Секрет шкипера Харвея

Л. ВИДГОП, Я. СУХОТИН

«СЕКРЕТ ШКИПЕРА ХАРВЕЯ»

Вступление

Осенним днем 1961 года торговое судно из Либерии «Капитан Тео» шло в Атлантическом океане вблизи Багамских островов, когда раздался крик вахтенного матроса: «Человек за бортом!» Команда мгновенно собралась на палубе.

— Готовить шлюпку! — приказал капитан.

— Это же ребенок! — крикнул матрос, смотря в бинокль.

Невдалеке от судна покачивалась на волнах надувная спасательная лодка. В ней лежала белокурая девочка. На ее лице застыл страх.

Матросы подплыли к лодке, бережно перенесли спасенную в свою шлюпку, подняли на борт парохода. Измученная, видимо перенесшая немало страданий, девочка долго не приходила в сознание.

Известие об этом произвело сенсацию. Американские репортеры терялись в догадках, строя самые различные предположения о том, почему девочка оказалась одна в океане.

Вспомнили, что за два дня до сообщения об этой девочке газеты писали: в этом же районе был обнаружен на спасательной лодке владелец яхты «Блюбелл», некий Харвей из города Майами. По заявлению Харвея его яхта попала в шторм и затонула, но ему самому удалось спастись.

Репортеры быстро навели необходимые справки и установили: на яхте Харвея в момент катастрофы находились его жена и семья американцев, отдыхавшая в Майами.

Девочка все еще была без сознания, но репортеры в поисках сенсационных

сообщений для своих газет раздобыли данные, поставившие под сомнение некоторые высказывания владельца яхты «Блюбелл» мистера Харвея.

Кое-кто стал делать тревожные предположения.

Когда девочка пришла в себя и заговорила, стало известно, как она оказалась на грани гибели.

Последующие события были таковы, что ни репортеры, ни полиция не смогли сразу установить истину. Лишь некоторое время спустя стало известно обстоятельство, пролившее свет на это дело.

Знакомясь с материалами, опубликованными в американской печати, мы столкнулись с фактами, о которых газеты в сообщениях о спасенной девочке не упоминали.

Но они проливали свет на истинные причины происшествия, на тех людей, которые весьма активно участвовали в событиях, но при расследовании остались в стороне.

Мы задумались над тем, не был ли и шкипер Харвей жертвой тех, кого не называли газеты и журналы?

И решили восстановить обстановку, в которой произошли события.

У нас не было других свидетельств, кроме статей и фотографий в американской прессе. Мы стремились найти нужные доказательства в жизни, окружавшей Терри Дюперо, как звали спасенную девочку. И в этом нам помогли зарубежные газеты и журналы.

Мы попытались проследить с самого начала события в таком порядке, в каком они, по нашему мнению, могли быть. В сообщениях газет и журнала «Лайф» не были приведены имена следователя и журналиста, и мы назвали их условно. Собственно их имена подсказал нам один наш друг — мальчишка из шестого класса.

Он и его приятель принимали живейшее участие в наших розысках. Они помогали нам прежде всего тем, что либо во всем сомневались, либо начинали воображать такое, что сначала ничем не подтверждалось. Но когда мы начинали изучать факты, выяснялось, что воображение наших помощников имело основание. Особенно когда это касалось поведения детей. Может быть, потому, что они понимали ребят лучше, чем мы: ведь мы учились в шестом классе довольно давно. В конце концов у большинства ребят в любом уголке мира характеры очень похожи. А делают их непохожими только условия, в которых они живут и воспитываются.

Мы решили описать и то, как все это представляли себе наши друзья из шестого класса.

Итак, вначале мы все вместе попробовали понять, как начали разворачиваться события там, в американском городе Майами, события, которые привели к раскрытию тщательно скрываемого секрета мистера Джулиана Харвея.

Следователь встречается

с мистером Харвеем.

Беседа или допрос?

В кабинете следователя морской охраны в американском городе Майами два человека рассматривали фотографию мужчины.

— Крепкий парень, верно? — сказал хозяин кабинета Девид Честер, молодой человек атлетического сложения.

— Он моряк? — спросил гость.

— Последнее время. А раньше был летчиком.

— Его наняли шкипером?

— Нет, это была его собственная яхта.

Гость склонился над бумагой, пробежал глазами запись:

«По трапу он поднялся самостоятельно. Выглядел бодро и энергично...»

— Это чьи показания, Девид? Капитана?

— Да. И доктор тоже говорил об этом.

— Тебе, Девид, все ясно в этом деле? — спросил, словно ненароком, чиновник морской охраны.

— Как тебе сказать...

Гость собрался уходить. У дверей он задержался:

— Как его полное имя, Девид?

— Джулиан Артур Харвей. А что?

— Я спрошу у ребят, может быть, они что-нибудь слышали о нем... Ну, ни пуха тебе, — улыбнулся старший и вышел.

— К черту... К черту, — пробормотал Честер и поддал ногой вслед, словно ударял по мячу.

— Разрешите? — В дверях стоял крепко сложенный господин лет сорока, с голубыми светлыми глазами на загорелом лице.

— Вы — мистер Честер? Я — Харвей! — представился он. — Джулиан Артур Харвей. Вы вызывали меня...

Девид Честер пригласил посетителя присесть в кресло перед столом.

— Мистер Харвей, — сказал он, глядя в лицо посетителю, — расскажите, пожалуйста, подробно, как все произошло. — И включил магнитофон для звукозаписи.

Мистер Харвей начал скорбный рассказ о гибели в океане яхты «Блюбелл»... Голос его звучал ровно, лицо оставалось бесстрастным. Лишь крепко сцепленные пальцы рук выдавали усилие, с каким он сохранял внешнее спокойствие. Молодой следователь истолковал это скрытое волнение по-своему: на яхте, по словам Харвея, были его жена и пассажиры — трое детей с родителями. И все погибли...

— Да, это было неожиданно даже для меня, — продолжал Харвей. — Какой-то необыкновенной силы шквал навалился внезапно. Яхту швырнуло на борт, я полетел в сторону, но тотчас ухватил штурвал и поставил судно против волн. Но они накатывались на палубу, сорвали прожектор, залили машинное отделение. В довершение всего надломилась мачта, и вы же понимаете, как было держать судно на плаву. А тут еще в машинном отделении начался пожар. Я узнал об этом, когда палуба раскололась с треском, и из-под нее полыхнуло пламя так, будто туда засадили напалмовой бомбой. Хотел приготовить спасательные лодки для всех, но не успел: «Блюбелл» легла овер-киль — перевернулась. Я кричал в темноте, но безуспешно...

Следователь выключил магнитофон и поднялся:

— Благодарю вас, мистер Харвей. На сегодня закончим.

Харвей тоже встал. Костюм из дорогой ткани выглядел безукоризненно на его подтянутой фигуре. Тщательно были уложены волосы на голове. Харвей казался таким же безмятежным, как и на фотографии. Только складка губ стала еще жестче. Глуховатым голосом он сказал:

— Видите ли, мистер Честер, мне хотелось бы на время уехать отсюда.

— Я понимаю вас, — на молодом, по-юношески округлом лице следователя непроизвольно появилось выражение участия, и он пообещал: — Мы постараемся, сэр, закончить расследование как можно скорее. Всего доброго…

После ухода посетителя Честер, перед тем как спрятать дело в сейф, еще раз сочувственно взглянул на фотографию Харвея. Конечно, гибель жены и целой семьи, детей — это ужасный, трагический случай. Но море есть море... Почти каждый день летят в пространство призывы терпящих бедствие кораблей: «SOS! SOS! SOS!» Гибнут человеческие души... И разве не страшны муки человека, который потерял близких, а сам случайно остался в живых?!

Но, прежде чем закончить дело, следовало завершить всю формальную часть расследования.

Шквал... Пожар... Это пока только слова Харвея. И что яхта погибла — это тоже его предположение. Нужно получить необходимые официальные подтверждения.

Честер спрятал дело и спустился к синоптикам.

— Привет, Деви! — кивнул ему старший из них, стоя у большой карты, на которую он наносил какие-то линии.

— Что это ты вычерчиваешь? — спросил у него Честер.

— Да вот тайфун на юге появился, бежит в нашу сторону.

— Послушай, ты не можешь посмотреть, какой силы был ветер в районе Багам. — Честер назвал дату и координаты того места, где погибла яхта «Блюбелл».

Старший синоптик разыскал нужную карту. По его данным ветер в этом районе в тот день был умеренный. Узнав, что у Честера есть другие сведения, он заглянул в папку с расчетами и донесениями и наконец заявил:

— Понимаешь, у нас данные о целом районе, а шквал мог возникнуть внезапно, пройти узкой полосой и так же быстро стихнуть. Попробуй запросить тех, кто там поближе.

Они подошли к карте.

— Вот смотри-ка, — синоптик показал на крохотный островок. — Здесь же маяк. И отсюда (он прикинул линейкой) до места, которым ты интересуешься, не больше четырнадцати миль.

Честер отправился к радистам и попросил вызвать маяк. Прошли томительные минуты, пока дежурный на маяке проверял запрошенные данные по вахтенной книге. Наконец он передал:

«Шквала вблизи маяка не было. Огонь в море тоже не замечен».

Что это могло значить?! Харвей солгал? С какой целью?

Честер направился к начальнику.

У «Старика».

Знакомство с Ральфом Буллитом.

Происшествие на мосту.

Договор заключен

Старик, как называли между собой следователи начальника, видимо, только вошел в комнату. Он пригладил седые виски перед зеркальным стеклом в дверце книжного шкафа, одернул на животе, начинавшем полнеть, форменный сюртук.

— Что у вас, Деви?

Честер коротко доложил о неожиданных обстоятельствах, обнаруженных им по делу о гибели яхты «Блюбелл».

«Старик» попросил принести ему дело и внимательно прочел показания тех, кто подобрал Харвея в море. Затем, по привычке, опустил тяжелые веки на выпуклые глаза и сказал, словно рассуждая с самим собой:

— Конечно, он мог наскочить на рифы или потерпеть аварию по другим причинам. Но капитан судна без ожогов, бодрый и энергичный, спасен, а его судно с пассажирами идет ко дну. Не часто бывает такое...

— Вы хотите сказать, сэр, что он мог струсить и удрать первым, не сделав все для спасения пассажиров?

— Не знаю... не знаю, — ответил начальник.

— Но там же была его жена, сэр!

Честер попробовал представить себя командиром яхты, терпящей бедствие.

Капитан корабля! Капитану вверяют свои судьбы люди.

Он командир над всеми, едва судно выходит в открытое море. Ему столько доверено, и суровый морской закон требует от него лучше всех знать морское дело, быть самым мужественным и стойким. Даже дети знают: с гибнущего корабля капитан сходит последним.

Как же в самом деле получилось, что из всех, кто был на борту яхты «Блюбелл», уцелел лишь сам капитан?..

— Скажите, Дэви, вам удалось узнать, кто был пассажирами яхты «Блюбелл»? — спросил вдруг Старик.

— Пока нет, сэр.

— И Харвей не помнит?

— Говорит, что никогда не интересовался биографиями своих пассажиров. Знает только, что они откуда-то с Севера. Он вспомнил их фамилию — Дюперо.

— Мне кажется, Честер, вам нужно связаться с полицией, — сказал задумчиво начальник. — Может быть, их будут разыскивать родственники... Мне вообще многое не ясно в этом странном деле, Деви. И я бы хотел, чтобы нас не обвели вокруг пальца.

...Инспектор сыскной полиции записал сведения о Дюперо в бланк и пообещал, если поступит запрос, известить Честера. Но тот не спешил уйти.

— Скажите, инспектор, — спросил он вдруг, — вы никогда не сталкивались с мистером Харвеем, владельцем яхты «Блюбелл»?

Инспектор задумался. В эту минуту отворилась дверь и «вкатился» невысокий крепыш, с открытой белозубой улыбкой. Ему можно было дать не больше тридцати лет. Простодушный взгляд небольших глаз, выразительный подвижной нос лопаточкой напомнили Честеру популярного комического киноактера, игравшего обычно роли приказчиков в провинциальных лавочках.

— Как поживаете, инспектор? — поздоровался он с полицейским. — Есть для меня что-нибудь?

Инспектор отрицательно качнул головой.

— Знаете, мистер Честер, что-то не припоминаю этой фамилии в моей практике. Но мы можем проверить. — Инспектор набрал номер по внутреннему телефону и распорядился: — Поищите данные на Джулиана Артура Харвея. Сколько ему лет, мистер Честер? — и повторил в телефон: — Примерно сорок — сорок пять... Да, сейчас…

Пока он говорил, новый посетитель застыл в позе охотника, почуявшего дичь. Только взгляд его перескакивал с одного собеседника на другого. Едва инспектор положил трубку, он наклонился к нему:

— Сенсация, сэр?

— Успокойтесь, Ральф, это уже было в газетах, — улыбнулся инспектор.

Ральф забормотал:

— Харвей... Харвей... Харвей?! «Тайна гибели яхты «Блюбелл»?! — Он неожиданно протянул руку Честеру: — Ральф Буллит. Журналист. Думаю, что смогу быть вам полезным.

Инспектор хлопнул его по плечу:

— Курице снится просо! А вы из обыкновенной информации, Ральф, уже готовы сделать «Тайну гибели». Но должен сказать, мистер Честер, если бы Буллит занялся сыскным делом, он сделал бы карьеру. У него есть способности.

Честер не хотел, чтобы до времени кто-либо, кроме полиции, знал о его сомнениях по поводу Харвея, и поднялся:

— Я пойду, инспектор. Если найдете что-либо, сообщите мне, пожалуйста, по этому телефону.

И, оставив номер телефона, хотел уйти, когда полицейский принес справку из архива.

Инспектор пробежал ее глазами и передал Честеру. В справке деловито и сухо сообщалось, что Дж. А. Харвей, военный летчик в звании капитана, 31 года, родился в Нью-Йорке, допрашивался полицией в 1948 году в связи с автомобильной катастрофой на шоссе Вальпараисо во Флориде.

