— Не против, если я сяду здесь?

Это больше заявление, чем вопрос, поскольку она уже села.

— Доброе утречко! — она широко улыбается мне. — Ты поведала Пэттону о том, что мы видели, как она трахал Джеки прошлой ночью?

И вот она. Бомба, сброшенная во время завтрака.

Я откашливаю воду, которую пила, выискивая глазами официантку, чтобы она подошла и прервала разговор, приняв наш заказ, но Нат продолжает, как ни в чём не бывало.

— Мы не хотели, Пэттон, серьёзно. Но на твоей вечеринке на троих ты забыл зашторить окно, и… ну… когда мельком улавливаешь что-то подобное, вроде как тяжело оторваться. Да, Эхо?

— Я... эм.. ну… — я убью её.

— Думаю, Эхо пытается сказать, что мы сожалеем о вмешательстве. Но не переживай, нам стало скучно, и мы зашторили окно, не дождавшись грандиозного финала, — Нат улыбается, греясь в лучах шока за столом.

— Натали, Эхо… — Пэттон заикается, его лицо малинового цвета, голос напряжён. — Я прошу прощения у вас обеих. Мне стоило лучше подумать о приватности. И если я был как-то груб вчера вечером, — добавляет он, обращая на Нат сочувствующий взгляд, — я извиняюсь и за это тоже. Если на то пошло, ну… я понятия не имел, что у тебя ко мне что-то есть, совсем, а Джеки была…

— Извинение принято, — Нат обрывает его, стреляя в меня острым взглядом. — Ты большой мальчик, волен делать всё, что хочешь, и с кем хочешь. А теперь давайте есть, — она нетерпеливо машет рукой в воздухе. — Кого здесь нужно трахнуть, чтобы тебя обслужили?

Она изображает пристыженность и морщит личико.

— Прости, Пэттон, неудачный выбор слов.

Я теряю суть их разговора, потому что воздух вокруг меня начинает потрескивать от знакомого электричества, и светлые волоски на моём затылке встают дыбом. Я не поворачиваюсь. Мне и не нужно. Кингстон Хоторн только что вошёл в комнату.

Когда он громко прочищает горло и объявляет, что мы отправляемся в наш тур в Бат через час, то, что сказало мне моё тело, уже подтверждено: его ответ на присутствие Кингстона всегда безошибочен.

Я не двигаюсь, когда он подходит сзади — его близость воспламеняет сразу все мои нервные окончания — и спрашивает голосом, слишком соблазнительно-глубоким и ровным для такого раннего утра:

— Ты присоединишься сегодня к моей группе?

— Из-за меня Эхо потеряла дар речи, поэтому я отвечу за нас обеих, — отвечает Нат со смешком, когда я не отвечаю. — Да, сегодня мы с тобой.

— Изумительно, — отвечает Кингстон, кончики его пальцев проходятся по моему затылку так быстро, что я задаюсь вопросом, а не показалось ли мне. — Автобус отбывает через час.

Автобус? Я слегка разочарована, но ничего не говорю… и очевидно, мне и не нужно.

Кингстон занимает свободное место рядом со мной, опуская голову на уровень моих глаз.

— Что такое?

Эм… жутко, что ты читаешь мои мысли? Но это не то, что он имеет в виду.

— Ничего, — я напряжённо улыбаюсь, потому что выражение моего лица склонно выдавать мою ложь.

— Фигня, — ухмыляется он. — Что я говорил тебе о твоей способности лгать, любовь моя?

Я наклоняюсь и шепчу:

— А что я говорила тебе о том, чтобы ты не называл меня «любовь моя»? За этим столом есть и другие.

Я кожей чувствую его ухмылку, когда он наклоняется ближе, едва ощутимо скользя губами вверх по моей шее в поисках уха, возле которого его голос становится шепотом:

— Не-а, их нет, они только что ушли. Есть только ты и я. Так что скажи мне, почему ты мгновенно поникла?

Ему не стоит говорить таким глубоким и хриплым голосом. Его дыхание согревает моё ухо, так не честно. Ему не стоит наклоняться ближе, и пахнуть как мужчина и соблазн. И моё сердце явно не должно предавать мозг, выбивая такой быстрый темп, — оно стучит так громко, что заглушает любой звук здравого рассудка.

Я заставляю себя отклониться назад, удивляясь тому факту, что стол на самом деле опустел.

— Я просто… ну, думала, что мы отправимся на поезде со станции Паддингтон в Бат, — отвечаю я, кое-как умудрившись звучать нормально.

— Ты хочешь поехать на поезде? — спрашивает он с толикой веселья.

Я киваю.

— Я никогда на них не ездила… хотя, думаю, метро считается.

— Оно не идёт ни в какое сравнение, — Кингстон берёт мою руку и переворачивает её, оставляя мягкий дразнящий поцелуй на внутренней стороне запястья, прежде чем посмотреть на меня сквозь свои густые, тёмные ресницы. — Значит, мы поедем на поезде. Ради тебя.

Я так сильно хочу позволить своему сердцу свободно биться в груди — забыть всё, кроме хорошего, и тех моментов, что мы разделили, подобных этому — но не могу. Потому что я усвоила тяжёлый, горький и болезненный урок: чем выше я позволяю Кингстону вознести меня, тем дольше мне придётся падать.

А падения с большой высоты оставляют шрамы.

Так что я игнорирую сердце и беру его под контроль, переводя разговор абсолютно в другое русло.

— Ну, поскольку никого нет, настал мой черёд дать тебе дружеский совет. Потому что я на самом деле забочусь о тебе… как друг.

Тревога омрачает его лицо вместе с разочарованием. Изменение в его настроении можно ощутить пальцами.

— И что же это будет? — спрашивает он скептическим тоном.

— Не то, чтобы это на самом деле было моё дело… и мне даже неловко говорить, — я вдыхаю, уже чувствуя себя немного нехорошо, потому что мои намерения не совсем чисты, — но когда, или если, будешь с Джеки снова… пожалуйста, используй защиту.

Он выпивается в меня взглядом, убеждаясь, что всё моё внимание принадлежит ему, так что я вижу, как уголки его губ ползут вверх в наглой ухмылке.

— Как бы я не ценил твоё предупреждение — ведь ты присматриваешь за мной всего лишь как друг, конечно же — это не нужно. Я никогда не был с Джеки и не собираюсь. И прежде чем ты закатишь глаза, уверяю, это абсолютная правда.

И он не врёт. Как и он может сказать мне, когда я лгу, я то же самое могу определить по нему. Понимание этого не должно приносить мне столько счастья, сколько приносит, но уже слишком поздно. Я уже проигрываю битву, которую веду с улыбкой, что закрадывается в уголки моих губ.

— Хотя, мне интересно, — Кингстон давится смешком, теперь даже не пытаясь скрыть своего веселья. — Что подвигло тебя на такое предупреждение?

— О, эм… ничего. Не важно, так ведь? Официант! — я буквально кричу на всю комнату, прежде чем поднять меню и похоронить за ним своё лицо. — Забудь всё, что я сказала.

Кингстон молча оценивает меня, вес его непоколебимого взгляда тяжелеет, когда я озвучиваю свой заказ. В мгновение, когда официант нас покидает, меню больше не может служить мне щитом, и я приготавливаюсь.

— А теперь, о чём я там говорил… чего ты не договариваешь мне, Эхо? — давит он с любопытством.

К чёрту этот выдающий меня румянец, который я чувствую на шее и лице. Пока передо мной нет еды, на которой можно сконцентрироваться, у меня не остается выбора, кроме как послать себя навстречу ещё большему смятению одним взглядом на него. В конец концов, это я затронула эту тему.

— Я, возможно, случайно увидела кое-что прошлой ночью, что… эм… натолкнуло меня на мысли, что если ты решишь быть с ней или планировал снова… — я делаю глубокий вдох, собираясь с духом. — Ты был бы не единственным, и тебе стоит быть осторожным.

— Ах, моя прекрасная, смущающаяся Эхо, — он слегка посмеивается, затем наклоняется, понижая голос до уровня соблазнения. — Ты видела, как она спала с кем-то?

Я могу лишь кивнуть.

— И ты смотрела?

Снова киваю, но на этот раз облизываю губы и начинаю говорить, пытаясь спасти своё достоинство, насколько могу.

— Хотя это всё, что я тебе скажу, — пыхчу я. — Я не должна была ничего говорить, это не моё дело. Я веду себя как сплетница, коей не собираюсь быть. Так что не спрашивай меня, с кем она была.

— Мне вдвойне плевать с кем она была. Но я бы очень хотел узнать… — разместив указательный палец под моим подбородком, Кингстон поднимает мою голову, — что это заставило тебя чувствовать? Как твоё тело отреагировало на увиденное?

Его глаза явно прожигают насквозь, и хищность в них заставляет меня ёрзать на месте.

— Заставило ли тебя увиденное задаться вопросом, как бы это чувствовалось, если бы это сделали с твоим телом? Так и было, не так ли, любовь моя?

— Нет! — мой обман выливается в крик. Но он только ухмыляется шире, подтверждая свою уверенность в том, что я говорю не правду.

— Ты лжёшь, — констатирует он и скользит языком по нижней губе. — Последний вопрос, и я оставлю эту тему… пока.

Мои прерывистые вдохи и выдохи отчётливо слышны, и я жду, наполовину зная, наполовину надеясь, каким будет его последний вопрос.

Он прислоняется своим лбом к моему и рычит:

— Когда ты представила это, — представила, как к тебе прикасаются, как доставляют удовольствие, — я был тем, кто боготворил каждый дюйм твоего тела?



Глава 9


Всё закончилось тем, что мы воспользовались метро до станции Паддингтон; поезд куда лучше, чем метро — просторней, чище. И вид из окна на просторы Англии захватывал дух.

Я так и не ответила на последний вопрос Кингстона за завтраком, и вместо этого позволила ощутимой тишине всё дольше и дольше растягиваться между нами, пока передо мной не поставили еду. Я принялась за неё с великой охотой, и чтобы не разговаривать, сохраняла рот наполненным.

