Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 гг.

Как мы уже отмечали, по мере того, как Россия все быстрее катилась к военному поражению, все больше нарастало недоверие французских властей к П. Игнатьеву. 2-е бюро ГША Франции завело на Павла Алексеевича специальное досье, которое пополнялось им вплоть до 1929 года и было закрыто только в связи с кончиной бывшего руководителя российской военной разведки в 1931 году. За его женой, а также братом Алексеем французы следили вплоть до отъезда А. Игнатьева в СССР в 1937 году. Французская контрразведка усиленно вербовала агентуру в окружении Павла Алексеевича. Первым на удочку французских контрразведчиков попался уже упоминавшийся нами изгнанный им в августе 1917 года из рядов разведки вымогатель и шантажист Г. Кобыл — ковский (Штурман).

Когда в сентябре 1917 года ему было предложено возвратиться в Россию, Кобылковский стал распространять слухи о том, что он якобы в курсе «фальшивых сделок в Швейцарии полковника Игнатьева накануне краха прежнего режима по заключению сепаратного мира с Германией». Вот какую характеристику этому своему агенту дало 2-е бюро ГША Франции в документе, датированном 23 сентября 1917 года:

«Службе контрразведки донесли, что агент русской разведки, приметы которого приводятся ниже, якобы в курсе фальшивых сделок в Швейцарии полковника Игнатьева накануне краха прежнего режима по заключению сепаратного мира между Германией и Россией.

Г-н Каблуковский (на самом деле — Кобылковский. — Лет.), Григорий или Густав, невысокого или ниже среднего роста, худощавый, тщедушный, еврейской наружности, моложавый, обычно хорошо одевается. Прекрасно говорит по-немецки и плохо по-французски.

Во Францию прибыл из Голландии через Лондон в мае или июне 1917 года и первоначально остановился в отеле “Елисейский дворец”; позднее проживал в отеле “Мерседес”.

Выехал в Швейцарию приблизительно в середине августа 1917 года. Каблуковский, Густав, сын Григория, теперь — Григорий Григорьевич, примерно 35 лет. При рождении крещен в протестантскую веру; в 1916 году выкрещен в православную веру. Его крестным отцом был адъютант военного министра, лейтенант граф Капнист, из-за влияния которого Каблуковский оказался в весьма трудном положении, не получив своевременно необходимые деньги Русского бюро в Межсоюзнической секции в Париже. Работа Каблукове кого на бюро была признана неудовлетворительной, поэтому он был отозван в Париж, где граф Игнатьев 2-й предложил ему возвратиться в Россию.

Каблуковский дал понять графу Игнатьеву 2-му через посредство капитана Лещинского-Троекурова, что он в курсе того факта, что Игнатьев 2-й являлся посредником во время своих служебных поездок в Швейцарию еще при старом режиме между двором Вильгельма II и в целом германским двором и императрицей Александрой Федоровной в вопросе заключения сепаратного мира и что, кроме того, он прекрасно знает, что вокруг обоих Игнатьевых секретно группируются лица с монархическими идеями. Вследствие этого сообщения агент не только не был отправлен в Россию как неспособный, но и обосновался в Швейцарии с пятью тысячами франков ежемесячного содержания.

Каблуковский якобы проживает в Швейцарии под фальшивым именем, обосновался в Женеве или Берне. Он великолепно владеет немецким языком и местными диалектами»[153].

Вслед за этим 27 сентября 1917 года военный министр Франции генерал Ф. Фош направил письмо министру внутренних дел. В нем он, основываясь на доносе Г. Кобылковского, предложил установить негласное наблюдение за П. Игнатьевым и его службой в Париже.

В этом послании генерал Фош пишет:

«До меня дошел из различных источников, некоторые из которых — очень серьезные, — ряд разведывательных данных на полковника Игнатьева П., главу Русской миссии при Межсоюзническом бюро, которые позволяют считать его подозреваемым в шпионаже в пользу противника.

Подтверждение этим сведениям можно найти в многочисленных перемещениях этого высшего офицера, иногда в весьма неясных условиях, и в позиции, которую он занимал при некоторых обстоятельствах.

Налицо имеются данные для того, чтобы оправдать необходимость очень скрытного наблюдения сначала за персоналом, используемым полковником Игнатьевым П., а затем — за самим полковником. Поэтому я прошу вас принять необходимые меры на этот счет.

Нет необходимости привлекать ваше внимание к весьма деликатному характеру этого дела; кроме того, следует исходить из факта, что полковник Игнатьев П., вероятно, предпринял все меры предосторожности с тем, чтобы сбить со следа наблюдение, которое может вестись за ним, и вследствие этого его необходимо использовать с крайней осторожностью.

В качестве пояснения сообщаю вам, что помимо бюро Русской миссии, расположенного на бульваре Сен-Жермен, 28, полковник П. Игнатьев располагает также бюро на Любекской улице, по ул. Христофора Колумба, д. 4, по ул. Элизе Реклю (где находится бюро его брата, военного атташе).

Наконец я узнал из недавних разведсведений, что русский офицер (или дипломат), только что приехавший из Берлина, якобы имел частые беседы с великой герцогиней Мекленбургской, тещей германского кронпринца, которая проживает в настоящее время на авеню Бюжан, д. 5.

Этот русский якобы служит в качестве агента-связника между Берлином и полковником Игнатьевым П. Следовательно, необходимо также сориентировать службу наружного наблюдения и с этой стороны.

