Секрет ее счастья

Глава 11

С другого конца гостиной маркиз Даттон равнодушно наблюдал за беседой леди Луизы и лорда Генри Блейксли. Для него не было неожиданностью, что Блейксли будет жульничать. Но он, не без некоторого тщеславия, считал, что даже жульничество не повлияет на результат.

Луиза Керкленд настолько потеряла голову, насколько это вообще было возможно. У Даттона был большой опыт общения с женщинами, поэтому он ясно видел это. Сейчас он стоял точно напротив миссис Энн Уоррен.

Она, может, и дала обет выйти замуж за древнего лорда Ставертона, но всецело принадлежала Даттону. Они оба знали об этом, несмотря на то что Энн полностью его игнорировала.

Женщина не тратит время, чтобы проигнорировать мужчину, который ей не нужен.

Энн Уоррен продолжала вежливо не замечать его, увлеченная беседой с герцогом Кэлборном, который рассказывал о чем-то, связанном с лошадьми и конюшнями. При обычных обстоятельствах Даттон с удовольствием присоединился бы к беседе.

Луиза Керкленд, должно быть, сочла момент подходящим, чтобы показаться перед ним во всей своей девственной ослепительности.

Энн Уоррен, видимо, сочла его достаточно неотразимым, проявляя к Даттону повышенный интерес, несмотря на скорую свадьбу.

А София Далби, кажется, никак не могла перестать смеяться над ним. Он мог поклясться, что она смеялась — тихо, но, тем не менее, смеялась.

Даттон глянул на нее, высоко подняв бровь. Не одну взбунтовавшуюся кобылу он усмирял этим взглядом.

Проклятие, София и в самом деле посмеивается над ним.

— Ваша тарелка полна, лорд Даттон, — сказала она, насмешливо поблескивая глазами. — Я не думала, что у вас найдется место для еще одной женщины. Лучше оставьте свое порицание для менее опытной добычи.

После чего миссис Уоррен повернулась так, чтобы стать лицом к лорду Айвстону, а ему продемонстрировала свой зад. Вполне симпатичный зад. Чем больше она от него отгораживалась, тем больше он понимал, как она по нему изголодалась.

Даттон ничего не мог поделать и улыбнулся в предвкушении.

— Мне так нравится видеть в мужчинах уверенность, — сказала София, шагнув к нему и медленно повернувшись так, что они оказались отделены от компании лорда Айвстона, герцога Кэлборна, миссис Уоррен, леди Амелии Кавершем и леди Джордан.

Мистер Джордж Грей, которому Даттона представили пару минут назад, прокладывал себе путь сквозь гостиную туда, где горячо спорили леди Луиза и Блейксли. Он даже не мог представить себе, что они так горячо обсуждали.

— Вы получили вашу долю и даже больше, — продолжала София, полностью овладевая вниманием Даттона.

Это не составило ей труда. София Далби была интереснейшей женщиной. И она никогда не избегала его, равно как и не преследовала. Несомненно, она не имела к Даттону никакого интереса. И она давала ему это понять снова и снова. Он научился не принимать это близко к сердцу.

— Я часто удивляюсь, насколько непреклонна ваша уверенность, лорд Даттон, — сказала София, приблизившись к нему еще на шаг и открывая ему прекрасный вид на ее декольте.

Ему безумно это нравилось.

— Я никогда не измерял ее, леди Далби, — сказал он. — Может быть, из этого выйдет отличное пари? Похоже, вы постоянно зачинаете пари.

— Я извлекаю выгоду, когда могу, мой лорд, — весело ответила она. — Не стоит ставить на вашу уверенность. Для мужчин это редкая черта. Я бы совсем не хотела стать, пусть и косвенно, причиной того, что она разлетится вдребезги.

— Может быть, для мужчин вашего обычного круга, — сказал он, уязвленный более, чем он ожидал, подобным пустяком.

Почему его взгляд обратился к Энн Уоррен в этот момент, он не мог сказать. Хотя, возможно, и мог, но не хотел докапываться до сути.

