки в разворошенный горящей палкой улей. На что ушло аж целых 20 минут! Двадцать, блин, минут уже потерянных впустую!

— Сообщение с «Яковлева»! — влетел первый помощник обратно на мостик, где мы все, несколько снизив накал страстей, уже совместно пытались оценить складывающуюся на борту ситуацию. Ведь именно сюда отовсюду поступало множество фрагментов разрозненной информации, что постепенно формировала весьма хреновую общую картину. — Идут к нам 20-узловым ходом. Будут через два часа с четвертью! Просят через час начать обозначать себя сигнальными ракетами с периодичностью раз в 5 минут!

— Плохо! — аж саданул я кулаком по стенке рубки. — Можем не дождаться!

— Мистер Яковлев, мы с вами находимся на самом совершенном лайнере, — тут же, видимо уже привычно, постарался встать грудью на защиту своего «плавающего сокровища» Брюс Исмей. — Знаю, что вы имеете свои мысли на сей счёт. Но…

— Да какие тут могут быть «но»! — весьма невежливо пришлось мне перебить его на полуслове. — Вы только посмотрите на лицо главного конструктора «Титаника», и сами всё поймёте! Давайте, мистер Эндрюс, говорите, сколько нам осталось продержаться на плаву!

— Исходя из всех последних сообщений снизу — от полутора до двух часов. За это время я ручаюсь, — дрожа губами, выдал Томас. И тут же принялся оправдываться, попав под перекрестье очень многих требовательных взглядов, — Поймите, господа, никто в здравом уме не мог предположить, что мы одномоментно потеряем целостность стольких отсеков! Поверьте мне! Никто! То, что сейчас с нами происходит — просто какое-то чудовищное стечение всех негативных обстоятельств, какие только теоретически могли произойти!

— Значит, у нас есть от полутора до двух часов времени, чтобы построить плоты, — под полное шока молчание всех прочих, пришлось вновь резюмировать мне. — Где у вас на судне хранятся ломы, гвозди, молотки и пожарные топоры? — на сей раз обратился я снова к капитану.

— Плоты, сэр? Ломы? Топоры? — явно подтормаживал завершающий свою многолетнюю карьеру на гражданском флоте Эдвард Смит, для которого этот рейс должен был стать последним. Но теперь он может стать последним для нас всех!

— А как ещё вы собираетесь спасаться сами? — с ничуть не наигранным удивлением воззрился на него в ответ. — У вас ведь даже для спасения пассажиров мест в шлюпках вряд ли хватит! Не говоря уже про экипаж! Или вы уже простились с жизнью и заранее похоронили вместе с собой всех нас? — на сей раз мой вопросительный взгляд прошёлся по всем собравшимся в ходовой рубке в поисках разумения и поддержки моих слов. — Так лично я пожить ещё не против! И если для того потребно рубить палубу на доски, сбивать из деревянных кроватей, брезентовых чехлов и стеновых панелей хоть как-то способные держаться на плаву плоты, то мне совсем не лень испачкать свои руки, джентльмены!

— Срочно найти главного плотника! — наконец-то смог отмереть и прийти к потребным выводам капитан Смит. — Пусть подготовит всё указанное в одном месте и вместе с высвободившимися трюмными матросами ожидает дальнейшей команды. Пока не спустим на воду все шлюпки, начать с плотами всё равно не сможем.

— Мы все умрём, — явно не поверив в успех предложенного мною мероприятия, простучал зубами мистер Исмей, оказавшийся излишне хлипким в плане твёрдости хребта.

— Отставить панику! Для неё у нас ещё будет время! Уж поверьте! — отмахнулся я от явно совершенно лишнего тут человека. — А пока давайте рассуждать, чем мы вдобавок сможем отсрочить свой смертельный приговор. Всё же хочется дождаться подхода крейсера, не замочив в воде, ни ног, ни прочих частей тела.

— Все водонепроницаемые переборки уже закрыты и пар из большинства котлов аварийно спущен. В работе остались лишь часть котлов первого котельного отделения в самой корме, откуда подаётся пар на генераторы, — чётко и по делу поделился информацией взявшийся за свою работу капитан.

