Секреты скандальной невесты

Глава 9

— Я хотела бы, чтобы вы перестали спрашивать меня о таких вещах. Никто не считает, что Пимм имеет власть надо мной, — уклончиво сказала Элизабет, не зная, какой курс ей избрать.

При свете свечи его необычно светлые глаза блеснули, когда встретились с ее взглядом.

— Люди обычно отказываются задавать вопросы, когда боятся ответа. Я не боюсь. Я намерен услышать ваш ответ. Она думала, что запомнила все детали его обветренного лица. Она ошибалась. Его лицо было намного красивее, чем она его запомнила. И пусть все известные ее знакомые говорят, что она ведет себя как дура, доверяясь таким людям, как он, она не могла удержать себя.

— Он погубит мою репутацию, равно как и репутацию моего отца.

— Каким образом?

— Заявив, что мой отец был бесчестным.

— Черт побери, Элизабет, — раздраженно проговорил он. — С каких пор вы стали придавать такое значение гордости? Вы проводите очень много времени с Хелстоном и его семьей. Почему это вас так должно беспокоить, если Пимм заявит, что ваш отец удирал до Лондона, преследуемый ордой французишек?

— Все гораздо хуже, — прошептала она. — Он…

— Да? — негромко произнес он и кончиком большого пальца коснулся ее щеки.

Элизабет уткнулась лицом в его ладонь и закрыла глаза.

— Тут целиком моя вина. Пимм никогда не узнал бы о делах моего отца, если бы я не танцевала и не смеялась с ним. — Она вздохнула. — У него имеются письма, которые могут быть обнародованы. Письма от родственников моей матери во Франции, которые мой отец получал во время войны.

Он шумно вздохнул.

— Только не говорите мне, что вы и ваш отец на самом деле были шпионами.

Она не ответила.

— Черт возьми, хотя бы скажите «нет».

— А что толку? Разумеется, я никакая не шпионка. Просто глупая импульсивная девчонка, которая любит танцевать, смеяться и флиртовать с красивыми офицерами.

— А какое это имеет отношение к письмам, которыми располагает Пимм?

— Никакого. Но не в том дело.

— Так в чем же, черт побери, дело? Какое отношение имеют танцы в Португалии ко всему этому?

— Прямое.

— В таком случае жду ваших объяснений, — проскрипел он.

— Я… ну, когда я в первый раз встретилась с генералом…

— Да?

— Мне доставило удовольствие его любезное отношение ко мне. Я мечтала потанцевать с ним. Я… я прихорашивалась перед ним. Он сказал…

— Что сказал?

— Позже он утверждал, что я кокетка. Что я намеренно пробуждала его чувства. Что я воспринимала все его ухаживания, каждое его слово и каждый взгляд.

— Ну а вы, в самом деле, воспринимали?

— В течение ряда лет я сама тысячу раз задавала себе этот вопрос. Не знаю. Мой отец и Сара утверждали, что это не так. Я думаю, что относилась к нему так же, как относилась к любому другому офицеру. Просто я получала удовольствие от развлечений, от танцев.

Он ослабил хватку.

— А теперь выслушайте меня, Элизабет, — сказал он, и глаза его потемнели. — Женщины обладают правом танцевать, флиртовать и находить радости в этой чертовой штуке, которую мы называем жизнью! И те вещи, которых вы стыдитесь, — это единственное, что разрешается женщине в ее рабстве.

— В рабстве? — Она попятилась от него, сама не понимая, куда направляется. Он последовал за ней, пока она не ощутила спиной стену.

Он уперся руками в стену по обе стороны от ее лица.

— От колыбели до могилы вы всего лишь собственность мужчины, — заявил он. — Вначале вами владеют отцы, затем продают лицам, предлагающим наибольшую цену. Затем мужья контролируют ваше поведение, оплодотворяют вас и надоедают, пока не устанут от вас, если раньше не сведут в могилу. Если вам повезет, этот чертов аристократ умирает первым.

— Но…

— Не будьте дурочкой. Вы не должны сомневаться в себе. Если бы Пимм хотя бы в малой степени обладал здравым смыслом, то воспринял бы ваш отказ как необходимость зализывать свои поганые раны. Или я единственный тип, кто понимает вас? Вы не должны испытывать сочувствие к мужчине, который мучает вас и шантажирует, даже если это сопровождается щедрыми обещаниями сделать вас герцогиней.