Я буду вам признателен, если вы соблаговолите держать меня в курсе всех фактов, которые будут установлены в ходе предписанного вам расследования. С моей стороны, я буду направлять вам все новые уточнения, которые поступят ко мне»[154]

Между тем все русские во Франции после этого письма стали подозрительными в глазах французов. Об этом свидетельствует родившийся в октябре 1917 года в недрах французской военной контрразведки следующий документ:

ФРАНЦУЗСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Военное министерство Генштаб армии 2-е бюро 1

№ 766 2/11

Общие сведения

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА О: настроениях русских во Франции

Настроения русских, как гражданских, так и военных во Франции, является плохими.

Представляется, что их целью является вызвать трудности во Франции и даже создать серьезное движение в пользу заключения мира. Внимание Межминистерского комитета Служб национальной безопасности было обращено на этот факт представителем ГША и Префектом полиции, который неожиданно выразил большую обеспокоенность действиями русских, и даже сказал, что если во Франции разразится революция, то ее вызовут русские. Он выразил мнение о том, что две тысячи из них должны быть высланы из страны.

Представитель ГША высказал мнение о том, что необходимо установить наблюдение за русскими лагерями в Гурно и Куртине силами «Сюрте женераль», как об этом говорится в письме г-на Директора Сюрте от 23 сентября с.г. г-ну Министру внутренних дел, который сообщил, что не располагает для этого необходимыми средствами, и высказался за то, что наблюдение в отношении военных должно осуществляться военными властями. Г-н Министр внутренних дел ответил, что считает весьма желательным отъезд русских солдат в Россию, а до этого необходимо разделить их на группы в 6–8 человек и передать в распоряжение Министерства сельского хозяйства.

Представитель ГША высказал свои оговорки относительно этих предложений: отъезд в Россию или рассеяние во Франции. Последнее предложение представляется опасным, поскольку будет иметь последствием создание очагов брожения.

Как бы там ни было, имеем честь обратить внимание на опасность, исходящую сегодня от пребывания во Франции многочисленных русских — гражданских или военных.

Пребывание первых среди нас имеет четко определенную цель: создание организаций или группировок, за которыми сложно вести наблюдение; они вызывают серьезную обеспокоенность со стороны ответственных властей.

Вторые, военные, являются трудно уловимыми; их группировки создают опасные центры, за которыми сложно установить наблюдение. Их число постоянно растет за счет бежавших из концлагерей, прибывающих во Францию через Швейцарию и имеющих при себе довольно крупные суммы денег, которые являются не чем иным, как агентами наших противников.

Для того чтобы противостоять опасности, вытекающей из этой ситуации, ГША считает необходимым:

1). Удалить из Франции всех военных, присутствие которых не является необходимым;

2). Приступить к строгой переоценке условий и мотивов пребывания всех русских гражданских лиц, за которой последует высылка всех нежелательных элементов.

Для того чтобы Россия не выразила недовольства этими мерами, следовало бы распространить их на всех иностранцев, — как нейтралов, так и союзников. Чистка, которая последовала бы за ними, была бы, без сомнения, благотворной. Принципы осуществляемых мер могли бы оправдываться следующими соображениями:

А). Вопросами национальной безопасности;

Б). Потребностями снабжения, которые являются настолько большими, что мы можем кормить и обогревать только союзных и нейтральных иностранцев, присутствие которых необходимо.

Сформулированный таким образом вопрос должен быть рассмотрен на правительственном уровне.[155]

Как следует из этого документа, французские военные власти весьма опасались того, что «русская революционная зараза» может перекинуться на французскую армию, в которой также наблюдалось революционное брожение. Одновременно французская военная контрразведка предприняла свои меры по наблюдению за ближайшим окружением П. Игнатьева с целью выявления в этой среде прогермански настроенных элементов.

Нелепые слухи, распространяемые Кобылковским, дошли до контрразведывательной службы (СКР) 2-го бюро, которая решила перепроверить их через своего другого агента, лейтенанта Быховца, завербованного ею в бюро П. Игнатьева в Париже. На основании его доносов было принято решение завести на П. Игнатьева отдельное дело. В нем зашит следующий документ 2-го бюро, датированный началом 1918 года:

«ЗАМЕТКИ ПО ПОВОДУ ЗАВЕДЕНИЯ ДЕЛА

Служба разведки получила в конце сентября прошлого года от одного серьезного и хорошо информированного лица сведения на русского полковника в Париже и некоторые уточнения относительно действий И. и его окружения.

И, или по крайней мере его службы, давно вызывали подозрения (частые поездки, вербовка сомнительных агентов, которые всегда переходили на службу германской разведки и т. п.).

Что касается братьев И., о них идет слух, что они занимаются всякого рода коммерческими или комиссионными делами.

С сентября месяца прошлого года союзной Службой ведется наблюдение за И. и великой герцогиней. Ничего особенного установлено не было, если не считать большой активности со стороны этих лиц, которые встречаются в разные часы дня и ночи.[156]

Однако 2-е бюро поторопилось, назвав своего агента Быховца «серьезным и хорошо информированным лицом». Вскоре оно пришло к следующему выводу:

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО Продолжение № 1556/Б от 23/10/917 Г-ну подполковнику Губэ, начальнику 2-го бюро ГША

Констатация того факта, что имеются некоторые неточности в последней ноте, которую я вам вручил относительно реакционного русского движения, особенно ошибочные сведения о собрании в замке Шомон, вынудили меня произвести расследования относительно источника этих ложных сведений.

