Секс с экс

19

– Джош. Молчание.

– Джош, это я, Кэс. – Думаю, после всего этого можно и не говорить.

– А, привет, маленькая леди. – У него подозрительно веселый голос.

– Джош, ты пьян?

– Да, а ты будешь по-прежнему прекрасна утром. – Его голос полон боли и разочарования.

– Джош, я так сожалею. – Мои ненужные слова падают в телефонную трубку.

– О чем ты сожалеешь, Кэс? О двадцати шести годах дружбы? О том, что согласилась выйти за меня? И что изменила мне на глазах у 12, 4 миллиона зрителей? Или о цвете платьев подружек невесты?

Я улыбнулась. Он так добр, что шутит со мной, хотя я почти слышу, как плачет его сердце на другом конце провода.

12, 4 миллиона. Это рекорд для программы и для «ТВ-6». Теперь «Секс с экс» не передвинут на другое время, чтобы показывать блокбастеры. Фи сделала свое дело. Самое смешное, что я сама помогла ей похоронить себя. Если бы я не так заботилась о своей популярности, не мелькала бы в каждом таблоиде, журнале и чат-шоу, моя свадьба никого бы не заинтересовала. Если б не злила журналистов, не манипулировала ими, может быть – ну, может быть, – они бы не вцепились в эту тему с таким рвением.

Пресса набросилась на эту историю, спровоцировавшую всеобщий ажиотаж. Несколько чат-шоу провели опросы, зрители звонили им и голосовали, за кого я выйду замуж, за Джоша или Даррена. Сценаристы тоже использовали этот скандал, превратив его в современное моралите. И разумеется, меня посетили мои призраки из прошлого, настоящего и будущего. Джош слишком всем нравится, чтобы вспомнить его «заслуги», и вся ответственность теперь полностью – и поделом! – возложена на меня. А те 12, 4 миллиона соотечественников, которые молча оправдали мою измену и получили от нее удовольствие, – они неподсудны.

Я понимаю.

Самый страшный приговор – это полное их прощение. Чистые руки. Я их не виню. Я никогда не поддерживала коллективную ответственность. Кроме того, виновата я сама – даже я это понимаю.

Флорист, которого наняли для оформления свадьбы, подал на меня в суд. Он заявил, что в «Секс с экс» сняли подставного флориста, а от него, таким образом, публично отреклись. Я не думаю, что это убедит суд, но к нему примкнули еще несколько других лиц: поставщики продуктов и менеджер по организации церемонии требуют, чтобы им полностью заплатили по счетам. Даже священник хочет публичного извинения и еще кое-чего более ощутимого – компенсации за звонарей. Что ж, за время существования «Секс с экс» количество свадеб уменьшилось на 35 %, и, конечно же, Церковь почувствовала себя обойденной.

Снова появились многочисленные бывшие герои «Секс с экс». Они говорят то, что от них требуют, а именно – что все измены были мной подстроены. Это, конечно, неправда, ведь в этом мире и без того хватает легкомысленных людей. Некоторые говорят, что канал платил им за измену (неправда), другие – что я предлагала им секс и свое содействие (тоже вранье). Про меня теперь можно сказать любую гадость.

Все подробности моей жизни, которые можно было без риска подвергнуть публичному обсуждению, стали всеобщим достоянием. Например, теперь всем известно, как я даю мужикам. Известно, у кого я стригусь, как часто пью, сколько заплатила за свою квартиру, какой у меня размер бюстгальтера. Я выставлена на всеобщее обозрение.

– Я так понимаю, свадьба отменяется, да? – спрашивает Джош.

В его голосе слышится надежда. Вот это хуже всего. Я знаю, что у него забилось сердце и участилось дыхание, что у него пересохло во рту и крутит живот.