Катастрофа произошла при следующих обстоятельствах. Харвей ехал в своей машине с женой и ее матерью. Шоссе после прошедшего перед этим ливня было мокрым. На мосту Харвей резко затормозил. Машину бросило вбок. Она сбила заграждение и с высоты десяти метров рухнула в залив. Жена Харвея Джоан и ее мать погибли. Сам капитан Харвей остался невредимым. Следователям он объяснил, что лишь в последний момент сумел открыть дверцу и выскочить из машины. Полицейские и следователи были неудовлетворены объяснениями, тем более, что Харвей, как установлено, не пытался спасти женщин, которые, упав в залив, тонули. Дальнейшее расследование прекратили в связи с выбытием капитана Харвея в длительную служебную командировку.

— И сейчас он тоже никого не спас, — сказал инспектор.

— В том-то и дело, — ответил Честер и вопросительно взглянул на полицейского офицера. Тот развел руками:

— К сожалению, мы не можем заняться вашим делом, пока не поступило какого-либо заявления от родственников погибших. Да и у вас нет, как я понимаю, прямых улик... Вот видите... А у нас и так работы... — Он показал рукой выше головы. — Газеты издеваются, что мы не можем раскрыть и половины преступлений. Легко сказать: нас в полиции остается почти столько же, а преступники растут, как грибы после дождя. — Он повернулся к Ральфу Буллиту: — Вот вы, журналисты, можете ответить, отчего растет число преступлений? Что-то я не встречал на эту тему правдивых статей.

Честер, поблагодарив инспектора за сведения, ушел. Доложив начальнику о своем посещении полиции, он вернулся к себе в комнату и начал составлять письменный отчет о полученных сведениях. Старик заявил, что все это интересно. Но как это поможет установить истину в деле о гибели яхты «Блюбелл», он пока не знает. «Нужны факты, — сказал он. — Ваше дело, Деви, их установить...»

Конечно, Старик был прав. Честер это отлично знал. Но как заставить Харвея рассказать всю правду?

Мысли Честера прервал посетитель. Это был Ральф Буллит.

— Мистер Честер, — начал он, простодушно улыбаясь, — я знаю, что написано в карточке Харвея в полиции. Чувствую — а чутье меня еще не подводило, — здесь пахнет крупной сенсацией. Не будем играть в прятки, сэр. Давайте договоримся. Вам, как я понимаю, нужны факты. Я берусь помочь. А вы не подпускайте к этому материалу ни одного газетчика, кроме меня.

Честер молчал, обдумывая предложение. Буллит «подбавил жару»:

— Конечно, я неплохо заработаю на этом деле, если оно окажется верным. Но и вам, сэр, создам такую репутацию, которой позавидуют многие ваши коллеги. — Проницательно посмотрев на потемневшие глаза молодого следователя, он искренним тоном добавил: — Если это преступление, мы выведем на чистую воду преступника. Но там, где преступник, должны быть и сообщники. Что вы на это скажете, сэр?

Честер подумал, что этот газетчик вреда принести не может. А помочь? Чем черт не шутит...

Вслух Честер спросил:

— С чего же вы собираетесь начать?

Буллит оживился, сбросил с себя пиджак, кинул его небрежно на соседний стул и стал развивать свой план:

— Я уже кое-что обдумал. Пока вы здесь будете искать вещественные доказательства, связанные с катастрофой, я покопаюсь в прошлом Харвея. Мне нужно заготовить кое-какой материал о нем заранее: о его детстве, родителях, приятелях. Раздобыть какие-нибудь фотографии.

— Как вам это удастся? Вы не спугнете его?

— Ну, не в первый раз. Для информации, какая нужна мне, существуют почтальоны, прислуга, соседи, фотографы... Итак, договорились. — Он пожал руку компаньону. И, натягивая на ходу пиджак, умчался.

Перед концом рабочего дня Буллит позвонил по телефону.

— Хэлло, Девид! — кричал он уже фамильярно, словно говорил с закадычным другом. — Я раздобыл кое-какие адреса, договорился у себя в редакции и вечерним поездом махну в Нью-Йорк. Думаю, дня на два. О’кэй!

Документы особой важности.

Где продолжение?

Нужны раскопки.

Несколько лет спустя в квартире на тихой и зеленой Шамшевой улице в Ленинграде парнишка лет двенадцати, волоча ногу, проковылял к дивану с книгой в руках.

Болела нога, но вообще-то ходить можно было. Тем более, что от дома до школы идти ровно десять минут. Но была справка от врача. Совершенно официальная. И в ней сказано: «Освобождается от занятий ученик 6-го класса школы № 79 Череменцев Виктор».

На три дня!

— Что Вера Борисовна велела еще делать? — бабушка вышла из кухни, тяжело вздохнула и дала кусок теплого пирога с мясом.

— Покой ноге дать, — пробормотал Витя, устраиваясь поудобнее с затрепанным томиком приключенческих рассказов на диване в столовой.

— Ты бы хоть историю почитал, — донесся из кухни бабушкин голос. — Вот Таня никогда не боялась: вызовут — не вызовут. И все успевала.

Витя шумно завозился на диване:

— Популярная лекция на тему «Ты и твоя образцовая сестра» началась.

— Да-да! Можешь не вздыхать. Спортом она тоже занималась! И по-английски уже в твои годы говорила лучше, чем ты по-русски.

«Нет, читать все равно не удастся», — подумал Витя.

— А ты? — продолжала бабушка, гремя кастрюльками. — Регулятор на плите испортился, но ты не починишь. Зато мой образцовый внук все знает про электронный мозг, а дома помочь...

— Да там нужен новый. Понимаешь? А такого в магазине сейчас нет.

— У лентяев всегда тысяча и одна отговорка. Твой отец столько этих деталей понакупил, что можно собрать хоть полк роботов. Поднимись, пройди на чердак, там все найдешь.

Чердак — как большая комната. В этот утренний час солнце забралось во все углы через большое окно, какие бывают обычно в мастерских художников. Если высунуться из него, видно множество крыш. Невдалеке вертится кран с длинной шеей. Там заканчивают строить клуб. Он наискосок от их дома. Ох, и шумно будет на тихой Шамшевой улице!

Но, черт возьми, не следует отвлекаться, как сказал бы Д’Артаньян. Кругом сокровища: коробки, корзинки, ящики, бабушкин сундук.

Дверь еще открыта. Витя, прихрамывая, бросился к ней. Так и есть: гвардейцы короля уже крадутся по лестнице. Несколько ударов — и они сброшены с лестницы, захлопнута дверь чердака и задвинут засов. Теперь нужно побыстрее добраться до сокровищ и достать то, ради чего только что дрался так отчаянно.

...Быстро и точно, как опытный разведчик, Витя открыл сундук. Сразу под крышкой лежала какая-то зеленая ткань. Он разглядывал ее, держа перед собой старую отцовскую плащ-палатку, выжженную солнцем многих стран, омытую дождями, тронутую осколком в далекие дни войны с фашистами. Когда накидываешь этот плащ на плечи, затягиваешь капюшон на голове, руки тяжелеют, будто сжимают автомат. И ты словно идешь впереди повстанцев в далекой Южной Африке, идешь рядом с друзьями-неграми на последний бой с расистами. Вот захвачен дом, который фашисты так яростно защищали...

А что в коробке? Э, да здесь хранились документы особой важности.

Витя нетерпеливо перебирал содержимое коробки. Вот здорово: это его тетрадь по арифметике «... Ученика 1-го «б» класса». Тройка, пятерка, четверка, снова пятерка, тройка, тройка...

А это что? Под тетрадями лежали папки с завязочками. Он раскрыл одну — в ней оказались какие-то вырезки из газет. Во второй были маленькие листики, на каких пишут записки; в третьей — снова вырезки. Витя поспешно потянул все папки из коробки. Теперь можно было хотя бы бегло ознакомиться с обнаруженными документами.

Витя развернул одну из папок. Первая же бумажка оказалась вырезкой из газеты с двумя фотографиями. Заголовок привлек его внимание: «Море выдало тайну».

На одном снимке парень лет четырнадцати приготовился выстрелить в кого-то из индейского лука; на втором — в море поперек спасательной лодчонки лежала, как мертвая, большая девочка.

Витя стал читать подписи к фотографиям и заметку. Это была перепечатка из американской газеты за 1961 год. Заметка сообщала, что в океане была подобрана без сознания американская школьница одиннадцати лет Терри Дюперо. Девочка, как оказалось впоследствии, пробыла в море около четырех суток. И все. Следующая бумажка оказалась листком календаря, под заголовком «Сила воображения». В нем сообщалось, что академик Понтрягин потерял зрение, когда ему было четырнадцать лет. А в 1962 году он получил Ленинскую премию. Как вы думаете, за что? За открытия в производстве, которого он никогда не видел! Вот какова сила его воображения. А потом приводились слова Ленина о фантазии: «Напрасно думают, что она нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Даже в математике она нужна... Фантазия есть качество величайшей ценности».

Это был полезный документ. Витя положил листок в карман.

Пусть теперь бабушка назовет его фантазером, когда он начнет придумывать!

Но все же это не имело прямого отношения к заметке о Терри Дюперо. Где было продолжение?

Может быть, в этих папках?

Странное обстоятельство.

А как же «Кон-Тики»?

«Назовите пароль».

Следствие начинается

Кап-кап-кап — застучало по крыше над головой и, внезапно налетев, загрохотала за окном осенняя гроза, с треском, сверканием молний и дробным стрекотом ливня.

Витя плотнее запахнулся в плащ-палатку. А та девочка была в океане во время шторма одна. Он представил себе, как катят в океане громадные серые валы один за другим, дыбятся и обрушиваются вниз. И стало даже как-то страшно... за Терри.

В пионерском лагере под Батуми, где он жил этим летом, ребят не пускали купаться во время шторма. На мачте поднимали шары; волны кидали спасательный катер как щепку. А Терри была на маленькой лодке четверо суток. Как же ее не захлестнуло? Это было очень странно.

Витя вытащил свою старую записную книжку, огрызок карандаша и сделал на чистом листке особую пометку — вопрос.

Неясно, например, как попала эта девочка на лодке в океан.

Почему погибли все, с кем она была?.. Иначе бы ее хватились, искали бы... А может быть, она сама уплыла в океан?

Может быть, Терри Дюперо захотела переплыть океан, как доктор Бомбар из Франции, который доказал, что можно прожить в океане без запасов пищи?

Тур Хейердал со своими товарищами переплыл же океан на плоту «Кон-Тики». Витин друг Мишка говорит, что это был плот из необыкновенных бревен. Но если человек трус, его хоть на непотопляемый крейсер посади, он все равно погибнет от страха, если попадет один в океан.

И доктор Бомбар тоже доказал, что потерпевшие кораблекрушение умирали не от голода, а от испуга. Пугались, что их не найдут.

А если человек сам решился переплыть, — значит, он поборол страх.

В заметке были слова, которые Витя вновь перечитал: «...девочка с лицом, на котором застыл страх». Значит, что-то произошло. Но что?

Витя освободил одну из папок и надписал на ней: «Как Терри попала в океан?» И внизу: «Случайность или преступление?»

Да, в самом деле, история мореплавания знает случаи, которые до сих пор остались необъясненными. Витя в свое время переписал в записную книжку факты, взятые им из газет и журналов:

«Февраль, 1948 г. Голландский пароход «Уранг Медан» из Молуккского пролива стал посылать сигналы: «SOS! SOS!» Погибли все офицеры и капитан... Возможно, в живых остался один я...» Потом последовало молчание, а затем радист отчетливо отстучал: «Я умираю».

Когда к пароходу подоспели спасательные суда, на судне не нашли ни одного живого существа. У всех погибших не оказалось никаких ран. Только на лицах было выражение ужаса. Небо в этом районе было чистым, море спокойным...»

Может быть, и здесь такой же загадочный случай? Но узнать об этом можно было, лишь разобрав все эти папки с вырезками и записками.

Витя присел на сундук и стал перекладывать листок за листком. Это были заметки: некоторые из советских газет, а большинство — из иностранных. К ним были подклеены написанные от руки переводы и фотографии… Вдруг он отложил бумаги, прислушался. Ему показалось, что кто-то возится у дверей чердака. Затем раздался условный стук. Витя проковылял к двери и запросил пароль. Ему ответили. Он отодвинул щеколду. Отбросив массивную дверь, на чердак ворвался Мишка.

— Витька! — закричал он с порога. И тут же стих, заметив на Вите плащ-палатку, а в руках какие-то бумажки. — Это что?

Витя подал ему вырезку с заметкой о Терри, и Миша пробежал ее глазами: происшествие явно заинтересовало его.

Витя тем временем подумал, что, может быть, вот так же разбираются в старых бумагах, разыскивая настоящего преступника, сыщики.

Там, в этом Майами, тоже был, во-первых, следователь. А следователь вообще-то почти как сыщик: следователь — преследователь. Во-вторых, это мог сделать тот, кто написал заметку.

— Дальше где? — спросил Миша.

Витя показал папки.

— Давай искать! — предложил Миша и тотчас присел на корточки. — Только с чего начнем?

В самом деле, с чего начинать следствие? Как Терри попала на яхту? Кто ее родители? Кто ее друзья? Но, может быть, у нее были и враги? Вероятно, надо было бы узнать сначала все это и побывать мысленно в том городе, где Терри раньше жила,

— Приступим, товарищ следователь, — пригласил Миша, когда Витя уселся на сундук. — Я буду искать только напечатанное на машинке и написанное от руки и буду давать тебе, а ты читай и говори — то или нет.

Миша зашуршал бумагами, изредка протягивая Вите то один листок, то другой:

— На, смотри.

Витя вдруг вспомнил, что ведь Мишка пришел к нему среди белого дня, и закричал:

— Мишка, ты же опоздал! Перемена-то, наверное, кончилась? Тебе же в дневник запишут. Давай беги!

Мишка бросился к дверям, на ходу сообщая, что сразу после уроков он вернется сюда на чердак, и пусть Витя пока разбирает, где «то» и где «не то», и с грохотом помчался вниз.

