Итак, Павел Игнатьев стал частным лицом и превратился в изгнанника. Началась его нелегкая жизнь в эмиграции. Жить ему оставалось всего тринадцать лет. В России вовсю полыхала Гражданская война. Сразу же стал вопрос о переезде матери братьев Игнатьевых — Софии Сергеевны в Париж. Первоначально их хлопоты успехом не увенчались, как об этом свидетельствует выписка из Протокола совещания в Службе национальной безопасности Франции от 21 марта 1919 года В ней говорится:
«Семья генерала Игнатьева находится в Одессе. Она нежелательна во Франции. Не было сделано никаких возражений относительно ее переезда в Константинополь.
Полковник Константен»[150]
В декабре 1919 года Контрразведывательная часть особого отделения отдела Генерального штаба Военного управления при Главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России составила доклад о действиях матери Игнатьевых с января 1918 по 20 декабря 1919 года. Приведем его полностью.
20 декабря 1919 год
«В начале 1919 года в Новороссийск из Киева через Одессу прибыла графиня Игнатьева с дочерью. Владелица крупных поместий, очень богатая старуха Игнатьева — религиозная ханжа, еще в мирное время собирала вокруг себя большое общество, объединяя его вначале на почве религиозной, а позже с появлением на свете Распутина — и на почве политической. Она первая в массе окружавших ее монашек, странников, приживалок обнаружила Распутина и пустила его в ход, используя впоследствии для своих целей. По политическим взглядам графиня Игнатьева принадлежит к группе монархистов явно германофильской ориентации.
С падением Распутина и возникновением большевизма деятельность графини как будто несколько приостанавливается, но после того как германскими войсками была оккупирована Украина, графиня появляется в Киеве и начинает интенсивно работать, объединяя германофильские круги русского общества.
Занятие Украины Петлюрой и приближение большевиков заставили графиню уехать из Украины в район Добровольческой армии в г. Новороссийск. Здесь в тылу Добровольческой армии по мере усиления ее мощи и развития ее успехов усиливается деятельность графини, чтобы к моменту развязки иметь в наличии достаточные средства для проведения в жизнь своих планов.
Работа гр. Игнатьевой в Новороссийске идет по трем направлениям:
1. Не сочувствуя идеям Добрармии, графиня привлекает к себе большинство гвардейских офицеров как наиболее годный материал для агитационных целей, главным образом, армии ген. Врангеля, старается внушить им мысль о необходимости восстановления монархии и создания союза с Германией.
Для укрепления первой мысли муссируются слухи о недоброжелательности отношения со стороны командования (главным образом, со стороны генерала Романовского) к гвардейскому офицерству, являющемуся носителем монархических идей, а посему — нежелание его и постепенное истребление на фронте. Искусственно сеется антагонизм между русским офицерством и казачеством путем распространения слухов о скверном отношении Донского и Кубанского правительств к русским офицерам, а также и со стороны казаков в казачьих войсковых частях.
Для укрепления второй мысли объектом агитации является только Англия, так как известно, что после эвакуации Одессы французы симпатиями русского офицерства не пользуются, и единственным соперником Германии является Англия. Почему много говорится о захвате англичанами Закавказья и южного побережья Черного моря путем скупки частновладельческих земель, фабрик, заводов и других предприятий, о создании и поддержке сепаратных, враждебных России государств и о корыстной помощи англичан Добрармии? О Германии умалчивается или, переходя к роли ее в деле помощи России, тонкими намеками дается понять, что Германия, оказывая поддержку Украйне, не преследовала исключительно корыстных целей и если вывозила хлеб, то только в виду крайней необходимости.
2. Объединяя различные монархические, германофильские круги на Юге России, гр. Игнатьева поддерживает связи с центром монархических организаций, находящимся в Константинополе. В состав этого центра, тесно связанного с международной организацией монархических партий, входят: генерал барон Каульбарс, князь Гагарин, Василий Павлович Всеволожский, Константин Иванович Щегловитов, граф Бобринский и др. Для информации мнения Европы в желаемом для себя духе монархический центр предпринял организацию своего телеграфного агентства при участии журналистов: князя Трубецкого, Филиппова, Брешко-Брешковского, князя Голицына, Бобринского, Бу-товича и др.
Для сношений с центром гр. Игнатьева пользуется поездками «своих людей». Так, сравнительно недавно выехала в качестве курьера баронесса Фиркс. Являются ли курьеры постоянными или же для сношений пользуются лицами случайными, пользующимися доверием, можно установить лишь путем непрерывного и продолжительного наблюдения.
