«На Дерибасовской открылася пивная»,
Но «Пилзнер» лучше в Праге — точно знаю.
Изменчивое петербургское солнце за пыльным окном заволокло тучами. Не то чтобы грозовыми, а просто какой-то серо-стальной хмарью, из которой, того и гляди, начнет накрапывать слякотный дождик. Начнет ровно настолько, чтобы предусмотрительные прохожие успели слегка намочить зонты, прежде чем в немытое стекло некогда процветающего НИИ «Сельхозбиопрепарат» снова попытается заглянуть неосторожный солнечный луч.
Сегодня, как, впрочем, все последние восемнадцать лет после развала Союза, в институте процветанием и не пахло. Исключение, пожалуй, составляла лишь плитка «под мрамор», наспех приклеенная в вестибюле с легкой руки сметливого завхоза под фразу «театр начинается с вешалки». А вот огромная комната лаборатории, захламленная мебелью образца начала шестидесятых годов, вполне могла служить иллюстрацией к давно не актуальной лекции о преимуществах развитого социализма перед загнивающей западной демократией: неровно покрашенные масляной краской стены; приборы, часть из которых если и могла работать, то еще на электронных лампах; протертая лоснящаяся обшивка стульев, качающихся на рассохшихся ножках.
Из более-менее новых вещей в комнате сразу бросались в глаза, пожалуй, лишь две. Первая — заменяющий скатерть предвыборный плакат «Справедливейшей Державы», который недавно утащил один из сотрудников института прямо с избирательного участка. А вторая — зеленая бутылка знаменитого чешского бальзама «Бехеровка», воздвигнутая прямо на симпатичную физиономию лидера «справедливейших» под его любимый слоган: «Что справедливо для брандашмыга — несправедливо для мурлокотама». С какой из этих сомнительно симпатичных физиономий отождествлял себя лидер, оставалось загадкой, тем не менее плакатами был обклеен весь город, оставляя обывателям массу возможностей для развития их фантазии и обсуждения сказочных преимуществ «справедливейших». Политтехнологи тем временем чуть не повизгивали от удовольствия, наблюдая, как неуклонно лезет вверх рейтинг узнаваемости любимой партии. Впрочем, все это не помешало НИИшной братии найти плакату (с учетом повышенной плотности его мелованной бумаги — 250 граммов на кв. м) более достойное применение.
— Ну что, как говорят — братья-славяне, «на здрави!» — потянулся к бутылке крепкий мужчина, скорее похожий не на доцента, едва сводящего концы с концами в НИИ, а на менеджера какого-нибудь рекламного агентства. — Просим, пане!
Но взять поллитровку доцент не успел.
— «Бехеровку», господин Трубников, нужно пить только сильно охлажденной, — назидательным тоном бывалого бухаря изрек Сэмуэль, безуспешно пытаясь засунуть бутылку чешского бальзама в турбокомпрессор сплит-системы, которой была оборудована лаборатория.
— Господа все в Париже, батенька, — мрачно отшутился седой и щуплый на вид профессор Клопин с университетской бородкой клинышком. — А мы пока, слава Богу, товарищи, и слушай, Самуил, не тяни кота за интим, показывай, что ты там еще, кроме своей «Бехеровки», «притаранил»?
— Я не Самуил, а Сэмуэль, — обиженно пробормотал гость, доставая литровую бутыль текилы «Олмега» и игристое «Лев Голицын».
— А какая разница, батенька? — усмехнулся профессор Клопин. — Тем более что от тебя за версту видно — никакой ты не Сэмуэл, а обыкновенный Самуил.
— Можете звать меня просто Сэм.
Видно было, что гость не на шутку раздражен и обижен, хотя и старается сдержать свои эмоции.
— Так вот, дядя Сэм — Сёма, — заулыбался профессор, — пока наша «Бехеровка» охлаждается, мы с тобой и доцентом как раз текила-бум будем делать.
— Только не забывайте, что вы мне обещали рассказать про секс-ловушку, — улыбнулся Сэмуэль, демонстрируя зубы, достойные рекламного плаката очередного средства борьбы с непобедимым кариесом.