Конечно, может быть, другой с одного взгляда определил бы «не то» и отбросил бы. Но только не тот, кто спросит себя: «Как попали «ненужные» бумаги туда, где должен находиться «главный документ»? Случайно? А может быть, они каким-то образом связаны с «главным», может быть, именно в них — ключ к разгадке того «главного документа»?

Ведь может же получиться, что, даже обнаружив этот документ, нельзя будет еще крикнуть: «Это случайно!» Или наоборот: «Все ясно: это трусость! Это преступление!». Может быть, там и дальше будут только факты?

Прежде чем ответить твердо, кто виноват, — нужно будет найти причины.

Задавая эти вопросы, ты, читатель, возможно, тоже бережно отнесешься к каждому листку, попавшему в твои руки при поисках главного свидетельства.

И прочтешь так, как это делал сейчас Виктор Череменцев.

И будешь думать не только о том, чтобы найти то, что уличило бы Харвея, но и главным образом о том, как бы не обвинить невиновного. Потому что даже трудно было представить, чтобы такой парень вдруг стал преступником или трусом.

Первые сведения.

Семейная фотография.

Если представить себе...

Витя стал брать подряд лежавшие сверху газетные вырезки. На целом газетном листе он, вероятно, и не обратил бы внимания на то, что там было написано. А вырезанные в виде отдельных прямоугольничков, они притягивали к себе взгляд. Например, попалась заметка о том, что в Англии и в Америке, когда женщина идет наниматься на работу, она уж точно знает: хозяин ей будет платить меньше, чем мужчине, хотя бы работала в два раза лучше. Если не нравится — не надо: сколько хочешь безработных мужчин можно набрать.

Следующая заметка была тоже о женщинах. И тоже про такое, что нарочно не придумаешь.

В Швеции, оказывается, женщин, какой бы подвиг они ни совершили, не награждают орденами.

Судя по заметкам, которые Вите попались (он отложил их в сторону), там есть ребята прямо бешеные какие-то или ненормальные... Обращались они с девчонками как настоящие хулиганы. Один ученик средней школы в городе Форт-Гамильтоне в США поджег волосы девочке. В Нью-Йорке шестнадцатилетний хулиган с такой силой толкнул девочку, что сбил ее с ног — и она получила сотрясение мозга от удара головой об пол...

Разве не могло быть, что какой-нибудь такой мальчишка преследовал Терри, а она сказала: «Убирайся, я тебя не боюсь» — или вроде этого и он ей стал мстить?

В общем, и женщинам там приходилось несладко, и к девчонкам там тоже, видимо, относились так же.

Зато в их классе попробуй тронь девчонку, так потом хлопот не оберешься: и к воспитательнице потащат, и на сборе отряда разберут, и в стенгазету попадешь... Это каждый знает. И ничего удивительного: учителя — женщины, директор — женщина, доктор — женщина.

Одна, вторая, третья заметки — и все о женщинах в Америке, Англии, Франции. Возможно, вырезки были вместе собраны с какой-то целью. Во всяком случае, это следовало иметь в виду.

Потом он наткнулся на заметки о порядках в американских школах в больших городах и удивился: там в некоторых школах хозяйничали настоящие банды и всех ребят запугивали.

Витя потянулся за очередной вырезкой и увидел большой развернутый лист из журнала «Америка» на русском языке. На листе было много фотографий американских ребят, а в тексте, насколько он разобрался, бегло прочитав его, описывалась жизнь американских школьников в небольшом городке. Но, перевернув страницу, он обнаружил то, что превзошло все его ожидания. С фотографии смотрели мужчина, красивая женщина и двое детей. Подпись под снимком из американского журнала «Лайф» была напечатана на английском. Ее Витя довольно легко перевел (единственное, что он сейчас готов был открыто признать: старшая сестра Таня хорошо учила его английскому): «Семья инженера Артура Дюперо. Сфотографирована в своем доме в штате Висконсин перед отъездом во Флориду».

Девочке на фотографии лет шесть — семь. А сколько Терри? Витя заглянул в заметку. Ага, одиннадцать! Эта девочка была явно не Терри. Может быть, Терри фотографировала — и поэтому ее самой нет на снимке?

Витя разложил листки веером по крышке сундука, в центре поместил фотографию и рекламный листок, рассматривая их сверху, словно с самолета. Какие из них фактов могли иметь отношение к трагической истории Терри?

В самом деле, ведь Терри не жила сама по себе? Вокруг нее в городе происходили разные события. Какие-то из них могли иметь к ней отношение. А люди? Разве она не сталкивалась с ребятами в школе? Среди них могли быть всякие. И вообще — почему ее родители поехали во Флориду?

Тут могли быть разные причины. Все эти причины появились еще там, в городе, где жила Терри. Но разве не могло быть, что Терри едва не погибла в океане из-за событий, которые, возможно, произошли с ней еще до отъезда семьи Дюперо на юг? Вот если бы знать, что делала Терри в те дни перед отъездом...

Ну, а если попытаться вообразить себе так, как это делает сыщик или следователь? Вот лежат настоящие, сделанные в Америке рекламные объявления, и в них цветные фотографии симпатичных небольших городков. А разве все то, что Витя прочел, не могло иметь отношения к одному из этих городков, к его жителям? Нужно только попробовать все это связать с Терри. Представить себе хотя бы с того момента, как у себя в городе после школы она вернулась домой и... Или нет — она просто едет на велосипеде по улице — и...

В городке на берегу озера Мичиган.

Разговор с Магдой.

Куда поехать на отдых?

«Капелланы» не прощают

В американском городке на берегу озера Мичиган, расположенном неподалеку от границы с Канадой, почти все друг друга знают. Светловолосая стройная девочка лет одиннадцати то и дело здоровается со встречными взрослыми.

— Терри! Терри! Иди-ка сюда, — позвала ее, стоя у низенькой изгороди, подружка Магда. И когда Терри, сойдя с велосипеда, подошла к ней, сообщила: — Вчера вечером у нас в гостях были родители Жака Эванса, ну, у которых бакалейная лавка. Так вот, его отца тоже выбрали в школьный комитет, и он обещал уговорить остальных купить для нашего джаза новое банджо! Представляешь?

Терри присвистнула:

— Как здорово!

Магда тут же похвастала:

— А ма купила мне новое платье. Хочешь посмотреть?

— Конечно!

В комнате у Магды девочки примеряли обновку и обсуждали, какой цвет больше к лицу и какие у них в школе мальчишки.

Магда, подражая голосу классной воспитательницы миссис Беатрисы Клюбек — жены агента по продаже хозяйственных товаров, — заявила:

— Ах, милочка! Если говорить о подготовке к жизни — то девочке нужно хорошо танцевать, иметь привлекательную внешность и обладать хорошими манерами. В этом случае она может рассчитывать на удачное замужество. Конечно, если у нее приличное приданое.

— Да, да! — вздыхая, поддакнула ей Терри. — С мальчишкой все проще: от него не требуется красоты, нужно только, чтобы он умел зарабатывать. — И, вытянув лицо, она пробасила любимую поговорку мистера Джорджа Супера, директора школы: — «Каждый янки рожден для бизнеса!» Но вы знаете, наш старшенький все время читает книги. Мы очень огорчены, — поджала губы Терри. — У него совсем нет стремления стать бизнесменом. Ма думает, это он в своего прапрадедушку из Франции. Зато остальные дети у нас практичные, нормальные. Ах, мне пора домой! — Терри вскочила с ковра. — Я заболталась…

У калитки она вдруг сказала, понизив голос:

— Жалко, что я не мальчишка. Я бы тогда стала боксером и проучила бы Чарли Торнтона. Хотя его и мальчишки наши боятся. — Терри помрачнела.

— А ты? — спросила Магда. — Он говорит: если ты не будешь ему подчиняться, он тебе так отомстит…

— Пусть сначала научится плавать как следует, этот нью-йоркский задавала, — презрительно ответила Терри. — Вчера в бассейне он отстал от меня почти на полдорожки!

Терри вскочила на велосипед и умчалась, крикнув напоследок:

— Магда, приходи к нам вечером...

— Терри, дорогая, где ты была? — Мама, красивая, высокая, устанавливала в вазу свежесрезанные цветы. — Помоги мне скорее накрыть на стол. Понимаешь, Мери отпросилась у меня сегодня на полдня: приехал ее кузен с Юга.

— Сейчас, мамочка. — Терри побежала за тарелками и обеденными приборами. И тотчас явился Брайен.

— Хелло, Рене! — крикнул он. — Посмотри, что я тебе принес!

Из-за дома выглянула девочка лет семи, подстриженная под челку, в коротких штанишках-шортах.

— Иди сюда, — позвала она брата. — Я кроликов кормлю.

Терри вышла на крыльцо.

— Привет, сестренка, — поздоровался с ней Брайен покровительственным тоном. Терри ответила тоже небрежно. Она раздражалась, когда брат начинал разговаривать с ней так, словно нисходил до нее. А самому-то всего четырнадцать лет.

В руках у Брайена был «комикс» с новыми приключениями необыкновенного сыщика Кларка.

— Ма! Я встретил нашего воспитателя, — сообщил Брайен, войдя в дом. — Он сказал, что нам всем нужно опять явиться в психологический кабинет. Будут определять наши умственные способности и склонность к коммерческим делам. Но если у меня не окажется этой склонности? А, ма?

— Ты чувствуешь какую-нибудь другую склонность, сынок?

— Не знаю... Но, в общем-то, мне хотелось бы стать специалистом по приборам, как па.

— Конечно, это тоже неплохо. Но если уж быть инженером, то таким же выдающимся, как папа. И все же лучше бы иметь свое собственное дело — быть самому хозяином. А для этого нужно знать коммерцию.

— Папа пришел! Папа пришел! — закричала со двора Рене.

Отец Терри, мистер Артур Дюперо, вошел в столовую, неся на плечах Рене и пряча за спиной небольшой сверток.

После обеда мистер Дюперо переглянулся с женой и загадочно спросил:

— Ну что, Жанна, объявить?.. Так вот, первого октября мы все уезжаем во Флориду.

— Гип-гип-ура!!! — закричал обычно сдержанный Брайен.

Рене подошла к отцу, прижалась и спросила:

— Если мы поедем, у нас останутся еще деньги на бомбоубежище?

— Что такое? — отец обеспокоенно заглянул в лицо дочери.

— Да, — ответила Рене, — все девочки говорят, что атомная пыль — это больно. Я не хочу, чтобы нам было больно. Разве вы меня так мало любите, что не хотите построить бомбоубежище?!

— Откуда все это? — Артур Дюперо вопросительно посмотрел на жену. Та кивнула на телевизор.

— Господи, — усмехаясь, воскликнул мистер Дюперо, — в нашей семье никто не занимался политикой! И вот Рене стала политиком и... жертвой рекламы.

— Если бы меня выбрали президентом, — сказала Терри, — я бы запретила атомные бомбы.

Брайен насмешливо бросил:

— К сожалению, мисс, женщин и девчонок президентами не выбирают.

— Почему? — настаивала Терри.

— Да потому, что не женское это дело, — сказал брат. — Верно, па?

Мистер Дюперо согласно кивнул.

— Может, я и летчицей не смогу стать? Или капитаном корабля, да?

— Нет, почему же. Если тебе повезет — тебя возьмет в жены какой-нибудь миллионер, — ты купишь личный самолет и корабль. Тебе никто слова не скажет, управляй ими, пожалуйста, — снисходительно пояснил брат.

— Почему так нельзя, па? — упрямилась Терри.

Отец притянул ее к себе и серьезно сказал:

— Кто тогда будет ухаживать за мужем, детьми, вести хозяйство? — И тут же перевел разговор: — Но мы отвлеклись. Все-таки как мы проведем отпуск?

В эту минуту во дворе раздался голос Магды:

— Терри!

Терри выглянула и позвала:

— Заходи.

— Нет, я на минуту. Иди-ка сюда.

Когда Терри подошла, Магда сунула ей в руку записку:

— Прочти!

В записке коротко, печатными буквами, извещалось: «Терри Дюперо, первое предупреждение. Завтра положить 10 центов под большой камень на старой пристани. Капелланы». И нарисован был крест.

Магда виновато прошептала:

— Это Чарли велел отнести тебе. Он сказал, что, если я ему не буду прекословить, он станет моим покровителем. Знаешь, зачем ему деньги? Он хочет купить ружье. Выпишет его по почте из Техаса: там ружья продаются дешевле. Тогда будет держать под прицелом всех — и никто не осмелится ему противоречить… Терри снеси завтра эти деньги. Если не хочешь просить у мамы, я тебе одолжу, ладно?

— Не понесу! — упрямо отрезала Терри.

Девочки постояли молча, пока наконец Магда, опустив глаза, сказала:

— Я пойду, а то он ждет ответ. Там, возле нашего дома...

Терри медленно возвращалась в комнаты. Какое счастье, что они уедут отсюда. Не надо будет встречаться с этой гадиной Чарли Торнтоном — новым мальчишкой в классе, который все хвастает, какая у них была банда и что они вытворяли в его прежней школе в Нью-Йорке — там, где он раньше жил. Он уже однажды потребовал у нее десять центов, а когда она отказалась, показал ей исподтишка перочинный нож с открытым лезвием. Терри испугалась, но все же не отдала деньги. Тогда Чарли пребольно толкнул ее, но, увидев учителя, пробормотал угрозы и отошел.

Когда Терри возвращалась из школы домой с девочками с их улицы, Чарли подстерег ее возле аптеки, куда Терри с подругами хотела зайти, чтобы купить жевательную резинку. Чарли встал против нее, скрестил на груди руки и, покачиваясь на носках, потребовал:

— Ну что, отдашь деньги?

Испуганные подружки отошли. К счастью, Терри увидела на другой стороне улицы брата и крикнула:

— Брайен!

Чарли мельком оглядел коренастую фигуру подходившего подростка и отступил, бормоча: «Ничего, я тебя еще скручу. Мы с тобой и твоим братцем еще посчитаемся. Из Нью-Йорка сюда недолго добираться. Тогда поглядим. «Капелланы» не прощают...»