Эти сведения исходили от русского лейтенанта Быховца, поляка по национальности, работавшего в бюро полковника Павла Игнатьева. Этот офицер с весьма неустойчивым характером поссорился со своим полковником по неизвестным мне причинам, был уволен и захотел отомстить за это. К его ненависти на почве службы присоединилась ненависть по политическим мотивам, поскольку он принадлежал к русской революционной партии прокеренской ориентации, в то время как Игнатьев, бесспорно, является, по его мнению, реакционером.

Лейтенант Быховец производит впечатление человека крайне поверхностного, весьма болтливого, не вникающего в существо вопросов. Для установления наблюдения за Игнатьевым он использовал одного русского подданного, крайнего революционера, выступающего под псевдонимом Глюкман. Этот тип также состоял на службе у полковника Игнатьева и был уволен, отсюда — ненависть и зависть.

Глюкман, в свою очередь, имеет любовницу, мадам Бюрне, к которой я вернусь, и которую посещают некоторые военные из бюро полковника Игнатьева. Глюкман, не имея возможности открыто работать против полковника, поскольку тот его знает, поручил выполнение всех своих проектов мадам Бюрне с тем, чтобы она в дальнейшем информировала его.

В качестве официальной профессии мадам Бюрне числится маникюршей. Проживет по ул. Гамелена, 44 с господином Бюрне, который, однако, ее мужем не является и в настоящее время мобилизован в жандармы. С мадам Бюрне проживает также девушка по имени Маргарита Лакомб, которую она выдает за свою сестру в присутствии крупных особ. Она великолепно говорит и пишет по-русски. До войны жила в нищете и тогда носила другое имя и проживала в лачуге по улице Ласепеда. Война принесла ей достаток и сейчас она живет почти на широкую ногу. Французская полиция занялась ею, поскольку она поручилась за австрийского подданного, интернированного в концлагере, с которым была близко знакома в России. Мадам Бюрне посещают русские военные и гражданские лица, а в ее доме также проживают русские, в частности, полковник и лейтенант, бюро которых находится на улице Христофора Колумба.

Мы быстро установили, что эта женщина весьма осведомлена и принимает активное участие в жизни русской колонии, поэтому ее деятельность заключается в том, чтобы следить. Проверяя сведения, которые она дала Глюкману, я сумел выяснить, что особенно в последнее время она особенно вынюхивает все, что касается великой герцогини Анастасии. Так, сначала она заявила, что герцогиня отправилась в замок Шомон на свадьбу молодого Брольо. Известия о свадьбе были верными, однако, она должна была состояться не в Шомоне, а, наоборот, в Париже. Затем мадам Бюрне рассказала, что графиня Периньи (ул. Гамелена, 9) получила письмо от великой герцогини, в котором та просит приютить ее в Париже, желая пробыть в нем несколько дней инкогнито. И эта новость была ложной. Хотя графиня Периньи и знакома с великой герцогиней, она давно не имеет от нее никаких вестей.

Поэтому возникает вопрос: зачем мадам Бюрне распространяет эти ложные слухи. До сих пор я не мог установить это, но поскольку она является подручной великой герцогини, которая часто приезжала к ней, и поскольку великая герцогиня весьма тесно связана с полковником Игнатьевым, можно предположить с некоторыми основаниями, что эти слухи были запущены по приказу полковника, чтобы сбить со следа Глюкмана и Быховца или для того, чтобы убедиться в том, не связаны ли эти лица с какими-либо службами союзников.

Я, впрочем, нашел, что русские источники информации не являются надежными и что их лучше бросить и стал разыскивать новые источники иными средствами, постоянно направляя их в сторону великой герцогини, поскольку она, на мой взгляд, представляет собой лучшее средство продвинуть их до полковника Игнатьева…[157]

Получив такое донесение, подполковник А. Губэ обратился в МВД Франции с просьбой проверить А. Быховца:

«О некоем Беловиче Весьма срочно Париж, 14 октября 1917 г.

НОТА

Префектуре полиции

Генштаб армии имеет честь просить Префектуру полиции весьма скрытно проверить, не находится ли в доме 29 по ул. Гамелена русская разведывательная служба. Некий Белович, предполагаемый русский агент, подозревается в том, что проживает по этому адресу».[158]

На это им был получен следующий ответ Префектуры полиции Парижа:

«Наблюдаемый тип по фамилии Быховец (называет себя также Белович) Адам, 59 лет, говорит, что родился в Петрограде (Россия).

Этот иностранец, проживающий по адресу ул. Гамелена, д. 29, якобы был офицером Русской армии и был направлен Русским Генштабом во Францию для выполнения различных заданий.

С 12 числа сего месяца он не числится в списке личного состава Русской военной миссии и ему якобы было предложено возвратиться в Россию в свой полк.

С этого момента Быховец, которому явно не хочется возвращаться в Россию, предпринимает демарши перед государственным министром г-ном Франклином-Буйоном, депутатом от департамента Сена-и-Уаза, с целью добиться своего назначения в какую-либо русскую службу во Франции.

