Секрет лабиринта Гаусса

ГЛАВА 22

Шурка повернулся спиной к солнцу, закрыл глаза и задремал, но почти сразу же Тимка толкнул его в бок.

— Просыпайся, уходить отсюдова надо.

— Почему?

— Потому что Вислоухий с Костоедовым могут припереться.

Шурка блаженно потянулся:

— Сейчас пойдём, — он сладко зевнул, — Отмахаем подальше и там уж заляжем.

Но как только ребята поднялись, перед глазами замелькали красные искорки. Ноги не слушались. Подташнивало. Сели на корточки и ждали, когда перестанет кружиться голова.

Продвигались медленно. Самым слабым оказался Шурка. Он запинался, падал и пробовал ползти. Сначала просил воды, потом его стало тошнить. Он побледнел.

— Надо остановиться, — сказала Таня, — ему же совсем плохо.

— Нельзя, — не поворачиваясь, ответил Петька, — Вислоухий и Костоедов, может, уже здесь, а из нагана они стреляют без промаха.

Таня от жалости к Шурке заплакала. Тогда Петька остановился и сказал опять чужим голосом:

— Нести надо, если не может идти.

Шурку перевернули на спину. За одну руку взял его Тимка, за другую Таня. Петька взял Шуркины ноги, как берут ручки санитарных носилок, прижал ноги к своим бокам и скомандовал:

— Пошли!

Сначала Шурка показался лёгким. Но через сотню шагов он стал как будто свинцовым. Чтобы не уронить, положили его на горячую от солнца землю и сами, обливаясь потом, падали рядом. Из выгоревшей травы Тимка вылущивал семена, ел сам и давал есть Тане и Петьке. И целую горсть высыпал Шурке в рот. Потряс Шурку:

— Глотай, Шурка, глотай, они пользительные.

Шурка пришёл в себя и тихо попросил:

— Я, наверно, сам пойду.

Его поставили на землю. Он зашатался, но устоял. Петька с Тимкой взяли его под руки и, качаясь, теперь уж втроём, пошли. Таня шла сзади и несла лук со стрелами и котелок.

Ребята набрели на обожжённый солнцем курган. Обошли его. И положили Шурку на рыжую шуршащую траву…

Тимка заметил в небе парящего коршуна.

— Сейчас попробую его обмануть.

Он взял лук, самую тонкую стрелу и пополз к тому месту, над которым кружил коршун. Петьке крикнул:

— Беги к маленькому кургану, там ищи гнездо.

Петька помчался искать гнездо коршуна.

— Шурка, где у тебя болит? — спросила Таня.

— Голова болит и не дышится.

— Раньше так было?

— Не-е.

— Ничего, Шурка, отлежишься. Сейчас Тимка коршуна подобьёт. Ты будешь его есть?

— Я научен все есть. Ещё в первом классе дед выгнал меня из дому. Целый месяц я в лесу жил, Цветы ел, черемшу ел. Я и лягушек ел. И малявок живьём глотал, Шурка улыбнулся. Потом учительница меня разыскала в зимовьюшке, домой привела. А деда в милицию возили в Слюдянку.

— Коршун парил в небе, совсем не махая крыльями. Он делал круги все меньше и меньше. Таня заметила, что с каждым кругом он спускается ниже. Тимка с луком наготове сидел на корточках и походил на небольшой камень. Коршун засады не замечал. Он сделал последний круг и, сложив крылья, ринулся вниз. Таня с Шуркой услышали свист ветра в его перьях.

Мягкий удар. Тонкий писк суслика, и коршун, тяжело взмахивая крыльями, отделился от земли, цепко зажав добычу. Приняв Тимку за камень, хотел сесть на него. Тимка в упор выстрелил из лука. Тонкая стрела вошла, как показалось, в бок хищнику. Но он не бросил добычи. Метнулся в сторону и полетел низко над землёй. Торчащая стрела дёргалась при каждом взмахе крыльев. Тимка кинулся за коршуном, бросая в него камнями. Коршун чаще замахал крыльями, торопясь к маленькому кургану. Как кошка, вылетел Петька из засады. От испуга коршун сделал резкий вираж, выпустил тяжёлую добычу и взвился в небо.

Первым к зверьку подбежал Тимка. Это был монгольский суслик — тарбаган. Тонкая стрела пробила его насквозь. Зверёк был тяжёлый. Петька с Тимкой по очереди несли его к кургану. Тимка улыбнулся Тане.

— Целил в птицу, а попал в зверя, это к лучшему, сейчас мяса нажарим.

