5

– Ты представляешь, – говорю я Фи вот уже в четырнадцатый раз, – рейтинги стали расти. Значит, те, кто смотрел передачу, звонили своим друзьям и советовали включить телевизор!

– Или по другой программе в это время закончилась другая передача, – возражает Фи.

Я хмурюсь.

– Я тоже об этом подумала и посмотрела программу. Не поэтому, если не считать интересным документальный фильм о зимней спячке паразитов, живущих на ежах.

– Справедливо.

– Ты представляешь? Бывало интервью с Декланом в журнале «Сан». Мне пришлось им его отдать: он просто находка, судя по его интервью в таблоидах. И теперь они просят имена гостей следующих шоу. Нельзя ни в коем случае показывать им эти интервью. Секрет в том, чтобы постоянно удивлять Мишень.

Мишенью мы называем человека, которого провоцируем. А еще мы зовем их Ворчунами, Марионетками и Жертвами.

– Нет, ты представляешь? Кто бы мог подумать, что нас ждет такой успех? – прибавляю я, завершив свою речь тем же, с чего начала.

– Ну да, я и не ожидала, – улыбается Фи. Я гляжу на нее свирепо, и она запинается. – То есть это, конечно, отличная идея. Все были уверены, что это будет потрясающее шоу. Но публика не всегда бывает такой восприимчивой, как нам хотелось бы. Всегда есть риск. Меня успокаивает ее очевидная лесть.

– Вот именно. Совершенно с тобой согласна. Выпьешь еще что-нибудь? – Я расчищаю завалы на столе. Сейчас примерно полвосьмого. Хотя я не уверена. Стрелки на моих часах двоятся и расплываются. Мы сидим в пабе с половины пятого. Отмечаем нашу победу. Мы выпили мою норму калорий на неделю вперед и выкурили целое поле табака. Фи начинает мне нравиться. Теперь я буду дарить ей подарки на Рождество.

– Вообще-то мне уже хватит, но давай еще по капельке. По джину с тоником. Только поменьше тоника. Просто заказывай легкий, – говорит Фи и берет кешью из вазочки. Она подвигает ее ко мне, но я отказываюсь.

– У меня на них аллергия.

Это неправда. Я очень стройная и подтянутая, и когда меня спрашивают, как мне удается поддерживать форму, я улыбаюсь и говорю, что у меня такая конституция, что это гены. Это, конечно, чушь, но я знаю, ничто не раздражает людей больше, чем стройная женщина, которая не придерживается диеты. Нет ничего более неприятного, чем естественная худоба. Обычно хорошая фигура – результат действия хотя бы одного из факторов, вроде постоянных занятий спортом, рабского подсчета калорий, приема средств для похудания или романа с ненадежным мужиком. Я минимум пять раз в неделю бываю в спортзале. А еще занимаюсь кикбоксингом, хоть и не участвую в соревнованиях, – занимаюсь просто так, для удовольствия. У меня «БМВ» серии Z3, чтобы ездить на работу, шесть миль туда и шесть миль обратно каждый день. Мы собираемся с друзьями раз в неделю, но до насыщенных жиров я даже не дотрагиваюсь. К тому же я увлекаюсь всеми существующими программами очищения организма и регулярно делаю обертывания из морских водорослей или грязи в «Чэмпниз» или «Сэнкчуари».

Я ставлю стакан двойного джина с тоником на деревянный стол. Фи задумчиво сосет кубик льда.

– Наверное, ты все на свете перепробовала?

Телепатия. Она, наверное, прочла мои мысли о программах очистки. Но прежде чем я успеваю сказать, что никогда не делала колонотерапию просто потому, что не могу представить себя со шлангом в заднице, она уточняет:

– Я имею в виду мужчин. Уже легче.

– Я никогда не занималась сексом одновременно с двумя.

– Да?

– Да, я считаю, каждый имеет право на верность, даже если я сохраняю ее только двадцать минут или пару часов. – Сомнительная мораль, это правда, но я ее придерживаюсь.