— Уверяю вас, дорогой, — продолжала София, мягко улыбаясь, — я знакома с лучшими мужчинами высшего света. Разве сегодняшний вечер это не доказывает?

— А ваш племянник? — спросил Даттон, возобновляя нападение. — Он один из лучших и высших?

Парень был американским индейцем, что бросалось в глаза. Поразительно, но Даттон посмотрел на это под другим углом. Странно, что до него не дошли слухи о диком семейном древе Софии. Думая об этом, он всегда полагал, что София имеет французские корни.

— Самый лучший, — не поколебавшись, сказала она совершенно простым тоном, — и почти, что самый высокий. Ирокез, а именно могавк, если вам вообще знакомы племена Северной Америки. А вам, разумеется, должны быть знакомы, потому что они всегда играли такую большую роль в колониальных войнах Англии. Англия не единственная страна, в которой существует аристократия, как вы понимаете.

Собственно, он ничего такого не знал об индейском обществе и даже не предполагал, что ему это может потребоваться. Если честно, он ничуть не удивился, что София, невзирая на ее прошлое куртизанки, была родом из древней ирокезской аристократии.

У нее была какая-то особенная манера держаться, которую она приобрела, судя по рассказам, еще до того, как вышла замуж за графа Далби.

— Могу я поинтересоваться, откуда у вас такие родственники, леди Далби? Должен признать, я поражен этим родством, — сказал он, надеясь перевести беседу с себя на нее.

К тому же ему было любопытно. Не каждый день встречаешься с индейцем из американских лесов.

— О, это совсем просто, — любезно ответила она. — По крови.

— Тогда мистер Грей ваш кровный племянник? А его отец…

— Мой брат, — сказала она, кивая. — Да, мы действительно очень близкие родственники. А это, как вы понимаете, означает, что Маркем, девятый герцог Далби, также и прямой потомок ирокезского вождя. Вы когда-нибудь думали, что услышите такое? Королевский лорд с ирокезской кровью, буйно бегущей по его жилам! Я полагаю, что Англии это не повредит, согласитесь?

Он был не совсем согласен, но поскольку ничего не мог поделать с этим, не стал тратить силы на спор. Это была одна из лучших черт Даттона еще с ранних лет решать, что стоило его времени и усилий, а что — нет. Индейцы в парламенте — нет. Миссис Уоррен — да.

Жизнь так проста, когда у тебя есть твердые приоритеты, и ты их придерживаешься. Впрочем, парламенту нисколько не повредит, если он тоже будет придерживаться его политики.

— Я полагаю, Англия это переживет, — легко согласился Даттон, глядя поверх головы Софии на собирающееся общество.

Гостиная почти заполнилась; скоро всех пригласят к столу. Миссис Уоррен по-прежнему была с Айвстоном, Кэлборном и леди Кавершем, которая, говоря прямо, искала подходящего герцога для брака. Блейксли все еще разговаривал с Луизой, и их беседа, полная грозных взглядов, никак не развивалась.

Лорд Генри был одним из тех странных молодых людей, которые, видимо, не могли найти свой подход к женщине, даже если она была обнажена и привязана к постели. Очень специфично и бесконечно занимательно.

— Снова эта уверенность, — мягко проворковала София, нежно помахивая веером и покачивая темными локонами возле лица.

— Фамильная черта, — сказал он, возвращая ей все свое внимание.

Немудрено. София Далби была и соблазнительна, и прекрасна и обладала вдобавок обаянием уверенности в своей притягательности. Это было, несомненно, элегантное и экзотическое сочетание полезных качеств.

— Да, — вздохнула она, игриво улыбаясь. — Я помню.

Он не намерен был позволить беседе сместиться в это русло и сказал:

— А что же леди Кэролайн? Они с лордом Эшдоном счастливы в браке?

— Должно быть, — сказала София. — Я не получала от них никаких известий с тех пор, как они переехали в Челдон-Холл.

— Вы не ждете их в городе в этом сезоне?

— Лорд Даттон, у меня вообще нет никаких ожиданий. А следовало бы?