Хотя, это не имело значения. Кингстон слышал каждое не озвученное слово — это объясняет загадочная, чувственная улыбка, которой он одаривает меня с тех пор. И сейчас, когда я пытаюсь сконцентрироваться на красоте римских саун в единственном поистине величественном месте, в котором я когда-либо была или буду, мою кожу всё равно покалывает каждый раз, когда Кингстон проходит рядом.

— Я понимаю, что у вас есть прошлое, в котором он облажался, но, чёрт возьми, — Нат с драматизмом обмахивается, — как ты можешь выдерживать это? Я возбуждена, как сучка, а он даже не смотрит на меня!

Моя новая подруга как пить дать, вылезла из своей скорлупы, и я подозреваю, что навсегда. Что потрясающе, потому что она на самом деле мне нравится.

Но вот её голосистость…

— Ты можешь снизить голос, Джезебель12? — кривлюсь я.

— Прости, — она «понижает свои децибелы» от десяти до шести. — Считай это расплатой за то, что разболтала Пэттону о моих чувствах к нему.

— Прости. Хотя, я действовала в твоих интересах, — отвечаю я с абсолютной искренностью. — Честное слово.

— О, я тебе верю, — отвечает Нат, беря меня под руку. — И ты прощена. Хотя, мне всё равно нужно тебе отплатить. А теперь идём, наделаем фоток.

Она просит меня позировать первой. Я сажусь на краю гигантского, шикарного бассейна, улыбаясь, когда она делает фото на мой телефон. Я подрываюсь, встречая её на полпути, чтобы поменяться местами, затем делаю её такие же фото.

— Хотите, я сделаю ваш совместный снимок?

Голос Кингстона ошарашивает меня, но мне удаётся не уронить телефон. И поскольку Натали уже кивает с воодушевлением, я поворачиваюсь и передаю телефон ему.

— Конечно, это будет потрясно. Спасибо.

— Всегда рад помочь, — улыбается парень. — И Эхо? После этого мне бы хотелось на самом деле попросить тебя уделить мне немного времени, чтобы показать кое-что особенное для меня.

— Вполне уверена, что группа нуждается в твоём времени больше, — отклоняю я, чувствуя потребность избегать времени с ним наедине. — Ты же тур-гид.

— Всё уже схвачено.

Он указывает рукой, — и, о чудо! — я вижу, как к нам идёт Бёрк. Украдкой бросаю взгляд на Нат, которая уже заметила его и пытается не улыбаться от уха до уха.

— И что ты хочешь мне показать? — продолжаю я, сдерживая своё любопытство дольше, чем ожидала.

— Увидишь, — отвечает Кингстон, подмигивая. — Сначала иди сядь со своей подругой, чтобы я мог сфотографировать ваши красивые улыбки. И кстати, она кажется милой. Я рад, что вы двое подружились.

— Да, она такая, — отвечаю я и направляюсь к Нат.

— Я собираюсь бросить тебя через минуту, чтобы пойти пофлиртовать с Бёрком, ты же знаешь это, да? — бурчит Нат приглушённым голосом, когда я сажусь возле неё.

— Уже поняла. Полностью принимается, — отвечаю я с мягким сарказмом. — У Кингстона есть что-то особ…

— Я слышала. Надеюсь, это его член, — улыбается она. — Потому что ставлю на то, что он весьма особенный.

Когда Кингстон прыскает со смеху, я кривлюсь. Нет необходимости переживать о том, слышал он или нет, так что я просто качаю головой… потому что, что ещё я могу сделать?


~~~~~


— Куда именно ты меня ведёшь? — спрашиваю я, заинтригованная и возбуждённая, следуя за Кингстоном.

Прежде, чем он успевает ответить, мы достигаем верха склона. Хватаю ртом воздух, и мои глаза наполняются слезами, потому что глубоко в душе я знаю, где мы.

— Это то место, где…

— … встретились твои родители, — слова выходят хриплыми и прерывистыми от эмоций.

Его голова дёргается в мою сторону, глаза широко раскрыты от удивления.

— Откуда ты об этом узнала?

— Твой отец рассказал мне эту историю.

— Правда?

Направляюсь вперёд поближе к воде.

— Здесь всё так, как я себе представляла, пока он говорил, — говорю я больше себе, чем ему.

— Хммм.

— Что? — я приседаю и пробегаюсь рукой по ледяной воде, глядя на него через плечо.

— Это просто… удивляет, — отвечает Кингстон, потирая затылок.

— Почему это?

Он не отвечает, его взгляд исследует местность, показывая, что он глубоко погрузился в мысли.

Опускаюсь ниже и снимаю обувь, теперь понимая, почему Миранда сняла свою. Всё дело в воде — то, как плавно она мчится над галькой и остроконечными камнями манит тебя.

Погрузив ноги в прохладу, откидываю голову назад, и мои волосы рассыпаются по плечам. Закрываю глаза, вздыхая в полном умиротворении.

— Я ошибался, — его голос хриплый и напряжённый. — Это совершенно не сюрприз.

Охваченная блаженством, я смотрю на него через плечо, обнаруживая в его глазах такую сильную напряжённость, что тело начинает дрожать, но я не в силах отвернуться.

— Мой отец ничего не упускает, — он приближается, протягивая мне руку. — Идём.

Я принимаю её и вкладываю свою.

Кингстон ведёт меня к огромному дереву. Под ним расстелено покрывало и корзина для пикника.

— Теперь ты видела и моё особенное дерево.

— Кингстон…

— Я знаю, никаких воспоминаний. Приношу свои извинения. Но, пожалуйста, присядь, пообедай со мной? — умоляет он и глазами, и голосом.

— Хорошо, — отвечаю я с кивком. Он помогает мне сесть, а затем присоединяется.

Я мешкаю и кусаю нижнюю губу, оглядываясь по сторонам, пока он распаковывает корзину. В моей голове конфликтные чувства затеяли борьбу. Льстит ли мне, что он делится со мной таким сокровенным местом и частью своей жизни? Да. Но в то же время, я держусь за своё сопротивление, как за дражайшую жизнь.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что твой отец ничего не упускает? — спрашиваю я.

— Я никогда не слышал, чтобы он рассказывал историю о том, как он встретил мою маму, кому-то кроме меня, но, очевидно, он с лёгкостью поведал её тебе, — Кингстон прекращает распаковать продукты и смотрит на меня. — Очевидно, он почувствовал, что есть причина, по которой может рассказать тебе. Как ты думаешь, что это за причина?

— Я восхищалась фотографией.

Он медленно качает головой.

— Подозреваю, здесь намного больше, чем просто фотография.

Я тоже, но я говорю этого.

Кингстон смещается, подвигая свои ноги ближе к моим, и опускает руку мне на колено.

— Он знает, что когда я смотрю на тебя, то вижу именно то, что видел он, когда смотрел на мою маму — настоящую, невероятную и полностью безоговорочную любовь.

Я пячусь назад, как напуганный краб.

— Кингстон, — говорю я, с трудом обретая голос, — ты согласился быть только друзьями, ничего больше.

Он быстро подвигается, и его губы касаются моих прежде, чем я понимаю, что это произошло.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что мы никогда не были просто друзьями, и никогда не будет. Даже когда ты была несовершеннолетней и находилась под отцовской крышей, мы всегда были кем-то большим друг для друга. Попытайся отрицать это.

Легко, словно пёрышко, его губы прикасаются к моим. Закрываю глаза, мои губы дрожат под его, всё моё тело содрогается от тяги, которой, я боюсь, больше не могу сопротивляться.

— Поцелуй меня, Эхо, — умоляет он у моего рта.

Обретая силу, о которой не имела понятия, я отклоняюсь назад и резко встаю.

— Кингстон, нет! Я не хочу быть жестокой в таком красивом, важном месте, но я говорила серьёзно: мы будем или друзьями, или вообще никем! Я не могу сделать этого снова, и не сделаю! Если ты продолжишь давить, то оттолкнёшь меня окончательно… навсегда.

— Эхо, подожди! — зовёт он меня, когда я срываюсь и бегу в сторону, откуда мы пришли, так быстро, как могу безопасно бежать без обуви, не в состоянии ясно видеть из-за нахлынувших слёз. — Подожди! — требует он снова минуты спустя, немного запыхавшись от попытки догнать меня. — Господи! Чем сильнее я пытаюсь не делать этого, тем хуже становится! Я знаю, что ты хочешь искренности, великих романтических жестов… поэзии и вечное долго и счастливо. Я пытаюсь дать тебе это. И я буду более, чем просто счастлив, дать тебе всё это!

— Хотела, Кингстон, прошедшее время! Я двигаюсь дальше, и тебе нужно сделать то же самое. Это не должно быть сложно. Ты уже делал это прежде.

Он пятится назад, когда мои слова больно и глубоко жалят.

— Нет, не делал. Если бы ты позволила мне объяснить…

Он снова тянется ко мне, но я уклоняюсь от его прикосновения.

— У тебя была уйма времени на объяснение, но ты не сделал этого. Теперь смирись с моими условиями, моими сроками, и я не хочу больше слышать этого!

Его лицо… Боже, словно я отвесила ему пощёчину.

— Почему? — спрашивает он, приглушая упрямство, которое пронзает меня болью до глубины души.

— Потому что, — выдавливаю я сквозь всхлип, — тогда я поверю тебе, а я не могу позволить себе этого.

Я выхватываю свою обувь из его руки и бегу, что есть сил.



Глава 10


Кингстон держится позади, предоставляя мне так необходимое пространство. Он больше не пытается заговорить со мной и идёт достаточно далеко, уважая моё решение, но при этом всё же следит за моей безопасностью, чтобы я не заблудилась.

— Ты в порядке? — сразу спрашивает Нат, как только я возвращаюсь. Её встревоженный взгляд скользит от меня к Кингстону, когда он проходит мимо нас, гордо глядя вперёд.

— Честно? — спрашиваю я, больше не в силах отрицать правду.

Она слегка касается моего локтя.

— Конечно. Я же не могу позволить своей соседке и человеку, который стал мне ЛДН врать мне, правда ведь?

— Лучший друг навеки? — давлюсь словами, которые напоминают мне о том, кем когда-то я считала Саванну. Существуют ли настоящие друзья, с которым ты можешь поделиться самыми сокровенными мыслями? Нат знает о моём прошлом с Кингстоном и никогда не судит меня, только слушает и понимает… наверное, всё таки есть.

Независимо от этого, пора испытать эту возможность снова, потому что спустя всего полтора дня я знаю, что мои отношения с ней похожи на нечто большее, чем просто соседство по комнате.

Я хватаю её за руку и отвожу в сторону, проходя мимо небольшой кафешки и сувенирного магазинчика, прежде чем нахожу лавку и сажусь.

— Я в ужасе, — слова просто выпрыгивают из моего рта, и я опускаю голову на руки.

— Знаю, — задумчиво отвечает она. — Паршиво, что он причинил тебе боль, что ты так сильно влюбилась в парня, который просто уехал, ничего не объяснив.

Она встаёт, и я смотрю вверх.

— От этого мне хочется надрать ему задницу… вот только…

— Только что? — я сажусь, выпрямляя плечи, от чего кажусь выше.

— Вот только я видела, как он всё время смотрит на тебя и…

— Серьёзно? — я подскакиваю на ноги. — Ты принимаешь его сторону?

— Да чёрта с два! — она поднимает руки ладонями вверх. — То, что он сделал — дерьмово. Но я также думаю, что он знает это, и, если ты дашь ему второй шанс, может быть — всего лишь может быть — он докажет тебе, что понял, что потерял, и не облажается снова.

Я отворачиваюсь и впиваюсь зубами в нижнюю губу, ловя взгляд Кингстона, направляющегося с группой в другое кафе. Боль в груди разрастается: мучительная пульсация, игнорировать которую становится всё сложнее.

Я резко поворачиваю голову к Нат, и с болезненной ранимостью и слезами, обжигающими глаза, могу только прошептать:

— Или, может быть, он закончит то, что начал… уйдёт, получив желаемое на своих условиях, и окончательно разрушит меня.

Я разворачиваюсь на пятках и иду к автобусу в одиночестве… По крайне мере, я так думаю. Занимаю своё место и думаю о том, что до отправления примерно час, когда чувствую Натали рядом с собой.

Мы не разговариваем и даже не обмениваемся взглядами. Она здесь, пропускает экскурсию по остальной части Бата, чтобы предложить безмолвную поддержку. Именно то, что мне и нужно от лучшей подруги.