— Мы можем начать откачивать и сбрасывать за борт балластную воду из двойного дна? — реально начал я спасать и свою шкуру, окончательно приняв, что с крейсером вышел облом. — Там ведь под четыре тысячи тонн, насколько мне известно, наберется.

— Зачем? Его ведь сразу вновь заполнит поступающей водой? — нахмурился Эндрюс, немного не поспевающий за моими мыслями. Благо хоть французский понимал.

— Затем, что сбрасывать мы будем с кормовых откачивающих насосов! И та же часть воды вместо поступления в отсеки, будет уходить в двойное дно. Даже если это даст нам дополнительных 5 или 10 минут на спасение — то уже будет хорошо! — словно маленькому ребёнку начал я пояснять ему свою отнюдь не гениальную мыслю, по факту лежащую и вовсе на поверхности.

— Тогда мы можем включить также все пожарные гидранты верхней палубы! — получив толчок в нужную сторону, начал генерировать новые идеи тот. — Сбросим рукава за борт, и пусть себе льют воду вниз. Под тысячу тонн они нам тоже выиграют за час!

— Тогда и баки с пресной водой тоже можно полностью опорожнить. Там ведь под 1500 тонн воды той будет, — присоединился к нашему брейнсторму загоревшийся идеей выжить Уильям Мёрдок.

— Нет! Никак нельзя, — тут же запротестовал конструктор. — Они находятся в корме и, наоборот, удерживают судно в качестве этакого противовеса от куда более быстрого погружения носом в воду. Вот если бы нам начинать затапливать и кормовые отсеки тоже в качестве меры контрзатопления, что ныне применяется на всех военных кораблях. Спасти нас это не спасёт, но хоть корабль выровняет и даже выиграет немного время…

— Давай, давай, дава-а-а-ай! — хрипло крича, даже практически рыча, что тот дикий зверь, я налегал на лом, как на рычаг, в очередной попытке сдвинуть с места одну из двух последних разборных шлюпок. Они изначально были размещены столь неудачно, что спустить их на воду можно было лишь с помощью специально собираемого крана, который в разобранном виде уже находился где-то в трюме — то есть под водой. А весила она почти 2 тонны, между прочим!

Когда с помощью мата, угроз, пинков, подзатыльников и многочисленных выстрелов в воздух из дробовиков нам за час кое-как вышло забить под завязку и спустить на воду 18 шлюпок из 20 имеющихся, я решил, что с меня хватит. В героя поиграл с лихвой, лицом поторговал прилично, настало время подумать о себе. Вот под охраной моих вооруженных телохранителей наша группа из полусотни человек сейчас и занималась перетаскиванием на своих двоих этой чёртовой шлюпки ближе к носу судна, который уже почти полностью ушёл под воду. Так что там её даже не было нужды спускать на талях. Можно было сразу плюхать в воду прямо со шлюпочной палубы.

Был ли это эгоизм? Спасаться самому, бросая на произвол судьбы ещё не менее тысячи матросов с пассажирами?

Пусть каждый полагает, кто как хочет! Шанс спастись я прочим бедолагам дал, о чём свидетельствовал скрип до сих пор активно выдираемых из палуб досок и перебивающий его стук десятков молотков, да топоров.

Мою идею с плотами восприняли всерьёз не все. Немало пассажиров сиганули за борт прямо в воду, понадеявшись вообще не знамо на чего. Но те, кто не потерял рассудка и пожелал бороться до конца, сейчас сбивали и вязали тут и там десятки удерживающихся на соплях конструкций, которые могли им подарить пусть, хоть и малый, но реальный шанс.

— Всё! Готово! Поднимайте борта! — прокричал ставший старшим над нами второй помощник капитана, тогда как сам Эдвард Джон Смит выявил желание уйти на тот свет вместе с судном. Борта у этой шлюпки были выполнены из брезента и потому, действительно, их надо было поднимать до приёма пассажиров. Иначе даже не имело смысла предпринимать попытку в ней спасаться.