– Кэс, прости меня. Я не должен был на это соглашаться. Я не думал, что они с тобой так обойдутся. Не я это предложил, они сами ко мне обратились. Они задавали мне вопросы, к которым я не был готов. Я не…

– Я знаю, – перебиваю я. Ему не нужно оправдываться. Он хороший, вот только чудовищно наивный. Во всю эту историю Джош нас впутал оттого, что недостаточно доверял нашим отношениям. Жаль. Но, не доверяя мне, он был прав, и мне стыдно и жалко его. – Ты не виноват, Джош. Просто они тебя использовали…

– Кэс, может, все забудем? – говорит он с надеждой.

– Нет. Мы оба знаем, что я не могу выйти за тебя замуж, – твердо говорю я. – Мне жаль, что они использовали тебя, чтобы добраться до меня, но мне еще жальче, что я тебя использовала. – Делаю глубокий вдох. – Я люблю тебя, Джош, но это другая любовь. Я согласилась выйти за тебя, но это была ошибка. – Я впервые в жизни понимаю, что на самом деле означает выражение «причинить боль во благо», и не использую его как предлог, чтобы бросить ненужного, надоевшего или просто не симпатичного мне любовника. Осмелюсь ли я сказать больше? – И я не уверена, что ты действительно меня любишь. – Я слышу, как он глотнул воздуха, как будто я проколола ему легкое.

Нет, я лишь убила его мечты.

– Что ты, блин, понимаешь, Кэс? – пьяно огрызается он.

– Не так много… но куда больше, чем когда давала согласие стать твоей женой. Прости меня, Джош.

– Но что же делать? Мы же разослали приглашения. – Он просит, почти умоляет, но вместо холодного удовольствия, которое обычно я получала от страстных объяснений в ненужной любви, я чувствую боль.

– Пожалуйста, Джош, ничего больше не говори. – Если бы я не была переполнена печалью, я бы посмеялась. Он еще надеется, что приглашенные придут на свадьбу. О господи. Да вся Британия знает, что я не собираюсь в эту субботу наряжаться в шелка и кружево.

– Ты не веришь в любовь, так чем я хуже других? Это лучше, чем вообще никого.

– Джош, ты замечательный. Ты станешь кому-то прекрасным мужем.

– Но не тебе. – Без комментариев. – Так ты собираешься выйти за Даррена? За своего любовника, – говорит он с издевкой. Я терплю, зная, что он имеет конституционное право быть резким и злым. То, что я спала с Дарреном, – это не измена. Измена – то, что было у нас с Джошем.

– Ты знаешь, ведь мы можем больше никогда не увидеться? – угрожает он.

Мне так тяжело. Слезы льются из глаз прямо на телефонную книгу. Плакать для меня сейчас гораздо естественнее, чем дышать.

– Если ты этого действительно хочешь. – Я этого не хочу, но теперь мне придется уважать его желания.

– Ты понимаешь, что тебя ждет? Некому будет отремонтировать твою стиральную машину или проверить масло и воду в твоем автомобиле. Некого послать вечером за пиццей, если вы с Иззи слишком увлечетесь фильмом, чтобы пошевелить задницами. – Он изображает злость, но я слышу в его голосе слезы.

– Я буду скучать по тебе. Я тебя люблю. Прости, – скулю я и кладу трубку.

Я могу сама вызвать водопроводчика, поставить машину в гараж и заказать себе пиццу.

Я могу это сделать, но мне будет его недоставать. Я буду скучать по его глупым шуткам и судебным историям. По его объятиям и его воскресным обедам. Мне жаль нашего общего прошлого.

Даррен.

Его образ врывается в мое сознание, разлетается, как бомба, на миллиарды болезненных осколков, которые ранят меня в сердце и сбивают с ног. Пусть это опасность, пусть риск, но я надеюсь. В одном я уверена совершенно точно: я не могу выйти замуж за одного мужчину, зная, что люблю другого.

А Даррен исчез. Исчез в буквальном смысле слова.