Глядя в сияющие гипнотическим блеском глаза, Элизабет почувствовала, что у нее возрождается уверенность, которая была ей свойственна два года назад.

— Что в тех письмах? — Роуленд наклонился к ней чуть ниже.

— Я не знаю.

— Что? — Глаза его сверкнули. — Вы живете под угрозой шантажа и даже не знаете, есть ли в них доказательства измены?

— Важно не то, что в них говорится, а то, от кого эти письма. — Она понизила голос. — Их написал мой дядя — генерал Филипп дю Кен.

— Ну да, вы родственница этого чертова командира лягушатников, — кисло произнес он. И в то же время на его лице не отразилось даже намека на неуверенность. — Так что вы собираетесь делать, чтобы выпутаться из этой гадкой истории?

Она улыбнулась. Она могла положиться, по крайней мере, на одного мужчину, который способен вести себя надлежащим образом. И, разумеется, она предпочитает в течение ближайших двух недель общество неблагородного бастарда, а не увенчанного наградами военного героя, у которого наблюдается склонность к шантажу.

Естественно.

В тот день, когда ей встретился настоящий принц, она приняла его за жабу.

— Знаете, Элизабет, — сказал Роуленд, не спуская с нее глаз, — вы мне нравитесь.

— Я вам нравлюсь, потому что никогда не просила вас помочь мне.

— Верно. — Он слетка отстранился, на его лице появилась полуулыбка. — Разве что во время свадеб.

— Да, — с раздражением сказала Элиза. — Но это не столько акт благородства, сколько возможность для вас получить награду.

— Это точно, — согласился он, и от уголков его глаз разбежались морщинки. Что ж, поскольку вы мне нравитесь, я дам вам отличный совет. — Он сделал паузу, чтобы усилить эффект. — Бесплатно.

— Да?

— Чтобы восторжествовала справедливость, вам необходима небольшая сердечная потеря.

Пульс у Элизабет участился.

— Что вы предлагаете?

— Вы умная женщина. Вы поймете это, когда будете со своими друзьями и вашим женихом в Виндзоре. — Глаза у него были полузакрыты — казалось, он испытывал боль, когда нагнулся для того, чтобы поцеловать её в лоб. Элиза ощутила исходящий от него пьянящий запах. — Я тоже там буду.

— О, я не знала, — пробормотала она.

Наступило неловкое молчание. Узел его белого льняного галстука был завязан просто, но умело. Она находилась так близко от Роуленда, что слышала биение его сердца. Она подняла голову. Он снова смотрел на нее, и на его лице читалась нерешительность.

Он с силой втянул воздух.

— Вы исполнены решимости, всячески осложнить себе жизнь? — Не дожидаясь ответа, он опустил голову, и его губы оказались совсем близко. — Черт возьми, я не могу оторваться от вас, как и этот чертов Пимм. Вы хорошо поступите, если уедете отсюда, Элизабет.

Она приподнялась на цыпочках и коснулась губами его губ. Желание прилило к каждой клеточке ее плоти. Страсть разлилась по венам, когда он обнял ее, заставив обвить руками его шею, и сжал ее бедра без какого-либо намека на деликатность.

Она вспоминала поцелуй под деревом тысячу раз на день. Он бледнел в сравнении с нынешней реальностью в тиши этого кабинета, когда крупные ладони скользили по бокам ее тела. У нее почти подогнулись колени, когда его пальцы нашли приют на сосках ее грудей.

Казалось, он обладал природным сочетанием качеств, которые способны были ввергнуть ее в блаженный транс. Она едва дышала, пока его ладони ласкали ее через тонкий шелк платья и хлопок рубашки. Элиза понимала, что поступает плохо, но не могла воспротивиться этому.

— О Боже! — простонал Роуленд, отдаваясь поцелую. Его пальцы ослабили ее лиф с большей легкостью, чем это сделала бы иная французская горничная. У Элизабет не хватило сил остановить его. Казалось, ее голос застрял где-то в глубине горла и не мог положить конец этой сладостной пытке.