На следующий день он пригрозил ножом соседке Терри по парте — Магде — и отобрал у нее деньги, которые ей дали дома на завтрак. Магда плакала, но ослушаться не посмела. Мальчишки из класса делали вид, что это их не касается. А Магда оправдывалась перед Терри: «Чарли говорит, что по законам их банды он должен жестоко наказать всякого, кто откажется платить ему долг».

От невеселых мыслей Терри оторвал голос отца:

— Идемте, друзья, в сад: я покажу, что принес.

В саду отец развернул сверток — это был новехонький фотоаппарат. Когда все его осмотрели, отец предложил:

— Теперь давайте я вас сфотографирую.

Терри не хотела выпускать из рук чудесный прибор и закричала:

— Я! Я сфотографирую! Можно?

Мама посмотрела, улыбаясь, на отца, и он согласился.

Показав, как навести аппарат, мистер Дюперо поспешил усесться рядом с женой. В последнее мгновение Рене забралась ему на плечи. Брайен, утверждавший, что вряд ли у Терри получится снимок, присел на корточки.

Такими они и вышли на фотографии на фоне сада — веселыми, дружными, не чувствующими надвигающейся беды.

...Так ли все это было или по-другому, сейчас установить было затруднительно, тем более заочно. Но нужно очень внимательно прочитывать документы.

Вот, например, в подписи к снимку есть слова: «Перед отъездом во Флориду». Может, кто другой решил бы, что это какой-нибудь близлежащий город, где жила бабушка Терри. Но только не тот, кто внимательно слушает радио, читает газеты и тренирует память.

Слово «Флорида» несколько лет назад звучало почти в каждом разговоре, который вели мальчишки и взрослые. Потому что на свободную революционную Кубу собирались напасть американцы. Нападение это готовилось с Флориды — самой близкой к Кубе территории США...

Все это Витя отлично помнил, хотя с тех пор прошло больше двух лет. Помнил и то, что на Кубе не бывает холодов. А раз так, — значит, Флорида на юге?! Но когда ездят на юг всей семьей? Конечно, когда у родителей отпуск.

Нет ли оснований считать, что семья Дюперо направлялась во Флориду именно отдыхать? Конечно, пока не была найдена основная часть статьи о трагическом происшествии, трудно было утверждать, что Витино предположение абсолютно верно. Но оно было вполне возможно. Так же, как было возможно существование Чарли Торнтона и его участие в банде «Капелланов». Потому что перед Витей лежали листки с описанием нью-йоркских банд малолетних хулиганов — и название «Капелланы» повторялось очень часто.

Если предположить, что угроза Чарли Торнтона стала известна отцу Терри, он, конечно, захотел выяснить, кто такие эти «Капелланы» и чем они могут угрожать его дочке.

Пожалуй, мистер Дюперо все может разузнать в самом Нью-Йорке, у репортера, который в свое время написал книжку о всех этих бандах, — у мистера Аллена. Но для этого Дюперо нужно попасть в Нью-Йорк... Разве это невозможно?

В редакции.

Мальчик дает показания.

Что кричали разносчики газет

В один из последних дней сентября Артур Дюперо с семьей побывал в местном бюро путешествий. Перед ним разложили десятки многокрасочных рекламных проспектов, сложенных гармошкой. Миссис Дюперо склонялась к тому, чтобы провести отпуск в штате Нью-Йорк. В рекламном листке снимки показывали то зеленые склоны холмов над лесными озерами, то пенистый прибой и песок океанского пляжа. Отдых в долине на скотоводческом ранчо сменяло плавание на парусном боте. На нем можно было проплыть свыше пятисот километров по северным рекам и озерам.

— Мамочка, смотри, детская железная дорога! — закричала Рене.

— Где это?

— В Нью-Йорке, — ответил Брайен и, восхищенно поглядывая на снимок, где полуголый парень управлял яхтой, предложил: — Здорово было бы проплавать все каникулы на яхте.

— А ты, Терри, что предлагаешь? — спросил отец.

— Я бы хотела... Не знаю... просто плыть куда-нибудь, слушать музыку...

— Я хочу покататься на детской железной дороге, — заупрямилась Рене.

— Ну, — сказал мистер Дюперо, — предлагаю решение, которое устроит всех: мы едем во Флориду. Но сначала мне по делам придется заехать в Нью-Йорк и в Цинциннати. В Нью-Йорк полетим, там возьмем машину напрокат и покатим на ней.

— А почему сразу не на нашей?

— Так дешевле. Согласны?

Этот план был единогласно одобрен, и уже через несколько дней семья Дюперо остановилась в Нью-Йорке, в одной из гостиниц.

Пока мистер Дюперо ездил по делам, Жанна Дюперо с детьми осматривала город. Они побывали на детской железной дороге, в зверинце, катались на пароходе по заливу и осмотрели здесь огромную статую женщины. Ее называли статуей Свободы. Дети помнили, как учителя объясняли: эта статуя означает, что все в США свободны...

На второй день пребывания в Нью-Йорке мистеру Дюперо удалось встретиться с журналистом Алленом, которого он разыскал в редакции нью-йоркской газеты «Уордл-телеграмм». В комнате, где стучали телеграфные аппараты — телетайпы, сотрудники газеты склонились над ними, вылавливая интересные новости из разных концов света.

— Можно увидеть мистера Аллена?

— Эй, Джордж, с тобой хотят поговорить.

Один из журналистов оторвался от ленты телетайпа и повернулся к мистеру Дюперо:

— Слушаю вас. Ах, вот оно что. Ну что ж, я готов рассказать все, что мне известно об этом. Но будет ли это связано с вашей дочерью — не знаю. Я ведь не занимался ими специально. Я просто решил год поработать учителем в школе, чтобы понять, что в ней творится. Я поступил учителем в одну обычную школу в Нью- Йорке. — Мистер Аллен усмехнулся. — Мне пришлось нелегко во всех отношениях. Вы знаете, сколько мне платили? Как всем начинающим учителям, мне установили жалованье меньше, чем у сторожа зоопарка. Правда, если бы я проработал семь лет, мне бы повысили плату. Но и в этом случае я бы получал меньше, чем старший мусорщик. Это уму непостижимо, как учителя сводят концы с концами. Девять из десяти, проработав весь день в школе, вынуждены прирабатывать еще на стороне — официантами и надсмотрщиками на газопроводе... Вы думаете, это только мое мнение? — журналист взял со своего столика журнал «Коммонуэлс» и показал заголовок статьи: «Учитель стал в Америке самым дешевым человеком в стране». — Да, так вернемся к вашему делу.

Аллен достал из письменного стола папку с бумагами и, перелистывая их, пояснил:

— Тут у меня сведения о многих хулиганских шайках Бруклина —того района Нью-Йорка, где я работал. Они существуют там почти вокруг каждой школы. — Он вынул несколько напечатанных на машинке листков. — Вот взгляните, может быть, вы ищете этих?

Это был отрывок из протокола допроса одного ученика средней школы в Бруклине.

«Судья. Сколько дней ты присутствовал на занятиях?

Мальчик. В феврале? Ни одного. Вы спрашиваете, почему? В нашей школе есть банда. Она называется «Капелланы». Они подошли ко мне и спросили, где я живу. Я им сказал. Тогда они мне говорят: «Разве ты не знаешь, что тебе не следовало бы ходить в школу?!»

Судья. Эти «Капелланы» тоже не посещают школу?

Мальчик. Да. Но я не участвую в шайке. Они мне сказали, что раз я живу в Ред-Хуке, то я не должен ходить в школу, и спросили, понял ли я их. Я ответил, что не хочу с ними водиться. И потом каждый раз, когда я возвращался после школьного завтрака, несколько ребят подстерегали меня и говорили: «Выкладывай деньги!» — или что-то в этом роде. Они приходят с кинжалами. Когда идешь домой, они догоняют где-нибудь в закоулке и, приставив ножи и кинжалы, требуют денег. Мне не нравится, когда ко мне пристают, и потому я перестал ходить в школу. Я говорил обо всем этом учителю.

Судья. Кто главарь у этих «Капелланов»?

Мальчик. Не знаю, кто у них главарь, но одного из шайки я знаю. Этого парня зовут Король Джон. Он живет в Форт-Грин.

Судья. Уже третий школьник жалуется мне, что он не хочет посещать школу, так как не может себя защитить; третий на этой неделе.

Мальчик. Есть у нас еще одна банда — «Короны». Она действует не только в Ред-Хуке, но «Капелланы» сильнее их. Я не терплю эти шайки, потому что не могу от них защититься. Не буду ходить в школу.

Судья. А в какую школу ты бы не боялся ходить, если бы ты сумел наверстать упущенное?

Мальчик. В ремесленную школу. Она ближе к моему дому, и мне не придется бегать так далеко.

Надзиратель. Он просит, чтобы школьная администрация не позволяла этим бандитам появляться в школе.

Судья. В твоей школе много таких?

Мальчик. Они полные хозяева в школе. Они бесчинствуют в буфете, отбирают у ребят завтраки и еще много чего.

Судья. И много они там творят беспорядков?

Мальчик. Конечно.

Судья. А что они еще делают?

Мальчик. Родители обычно нам дают на завтрак пятьдесят пенсов; половину истратишь, а вторую половину они отнимают.

Судья. Эти ребята приносят ножи в школу, или они их где-нибудь прячут?

Мальчик. Они приходят в школу с ножами. Они приносят также самодельные пистолеты. Я очень боюсь, мне бывает страшно».

Аллен положил стенограмму допроса снова в папку.

— Теперь вы представляете примерно, на что способны эти малолетние хулиганы. О своих наблюдениях я рассказал в нашей газете «Уордл-телеграмм».

— Но почему же учителя не принимают никаких мер? — спросил удивленно мистер Дюперо.

— Милый мой, за пять лет из школ ушло искать другую работу триста пятьдесят тысяч учителей. Настоящих учителей не хватает. И на эту работу идут случайные люди. В результате в той школе, в которой я работал в Бруклине, многие ученики выпускного класса, по существу, оказывались малограмотными.

— Ого, ты опять оседлал любимого конька? — окликнул Аллена его сосед. — Вот послушай лучше, что делается в других странах. — И, перебирая ворох телеграфной ленты, стал вычитывать отдельные фразы:

«БРАЗИЛИЯ. В стране из каждых двух человек один не умеет читать или писать.

ГВАТЕМАЛА. Семь из каждых десяти человек в этой стране неграмотны.

ИРАН. На двадцать — двадцать пять деревень приходится лишь одна школа, да и в той в каждом классе по семьдесят — восемьдесят человек.

АФРИКА. Здесь из каждой тысячи человек девятьсот неграмотных. В двадцати двух странах тропической Африки семнадцать миллионов детей школьного возраста не посещают школу.

В девяноста семи странах мира половина населения старше пятнадцати лет неграмотна. Эти районы составляют половину поверхности земного шара, а их население — шестьдесят процентов населения Земли».

Журналист, сидевший впереди, воскликнул, обернувшись:

— Так что бывает хуже, дружище Аллен. И у нас вовсе не так уж страшно. Мы тоже учились в школах и выросли порядочными людьми.

— А другие выросли гангстерами, — насмешливо откликнулся его сосед. — Тебя это не беспокоит? А мне, например, не все равно, кем вырастет мой сын.

— Да, но писания Джорджа Аллена перепечатали в коммунистических странах... Неплохая реклама для нашей страны, а?

— Но он же не хотел...

Их прервал возглас:

— Джордж и Гарри, к шефу!

Журналисты поспешили на зов...

На улице мальчишки-газетчики выкрикивали, размахивая газетами:

— Последние новости! Последние новости!

— Перестрелка гангстеров в порту. Убиты прохожие!

— Министр юстиции заявил: «В Соединенных Штатах насчитывается несколько миллионов детей, которые не учатся в школе... Три миллиона взрослых никогда не учились в школе, а десять миллионов получили такое недостаточное образование, что они фактически остаются неграмотными».

— Последние новости! Космонавты предпочитают курить сигареты только фирмы «Кемпбел». В городе Форт-Райли в штате Канзас школа размещена в бывшей конюшне. В поселке в штате Айдахо под школу используется здание, которое так разрушено, что дети могут видеть небо через трещины в стенах. Местные власти приказали закрывать школу в те дни, когда дуют сильные ветры...

Мистер Дюперо возвращался домой встревоженный. Ему хотелось скорее увидеть Терри, детей, быть рядом с ними, чтобы, если потребуется, прийти на помощь. И вообще он решил, что им нужно поскорее уезжать отсюда.

Но его тревожило и другое: а если и у них в городке появятся подобные банды? Но кто попадает в них? Судя по тому, что рассказывал Аллен, — это дети бедняков.

Такси, в котором ехал мистер Дюперо, двигалось очень медленно: улицы были забиты множеством автомобилей, и почти на каждом перекрестке они надолго застревали. Мистер Дюперо разглядывал прохожих. Среди них было много детей, подростков, одетых пестро и плохо. Они брели стайками по тротуарам явно без какой-либо цели, ничем не занятые. А ведь в это время дети должны были находиться в школе…

Миллионы детей, научившись кое-как писать и читать, перестают ходить в школы. Чтобы учиться дальше после начальной школы, нужно платить. А если родители не всегда могут кормить досыта? И бредут они без цели, ничем не занятые, нищие и озлобленные. Кое-кто — если повезет — все-таки пойдет работать, а те, кто послабее духом, отчаявшись, станут настоящими бандитами-гангстерами.

Но мистер Дюперо думал сейчас не об этом. Он твердо решил завтра уехать отсюда. Нужно было только сегодня же взять напрокат автомобиль...

О чем рассказал Миша.

Кто же прав?

Кем они хотят быть?

Когда представляешь себе чужую жизнь, начинает казаться, что это все ты сам испытал. Только все-таки странно: неужели в тех школах мальчишки не могут сообща справиться с хулиганами?

Витины размышления прервал Миша. Он выслушал рассказ и, когда тот дошел до «Капелланов», перебил:

— Если бы нам каждый день по телевизору показывали всякие убийства, ты тоже неизвестно кем бы стал.

— Там даже многие ребята имеют свои ружья, — заметил Витя. — И там всем продают.