– Кэс, а экс у тебя есть?

– Нет, – отвечаю без колебаний.

– Значит, ты не собираешься замуж?

– И вряд ли соберусь.

– Тогда откуда ты знала, что шоу будет иметь такой успех? Как ты догадалась, что и Брайана Паркинсона, и Эбби удастся соблазнить? И насчет остальных пар, которых мы уже сняли?

– Я не знала, точнее, не наверняка знала, но предполагала, что скорее всего так и будет.

– Ты так цинична.

Мы быстро нашли общий язык. Но только благодаря всему выпитому. И все же я не могу противиться иллюзии дружеской близости. Ведь пока я говорю о работе, Фи рассуждает о том, как ей не хватает мужчины и как много их у меня. Вообще-то это очень странно, ведь она так красива, и потом эта экзотическая скандинавская внешность. На месте мужчины я бы не смогла устоять. Я поняла, в чем причина, когда она рассказала мне по секрету, что мечтает о большой семье и бревенчатом доме. Мужчины чуют женщин, которые хотят их захомутать, так же хорошо, как тех, кто душится «Пуазон». И этот запах их подавляет и отталкивает.

Фи просматривает «Маленькую черную книжку» с холостяками от «Татлера». Бросает ее и берет «Путеводитель по ресторанам Лондона». Не для того, чтобы решить, куда поехать пообедать, а чтобы посмотреть фото поваров. Она мечтает о творческом и темпераментном поваре. Вряд ли эти мечты сбудутся.

– Я бы на твоем месте использовала проверенные методы, – советую я.

– Например? – недовольно спрашивает Фи.

– Искать в супермаркетах или по телефонному справочнику. Или что-то в этом роде. Не знаю, у меня не бывает с этим проблем.

– Да ты бы даже в монастыре кого-нибудь нашла. – Она отбрасывает путеводитель в сторону. – Но только зачем? Все равно тебе не угодишь.

Я смотрю на нее. Вот в чем дело.

– Ну почему тебе никто не нравится? – спрашивает она.

Это джин придал ей смелости. Она заинтригована.

– Кто у тебя был первым? Расскажи мне о нем.

Она хочет все знать. Обычно я никому не доставляю такой радости, но тут откуда ни возьмись появилась бутылка «мерло». Придется о чем-нибудь разговаривать, пока мы будем его пить. Истории Фи иссякли довольно быстро, и мне приходится ее развлекать.

– Мой первый мужчина? – я вспоминаю бесчисленные смятые простыни и путаные эмоции, из которых я выбиралась. – Может, если бы он мне не изменил, я бы во все это поверила, хотя моему отцу не удалось стать достойным примером для подражания.

– А он изменил?

– А ты как думаешь?

– Судя по всему, – соглашается Фи. Она наливает мне вина. – А какой он был?

– Красивый. Похоже, я была у него очередной семнадцатилетней дурочкой. Мои родители с катушек съехали, но мне же было только семнадцать. Я надеялась. Я не тыкала себе вилкой в руку, чтобы узнать, какую боль смогу выдержать, я же не сумасшедшая. – Я вздыхаю. – Ему было двадцать шесть. Он был красивый и легкомысленный. И женатый, как выяснилось.

– Не может быть. – Фи в шоке. Я криво усмехаюсь. Свой шок я помню до сих пор. Теперь такие мерзости меня уже не удивляют и даже не огорчают, я принимаю их как данность.

– Да. Он все забывал мне об этом сказать. До тех пор, пока его жена не явилась к нам домой и не процитировала знаменитые слова Холли Голайтли. «Такая крыса».

Фи молчит, задумавшись. Это действительно необычный первый роман. И случилось это не на заднем сиденье родительской «вольво» или в чужом доме, где ты работала нянькой. И не с прыщавым мальчиком, таким же неопытным и испуганным, как и ты.