Иными словами, не существует никакого русского учреждения в доме 29 по ул. Гамелена и не получено никаких сведений на графа Быховича».[159]

Досье французской военной контрразведки на Павла Игнатьева постоянно пополнялось. В него аккуратно подшивались как донесения самих спецслужб, так и завербованной ими агентуры среди бывших сотрудников Павла Алексеевича. Жизнь русской эмиграции в Париже была трудной, голодной, безденежной. Эти люди хорошо знали, чего от них требуют французы, и в своих донесениях они писали о своем бывшем начальнике всякого рода небылицы, пугая французов. Ведь их главная цель заключалась в том, чтобы заработать себе на кусок хлеба.

Как бы там ни было, уже к концу 1919 года французская контрразведка составила обширную аналитическую справку на полковника П. Игнатьева. Мы не будем приводить ее полностью, поскольку в этом документе, состряпанном неким Ю. Ребопи, в основном повторяются уже известные читателю домыслы. Процитируем только те выдержки из этого 25-страничного обвинительного документа, о которых ранее не упоминалось. Он также основан главным образом на донесениях Адама Быховца, прапорщика А. Арбатского, Г Кобылковского и некоторых других лиц, недовольных своим бывшим шефом и распространявших о нем всякие небылицы.

«… Игнатьев был прекрасно информирован о Ленине, Троцком, Триммере (досье «Линде») офицером службы Л.Л., который работал в Швейцарии. Он остерегался осуществить и разрешить отправку в Петроград все известные ему детали. Более того, когда Арбатский, который не без успеха работал в Швейцарии, захотел это сделать, Игнатьев запретил ему заниматься германскими агентами. Этот письменный запрет находится в досье «Линде»…

«… Узнав в сентябре 1916 г., что Ленин скрывается в Швейцарии, Кобылковский предложил Игнатьеву сообщить в Петроград эту важную новость. Он столкнулся с категорическим отказом. Немного спустя он доложил Игнатьеву, что, имея средства сблизиться с Лениным и, усыпив его подозрения, было бы легко вывести агитатора во Францию и выдать его властям союзников. Игнатьев, намекая на то, что Ленин является весьма опасным, строго запретил Кобылковскому предлагать подобные прожекты как Петрограду, так и союзникам.

Поэтому мы видим, что Игнатьев помогает всеми усилиями германским агентам, способствует их пораженческим замыслам и наносит тем самым преступный урон интересам Антанты, служа делу Романовых и Гогенцоллернов.

Облегчить победу Центральных империй, затем восстановить в интересах Германии царскую монархию — таковой в действительности была задача, которой служили германские агенты, в первых рядах которых находится Ленин. Конечно, распоясавшиеся народные массы и максималистский плебс не знают секретных замыслов своих руководителей, однако имеются многочисленные признаки, по которым у большевиков проявляются прямые действия Берлина»…[160]

Прервем цитирование этого документа. Мысль о том, что Ленин был германским агентом и даже получал деньги на революцию от германского Генштаба, конечно, не нова. И сегодня она подхватывается новоявленными «демократами новой волны» и усиленно тиражируется в российской прессе. Впервые эта утка содержалась в состряпанных, как стало известно широкой общественности только в 1956 году, петроградским журналистом, будущим знаменитым польским писателем Фердинандом Оссендовским в так называемых «Документах Сиссона», о которых мы упоминали. С помощью журналиста Е. Семенова (Когана) белогвардейцы продали» их за хорошие деньги британской разведке СИС в России, однако Дж. Хилл и С. Рейли, о которых мы также упоминали, великолепно владевшие русским языком, без труда распознали в них фальшивку и предложили перепродать ее с лихвой американской разведке, чтобы британская казна не понесла убытков. Расскажем об этом более подробно.

ДОКУМЕНТЫ СИССОНА

После победы Октябрьской революции и особенно в связи с подписанием мирного договора с Германией в Брест-Литовске, который сам Ленин назвал «грабительским и похабным», прессу всего мира наводнили фальшивые документы, якобы свидетельствовавшие о том, что большевики совершили революцию на деньги германского Генштаба, а Ленин и Троцкий являются «платными агентами» Германии. В печати приводились выдержки из «документов» германского Генштаба, якобы подтверждающие эту версию, которая и в наши дни порой вновь всплывает на страницах современной прессы, несмотря на то, что эта фальшивка была разоблачена еще в 20-е годы.

Как же она появилась на свет? Уже упоминавшийся нами ранее британский разведчик Дж. Хилл, принимавший участие в «заговоре послов», в 30-е годы выпустил книгу воспоминаний, озаглавленную «Моя шпионская жизнь». В ней он рассказывает о том, что, находясь в 1918 году в Петрограде, был свидетелем приобретения одним из сотрудников британской разведки СИС документа, якобы подтверждающего принадлежность Ленина и некоторых других советских руководителей к шпионажу в пользу Германии. В своем кругу он рассказывал об этом так:

«Ленина и Троцкого обвиняли в том, что они являются германскими агентами Действительно, было очень странно то обстоятельство, что Россия вела войну с немцами, а Ленину и еще тридцати коммунистам (на самом деле — 12, остальные были из других левых партий. — Лет.) дали возможность проехать германскую территорию в запломбированном вагоне, и он благополучно прибыл на Финляндский вокзал. Когда я был в Петрограде, ко мне подошел наш работник и сказал, что купил документ, за который заплатил 15 тысяч фунтов стерлингов (150 тысяч золотых рублей царскими деньгами) и который указывает и подтверждает, что Ленин и Троцкий — немецкие шпионы.