Волоком Петька оттащил зверька в сторону и начал его разделывать. Тимка занялся костром. Притащил с верхушки кургана плоский камень, засыпал его сухой травой, взял зажигалку. Но сколько ни чиркал Тимка, огонёк не вспыхивал. Позвали Петьку. Он вытер руки о землю, осмотрел зажигалку и, ни слова не говоря, размахнувшись, кинул её за курган. Посмотрел сердито на Шурку и ушёл разделывать тарбагана.

Огонь добыл Тимка. Он несколько минут подряд ударял камни друг о друга. Но искры, как назло, не летели в сторону сухой кучки. Тогда Тимка измял в ладонях пучок лёгких былинок и труху ровным слоем рассыпал по краю плиты.

С первого же удара по кромке плиты показался дымок. Тимка сверху бросил несколько былинок. Они вспыхнули, огонёк набросился на кучу, затрещал. Таня собирала траву и кидала в огонь. Плоский камень раскалился быстро. Тимка сдул с него пепел и крикнул Петьке:

— Тащи мясо, сковородка готова.

Жареное мясо тарбагана понравилось Тане. Оно было мягкое и не так пахло жиром, как у сурка. С аппетитом ел Шурка. Он отрывал горячие кусочки руками и глотал, как волчонок, не прожёвывая. Глаза у Шурки повеселели.

— Петька, почему ты такой сердитый, — спросила Таня, — и ешь совсем мало?

— Я думаю, куда нам сейчас идти. Через Жаргино возвращаться к Байкалу далеко. И можно попасться Вислоухому с Костоедовым. Они начнут преследовать, а от нагана далеко не уйдёшь. — У него, и винтовка есть, — вставилТимка говорил, а из изюбрятины. Я сразу учуял, мясо-то жёсткое было и тёмное. А изюбра без винтаря, считай, не добудешь.

Шурка проглотил кусок и сказал быстро:

— Через Жаргино не пойдём. В засаду вляпаемся запросто. Камушком Петька начертил на земле какой-то план, подумал и стёр его. По стрелке от компаса определил, где находится юг, и начертил другой план. И опять его стёр.

Над ребятами снова появился коршун, сделал несколько кругов и неровно улетел в сторону, как будто его снесло ветром.

Петька предложил двигаться по степи прямо на юг. Может быть, попадётся тропа, по которой монголы гоняют скот, или какая-нибудь военная дорога.

От сытного обеда у Шурки прошла слабость. И он, как всегда в таких случаях, разговорился:

— Я не против идти на юг, ночёвки тёплые будут, а нам без одёжи это в самый раз. А военная дорога обязательно попадётся. Военных на востоке много, я слышал, солдаты в вагоне говорили. Наши тоже не дураки. Оружия там, поди, видимо-невидимо. И пушки, наверно, есть и всё такое. На случай, если проклятые япошки сунутся, — Шурка размечтался, — остановим мы танк и попросимся — так, мол, и так. Возьми, дяденька. И возьмёт. Нас любой возьмёт. А там, на поезд — и в Иркутск. И сообщим куда надо, что сволочи Костоедов и Вислоухий в Жаргино скрываются. Берите их пока не поздно. Нас, конечно, вооружат и сюда на самолёте доставят. Уж я тут с Вислоухим рассчитаюсь. И старикашке Костоедову пенделей насую.

Шурке не возражали. Он этому очень удивился, поднял голову, потом встал на колени, посмотрел. Таня спала. Петька, уткнувшись носом в ладони, спал Тимка лежал на боку и тоже не двигался. Шурка зевнул и лёг. Заснул он быстро.

Почти сразу же поднялся Тимка. Затоптал костёр, заложил камнями пепел. Взял лук, поднялся на курган и посмотрел по сторонам. И сколько Тимка ни вглядывался, шла степь, дикая, выгоревшая от солнца. По горизонту виднелись курганы. Отсюда, издалека, они походили на упавшие в траву ржавые шлемы древних кочевников.

Ребята проснулись бодрыми. Доели остатки тарбаганьего мяса и весело пошли по степи. Шурка то и дело стрелял по тарбаганам. Но каждый раз стрела пролетала мимо, а толстый зверёк с жирными складками на боках исчезал в норе. Шурка оправдывался и говорил, что стрелы кривые и поэтому он не попадает.

День проходил. Солнце медленно уплывало за горизонт. Жара спала, но от земли веяло приятным теплом. Петькин отряд поднялся на самый высокий курган и остановился на ночлег.

На третий день скитаний степь кончилась и пошли пески. На небе исчезли облака. Жар нестерпимо жёг щеки. Нудно звенело в голове. Временами, поднимая пыль, дул раскалённый ветер. От него кожа на плечах покрывалась пупырышками. Песок постоянно хрустел на зубах.

Крепость появилась перед глазами неожиданно.