– Я стала любовницей в семнадцать лет, – шучу я. Но в то время мне было совсем не до шуток.

– По неосторожности.

– И все же, – я глубоко затягиваюсь.

– Все же, – повторяет она и делает большой глоток.

Я тогда проплакала несколько месяцев, а когда перестала плакать, то начала его ненавидеть. Еще несколько месяцев ушло на то, чтобы эта ненависть остыла, а когда она прошла, осталась только холодная обида.

– Я постаралась извлечь из этого урок. Больше ничему не удивляться и не возмущаться. И решила, что в отношениях с мужчинами не стоит рассчитывать на многое. Зато я застрахована от разочарований, потому что не верю в бескорыстную любовь.

Фи внимательно слушает и пачкой сигарет выстукивает мелодию, которая звучит из музыкального автомата.

– Все же странно это. Ты ведь могла найти какого-нибудь ровесника, кого-то более подходящего, – она сделала паузу, – такого же бестолкового, как и все в этом возрасте.

Я поднимаю бровь, и она пожимает плечами, сообразив, как непривлекательна эта альтернатива.

– Ровесник был следующим. Он был глупый. Но вроде симпатичный. – Я вспоминаю о нем, по-моему, первый раз. – Да, точно. Он так хотел делать мне приятное – поначалу это для меня было в новинку, но быстро приелось. Почему мы не ценим тех, кто этого заслуживает? – Я поворачиваюсь к Фи. Пролитым вином она рисует на столе сердце. – Ответы присылайте по почте. Прежде чем я это поняла, я переспала с несколькими мужчинами, в основном женатыми или избегающими длительных отношений, а один из них был гомосексуалист.

Ей интересно.

– Как ты догадалась? Он что, переодевал тебя, как куклу?

– Нет, просто он высказал свое мнение о моих обоях. – Я перебираю в памяти все свои неудачные романы, и, наверное, джин виноват в том, что от этих воспоминаний я мрачнею. Ладно, постараемся справиться с собой. – На моем примере видно, что легче радоваться тому, что имеешь, и не ждать большего. На самом деле ничего «большего» не существует. Я очень тебе рекомендую женатых мужчин. – Я допиваю вино и наполняю наши бокалы.

– А ты не думаешь, что кому-то достается нечто лучшее?

– Лучшее? – Я искренне силюсь понять, что она имеет в виду.

– И дружба, и стабильность, и прошлое и будущее.

– И стирки, и перебранки, и скандалы, и вечные футбольные матчи.

– Неважно. Ты страдала в первую очередь оттого, что у твоего отца была любовница. Зачем тебе заставлять страдать кого-то еще?

По правде говоря, очень хороший вопрос. Особенно учитывая количество принятого на пустой желудок. Этот вопрос я когда-то задавала себе сама. В первый раз я увлеклась женатым мужчиной совершенно случайно и не ожидала, что это может произойти снова. Мне была ненавистна сама мысль о «другой женщине». Женщины, сохраняющие такие нездоровые отношения, вызывают у меня отвращение. И потом, не будь мисс Хадли, отец не бросил бы нас, а мать не стала бы одинокой женщиной.

И дочь тоже.

Дело в том, что, если избавиться от мисс Хадли, ее заменит мисс Бадли или мисс Вудли. Понятно, что лучше стать мисс Хадли, потому что иначе придется стать брошенной женой. Я вижу лицо моей матери, изборожденное морщинами и утомленное необходимостью сохранять гордость, даже потеряв мужа, дом, доброе имя и самое себя. Страх толкал меня к отношениям с несвободными мужчинами. Так было спокойнее. Ничто не может заставить меня нарушить наложенный мной самой запрет на надежды.

С потрясающей легкостью я безнаказанно нарушала все правила. Какое еще наказание? Как раз наоборот, за это я бывала вознаграждена. Казалось, они одобряют все, что бы я ни делала. Я принимала комплименты и драгоценности от «Картье», упорно избегая обязательств и не пролив ни слезинки, а мои друзья, надеявшиеся когда-нибудь найти свое счастье, постепенно убеждались, что путь в эту волшебную страну долог и труден. И часто полон разочарований.