— Я лишь полагал, что миссис Энн Уоррен была кем-то вроде компаньонки для леди Кэролайн. Хотел поинтересоваться, будет ли она сопровождать вашу дочь в свадебном путешествии.

София безмятежно улыбнулась, но тон ее голоса безошибочно дал ему понять, что он совершил неуклюжее посягательство на статус Энн Уоррен.

— Нет, не была, — сказала София, глядя мимо и приветствуя кого-то легким кивком.

Даттон не собирался смотреть, кто был позади него, но оказался вынужден это сделать. Что-то в глазах Софии изменилось с этим кивком, и ему стало весьма любопытно, кто мог быть причиной таких изменений. София, даже можно сказать, вдруг приняла хищный облик.

— Понимаю, — с готовностью согласился Даттон.

София вновь посмотрела на него и одарила восхитительной улыбкой.

— Миссис Уоррен — очаровательный и дорогой друг, но я, по-видимому, оказываю ей плохую услугу, относя Энн к членам нашей семьи. И конечно, отношусь к ней соответственно.

— Вы в ней полностью уверены, — сказал Даттон улыбаясь.

София деликатно засмеялась и коснулась его плеча сложенным веером.

— Дорогой, я ни в ком не уверена полностью. У меня слишком много секретов, которые должны остаться… конфиденциальными. Не сомневаюсь, что вы понимаете меня.

— Полностью.

И это было действительно так.

Энн Уоррен находилась под надежной защитой Софии, но они вовсе не были наперсницами. Даттону это было на руку. Ему абсолютно не хотелось враждовать с Софией Далби, поскольку злые языки утверждали, что она была безжалостным врагом, и все же хотелось бы соблазнить Энн Уоррен, не посвящая в это Софию.

Это было совершенно разумное развитие событий, и Даттон не видел никаких препятствий для осуществления своих замыслов. Усмиряя непокорную Луизу Керкленд, он затащил бы в постель Энн Уоррен.

Проще не бывает.

Конечно, все проще простого, но дело не шло. Амелия Кавершем уже устала прилагать старания. Вот она, во всем блеске своей красоты, лицом к лицу с двумя герцогами, и едва ли может заставить их смотреть в свою сторону.

Один из них, герцог Кэлборн, достойного положения и замечательной внешности, хотя, возможно, немного более высокий, чем нужно. Но у него есть сын, что подтверждало, что он способен на такие дела. Она слышала достаточно интересные сплетни о том, что граф Саммерленд оказался не способен на такого рода поступок, и в результате его жена, которая была на год младше Амелии, была вынуждена, да, именно вынуждена, не по назначению использовать главного конюха.

После чего прошлым летом родился наследник Саммерленда.

А вторым был этот потрясающий лорд Айвстон, наследник герцога Хайда. Сам герцог был уже достаточно стар и не мог жить вечно, не правда ли? Айвстон, пока неженатый и, по правде говоря, вовсе не казавшийся заинтересованным в женитьбе, был очень привлекательным вариантом. Если бы он проявил хоть малейший интерес к ней. Немедленно.

Или герцог Кэлборн. Любой подошел бы.

Вся проблема, насколько она могла понять, заключалась в том, что все герцоги, и молодые, и не очень, знали, что у них в любом случае все будет прекрасно, и, следовательно, они были совершенно не отзывчивы.

Это приводило Амелию в уныние.

Все чрезвычайно разочаровывало, обескураживало и даже вызывало отвращение, ведь она планировала, что в этот вечер получит герцога или почти герцога. И тут Амелия заметила еще одного лорда, входящего в гостиную.

Но поскольку Эденхем являлся герцогом и вел себя безукоризненно по-герцогски, когда она подошла поздороваться, он не уделил ей ни капли внимания.

В довершение ко всему Луиза великолепно проводила время, увлеченная страстной беседой не только с лордом Генри Блейксли; братом лорда Айвстона, почти герцога, но и с лордом Пенритом, маркизом, который был известен как самый изысканный мужчина сезона, несмотря на то что ему никогда не стать герцогом. Вон как он раскланивается с Луизой.