~~~~~


Будучи эмоционально и морально истощена, я решаю пропустить всякую «групповую деятельность», запланированную на вечер. Мне даже удаётся убедить Нат, что всё будет в порядке, если я останусь одна, и требую, чтобы она пошла и провела незабываемую ночь с Бёрком.

Мне не удаётся обмануть её ни на йоту, но она уважает моё личное пространство, о котором я прошу, поэтому заказывает мне начос, — одни из моих любимых, — и, убедившись, что я поем, запрыгивает в душ.

Я сижу у окна с едой, захваченная видами Лондона, и когда Нат заканчивает, погружаюсь в горячую ванну. Вода покалывает кожу самым умиротворительным образом, выталкивая Кингстона подальше из моих мыслей.

— Эй, твой телефон звонит! — кричит Нат через дверь. — Кто-то по имени Себастьян.

— Это мой брат. Ты можешь ответить и сказать ему, что я в порядке?

— Конечно!

— Ни слова про Кингстона! — быстро добавляю я.

— Замётано!

— А потом поторопись и оторвись с Бёрком, пока ночь не закончилась.

Я откидываю голову назад и расслабляюсь. Я верю, что она не проговориться, поэтому закрываю глаза, позволяя горячей воде смыть напряжение внутри меня. У меня на самом деле вырывается короткий смешок от мысли о реакции Себа, если Нат напрямую расскажет ему о нашем путешествии.

И я права, судя по тому, что вскоре слышу её смех из другой комнаты. Могу только представить, что она рассказывает, или выражение лица моего брата, пока он слушает.

К тому времени, как я заканчиваю принимать ванну, моя кожа сморщилась, но я чувствую себя более расслабленной, и Нат уже не висит на телефоне. Она балансирует на краю кровати, надевая туфли и пыхтя.

— Твой братец горячий? Голос у него горячий, — говорит она взволнованно, её голос и лицо стали более оживлёнными, а в движениях появилась нетерпение.

Я стону и падаю на кровать.

— Не для меня, поскольку он мой брат.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Другие девушки считают его горячим? — она встаёт, перебрасывая сумочку через плечо.

— Кажется, да.

— Так и знала! — она буквально скачет вперёд. — Это можно сказать по голосу человека.

— О, да неужели? Тогда скажи мне, что говорит мой голос? — мычу я, обнимая подушку и перекатываясь на бок спиной к ней.

— Что твоё бешенство миновало несколько уровней по нескольким разным причинам, и ни одна из них не имеет отношения ко мне.

Она абсолютно права, и тоже это знает. Злорадство слышно в её тоне.

Я уже приняла таблетку, и она должна подействовать с минуты на минуту, поэтому решаю вовлечь её в те минуты разговора, что мне осталось бодрствовать.

— В любом случае, Нат Фрейд, извольте уточнить, — зеваю я.

— Ты злишься на Кингстона из-за того, что произошло в прошлом, бесишься даже больше за то, что он заставляет тебя злиться на него в настоящем, но больше всего, тебя выводит из себя то, что ты не можешь перестать думать том, что он будет присутствовать в твоём будущем.

Она делает паузу, и поскольку мой заряд бодрости ещё на половине, я швыряю подушкой в её всезнающую голову.

— Ну и как я справилась?

— Слишком хорошо. Настолько хорошо, что это раздражает, знаешь ли, — бурчу я. — Дуй к Бёрку, но не задерживайся слишком допоздна. Мы завтра оправляемся в Париж, а это длинная изнурительная поездка на автобусе, и мне не хотелось бы, чтобы стало на одного бурчащего и уставшего члена команды больше.

Она проходит к двери со словами:

— Я планирую проспать всю поездку, так что не жди меня, — я не слышу, как открывается дверь, поэтому поворачиваю голову и вижу, что она стоит рядом с ней, глядя на меня.

— Эхо… ты не злишься на меня за то, что было ранее, так ведь? Потому что я не на стороне Кингстона, а на твоей. Надеюсь, ты знаешь это.

— Знаю, — я немного приподнимаю голову и улыбаюсь. — И я абсолютно на тебя не злюсь. Мне нужна лучшая подруга, которая будет со мной честна. Ты и понятия не имеешь как я рада, что ты здесь и что мы встретились.

— Я тоже. И как твой новоиспечённый лучший друг, могу я сделать малюсенькое предположение?

— Оно подразумевает в себе имя Кингстон? — я принимаю молчание за утвердительный ответ и продолжаю. — Тогда нет, не можешь. Спокойной ночи, Нат.

