— Ну, что там? — спросил Сергей.
Пашка, белобрысый парень в ватнике с погонами младшего сержанта, осторожно выставил из-за остатков кирпичной стенки верхушку «трубы разведчика» — маленького полевого перископа.
— Тихо. Отдыхают, не иначе, — буркнул он.
Сергей кивнул, поглаживая приклад своей «светки». Винтовкой он очень гордился, поскольку умудрился пройти с ней с первых дней войны аж до этого полуразрушенного городка где-то на бывшей границе Польши и Германии.
— Женечка, что у тебя?
Женя, невысокая девушка с тонкой косичкой, одетая поверх гимнастерки и ватника в бесформенный пятнистый маскировочный костюм, процедила, не отрываясь от оптического прицела:
— Ничего не вижу. Если они есть, то прячутся идеально.
Ствол ее трехлинейки, задрапированной тканью, смотрел вдоль улицы, заваленной битым камнем. Метрах в ста мощёнка делала поворот, там же вяло подымливал остов сожженного еще вчера «Опеля-блица». Солнце всходило где-то за спиной, над землёй плыли клочья тумана, который, вероятно, натянуло с реки по соседству. Городок не подавал признаков жизни — не исключено, что после вчерашнего боя немцы отошли, хоть это и было странно. Впрочем, бой был жестоким — сейчас, похоже, ни одного целого дома в этом городке уже не осталось.
— Возвращаемся? — поинтересовался невысокий, но коренастый Витя, поудобнее перехватывая «дегтярь». Кирилл, его «второй номер», невысокий черноволосый парень с седой прядью на лбу, тоже вопросительно посмотрел на Сергея.
Сержант качнул головой.
— Нет. Витяй, Кирюха, прикрываете. Меняем позицию — вооон к тому дому, где обвалились стропила. Оттуда улица просматривается за поворот.
Витя чуть поёрзал, поводил стволом пулемета влево-вправо. Улица была как на ладони.
— Дистанция 20 шагов, Женя, ты первая, потом Пашка, потом я. Давай!
Шорох оползающей щебенки, стук сапог… Секунд через тридцать трое уже были в руинах названного дома, еще через столько же к ним присоединились Витя и Кирилл.
Улица оставалась пустынной.
Сергей с сомнением посмотрел на крутую лестницу, ведущую на остатки второго этажа. Сверху обзор явно был лучше, лестница выглядела крепкой, а снаружи хорошо было видно — стены на втором этаже целы, значит, можно, не высовываясь, осмотреться через «перископ». В середине дома потолок осел, но это неважно.
— Пашка, проверь второй этаж.
Белобрысый молча подошел к лестнице, аккуратно ступил на ступеньку… Та даже не скрипнула. Приободрившись, Павел аккуратно, как кошка, стал подниматься, держа наготове свой ППС. Поворот… Еще один марш…
Твою мать.
Прямо на верхней площадке наискось лежала фугасная бомба. Видимо, неразорвавшаяся со вчерашней бомбежки. Так вот почему просел потолок…
Хрусь… Движение… Она же на соплях держится, зараза, сейчас сползет вниз!
— Бомба! — просипел Пашка. — Братцы, дышите через раз!
Хрясь…
Бомба медленно-медленно, словно в плохом кино, заскользила вниз…
…Первой пришла в себя Женя. Села, ощупала голову. Крови нет. Ничего не болит. Что произошло?
Подсумки… На месте. Винтовка — стиснута в руке. Вся одежда в порядке.
Что с ребятами?
Все пятеро лежали на снегу в форме звезды — ногами к центру. Живы? Живы — вон у Пашки грудь поднимается от дыхания, виден пар изо рта у Кирилла… У Сергея нога дернулась…
Что же такое было? Что не так?
Снег. Они все лежат на снегу. В городке не было снега, там было тепло. Грязь. А тут — минус пять, не меньше…
Женя поёжилась.