Я разыскиваю его уже четыре дня, но его нигде нет, а мобильник отключен. Когда я приехала к нему домой, его сосед по квартире заявил, что не видел его после того вечера на «ТВ-6». Я ездила в его лабораторию, в офис и расспрашивала там всех, но никто не видел его уже несколько дней. Все думают, что он в командировке. Но если кто-нибудь и знал, где он, то мне, врагу номер один, никто ничего не скажет, сколько бы я ни обхаживала, сколько бы ни угрожала, сколько бы ни умоляла. Иззи считает, что его исчезновение доказывает причастность к шоу, а мама с выводами не спешит, но за эти четыре дня полной неизвестности ее лицо становится все тревожней.

Я знаю, что он не был у Бейла и Фи. Я не знаю, почему он исчез, но уверена, что он меня не предавал.

Так, после долгих лет скепсиса, недоверия и эгоистического гедонизма, я обнаружила то, чего так старательно избегала.

Любовь.

И одиночество.

И это доказывает, что Бог есть. По крайней мере, так теперь думают пятьдесят три моих отвергнутых любовника.

В четверг я собралась на работу. Это не так-то просто, когда тебя по пятам преследуют журналисты. Один из них, то ли самый упорный, то ли самый юный, поселился под моей дверью еще с субботы. Непривычный к столь суровым условиям, он выглядит почти так же паршиво, как вся моя жизнь в эту минуту. Мне становится жаль продрогшую и помятую личность, я шутливо окликаю его и предлагаю чашку чая. Он смотрит недоверчиво, но кто откажется от чая в такой холод? Ну да, сейчас июль, но мы же в Англии.

– Нельзя верить всему, что пишут. Я не Круэлла де Билль. – Он берет чашку. – Собираетесь таскаться за мной весь день? – Бедняга кивает. – Я еду на работу. Могу вас подвезти. – Он не знает, принимать ли мое предложение, и пытается сообразить, что за подвох я затеяла. Да нет никакого подвоха. Я слишком измучена, чтобы строить планы мести. И даже не уверена, что хочу мстить.

К восьми пятнадцати я в офисе, а на плече у меня спортивная сумка, чтобы все усекли, что я, как всегда, в отличной форме и совершенно здорова (честно говоря, в спортзале я не была давно). На мне костюм от Армани цвета древесного угля – моя броня – и темные очки, чтобы скрыть темную тень под глазами от бессонницы и бесконечных слез. Но пока я работаю на телевидении и пока темные очки в моде, никто не удивится, что я ношу их в офисе.

Я прохожу сквозь стеклянные открытые отсеки, кляня (не впервые) архитектора. Он что, придумывал это в предвидении моего публичного позора? Кивнув нескольким сотрудникам и не обращая внимания на их смешки и перешептывание, я иду к свому столу, присаживаюсь и достаю лэптоп. Потом звоню Джеки по внутреннему телефону.

– Джеки, пожалуйста, принеси двойной эспрессо, – приказываю я, как делаю это всегда.

– Вы вернулись! – Она даже не пытается скрыть удивление.

– Да. У меня был грипп. Но я уже здорова.

– Рада слышать, что вам лучше, – неуверенно бормочет она.

– Спасибо, Джеки. И мой ежедневник – захвати его тоже, пожалуйста. И еще я бы тебя попросила зарезервировать время для встречи с Бейлом.

– Но у вас на сегодня не назначено никаких дел.

Я знаю, но притворилась, что нет.

– Хорошо, значит, займусь счетами, а тебе нетрудно будет договориться с Бейлом. – И вешаю трубку.

Бейл велит мне явиться в одиннадцать часов. Тем временем все сотрудники тщательно меня сторонятся. Я прокаженная. Распространенный предрассудок гласит, что и удача, и неудача одинаково прилипчивы. Во времена своего головокружительного взлета я была очень, очень популярна. Трикси – единственное исключение, потому что кивнула мне и сказала «привет». Наверное, она и понятия не имеет обо всем, что случилось.