Монархический центр в Константинополе имеет связь с организациями на Севере (Марков 2-й — в Финляндии).
3. Более продолжительное наблюдение могло бы почти с достоверностью установить связь гр. Игнатьевой с Германией»[151].
Из этого документа следует, что и деникинская контрразведка считала Софью Сергеевну лицом, прогермански настроенным. Понятно: раз она — убежденная монархистка, значит, должна быть сторонницей кайзера Вильгельма II. Жизнь, однако, скоро внесла коррективы в это поверхностное заключение. В ноябре 1918 года в Германии произошла революция и кайзер Вильгельм II бежал в Нидерланды. Надежды русских монархистов на возвращение Романовых на российский престол с помощью немцев оказались иллюзорными. В лагере русских монархистов возник глубокий раскол.
Что же касается самой С. Игнатьевой, то ее главной мечтой было воссоединиться с сыновьями, остававшимися в годы второй русской Смуты в Париже. В конце концов ей вместе с дочерью удалось прибыть в Париж через Константинополь с другими русскими беженцами и воссоединиться с сыновьями. Удалившись от дел, П. Игнатьев вместе со своими друзьями обосновался на ферме при замке Валадьер, неподалеку от г. Гарш, который находится на северо-востоке от Парижа. В 1920 году французская газета «Эксельсиор» опубликовала «Беседу с графиней Игнатьевой на молочной ферме в Гарше». В ней, в частности, говорится:
ГОНИМЫЕ БОЛЬШЕВИЗМОМ
ТРУДНОЕ ВРЕМЯ ВЫНУЖДАЕТ РУССКОЕ ДВОРЯНСТВО В ИЗГНАНИИ ТРУДИТЬСЯ СВОИМИ РУКАМИ
Работы, которым предаются граф Игнатьев, князь Лещинский, князь Борис, княгиня Мещерская, полковник Скуратов, князь Дадешхилиани, князь Кудашев, полковники Дорошевский и Пац-Помарнацкий, генерал Николаев, герцог Лейхтенберг-Богарне.
Во время революции французское дворянство нашло убежище в Англии и Германии. Вышеперечисленные лица, находящиеся в эмиграции, лишенные своих доходов и пенсий, постов и наград, пытаются заработать на жизнь трудом. Известны великие имена Франции, носители которых служили в качестве учителей фехтования, танцев, хороших манер, преподавателями французского языка, рисования и философии, музыки; они работали секретарями, управляющими имениями и даже плотниками, сантехниками, изготовителями ковров и т. д.
История вечно повторяется. Большевизм поставил русское дворянство перед той же необходимостью работать собственными руками во Франции и Англии. С восточным фатализмом, свойственным славянской расе, наши бывшие друзья и союзники, изгнанные со своих земельщш должностей при царском дворе, акклиматизировались во Франции, где ищут средства пропитания и возможность применения своим рукам.
Поскольку вчера был прекрасный воскресный день, а пылающий асфальт побуждал парижан искать тенистые укрытия в Сен-Клу, мы сели на поезд до Гарша, где граф Игнатьев и несколько его соотечественников, все ветераны войны, решили организовать образцовую молочную ферму.
Граф Павел Игнатьев отсутствовал. Однако мы были приняты самым любезным образом его матерью графиней Игнатьевой, урожденной княжной Мещерской, которую кое-кто счел бы одной из великосветских дам XVIII века, что более были озабочены улучшением своих земель, нежели своими прическами, напудренными а ля фрегат, убийственными мушками, пышными балами и придворными интригами.
— Очень любезно со стороны «Эксельсиора» проявить заботу о нас, — говорит нам графиня Игнатьева на чистейшем французском языке. — В Гарше, на крохотной ферме, которую мы арендуем, мы делаем в миниатюре то, что делали при правлении русских царей, где мы были средними землевладельцами.
Специальностью нашей семьи было производство швейцарских сыров. У нас было стадо от 400 до 500 голов крупного рогатого скота и около двадцати рабочих лошадей. Мой сын Павел был гусарским полковником. Но он такой же хороший работник, как и солдат, хотя учился в самых крупных университетах и получил диплом Военной академии в Петербурге.
Мы ведем нашу ферму на русский манер. В начале у нас были некоторые просчеты из-за заболеваний животных, которые вынудили нас расстаться с дюжиной прекрасных коров. Но благодаря уходу нам удалось справиться с эпидемией. Тридцать наших коров в великолепном состоянии здоровья, упитаны, надои от них в количественном и качественном отношении весьма удовлетворительны.