Еще хуже, что мистер Грей, импозантный племянник Софии Далби, просто парил над Луизой, упрямо и опасно гипнотизируя ее своим взглядом.

А не встречалась ли Луиза сегодня в гостиной у леди Далби с Джорджем Греем и Пенритом?

Амелия любила Луизу, как только могла любить девушка свою кузину. Конечно. Без сомнения.

Но, согласитесь, не очень-то приятно наблюдать за тем, как все внимание дарят Луизе, независимо от ее желания. Амелия была полностью уверена, что Луиза, собственно, не осознает своего счастья, так как вовсе не лорд Даттон расточал любезности перед ней. К несчастью, Амелия понимала, что никто не заметит, если она сейчас покинет эту гостиную, этот дом и даже город.

Ну, может быть, за исключением брата, потому что братья ничего не значат в таких расчетах.

Вечер, только недавно начавшийся, превращался в один из самых худших вечеров в ее жизни, хотя их вообще-то было не так уж много. Худший из всех — вот это точно.

Она вопреки своим ожиданиям не покорила Лондон, ворвавшись, как вихрь. Нет, скорее это была легкая морось, не предвещающая грозы.

Когда гувернантка восхищалась блестящими белокурыми прядями и ясными голубыми глазами Амелии, ей рисовалось иное, совсем иное будущее. Ей еще не было и двадцати одного, но она имела абсолютно точно обозначившиеся планы. Вот только как их осуществить? Похоже, сегодняшний вечер можно считать провалом, и не иначе.

Взгляд Амелии, кристально-голубой (как любила говаривать мисс Уивер, ее бывшая гувернантка), снова обратился к ссорящимся Блейксли и Луизе, а потом и к пытающемуся флиртовать Пенриту. Ссора с Блейксли становилась понятнее, а демонстративно игнорируемый мистер Грей, который с неподражаемым спокойствием ни в чем не участвовал, все симпатичнее. Амелия решилась покинуть занятых беседой герцога Кэлборна и Айвстона, так как не очень понимала в статях жеребцов. Они не стали ей мешать, невежды, потому как даже не заметили, что она их слушала, задавала вопросы, выпячивала грудь до боли в спине и полным милого изящества жестом поправляла шпильки в прелестной прическе. Им было все равно. Они и не заметили.

Они не были заинтересованы. В ней.

Чудовищный вечер, скорее бы все сели ужинать.

Но хуже всего, несравненно хуже, была Энн Уоррен. Тем, кто прислушивался к болтовне, что Амелия, конечно, тоже делала (иначе как бы ей удавалось знать все обо всех?), было известно, что мать Энн Уоррен была немногим лучше общей подстилки. Из этого должно следовать, что и сама Энн Уоррен немногим лучше, если такое возможно. И эта женщина, вдова военно-морского героя самого второстепенного ранга, безраздельно захватила Кэлборна и Айвстона.

Просто невыносимо.

Амелия ясно почувствовала предательское желание заплакать.

Чего она, конечно, не стала делать, потому что была хорошо воспитана. И потому что все равно никто бы этого не заметил.

Хорошенькие глазки Энн Уоррен сочувственно взглянули на нее. Глаза Энн Уоррен были замечательного серо-зеленого оттенка и безукоризненно подходили к мягкой свинцового цвета отделке ее стильного платья. Это, безусловно, доказывало, что дружба с Софией Далби принесла свои плоды. Женщина с таким прошлым и положением, как у Энн Уоррен, просто не могла позволить себе подобное платье. Что, естественно, снова заставило Амелию оценить мудрость Луизы, которая обратилась за советом к Софии в деле с жемчугом.

С одной стороны, это было довольно мудро.

Но с точки зрения любой хорошо воспитанной леди, обращение за советом к бывшей куртизанке могло расцениваться как опрометчивый поступок.

Амелия оторвала взгляд от ухоженной миссис Уоррен и перевела его на Луизу, увлеченную беседой с мистером Греем, лордом Генри. Блейксли и лордом Пенритом. Лорд Пенрит. Что ж, один его голос мог заставить любую благородно воспитанную девушку броситься в ближайшие кусты. Точнее сказать, затащить его в ближайшие кусты. Но благородно воспитанные девушки не должны произносить вслух таких вещей и даже признаваться в этом себе. А Амелия твердо решила стать герцогиней и поклялась делать все, абсолютно все, в пределах морали.