Выждав до одиннадцати часов пяти минуту иду к Бейлу. Фи уже сидит у него в кабинете.

– Бейл, да вы пополнели, – улыбаюсь я и прикрывая дверь. Пошутили, и хватит. Он похож на моржа, розовый жир плавно перетекает, с носа на губу, с губы на подбородок, с подбородка на шею, потом на грудь и так постепенно доходит до ног. Я заставляю себя вспомнить о его; достоинствах. И не могу. Он даже во время еды чавкает.

А Фи выглядит просто великолепно. Торжествующая, сияющая. Напоминает леди Макбет. На ней костюм от Альберты Ферретти, раньше я его не видела. Наверное, куплен на премию за возросший рейтинг.

– Красивый костюм, Фи, – замечаю я. – Не знала, что в «Харви Нике» можно расплачиваться убийствами. Они-то, бедные, решили, что это обычные кредитные карточки.

– Перестань, Кэс. Ты же знаешь правила игры. – Выглядит она потрясающе, и я точно знаю, что теперь моя команда будет молиться на Фиону. Они не увидят ее истинного лица, потому что будут ослеплены. Потому что она ослепительна.

– Садись, Кэс, – предлагает Вейл, указывая на низенький стул. Если я на него сяду, они окажутся выше меня.

– Лучше постою.

– Хочешь стоя? – спросил Бейл. Они оба хихикают.

– Ты не пропустила субботнее шоу? – вопрошает Фи. Они отчаянно веселятся.

– Вы видели сводку? Не хотите поздравить нас с таким рейтингом? Вы всегда говорили, что шоу с Дарреном Смитом побьет все рекорды, – продолжает Бейл.

– С рейтингом? С рейтингом? Вы думали только о рейтинге? – бросаю я, хотя клялась сохранять спокойствие и хладнокровие.

– Да, Кэс. – Он стучит кулаком по столу и неожиданно становится серьезным. – Мы думали только о рейтинге. И до последнего времени, пока ты не влюбилась, ты тоже думала только об этом.

Его слова, как пощечина. Даже этот гад, этот мерзавец знал обо мне больше, чем я сама. Нет смысла пытаться ему объяснить, что за взлетевший рейтинг я расплачиваюсь тяжестью на сердце.

– Ты нас подвела, Кэс. Сбежала на север за этим хиппи. И вернулась с кучей диких идей. Ты нас разочаровала.

– Даррен не материалист, не гедонист и не фашист, но это не значит, что он хиппи! А чем вам, собственно, не нравятся хиппи?!

Бейл и Фи разражаются смехом. Ее сиськи и его брюхо прыгают в такт. А я стою и жду, когда они угомонятся.

– Я могла ожидать этого от вас, Бейл, но ты, Фи, – ты меня удивила. Как ты могла так со мной поступить? – Фи смотрит на меня дерзко и бесстыдно. – Ты знала, что пострадают и Джош, и Даррен, а моя жизнь станет достоянием публики.

– Да, я слышал, что расчудесный Даррен сделал ноги. Тебе не повезло, Кэс, – насмехается Бейл.

– Надейся на лучшее, – замечает Фи. – Теперь твои достоинства в койке известны всем, и все мужики просто мечтают тебя трахнуть.

– Это и есть лучшее?

– Перестань, Кэс. Ты никогда никому не отказывала.

– Но не в последнее время, – тихо говорю я, потирая лоб. Что-то я устала от этой светской болтовни. – Ладно, шутки в сторону, давайте к делу. Я ухожу.

– Не возражаю. Я и сам собирался вас уволить за частые отсутствия без свидетельства врача, но тогда нам пришлось бы выплатить вам выходное пособие. А так гораздо лучше. Хотя не очень выгодно для вас, – издевается он.

Деньги меня не волнуют. Я смотрю на Фи.