В самом деле, Витя мог бы документально доказать, что в США за деньги что хочешь покупают. Когда убили президента Кеннеди, один член конгресса выступил и сказал, что нельзя продавать оружие ребятам и бандитам. Тогда на него и на тех, кто был с ним согласен, обрушились газеты. «У нас свобода — и каждый может покупать что хочет. Каждый может продавать то, что ему выгодно».

— А в общем, — сказал Миша вдруг, — я думаю, что твою Терри никакая банда не трогала. Я даже уверен. Терри наверняка в частной школе училась. У них, кто посостоятельней, старается отдать ребят в частную школу и платит за это. У нас при царе тоже были такие школы. Помнишь «Белеет парус одинокий...», Петьки Бачея отец нанялся в такую школу учителем…

— Ты думаешь, — сказал Витя, — в такой школе не могут быть хулиганы?

— Их выгонят сразу. Иначе другие богатые не будут сюда отдавать своих детей.

— Ну ладно, вот скажи, кем бы ты хотел быть? — спросил Витя.

— Зачем тебе?

— Потом скажу… Ну, говори.

— Сам знаешь: космонавтом. Открыл бы новую планету. Ну и что дальше?

— Сейчас скажу. Вот это, — Витя показал печатные листки, — из книги «Дети говорят ужасные вещи». Ее написал американец. — Витя с некоторым трудом прочел непривычную фамилию — Линклетер. — Он задавал ребятам по телевизору всякие вопросы. Понял? Там есть такие ответы — нарочно не придумаешь. Слушай. — Витя прочел:

«— КЕМ БЫ ТЫ ХОТЕЛ БЫТЬ?

— Надсмотрщиком.

— Что тебя привлекает в этой работе?

— Он носится по цеху и дубасит всех.

— КЕМ ТЫ ХОЧЕШЬ СТАТЬ, КОГДА ВЫРАСТЕШЬ?

— Никем. Я не хочу расти.

— Это почему же?

— Я не хочу платить по счетам в конце каждого месяца.

— ЧТО ТЫ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ, КОГДА ВЫРАСТЕШЬ БОЛЬШОЙ?

— Я буду авантюристом. Я построю смешную машину у себя во дворе. Тогда я смогу подшучивать над людьми.

— Как она работает?

— Там есть проволока, о которую они спотыкаются. Потом они попадают на конвейер, который сбрасывает их в темную яму. А там я отбираю у них деньги.

— ЕСЛИ БЫ ЭТО БЫЛА ТВОЯ ШКОЛА, ЧТО БЫ ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ?

— Поджег бы ее».

— Что ж, по-твоему, там хороших ребят нет? Выходит, твоя Терри тоже такая же? — спросил Миша.

Витя примирительно ответил:

— Я этого не говорю...

Он действительно этого не думал. Просто ему было довольно странно слышать такие рассуждения от таких же ребят, как он сам, и чтобы такую ерунду еще печатали. Миша тоже помолчал, затем схватил вырезку с заметкой о Терри, прочел нужное место и сказал задумчиво:

— Если бы ей мстили за что-нибудь, то зачем бандитам нужно было ее увозить к этим... Багамским островам?

Витя довольно смутно представлял себе, на каком расстоянии Багамские острова от штата Висконсин, где жила семья Дюперо, и осторожно спросил:

— А ты-то знаешь, где они?

Миша ответил уверенно:

— В океане... Вот же написано. — Он показал на подпись под фотографией, где Терри была заснята на резиновой лодке, когда ее увидели с корабля.

— Ха-ха! — сказал Витя. — Между прочим, океан тянется от Америки до Владивостока.

— Это где-нибудь, может быть, возле Либерии... наверное? — сказал Миша. — Вот тут написано: «Девочку заметили с либерийского парохода». Ты знаешь, где Либерия?

— В Африке, кажется.

— Точно! Давай тащи атлас. Сейчас в два счета найдем эти самые Багамские острова.

— При чем тут атлас? — сказал Витя. — Просто нужно посмотреть в Большой Энциклопедии.

— Ладно, — согласился Миша. — Иди скорее. Ну, иди, иди. Я здесь покопаюсь, поищу, — глаза его забегали от предвкушаемого удовольствия.

Продается девочка.

Где штат Висконсин?

Как проехать на юг?

Витя лихорадочно листал Энциклопедию. Выудить нужные сведения оказалось не так-то просто.

Когда, наконец, он вновь появился на чердаке, Миша схватил его за руку:

— Слушай, я здесь такое нашел! Там продают в рабство детей!

— Где — там?

— В Африке и в...

Витя перебил:

— Так ведь...

Миша настойчиво потянул его к себе, не дал договорить:

— Тут такое... Никогда бы не поверил. — Он выхватил из пачки, которую держал в руках, листок перевода журнальной статьи и сунул Вите. Тот взял, скользнул глазами по строчкам:

«...В сопровождении суданца и моего телохранителя — шофера такси — я подъехал к небольшому домику на грязной окраине...

…Мы подошли к двери. Суданец постучал дважды, а затем три раза. За дверью я услышал шарканье ног, а затем сиплый голос спросил: «Кто там?» Наш гид ответил шепотом. Дверь открылась, и по одному мы проскользнули внутрь... Передо мной стояла огромная женщина... Она напоминала омерзительную жабу.

— Ему в дом нужна девочка, — сказал суданец.

По сигналу торговки гравюра на стене отодвинулась, и в комнату вошла девочка. Я с удивлением смотрел на рабыню, которой было не больше четырнадцати лет...

Толстуха заявила:

— Я возьму за нее пятьсот суданских фунтов. Она дочь английского офицера и арабской женщины. Скажи, что я могла бы продать ее вдвое дороже в Саудовской Аравии самому королю, если бы я могла ее туда транспортировать. Я не рискую только потому, что она почти белая...»

Белая девочка-рабыня! Неужели здесь окажется разгадка истории Терри?!

«В африканском порту Джибути я познакомился, — сообщал дальше автор, — с работорговцем-сомалийцем. Однажды он позволил мне присутствовать при продаже детей одному знатному сенегальцу.

В центре большой комнаты стояли двенадцать маленьких девочек... Две, тринадцати и десяти лет, почти наверняка были француженка и итальянка... У некоторых на теле были красные следы хлыста... Покупатель отобрал семь девочек... Затем он отобрал пять мальчиков десяти — двенадцати лет. Когда отобранных мальчиков повели, все они заливались слезами...»

Витя посмотрел на пометку, сделанную от руки: «Факты из книги Шон О’Каллахана «Работорговцы». Он это все видел сам в 1958 году».

Витя перевел глаза на вырезки из газет, которые ему дал Миша:

«Робин Моэм рассказывал в британской палате лордов, после своего расследования вопроса о рабстве детей, следующее:

— Я знал одного шейха, который отправился в Мекку с шестью детьми, а вернулся один: он использовал их как живые деньги».

— А почему же они не убегут? — вырвалось у Вити. — Сообщили бы полиции. И как они попали в рабы? Их украли, да?

— Не знаю, может, некоторых и уворовали, — сказал Миша. — Только тут написано, что их сами родители продают.

Этого Витя не мог себе представить, — чтобы родители продавали своих детей? И все для того, чтобы спасти себя от голода?!

— А если им нечем своего ребенка кормить, пусть лучше он помирает с голоду вместе с ними, да?

— Чего ты болтаешь? Разве настоящие родители так сделают? Один человек в Италии не мог найти работу, и ему нечем было кормить детей, так он объявление дал — свой глаз решил продать.

— Да?! — сказал Миша. — А вот здесь написано: во Франции один дядька тоже не мог найти работу, у него тоже были дети. Он открыл на ночь газ и сам себя и детей отравил насмерть. Ты не спорь. Давай, говорю, посмотрим, где Багамские острова.

Витя отдал ему атлас и свои записки. Из них следовало, что и Багамские острова лежали между семьдесят третьим и восемьдесят первым градусами западной широты.

Мальчики склонились над картой мира. Они двигались с севера

на юг вдоль семьдесят пятого и восьмидесятого меридианов.

— Вот! — закричал Витя, показывая надпись. — Багамская впадина.

Мишка скользнул пальцем чуть ниже и наткнулся на сами острова. Их много. Кругом океан — Атлантический. Совсем рядом он увидел большой остров с таким названием, что не выдержал и снова закричал:

— Витька! Витька!

Витя посмотрел и беспокойно заерзал. Действительно, совсем рядом с Багамскими островами лежал остров Куба. Значит, где-то рядом была и Флорида?

Нашел ее первым Витя: «Полуостров Флорида», — и вопросительно посмотрел на Мишу:

— Это же Америка!

От Багамских островов действительно рукой было подать до США. Миша положил пальцы, сверил по масштабу внизу карты и объявил:

— Двести пятьдесят километров, не больше. Ну и что?

— Значит, ни из какого рабства Терри не убегала, — сказал Витя. — И никто ее не крал...

Но когда в руки ребят попали некоторые вырезки из американских и итальянских газет, и они прочли листки с переводами, Витя призадумался.

«К пустынному берегу в Мексиканском заливе подошел американский грузовой пароход, — начиналась статья из американского журнала. — И тотчас из засады выскочил катер американской полиции. Полицейские поднялись на судно и бросились обыскивать все закоулки. Они искали контрабанду: корабль пришел из Европы. В одном из трюмов обнаружили 22 ребенка. Их купили в Италии и Франции, чтобы перепродать в Америке и хорошо заработать на этом...»

В заметке из итальянской газеты сообщалось, что в Италии поймали одного жулика — Джамбальво. У него был целый трест. И даже свой священник. Они вывезли в Америку пять тысяч итальянских детей. У родителей победнее покупали ребенка по двести долларов, а продавали в Америке в десять раз дороже. На черном рынке.

— Что это — черный рынок? — спросил Витя.

— Не знаю. Ну, наверное, где жулики торгуют.

— Терри не могла попасть на этот рынок. Она же не из Европы, а американка.

— Хо-хо! Ну и что? Еще как могли украсть. Не таких еще воруют. Вот, на, читай, пожалуйста:

«...У известного американского певца Фрэнка Синатры, миллионера, в одно из воскресений украли сына. В понедельник утром Синатре позвонил неизвестный и потребовал выкуп — двести сорок тысяч долларов. Три дня похитители возили сына Синатры в багажнике автомобиля и, только получив деньги, выпустили. Полиция вскоре поймала воров. Они оказались новичками в широко распространенной доходной профессии — воровстве детей ради получения выкупа».

— Понял? Давай лучше дальше про эти острова поищем…

— Да подожди ты с островами, — не сдавался Витя. — Лучше скажи, где штат Висконсин?

— А при чем Висконсин?

— Да?! — сказал Витя. — В штате Висконсин, в США, жила Терри!

Он потянул к себе атлас. Раскрыл его на странице «Соединенные Штаты Америки».

Водя пальцами по карте, они натыкались на самые различные названия, но не на Висконсин. Только когда совсем отчаялись, Витя вспомнил, что в заметке было сказано о границе с Канадой и каком-то озере. Новые поиски привели их на крайний север США, к берегам озера Мичиган.

Миша присвистнул:

— А мы вон где искали! — и провел рукой в сторону Южных Штатов, прилегавших к Флориде. — Это же, наверное, тысяча километров от ее дома, не меньше.

Витя смерил по масштабу — оказалось больше двух тысяч километров.

Как же Терри отсюда попала на юг? Во-первых, не следует забывать, что она, как мы предполагаем, могла вначале побывать в Нью-Йорке, а уже затем выехать дальше на юг. Те, кто умеет водить машину и у кого она есть, обычно ездят на юг на своих машинах. Значит, и Дюперо действительно могли взять в Нью-Йорке машину напрокат и поехать на юг?

Миша не стал спорить, но предложил проложить на карте возможный маршрут поездки.

Все пути во Флориду из Нью-Йорка вели через Алабаму и другие штаты. Витя не раз слышал их названия, только сейчас не мог вспомнить, в связи с чем. Но по дороге (а ехать им наверняка предстояло дня три-четыре) Дюперо должны были останавливаться в городах. И если не «Капелланы», то какие-нибудь другие подобные типы могли же им встретиться? В конце концов, сына того певца украли тоже не в Нью-Йорке, а где-то в другом городе. Выследили и украли прямо из гостиницы... Написано же было, что там много таких банд... Может быть, отец Терри их накрыл, когда они хотели украсть кого-нибудь из его детей, и передал в полицию. Вот они и решили его выследить и отомстить... Могло же быть и такое?.. Только нужно было поискать среди вырезок названия этих штатов по дороге на юг из Нью-Йорка. Узнать какие-нибудь особенности... Тогда гораздо легче представлять себе любые случаи.

Таких вырезок оказалось много. На одной была карта, и через все Южные штаты проходила надпись: «Черный пояс».

Потом они наткнулись на снимки под заголовками: «Город отчаяния и гнева».

«Яд каждый день!»

Мелькали названия, только что перед этим найденные ими на карте США, — «Алабама», «Луизиана», «Джорджия».

Мальчики, прижав плечо к плечу, читали не отрываясь.

— Слушай, Миш, — сказал Витя, — может быть, Терри тоже вмешалась в это дело?..

— Ну, Терри девочка. А вот ее брат Брайен вполне мог бы...

— Слушай, а может, их отец был честный человек и раньше воевал против фашистов? Когда они ехали через эти города, не выдержал и...

Мальчики начали связывать прочитанное с судьбой членов семьи Дюперо, представляя их честными, справедливыми людьми, каких в Америке не так уж мало...

Драка на улице.

Гибель Джеймса Пауэлла.

«Большое спасибо, сэр!»

На следующий день после встречи с Алленом семья Дюперо на автомашине выехала из Нью-Йорка, чтобы продолжить поездку на юг.

Близился вечер. Они ехали по забитым автомобилями улицам огромного города, по-прежнему оглушенные непривычным грохотом, мимо гигантских, в десятки этажей, небоскребов, мимо распластанных чуть ли не на квартал витрин универсальных магазинов...

Свернув в боковую пустынную улицу, Дюперо остановил машину и вместе с женой и Рене вошел в небольшой продовольственный магазин. Терри и Брайен на тротуаре подпрыгивали и приплясывали, пытаясь размять ноги после долгой езды.