— Спокойной, упрямая жопа.


~~~~~


На следующее утро мы пакуем вещи, поскольку направляемся в новый отель в новом городе. Я бросаю последний взгляд в окно, без слов прощаясь с Лондоном.

Нат прокралась в комнату перед рассветом, выглядя абсолютно истощённой, и отключилась, так и не разувшись и не раздевшись. Теперь я спрашиваю, хорошо ли она провела время, и пока она улыбается и отвечает «да», чего-то не хватает.

Но мне не приходится долго задаваться этим вопросом, потому что она добавляет:

— Бёрк — отличный парень, но не для меня. И нет, я не утаиваю от тебя никаких пикантных деталей. Она весёлый… милый, — она обыденно пожимает плечом, — и останется хорошим другом, надеюсь, но не более.

И она не кажется расстроенной, так что я решаю оставить эту тему.

Стук в дверь пугает меня, но Нат напоминает мне из ванной — в которую она то вбегает, то выбегает с тех пор, как проснулась — что это носильщик, пришедший забрать наши вещи. У меня только одна сумка, поэтому нет необходимости в помощи, но на ресепшне настояли, чтобы он помог, поэтому кто я такая, чтобы противиться?

Мы следуем за ним с пустыми руками. Я, например, чувствую себя глупо, пока он несёт наши две огромные сумки к лифту и затем к ожидающему перед парадным входом автобусу.

Кингстон стоит возле него и подсчитывает людей в группе, записывая имена в блокнот, но поднимает голову, посылая мне ослепительную улыбку.

Я пытаюсь вернуть её, но знаю, что проваливаюсь. Я не забыла вчерашний разговор так легко, как, кажется, сделал он.

Когда все присутствующие отмечены, мы начинаем загружаться в автобус, но я хватаю Нат за руку и шепчу ей не спешить. Если мне придётся застрять в автобусе в восьмичасовой поездке, я хочу быть впереди. Не дай Бог произойдёт авария, пожар, угон, аварийная эвакуация и прочее. Передняя дверь — мой лучший друг.

Наш выбор мест, как вскоре я выясняю, — хотя должна была заранее об этом подумать, — приводит нас как раз к местам напротив Кингстона; наш бесстрашный лидер, естественно, сидит в первом ряду. Нат настаивает на том, что она будет сидеть возле окна, оставляя для меня место у прохода поближе к нему.

Замечательно. Не могу дождаться, чтобы провести несколько часов, притворяясь, что Кингстон не сидит настолько близко, что я могу протянуть руку и коснуться его. А у него нет намерений быть проигнорированным или выставленным напоказ для нашей близ сидящей аудитории, учитывая писк моего телефона от входящего сообщения до того, как мы успеваем отъехать.

Я знаю, кто это, даже не глядя, — и что это будет не единичный случай, — так что переключаю телефон в режим виброзвонка, после чего читаю сообщение.


Кингстон: Доброе утро, подруга. Прекрасно выглядишь.


Искоса бросаю на него взгляд. Он улыбается телефону, очевидно, желая сыграть в эту знакомую, секретную игру.


Я: Доброе утро, и спасибо.

Кингстон: Немало времени прошло с тех пор, когда мы переписывались в последний раз.


Укол раздражительной скорби пронзает грудь, и я стискиваю зубы, но контролируя выражение лица, отвечаю:


Я: Пожалуй, не очень хорошая идея напоминать мне об этом.

Кингстон: Согласен, прости меня. Но я хотел сказать, что скучал по переписке.

Я: С глаз долой, из сердца вон, правильно?

Кингстон: Посмотри на меня, пожалуйста.


Громко вздохнув, я поворачиваюсь и со скукой смотрю на него.

— Никогда, ни единого дня я не выбрасывал тебя из своего сердца, — говорит он приглушённым голосом, предназначенным только для моих ушей.

Закатываю глаза и отворачиваюсь, но всё, что мне хочется сделать, это заглянуть в его глаза и оценить искренность слов. Я смотрю на Нат, которая прислонившись к окну и воткнув в уши наушники, печатает кому-то сообщение.

А затем мой телефон снова оживает.


Кингстон: Чего ты больше всего ждёшь в Париже?


Это лёгкий вопрос. Мои пальцы летят по кнопкам телефона.


Я: Эйфелевой башни.

Кингстон: Отличный выбор, и я бы о нём догадался.

Я: О, да? Почему это?

Кингстон: Выбор романтика. А ты, милая Эхо, романтик.

Я: Может быть. И мне не стыдно. Нет ничего плохого в том, чтобы быть романтиком.

Кингстон: Не могу не согласиться.


Вот так и продолжается: два человека, сидящие рядом, отправляют друг другу сообщение за сообщением, предпочитая своё тайное уединение.

Спустя примерно четыре часа пути, не меньше, мы останавливаемся, чтобы перекусить и сходить в туалет. Если бы Джеки ещё раз проскулила с заднего ряда своё: «Когда мы останоооовиимся?», я бы потеряла терпение. Это словно ехать с трёхлетним нахальным непоседой.

— Нат, — я встряхиваю её, и она вытягивает наушники. — Мы останавливаемся на обед.

— Круто, — она возвращается к телефону, и я вижу имя человека, которому она пишет, но прикусываю язык. Подожду и посмотрю, скажет ли она, моя подруга, мне всё сама.

Кингстон встаёт и объявляет, в котором часу нам всем нужно вернуться в автобус, напоминая каждому об ответственности появиться вовремя и о том, что нужно обязательно позвонить, если кто-то отстал. Затем дверь открывается и все выбираются с такой спешкой, как никогда прежде.

— Натали! Эхо!

Мы обе поворачиваемся на звук наших имён, обнаруживая, что Пэттон и Чед бегут к нам.

— Где вы собираетесь поесть? — спрашивает Пэттон.

Я смотрю на Нат, которая пожимает плечами и оглядывается вокруг в поиске каких-нибудь указателей.

— Как насчёт того места? — я указываю на милейшее маленькое бистро со столиками на веранде.

— Мне подходит, — отвечает Джеки, подходя с Бриджет и двумя другими девушками, которых я видела, но так и не познакомилась. — Идём.

Она берёт Пэттона за руку и ведёт в том направлении, оглядываясь через плечо и посылая мне мерзкий взгляд.

— Это что, чёрт возьми, было? — интересуюсь я вслух.

— Это был классический взгляд ревнивой падлюки, — отвечает Нат.

— К чему ревновать?

— Ну, я бы сказала, к вниманию, которое Кингстон уделяет тебе, но поскольку она участвовала в тройничке с Пэттоном и Чедом, наверное, к вниманию Пэттона к тебе. Это её бесит. Кто знает, да и кому какое дело? Идём, покушаем где-нибудь в другом месте.

— Если позволите… Я забронировал столик в ресторане, — говорит Кингстон, снова оказавшись прямо позади нас. — Леди, не соблаговолите ли вы присоединиться ко мне и нескольким другим ребятам?

— Решать Эхо, — произносит Нат колко, и я стреляю в неё смертоносным взглядом. Я скоро рехнусь от этих двоих.

Но только после того, как поем.

— Звучит хорошо, — соглашаюсь я. — Веди.

Я улыбаюсь и отступаю в сторону, делая жест рукой, чтобы Кингстон проходил вперёд, — что необходимо, раз уж он показывает нам путь.




Глава 11


В то время, когда мы отделились от группы в нашей короткой прогулке на ланч, Нат предположила, мило-премило, что, возможно, я слабовольная — и этот её комментарий до сих пор грызёт меня. Во-первых, если попытка защитить своё сердце, пока ты пытаешься оставаться друзьями с самым невероятным мужчиной в мире, делает тебя слабовольной, то пусть меня закинут в центрифугу и прокрутят на полной мощности.

И во-вторых, этот термин обычно относят к кому-то, кто не только не может принять решение, но и не знает, чего хочет. А я чётко знаю, чего хочу — Кингстона.

Просто, к сожалению, так получилось, что он продемонстрировал: отношения с ним — огромный риск, на который я не могу позволить себе пойти. В течение тех бесконечных месяцев, когда я не получила ни письма, ни звонка, ни сообщения с объяснением, я решила, что не могу снов попасть в эту зачарованную паутину. Потому что выпутываться из неё больно. Очень.

Время за обедом пролетает быстрее, чем я ожидала, что хорошо по двум причинам. Во-первых, я знакомлюсь ещё с несколькими ребятами из нашей группы. И во-вторых, Кингстону приходится играть роль благородного хозяина, что отвлекает его внимание от меня.

Наевшись от пуза и воспользовавшись туалетом, мы загружаемся обратно в автобус для второй части нашей поездки, на протяжении которой большинство из нас дремлют, в том числе и я.


~~~~~


Я просыпаюсь, когда автобус резко тормозит; мы в Париже.

Сейчас ранний вечер, и после длинной поездки я подумываю о затяжном горячем душе и быстром ужине перед сном. Но, кончено же, остальные уже болтают о ближайших планах.

Мы с Нат проверяем нашу роскошную комнату, и пока я распаковываю свои ванные принадлежности, она скользит в платье и начинает поправлять макияж в зеркале комода.

— Ты уходишь куда-то? — спрашиваю я.

— Ага, некоторые девочки, с которыми мы обедали, оказались довольно крутыми, и они предложили сходить в Латинский квартал. Ты же идёшь, да?

— Нет, я выжата, но ты иди и повеселись.

Она слегка надувает губы.

— Уверена?

— Более чем, но спасибо. Только, пожалуйста, будь осторожна.

— Это я могу обещать! — щебечет Нат прежде, чем надеть туфли и вылететь за дверь.

После душа я лежу на кровати и звоню Себастьяну. Мы болтаем минут пять, когда я слышу стук в дверь.

— Подожди, кто-то стучит в дверь, — говорю я ему.

— Проверь глазок! — кричит он мне в ухо.

Через маленький глазок я вижу мужчину, одетого в белое, который стоит рядом с тележкой для обслуживания номеров.

— Себ, я тебе перезвоню. Думаю, приехал мой ужин.

— Думаешь? Слава Богу. Будь осторожна, Эхо. Я люблю тебя.

— Люблю тебя.

Я кладу трубку и на пару сантиметров приоткрываю дверь.

— Могу я…эм… вам чем-то помочь?

Мужчина улыбается и передаёт мне записку.


«Я не был уверен в твоём французском, но точно знаю, что он не говорит по-английски, поэтому ты держишь записку. Счёт оплачен, просто скажи «Merci beaucoup» и наслаждайся ужином, любовь моя.

— К».


Я отхожу в сторону, освобождая место, чтобы могла проехать тележка, затем благодарю, как и было указано в записке, и закрываю за ним дверь.

Рот уже наполняется слюной от вкусного аромата. Я поднимаю крышку и хихикаю при виде огромной пиццы с сыром, обнаруживая ещё одну записку.


«Это конечно, не «Золото дураков», но здесь пять видов сыров для обжоры».


Я не могу сдержать счастливых слёз, застилающих мои глаза, хоть они и наполнены разочарованием. Всё было так замечательно, и, очевидно, оказало на него большее воздействие, чем я предполагала. Зачем ему нужно было разрушать это?

Но хотя я и стала слегка плаксивой, я умираю с голоду, так что набиваю полный рот едой.

После двух кусков и щёлканья по каналам — всё без толку, поскольку я ни черта не понимаю из того, что они говорят, — я натягиваю штаны для йоги, надеваю лёгкую куртку и обуваюсь, решая подышать свежим воздухом.

Район за пределами отеля кажется безопасным, поэтому я неторопливо прогуливаюсь по тротуару, впитывая просторы огней, ярко мерцающие в любом направлении, куда не посмотри. Я замечаю несколько местных жителей, но большинство людей, бредущих по тротуарам, это туристы, вроде меня, наслаждающиеся культурой и историей с камерами и вспышками. Куда ни глянь, везде что-то новое и интригующее, поэтому я решаю сделать фото, и когда начинаю быстро нажимать на кнопку, меня внезапно кто-то хватает сзади.

Сильная мужская рука обвивает мою талию, и меня отрывают от земли. Я вижу, что меня несут в сторону аллеи, подальше от безопасности уличных огней и людей. Чистая паника охватывает меня, но я не могу закричать, мои инстинкты выживания ещё не проснулись. Всё, о чём я могу думать, — это моя бедная семья. Они доверились мне, а завтра им позвонят, чтобы они приехали опознать моё тело.

В секунду, когда я чувствую, что хватка слегка слабеет, инстинкт «беги или дерись» захватывает с головой. Так что я делаю и то, и другое, резко повернувшись, сильно бью в живот и срываюсь с места.

Но далеко мне убежать не удаётся, поскольку он со стоном ловит меня за запястье.

— Ты сводишь меня с ума, любовь моя!

Вот то, что я пропустила ранее — знакомый голос моего нападающего.

Оглядываюсь назад, и, конечно же, вижу Кингстона, который согнувшись, держится за живот свободной рукой.

Я вырываю руку из его хватки.

— Ты хренов садист! — кричу я, удивляясь, что даже могу найти слова среди всей этой адреналиновой атаки, что затуманивает моё видение, сотрясая всё тело и нарушая ритм сердцебиения. — Как ты смеешь?