– Фи, я должна тебе кое-что сказать. Я думала, что ты собираешься трахнуть Бейла, чтобы добиться его расположения. А ты вместо этого поимела меня. У тебя хороший вкус – я гораздо симпатичнее.

И выхожу, хлопнув дверью.

Иду, не оглядываясь, мимо своего стола и выхожу из офиса, даже не забрав вещи из шкафа. Спускаюсь, выхожу из лифта, миную секретариат и вырываюсь на улицу.

Как удивительно! Едва за мной захлопывается дверь, ко мне вмиг приходит облегчение. Мне давным-давно не было так легко.

Я постриглась. Коротко постриглась!

– Боже мой, где твои волосы?! – охает мама, когда я приезжаю навестить их с Бобом вечером в четверг.

– Не волнуйся, это не самоуничижение и не покаяние. Просто я хотела… ну, не знаю… Измениться, что ли.

Мама чуть не плачет, и Боб спасает положение.

– Вам очень идет, Кэс. – А Боб ничего, вполне подходящий мужчина, если знать все его достоинства.

– Спасибо. – Я пытаюсь улыбнуться ему, сидя над тарелкой с рыбными палочками и бобами. И вижу, как он слегка подталкивает маму локтем.

– Думаю, хорошая мысль – начать все сначала, – говорит он высокопарно. – Еще можно попробовать качать пресс.

Голова ощущает странную легкость – все же волосы весили несколько фунтов, – но на сердце у меня по-прежнему тяжко. Я отказываюсь остаться на ночь и спешу уехать, чтобы успеть на метро.

Весь следующий день я вишу на телефоне. Я названиваю Даррену на мобильный, домой и на работу. Все напрасно. Я составила список национальных парков и обзваниваю их все, чтобы узнать, не работает ли он у них. Но его там нет. Потом прочесываю телефоны лондонских парков и, не найдя его и там, принимаюсь за все двадцать или тридцать парков Британии. Там и правда полно больных деревьев, но их лечит не Даррен. Я бегаю по улицам в надежде встретить его. А потом набираюсь смелости и набираю номер Смитов в Уитби.

К телефону подходит его отец.

– Здравствуйте, мистер Смит. Вы меня, наверное, не помните. – Он, наверное, и не заметил моего присутствия в своем доме. Я была для него только интерлюдией между «Отсчетом времени» и ток-шоу. – Это Кэс Перри, подруга Даррена. Точнее, знакомая. – Да, что-то среднее между заклятым врагом и невестой.

– Привет, детка, я тебя помню. Когда тебя показали по телику, я сказал: «Это не та, что была у нас, она еще бегала за Дарреном?» И мать сказала, что это ты и есть.

Я мешкаю, не зная, что ответить. Мистер Смит считает, что я «бегала» за Дарреном, что ж, это не радует. К тому же подтвердились мои худшие опасения: семья Даррена смотрела шоу.

– Еще я видел твою фотографию в газете. Замечательно.

– Я просто звоню… мне немного неудобно просить вас. Понимаете, мне нужно поговорить с Дарреном, но я не могу его найти.

– Так.

– И… я думала, может, вы знаете, где он.

– Так.

– Вы не могли бы сказать мне, где он? – Скрещиваю пальцы на счастье. Вообще-то я скрестила их несколько дней назад, и, между прочим, из-за этого мне очень-очень трудно держать чашку с горячим кофе, а зашнуровать кроссовки так и вовсе невозможно.

– Это что-то новенькое. Не уверен, что смогу помочь. Нужно спросить у жены. Мать! – орет он.

Я воображаю, как миссис Смит несется по коридору, источая запах пирогов и ярость, трушу и хочу повесить трубку. Но тогда я вообще не найду Даррена. Мистер Смит накрыл трубку ладонью, но я все равно слышу сердитое бормотание:

– Что еще от нее можно ожидать, какая наглость, скажу ей, чтобы не звонила. – Я парализована страхом и теперь уже не смогу положить трубку, даже если бы хотела.