Ребята увидели обвалившиеся многогранные башни, низкие, почти засыпанные песком, тяжёлые стены.

Ни слова друг другу не говоря, повернули к крепости. Она оказалась глинобитной. Брошенная много веков назад крепость разрушалась от солнца, от ветра и её постепенно заносило горячим песком. Угловая шестигранная башня наклонилась над глубоким ущельем. Правая стена крепости во многих местах развалилась от старости. А может, её когда-то разрушили дикие кочевники. Песчаные дюны здесь были вровень с глиняными зубцами. По сыпучему гребню ребята поднялись на широкие стены крепости. Прямо из-под ног выскочила прыткая ящерица, побежала вдоль стены, оглянулась, сверкнула зелёным глазом и юркнула в щель. Через пролом ребята залезли в башню. Вместо окон — дыры с осыпавшимися краями. Неровные ступени шли вниз, в темноту. Спустились. Всюду песок, всюду пыль. Но здесь не было ненавистного палящего солнца. Отдыхая, опустились на корточки, прислонившись спинами к стене.

Узкий коридор шёл дальше. Там было немного светлей. По-видимому, где-то в стене была сквозная пробоина, через которую шёл свет.

Тимкаенное ядро или шлем.

— А здесь дожди бывают? — Таня облизнула потрескавшиеся губы.

Ни Петька, ни Шурка не ответили. Они как будто спали с открытыми глазами. А может… Таня испугалась, тихо подошла к ним.

— Мальчишки, вы спите?

— Пить хочется, Таня.

— Эй — раздалось в коридоре. — Вода!

Это короткое слово, как военная команда, подняла на ноги потерявших силу Петьку и Шурку. Побежали, опираясь на стенку. Таня надела на плечо лук, схватила стрелу и заторопилась на Тимкин зов.

Воду черпали пригоршнями, пили. Захлёбывались, кашляли и снова пили. Ослабев, сели тут же. Стали осматриваться. Колодец походил на каменную чашу, сделанную в виде цветка. В древние времена здесь, по-видимому, был фонтан. В двух местах на чаше заметили нарисованных шестируких людей. Подземный ключ бил прямо в чашу. Она была наполнена до краёв. Спрятанная от жгучего солнца в тёмном коридоре, она поила диких зверей, обитавших в пустыне. Недалеко от воды Тимка заметил в сырой глине кошачьи следы огромных размеров. «Наверно, по ночам сюда приходит

Забыв обо всём на свете, мальчишки плескались в бассейне. Шурка пробовал плыть кругами. Но не смог — зелёная чаша была неглубокая и руки доставали до дна.

Купание взбодрило ребят. Они набрали в котелок воды и поднялись снова в башню. С высоты осмотрелись. Кругом — мёртвая пустыня. На восточной стороне пески казались черней. Знойный воздух дрожал, и поэтому нельзя было разобрать то ли это скалы, то ли песчаные холмы, как волны, застывшие на бегу.

— К нам кто-то приближается! — крикнула с карниза башни Таня.

Петька и Шурка вскочили на ноги, Тимка, сидевший на высоком зубце, повернулся в ту сторону, куда указывала Таня.

Вдали, качаясь, как пьяный, шёл тощий высокий человек. Горячий ветер развивал на нём лохмотья. Утопая по колено, он всматривался в песок.

— Он идёт по нашим следам, — прошептал Шурка.

— Видим! Не ори! — Петька быстро взял у Тани лук и стрелу.

— Хватайте камни!

Человек заметил, что следы повернули направо, остановился, отбросил с лица длинные волосы, посмотрел вперёд. И поспешил к крепости. Ребята притаились. Человек второпях проскочил мимо гребня, по которому поднимались ребята, и потерял следы. Как шакал, завертелся на месте, нашёл их и стал подниматься на стену, пристально рассматривая зубцы и переходы. Кажется, заметил ребят.

— Вислоухий, — прошептал Петька. — Вислоухий.

Смотрите, у него крест золотой, Костоедовский!

На груди у человека действительно раскачивался, как маятник, тяжёлый золотой крест.

Вислоухий поднял кверху костлявые руки:

— Ребята, спасите! Дайте пить! — с поднятыми руками он пошёл по стене. — Поверьте последний раз. Крест целую. — Он схватил Костоедовский золотой крест. — Поверьте!

Умоляя, он делал маленькие шаги, незаметно приближаясь к ребятам.

— Лабиринт завалило. Костоедов пополз туда первый и головой попался в ваш капкан. Так ему и надо, белогвардейцу. Спасите меня! Рабом вашим буду! — Он стал опускаться на колени.