Документ был настолько правдоподобен, что не оставлял никаких сомнений в их виновности. Потом им было получено еще несколько документов, и нигде не было никакой ошибки. Но однажды я взял увеличительное стекло и обнаружил, что везде в этих разных документах русская буква «е» немного недописана. Я сразу заявил, что это фальшивка. Нашли парня, который фабриковал эти документы, и он на допросе признался в их подделке.

Тогда наш сотрудник из СИС заявил, что не хочет, чтобы британская казна страдала из-за этой ошибки, и мы продали эти документы американцам за 25 тысяч фунтов стерлингов (250 тысяч золотых рублей). Американцы распространяли их в колчаковской и деникинской армиях»[161].

Этот же эпизод сын английского посла в России Роберт Брюс Локкарт в своей книге «Ас шпионов» описывает следующим образом:

«Потроша вместе с Хиллом всю доставляемую корреспонденцию, Рейли обратил внимание на то, что все письма из разных концов России однотипны до крайности, словно их писал один человек. Придя к выводу, что документы, очевидно, подделаны, он предложил Бойсу продать их американцам, что тот и сделал, выручив у господина Э. Сиссона, главы миссии США в Петрограде, солидную сумму»[162].

Связь Бойса и Сиссона подтверждается самим американцем. Правда, все они молчат, как эта операция была осуществлена технически: через Е.П. Семенова (Когана) или через полковника Р. Робинса, поскольку первую серию документов о якобы сотрудничестве большевиков с германским Генштабом в американское посольство принес именно он. Никто из разведчиков не проговорился, каким образом была оформлена сделка, но интересно другое. В той же книге «Моя шпионская жизнь», вышедшей в 1933 году, Дж. Хилл изложил эту версию следующим образом:

«Квалифицированный эксперт доказал, что почти все бумаги отпечатаны на одной и той же машинке. Это уже было весьма важно, поскольку документы считались поступившими из разных мест, отстоящих друг от друга на сотни миль.

Хранить документы было бесполезно. Секретная служба напрасно жалела о потраченных деньгах, поскольку бумаги были проданы и куплены г-ном Сиссоном для американской разведки, которая полностью возместила расходы первоначального владельца.

Подлинность документов до сих пор горячо обсуждается различными лицами. Я могу утверждать сразу и категорически, что наиболее важные из них являются фальшивыми. Утверждение мое строится на том, что мне удалось найти того, кто их фабриковал…»[163]

Сразу возникает вопрос, почему сотрудники СИС не «прищучили» ни Ф. Оссендовского, ни Е.П. Семенова (Когана) и сохранили их имена в тайне. Ясно, что кроме естественного желания джентльменов из британской разведки заработать, у них было также желание насолить большевикам руками американцев. А в случае международного скандала — умыть руки.

Неопытные в таких делах американцы не стали разбираться в том, насколько достоверны эти документы: главное, что они играют на руку их делу и оправдывают кровавую интервенцию США в Россию. В конце октября 1918 года Осведомительное бюро (разведка) США издает брошюру под броским названием: «Германобольшевистский заговор». Цель публикации очевидна — всеми силами отвлечь внимание американской общественности от «заговора послов», в котором замешаны сами США. В брошюре было помещено около 70 документов, якобы доказывающих, что Ленин и Троцкий были платными агентами кайзера. В некоторых документах так и писалось: «Разведочное бюро Генерального штаба». Однако те из читателей, кто хорошо знал структуру германского Генштаба, мог бы сказать, что Служба Ill-Б В. Николаи никогда не занималась политической разведкой. Это была прерогатива политического отдела Генштаба и Министерства иностранных дел. В. Николаи занимался исключительно ведением военной разведки.

Из документов Сиссона следовало, что большевики якобы получали деньги на революцию от германского Генштаба. Это было также фальшивкой, не имеющей до сих пор подтверждения, несмотря на неоднократно предпринимавшиеся вплоть до наших дней попытки. Дело в том, что в секретном фонде Разведслужбы при Верховном командовании Германии (отдел Ш-Б) имелось всего 450 тысяч марок, из которых необходимо было выделять средства на содержание разведывательных органов на Восточном фронте против России и на Западном против Франции, Англии, Бельгии, а позднее и США. Поэтому денег на русскую революцию у Службы В. Николаи просто-напросто не было.

Кто такой Ленин, Вальтер Николаи в то время даже не знал. «Я ничего тогда не знал о большевиках, а о Ленине знал только, что это политический эмигрант Ульянов, проживающий в Швейцарии», — так говорил впоследствии сам В. Николаи, доставленный на Лубянку в Москву после разгрома гитлеровской Германии.[164] Другой участник «заговора послов», Брюс Локкарт, в своих мемуарах относительно «документов Сиссона» писал:

«Это были якобы подлинные, но на самом деле поддельные документы, которые я уже видел раньше. Они были напечатаны на бумаге со штампом германского Генерального штаба. Они были подписаны различными немецкими штабными офицерами, в том числе, кажется, полковником Бауэром. Они были адресованы Троцкому и содержали различные инструкции, которые он должен был выполнить в качестве немецкого агента. Одна из инструкций была приказом провезти по железной дороге две немецкие подводные лодки из Берлина во Владивосток.

Я уже видел эти документы раньше. Некоторое время они циркулировали в кругах, связанных с союзническими миссиями в Петрограде. Одна серия “оригиналов” была приобретена американским агентом. Через несколько месяцев обнаружилось, что эти письма, якобы пришедшие из разных мест, таких, как Спа, Берлин и Стокгольм, были отпечатаны на одной и той же машинке»[165].