Ни черта ей это не помогло.

— Леди Амелия? — сказала Энн Уоррен.

— О, — произнесла Амелия, отрывая взгляд от Луизы и ее беседы с двумя явно внимательными мужчинами, — мне думается, тема лошадей и их родословных весьма занимательна.

Что еще она могла сказать, когда герцог и почти герцог обсуждали лошадей как раз в этот момент? Она относилась к лошадям, только как к средству передвижения, но поняли бы ее теперь в этой компании? Едва ли.

— Боюсь, я так не думаю. Вероятно, потому что в детстве я мало сталкивалась с лошадьми, — любезно ответила миссис Уоррен. — Полагаю, теперь уже поздно пытаться найти в них очарование.

Отец Амелии всегда гордился своей конюшней, однако не подпускал дочь даже близко.

— Кэлборн, — сказал Айвстон, вклиниваясь в их разговор, — кажется, миссис Уоррен стало не интересно. Мы можем поговорить об этом позже. А сейчас давайте подумаем о леди и о том, что интересует их. Я уверен, — продолжал он с приятной улыбкой, которая была адресована единственной Энн Уоррен, — что вчера видел очень красивую ленту, которая, несомненно, подошла бы к вашим глазам, миссис Уоррен.

Энн довольно засмеялась, что сделала бы и Амелия, потрудись хоть кто-нибудь заговорить с ней.

— Я не поверю, что вы интересуетесь лентами в магазинах, мой лорд, красивыми или какими-либо еще. Обсуждайте лошадей, если вам угодно. Это ваш день, и вас следует побаловать, — сказала миссис Уоррен.

— Мне приятно это слышать, — ответил Айвстон, совершенно не замечая Амелии и, судя по всему, это не составляло ему труда.

— Ну что ж, я думаю, вас достаточно уже побаловали, — сказал Кэлборн. — Теперь пришло время побаловать дам.

— И мне приятно это слышать, — сказала миссис Уоррен.

Тетя Мэри фыркнула и непринужденно тряхнула головой. Она нашла пунш и уже начинала казаться гораздо более милой.

— Никогда нельзя потакать молодым леди, — наставительно, насколько позволяли три стакана выпитого пунша, произнесла Мэри. — Это их портит.

— Я бы сказал, это зависит от того, чем они решат себя побаловать, — сказал Айвстон, борясь с подступающим румянцем.

Это будет так очаровательно, если она выйдет за Айвстона, их дети, скорее всего, окажутся светловолосыми и розовощекими, что иногда делает отпрысков похожими на белых кроликов. Об этом определенно стоит поразмышлять.

Однако непохоже, чтобы Айвстон утруждал себя размышлениями о ней.

— В данном случае, — продолжал Кэлборн, — это пойдет им на пользу. Потакание может быть очень приятно, вы так не считаете, Айвстон?

— Не в смешанной компании, нет, — сказал Айвстон, краснея.

Кролики.

Разумеется, лорд Кэлборн был старше и опытнее там, где речь шла о женах. Он мог оказаться не столь управляемым.

Нелепость. Если бы ей удалось добиться брака с герцогом, то управляться с ним не составило бы труда. Одно просто вытекало из другого.

Амелии совсем не было дела до его смелого языка и неудобной привычки говорить о предметах более вызывающе, чем дозволено, привычки, на которую она смогла бы смотреть сквозь пальцы. Только бы он заинтересовался ею.

Амелия, сильнее выпятив грудь, робко посмотрела на Кэлборна.

Нет, она его ничуть не интересовала. Вон как чересчур нежно он смотрит на миссис Уоррен.

Вполне возможно, ей следовало бы, как и Луизе, питать отвращение к Энн Уоррен.

Энн Уоррен была почти уверена, что Амелия Кавершем уже начинает чувствовать отвращение к ней. Едва ли стоило осуждать ее за это. Мужчины, Кэлборн и Айвстон, вели себя уныло. Ей было абсолютна ясно, что они делали это умышленно.