— Всем, мать вашу, выдохнуть и через раз тихонечко дышать! Иначе все утоним! — это уже прокричал ваш покорный слуга, как только началась авральная погрузка на нашу шлюпку несколько большего количества народа, нежели она была рассчитана. Среди пассажиров 3-го класса обнаружилось под два десятка русских мужиков, вот их-то мы к себе в команду и зазвали по языковому признаку. Точнее, те сами припёрлись к нам, расслышав в общем гуле родные слуху матюги, перемежаемые предупредительными выстрелами. А потому я был отлично понят ровно половиной «экипажа».

Вдобавок к нам прибилось столько же матросов, да полдесятка, видимо, последних пассажиров 1-го класса. Последних — так как именно их мы в первую очередь пинками и угрозами как раз таки насильно запихивали в лодки, как ближе всех располагавшихся к средствам спасения. А то вначале действа никто из «богатых снобов» не желал менять палубу столь комфортабельного парохода, на место на скамье какой-то деревянной шлюпки.

На удивление — почти все оказались мультимиллионерами. Самоубийцы-джентльмены, блин! Могли ведь свалить куда раньше на уже ушедших во тьму ночи шлюпках! Но нет, взыграло что-то внутри них! Причём, что очень удивительно, там затесалась даже дама!

Так я и свёл знакомство с почтенной четой Штраусов — владевшими крупнейшими магазинами в Нью-Йорке, молодым Джеком Тайером — сыном железнодорожного магната и Бенджамином Гуггенхаймом — просто наследником огромнейшего состояния и неудачливым бизнесменом, компанию которому составлял его верный камердинер, единственный бедняк.

— Держи вот буксировочный канат и вяжи на нём узлы! — мы с Михаилом сидели на самой корме лодки и управляли ею рулевым веслом. Тогда-то я и разглядел поблизости едва держащийся на воде плотик, на котором наблюдалось с полдесятка лежащих человек, старающихся грести голыми руками подальше от тонущего судна.

— Мусинги, Александр Евгеньевич, — приняв у меня обнаружившийся внутри лодки трос, и совершенно правильно поняв моё намерение взять бедолаг на буксир, решил вдруг поиграть в эрудицию охранник моей тушки. — Морские узлы называются — мусинги.

— Я тебя сейчас ударю.

— Понял всё! Вяжу узлы!

Так, имея на буксире уже два плота, благо канат оказался очень длинным, да и самодельных плавсредств вокруг было богато, мы и дождались в некотором отдалении от гибнущего лайнера долгожданного подхода «Яковлева», молясь теперь о том, чтоб он нас в темноте не протаранил. Ведь это было бы вдвойне обидно, ё-моё.

Как после было указано в бортовом журнале крейсера — «Начиная с 2 часов 03 минут приступили к спуску своих шлюпок и катеров для подъёма из воды терпящих бедствие. В 2 часа 48 минут ночи с 14 на 15 апреля 1912 года „Титаник“ разломился на две части в районе первой дымовой трубы, и спустя 2 минуты остававшаяся на плаву кормовая часть также ушла под воду по координатам 41.7325º северной широты и 49.9469º западной долготы. Всего, начиная с 2 часов 03 минут ночи и до завершения спасательной операции в 8 утра, из воды, со спасательных шлюпок и самодельных плотов было поднято на борт „Яковлева“ 1834 живых человека, из которых впоследствии 33 скончались от полученных ран и переохлаждения. Также из воды было поднято 193 тела погибших. Все выжившие пассажиры впоследствии распределены по пароходам „Карпатия“, „Маунт Тампль“, „Бирма“, „Калифорниен“, подходившие к месту трагедии вплоть до 8 утра 15 апреля 1912 года.»

Именно такой оказалась цена чьей-то непомерной жадности, вполне возможно и моей, либо же игры самой госпожи Судьбы, не пожелавшей изменить историю «Титаника» даже после всех уже внесённых мною изменений в этот мир.

В любом случае, теперь меня, помимо любящей семьи, в России ждала целая гора золота и, чую, ожидала ничуть не меньшая гора отборнейшего геморроя в Великобритании. Но прежде всех нас ждал Нью-Йорк с его продажными газетами, способными за деньги сформировать какое тебе надо общественное мнение. Хе-хе!

Да взвоют джентльмены Лондона!

[1] ЧСВ — чувство собственного величия.