– Да? – рявкает она. – Кто это?

– Это Кэс Перри, – смиренно отвечаю я.

– Кто? – Надо же. Притворяется, что не помнит меня.

– Кэс Перри, подруга Даррена.

– Да неужели?

– Миссис Смит, я понимаю, что вы на меня сердитесь…

– Понимаете? – фыркает она. – Сомневаюсь.

– Но мне очень нужно поговорить с Дарреном.

Молчание. Я слышу, как вращаются шарики ее мозгов.

– Мне вам нечего сказать.

Она кладет трубку, и в воздухе повисают холодные короткие гудки, зудящие о том, что никто не хочет со мной говорить.

Интересно, он сейчас там? Может, он был во дворе, играл с Ричардом в футбол, не обращая внимания на телефонные провода, по которым я пытаюсь до него добраться. А может, он знал, что я звонила, но не захотел подойти.

В субботу стоит невероятная жара. Солнце лупит в мои окна. Ух, как весело. Для свадьбы лучшей погоды и желать нельзя, так что и солнце надо мной насмехается. Я опускаю шторы и осматриваюсь, раздумывая, чем бы себя занять, чтобы скоротать оставшиеся пятьдесят лет. Последние несколько дней я прибиралась, приводила все в порядок, и вообще перетрясла весь дом. Упаковки с полезными кашами разложены по размеру в убывающем порядке, трусы – по цвету и давности приобретения, флаконы с косметикой рассортированы на те, что для лица, для тела, для рук (косметика разных фирм разложена отдельно), а компакт-диски стоят по алфавиту. Всюду, куда ни посмотри, безупречный порядок и чистота. Смешно. Я знаю, где лежит список тех, кому я посылала рождественские открытки в девяносто пятом, но понятия не имею, где искать своего жениха.

Времени хватает и для того, чтобы навести порядок и чтобы прочистить себе мозги. Я составляю список неудач. Или, говоря точней, список своих ошибок. Свои злодеяния я раскладываю по категориям: Даррен, мама, друзья, работа, любовники и все остальное. Эти же мотивы повторяются в каждом подразделе.

Получалось, что ради собственного спокойствия я безжалостно попирала чувства других. Хуже того, я оправдывала свое поведение, затаив на родителей угрюмое недовольство за то, что они посмели принимать решения и жить своей собственной жизнью. Я вспомнила, как Фи спросила меня однажды в порыве пьяной откровенности, когда мы сидели в одном жутком пабе:

– Ты не могла просто, ну, ошибаться, как все ошибаются?

Оглядываясь назад, я думаю, что так оно и было. Наверняка. В конце концов, у меня была куча возможностей совершать ошибки.

Почему же я не заметила, что мама учила меня любви, а не равнодушию? Она так меня любила и долгие годы жила только для меня. А я этим возмущалась, и мне казалось, что она на меня давит.

У меня были замечательные друзья, а чем я им отплатила? Я пользовалась добротой Иззи и вертела ею, а потом оскорбила Джоша. Нашу с Иззи дружбу будет очень трудно восстановить. И чтобы сохранить эту дружбу, я должна научиться честным и справедливым отношениям.

Джоша, своего лучшего друга, я потеряла навсегда. Трудно представить, что кто-то из нас сможет забыть то, что произошло. Слишком сильно задета его гордость. И слишком стыдно мне.

На работе я с детским безрассудством пользовалась своей властью. Меня опьяняли и слепили успехи, рейтинги, растущие рекламные доходы, и я не видела, сколько зла несет людям моя программа. Сейчас я заставляю себя анализировать все события: от женщины, рыдавшей у нашей регистратуры перед Рождеством, до шелковой фермы, которую вынуждены были закрыть из-за того, что сильно упал экспорт.