— Как я смею? — кричит он, выпрямляясь. Его глаза становятся темнее любого оттенка, что я когда-либо видела.

Я делаю шаг назад, внезапно потеряв в себе уверенность — и в нём, — и прижимаюсь спиной к кирпичной стене.

— Какого чёрта с тобой не так? — спрашиваю я, громко дыша, но уже успокоившись.

Его ноздри трепещут, и когда я слегка наклоняю голову, чтобы лучше видеть его в тусклом освещении аллеи, я вижу что-то ещё кроме злости в его взгляде. В нём отражается абсолютный ужас.

— Кингстон…

— О чём, чёрт возьми, ты думала, выходя одна на улицу по темноте? — вскипев, спрашивает он, его слова звучат медленно и чётко. Он прямо перед моим лицом, мышцы на его челюсти подрагивают от злости, а в прищуренных глазах отражается тёмная ярость. — Ты думаешь, твоя милая попка может просто бродить по незнакомому городу, не задумываясь ни о чём на свете?

Я толкаю его в грудь.

— Я шла по тротуару с десятками других людей! И не надо говорить со мной, как с долбаный ребёнком, особенно после того, как напал на меня!

— Десятком людей, значит? — он подступает ближе и нежно берёт меня за подбородок, поворачивая голову в сторону тротуара, где я замечаю нескольких туристов, проходящих мимо аллеи. — Едва ли. И ни одна душа не остановила меня от того, что я, чёрт возьми, только что сделал.

Я дёргаю головой, высвобождаясь.

— В чём твоя проблема? Ты ведёшь себя, как скотина! Мне стоит надрать тебе задницу за то, что ты так меня напугал!

— Ты уже это сделала. Рад видеть, что у тебя всё ещё хороший хук справа, но не мешало бы ещё и закричать, — разгневанно дразнит он. — Разве ты не видишь, какой опасности себя подвергла?

Ну всё, с меня хватит. Я приглаживаю волосы и делаю губкой вдох.

— Знаешь что? На этом мы закончили. Хочешь преследовать меня до конца ночи под видом моего телохранителя? Валяй. Но не испытывай меня снова. Спокойной ночи, Кингстон.

Я отхожу и не оглядываюсь, искренне удивляясь тому, что он меня отпускает. Но в последнее время это нас объединяет — я несусь вперёд, а он следует позади, следя за моей безопасностью. Сегодняшний вечер ничем не отличается. Я не слышу и даже не вижу его, но мои чувства говорят мне, что он не далеко.

Вот поэтому, когда вхожу в красивый парк с фруктовыми деревьями спустя час и сажусь на лавку, сделав достаточное количество фотографий ночного города, я выкрикиваю:

— Здесь хватит места для двоих.

Менее чем через минуту, он садится рядом со мной.

— Я ещё никогда не был так напуган, — мрачно произносит Кингстон, глядя вперёд.

— Никогда? — недоверчиво переспрашиваю я, разглядывая его сбитый с толку, но всё ещё поразительный профиль.

— Не так. Мысль о том, что с тобой могло что-то произойти… — он с трудом сглатывает. — Как и прошлой осенью, с той грёбаной лестницей… Я не позволю тебе снова пострадать. Всё, что я чувствовал, был чистейший ужас.

— Ага, я тоже. Представь, что чувствовала я. Я думала, что умру.

— Прости, что напугал, но мне нужно было заставить тебя понять.

— Тогда и ты извини, что я ударила тебя, но мне нужно было выбраться.

— Не извиняйся. Рад был увидеть, как ты дерёшься, — он издаёт короткий, поверхностей звук — смешок без толики настоящего юмора.

После долгого молчания, он шепчет:

— Я потерял тебя.

— Что? — я поворачиваюсь к нему, но Кингстон не смотрит на меня, его взгляд сосредоточен на луне над нами. — Ты был прямо за мной.

— Ранее, когда ты ушла из отеля, я не мог тебя найти. Я знал, что ты была где-то там… одна… и неважно, как быстро я бежал, я не видел тебя. Переживал, может, мне стоило свернуть и пойти другим путём, но я не был уверен, куда ты пошла, и мысль о том, что я могу ошибиться пугала меня ещё больше. Я никогда не чувствовал подобного, чувства буквально затопили меня… я должен был следить за твоей безопасностью, но один неправильный поворот и… — он прерывисто выдыхает. — Слава богу, мои инстинкты не подвели.

У меня нет слов, но его — самые значимые, что я когда-либо слышала. Медленно, я кладу руку поверх его, и он переплетает наши пальцы, сжимая их.

— Мне, наверное, стоило сказать тебе, что я собираюсь прогуляться. Мне жаль, правда, и ты заставил меня понять, что мне следует быть более осмотрительной. Но ты должен дать мне пространство, Кингстон. Ты должен доверять мне в том, что я могу позаботиться о себе сама. Если нет, ты перекроешь мне воздух.

Он наконец-то смотрит на меня.

— Ты ещё не поняла, Эхо? Ты так глубоко забралась мне под кожу, что одна мысль о том, что я снова тебя потеряю… Я не могу сделать этого. И не сделаю, — он снова отворачивается, проводя рукой по лицу. — Можешь считать сегодняшнюю ситуацию чем-то экстремальным, и, пожалуй, так и было. И я знаю, что мы только друзья, но слишком, блядь, плохо. Злись сколько влезет. Лучше ты будешь расстроена мной, чем окажешься с опасности.

Я освобождаю руку, не в силах игнорировать захватывающие эмоции, что стучатся в моё бешено стучащее сердце.

— Как ты вообще узнал, что я ушла?

— Ах, любовь моя, я множество раз говорил тебе, что у меня есть свои способы, — он одаривает меня ухмылкой, и она мгновенно улучшает настроение. Благодарная, я улыбаюсь в ответ. — Ты должна пообещать мне, что не станешь больше бродить по городу в одиночку.

— Обещаю, — с лёгкостью поддаюсь я, сегодняшний страх ещё пульсирует по венам. — Но напугаешь мне ещё раз подобным образом, и следующий мой удар приземлится гораздо ниже.

— Спасибо. Не уверен, как я объясню твоему брату или отцу, что ты улизнула прямо у меня из-под носа.

— Так ты на самом деле общаешься с моим братом?

Он кивает.

— Общаюсь.

Это одно слово открывает истину. Если Себастьян разговаривает с ним, значит, у него нет причин этого не делать. Но я отказываюсь вникать в это, пока полностью не восстановлюсь поле своего недопохищения.

— Ты ведь мог просто позвать меня по имени, знаешь ли?

— Да, я понимаю это… сейчас. Но я был так напуган лишь однажды, поэтому не увидел смысла и перешёл сразу к «показательному» действию, в которое вылилась моя реакция. Но пусть так, я почти не жалею о сегодняшнем вечере. Дело не в том, что я контролирую тебя или подавляю, а в том, что я переживаю за твою безопасность. Достаточно честно?

— Хорошо, — бурчу я, — меня клонит в сон. Я уже надышалась свежим воздухом.

Он усмехается.

— Как скажешь.

Мы направляемся обратно в отель, но в этот раз Кингстон идёт рядом со мной.

— Спасибо за ужин. Это было очень мило с твоей стороны.

— Всегда пожалуйста.

Кингстон провожает меня до самой двери моей комнаты и прежде, чем я закрываю её, он говорит свои прощальные слова голосом, который едва ли громче нежного шёпота:

— Спи сладко, любовь моя.



Глава 12

— Проснись и пой, солнышко! Пора увидеть Париж!

Я сдёргиваю покрывало со спящей Натали, ощущая головокружение и желая поскорее увидеть Город Огней при дневном свете. Я уже оделась, пока она пытается открыть хотя бы один глаз.

— Иди без меня, — стонет она, пряча голову под подушку. — Похмелье… хуже некуда.

Я не слышала, в котором часу она пришла прошлой ночью, благодаря силе снотворного, но судя по запаху алкоголя, что витает вокруг неё и зеленоватому оттенку её лица, догадываюсь, что поздно, или очень рано, зависит от того, с какой точки зрения посмотреть.

— Нат, вставай, — умоляю я. — Прими душ. Я принесу тосты и аспирин, и тебе станет лучше. Ты же не хочешь пропустить Париж!

— Прости… ни… единого шанса… что я покину… кровать, — стонет она, её слова едва ли можно разобрать. — Прикрой меня… повеселись. Выключи свет, когда будешь уходить.

Так тихо, как только могу, я хватаю воду из мини-холодильника, две таблетки ибупрофена из своей сумочки и оставляю всё это на ночном столике у её кровати. Затем беру из ванной мусорное ведро, ставлю его возле её кровати, и, выключив свет, тихо закрываю за собой дверь.

Думаю, надо сделать для неё побольше фоток. Потому что знаю, что как только её мозг начнёт мыслить трезво, она пожалеет о том, что всё пропустила. Плюс, кажется, у неё большая страсть к фотографиям.

— Вот ты где, — произносит Кингстон, держа в руках планшетку, когда я выхожу в лобби. — Где Натали?

— Она…эм… нехорошо себя чувствует, поэтому отсыпается.

— Сегодня утром это в моде, — цыкает он, хмуря брови.

Я осматриваюсь вокруг и только тогда понимаю, что он имеет в виду. Здесь всего семь человек из группы, не считая Кингстона. Наверное, не хилая вечеринка была вчера ночью.

— Эй!

К нам подходит Чед, останавливаясь возле меня.

— Пэттон на сегодня тоже сошёл с дистанции, так что можем позависать вместе, если хочешь.

— О, да, звучит прекрасно, — я неуверенно улыбаюсь, абсолютно забывая и не осуждая его за то, что увидела той ночью. — Ты пропустил вчерашнее веселье?

— Неее, только виски. Я больше по пиву. Из всех остановок нашего тура Париж я ждал больше всего. Я не собирался просрать его!

Громкий шум пугает меня, и моя голова дёргается в сторону источника.