А затем его теплые губы заскользили по ее шее, и щетина дневной давности царапнула нежную кожу. О, если бы Элиза могла остановить эти минуты, которые убегали прочь. Все казалось ясным. Все было правильно, все шло так, как и должно было идти…

Он со стоном приподнял ее и прижал к стен, его губы отыскали ее сосок, и теперь ручеек желания превратился в океан, который затопил Элизу.

Она горячечно задрожала, когда он стал мучить розовые соски языком, а затем принялся их сосать. Ее пальцы вонзились ему в шевелюру.

Пока он сосредоточил все внимание на ее нежной плоти, ее легкие ныли от напряжения. Тишину нарушало лишь легкое передвижение его ног да шуршание шелкового платья о льняное белье.

И вдруг все эти ощущения, эта необузданная страсть мгновенно прервались, поскольку послышался легкий стук в дверь.

Роуленд сразу же отпрянул от нее и прохрипел:

— Слава Богу!

Отрезвленная его словами, Элизабет принялась лихорадочно приводить в порядок лиф. Роуленд оттолкнул ее руки, и умело и быстро справился с задачей.

Из-за двери послышался тихий голос Сары:

— Элизабет, нам пора. Нас могут хватиться, если мы задержимся дольше.

Его взгляд снова сделался жестким, когда он посмотрел на волосы Элизы и поправил в них шпильку.

— Как обычно, вы излишне драматизируете, Элизабет Ашбертон.

Она попыталась обрести утраченное достоинство, однако не смогла сдержать дрожь. Голос не появлялся, как она ни пыталась открывать или закрывать рот.

Напоследок она запомнила его измученную улыбку, он с легким поклоном сказал ей «До свидания».

— Мечтаю увидеть вас в Виндзоре, моя дорогая. Помните мой совет.

Элиза никогда не пребывала в большем смятении. Она длилась, хотя не могла определить причину этого. Конечно, она надеялась, что он больше заинтересуется ею. А вместо этого он стал еще дальше от нее, когда она оторвала последний взгляд от его высокой фигуры и поблескивающих глаз.

«Моя любимая!

Я чувствую себя таким несчастным от того, что все еще нахожусь в разлуке с тобой. И тем не менее я заставляю себя позаимствовать страницу из истории твоего терпения, ни на миг не забывая, что мы скоро воссоединимся и никогда более не расстанемся. Никогда.

П.»

Когда на следующее утро карета подъезжала к Виндзору, Элизабет смяла последнее смехотворное любовное пожелание от Пимма. Каждый раз, когда лакей из Хелстона доставлял ей подобные послания, Элизе казалось, что у нее от отчаяния что-то скребется в легких. Она хотела остаться наедине со своими воспоминаниями о вчерашнем вечере, а вместо этого ей приходилось читать подобный вздор.

Она переплела пальцы, чтобы успокоиться, и выглянула из окна. Ничего подобного она в своей жизни не видела. Пейзаж поражал великолепием.

Широкий ярко-зеленый газон по обеим сторонам Подъездной дороги поблескивал под лучами солнца, каждая травинка стояла по стойке «смирно». Чуть дальше видны были параллельные ряды ясеней, серые веточки которых покачивались от легкого ветерка. И словно по чьей-то команде, туча галок, похожих на миниатюрных архангелов, летела с древних башен замка.

Было так здорово оказаться за пределами Лондона, где летняя жара становилась угнетающей. Здесь же, всего в трех часах езды на запад, воздух был прохладнее, чистые природные запахи сменили резкие ароматы человеческого скопления.

Из окна кареты Элизабет разглядывала самый большой замок в мире, который открылся за королевскими воротами. За последние семьсот лет это почитаемое место знавало и времена роскошного великолепия, и большого кровопролития. Круглая башня поднималась словно замысловатый скипетр на холме, по бокам располагались бесконечные галереи королевских апартаментов и парадных дворцовых покоев.

Как только Элизабет и других гостей из свиты Хелстона проводили внутрь, она задумалась о том, что принесут ей предстоящие дни. Впереди шли Эйта, Люк, Сара и граф Уаймит. Только Майкл и его очаровательная графиня Грейс шествовали позади, все еще под флером своего свадебного счастья. Розамунда, герцогиня Хелстон, осталась в Лондоне вместе с Джорджиной.