Сколько же жизней я поломала ради «Секс с экс»! Разве можно было вторгаться самой и позволять другим вмешиваться в жизнь любящих людей? Могли бы эти люди остаться вместе, если бы не мое вмешательство? И если да, то всегда ли это кончается плохо, как я думала прежде? А еще было нечестно давить на эмоции людей незадолго до свадьбы. К тому же это была не просто игра и не только шоу. Теперь-то я понимаю, что «Секс с экс» было просто изощренным способом доказать, что мой отец скорее правило, чем исключение.

Я гордилась своей независимостью и не имела понятия, что такое одиночество.

Как больно. Встаю и хожу по кухне, пытаясь хоть на время забыть этот ужасный список.

Наливаю себе немного «Эвиан» и прижимаю ко лбу холодный стакан. Боль вроде бы проходит, но, кажется, я веду себя вроде стюардессы, которая за секунду до катастрофы спрашивает пассажира: «Курица или говядина?»

Я снова беру ручку.

Мои бывшие любовники. Я уверена: большинство из них знало, что их ждет. Любовь тут ни при чем. Эти мужчины чаще всего были женаты или имели постоянных подруг. Они хотели потрахаться быстро и без проблем, и я им это позволяла.

Но приходило ли мне в голову, что у них есть жены и подруги? Едва ли. Как часто по моей вине сердца этих женщин разрывались от боли, когда они находили мой номер телефона, записанный на клочке бумаги.

А что, если некоторые из мужчин, особенно одинокие, были удивлены тем, что я им больше не звонила? Что, если они переживали и недоумевали? Может, Иззи права, и мужчины тоже способны испытывать чувства?

Я думаю о Даррене и о Джоше.

Конечно, у них тоже есть чувства.

Мой список превратился в путаную схему из стрелок и кружков, где одно действие связано с другим, как в диаграмме Венна. Если посмотреть, сколько бумаги исписано моими грехами, неудивительно, что Даррен от меня сбежал. Я его просто недостойна.

Но я так раскаиваюсь. Не оттого, что меня преследует пресса, что шоу выставило напоказ мою жизнь, что меня ненавидит вся страна и особенно Даррен. Я раскаиваюсь, потому что делала все не так.

Я недостойна Даррена, но он достоин того, чтобы с ним объясниться. И я разыщу его.

Звонит телефон.

– Это я, – быстро говорит Иззи, чтобы я не подумала, что это Даррен, а не она. Она знает, как я жду его звонка. – Не знала, стоит ли звонить.

– Как я рада, что ты позвонила. – Я и в самом деле безмерно признательна Иззи за то, что она смогла продержаться только два часа. Она разозлилась, но сумела погасить свою ярость. Думаю, это единственная перемена к лучшему после шоу. Иззи не смогла отвернуться от меня тогда, когда она мне нужна. Раз вся Британия отвернулась от меня с презрением, то Иззи просто не приходит в голову отказать мне в поддержке.

– Он звонил?

– Нет.

– Ты думаешь, он позвонит? – Да.

– А зачем?

И тут я начинаю понимать, насколько серьезно мое положение. Если даже Иззи, последний романтик, не верит в то, что это окончится свадьбой, то у меня больше шансов выиграть в лотерею, чем поговорить с Дарреном.

– Я же говорила тебе, что верю ему. Он сделал мне предложение. Даррен не пошел бы на это ради телевидения.

– А я тебе говорю, что он сделал это из мести. Ведь ты с ним жила две недели и все это время прикидывалась, что дорожишь им, а потом смылась. Ни один мужчина не простил бы такое. Это же удар по его самолюбию. Неужели ты думаешь, что после этого он захотел бы к тебе вернуться?