Красивый мальчик-негр, чуть повыше Терри, глядя на них, остановился на мгновение и тотчас отлетел в сторону. Перед ним стояли два белых парня лет по четырнадцати.

— Извините, сэр, — издевательски сказал один. — Мы, кажется, толкнули вас?

Мальчик ненавидяще смотрел на них, но молчал.

— Смотри, он не желает отвечать мне. Ах ты, противная черная рожа, чуть не сбил нас с ног и еще задирается!

Один из парней снова пытался толкнуть мальчика-негра, но тот с силой отбросил его руку, хрипло сказал:

— Отстань!

— Ах, ты драться лезешь! — закричал белый мальчишка, целясь в живот негритенка, взмахнул ногой, но тот ловко увернулся. Тогда оба белых бросились на него. Мальчик отчаянно и молча отбивался.

Терри вспомнила Чарли Торнтона. Видимо и эти такие же хулиганы. Может быть, из той же банды. Как они набросились на негритенка без всякого повода! Такие могут убить. Она бросилась к дерущимся:

— Перестаньте сейчас же! Оставьте его в покое. Он ничего вам не сделал!

— Ты что лезешь? — повернулся к ней один из белых мальчишек с искаженным от злобы лицом. — Может, ты его невеста? — Он грязно выругался.

— Эй, ты, не тронь ее, слышишь! — вмешался Брайен и поспешил на помощь сестре. Второй мальчишка тем временем, изловчившись, ударил негритенка ногой в живот.

Рядом, взвизгнув тормозами, остановилась у тротуара легковая машина, выкрашенная в коричневые и черные полосы. Водитель выставил лысую толстую голову и заорал:

— Так его, ребята! Ниже, ниже пояса цельтесь. Небось к белой девчонке подкатывался... Ишь черномазый! Эх, у нас на Юге с ним бы давно кончили... Эй, эй, чего вы между собой?! — закричал лысый и вывалился из машины, увидев, как Брайен кинулся с кулаками на обидчика Терри. Из магазина вышли родители. Мальчишки-хулиганы отбежали и остановились невдалеке, ожидая, когда Дюперо уедут, чтобы расправиться с негритенком. Тот еле держался на ногах. Терри бросилась к отцу:

— Па! Давай увезем его с этой улицы, а то они снова набросятся на него.

Отец явно колебался, не зная, что предпринять, когда в разговор вмешался владелец полосатой машины:

— С вашего позволения, сэр, меня зовут Лайл Фэлпс из Бирмингема, — представился он Дюперо. — Добрый день, — и он поклонился миссис Дюперо. — Я здесь проездом и сегодня удираю к себе. А вы, я вижу, местные, — показал он на номерной знак автомобиля. — Нет? Издалека?

Услышав ответ, заохал:

— С самого что ни на есть Севера? Бр-р... А куда? Ну, у нас, на Юге, вы отогреетесь.

— Па! — Терри тронула отца за руку, напоминая о своей просьбе.

— Сэр! — воскликнул мистер Фэлпс, утирая капельки пота на лысине. — Сэр! Вы, конечно, не возьмете этого черномазого в машину?

— В чем дело, мистер Фэлпс? — чуть надменно, но спокойно спросил Дюперо.

Терри, следившая за ним, обрадовалась. Она знала: отец, совсем как маленький, терпеть не мог, когда ему пытались указывать, и становился ужасно упрямым. Но Терри видела, что он еще колеблется. Но опять вмешался мистер Фэлпс.

— Я к тому, — начал тот горячиться, — что нельзя подавать дурной пример вашим детям. Этих черномазых нужно держать на своем месте. Уж я-то знаю. У моего деда их было три сотни на плантации... А вы на Севере…

— Благодарю за совет, — произнес Дюперо и повернулся спиной к Фэлпсу. — Дети, в машину! — распорядился он и, усаживаясь за руль, окликнул негритенка, наблюдавшего то за мальчишками на углу, то за Фэлпсом: — Эй, парень! Подойди сюда.

Когда мальчик, волоча от боли ноги, приблизился, Дюперо, словно нехотя, сказал:

— Полезай в машину.

Никто из них уже не слышал, как мистер Фэлпс бормотал угрозы и, выхватив блокнот, записал номер машины Дюперо.

— Ты что же полицейского не позвал? — спросила Терри у мальчика, когда машина тронулась.

— Полицейского? — Мальчик посмотрел на нее недоверчиво, но, видимо, понял, что она спрашивает искренне, и хмыкнул: — Он бы мне помог, как же, — дубинкой по голове.

— Ну что ты болтаешь зря! — неодобрительно оборвала Терри.

— Зря?! — большие глаза мальчика прищурились. — А Джеймса Пауэлла из нашей школы в Гарлеме кто застрелил? Полицейский Гиллиген. Вот кто!

— За что?

— Никто не знает. Летом было. Дворник поливал деревья возле нашей школы. Ребята на перемене стали дразнить этого дворника и баловаться. Подошел человек обыкновенно одетый, никто и не догадался, что это полицейский. Потом он выстрелил в Джеймса раз, два и убил наповал.

— Прямо вот так, возле школы? — ужаснулась Терри. Она представила себе, что вместе с Магдой дразнит их школьного дворника — и полицейский стреляет в нее. Это казалось таким нелепым…

— Так может поступить только бандит, — сказала она.

Замолчавший было мальчик отозвался:

— За убийство Джеймса полицейского не посадили даже в тюрьму. Вот если бы он белого парня застрелил, его бы сразу на электрический стул — и готово.

Терри услышала восклицание мамы, сидевшей впереди рядом с отцом:

— Просто не верится, что это Нью-Йорк!

Терри взглянула в окно и тоже удивилась: не было ни небоскребов, ни шикарных витрин. Они ехали по улице с ветхими трущобными домами, с канавами, до краев наполненными нечистотами. Возле канав играли чернокожие дети. По тротуарам шли только негры.

Мимо машины проплывали пивные, церкви, убогие лавчонки.

— Это уже не Нью-Йорк? — спросила Терри.

— Нью-Йорк, — сказал мальчик. — Гарлем. Это наша Восьмая авеню.

— Ты здесь живешь?

— Где же еще?

— Я думала, — там, где ты дрался.

— Ну да! Ты откуда свалилась?

— А что?

— Кто же там сдаст комнату неграм?.. Там живут только белые... Ты откуда приехала?

Мистер Дюперо остановил машину.

— Ну, парень, теперь ты, кажется, в безопасности.

— Да, сэр, — весело ответил мальчик. — Большое спасибо, сэр. — И выскочил из машины. Но тут же сунул голову в открытое окно у заднего сиденья и, обращаясь к Терри и Брайену, сказал серьезно:

— Если вы когда-либо попадете в передрягу здесь, в Нью-Йорке, езжайте сюда в Гарлем и спросите на Сто шестнадцатой улице Джима Генри — это меня. И я не я буду, если не выручу вас. — Он приветливо махнул рукой мистеру Дюперо.

Автомобиль дал газ, развернулся. Через несколько минут они вновь были на обычных улицах города белых.

Позади, словно мираж, остался район трущоб, зловония, нищеты.

Район, куда загнали и не выпускали людей с черной кожей, кем бы они ни были — бродягами, рабочими или великими учеными.

В городке, где жила Терри, было совсем не много негров. Они работали грузчиками, кондукторами, служанками, прачками. У них была своя церковь, и Терри никогда не задумывалась, где они живут, почему в их школе нет ни одного учителя-негра или ученика-негра. Просто не думала — и все. Дома об этом взрослые тоже не говорили. Девочка, может быть, забыла бы и о происшествии с Джимом Генри, и о Гарлеме, если бы, покинув Нью-Йорк, они не въехали вскоре в Южные штаты.

На чьей стороне Терри?

Снимки с юга

Хотя Витя и предположил, что Терри вступилась бы за мальчика-негра, но, в общем-то, особой уверенности в этом у него не было. Разве только то, что Терри родилась и выросла на самом севере США. В тех штатах издавна находили помощь и укрывались негры, бежавшие от рабства на Юге. Об этом писала еще госпожа Бичер-Стоу в своей ставшей известной всему миру книге «Хижина дяди Тома». Она сама была тоже из Северных штатов и переехала в Южные штаты, чтобы помогать таким же благородным людям переправлять беглецов-негров через северную границу в Канаду.

Возможно, и в душе Терри горел тот же огонек. Но если она по-настоящему готова была выступать за справедливость по отношению к неграм, то ей должно было быть несладко. У ее родителей могли быть в этом случае основания для серьезного беспокойства за нее.

Уже то, что в самом большом городе Америки — Нью-Йорке — неграм не давали жить на тех улицах, где проживали белые, и заставляли селиться всех вместе в одном негритянском районе, разве уже это не напоминало того, что было связано с именем фашистов?

Но фашисты никогда не щадили тех, кто выступал за справедливость. Вот и в «свободной» Америке, того и гляди, на тебя кинутся обычно смирные лавочники, депутаты, полицейские только за то, что ты вступилась за человека с черным цветом кожи. И всюду после этого, куда бы ты ни поехала, на Юге найдутся у тебя враги — те, кто возненавидит тебя, как «защитницу черномазых».

Это был какой-то дикий мир, похожий на джунгли, где только вырвешься из одной опасности, как тебя уже подстерегает другая.

Что же на самом деле произошло с пассажирами яхты «Блюбелл»? Какая подлость совершена по отношению к семье Дюперо? И не могли ли оказаться причастными к ней расисты?

Об этом заставляли думать многие факты, рассказанные в печати самими американцами — писателями, журналистами, фотокорреспондентами, некоторыми членами конгресса.

Подобные подозрения могли возникнуть и у Вити с Мишей. Тем более, что именно по их предположениям путь семьи Дюперо лежал во Флориду через «черный пояс», через бывшие рабовладельческие штаты, где во многих городах число жителей-негров превышало в два, а то и более раз число белых. Но там, несмотря ни на что, белые продолжали обращаться с неграми как с рабами.

Если бы мальчишки могли очутиться сами в этих штатах, кое-кому из расистов пришлось бы наверняка испытать неприятности. Не может честный человек спокойно наблюдать подлости. Но сейчас у ребят была одна задача — представить себе, что могло произойти с Терри в Южных штатах, — проверить свои, надо сказать, вполне оправданные подозрения.

И они двинулись вместе с семьей Дюперо по дорогам Юга, наблюдая за ними со стороны, с трудом удерживая себя от желания вмешаться в события.

Джон Гриффин стал негром.

Черная девочка идет в школу.

Сражение

На огромном поле, мимо которого проезжали Дюперо в тот вечер, шли, не разгибая спин и не останавливаясь, батраки-негры в соломенных шляпах. Больше всего было женщин. И детей. Таких, как Терри и Рене. Какой-то белый человек верхом на лошади объезжал плантацию...

— Я устала, — пожаловалась Рене.

— Ничего, доченька, скоро мы перевалим горы и подъедем к самому морю.

Долина, куда они спустились с гор, была вся в зелени. На заправочной станции, где Дюперо остановились купить бензин, хозяин, увидев номерной знак их автомашины, заглянул внутрь. Терри удивленно спросила:

— Что вы ищете?

— Смотрю, не везете ли с собой черную свинью. Вы, нью-йоркцы, на все способны. Мы здесь, на Юге, люди откровенные, простые. Мы не любим тех, кто заигрывает с черномазыми...

В небольшом городке, где они решили остановиться на ночлег, белый служитель, прикрикнув на негра-носильщика («Ну, ты, черная обезьяна, пошевеливайся!»), весьма неохотно сообщил, что есть свободные номера. Подозрительно взглянув на кинокамеру, висевшую через плечо у мистера Дюперо, служитель, обращаясь к какому-то жильцу, заявил многозначительно:

— Тут недавно одного газетчика с Севера вздули так, что будет долго помнить. И кинокамеру сломали...

— Да, я читал, — отозвался лениво жилец. — Это того, который защищал черномазых?

— Да, да...

Назавтра, едва Дюперо отъехали от городка, мотор их автомобиля стал работать с перебоями и вскоре совсем заглох. Оказалось, что из бака непонятным образом вытек весь бензин.

Вблизи не было видно ни одной автозаправочной станции. Пока мистер Дюперо оглядывался, возле них остановилась автомашина. Водитель, человек с открытым взглядом на интеллигентном лице, спросил:

— Что случилось?

И тут же предложил:

— Давайте, я дам вам немного горючего, хватит дотянуть до ближайшей заправочной.

Терри вертелась возле мужчин, пока те переливали бензин. Затем мужчины присели отдохнуть, закурили. Того, кто их выручил, звали Джоном Гриффином.

Мимо них на велосипеде проехал мальчик лет семи. Он вежливо приподнял шапку и спросил: «Извините, вы не видели, не проезжал здесь в повозке старый нигер?» И, не получив ответа, отъехал, с удивлением оглядываясь. Гриффин, глядя ему вслед, мрачно заметил:

— Не удивляйтесь, у нас здесь, на Юге, уже вот таким, — он показал на удаляющегося мальчика, — внушают презрение к людям с черной кожей. А что чувствуют негры? Чтобы знать это, нужно пожить среди них.

Отец сказал, подумав:

— Но с белым человеком негры вряд ли будут откровенны и разговорчивы. 

— Да, вы правы, — ответил мистер Гриффин. — Я тоже думал об этом. И, знаете ли, однажды получил возможность побыть в шкуре негра.

— Каким образом? — удивился отец, а Терри даже приоткрыла рот.

— Не верите? Могу рассказать. Теперь это уже многие знают. Так вот! Однажды, попрощавшись с женой и детьми (их у меня трое), я сел на самолет, который летел в Новый Орлеан. Там прямо с аэродрома направился к знакомому профессору-дерматологу и посвятил его в свои замыслы. Профессор согласился мне помочь. Я поселился у него. И вот наступил час, когда профессор торжественно произнес:

— С этого момента вы перестали существовать как белый.

Я взглянул в зеркало. На меня внимательно смотрели глаза незнакомого пожилого негра с бритой головой и морщинками вокруг большого рта...