Ясно было и то, что Амелия этого не понимает.

Амелия Кавершем, такая прекрасная и милая, слишком открыто вела свою линию. Она охотилась за герцогом ради замужества. Это была неплохая цель, конечно. Да, у женщины должны быть точно обозначенные цели. Вот только не стоит демонстрировать все так явно. И в самом деле, некоторая скрытность только содействует их достижению.

Она научилась этому у Софии — или еще училась. Без сомнения, очень полезный урок. Энн собиралась следовать ему даже в мелочах.

Она собиралась достигнуть своей цели, причем тихо и надежно. Миссис Уоррен намеревалась выйти замуж за лорда Ставертона, прекрасного человека, очень нежно относившегося к ней и очаровывавшего своей преданностью. Она уже почти не замечала ни возраста, ни легкого косоглазия жениха. Ведь он был таким прекрасным человеком.

Самым приятным результатом ее помолвки с замечательным лордом Ставертоном было то, что Даттон был смущен этой новостью.

Изумительно.

Даттон был жалок и угрюм, что являлось тем состоянием, которого он был достоин. Она не могла получить большего удовольствия, чем сознание того, что является причиной страданий столь достойного человека.

Разумеется, Даттон пытался сохранить обычное самодовольство и высокомерную уверенность. Но София, которая определенно знала мужчин лучше, чем кто-либо, уверенно заявила ей, что Даттон подошел к кризису зрелости, что, собственно, давно уже должно было произойти.

Софии нельзя было не поверить, и Энн верила. Решительно. Без колебания, беспокойства или сомнения.

Чистейшая правда, с тех пор как она стала прислушиваться к советам Софии относительно мужчин, Кэролайн вышла замуж за выбранного ею мужчину, не более чем через три дня после выбора, а Энн помолвилась с прекрасным человеком и вместе с тем подвергла лорда Даттона страданиям.

Лучше и быть не могло.

Если бы только Амелия могла понять то, что было так очевидно для Энн, а именно: Кэлборн и Айвстон по-своему наказывали ее за слишком явную погоню за титулом. Совершенно естественно, что женщина хочет иметь титул, нормально и логично. Что ж, даже мужчина должен признать, что предпочел бы быть титулованным, а не наоборот. К чему же ожидать от женщины пренебрежения к таким вопросам? Но мужчинам так свойственно бежать от логики в мир своих понятий о чести и традициях. Именно поэтому иногда становится сложно вести с ними рациональный диалог.

И подобные ситуации случались слишком часто, чтобы служить к чести мужчин. Единственно правильным способом действий для женщины было держать их подальше от сути происходящего. А конкретно для Энн — действовать точно в соответствии с разработанным планом. Вот так поступала она, так следовало поступать и Амелии.

К несчастью, было ясно, что Амелия нуждается в хорошем совете.

То, что за ним следовало бы обратиться к Софии, было также абсолютно очевидно.

То, что Энн ничем не могла ей помочь, как ни печально, не вызывало сомнений.

И все же она сделает что сможет, оставаясь в границах строгих норм поведения. Любая, имея такую мать, как у нее, не рискнула бы их преступить и оказаться осуждаемой и изгнанной из общества. Энн это прочувствовала и постепенно возвращалась обратно, во многом благодаря Софии.

Нет, она не собиралась рисковать, чтобы ее снова выкинули. Ей было жаль Амелию, но не настолько, чтобы жертвовать собой.

Это была правда, которую София знала так же хорошо, как и Энн, это была та правда, с которой они обе жили и выживали, ее нельзя было оглашать. Не стоило обсуждать и даже вспоминать жизнь вне общества — настолько все это грустно. Еще одна истина, известная им обеим.