Что имел в виду Роуленд Мэннинг, когда сказал, что ей необходима сердечная потеря? Проклятие, не мог же он предполагать, что у нее тлеет желание поискать те якобы компрометирующие письма? Но было бы смешно полагать, что Пимм носит эти письма всюду, куда бы ни поехал.

Несколькими часами позже, когда они в надвигающихся летних сумерках вышагивали по ухоженным дорожкам, Элизабет не откликалась на попытки друзей разговорить ее. Лорд Уаймит и Сара шли чуть впереди Элизабет и Эйты, а Майкл и Грейс отправились в сторону розария.

— Пимм всю последнюю неделю был не иначе как в романтическом настроении, — пробормотала Эйта, за которой трусила на конце поводка маленькая собачонка шоколадного цвета. Под ногами захрустели горошинки гравия. — Не в пример некоторому тупоголовому шотландцу, который хочет показать, что ему на меня наплевать. Честное слово, не могу понять, почему он предпочел приехать сюда в разболтанном старом ландо графини Хоум, а не в нашей карете?

— Мадам, — граф Уаймит повернулся и подождал, пока герцогиня приблизилась к нему, — позвольте предложить, вам руку? Возможно, я окажусь для вас подходящим собеседником?

Элизабет придержала Сару, чтобы обеспечить приличное расстояние для конфиденциальной беседы Эйты с лордом Уаймитом.

— Он что-то задумал, Сара. Здесь…

— Кто?

— Генерал Пимм, — смущенно ответила Элиза.

— Что именно?

— Не знаю. Но у меня такое предчувствие.

Сара промолчала.

— Прости, — вздохнув, сказала Элизабет.

— Дорогая моя, я всегда буду рядом с тобой. Я беспокоюсь лишь о том, что твоя жизнь полностью строится на чувствах и интуиции. Ты уверена, что безумный взгляд у генерала, который ты якобы видела в тот роковой день, это не тоска и отчаяние, которые иногда возникают у солдат после баталии?

— Я… я не уверена. Я не знаю, но в нем была жестокость. Твой муж говорил когда-либо о жестокости Пимма?

— Нет. Пирс никогда не занимался праздными разговорами и сплетнями. Он никого не осуждал зря. — В серых глазах Сары можно было прочитать легкую грусть.

— Ой, Сара, прости меня. Я знаю, все считают, что я должна принять Пимма.

Сара устремила на подругу внимательный, изучающий взгляд.

— Не все. Но должна признать, что генерал испытывает к тебе истинную преданность. Ты ведь больше не веришь в то, что он приложил руку к смерти наших дорогих людей? — Сара помолчала. — Знаешь, я буду с тобой, даже если ты предпочтешь не выходить замуж за генерала.

Существовали такие вещи, которые невозможно было рассказать даже самой близкой подруге. Элизабет не смогла бы вынести выражение сомнения в глазах Сары, если бы рассказала ей о письмах от французской родственницы. Да она и не хотела втягивать Сару в глубину этого дела. Сара уже и так много сделала для нее. И поэтому Элизабет хранила молчание. Сара не сможет помочь ей в этом.

Несколькими часами позже она снова вернулась к своим мыслям, но Сара постучала в дверь, приглашая на обед.

— Ах, Сара, эти цветы в волосах так идут тебе! Ты никогда не носила ничего более симпатичного!

Подруга зарделась. Элизабет впервые видела, чтобы Сара позволила себе украшение.

— Это колокольчики от графа Уаймита. Он попросил меня надеть их сегодня вечером.

Элизабет слегка погрустнела. О, ей так хотелось видеть Сару счастливой! Совершенно искренне. Она была ее первой и единственной подругой, хотя другие офицерские жены избегали Элизабет и шептались, что она слишком вульгарна. Но Элизе не хотелось, чтобы померкла память о муже Сары. Он был командиром ее отца, и их жизни переплелись настолько тесно… Конечно, эгоистично и даже смешно рассуждать об этом.

Глаза Сары ничего не упустили.

— В этом нет ничего особенного. Не волнуйся.

— Граф очень хороший человек, и он сделает тебя счастливой. Я уверена в этом, — тихо проговорила Элизабет.

— Мы уже обсуждали это, Элизабет. Я знаю, что может сделать меня счастливой, — Сара отвела взор, — но это невозможно.