Судорожно вскочил Пашка. Опершись на снег руками, озирается по сторонам.
— Мать твою… где мы?
Не дожидаясь ответа, привстал на колено, стиснув в руках ППС. Осмотрелся.
Поляна в лесу. Снежный зимний лес. Снега много, сантиметров 30 — для леса ничего необычного. Белые пласты лежат на лапах елей. Есть и другие деревья — вон молодой дубок, а вон что-то незнакомое, высокое дерево с синеватыми листьями… Что произошло, черт побери?
Поднялся Витя. Нащупав пулемет, почувствовал себя увереннее.
Тишина. Крик какой-то птицы. Шорох — снег упал с ветвей.
Почти одновременно встали Сергей и Кирилл. Сергей сделал шаг в сторону — сапог ушел в снег почти по срез голенища.
— Мы живы? — полувопросительно, полуутвердительно сказала Женя.
Витя ухмыльнулся — о, значит, он почти в порядке! — и изрек многозначительно:
— Только мы не знаем, где мы… Отлично, что уж там!
Сергей сдвинул шапку на лоб, поскрёб затылок:
— Вы извините, ребята, но я ничего не понимаю! Был взрыв?
— Что ему не быть-то, если бомба со второго этажа шарахнулась, — ехидно буркнул Пашка.
— Я не помню взрыва, — сказал Кирилл. Женя его поддержала:
— Меня как вырубило. Очнулась здесь.
— Так… — Сергей побарабанил пальцами по прикладу. — Кто-нибудь представляет, где мы находимся?
— Мимо, — отозвался Витя. — Тут холодрыга, мы севернее, что ли?
— Угу. Подобрали нас, отвезли в лазарет, заштопали, одели нас как было и выкинули в лесу… Ёлки-моталки, апрель месяц, откуда такой мороз-то??? Мы что, в Заполярье?
— Нет. Деревья нормальные, — меланхолично отозвался Кирилл.
Сергей потянулся за планшеткой… и замер. Поднял руку.
— Тихо! Слышали?
В кронах деревьев прошелестел ветерок. Видимо, он и принес запах гари… и отзвуки крика — крика смертельно раненого человека.
— Это там, — моментально отреагировал Сергей. — Туда, быстро и тихо… по возможности.
Всё встало на свои места. Есть командир, есть приказ. Отряд снова стал единым целым.
Они шли, утопая в снегу, кое-где по щиколотку, кое-где по колено. Где-то в лесу стучал дятел, временами опадал с ветвей снег. Дымом тянуло все отчетливее, а вот криков больше не слышалось…
Лес стал редеть — впереди виднелся просвет, поле или вырубка. Еще метров сто…
Сергей встал как вкопанный.
Перед отрядом открылась поляна. Снега на ней было меньше — видимо, открытое место. По поляне разбросано четыре домика — три слева стояли почти в линию, один справа. Все были деревянными, под толстыми соломенными крышами… были — сейчас три горели вовсю, четвертый чадил. Чуть дальше виднелось полусгоревшее сооружение покрупнее, на уцелевшей крыше видно, что она покрыта дранкой — да это же водяная мельница, вон и водяное колесо видно, и речушка журчит, несмотря на холод… Дома огорожены хилыми заборами — не столько от людей, сколько чтобы скотина в огород не забредала. Вон сарай, еще один… Прозвучало заливистое и почему-то показавшееся совсем неуместным «кукареку!!!»
Неуместным было и то, что заставило остановиться и вытаращить глаза.
Поляна была усеяна телами. Люди в простой домотканой одежде, кто-то в шерстяных накидках, один… о боже мой, в кольчуге, старой и ржавой! Много, десятка два. Есть даже женщины. Вон, один пошевелился… еще один… виден пар от дыхания… но большинство лежат неподвижно — снег тут и там усеян багровыми пятнами.
В центре поляны свалена куча какого-то барахла. Серебряный подсвечник, какая-то чаша, вон валяется медальон…
А рядом стоят они.