Энн бросила взгляд на Софию, которая неподалеку смеялась и шутила о чем-то с Даттоном, который выглядел чрезвычайно импозантно, независимо от того, страдал он или нет. А Даттон, в свою очередь, посмотрел на нее. София, черноволосая, с кожей цвета слоновой кости, со светящимися, будто полированный оникс, глазами, стала ей ближе, чем ее собственная мать. Энн была перед ней в долгу и каждый день с удовольствием платила любовью и благодарностью. София не ждала от нее ничего, но обоюдное глубокое понимание и преданность друг другу были бесценны.

Если бы София Далби попросила Энн пройти сквозь огонь, Энн, без сомнения, попыталась бы это сделать. Поэтому София не настаивала на том, чтобы Энн вышла замуж за Ставертона. Нет, она хотела, чтобы Энн приняла решение сама, а она лишь поддержала бы ее.

Это был правильный выбор. Кэролайн, опекаемая Софией дочь и лучшая подруга Энн, не могла этого понять. Кэролайн всегда была любима и обласкана обществом. Ей не понять мудрость поступка Энн, чистейший дар, которым можно считать замужество с дорогим Ставертоном.

Ставертон, очаровательный и прекрасный, был ее спасением.

Энн снова посмотрела на Амелию Кавершем. Немного обеспокоенный взгляд Амелии будто говорил, что она ждет поддержки, но ни Кэлборн, ни Айвстон не собирались прийти к ней на помощь. Энн не имела обычая геройствовать, но тут она решила повести себя героически по отношению к Амелии. Бедняжка вот-вот готова была расплакаться.

А мужчинам, казалось, не было до этого дела.

Мужчинами, какими бы животными они ни были в худших ситуациях, нужно аккуратно управлять, по мнению Софии. У Энн не было причин с ней не согласиться.

— Значит, мы нашли решение? — сказала Энн, заставляя мужчин смотреть на нее. — Впредь поощряться будут желания леди?

— Весь к вашим услугам, миссис Уоррен, — любезно отозвался Айвстон. — Какое поощрение вам хотелось бы получить? Вино? Еда?

— Погашение ваших долгов? — лукаво спросил Кэлборн.

Герцог Кэлборн был особо пленителен, когда изображал коварство, и, несомненно, он знал это. Невероятный, неугомонный человек; его поведение выдавало, что он уже был женат. Он чувствовал себя абсолютно свободно рядом с женщинами. Хотя то же самое можно было, как она предполагала, сказать и о ней; побывав замужем, Энн совершенно свободно чувствовала себя рядом с мужчинами и спокойно воспринимала их странные подшучивания и переменчивое настроение. Они часто вели себя, как большие дети, и лучше откликались, если вести себя твердо, но доброжелательно. Некоторая ограниченность была одним из их свойств, и с этим стоило считаться.

— Я выиграла пари о том слове, ваша светлость, если вы помните, — сказала Энн. — Мистер Грей уверен, что подобного слова нет.

— Слова «межполый»? — уточнил Кэлборн, лукаво улыбаясь ей.

Он был почти как тот бесенок, о котором она читала в детских рассказах, улыбающееся чудище, которое, смеясь, утаскивает в лес. Кэлборн не собирался ее никуда затаскивать.

— Именно, — поджав губы, сказала Энн. — Такого слова нет, и я выигрываю пари. И не мне пить до головокружения.

— Жаль! — усмехнулся Кэлборн.

Как он умудрялся выглядеть так шаловливо, будучи сам размером с быка?

— А каковы ваши взгляды на поощрение? — спросила Энн, пытаясь насильно втянуть Амелию в разговор.

Амелия, казалось, всей душой стремилась к этому, но не знала, с чего начать.

Девственница.

Что ж, у каждого свои недостатки.

— У вас есть какие-нибудь идеи, леди Амелия? Я имею в виду, что нашим капризам давно пора уже осуществиться, вы согласны?

— Согласна, — сказала Амелия голосом, похожим на мягкий белый бархат.

Мужчины, как правило, не особо интересуются белым бархатом: слишком сложно ухаживать.

— Среди предложенного, — начал Айвстон, старательно избегая взглядом Амелию, — как я сказал, еда, напитки…

— И другие чрезвычайно популярные, широко распространенные формы поощрения, — вмешался Кэлборн.