Пришлось снять каморку без окон в третьеразрядной гостинице.

Перед сном решил выйти в город и поискать закусочную для негров. Миновав несколько улиц, остановился перед французским рестораном, в котором несколько дней назад коротал вечера, слушая джаз и попивая коктейль.

«Эй ты, черномордый, собачья голова!» — Я вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Ко мне приближался здоровенный малый с засученными рукавами. Я поспешил прочь. Однако парень не думал отставать. Он шел сзади и осыпал меня непристойными словами. Во мне закипела злость. Пройдя два квартала, я свернул в узкую улочку. Она была совершенно пустынна. Тогда, резко обернувшись, я засунул руку в карман пиджака: «А ну, подойди поближе, шакал, сейчас я с тобой расправлюсь». Парень остановился в нерешительности, размышляя, как поступить. Сердце мое бешено стучало. Не помню, как очутился на Джексон-сквер и сел на свободную скамейку. Сейчас же с соседней поднялся пожилой джентльмен.

— Было бы лучше, если бы вы подыскали какое-нибудь другое место для отдыха.

— Да, господин.

С трудом поднявшись, я угрюмо побрел к выходу из сквера. 

Когда шел по улицам, в меня запускали гнилыми мандаринами и вслед улюлюкали. Всюду мне отказывали в устройстве на работу. Встречаясь с неграми, я видел затравленные взгляды малышей...

Мне удалось узнать все, что я хотел. Нервы мои были натянуты до предела. Запершись в номере небольшой гостиницы в Монтгомери, я начал вновь волшебное превращение — на сей раз из черного в белого.

За провизией выходил в город, когда на небе появлялись звезды. И вот однажды я узнал в зеркале старого знакомого Гриффина, покрытого слоем красивого бронзового загара.

И все-таки что-то отличало его от прежнего Гриффина. Глаза! Раньше они искрились жизнью. Теперь в них прибавилась грусть. Та самая вековая грусть, которую я не раз подмечал у негров.

...Терри внимательно рассматривала нового знакомого. Человек, который мог изменить цвет кожи по своему желанию! Ей ужасно хотелось сейчас же рассказать об этом маме, Брайену. Но она боялась упустить еще что-нибудь интересное и продолжала сидеть, не отрывая взгляда от рассказчика.

Отец, помолчав, сказал:

— В общем, все это, конечно, свинство. Но президент обещает провести закон о равноправии негров с белыми. Вы, наверное, знаете...

Гриффин склонил голову набок, сказал:

— Есть решение правительства, чтобы детям негров разрешили учиться в одних школах с детьми белых. Вы знаете, как оно выполняется?

Он не договорил. Открытая машина с несколькими парнями притормозила возле них, и один пьяным голосом закричал:

— Эй, ребята, поехали с нами в Новый Орлеан.

— А что там?

— Повеселимся. Черномазые нос задирать стали...

— Нам не по пути, — сказал мистер Дюперо.

Незнакомцы проехали, выкрикивая нелестные слова по адресу оставшихся.

Гриффин стал прощаться:

— Пожалуй, я поеду... в Новый Орлеан.

Они распрощались.

Позже Терри случайно узнала, что Джон Гриффин — писатель, и обо всем, что с ним произошло, когда он изменил цвет кожи, он рассказал в книге.

В тот день Дюперо решили не ехать дальше: Рене раскапризничалась — ей, видимо, нездоровилось.

Семья без приключений добралась до ближайшего городка Атланта. В пустынном холле второго этажа гостиницы работал телевизор. Было около девяти часов утра. Шел фильм. Терри и Брайен остановились посмотреть.

На экране кто-то мчался на лошади, отстреливаясь, кого-то душили. Вот один из героев занес нож...

— Терри! Брайен! Пойдемте! — позвала мама.

— Мамочка, можно, мы посмотрим еще? — взмолилась Терри. —Мы так давно не были в кино…

— Хорошо, но сначала умойтесь. Брайен пусть сходит в аптеку.

Когда Терри примчалась в холл, телевизор по-прежнему работал. Терри примостилась на подоконнике открытого окна, но кино уже кончилось. Только диктор непрерывно оповещал:

— Сейчас мы начнем передачу из Нового Орлеана. Наши телекамеры уже на месте. Внимание! Включаем Новый Орлеан.

Тотчас же в холл ворвались нечеловеческий, жуткий вой, визг, вопли. На экране телевизора бесновалась толпа белых. Видны были искаженные злобой лица, разодранные в диком крике рты. Операторы повернули камеру, и телезрители увидели ту, против которой была направлена ярость толпы, — крошечную негритянскую девочку с косичками. В одной руке она держала портфель, в другой — букетик осенних цветов.

Толпа, размахивая палками и кулаками, преграждала ей путь. Диктор пояснил, что все это происходит перед одной из школ Нового Орлеана. Что в толпе те, кто не хочет допустить обучение детей белых и негров в одной школе, хотя суд разрешил это. Она — одна из четырех негритянских девочек, которые решились пойти в школу для белых. Полицейские едва сдерживали толпу. В девочку полетели комья грязи и плевки. В ее удивленных, широко раскрытых глазах мелькнул ужас.

Ее окружили полицейские и повели сквозь толпу к школе. Она была так мала, что едва доставала головой до пояса офицера, который держал ее за руку. Ступеньки лестницы, ведущие к дверям,

оказались высокими для нее, и она поднималась по ним боком, как это делают маленькие дети. На мгновение обернулась, и зрители снова увидели в ее заплаканных глазах ужас и немой вопрос: «За что? Что я им сделала?»

Терри поежилась: зачем девочка продолжает ходить в эту школу, если ей страшно?.. Очень нужно переживать! Терри подумала, что ни за что не стала бы себя так мучить...

Диктор, заканчивая передачу, говорил с экрана:

— Как бы там ни было и что бы ни утверждали коммунисты, у нас в Америке каждому предоставлена полная свобода...

Тут же выскочила певица и запела песенку о том, что, если хочешь иметь белоснежную кожу, покупай мыло только фирмы «Крусто». Началась реклама. Терри спрыгнула с подоконника. Внизу послышались мальчишечьи голоса. Терри прислушалась.

— Эй, Джо, чего ты опаздываешь?

— Телевизор смотрел. Пошли? 

— Сейчас! У меня шнурок лопнул на кедах, надо перевязать.

— А ты не опоздал?

— На второй урок пойду. Обойдется.

— Я тоже скоро буду ходить в твою школу, — сказал тот, кого звали Джо.

— Ну да?! Ох, и шуму будет... Но ничего, я с тобой, ты не бойся, — сказал второй.

— Я и не боюсь, — ответил Джо. — Сейчас по телевизору показывали совсем маленькую второклашку. Она год уже ходит… И я тоже докажу...

— Вот проклятый шнурок, — сказал второй мальчик. — Рвется и рвется.

— Давай помогу, — сказал Джо.

— Ничего, я сам, только дай нож.

— На.

Оба молчали. Потом Джо сказал:

— У меня двоюродная сестра в Литл-Роке тоже второй год пошла в школу для белых. Этим летом я у них был. Ее зовут Минниджен Браун. Она мне свой дневник показывала. Там такое записано...

— Что?

— Один белый мальчишка из того класса, куда ее посадили, в столовой вылил горячий суп ей на голову. Она чуть не сошла с ума от боли. А многие девчонки называли ее «черной обезьяной» и все время смеялись...

— Того мальчишку наказали?

— Ничего ему не сделали...

— Я бы ему выдал — будь здоров!

— Я теперь всех белых ненавижу!! Кроме тебя, — сказал глуховатым голосом Джо.

— А мой отец уважает твоего отца. Он говорит, нельзя о людях судить по цвету кожи...

— Мой тоже так говорит, а я все равно ненавижу белых. Они же все завистливые, нахальные, вредные, как... гангстеры!

— Да нет, Джо, вот увидишь, у нас в классе еще есть несколько сто́ящих парней, — словно оправдываясь, сказал второй.

— Увидишь, как они в кусты спрячутся, если меня приведут в ваш класс. Ну, готово у тебя? — все еще раздраженно спросил Джо.

— Пошли!

Терри тотчас перевесилась через подоконник, но успела заметить только спины двух мальчиков, судя по росту, лет двенадцати, и их головы — пепельно-черную и рыжую.

Терри понеслась вниз по лестнице, выскочила на улицу. Ей так хотелось увидеть лица этих ребят, что она бегом пустилась за ними. Догнав, прошла мимо, словно торопясь, и собиралась оглянуться, когда чуть впереди из дверей кафе на улицу с криками и руганью вытолкнули двух негритянских девушек. Вслед выскочил здоровенный детина с багровым лицом и заорал, брызгая слюной им в лицо:

— Что, равенства захотели?! Это читали? — Он ткнул толстым пальцем в табличку на дверях кафе: — «Только для белых!»

Вокруг собралась толпа гогочущих парней и раскрашенных девиц. Кто-то крикнул:

— Оставь им отметину, приятель, чтоб не лезли, куда не следует.

Подошли два дюжих полицейских.

— Эти, что ли, хулиганят? — спросил один, указывая на негритянок. Не дожидаясь подтверждения, под улюлюканье толпы полицейские потащили девушек за собой.

Из кафе, видимо преодолев чье-то сопротивление, выбежала белая девушка, бросилась к полицейским с криком:

— Вы не смеете их бить! Они ничего дурного не сделали!

— Ты что? Коммунистическую агитацию разводить будешь?

— Эй, Майкл, чего ты с ней разболтался? Захвати и ее. Там разберемся.

Верзила полицейский, которого звали Майкл, грубо скрутил девушке руки и скомандовал:

— Иди вперед!

Вблизи послышался мерный топот многих десятков ног. Толпа зевак насторожилась. Кто-то удивленно и испуганно вскрикнул:

— Гляди, гляди!

Терри оглянулась. К ним приближались, шагая по пять человек в ряд, человек сорок негров и белых. Они несли плакаты: «Негры такие же граждане Америки, как и белые!», «За подлинную свободу!», «Нет — расовой дискриминации!»

От колонны демонстрантов отделились несколько негров и белый. Все они были одеты в старую военную форму, на груди у них были прикреплены ордена и медали. Такие же Терри видела у отца, и мама очень гордилась ими: отец получил их, когда воевал против фашистов. Бывшие фронтовики подошли к полицейским. Белый сказал сдержанно:

— Отпустите их. Мы их знаем. Они ничего плохого не могли сделать.

— Проходи, проходи, — сказал злобно верзила.

Но демонстранты окружили их и освободили девушек. Терри видела, как полицейский Майкл выхватил пистолет, но его выбили у него из рук.

На помощь полицейским поспешили парни из кафе. Кто-то заорал: «Звоните в полицию. Это бунт! Скорее!..»

Отовсюду сбегались прохожие и присоединялись к противникам демонстрантов. На помощь толпе уже спешили полицейские с собаками на длинных поводках. Негры и их белые товарищи стали отбиваться.

Терри отступила вместе с ними и неожиданно для себя, разозлившись на полицейских, науськивавших на негров собак, тоже стала кидать горстями песок в лица преследователям. Один из них, отплевываясь заорал:

— Ах ты, проклятая вошь! Да я тебя сейчас раздавлю!

Это был мистер Фэлпс, человек, встреченный в Нью-Йорке. Он замахнулся палкой. Белый мужчина (это был тот фронтовик,

который уговаривал полицейского отпустить девушек) ударил его наотмашь по лицу.

— Фашистская сволочь! И с детьми воюешь! — выкрикнул он в ярости.

На него кинулись сразу трое. Отбиваясь от них, он отступал к ближайшему дому, прикрывая собой Терри. А Фэлпс, отбежав в сторону и держась за щеку, визжал:

— Не выпускайте их обоих, это красные. Подстрекатели!

Рычали специально обученные псы, норовя вцепиться в горло людям с черной кожей. С воем подлетали все новые и новые «джипы» с полицейским подкреплением. На негров и тех, кто их поддерживал, наваливались кучей и, скрутив, бросали в полицейские машины…

Защитник Терри выхватил револьвер — преследователи отшатнулись. А он потянул Терри за собой, вбежал в ближайший двор, захлопнул калитку, набросил засов и поспешил к противоположному забору. Под возмущенные и испуганные восклицания хозяйки и крики преследователей, требовавших открыть калитку, он посадил Терри на забор, выходивший на соседний двор, перемахнул его сам и, сняв девочку с забора, выбежал с ней на другую улицу...

Если бы не африканцы...

Щелчок затвора

Совсем еще недавно Витя и Миша прочитали почти всю серию книг американского писателя Фенимора Купера о приключениях знаменитого охотника-следопыта Натаниеля Бумпо: «Шпион», «Последний из могикан», «Кожаный чулок». Ребята воображали себя то смелыми и трудолюбивыми пионерами — первыми белыми поселенцами Америки, приехавшими из Англии, Франции, то мужественными коренными жителями — индейцами, краснокожими. Это им принадлежали прерии и леса от Флориды до Висконсина. Вместе с индейцами оба мальчишки защищали эту землю от вооруженных винтовками белых авантюристов, нанятых белыми богачами. Вместе с индейцами ребята защищались лишь стрелами и копьями. Тогда погибли миллионы краснокожих американцев... Сделать их своими рабами белые не смогли.

На листках в руках Вити были обычные печатные буквы, из которых складывались слова, но чем дальше Витя их читал, тем яснее видел перед собой то, о чем они рассказывали.

Он видел США, какими они были триста лет назад. Земли лежали невспаханными. Кругом были леса и топи. Первые поселенцы с огромным трудом расчищали небольшие клочки земли, чтобы прокормить свои семьи.

Многие бежали в Америку от своих хозяев, у которых они были сами рабами. Но приезжали и такие, кто мечтал разбогатеть. Они захватывали огромные участки земли. Чтобы корчевать лес, сеять хлеб, им нужны были дешевые работники. Сотни огромных парусных кораблей устремились из Европы к берегам Африки. Вооруженные ружьями пираты набрасывались на мирных чернокожих жителей прибрежных деревень и, связав, гнали, как скот, на корабли. Может быть, это были охотники или землепашцы, может быть, известные врачи или хитроумные строители. Но их предков — нынешних американских негров — торговцы «черным товаром» загоняли в трюмы, перевозили в Северную Америку и продавали в рабство. Негры-рабы строили города, собирали хлопок, прокладывали железные дороги, создавали нынешние Соединенные Штаты Америки. Всюду вместе со взрослыми трудились негритянские дети... И по-прежнему над ними издеваются, их притесняют.