— Прошу прощения, — угрюмо бурчит Кингстон, наклоняясь за планшеткой, которую уронил на мраморный пол. — Но теперь, когда вы обратили на меня внимание, — продолжает он, обращаясь к группе, но по-прежнему удерживая взгляд исключительно на мне, — я бы хотел предложить прогуляться по запланированным на сегодня местам пешком. Погода изумительная, и держаться друг друга будет не сложно, учитывая такое маленькое количество. Возражения есть?

Я задерживаю дыхание, молясь, чтобы никто не жаловался, потому что прогулка звучит идеально, и я с облегчением выдыхаю, когда все молчат.

— Очень хорошо, тогда давайте начнём. И запомните, если кто-то отстанет от группы, звоните мне на мобильный, мы остановимся и подождём. Также можете поднять флажок, это поможет нам разыскать вас, — он проходит между нами, вручая всем белые флажки на маленьких палочках. — Вопросы?

Тишина, поэтому он продолжает:

— Хорошо. Наша первая остановка этим утром — собор Нотр-Дам13. Поехали?

Он удерживает дверь открытой, улыбаясь и кивая всем, когда мы проходим… ну, почти всем. Я получаю беглый холодный взгляд, а Чеду самому приходится ловить дверь.

Кингстон проходит в начало нашей группки, рассказывая о фактах и указывая на здания и места по пути нашей прогулки. Я пытаюсь сфокусироваться на экскурсии, но постоянно отвлекаюсь, потому что не только задница Кингстона выглядит аппетитно в обтягивающих тёмных джинсах, — что само по себе отвлекает, — но и Чед устраивает мне великую инквизицию.

— Так что, ты и Кингстон, — допытывается он, — между вами что-то было?

Я отвечаю на его болтовню краткими ответами.

— Ага, дружба. И до сих пор есть.

— Это точно всё? — он давит дальше. — И ничего больше?

Я искоса бросаю на него раздражённый взгляд.

— Не думаю, что хоть что-то из этого касается тебя, и я правда не хочу, чтобы меня доставали весь день. Так что можно просто не обсуждать это? — теперь я дарю ему лёгкую улыбку. — Давай насладимся городом.

— Ты права, — отвечает он, усмехаясь. — Мой косяк. Прости, этого больше не повторится.

— Нет проблем, — я игриво пинаю его локтем в бок, не собираясь пятнать свой день.

Вопросов больше не следует, как и было обещано, и через несколько минут мы оказываемся возле собора. У меня не получается сдержать завороженный вздох. Я стою перед одним из самых величайших, самой известной церковью мира — я, Эхо Келли, из Келли Спрингс, места под названием Нигде.

Я чувствую смешок Кингстона в той же степени, что и слышу, и когда смотрю в его сторону, вижу искреннюю, и в то же время утончённую улыбку, адресованную мне.

— Готовы зайти внутрь? — спрашивает Кингстон всех, но опять-таки, я знаю, что на самом деле он спрашивает только меня.

Я киваю под силой неконтролируемого волнения, и его улыбка становится невероятно широкой.

Я не могу одновременно смотреть, восхищаться и переваривать увиденное; обширное пространство истории, окружающее меня, захватывает с головой. Я делаю так много фотографий, сколько могу, даже когда мы поднимаемся по бесконечной лестнице к известной колокольне. А вид на город отсюда? Ещё не придумали слов, чтобы его описать.

Я даже не осознавала, что мы уже посмотрели всё, ради чего пришли, пока не объявляют, что пора двигаться дальше. Чувство такое, словно я только что попала сюда, но знаю, что прошло несколько часов.

Я всматриваюсь в яркое голубое небо над церковью, когда нежный, приправленный страстью шёпот посылает мурашки по моей коже.

— Я приведу тебя сюда в любое время, когда ты только захочешь, любовь моя, —только ты и я. Мы сможем ходить так медленно, как пожелаешь.

Не знаю, что возбуждает меня больше — мысль о том, что я снова здесь окажусь, или его скрытый чувственный подтекст.

Вообще-то, это ложь. Собор удивительный, но…

— Не давай больше обещаний, которые не сможешь сдержать, — отвечаю я ровным тоном, вкладывая свой собственный скрытый смысл, прежде чем отойти.

Прогулка к Лувру14 не занимает много времени, и я снова делаю уйму фоток, придерживаясь правила «никакой вспышки», которым всё остальные пренебрегают, и негодую на каждого, выражая таким образом своё недовольство.

Чем более известна картина — особенно «Мона Лиза» — тем больше народу перед ней, так что вскоре всем становится скучно от музея. И как бы рано мне не казалось, но пора двигаться дальше.

Пешая прогулка начинает сказываться на группе, так что мы сбавляем темп и лениво прогуливаемся по самым красивым, хорошо ухоженным паркам, которые я когда-либо видела. Когда проходим мимо фантастического фонтана, я начинаю копаться в сумочке в поиске монетки, чтобы загадать желание.

— Плачу пенни за то, чтобы узнать, о чём ты думаешь, — говорит Кингстон, подмигивая и передавая мне монетку.

Я качаю головой с флиртующей улыбкой.

— Если расскажу, не сбудется.

— Зависит от того, что ты загадаешь. Если что-то близкое к тому, на что я надеюсь, тогда я, правда, думаю, что сбудется.

Я игнорирую всплеск оптимизма внутри себя и поворачиваюсь к нему спиной, молча загадывая желание, после чего бросаю блестящий медный символ надежды в воду.

Мы продолжаем нашу прогулку, догоняя остальных. В конце концов, я ахаю, узнавая памятник перед собой: Триумфальную арку15, построенную по распоряжению Наполеона.

Хватаю телефон и спрашиваю Кингстона, может ли он сфотографировать меня перед ней, но вместо этого он что-то говорит на французском проходящему мимо незнакомцу и берёт меня за руку.

— Лучше ему не красть мой телефон, — бурчу я Кингстону, когда он забрасывает руку мне на плечо и притягивает к себе.

— Это будет последнее, что он сделает. А теперь улыбнись.

Спустя несколько слов на незнакомом мне языке, которые, я предполагаю, включают в себя «спасибо», Кингстон забирает мой телефон. Правда он не отдаёт его сразу и начинает стучать пальцами по экрану.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Отправляю фотографию себе. Кажется, это наше первое совместное фото. Оно идеально. У тебя по-прежнему пароль «1-2-3-4», любовь моя? — смеётся он.

— Шшш, — шиплю я, выдёргивая телефон. — Куда теперь?

— Увидишь. Лучше хватай своего дружка Чеда. Будет стыдно, если бедолага потеряется.

Я раскусываю его блеф и отхожу, но оборачиваюсь через плечо, добавляя:

— Ты абсолютно прав.

Из толпы начинают доноситься вопросы об уборной и еде, именно в таком порядке, поэтом мы решаем посидеть в ближайшем кафе, и, доказывая, что он не мудак, — в чём я пытаюсь убедить себя в целях своей защиты, — Кингстон предлагает оплатить общий счёт.

Я сажусь за столик с Чедом и двумя ребятами, с которыми разговорилась ранее, и они представляются как Лейлани и Крис.

— Лейлани? — смеётся Крис. — Ты не похожа на выходца с Гавайев.

— А ты не похож на Криса Хемсворта, — она натянуто улыбается ему, — но раз ты говоришь, что это твоё имя, заметь, я принимаю его и воздерживаюсь от дальнейших комментариев.

Я посылаю Лейлани кроткую улыбку одобрения… урок чётко усвоен. Затем случайно оборачиваюсь и вижу, что Кингстон сидит лишь с двумя остальными ребятами из нашей сегодняшней группы: девушкой по имени Ким, с которой я перебросилась парой слов, и парнем, которого я ещё не знаю.

Он ловит мой взгляд, мгновенно осознавая, что я смотрю… и впервые, я не могу прочесть выражение его лица. Маленькая ухмылочка на его губах немного кислая, а серебристые глаза — пустые и бездонные.

У меня нет времени раздумывать над тем, что с ним происходит, потому что до меня внезапно доходит: за моим столиком сидят четверо, с Кингстоном ещё двое, что означает….

Дерьмо. Мы потеряли кого-то.

Он приподнимает бровь, — наконец-то, хоть какой-то признак жизни на его лице, — безмолвно спрашивая меня о причине моей тревоги.

«Что случилось?» — произносит он одними губами.

Я показываю ему шесть пальцев, усмехаясь над проносящимся воспоминанием того, что это когда-то означало для нас, и отвечаю ему также одними губами:

«Только шестеро. Мы кого-то потеряли».

Его глаза расширяются, и он начинает дёргать головой из стороны в сторону, прежде чем снова смотрит на меня и вздыхает.

— Кто-нибудь видел Карсона? — громко и гневно спрашивает он.

Я не могу ответить, видела ли я или нет, потому что, честно, понятия не имею, кто такой Карсон, и уверена, что и не узнаю, даже если он свалится с неба прямо на стол передо мной.

Другие тоже не помогают, и хоть я и сканирую взглядом окружающую местность, нигде не вижу машущего флажка.

— Заказывайте еду, — Кингстон встаёт, — а я пойду назад. Если он покажется, кто-нибудь позвоните мне, пожалуйста.

Часть меня хочет помочь ему в поисках, но я отказываюсь от этой мысли. Нет смысла разделяться и повышать количество «потерянных», так что я остаюсь на месте, не сводя глаз с улицы, и желая, чтобы где-то взмыл белый флажок.

Вскоре появляется официантка, — к счастью знающая английский и, кажется, уже понявшая, что мы не знаем французского, — и я заказываю напитки для себя и Кингстона. Но когда она возвращается, чтобы принять заказ, я отказываюсь.

— Ты, должно быть, проголодалась, — произносит Чед, подталкивая меня в плечо.

— О, я умираю с голоду, но уверена, что и Кингстон тоже. А поскольку он платит за всех нас, думаю, будет вежливо подождать его. Ты так не думаешь?

— Да, думаю, да, — его губы изгибаются в кривой усмешке. — Ты на самом деле милая девушка, Эхо. Если он в чём-то облажался, всё испортив, то он набитый дурак.