Глядя на диверсанта, Петька вспомнил родной Краснокардонск. И небо, чёрное от фашистских бомбардировщиков. И пронзительный вой сирен. И разрушенные дома. И убитых. Вспомнил, как однажды недалеко от города фашисты разбомбили санитарный поезд. Весь день потом старики вытаскивали оттуда мёртвых детей. Одна женщина, даже мёртвая, крепко держала своего ребёнка. Она была вся в крови. Ребёнок тоже был мёртвый, потому что Петька с Таней видели на голове у него продолговатую ранку. Их вместе и опустили в землю, а сверху положили разбитую бутылочку с соской… И старики плакали.

Петька скрипнул зубами. И медленно стал поднимать лук.

Вислоухий повалился лицом вниз:

— Не убивайте! Умоляю…

Он стал ударять головой об высохшую глину:

— Богу буду молиться за вас. Оставьте меня здесь, у воды…

Ребята сжались, ожидая Петькиного выстрела. Петька медлил, по-видимому, решая, как поступить..Наконец, скомандовал:

— Шурка, обыщи его!

— Хлопцы, оружия у меня нету, последний патрон…

— Молчи, а то шлёпну, — Петька опять нацелил лук.

Шурка старательно обыскал Вислоухого. Оружия действительно не было, но зато обнаружили узкую клеёнчатую полоску с непонятной схемой, нарисованную несмывающейся краской.

— Что это? — спросил Петька.

— Личная Костоедовская карта. По ней от Байкала до Жаргино добраться — нечего делать. Это секретный Костоедовский путь. Его знал только сам Костоедов и его сын Сашик. Вроде сто лет назад это была вьючная тропа до Жаргино. Он мне говорил, что теперь она заросла кустами и деревьями и с виду неприметная.

Вислоухий прижал руки к сердцу:

— Ребята, возьмите карту, ей цены нет. По ней геологов с лошадями приведёте, Гаусс можно разрыть. От Жаргино…

— Молчи!

В правой гаче нашли вторую карту. Ребята её узнали. Это была берестянка, которую Вислоухий выкрал у Петьки. По ней они шли от Жаргино до лабиринта.

— Хлопчики, секрет Гаусса знаем только мы. Я отказываюсь от этой тайны. Берите её себе, карты в ваших руках. Но не убивайте меня. Оставьте здесь…

— За нами будешь красться?

— Нет. Упаси меня господь, — он поцеловал крест. — Оклемаюсь здесь, — его глаза с лихорадочным блеском смотрели на котелок с водой, — и уйду в Индию. Черепах буду есть, падалью питаться, но доберусь до Индии и никогда больше сюда, на свою Родину, не приду…

— Нет у тебя Родины, гнусь вонючая! — закричал вдруг Тимка и угрожающе поднял над головой тяжёлый кусок пересохшей глины. Таня и Шурка тоже приготовились запустить свои камни в предателя.

— Встань! — скомандовал Петька.

— Ре-бя-та, умоляю!

— Встань, говорят.

Вислоухий поднялся, облизнул пересохшие губы, стоял, шатаясь: — Не убивайте!

— Иди вниз по ступеням, там в конце коридора вода и до утра здесь не показывайся! Выйдешь, убьём сразу, понял?

— Понял.

Вислоухий, не поворачиваясь, пятился к ступеням задом, боялся, что Петька выстрелит ему в спину.

— Разворачивайся, гад, не бойся. — Петька плюнул на землю: — Убивать тебя не будем.

Предатель заторопился, запутался в лохмотьях и чуть не упал. Опёрся на руки. На четвереньках спустился вниз и скрылся в темноте.

Ребята перевели дыхание.

— Зря отпустили, — зло сказал Тимка.

— Черт с ним! — сплюнул Петька.

— А если преследовать будет? — спросила Таня. — Скелетом стал, не угонится и теперь он боится нас.

— Мальчишки, а что он ел?

— Наверное, корни выкапывал, как и мы.

— О Костоедове он не наврал?

— Нет, иначе он не знал бы о капкане, да и крест Костоедовский на нём.

— Ты, Петька, карты не потеряй, по ним теперь мы к Гауссу целый батальон приведём, по Костоедовской тропе — то.

— Умру, но не потеряю.

Петька спрятал бесценные карты в карман и сверху запихал свой красный галстук.

— Берите котелок и пойдём вон к тем тёмным холмам, может, там увидим какую-нибудь дорогу.

Пошли быстро, не оглядываясь на крепость. А если бы оглянулись, увидели бы, как смотрит им вслед огромный полосатый зверь, вынырнувший из бесчисленных переходов крепости. Он посмотрел на ребят, потом, не мигая, долго глядел на солнце, Потянул воздух и спрыгнул вниз на песок, спружинив на лапах. Опять понюхал воздух и, обойдя крепость, стал осторожно спускаться в ущелье.