От меня словно исходят некие тайные сигналы, которые отталкивают стоящих мужчин или тех, кто склонен к стабильным отношениям, и притягивают женатых или тех, кому не нужно ничего кроме секса. А может, дело просто в том, что они мне больше нравятся. Фи я ничего этого не сказала, а вернулась к тому, о чем она спрашивала и расставила все по полочкам.

– Я не кусаюсь. И не хочу быть чьей-то подружкой или, того хуже, женой. Поэтому со мной они ничем не рискуют. Я никогда ничего от них не требую. Я никогда не звоню им некстати, не критикую их жен или подружек. И им, в свою очередь, нельзя спрашивать у меня, куда я иду и когда вернусь. Они не могут заставить меня их полюбить.

Фи уставилась на меня. То ли она в восторге, то ли в ужасе, то ли просто пьяна.

– Боже, как это грустно, – стонет она.

– Скажи, что я не права.

Мы долго молчим. Наконец Фи предлагает:

– Возьмем еще бутылку.

Я возвращаюсь от бара с бутылкой и двумя парнями. Нам нужно развеяться.

– Фи, познакомься, это Айвор Джонс и Майк Кларк. Они банкиры. – Фи хихикает. – На букву «б», – шепчу я ей. Айвора и Майка я видела здесь и раньше. Последние пару месяцев мы кивали друг другу при встрече, и иногда Айвор меня угощал. Они весь вечер пялились на нас, потом я стала отвечать на их взгляды. Когда мы стали переглядываться, я решила, что пора познакомиться поближе. Они одеты дорого и одинаково. В темные костюмы от «Босс», полосатые рубашки, скорее из магазина готового платья, чем от Сэвил Роу, и в шафрановые галстуки от «Гермес». Может, они и не знают, что это шафрановый цвет, и считают его желтым? Айвор отличается от Майка убийственным уэльсским акцентом. Я его едва понимаю, но он очень сексуален. Неважно, что я его не понимаю. Куда важней то, что у Айвора на руке обручальное кольцо, и поэтому я оставляю Майка для Фи.

Нельзя сказать, что Айвор классически красив. У него не лицо, а жопа. Усыпанная веснушками белая кожа и маленький курносый нос. Он высокий (шесть футов и дюйма два), до смешного интеллигентный и жуть до чего высокомерный. И он словно умоляет меня перейти от болтовни к делу, да так, что было бы невежливо с ним не переспать. Его живые голодные глаза так и сверлят меня, пока он сыплет сексистскими шуточками. Он раздает нам бутылки с «Беке» и спрашивает:

– Сколько нужно мужчин, чтобы открыть пиво? – и тут же отвечает: – Нисколько. Она должна принести его уже открытым. – Майк и Айвор громко смеются. И я тоже, хотя уже слышала эту шутку. Фи смотрит на них с осуждением. Ха, да ведь Айвор проводит эмоциональную проверку. Он хочет узнать, на что я рассчитываю. Если я серьезно отнесусь к его оскорбительным шуткам, он решит, что со мной опасно связываться. А если не обижусь и отвечу глупыми остротами, то все в порядке и можно не беспокоиться. Айвор замечает недовольство Фи.

– Не обижайтесь. Нет ничего хуже, чем мужик-шовинист. Хуже только женщина, которая не делает то, что ей велят. – И они снова смеются. Фи это явно не нравится. Я-то готова иметь дело с мужчиной, достаточно честным, чтобы говорить то, что он думает. И все же хорошо бы Майку постараться и поискать подход к Фи. Если бы было можно, я бы посоветовала ему использовать шоколад и комплименты.