Три четверти часа, проведенные среди движущейся массы гостей, лишь увеличили давление в висках Элизабет. Но, по крайней мере, одной заботой оказалось меньше. Принц-регент предпочёл провести час перед обедом со своей матерью, королевой, которая настояла на том, чтобы уединиться в Виндзоре с дорогим королем Георгом, который стал за эти годы совершенно безумным.

Однако мистер Браун не способствовал облегчению всеобщего раздражения. Или, скорее, не способствовали этому мистер Браун и графиня Хоум.

Эйта возмущалась с такой силой, что вызывающе высокие страусовые перья грозили свалиться с ее отливающих сталью седых кудряшек.

— Как он может прислуживать ей, выполняя каждое ее слово? — На лице Эйты появилось выражение неуверенности. — Он приносит ей напитки, когда есть лакеи, которые могут принести галлоны вина любой леди в этом зале. Он не уделил ни секунды, чтобы сказать мне хоть слово. Я этого не понимаю.

— Возможно, он ожидает, что вы сделаете первый шаг, бабушка, — заметил Люк.

— Фи, не будь смешным, Люк. Ах, как я хотела бы, чтобы сейчас с нами были Розамунда и Джорджина. Пять женских голов вместе — это всегда лучше, чем одна голова лишенного здравого смысла мужчины.

— Я тоже хотела бы чтобы они были здесь, — пробормотала Элизабет. — Я так беспокоюсь за Джорджину.

Эйта погладила ее по руке.

— У вас достаточно поводов для беспокойства, Элизабет. А Розамунда — отличный человек, способный поухаживать за Джорджиной в ее заточение. И повеселить, рассмешить ее.

Элизабет стояла неподвижно, устремив взгляд на дверь, чего-то ожидая, вместо того чтобы, как это было ей присуще раньше, действовать. И вскоре она была вознаграждена. Вперед вышел, выставив грудь, увешанную наградами, Леланд Пимм, на узком лице которого явно читалось ожидание выражения восторга. Элизабет не могла совладать с развеселившей ее мыслью: вероятно, его камердинеру понадобилось полдня для того, чтобы уложить ему на лоб челку.

Пимм окинул взглядом зал и направился к ней. О, где же Роуленд Мэннинг? Он ведь говорил, что будет здесь.

— Моя дорогая, — выдохнул Пимм, приподняв подбородок.

— Добрый вечер, генерал, — ответила Элиза, оставаясь настороже.

Он заставил её выйти вперёд и подвел к небольшому деревцу.

— Я хотел бы, чтобы наедине вы называли меня по имени, Элизабет.

—Но мы не наедине… сэр.

— Пока что. — Он вяло улыбнулся. — У меня есть замечательный подарок для вас сегодня вечером, моя дорогая. Маленький подарок по случаю помолвки.

При звуках этих слов Элизабет не смогла подавить дрожь, которая волной пробежала по ее спине.

— Я не требую больше от вас подарков. Вы знаете, что существует лишь одна вещь, которую я хочу получить, — выдавила Элиза.

Он словно не услышал ее слова.

— Сегодня вечером я преисполнен решимости, увидеть ваши ямочки. Вы ведь не поскупитесь на улыбку мне? — Не ожидая от нее ответа, он продолжил: — Я абсолютно уверен, что вам понравится этот необычный подарок, а потом будут танцы, вы всегда любили вальс. Особенно со мной. Я мечтаю о множестве балов, которые мы дадим, когда будет завершен Бадахос-Хаус.

К горлу Элизабет подступила желчь.

— Вы собираетесь дать вашему дому название той баталии, где…

— Это был поворотный момент в войне. На очень многих фронтах.

— Но там погиб мой отец. Вы забыли?

— Гм… Я подумаю об этом.

Парализованная комком ярости и отчаяния, застрявшим под ложечкой, она не могла найти слов, которые разрушили бы этот карточный домик. Существовал предел, который она не дерзнула перейти. Если она слишком разозлит его, он вполне может выйти из себя, и все может закончиться бедствием.

— Пойдемте, моя дорогая. Я полагаю, его высочество уже прибыл. Поскольку я почетный гость, вы будете сидеть напротив меня. Рядом с принцем-регентом.

Как она ненавидела перспективу оказаться на виду в качестве его невесты! Она посмотрела на свое голубое с белым газом бальное платье и вспомнила, какую радость испытывала много месяцев назад, когда получила его в подарок.