Лейлани наклоняется вперёд, её страсть к сплетням зажигает блеском глаза.

— О чём мы тут разговариваем? Я что-то пропустила.

— Ни о чём, — коротко отвечает за меня Чед, прежде чем опустить голову и добавить на октаву ниже то, что слышно только мне: — Прости, всего лишь хотел сделать тебе комплимент. Даже не подумал.

— Всё нормально, — отвечаю я и подрываюсь с места, когда мельком замечаю белый флажок на другой стороне улицы.

— Карсон?

Парень поворачивается на мой крик, и облегчение очевидно отражается на его лице.

Когда он подходит, я вытаскиваю телефон.


Я: Карсон нашёлся. Он здесь с нами.

Кингстон: Спасибо. Уже в пути.

Я: Хочешь, закажу для тебя?

Кингстон: Нет, не хочу всех задерживать. Поем позже. Наслаждайся.

Я: Чем наслаждаться? Я ещё не заказывала.

Кингстон: Это почему?

Я: Жду тебя.

Кингстон: Моя сладкая девочка. Ты ещё не устала притворяться?

Я: Понятия не имею, о чём ты.

Кингстон: Нет, имеешь.


Он прав. Имею.


Я: Кажется, ты очень в себе уверен.

Кингстон: Вполне уверен.

Я: И почему это?

Кингстон: Может, потому что вижу, как ты сейчас улыбаешься и заливаешься румянцем? Ты делаешь это только для меня.


Я вскидываю голову и тут же нахожу его, стоящего в нескольких футах, он наблюдает за мной с заразительной улыбкой и чувственным огоньком в глазах.

Закатываю глаза и отвожу взгляд, поправляя салфетку на коленях.

— Карсон, — Кингстон присоединяется к нам на террасе. — Рад видеть, что ты нашёл дорогу назад.

Он занимает своё место за другим столиком и, подозвав официантку, просит меню, которое, как нам сказали, теперь будет обеденное.

Я даже не понимала, что солнце немного спустилось к горизонту: верхний слой фиолетового сдавал свои позиции перед трепещущим оранжевым, ожившем внутри.

Сегодня, когда каждое новое увиденное место казалось ещё более потрясающим и сюрреалистичным, чем предыдущее, время пролетало мимо меня.



Глава 13


Закончив есть, думаю, мы все понимаем, до чего же длинным был сегодняшний день. Между нами витает ощущение удовлетворённой лености, и я замечаю, как некоторые из нас зевают и пытаются держать глаза открытыми. Разве не было бы более целесообразно отравиться на автобусе или машине назад в отель и начать завтрашний день со свежей ноты? Абсолютно верно.

Но подсветку на Эйфелевой башне уже включили, и она как маяк зовёт нас, манит, и голосование за то, чтобы подняться туда, заканчивается единогласно.

На удивление, когда мы добираемся туда, народу не так уж и много, и вскоре наша восьмёрка разделяется, — большинство выбирают лифты, чтобы подняться по величественному сооружению.

Я не большинство. Я хочу получить весь опыт, поэтому выбираю лестницу… ступенек на которой будет не меньше шестисот.

Мышцы на ногах начинают гореть, в лёгких не остаётся воздуха, и я решаю, что совершила некий чудесный подвиг, но на меня обрушивается разочарование, когда ступеньки заканчиваются… а я так и не оказываюсь наверху.

Я шагаю вперёд, дабы взглянуть на вид с этого уровня и немного отдохнуть, когда меня внезапно пугают сзади.

— Хороший подъём? — спрашивает Чед, смеясь. На моём лице, наверное, читается столько же смятения, сколько и поражения, которое я чувствую, когда поворачиваюсь к нему лицом, потому что он произносит следующее: — На самый верх только один путь. Лифт, — он указывает вверх, гордо улыбаясь. — Остальные уже поднялись. Я не собирался подниматься по лестнице, но хотел подождать тебя.

— Ну, спасибо, — я улыбаюсь, несмотря на слабый укол фиаско и ухудшение настроения от того, что он единственный, кто меня подождал.

Мы становимся в очередь на лифт, и спустя несколько минут, двери одного из них открываются. Когда мы заходим, нас с Чедом прижимает друг к другу. Чед, вроде бы, хороший парень, и весьма смышлёный, но мы уж слишком близко, и это нарушает мой комфорт.

Очень скоро мы останавливаемся и ожидаем своей очереди выйти… на самый верх Эйфелевой башни! Никогда бы даже за миллион лет не подумала, что мне доведётся испытать подобное! Конечно, именно с этой мыслью сюда приходит каждый путешественник, но Эйфелева башня?

Здесь менее людно — много места для того, чтобы разбрестись в разные стороны, — но высоко настолько, что теряешь ориентацию, к тому же ещё и ночь, поэтому я остаюсь поближе к Чеду, поскольку не замечаю больше никого из нашей группы, с кем можно зависнуть.

— Чёрт, — восклицает Чед. — Очень захватывает, согласна?

Я слышу его, но попросту не могу сформулировать ответ. Меня с головой захватывает вид.

Он смеётся и подталкивает меня в плечо.

— У тебя сейчас состояние «истинной девчонки», не так ли?

Теперь я поворачиваюсь к нему, позволяя моему сбитому с толку и прищуренному взгляду задать вопрос вместо слов.

— Самый верх Эйфелевой башни, ночь… — он понижает голос до флирта. — Кроме того, чтобы быть вызволенной прекрасным принцем из замка, разве не каждая девушка мечтает о такой романтической фантазии?

— Типа того.

Я чувствую, как краска, не щадя, заливает щёки, но пожимаю плечами, словно не заинтересована, отворачиваюсь и пытаюсь не думать о самой важной части моей фантазии, которую он, к счастью, упускает.

— Что бы сделало… а! — он шагает вперёд и становится прямо передо мной, продолжая свою реплику: — Теперь понял. Не рассказывай моим сёстрам о том, что мне понадоблюсь так много времени, чтобы понять, ладно?

И затем его руки оказываются на моих щеках, а его рот накрывает мой, — Чед целует меня с энтузиазмом, на который я не отвечаю. О, он всё правильно понял: часть, которую он упустил, была «поцелуем». Но к сожалению для него, я хочу его не с ним.

Отстраняюсь, одновременно отталкивая его от себя, без злости и даже не морща нос, желая пощадить его чувства, какие бы они не были.

— Чед, я… — пялюсь на свою обувь. — Ты очень милый, и я…

— Хочешь, чтобы тебя здесь поцеловали, — прерывает он. Я не могу посмотреть ему в лицо.

— Да.

— Но не я, — заявляет он, без капли сомнения или обиды.

Бросаю на него взгляд и киваю, извиняясь.

— Прости. Это было очень мило с твоей стороны, правда, и какой-то другой девушке чертовски повезёт, если ты осуществишь все её причудливые желания, но…

— Всё нормально, я понял, — говорит он немного неискренне, посмеиваясь. — Но я не вижу, чтобы ему было дело до этого, и не хотел, чтобы ты упустила момент. Ты заслуживаешь этих моментов, Эхо. Не соглашайся ни на что меньшее. Без обид?

— Без обид, — улыбаюсь я. Тройничёк, шмойничёк. Он и правда милый парень. — Спасибо тебе, Чед.

— Не благодари меня, не сработало ведь, — он снова смеётся в попытке развеять напряжение, но его прерывистый смех делает ситуацию ещё более странной.

— Я, эм… тогда увидимся внизу, — ему удаётся прочистить горло.

— Ладно.

— Всё будет нормально, если ты будешь здесь одна?

— Да, спасибо.

Отвечаю с лёгкостью, потому что каждый нерв в моём теле и трепет моего сердца уже подсказывают, что я не останусь одна.

Когда я убеждаюсь, что Чед ушёл, и моя маска безразличия крепко сидит на лице, я поворачиваюсь и выискиваю его. Он особо и не прячется, ожидая в углу.

В секунду, когда наши взгляды сталкиваются, Кингстон медленно поднимает одну руку и манит меня согнутым пальцем.

Я колеблюсь, и он усмехается, сексуально и уверенно, вызывающе изгибая брови. Мы оба знаем, что пойду туда. Я просто пытаюсь сохранить немного достоинства и не сорваться на бег.

Начинаю двигаться вперёд, молясь, чтобы мои шаги хоть отдалённо напоминали ленивую походку, пока он пожирает взглядом каждое моё движение. Теперь я слышу своё сердцебиение, беспокойные удары в ушах, которые становятся лишь громче, пока моё возбуждение растёт с каждым сделанным шагом.

— Разочарована? — спрашивает он с наглой самоуверенностью.

— По поводу? — бурчу я слишком быстро… слишком очевидно.

Его глубокий смех ласкает мои уши.

— Ты точно знаешь, по поводу чего, и мы оба знаем, что ответ «да».

Сексуальное притяжение между нами становится осязаемым. Кингстон хватает меня за бёдра и притягивает к себе, разрывая тишину хриплым шёпотом:

— Моя сентиментальная, романтическая Эхо не выглядит как женщина, которую только что поцеловали так, как она мечтала и миллионы раз представляла в своей голове.

Он бродит взглядом по моему телу, медленно и соблазнительно, затем смотрит прямо в мои глаза и требует властным рыком:

— Сотри его.

— Ч-что? — заикаюсь, лишившись воздуха.

Он жёстко притягивает меня ещё ближе. Наши тела почти сливаются.

— Сотри. Его, — повторяет он. — Сотри его с губ — моих губ — и поклянись, что больше никогда не подумаешь о том, чтобы поцеловать его снова. Потому что знание того, что ты не хотела этого или тебе не понравилось, и ты с лёгкостью забудешь о нём, единственное, что останавливает меня от того, чтобы пойти и до крови выместить на нём свою злость.

Я теряю дар речи от шока, пытаясь что-то сказать, но так и ничего не нахожу. Чувствую, как стук сердца в его груди отдаётся в моей, как он усиливает свою хватку на моих бёдрах, и едва ли сдерживаемая властность волнами исходит от него.