На снимке, перепечатанном из американского журнала, горел крест. На фоне его стояли люди в средневековых балахонах с капюшонами.

— Это про что? — спросил Миша.

— Про Ку-клукс-клан.

...Сто лет назад, в 1866 году, в США бывшие рабовладельцы создали тайное общество под названием «Ку-клукс-клан». Говорят, так клацает затвор винтовки, когда загоняет пулю. Эта банда начала запугивать негров, чтобы держать их в покорности и повиновении. Негров, которые требовали к себе человеческого отношения, они убивали, вешая без суда. Многих предавали средневековому «суду божьему»: не выдержит — значит, виноват, и опускали руки негра в кипяток, прикладывали к его телу раскаленное железо, бросали в мешке в воду...

Если бандиты ловили убегавшего от них негра, они отрубали у него руку, заявляя, что это необходимо им для снятия оттисков с пальцев.

Ку-клукс-клан называет себя «невидимой империей» во главе с «императором», «имперским магом» и «советом вождей». Кто побогаче или больше всего старается, тем присваивают звания «мудрецов», «драконов», «циклопов», «титанов». В обычной жизни это лавочники, чиновники, которых все в городе знают как мирных, семейных людей.

Их знак — огненный крест. Когда Ку-клукс-клан зажигает крест, нужно ждать погромов, насилий, убийств.

Но куклуксклановцы не боятся, что их арестуют как бандитов. Эта организация не запрещена в США. Ее не преследуют: нередко под балахоном куклуксклановца может оказаться губернатор или начальник полиции, да и сами их хозяева — капиталисты.

Такие, если решат мстить, не пощадят и такую девочку, как Терри. Если их жертве удастся ускользнуть от них, они настигнут ее даже в море. Ведь с ними заодно может оказаться и капитан корабля... Или они могут его подкупить...

Витя теперь в этом нисколько не сомневался. Только ни он, ни Миша не могли понять, как в стране, которая воевала с фашистами, могут разгуливать свободно свои же фашисты? 

Как бы ты поступила?

Снова со своими.

Огненный крест

Проплутав по улочкам города, фронтовик привел Терри к небольшой гостинице. Прежде чем войти, приказал:

— Приведи себя в порядок.

От быстрого бега Терри раскраснелась, волосы ее растрепались, а платье оказалось порванным на спине.

— Зови меня дядей Вилли, — сказал человек. — И скажи, как тебя зовут. Терри? Ну ладно, идем.

Они чинно вошли в вестибюль. Здесь он взял ключ от своего номера и, сказав, что случайно встретил племянницу, прошел с Терри к себе.

— Тебя не ушибли? — спросил он, собирая вещи в небольшой чемодан.

— Нет.

— Ты где живешь?

— В гостинице.

— Ты не здешняя? — Вилли перестал укладывать вещи.

Терри пояснила ему, как она случайно попала в свалку, и сама спросила:

— Вы тоже приезжий? Вы специально приехали драться с полицией за негров?

Мистер Вилли улыбнулся.

— Нет, — сказал он, продолжая собираться, — я не из драчунов. Я приехал встретиться с моим другом Сэмом. Мы с ним уговорились еще на войне: если вернемся живыми, встречаться в этот день каждый год. С ним и с нашими ребятами из взвода — они здешние. Ну, пришел я из плавания и сразу махнул сюда. А мне говорят: Сэм в больнице, его ранил полицейский; Томми в тюрьме, его обвинили в неуважении к закону за то, что он хотел сесть в автобус на свободное место для белых. И все потому, что они негры. А то, что они воевали за Америку, — это, мол, к делу не относится. Когда ребята сегодня собрались и пошли требовать для себя человеческих прав, скажи, разве я не был бы последней свиньей, если бы не пошел с ними? 

Терри попробовала представить себе, пошла бы она сама или нет, но у нее никогда не было приятелей среди негров, и поэтому промолчала.

Но Вилли настаивал. Он прошел в ванную и оттуда спросил:

— Все-таки как бы ты поступила?

— Не знаю, — искренне сказала Терри.

— Э, да тебе тоже, наверное, внушили, что «бог создал негра для того, чтобы он был слугой вашим». Нет? А мне внушали, когда я еще был таким, как ты. И ты думаешь, я не верил этому? Верил! Как же не верить, если так говорят дома, так утверждает учитель, об этом напоминает священник. В книжках, которые мне покупали, негры всегда были глупыми, злыми и смешными. Мне всегда хотелось их задирать, и меня злило, когда негр осмеливался говорить со мной независимым тоном, как будто он был таким же человеком, как я. Ведь я-то знал, что это не так. Это было во мне почти до самой войны, когда я увидел людей, которых немецкие фашисты держали в концлагерях, за проволокой, как скотину: французов, чехов, поляков, евреев, русских, таких же белых, как я. Но фашисты и их тоже называли «низшей расой». Совсем как у нас — негров. Вот тогда-то я стал кое-что понимать по-настоящему...

Звонок телефона заставил Терри вздрогнуть. Мистер Вилли вышел из ванной переодетый в гражданскую одежду и взял трубку. Переговорив с кем-то, он посмотрел на часы и предупредил:

— Через пять минут за мной приедут ребята на машине и отвезут на аэродром. Они говорят, что полиция меня уже разыскивает. Ну и пусть ищет, верно, Терри? По дороге я тебя завезу в твою гостиницу. Как она называется?

Терри даже стало жарко: ей показалось, что она забыла название. Но тут же, вспомнив, облегченно вздохнула и выпалила:

— «Голубая стрела»!

— Ладно, — сказал Вилли. — Ребята, наверное, знают, где она расположена.

Терри вдруг неожиданно для себя спросила:

— Почему все-таки не любят негров?

— Ну, а как ты думаешь? — спросил в свою очередь Вилли.

Терри сказала, рассуждая вслух:

— Есть, наверное, плохие люди и есть хорошие. Разве не так? — с обычной прямотой спросила Терри.

Вилли покачал головой:

— Может, все гораздо сложнее? Вот ты представь себе. Из каждых десяти американцев один — негр. И вот десять этих американцев приходят наниматься ко мне на работу. Если я хозяйчик, о чем я думаю? Ну-ка, попробуй представить себе. Ага, думаю я, один из них не похож на остальных? У него черная кожа. Отлично. Значит, можно считать его не таким, как остальные. Лучше? Еще чего — ведь я-то хозяин и я белый! Значит, он хуже. Раз так — зачем мне его брать на работу? Но я «добрый». Возьму его, но на самую черную, самую грязную работу, на которую с неохотой идут белые. И так как я «спас» его от голодной смерти (я же мог бы его не взять, и никто другой тоже), то он должен быть мне благодарен и не возражать, если буду платить ему хотя бы половину того, что от меня потребовали бы белые. Но если на меня будут работать сто негров, сколько я выгадаю денег? Негров в Америке знаешь сколько? Двадцать миллионов. Представляешь, сколько на них наживают хозяева! Дай неграм такие же права, как белым, — они же захотят получать столько же, сколько и белые. Разве хозяевам это выгодно? Они все будут делать, чтобы не допустить этого. Будут всем внушать, что негры неполноценные. И тебе тоже, — Вилли поглядел на часы и взялся за чемодан. — Пойдем, — позвал он Терри.

У подъезда гостиницы их ждала закрытая автомашина. За рулем сидел негр. Он удивленно посмотрел на Терри, но ничего не сказал. Едва они сели, как машина рванулась с места.

— Дик! — окликнул Вилли шофера. — Нам еще нужно завезти эту девчушку к ее маме. Она справедливая девочка...

Дик спросил название гостиницы и улыбнулся:

— Это здесь рядом, — и почти мгновенно остановил машину.

Прямо перед ними была гостиница. У входа стоял Брайен.

— Где ты бродишь? — спросил он сердито у Терри. — Папа уже хотел тебя искать.

— Ничего, с ней все в порядке, — сказал Вилли, и машина умчалась.

— Кто это? — спросил Брайен.

— Мистер Вилли, — ответила на ходу Терри и помчалась наверх в номер. Здесь, не ожидая расспросов, она рассказала встревоженным родителям все, что с ней произошло.

Мать притянула ее к себе:

— Как ты неосторожна, Терри!

— Я думаю, Жанна, не уехать ли нам отсюда сегодня; переночуем в другом городе, — сказал сурово отец.

— Хорошо. Вот только Рене проснется, и я соберусь…

Они выехали после обеда. Сумерки захватили их еще в городе. Сразу же за городом они попали в автомобильную «пробку». Впереди едва двигался целый поток легковых автомашин. Часть из них стала сворачивать на боковую дорогу. Сверившись с картой, Дюперо поехал за ними: дорога считалась объездной и должна была вывести потом снова на основную магистраль. Но уже через несколько километров они вновь попали в затор. Часть машин впереди съезжала с дороги на большой луг, где расположились многочисленным стадом автомашины различных марок. Остальные машины на дороге не двигались, закрыв проезд.

Мистер Дюперо с досадой вышел из машины, чтобы посмотреть, нельзя ли их объехать. Терри выскочила за ним, с любопытством осмотрелась. Многие из тех, кто приехал на машинах, одеты в белые балахоны, словно привидения. На головы у них натянуты капюшоны с прорезями, сквозь которые мрачно поблескивали глаза.

Всюду на подступах к лугу стояли вооруженные полицейские. В машинах и на лугу расположились не только мужчины. Терри услышала, как существо под одним из балахонов женским голосом позвало:

— Питер, мальчик мой, не уходи далеко.

Существо в балахоне ростом с Терри ответило послушным голосом:

— Хорошо, мама.

В это время на сиденье шикарной автомашины с откинутым верхом взобрался какой-то тип. Кругом зашумели, заговорили.

— Это «великий дракон»!.. Нет, это «мудрец»...

— Это мистер Стоунер из Джексонвилл, — сказал кто-то невдалеке. — Он настоящий южанин.

Стоунер, подпрыгивая на сиденье автомобиля, истерично вопил:

— Наше правительство заигрывает с черномазыми. Оно разрешило детенышам черномазых учиться с нашими детьми. Но мы не допустим! — Он взвизгнул. — Это коммунисты стремятся уничтожить Америку. Они хотят влить в наши вены африканскую кровь... Черномазый хорош только тогда, когда он мертв... Тут, наверное, затесались газетчики с Севера. Смотрите, мы привели сюда своих детей! Пусть они слышат все!

Его сменил грузный человек с зычным голосом:

— У нас в штате двести восемьдесят семь тысяч негров школьного возраста. Только одиннадцати из них удалось проникнуть в школы для белых.

— В Южной Каролине двести пятьдесят девять тысяч школьников, а вместе с белыми учатся только десять.

— Пусть правительство принимает законы, а мы не дадим распускаться черномазым! — орал толстяк.

— В глазах бога не является грехом убить негра, так как негр — это все равно что собака, — елейным голосом заявил очередной оратор.

— Ой, это же наш священник Гаррисон! — восторженно воскликнул балахон рядом с Терри. Тотчас люди вокруг завыли, завопили, погасили фары машин. Во тьме вспыхнул огромный крест. Из-под балахонов появились автоматы, винтовки с оптическим прицелом. Воющая и истерично кричащая вооруженная толпа в кровавом отблеске огня была страшна. Полицейские, стоявшие невдалеке, орали вместе с толпой:

— Линчевать негров! На сук черномазых!

Отец схватил Терри за руку.

— Куда ты опять ушла? — сказал он вполголоса и сердито. — А ну в машину!

С трудом объехав прямо по полю преграждавшие им путь автомобили, они выбрались на магистраль. Дюперо облегченно вздохнул.

— Какое мрачное зрелище, — сказала мама.

— Этот Ку-клукс-клан — жестокая организация, — ответил отец.

— Почему ты так нервничал? Мы ни с кем не имеем здесь ничего общего.

— Ты не заметила. Возле нас сидел в полосатой машине один тип. Он все время присматривался к нам. Потом, когда зажгли фары, я его узнал. Помнишь южанина из Нью-Йорка? Ну, когда мы еще подвезли негритенка…

— Да, да.

— Так вот, мне показалось, что он опознал нашу машину... и нас. Когда он куда-то скрылся, я постарался уехать.

Отец настороженно заглянул в боковое зеркальце: в нем была видна дорога позади. Их догоняли, разрастаясь, огни какой-то машины. Отец посуровел, резко увеличил скорость. Машина со свистом пролетела мимо рекламных щитов, домиков, придорожных кафе, огромных плакатов: «Добро пожаловать во Флориду!»

Кажется, уж не раз слышали и читали мальчишки о трудном и позорном положении негров в Америке. И сейчас они представляли себе Терри в южных расистских штатах, ничего не выдумывая, а только на основе сообщений, найденных в газетных и журнальных вырезках. Все же им как-то трудно было представить себе, что, если бы у них самих был не белый, а черный, красный или желтый цвет кожи, ребята из их школы стали бы к ним относиться хуже. Пожалуй, в этом случае, может быть, наоборот, кое-какие грехи сходили бы им с рук легче, чем если бы они оставались с белой кожей. Ведь так, наверное? А в остальном никому никогда из мальчишек и девчонок не пришло бы в голову, что они все не равны между собой.

А если бы в каком-нибудь классе и нашелся бы такой тип, который стал бы упрекать человека за небелый цвет кожи или за то, что он не русский, так уж он это делал бы с оглядочкой, исподтишка.

И нетрудно представить, какой разговор у него произошел бы с Витей, Мишей и всеми остальными ребятами из класса, для которых нет более ненавистного и презренного слова, чем фашист.

Может, потому Витя испытывал почти физическую боль, когда читал строки из подлинного дневника школьницы-негритянки Минниджен Браун из американского городка Литл-Рок.