Айвору надоело нас развлекать, и теперь он пытается вести со мной более интимную беседу. Он воспользовался моментом, когда Фи пошла в туалет, а Майк к автомату за сигаретами, и посягает на мое личное пространство. Он сидит справа от меня и постепенно ко мне придвигается. Мне некуда отодвинуться, даже если бы захотелось. Потом он кладет левую руку на спинку грязного клетчатого дивана. Так ведут себя тринадцатилетние подростки в кинотеатре.

– Кэс, сколько тебе лет?

– Тридцать три. – На этот вопрос я всегда отвечаю без колебаний. Я довольна своим возрастом. И считаю, что это гораздо почетнее, чем быть, к примеру, двадцатишестилетней или восемнадцатилетней. И сейчас я, конечно, чувствую себя лучше, чем тогда. Только женщины, которые боятся показаться старыми, предпочитают не называть свой возраст, когда им за тридцать. Я не рассчитываю, что после этого он передумает и уберет руки. Все равно я знаю, что не выгляжу на тридцать три. И точно, Айвор удивленно поднимает брови. Он не сыплет дешевыми комплиментами о том, как я молодо выгляжу. Уж он-то понял, как часто я все это слышу. Вместо этого он переводит разговор в нужное русло.

– Когда же ты успокоишься и сделаешь честного мужчину своим другом?

– Честность мне не по вкусу. Друга у меня нет, а замуж я не хочу. – И я самоуверенно улыбаюсь. Айвору повезло, он сразу узнал все, что его интересовало больше всего. Он треплет мое бедро.

– Ты порочная женщина, Кэс.

Это не совсем так. Но можно притвориться, если нужно.

– Так чего же ты хочешь?

Я могла бы ему сказать, что я хочу мира во всем мире. Хочу, чтобы Иззи нашла себе мужа. Хочу, чтобы Джош перестал валять дурака. Хочу, чтобы мама сделала ремонт и чтобы у следующего шоу «Секс с экс» был огромный рейтинг.

– Чего я хочу, я знаю, а тебе предстоит выяснить, – шепчу я, придвигаясь к нему и касаясь грудью его руки. Я понимаю, что это не соответствует традиционному образу скромной женщины. Но вести долгую игру имеет смысл, только если хочешь помучить мужчину. Я этого никогда не делаю. Я люблю бумажные трусики, пластиковые чашки, салфетки, ножи и вилки. Обожаю все одноразовое. Я широко улыбаюсь. Он быстро глотает свое пиво. У него случилась амнезия. Слова «в горе и в радости» и так далее на время стерлись из его памяти.

– Прежде чем вы присоединились к нам, мы с Фи говорили о том, какая я восхитительная любовница. – Мой голос лишен эмоций, словно я говорю об осенней погоде. Этот контраст между страстными словами и арктическим холодом моего тона заставил его член затвердеть. Он не сможет устоять перед таким искушением. Я смотрю на его ширинку, потом в глаза, потом снова опускаю их. Его пристальный взгляд следует за моим. Он краснеет и кладет ногу на ногу. У него точно нет шансов на спасение. – Я люблю все это. Люблю переодеваться, люблю, чтобы с меня слизывали еду. И не боюсь, что от шоколадного мороженого на простыне останутся пятна.

– Встречаемся на улице через десять минут, – говорит он и уходит, не допив пива. Интересно, как он продержится эти десять минут с такой эрекцией, он же сейчас кончит. – Мне нужно позвонить жене. Просто… – Я не даю ему договорить. Мне не нужны его извинения.

– Скажи это ей.


Айвор проявляет нетерпение, слишком явное нетерпение. Его желание быстро взяло верх над нелепым имиджем мачо. Секс победил.

В такси, которое довезло нас до гостиницы, и у стойки портье он старался сдерживаться, – если слово «сдержанность» можно применить к мужчине, который то и дело лижет мне ухо. Вот только кончил он, увы, еще в лифте. Я-то ничего для этого не сделала. Просто присутствовала. Неприятно, но что поделаешь. С тем же успехом он мог скачать фотографии с веб-сайта Памелы Андерсон. Его преждевременное семяизвержение охладило нас обоих. Я, разумеется, осталась неудовлетворенной. Вряд ли такая кульминация подходит для празднования моего взлета в рейтингах. Мы смотрим друг на друга. Лифт останавливается.