— «Если сухость во рту горбит, нужно ли есть поутру “Орбит”»? — продекламировал в ответ доцент Трубников и, не дожидаясь ответа на сей риторический вопрос, назидательно поднял вверх указательный палец: — Мы с профессором военные тайны начинаем выдавать только после второй поллитры.
Трубников был одет в дорогой безукоризненно отглаженный костюм от «Valentino», резко контрастирующий с институтским интерьером, только стеклянный невозмутимый взгляд философа выдавал в нем крупного ученого. На профессоре Клопине, наоборот, был более чем скромный, неприметный костюм линии «Онегин» и дешевый галстук из серии «тетя Маша привезла в подарок из Анапы». А вот гость компании ученых, выдававший себя за стажера и стипендиата Йельского университета, был «прикинут» круче всех: ультрамодный костюм от «Hugo Boss» в серую полоску, с жаккардовым швом, «тянул» на две — две с половиной тысячи долларов.
«Понтовался» «стипендиат» не зря. Всем своим видом он хотел показать российским ученым, что его университет щедро спонсирует светил генной инженерии и стоит им только подписать контракт… Впрочем, если внешний вид и заинтересовал ученых, то вовсе не с той стороны, на которую рассчитывал американский гость, когда будто бы случайно продемонстрировал гостеприимным хозяевам подкладку пиджака с фирменным наименованием. Доцент Трубников тут же восхищенно заохал и осведомился, каким образом гостю удалось заполучить столь солидную вещь от личного дизайнера фюрера, а потом, словно испугавшись собственной наивности, прошептал:
— А может, ваши парни из ЦРУ не одобряют подобных методов выуживания секретов?.. Так мы никому не расскажем…
— При чем здесь костюм? — скривился было дядя Сэм, но тут же скорчил милую улыбку: — Я не требую от вас выдачи военных тайн или каких-либо секретов — просто профессор обещал рассказать мне забавную историю, а я очень люблю всякие казусы. Так у вас есть стопки для текила-бум?..
— Не вопрос! — доцент Трубников достал из фреоновой холодильной камеры три заиндевевших граненых стакана.
— О, эти не подходят! — замахал руками Сэмуэль.
— Других у нас нет, — отрезал Трубников и с невозмутимым видом начал наполнять стаканы текилой до половины.
Профессор Клопин тем временем открыл бутылку шампанского и передал ее доценту Трубникову с комментарием, что «руку наливающего менять нельзя» — мол, дурная примета. Дмитрий тут же выдал экспромт, что «дурная примета — гость ЦРУ в начале лета», аккуратно долил шампанское в стаканы, заполнив их до краев.
— Может, лаймом закусим? — дядя Сэм с опаской достал из кармана дорогого пиджака зеленый лимон, более похожий на целлюлитную попку какой-нибудь принцессы-квакушки, нежели на приличную закуску.
— Баловство все это, — резонно заметил Трубников, накрыв своей могучей ладонью один из стаканов.
— Понеслась душа в рай, — сообщил профессор и тоже накрыл свой стакан.
— Одну минуту, — засуетился Сэмуэль.
Он достал из брючного кармана батистовый носовой платок, сложил его вчетверо и, аккуратно пристроив его на стакан, тоже накрыл ладонью.
— Текила!!! — скомандовал профессор, словно он был генералом, принимающим парад войск на Красной площади.
Все трое принялись возить стаканами по слащавой физиономии лидера «справедливейших», украшающей «скатерть» лабораторного стола.
— Бум!!! — снова скомандовал профессор.
Три граненые емкости одновременно стукнулись об стол, коктейль смешался, из-под рук брызнула белая пена.
Первым опустошил свой стакан доцент Трубников и смачно стукнул им по столу. Профессор отстал от него лишь на долю секунды. А вот дядя Сэм, привыкший пить текилу-бум в формате сорок миллилитров, не сумел проглотить даже половину, поперхнулся и закашлялся.
— Эх ты, стипендиат! — усмехнулся профессор Клопин. — Не учат у вас в Йельском университете пить нормально. А Мексика, казалось бы, под рукой — езди хоть на каждые выходные, тренируйся!