Вот уж она-то хорошо понимала, к чему клонит Кэлборн, и решила пресечь попытку увести беседу и их нежные женские умы в эту сторону.

Бесенок.

— Все это относится к разряду мужских интересов, — произнесла Энн, прерывая Кэлборна и нисколько не извиняясь.

Она должна была защитить Амелию, не так ли? При всем том она не собиралась давать повод для сплетен, которые расстроят Ставертона. Он не заслужил этого.

— Исключительно мужской подход. Это мужчин нужно баловать едой и напитками, но у женщин другие, более утонченные вкусы. Правда ведь, леди Амелия?

В самом деле, что касается спасения ситуации, едва ли можно сделать больше. Энн удалось вовлечь Амелию в безобидно двусмысленную беседу с несколькими знатными джентльменами. Девушка, даже самая неопытная, могла бы, по крайней мере, изобразить некоторый интерес.

— Я того же мнения, — сказала Амелия чуть окрепшим голосом.

Белый бархат сменился розовым дамастом. Ладно, это уже что-то.

— У вас есть какие-нибудь особые пожелания по этому поводу, леди Амелия? — радушно спросил Айвстон.

Энн послала ему одобрительную улыбку. Кэлборн ухмыльнулся. Такая реакция вполне естественна для мужчин.

— Какой стыд, — пробурчала леди Джордан в чашку с пуншем.

Тетя, сопровождающая Амелию, в конечном счете, была права. Эта беседа слишком быстро начала… начала доставлять удовольствие. Энн с затаенной усмешкой подумала об этом и была поддержана хихиканьем Кэлборна.

Ведь только бесенята и маленькие дети хихикают?

Именно. Кэлборн сам это доказал.

— Быть единственным предметом интереса двух очень приятных мужчин — само по себе большое удовольствие, — сказала Энн, глядя только на Айвстона. Она была уверена, что Кэлборн поймет это. И он понял, судя по его ухмылке. — Пожалуй, мы могли бы больше ни о чем не просить.

— Да, пожалуй, — сказала Амелия, и в ее голубых глазах показалась искорка живого интереса. Это получилось весьма очаровательно и удивительно привлекательно в первый раз за весь вечер. — Мы, наверное, можем позволить себе, чтобы наши прихоти были более… более расчетливыми.

— Расчетливая прихоть? — сказал Кэлборн. — Это не против логики?

— Против мужской, пожалуй, — тут же парировала Энн, — и поэтому мы не учитываем ее в данных обстоятельствах.

— Это становится смертельно опасным, — сказал Айвстон. — Можно, я не буду доставать свой меч? Это так неудобно, ведь он хранится в футляре на третьем этаже в скверно расположенном шкафу. Но я должен защищаться от таких нападок. Кэлборн, естественно, сможет защитить себя сам, а я, защищаясь, сделаю все, что мне позволит честь.

— Отважен в бою, — добродушно пробормотал Кэлборн.

— То, что я вынужден защищаться в собственный день рождения, уже может считаться мужеством.

— Почему мужчины все время склонны применять силу? — спросила Энн у Амелии.

— Может быть, потому что у них не хватает рассудка поступать иначе, — немедленно ответила Амелия, ее голос принял очень приятный оттенок шерсти сливового цвета.

При этой реплике мужчины безмолвно замерли.

Молодец, Амелия!

И в первый раз за вечер Амелия Кавершем полностью захватила внимание двух очень подходящих для брака мужчин со всеми качествами, которые она хотела бы видеть в подходящих для брака мужчинах. Этот момент стоил героического поступка, и Энн широко улыбнулась, наслаждаясь каждой секундой своего, пусть маленького, триумфа.

От ее внимания не ускользнуло, что лорд Даттон, заканчивая свою беседу с Софией, услышал обрывок немного дерзкого диалога с лордами Кэлборном и Айвстоном и смотрел на нее с выражением, похожим на беспредельное изумление.

Энн прикрылась веером, не в силах скрыть широкую улыбку удовольствия.

Как замечательно, что, помогая Амелии Кавершем, она одновременно нанесла кинжальный удар Даттону.

Разве жизнь не прекрасна?