Эйта дарила новые бальные платья каждой леди из тайного клуба вдов. Казалось, это было целую жизнь назад.

Ангелы и воины на фресках грандиозного столового Зала Круглой башни смотрели сверху вниз на невероятно длинные столы, заполненные гостями. Элизабет не могла бы выбрать более красивого места, чтобы чувствовать себя такой несчастной.

— Моя дорогая мисс Ашбертон, я счастлив наконец познакомиться с вами. — Принц-регент обратился к ней в тот момент, когда отрезал кусок мяса. Ослепительные рубины и бриллианты окольцовывали его толстые пальцы. — Вы кажетесь мне знакомой. Мы не встречались с вами раньше?

Элизабет едва не поперхнулась горошком. Она вознесла молитву, чтобы его высочество не вспомнил о ее злосчастной выходке в церкви Святого Георгия, когда на ней был черный парик.

— Нет, думаю, что не встречались, ваше высочество.

— Я никогда не забываю лица. — Положив руку на круглый живот, он некоторое время внимательно всматривался в ее лицо, прежде чем продолжить трапезу. — Пимм, вы сделали мудрый выбор. У нее красивые, умные глаза, она не болтает и выглядит смиренной.

Смиренной? Элизабет едва не рассмеялась.

Сидевший напротив нее генерал позволил себе полуулыбку.

— Я знал, что ваше высочество оценит мою Элизабет. Ее верность и преданность стране — мне не доводилось видеть ничего похожего на это.

Она сжала руки, аппетит у нее пропал задолго до того, как она села за стол. Ей хотелось разрыдаться. Где Роуленд? Он мог бы по крайней мере рассмешить ее своим черным юмором.

Герцог Хелстон сидел рядом с ней, поскольку относился к числу самых высокопоставленных гостей. Он отвлек от нее внимание, обратившись к Пимму:

— Когда вы с Веллингтоном отправляетесь в Вену, генерал?

— Почти сразу после того, как его высочество возведет меня в герцогское звание, и мы с Элизабет обвенчаемся.

Элизабет захотелось соскользнуть под стол. Ей казалось, что каждый из сотни гостей подслушивает.

— Пимм станет весьма грозным пополнением вашего герцогского круга, не правда ли, Хелстон? — Принц-регент захихикал, и щеки у него затряслись.

— Вне всякого сомнения, — проговорил герцог, устремив взор на свою бабушку.

Судя по выражению лица Эйты, вот-вот собиралась разразиться гроза. Похоже, Эйта не слышала ни одного слова. Она не спускала глаз с мистера Брауна и графини Хоум, те рассмеялись после какой-то реплики одного из сидящих рядом гостей, которую здесь не было слышно.

— Вы не слишком многоречивы сегодня вечером, моя дорогая. — Пимм кивнул в сторону Элизабет. — Готов биться об заклад, что это очень скоро переменится.

Она забыла про вызывающую раздражение привычку генерала употреблять старомодные слова, чтобы продемонстрировать интеллект, которым он не обладал. Она уже давно догадалась, что он коллекционировал эти редко употребляемые слова, чтобы при случае произвести впечатление.

Лишь Элизабет заметила, как вздохнул герцог Хелстон. Она никогда не видела, чтобы Хелстон молча терпел скучного человека. Вероятно, лишь присутствие принца-регента сдерживало необузданный нрав герцога.

Принц-регент поднялся на ноги. Все сидевшие за столом гости мгновенно стихли. Его высочество поднял золотой бокал, и гости последовали его примеру.

— Тост, мои друзья. Хотя мы собрались ради Аскота, я пригласил вас сюда для того, чтобы отпраздновать предстоящую свадьбу одного из самых знаменитых полководцев в великой войне с Францией и Германией Леланда Пимма. За Пимма и его очаровательную невесту Элизабет!

— За Пимма и его Элизабет! — словно эхо повторили сто голосов.

— Свидетельством нашей щедрости по отношению к генералу Пимму служит то, что я дарую ему свадебный подарок, о котором он просил. И чтобы никто не делал поспешных заключений о его жадности, спешу заверить, что это не земля в Мейфэре. — Его высочество хмыкнул. — Очевидно, он хранил в сердце заветное желание любимой невесты.