— У нас просто… не пьют этот коктейль… в таком большом объеме, — едва прокашлявшись, попытался оправдаться Сэмуэль.
— Ну, между первой и второй перерывчик небольшой? — Невозмутимый, как Будда, Трубников уже скинул свой пиджак, дабы нечаянно его не заляпать, и начал снова быстро наполнять стаканы, орудуя одновременно и «Голицыным», и «Олмегой», словно многорукий Шива.
— Мне не доливать, я это пока допью! — буквально заверещал дядя Сэм, закрывая свой стакан ладонью.
— Твое дело, батенька, — степенно согласился профессор Клопин. — Только пока мы все не дойдем до кондиции, я тебе ничего рассказывать не буду.
— До какой кондиции? — перепугался Сэмуэль.
— До нужной, — авторитетно прокомментировал доцент Трубников. — И вообще, неужели у вас в ЦРУ нет нормальных агентов, которые умеют «держать градус» и пьют со всеми наравне? Хоть бы наших перевербовывали, что ли… Вот раз пил я с офицером внешней разведки… — Трубников мечтательно закатил глаза. — Так все уже под столом валялись, а он мне все «Родина слышит, Родина знает» караоке исполнял…
— Вы меня не за того принимаете, джентльмены, — выпучил глаза Сэмуэль, — это какая-то ошибка. Я же вам показывал документы — стипендиат Йельского университета, приехал к вам на стажировку по гранту…
— Ага, — вмешался в эти разглагольствования доцент, — ты бы еще сказал: из Упсальского или из Оксфорда! Был у нас тут генерал Калугин, так он стажировался в Колумбийском университете. Рихард Зорге — в Токийском… А у Вас все дороги в Лэнгли ведут…
— Точно, батенька! Нам-то хоть не звезди, — прервал коллегу профессор и злобно стукнул о стол очередным опустошенным стаканом. — Думаешь, ты первый у нас тут такой «стипендиат»? Да у нас тут до тебя и из Англии приезжали, из Израиловки, из Японии. И по работе со стажерами у нас схема накатанная.
— А что за схема? — насторожился Сэмуэль, искоса поглядывая на быстро пустеющую тару с выпивкой.
— А вот ты посиди, выпей, да послушай, а старших не перебивай.
Профессор кивнул доценту Трубникову, тот извлек охлажденную поллитру «Бехеровки», которую выставили на стол взамен уже «убранного» шампанского и текилы. Профессор проследил, как дядя Сэм с отвращением «залудил» полстакана холодной «Бехеровки».
— Сначала мы расскажем тебе поучительную басню, которая называется «Свин и волчата».
— Какую еще басню? — икнул изрядно захмелевший Сэмуэль.
— А вот, послушайте, батенька, — голосом доброго сказочника начал профессор.
Один весьма почтенный свин
Однажды малость разгулялся.
Но не алкаш он. Пить один
Не захотел. И повстречался
(Случайно, право же, ей-ей!)
С двумя волками молодыми.
И нету дела веселей,
Чем выпить с юными такими.
Те отказались было, но
Наш свин мудрее будет Бога.
Сказал волчатам, что давно
В них видит взрослых он. Немного
Помявшись, согласились пить.
Один стакан, другой и третий
Опустошили. И учить
Стал свин волчат, как жить на свете.
— Простите, если я правильно понимаю, волчата — это вы, а свин — я?
Беспрерывно икая, дядя Сэм вытащил из своего портфеля бутылку минералки «Перье» и безуспешно пытался запить икоту водой.
— Ты не перебивай старших, а дальше слушай, — насупил брови профессор. — Итак, свин начал учить волчат своим свинским понятиям:
Нет лучше дома, чем в грязи,
Жена: «Хрю-хрю!» — а ты ей — в рыло.
И рылом по земле вози,
Чтоб хрюкала нежней и мило.
Да, — дальше свин вещал волкам, -
Я вас учу, и будьте рады.
Рычите вы пока слегка,
А вам бы хрюкать громко надо…
Наш свин такой — он научил.
Нахрюкались волчата славно.
— А ну-ка, старый хряк, молчи!
Здесь волк — хозяин самый главный!