Не люди.
Три огромных бугая, ростом метра два с половиной, не меньше. Бурая кожа, длинные руки, немытые черные волосы, собранные на затылках хвостами, грубые черты лица… и клыки в пастях. И несёт от них нещадно — воняет так, что даже тут чувствуется.
Одеты они в какие-то куртки из шкур, на груди у всех троих что-то вроде грубой эмблемы — синий круг, в нем полумесяц остриями вниз, в который бьет молния. У всех окровавленные топоры, а у одного еще и с ручкой, усаженной какими-то клиньями… Боже, это ж зубы! Клыки!
И четыре человека. В латах! Латах! С мечами и щитами! С мечей капает кровь — в общем, и так ясно, что всё, что тут творится, сотворили эти семеро, ни у кого из них ран нет. Щиты — красные, на них нарисованы располовиненные черепа, а над черепом — кость… Что вообще тут происходит???
Кажется, эти чудища даже не заметили, что они не одни. Между ними явно шла ругань — несколько секунд, и стало понятно, что ругаются бугай с клыкастым топором и один из людей, солидный седовласый крепыш с коротко стриженой бородкой. Остальные, судя по всему, ждали, но были готовы вступиться — бугаи за своего главаря, люди — за своего.
Пашка мельком взглянул на Сергея… и поразился. Лицо Сергея было совершенно белым, а в глазах плескалась такая ярость, какую Павел не видел и за четыре года войны. Точнее — видел. Один раз. В той белорусской деревушке, где они еле успели отпереть горящий сарай, из которого толпой хлынули задыхающиеся люди, на многих из которых горела одежда.
— Я не знаю, где мы, — Сергей говорил одними губами, но слышали его все. — Может быть, мы уже сдохли, и это наш личный ад. Но вы как хотите, а я сейчас буду их рвать на куски. Всех. Будь хоть это сами черти.
— Говори, командир, — негромко отозвался Витя.
— Витяй, бугаи твои. Первым их главаря. Пашка, ты поможешь. Ребята, остальным лучше в головы — у них латы, мы не знаем их прочности. Седой — мой.
Среди латников и чудовищ возникла пауза. Судя по всему, кто-то заметил отряд — один за другим люди замолкали и оборачивались.
— Огонь, — выдохнул Сергей.
Метров тридцать-сорок — расстояние для пистолетного выстрела. Винтовочная пуля на таком расстоянии, как оказалось, прошивает насквозь даже эти самые латы…
Громадины повалились почти сразу — Витя стрелял на поражение, четырехлетний опыт позволял играть на «дегтяре», как на скрипке Страдивари. Когда он перенес огонь на латников, оставалась еще почти треть диска. Первый же выстрел Сергея вышиб мозги седовласому, и тот бессильно повалился на и без того залитый кровью снег. Из остальных двое подняли мечи и бросились вперед, но повалились под пулями, а третий вскинул лук, но получил пулю от Жени точно в центр лба…
Бойцы бросились к домам.
— Пашка, Кирилл, осмотритесь! Остальные — ищем живых! Готовьте перевязочные пакеты!
Сергей рухнул на колени перед одним из раненых, парнем на вид лет двадцати в грубоватой крестьянской одежде, вытаскивая из кармана перевязочный пакет. Тот, видимо, поняв, что опасность миновала, силился подняться, зажимая рукой раненый бок.
— Тихо-тихо-тихо! Лежи, парень, сейчас мы тебе поможем!
Парень разлепил губы — было видно, что ему очень тяжело.
— Они… грозили… кулаком Черного Владыки… искали… Азалара… поссорились…
Сергей разматывал бинт.
— Тенистая… Долина… Оккупанты…
— Оккупанты, да? — Сергей начал бинтовать рану парня, и глаза его не предвещали ничего хорошего. — У нас есть свой счет… к оккупантам. Держись, парень. Будем… карать!