Элизабет почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, и услышала несколько шепотков. Она съежилась в кресле, и рука Люка успокоила ее. Элиза выпрямилась.

— Мисс Ашбертон, вы скоро станете одной из самых богатых леди. Но Пимм рассказал мне о вашей подруге, миссис Уинтерс, и о ее бедности после прискорбной гибели мужа на поле боя. Настоящим я жалую этой достойной вдове Бартон-Хаус на севере Озерного края и ежегодный доход в четыре тысячи в честь великих заслуг перед Англией ее мужа, полковника Уинтерса.

Элизабет мгновенно обернулась к Саре. Глаза ее лучшей подруги округлились от потрясения, она тут же закрыла лицо салфеткой.

Принц-регент продолжил речь, несмотря на лавину голосов и поздравлений, адресованных Саре.

— Вы довольны, мисс Ашбертон? Мудро ли выбрал Пимм подарок для вас?

Волна счастья затопила Элизу. Это было именно то, чего она больше всего пожелала бы Саре.

— Ваше высочество, — шепотом проговорила она, я потрясена вашей щедростью.

— Скорее вам следует поблагодарить Пимма, а не меня. Она сглотнула комок и, не поднимая глаз, обратилась к генералу:

— Ничто не может сделать меня более счастливой, чем счастье видеть мою подругу так хорошо устроенной. Я чрезвычайно благодарна за ваш щедрый подарок, генерал.

— Ваше счастье означает для меня целый мир, Элизабет, — с самодовольной улыбкой сказал Пимм.

Тишину пронзил голос Сары.

— Это слишком много, ваше величество. — Глаза ее были огромными, и в них поблескивали слезы. — Я не могу принять такой…

Принц-регент отмахнулся от ее слов.

— Я рад вашему согласию, миссис Уинтерс. — Он поднял бровь. — Кроме того, насколько я понимаю, я могу тем самым убить двух зайцев. Одним домом, так сказать.

Что за черт?

— Я готов биться об заклад, что я не сделаю подарка Уаймиту, когда он соберется жениться. — Он закатился смехом.

Элизабет подняла глаза и увидела, что Пимм подмигивает ей.

Ее мир разрушался на глазах, и тем не менее она должна была улыбаться. А затем ее последний оставшийся союзник, герцог Хелстон, человек, на которого можно было положиться, сбросил со своего лица напряженное выражение.

О, она так понимала его. Он испытывал облегчение. После замужества Элизы и обустройства Сары финансовый груз по обеспечению двух женщин, находящихся под протекцией его бабушки, спадет с его плеч. И теперь, после этого подарка, никто из ее друзей не поверит в то, что Пимм — чудовище.

Словно услышав ее мысли, Люк взглянул на Элизу.

— Позвольте принести мои искренние поздравления и пожелать вам счастливого будущего, Элизабет.

— Спасибо, ваша светлость. — Возвращение к официальной форме общения казалось наилучшим способом начать будущее, которого она надеялась избежать.

Она будет изъята из круга друзей. В самом деле, ее лучшая подруга отправится на другой конец страны. И ее, как сказал Роуленд, отправят на хранение в громадный дом Пимма, обрюхатят и выбросят на свалку, когда генерал наиграется. Если ей повезет, она заставит его устать от нее быстро.

Люк снова так тяжело вздохнул, что Элизабет невольно повернула голову в его сторону.

— Ваша светлость?

Он заговорил настолько тихо, что она вынуждена была наклонить голову, чтобы разобрать его слова.

— Я знаю, что пожалею об этом. — Он покачал головой. — Граф Уоллес находится в королевских конюшнях. Он передал вам неразумную просьбу принести хоть каплю чаю больному человеку.

Она едва смогла вздохнуть в своем тесном корсете.

— Мистер Мэннинг? — шепотом спросила она.

— Не имею ни малейшего представления. — Он откашлялся. — Не будьте глупышкой, Элизабет. Было бы лучше, если бы это сделал кто-то другой. Вы ведь знаете, Пимм не любит долго томиться ожиданием.

Впервые в жизни Элизабет вознесла молитву о том, чтобы у нее не было шанса потанцевать сегодня. Прошло, наверное, пять минут — целая вечность! — прежде чем принц-регент удалился из-за стола, эффектно завершив королевский ужин и позволив тем самым удалиться и гостям.