Графиня с самой милой на свете грацией показывает нам свое владение. Молочная ферма и стойла, организованные на русский манер, похожи, если мы не ошибаемся, на французские стойла и молочные фермы. Заботливая хозяйка царит в помещениях, где перерабатывается молоко. А во дворе куры и стаи желтых цыплят клюют крошки, утки что-то ищут в лужах навозной жижи. Животные прекрасно себя чувствуют. Кто-то из нас восхищается образчиками наших знаменитых пород скота.
ВИЗИТЫ
Мы удивлены всем увиденным во время инспекции. Бывший капитан императорской гвардии Троекуров от всего сердца смеется над мотивами нашего визита:
— Вас удивляет, что мы завершаем нашу карьеру ручным трудом? Но все русские эмигранты во Франции работают как в своих личных интересах, так и в интересах всего общества. Я — служащий банка и только что провел выходные дни в деревне.
— Не будет ли нескромным, господин капитан, спросить у Вас, какие профессии практикуют Ваши товарищи и насколько они считают себя удовлетворенными своим трудом?
— Князь Лещинский является, как и я, служащим, князь Борис и княгиня Мещерские занимаются живописью и декором. Их работы выставлялись в нескольких крупных салонах. В этом году они сделали ремонт в наших комнатах.
Многие наши товарищи применяют в промышленности свои технические знания. Замечательный инженер полковник Доро-шевский вместе с несколькими русскими офицерами руководит небольшим заводом по производству и ремонту автомобилей. Полковник Пац-Помарнацкий содержит небольшой гараж и ремонтную мастерскую. Генерал Николаев прекрасно водит грузовой автомобиль в Париже. У нас есть товарищи, которые являются простыми таксистами…
Я забыл упомянуть герцога Лейхтенбергского-Богарне, у которого сельскохозяйственное имение под Туром, и князя Канта-кузина, потомка византийских базилевсов, а также его друга графа Ниерота, великолепного охотника на оленей, которые уехали в колонии на поиски плодородных целинных земель.
Все при деле. Графиня долго потешается над нашим изумлением:
— Может быть, вы думаете, что мы работаем для смеха? Вовсе нет! Здесь мы встаем на рассвете и принимаемся за дело. Мы собственноручно доим коров вместе с нашими рабочими, которые потом завтракают вместе с нами. Вот портрет графа Павла Игнатьева в парадном мундире. В рубашке с засученными рукавами и с подойником в руках вы вряд ли его узнаете.
Мы извиняемся за наш нескромный визит и делаем вид, что уходим.
— Вы не уйдете, месье, пока не отведаете с нами русского чаю и не разделите с нами хлеб-соль вместе с маслом и молоком с фермы. Это молоко жирное. Надоенное утром, оно сразу отправляется в Париж, куда поступает в девять часов. Оно целиком идет маленьким детям…
Мы садимся перед серебряным самоваром, который, дымясь, поет русскую песенку.
— Вы надеетесь, мадам, на скорое возвращение в Россию?
— А почему бы и нет? Вернулись же французские эмигранты во Францию! Я уверена, что наши прекрасные мужички встретят нас с удовольствием. Мы жили вместе с ними, и они нас очень любили. Когда в Петербурге во время революции не хватало хлеба, они ехали восемнадцать часов по железной дороге, чтобы привезти нам несколько караваев хлеба, кур и картошки»[152].
Вот такая идиллическая картинка, нарисованная французским журналистом. Действительность же была более суровой. Вскоре П. Игнатьев разорился, не выдержав конкуренции с богатыми французскими кулаками, и его семья впала в нищету. Бывшие друзья и сослуживцы Павла Алексеевича на него клеветали, обвиняя полковника во всех смертных грехах, в связи с чем П. Игнатьев от активной политической деятельности воздерживался. Известно только то, что он был участником комиссии по сбору средств на сооружение памятника солдатам Русского экспедиционного корпуса во Франции, погибших на фронтах Первой мировой войны.
Решением ликвидировать русскую разведывательную миссию в Париже французы отрезали ему путь на Родину. Возвратиться в Советскую Россию в 1937 году смог только его старший брат Алексей Алексеевич, ставший генерал-лейтенантом Красной армии. К этому времени сам Павел Алексеевич уже умер в изгнании в полном забвении. Он не примкнул ни к белогвардейскому лагерю, ни к лагерю сменовеховцев. Со своим старшим братом Алексеем, сотрудничавшим с советской властью и принявшим в 1930 году советское гражданство, он разорвал всякие отношения и даже запретил ему присутствовать на своих будущих похоронах. Имя Павла Алексеевича в Советской России было предано забвению, а о его разведывательной работе в Европе в годы Первой мировой войны в то время знали только историки отечественных спецслужб.