Закуска кончилась давно,
Так под твое свиное сало
Мы будем дружно пить вино,
Когда нам браги будет мало…
— Я вообще ничего не понимаю, — язык дяди Сэма уже изрядно заплетался, а икота остановилась только после второго полстакана «Бехеровки». — Вы хотите оскорбить меня? За что? Я ведь пришел к вам в гости, принес, как вы заказывали… как это по-русски… «бухла»! И просто хотел послушать забавную историю про секс-ловушку. А вы сразу… как это по-русски… наезжаете…
— Никто на тебя пока не наезжает, Сема! — Трубников дружески похлопал его по спине. — И про секс-ловушку я тебе тоже расскажу — когда дойдем до кондиции. Тогда и о цене поговорим. А сейчас не перебивай профессора и слушай…
Профессор тем временем заглотил очередную порцию «Бехеровки» и продолжал:
Увы, волк — как заяц во хмелю
(Пусть был воспитан человеком).
Чуть выпьет, сразу «Задавлю!»
Кричит и щерится при этом.
Конец простой: был съеден свин,
Волчата славно закусили.
И только пятачок один
Остался там, где звери пили.
Мораль простая здесь, друзья:
Его пример — другим наука.
Но, даже если ты — свинья,
Не доводи других до хрюка.
Дядя Сэм наконец расслабился и даже попытался поаплодировать профессору.
— Я понял, вы намекаете, что зря я всех так напоил и сам напился.
— Ну, насчет того, что ты напился, — это ведь ничего страшного. У тебя же наверняка видеокамера в пуговице пиджачка имеется, так что завтра вспомнишь все и тщательно проанализируешь, — невозмутимо произнес Трубников.
— Да за кого вы меня принимаете!.. — завопил дядя Сэм, который начал уже не только икать, но и слегка заикаться.
— Да не шуми ты так, — профессор ласково погладил гостя по плечу, заодно вытирая о роскошный пиджак влажную ладонь. — Лучше послушай историю, ради которой пришел.
— Мы уже дошли до кондиции? — оживился стипендиат.
— До нужной, — подтвердил Трубников. Он непонятно почему вдруг погрозил пальцем лидеру «справедливейших»: — До самой что ни на есть кондиции.
— Так вот, — горделиво начал профессор. — Мы с Димой Трубниковым разработали гениальное устройство. Твоим, Сёма, америкосам в жизнь до такого не додуматься. Представляешь, небольшой аппарат, запросто помещающийся в портфеле. Приносишь его куда надо, хоть на Дворцовую площадь, хоть на Красную, аккуратно включаешь и сваливаешь «Бехеровочку» попивать. А к концу дня во всей округе ни одной нормальной мужской особи! Потом ходи себе — смотри на трупики, валяющиеся лапками вверх. Вот тебе и секс-ловушка. Все гениальное просто, причем никакой химии, это тебе не напалмом вьетнамцев поливать. Исключительно биологический гуманный метод. Do уou understand me?.. Понимаешь, о чем я говорю?..
— Не понимаешь… — пробормотал дядя Сэм.
Он уже совсем перестал «держать головку», слегка покачивался и готов был в любой момент завалиться набок.
— О-о, да ты, сэр, совсем наклюкался, — точно оценил его состояние профессор. — Ладно, Дима, проводи стипендиата на воздух, пусть проветрится.
Трубников ничего не сказал, он легко взвалил расслабленного Сэмуэля на плечо и вынес из лаборатории. На улице он прислонил «стажера» к багажнику «мазератти» и степенно отправился обратно — допивать с профессором «Бехеровку».
Водитель «Мазератти» с дипломатическими красными номерами ожидал своего пассажира, но задремал и не заметил его появления. Зато «прибытие» дяди Сэма не осталось незамеченным для пассажиров черной «Волги» ГАЗ-3102. Она вылетела из близлежащего переулка, как бешеная брутальная торпеда. Рычание форсированного двигателя еще не смолкло, когда двое блондинов в одинаковых полосатых костюмах подскочили к пьяному дяде Сэму. Водитель «Мазератти» очнулся и схватился за ручку дверцы, чтобы кинуться на помощь своему пассажиру. В ответ на этот недружественный жест в глазах здоровяков-блондинов мелькнул легкий стальной блеск, один из них достал из кармана «чудо-брелок» и нажал кнопку — все двери «Мазератти» оказались заблокированными. Водитель удивленно таращился на них и тщетно тряс и сжимал свой брелок, пытаясь открыть их.