В 1917 — начале 20-х годов имелись и другие люди, которые понимали абсурдность «документов Сиссона». Так, известный разоблачитель провокаций царской охранки Владимир Бурцев, вскрывший благодаря бывшему директору Департамента полиции В. Лопухину гнусную роль руководителя террористической группы партии эсеров Евно Азефа, отказался использовать их в своей борьбе против большевиков. На письме Эдгара Сиссона от 25 марта 1919 года, содержавшего некоторые из документов, изготовленных Ф. Оссендовским, Владимир Львович оставил следующую пометку: «В 1918–1919 годах мне много раз предлагали издать американские документы за моим именем, но, познакомившись с ними, я отказался принять участие в их опубликовании, потому что тогда их могли позже сфабриковать»[166]. А на информационном бюллетене Осведомительного отдела при Русском Политическом Совещании в Париже он написал: «Американскими документами я никогда не пользовался и отказался их публиковать за своим именем»[167].

Публикация «документов Сиссона» вызвала возмущение со стороны самих немцев, которых они «уличали» в сговоре с большевиками, несмотря на то, что Германия сделала не меньше Антанты для удушения русской революции. 2 апреля 1919 года газета «Дойче Альгемайне Цайтунг» заявила от имени Генштаба, Осведомительного отдела (разведки) МИД Германии, что изданная американцами брошюра тиражом 137 тыс. экземпляров есть «не что иное, как столь же недобросовестный, как и нелепый подлог»[168].

Германский министр социал-демократ Ф. Шейдеман, именем которого подписан один из «документов Сиссона», пришел в неописуемую ярость. «Я заявляю, что это письмо с начала до конца сфальсифицировано, что все события, с которыми связывается мое имя, мне абсолютно неизвестны», — писал он в той же газете.[169]

О том, что «документы Сиссона» являются фальшивкой, было известно и чехословацкому президенту Т. Масарику. В своих мемуарах он писал: «Не знаю, сколько за них отдали американцы, англичане и французы, но для сведущего человека сразу было видно, что наши друзья купили подделку — все документы, которые должны были присылаться из разных государств, были отпечатаны на одной пишущей машинке»[170].

Поняв, что политических дивидендов на «документах Сиссона» не наживешь в связи с откровенной их подделкой, по распоряжению «миротворца» президента США Вудро Вильсона они были спрятаны. Когда журналисты обратились к нему с просьбой показать оригиналы документов, он ответил, что сам будет искать их. Разумеется, В. Вильсон ничего не искал, и только в 1952 году, во времена правления президента Г. Трумэна, они «нашлись» в одном из дальних сейфов Белого дома. Но к тому времени американцы запустили в свет уже новую фальшивку — «документы», опубликованные 14 мая 1956 года в журнале «Лайф» неким Исааком Левиным и якобы доказывающие, что Сталин был… провокатором царской охранки. Но это уже другая история.

Здесь необходимо отметить, что в том же, 1956 году, в США нашелся человек немалого гражданского мужества, спасший в разгар «холодной войны» честь американской исторической науки. Им стал сподвижник великого американского президента Ф. Рузвельта, историк и дипломат Джордж Кеннан, много лет представлявший североамериканскую республику в Советском Союзе. Проведя тщательный анализ «документов Сиссона», он не только доказал, что это фальшивка, но и назвал имя того, кто их сфабриковал — Фердинанд Антоний Оссендовский. Вслед за ним в 1982 году Общество американских архивистов официально признало ошибку своих экспертов в 1918 году.

Уже в наши дни профессор В.И. Старцев провел свое исследование «документов Сиссона», из которого стало видно, как и где изготовлялись эта подделка и какова роль сообщника Оссендов-ского Е.П. Семенова (Когана) в их распространении.

В общем, не был В.И. Ленин агентом германского Генерального штаба… Въедливый читатель, однако, наверняка подумает, что если не Генеральный штаб, то кто-нибудь в Германии должен был вести в России пораженческую пропаганду так же, как и в других странах Антанты. Правильно, скажем и мы, этим занималось германское Министерство иностранных дел. Для подрывной работы в странах противника в его распоряжении имелись специальные секретные фонды. Вот здесь действительно речь шла о миллионах, выделяемых государственным казначейством.

Некоторые западные историки (В. Земан, Фелыитинский, Г. Катков, М. Фаттрел, В. Шарлау) считают, что именно на деньги из этих фондов большевики якобы издавали свою главную газету «Правда» и вели успешную пропагандистскую кампанию против Временного правительства, благодаря чему они-де и победили в октябре 1917 года. Этот вопрос до сих пор будоражит научное сообщество, не говоря уж о пропагандистах, уже давно кормящихся на этой теме. Уж больно им хочется доказать, что не народ поддержал большевиков в 1917 году, а германские деньги.