– Я восемнадцать месяцев не разговаривал с женой. – Я вздыхаю про себя. Знай я это, и близко бы к нему не подошла. Я смотрю на него. Он улыбается: – Не хочу ее прерывать.

Он снова шутит. Мы оба чувствуем облегчение и разражаемся смехом. Его юмор (назовем это так) спас положение. Не то чтобы этот мужик так уж неотразим, просто мне нравятся люди, которые могут смеяться в трудных ситуациях. Не хочу больше никаких физиологических подробностей, хоть и знаю, что он выложил сто восемьдесят пять фунтов за номер. Могу только помочь ему опустошать мини-бар. К тому моменту, как он открывает номер, нам уже совершенно ясно, что мы не хотим секса. Тем не менее нам обоим нужно снова обрести уверенность в себе. Раньше я никогда не думала о Памеле Андерсон, а теперь не могла избавиться от этой мысли.

– Со мной раньше такого не бывало, – говорит он, оправдываясь и в то же время защищаясь.

– Не надо… не надо ничего говорить, – говорю я и замечаю, что Айвор сидит на краю кровати, обхватив голову руками. Может, он просто пьян, но скорее всего и вправду расстроен.

Сменим-ка тактику.

– Брось извиняться. Все когда-то случается в первый раз.

– Просто в последнее время у нас с женой не очень складывается.

– Давно женаты? – спрашиваю я, закуривая.

– Четыре года.

А, синдром седьмого года. В Лондоне все слишком быстро. Я глубоко затягиваюсь.

– Мы сейчас переезжаем и пытаемся сделать ребенка. Все время в таком напряжении.

Я исследую мини-бар. Я еще могу простить, что он так быстро кончил, но если он будет рассуждать о семейной жизни, то ему лучше позвать адвоката.

Я наливаю себе бренди и пытаюсь сменить тему.

– Расскажи еще анекдот. – Выяснилось, что сексистские и оскорбительные анекдоты иссякли. Он хочет казаться порядочным парнем. Зря теряет время – это оксюморон и вообще уже поздно. Он нащупывает в кармане бумажник и достает фотографию жены.

– Это Джули. – Терпеть не могу эту дурацкую мужскую привычку показывать фото своих жен. Я снова закуриваю и вдруг понимаю, что еще не докурила первую. И раздраженно гашу сигарету.

– Очень красивая, – говорю я, бегло взглянув на фото. Джули приятная молодая женщина, пышная, веселая, простая. Как и все жены.

– Я ее действительно люблю, – оправдывается Айвор.

Мне ее жаль. Для меня это ново. Может, начнется вот-вот? При гормональном всплеске я от мелодрам рыдаю.

– Слушай, да все в порядке. – Я присаживаюсь с ним рядом и треплю его волосы. Я умею успокаивать их угрызения совести. Хотя, конечно, чаще после секса, чем до. Разочарование семейной жизнью – что может быть лучше, чтобы затянуть их в постель? – Ведь ничего и не было. – Я все думаю о своей гипотезе насчет Памелы, но не чувствую себя такой же сердобольной. Интересно, смог бы он устоять, если бы я была его бывшенькой? Наверное, нет. Он боится незнакомок. – Это все из-за желания и алкоголя. Из-за того, что я рядом, и из-за того, что ты выпил. Ничего страшного. – Я пытаюсь улыбнуться. – Езжай домой, к жене.

С облегчением он мгновенно вскакивает и сует руку в рукав пиджака, – пиджак, замечаю я, он даже из рук не выпустил. Мне неприятна его готовность тут же смыться и, прежде чем за ним захлопывается дверь, я кричу:

– И больше не шали, это не для тебя. Очень полезный совет.

Загрузка...