Не обращая на водителя никакого внимания, один из блондинов обратился к едва стоящему на ногах Сэмуэлю:
— Гражданин, вы, кажется, сильно пьяны, вам придется проехать с нами на освидетельствование.
— Вы не имеете права, — сразу слегка отрезвел дядя Сэм, — у меня дипломатический паспорт.
Он извлек из заднего кармана брюк документ в дорогой обложке. Здоровяк не торопясь протянул туго обтянутую кожаной перчаткой руку, брезгливо взял документ двумя пальцами, бросил его под колеса «Мазератти» и пожал плечами:
— Похоже, вы его потеряли…
Водитель в запертой иномарке нервно поворачивал ключ в замке зажигания — откуда ему было знать, что «чудо-брелок» блокирует не только двери, но и двигатель.
— Fackin shit! Что вы делаете?! Да я вам сейчас!.. — встрепенулся дядя Сэм и попытался ударить одного из блондинов в лицо. Но тот изящно уклонился от хука справа и перехватил руку, мгновенно застегнув на ней наручник.
— А пассажир-то опасный дебошир, — второй блондин заломил левую руку дяди Сэма и стал перечислять: — Нахождение в нетрезвом виде в общественных местах, нецензурная брань, нападение на представителей власти… Целый букет уже получается…
— Ладно, Микола, хорош писю мять, — прервал его напарник, — грузим его в «Волгу» по-быстрому и сваливаем. А то как бы не случился скандал международный.
Блондины ухмыльнулись и повели закованного в наручники Сэмуэля к своей машине. Немного повозившись, они затолкнули упирающегося «шпиона» на заднее сидение. Один из блондинов сел рядом с Сэмом. Второй, оставшись на улице, нажал несколько кнопок мобильника.
— Братан, «кролика» взяли, сейчас подгоним… Там и разводить будем… — хохотнув, он сел на водительское сидение и дал газ, оставив водителя «Мазератти» с красными дипломатическими номерами недоумевать в одиночестве.
Совершенно секретно
В одном экземпляре
Управление Федеральной службы безопасности Российской Федерации
по Санкт-Петербургу и Ленинградской области
Справка
(по материалам личного дела агента Карамиса)
…Агент Карамис… в 1981 году задерживался за совершение преступления, предусмотренного ст. 121 УК РСФСР (мужеложство). В ходе расследования активно сотрудничал со следствием. Инкриминируемое деяние было переквалифицировано на ст. 147-1 УК РСФСР (растрата государственного имущества). Осужден на три года исправительных работ в местах, определяемых органами, ведающими применением исправительных работ (пос. Коммунар Гатчинского р-на Ленинградской обл.). По прибытии к месту работ инициативно предложил сотрудничество администрации, после чего вошел в общественный совет осужденных. Постоянно поставлял информацию о незаконных отлучках и проч., в результате чего был представлен к условно-досрочному освобождению. Освобожден в 1983 году.
В связи с тем, что Карамис проявлял интерес к литературному творчеству, а также обладал определенными связями среди творческой интеллигенции, с ним были установлены доверительные отношения. В 1984 году Карамис был завербован органами государственной безопасности…
За время сотрудничества по настоящее время Карамис проявил себя как опытный, инициативный агент, способный к оперативному решению поставленных задач. Аккуратен, педантичен, однако несколько склонен к авантюристическим шагам…
Женат… Имеет сожительницу Лавренко Елену Леонидовну, 1973 г. рожд…. регулярно выезжает с ней отдыхать за границу…
Информации о расшифровке агента не имеется.
От агента был получен острый сигнал, и ему было дано оперативное задание, о котором он должен был отчитаться 30 июля. Однако в назначенное время Карамис на встречу не явился.
Старший о/у … отделения
… отдела … службы П. П. Иванцов