– Я знаю, что он не имеет отношения к шоу. – Стараюсь не сердиться на нее, но пересадка моей личности еще не закончена, и я не могу стерпеть, когда Даррена без конца критикуют. – Слушай, Иззи, а может, тебе спросить Джоша, был ли Даррен замешан в этой провокации? Он должен это знать, – я сделала ударение на местоимение «он». Если переключить гнев Иззи на Джоша, может, тогда она оставит Даррена в покое.

– Тебе очень нужно это знать?

– Иззи, это тебе нужно знать, что Даррен ни при чем. А я и так в этом уверена.

Мы обиженно замолкаем. Я-то могу сердиться подольше, чем Иззи. Но не успеваю досчитать до трех, как она сама идет на примирение.

– Ладно, допустим, ты права, и Даррен не знал, что тебя хотели уничтожить его руками, но почему ты думаешь, что он от тебя скрывается?

– Это же очевидно, Иззи. Он думает, что я его предала.

– Точно.

Иззи слишком откровенна, чтобы притвориться, что не понимает, отчего он мог так подумать. Она его даже не винит.

– Я должна была сказать ему о помолвке!

– И что же теперь делать?

– Хороший вопрос. Мне нужно с ним поговорить, я уже всех обзвонила. Звонила на работу, домой, в пабы. Даже искала его на улице, но все бесполезно. Лондон слишком большой город, а Англия большая страна.

– На самом деле она довольно маленькая…

– Она огромная, когда ищешь того, кто не хочет, чтобы его нашли.

– Он может быть вообще не в Англии, а за границей. Он может быть где угодно.

Интересно, существуют ли в других мирах люди, которые вместо того, чтоб утешить, расстраивают тебя еще больше. Иззи в этом деле просто профессионал.

Я вздыхаю. Она права. Я такая маленькая, ну просто единичка, а мир так велик.

– Иззи, у меня кто-то на другой линии. Потом договорим, хорошо? – Мы обе знаем, что я жду звонка Даррена. И обе знаем, что это не он.

– Ладно. Позвоню тебе вечером, – говорит Иззи.

– Алло, – пищит высокий голос в трубке. Я стараюсь не впасть в отчаяние, потому что голос этот женский, вот только не пойму, чей.

– Линда?

– Да. Привет, Кэс. – Голос у Линды взволнованный и юный. Даже моложе, чем бывают голоса в семнадцать лет.

– Линда, я так рада тебя слышать.

– Правда? Наверное, мне нельзя было тебе звонить.

– Можно. Линда, я понимаю, ты считаешь, все это ужасно. Я поступила отвратительно, но ты должна знать, что я не имею никакого отношения к той передаче про нас с Дарреном. – Я говорю очень быстро, чтобы успеть ей все объяснить. Господи, только бы она не бросила трубку.

– Я знаю, – отвечает тонкий голос.

– Знаешь?! – Я чувствую такое облегчение, что даже не могу ничего сказать. Какое счастье, что она мне доверяет.

– Я сказала маме, что ты любишь Даррена. Но мама говорит, что я так думаю только потому, что мне семнадцать лет.

– Но ты права, Линда. Ты права. Я действительно люблю Даррена, – истерически твержу я. Как важно, что она мне верит.

– Мама сказала, что я не должна тебе звонить.

– Понятно.

– Просто Даррен вчера вечером звонил и говорил, что должен быть сегодня в Музее естествознания, и я подумала, что ты, наверное…

– Линда, Линда, так бы и расцеловала тебя, – ору я в трубку.

Конечно, его любимое место. Вот куда он ходит, чтобы поразмышлять. Неожиданно у меня перед глазами возникает детская комната Даррена. Его пещера Аладдина, Остров сокровищ и пещера Бэтмена одновременно. Бесчисленное множество книг, картонные модели на гардеробе, экосистема «Мекано» и Млечный Путь.

– Спасибо, Линда. Большое, огромное спасибо! Ты поступила правильно. Линда, я тебя люблю! – Я бросаю трубку, хватаю ключи и пулей вылетаю из квартиры.