Действительно, германское Министерство иностранных дел Германии получило на «русскую пропаганду» порядка 20 миллионов марок, как установил французский исследователь Жорж Боннен после октября 1917 года. А как были использованы эти средства, германские архивы ответа не дают. В то же время французский историк обращает внимание на поддержку Германией сепаратистского движения в Финляндии и националистического на Украине, что потребовало не одного миллиона марок. Что же касается финансирования немцами большевиков в России, то ни одного документа, свидетельствующего о том, что немцы напрямую их финансировали, не обнаружено.[171]

Между тем почему-то никому в голову не приходит рассмотреть конкретно, из каких источников вообще формировался фонд большевистской «Правды». Известно ведь, что и рабочие всей России собирали пожертвования на свою газету. Но это так, к слову… Интересно суждение по этому поводу современного отечественного историка Г.Л. Соболева: «Почему правые эсеры, получившие осенью на антибольшевистскую пропаганду от США по меньшей мере один миллион долларов, не смогли сделать ее эффективной? Почему выходившая в Петрограде на американские деньги эсеровская “Народная правда”, печатавшая многочисленные статьи о “германском шпионаже”, так и не смогла “достать” большевиков? Почему распоряжавшийся этим миллионом Комитет гражданского просвещения во главе с “бабушкой русской революции” Е.К. Брешко-Брешковской, располагая двумя десятками печатных органов по всей России и четырьмя издательствами, не смог помочь Временному правительству удержаться у власти?»[172] Ответ очевиден: не в деньгах дело.

Разумеется, поиски черной кошки в темной комнате, особенно там, где ее нет, будут продолжаться до тех пор, пока новые Джордж Кеннан и Виталий Старцев не поставят последнюю точку в этой истории…

После всего изложенного что же говорить о каком-то графе-монархисте П. Игнатьеве, который к тому же не разрешал воровать казенные деньги да еще требовал соблюдения воинской дисциплины. Ясно, что он — «германский шпион», связанный с большевиками, тем более что еще в начале 1918 года вел шифрованную переписку с большевистским Генштабом в Петрограде. Между тем уровень мышления ренегатов из Службы П. Игнатьева в годы Гражданской войны в России был такой же, как и у некоторых современных российских публицистов: раз большевики проехали через территорию Германии, значит, они — агенты кайзера. А раз Игнатьев имел какие-то неизвестные им контакты в Швейцарии, значит, он работал на кайзера и большевиков.

Что же касается А. Быховца, автора процитированного нами документа, «разоблачающего» П. Игнатьева, то надо обладать кругозором дятла, чтобы изобразить Ленина сторонником восстановления Романовых на российском престоле. Понятно, что эти безграмотные утверждения девальвируют и сам документ, и обвинения в адрес П. Игнатьева по поводу его «связей с противником». Как видно, и сами французы не слишком доверяли А. Быховцу, однако все доносы на П. Игнатьева аккуратно подшивали в досье. Так, на всякий случай.

Между тем слухи о связях П. Игнатьева с немцами стали распространяться и в русской колонии в Париже. Их негативный резонанс был настолько широк, что в начале 1919 года известный «крысолов» В. Бурцев опубликовал в эмигрантской газете специальное воззвание к свидетелям и очевидцам с призывом пролить свет на это дело.

На воззвание Владимира Бурцева откликнулся прапорщик А. Арбатский, также недовольный своим бывшим начальником.

Вот какое письмо он отправил в адрес газеты:

Париж,

10 февраля 1919 год

Многоуважаемый господин Бурцев!

Прочтя вашу статью-воззвание «В поисках за истиной», я считаю своим долгом откликнуться на нее и сообщаю Вам то, что творилось здесь, за границей в военном бюро «Интераллье», (Межсоюзническом. — Лет.), начальником русского отдела коего был полковник гр. Игнатьев (Павел).

Может быть, как военному, мне следовало бы обратиться по начальству, но это было бы напрасно, т. к. начальником полковника гр. Игнатьева (Павла) является его брат генерал Игнатьев (Алексей).

В моем письме я коснусь кратко двух дел:

1. Об австрийском агенте Степанковском, личном секретаре гр. Тышкевича, живущего в Лозанне;

2. Об Ленине и одновременно об Гримме.

Степанковский — лицо определенное: работал одновременно с Скоропис-Елпуховским, Голубовичем, Грушевским, Петрушевичем и др. на пользу врагов по расчленению России. Это так назыв. Австро-украинское движение. Ими велась пропаганда среди русских военнопленных в Германии и Австрии. Гр. Тышкевич — известный сторонник и работал по отделению Украины. О Степанковском я своевременно предупреждал полковника Игнатьева. И вот уже при ликвидации всех русских дел я узнал, что Степанковский был арестован в Петрограде уже после мартовской революции по обвинению в шпионстве. По настоянию Игнатьева выпущен. Вновь арестован английскими властями и вновь выпущен Игнатьевым.

Для меня деятельность Степанковского была ясна, т. к. я жил в Лозанне и мог проверять его через своих знакомых. Это был агент австро-украинской партии.

2. Своевременно я доносил рапортом об отъезде в Россию Гримма, но мое донесение не было передано в Россию.

То же относительно Скоропис-Елпуховского.

То же относительно Ленина и Крыленко (товарищ Абрам). Причем, мне был дан выговор оставить Ленина в покое. «Он может быть через пять месяцев министром», — вот точные слова Игнатьева в мае месяце 1917 года.

В июне 1917 года гр. Игнатьев под фамилией Павел Истомин был в Лозанне и бывал в отеле «Савой», где проживала некая Муле, урожденная Струве. Муж ее сидит во Франции в концентрационном лагере по подозрению в шпионстве. Там же в отеле «Савой» бывал и двоюродный брат г-на Муле, граф Татенбах, начальник политической немецкой разведки, советник в Берне в немецком посольстве и главный организатор отправки Ленина и К° в Россию.

Графа Игнатьева у Муле видали.

В сентябре 1917 года Павел Игнатьев был в Женеве в гостинице «Метрополь» (в первых числах сентября), где как раз собирались: бывший греческий король Константин, великая княгиня Анастасия Михайловна и др. Граф Игнатьев с ними видался.

Конечно, мне, как и всякому русскому, хотелось бы пролить свой свет на все, что так подло вызвано деяниями Игнатьева и я всегда к Вашим услугам, многоуважаемый господин Бурцев, для дачи сведений, которыми я располагаю как бывший офицер, посланный от штаба Западного фронта еще в конце 1916 года.

Примите уверения в совершеннейшем почтении.

Александр Арбатский»[173].

Однако В. Бурцев, искавший вслед за публикацией в белогвардейской прессе «документов Сиссона» связи большевиков с германским Генштабом, так и не напечатал никаких данных о якобы «предательской» роли П. Игнатьева в годы войны. Уж больно ненадежны были эти «доказательства» врагов и завистников графа, а В. Бурцев своей политической репутацией дорожил.

Но прапорщик Арбатский не успокоился в своем стремлении дискредитировать Павла Игнатьева. Вот что он доносил французским спецслужбам:

17 ноября 1919 год

РАЗВЕДСВЕДЕНИЯ НА ПОЛКОВНИКА ИГНАТЬЕВА (Павла Алексеевича)

Нижеизложенные сведения были предоставлены прапорщиком Арбатским, который служил в бюро генерала Игнатьева (Лю-бекская ул., 21).

1). Перед большевистской революцией полковник Игнатьев неоднократно ездил в:

A). Берн, где якобы имел контакты с бароном Татенбахом, а через него с Лениным.

Б). Лозанну (отель «Савой»), где имел контакты с родственником Татенбаха по фамилии Муле.

B). Женеву, где якобы имел встречи в русском германофильском обществе, которое группируется вокруг бывшего греческого короля Константина (германофила).

2). После большевистской революции он якобы продолжал получать шифрованные телеграммы иным, нежели официальным путем.

Прапорщик Арбатский отмечает, в частности, две телеграммы за декабрь 1917 года; первая открывает кредит в размере 200 тысяч франков полковнику Игнатьеву, вторая, подписанная Протопоповым, содержит указание: «Полковнику Игнатьеву: расшифровать лично» и была примерно следующего содержания: «Пока еще есть время, соберите все возможные сведения о союзных армиях».

3). В феврале 1918 года в бюро полковника Игнатьева (Любек-ская ул., 21) были сожжены все бумаги, содержавшие, в частности, картотеку службы разведки.

4). После ликвидации бюро на Любекской улице полковник Игнатьев якобы продолжал поддерживать подозрительные связи со Швейцарией. Прапорщик Арбатский, находившийся в то время в Швейцарии, якобы получил на связь агента полковника Игнатьева, некоего француза по имени Рене, который, по его собственным словам, прибыл в Швейцарию без визы. С другой стороны, полковник Игнатьев якобы совершил несколько поездок в Швейцарию под именем Истомина. Его жена якобы также ездила под этим именем.

Наконец, полковник Игнатьев открыл неподалеку от ул. Дарю магазин швейцарских кружев, который позволял ему продолжать поддерживать связи со Швейцарией под коммерческим прикрытием.[174]

А что же французские власти? Сумели ли они разобраться в том, на кого в действительности работали братья Игнатьевы, принадлежавшие к знатному русскому роду, в котором предателей и изменников не водилось? Вот какой документ на сей счет мы обнаружили в архивах 2-го бюро.

Конфиденциально

ФРАНЦУЗСКАЯ РЕСПУБЛИКА ВОЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО ГЕНШТАБ АРМИИ

2-е бюро

Секция централизации

разведданных

Париж, 20 октября 1920 год

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА о генерале Игнатьеве Алексее

Генерал граф Алексей Игнатьев был военным атташе России в Париже в годы войны.

Отец Игнатьева, Киевский губернатор, убит в годы революции 1905 года.

Его мать якобы являлась любовницей Распутина.

Генерал Игнатьев поручил своему брату Павлу Игнатьеву (полковник) руководить русской разведывательной службой в Париже и назначил его на должность Начальника Русской секции Межсоюзнического бюро в Париже (Военное министерство).

Поездки Павла Игнатьева за границу, посещение им сомнительных персонажей, его связи с великой герцогиней Мекленбургской (тещей кронпринца), подозрительная переписка с Германией, двойственная роль русских военных бюро в Париже привлекли внимание военных и гражданских властей к генералу Игнатьеву и вызвали подозрения.

Братья Игнатьевы слывут германофилами и сторонниками монархии. Они были заподозрены в интригах совместно с великой герцогиней Мекленбургской с целью реставрации царского режима и в том, что работали против Керенского.

Павел Игнатьев рассматривается как противник поляков, и живой интерес, который он проявлял к реорганизации польской армии, представляется неискренним.

Наконец, агенты, завербованные Павлом Игнатьевым в его разведывательную службу, явно вызывали сомнения.

В силу этих причин братья Игнатьевы и их окружение были взяты под плотное наблюдение, однако никаких точных данных о том, что они работают против французских интересов, выявлено не было. Установить точные настроения генерала Игнатьева не представляется возможным.[175]