Первобытно, и даже, пожалуй, попахивает шовинизмом… если бы не заставляло меня чувствовать себя заклеймённой и восхищённой — по-настоящему желаемой.

Выдерживая его взгляд, я исполняю его желание и медленно вытираю рукой рот. Любой другой поцелуй, кроме тех, что у меня были с Кингстоном, уже давным-давно забыт.

Обвив одной рукой мою талию, второй он скользит вверх и зарывается в мои волосы.

— Вот как это должно ощущаться, любовь моя, — рычит он и, ни секунды не колеблясь, грубо захватывает мой рот.

В его губах царят сила и голод, — они почти наказывают. Мои губы с лёгкостью приоткрываются, и его язык быстро переплетается с моим. Вдыхаю каждый его стон и, желая быть к нему ближе, нуждаясь в большем, становлюсь на носочки и запускаю обе руки ему в волосы.

Этот поцелуй настолько требовательный и поглощающий, словно столкнулись две бури, и всё остальное перестаёт существовать: есть только его вкус, наша связь и покалывание по всему моему телу. Наши рты, словно два наркомана, не желающие существовать друг без друга.

Но, как мы знаем, поцелуи рано или поздно должны подходить к завершению, и наш превращается в лёгкое покусывание, посасывание и мягкую ласку его языка по моим губам. В конце концов, мы отстраняемся, оба не в силах нормально дышать.

— Вот, — хрипло шепчет он, проводя пальцем по моей щеке. — Вот взгляд женщины, которую поцеловали, как она мечтала.

Утыкаюсь лицом ему в шею, впитывая его запах и запоминая ритм пульса, который ощущаю щекой.

— Идём, любовь моя, нам нужно найти остальных. Но пойми, — заканчивает он и приподнимает мой подбородок, заставляя меня посмотреть на него, — ты только что показала мне, что, наконец, готова, и я больше не буду ждать. Всё изменилось.

Я знаю. И до смерти боюсь.


~~~~~


Нат с подозрением смотрит на меня на следующий день, вернувшись к старой шумной версии себя без похмелья.

— В тебе что-то изменилось, — говорит она. — Что я вчера пропустила?

Я не встречаюсь с её взглядом, когда отвечаю, балансируя на краю абсолютной откровенности.

— Я рассказывала тебе, — и я правда рассказала ей о каждой остановке, которую мы сделали… только, может быть, не обо всём, что произошло на каждой из них.

— Мххмм, — мычит она. — Ладно. Можешь изображать невинную овечку сколько влезет. Всё равно узнаю.

— Ну а ты? Ты просидела дома всю ночь. Ничем не хочешь поделиться?

— Не-а, — выстреливает она в ответ. — Поверь мне, я хотела бы, чтобы у меня было что рассказать, но нет.

— Мне жаль, Нат.

— Не надо. Мне же не жаль. Я не ждала принца так долго, чтобы получить какую-то фигню. Я найду это — его — в один прекрасный день.

Я отлично понимаю, что она имеет в виду, так что с лёгкостью опускаю тему, посылая немую мольбу, чтобы рано или поздно её принц нашёл её.

— Мы можем просто насладиться нашим последним днём в Париже, пожалуйста, теперь, когда ты вылезла из кровати и твоя речь разборчива? — спрашиваю я со смешком.

— Всё, что пожелаешь.

И мы наслаждаемся днём, не расставаясь. Наша первая остановка: музей, Катакомбы16 — жуткие, но увлекательные. Затем мы останавливаемся на хороший ланч, прежде чем отправиться к нашему последнему месту назначения в Париже: кладбищу Пер-Лашез17, которое известно своей огромной площадью.

Чед не смотрит в мою сторону, что меня беспокоит только потому, что я не хотела задеть его чувства. Но Кингстон? Его запах сопровождает меня, стоит ему отойти подальше, и он весь день бросает на меня прожигающие взгляды, на некоторые из которых я отвечаю.

После нашего поцелуя прошлой ночью, — который, клянусь, я буду ощущать каждый раз, когда буду облизывать губы, и переживать снова и снова, закрывая глаза хотя бы на секунду, — я не могу больше отрицать его. Нам с Кингстоном нужно серьёзно поговорить, и как можно скорее.

Сумерки опускаются быстро, пока мы бродим по кладбищу, и понимая, что не успею увидеть и половину, я решаю отправиться на поиски последнего места, которое хочу увидеть больше всего.

Кингстон подходит ко мне и протягивает руку.

— Сюда. Идём.

— Почему сюда? — спрашивает Нат, следуя за нами. — Куда мы идём? Эхо, ты хоть знаешь?

— Надеюсь, — отвечаю я с усмешкой, сжимая руку Кингстона. — Думаю, мы сейчас увидим, знает ли меня мистер Хоторн так хорошо, как он думает.

— Он знает, — отвечает Нат со смешком.

— Я упоминал, что она мне нравится? — тихо спрашивает Кингстон.

— Ага, что-то такое говорил, — я улыбаюсь сама себе и более громко добавляю: — Если вы двое закончили, мы можем поторопиться? У нас день заканчивается.

Он ведёт нас прямиком к месту, которое я искала, и когда мы подходим, его брови на мгновение приподнимаются, после чего на лице появляется бесспорно удовлетворённая улыбка.

— И как, я справился?

— Да, да, — я закатываю глаза и обхожу его, чтобы увидеть её — могилу Джима Моррисона.

Нат хватает ртом воздух, её рука взмывает к груди.

— По-почему люди делают это? Всё это граффити?

— Так люди выражают своё художественное начало в честь исполнителя18, — отвечаю я отдалённым голосом.

— Не все видят этот так, но у меня нет сомнений на твой счёт, — бурчит Кингстон, обвивая меня рукой и оставляя мягкий поцелуй на моих волосах. — Потрясающе, как и всегда.

От Нат исходит ещё один шокированный вдох. Я поворачиваюсь к ней, не удивлённая увидеть на её лице широко распахнутые глаза и искривлённый рот.

— Так и знала, что что-то пропустила вчера. Быть персональным телохранителем не входило в меню, Эхо, — ноет она, — но ты же утаила это от меня, чёрт тебя дери!

Прежде чем я могу прыснуть со смеху, возникает другого рода помеха, от которой начинает тошнить.

— Кингстон! — писклявый голос Джеки гремит на всё кладбище. — Где ты?

И вовсе не невоспитанно верещать среди усопших.

— Иди, — говорю ему я, приседая на корточки, дабы ещё немного почтить память. — Я ещё не готова уйти.

Кингстон смеётся.

— Натали, поскольку моя Эхо до сих пор не понимает то, что, кажется, понимаешь ты, не будешь ли так любезна озвучить то, что я собираюсь выразить?

— Нет ни единого сраного шанса, что он оставит нас, Эхо. И под «нами» я подразумеваю тебя, и твою прекрасную подругу — меня, — отвечает она сразу же и с гордостью. — Господи, женщина, соберись!

— Молодец. Спасибо, Натали, — отвечает он невозмутимо.

— Пожалуйста.

— Кингстон! Мы готовы уйти, если тебе не всё равно! — снова кричит Джеки.

Я встаю, запоминая момент, и громко вздыхаю:

— Хорошо, идём. Этот голос… — я содрогаюсь, решая не произносить вслух «и мёртвых разбудит».

Мы присоединяемся к группе, и Джеки взглядом сверлит в нас дыры, уперев руки в бока.

— Что вы делали втроём? — язвит она.

Я знаю, что грядёт, даже если Нат требуется полсекунды на то, чтобы ответить. Её глаза блестят от возможности, и Джеки может винить лишь саму себя за свой очень скудный выбор слов.

— Не то, что делаешь ты, когда остаёшься с кем-то втроём, — выпаливает моя подруга в ответ.

Выкуси.

— Ладно! — выкрикивает Пэттон, хлопнув в ладоши. — Что ж, мы готовы? Назад в отель?

— Когда прибудет автобус. По расписанию он скоро должен быть здесь. Лучше не идти назад по темноте, — объясняет Кингстон, а затем шепчет мне на ухо голосом, в котором больше веселья, чем шока: — Ты наблюдала за тройничком?

Я толкаю его локтем в бок и смущённо бурчу в ответ:

— Ты сказал, тебе плевать на подробности.

Он всё ещё тихо посмеивается, когда подъезжает наш автобус.



Глава 14


Следующее утро начинается с очередного горького прощания. Глазами, полными слёз, я наблюдаю, как Париж исчезает позади автобуса, пока мы направляемся в Амстердам.

— Ты плакса, да? — Нат хихикает рядом со мной, и Кингстон, который сидит через проход от нас, и, очевидно, слушает, присоединяется к ней с приглушённым смешком.

— Я предпочту назвать это «ностальгия» или «восприимчивость», — защищаю себя, гордо поднимая подбородок.

— Я и говорю, плакса, — улыбается она. — Но имей в виду, я говорю это как комплимент. Вот почему из нас получится отличная пара, — потому что я полная противоположность.

Она может притворяться бесчувственной задницей сколько хочет, но меня не обманешь: она ​​уже достаточно раз доказала, насколько проницательна и заботлива. Но я не спорю. Я слишком хорошо знаю, что люди по разным причинам возводят стены, и нельзя просто так взять и разрушить их. Нужно дождаться, когда человек достаточно доверится вам и впустит за эти стены.

— Ладно, осталось пять часов, — добавляет она, вставляя наушники в уши. — Разбуди меня, когда будем на месте.

Она подкладывает пальто в качестве подушки, склоняет голову к окну и закрывает глаза, предоставляя меня саму себе.

— Эй, Кингстон, — Карсон наклоняется вперёд с сиденья позади него. — Я тут подумал... мы не очень-то и много пользовались нашими рюкзаками в этой турпоездке.

С улыбкой вопросительно изгибаю бровь и смотрю на Кингстона, чувствуя волнение и желая услышать его ответ, потому что в словах Карсона на самом деле есть смысл.

— У тебя рюкзак с собой? — спрашивает Кингстон.

— Эм, да.

— Ты побыл в нескольких городах?

— Дааааа, — протягивает Карсон.

— Хочешь остаться здесь и отправиться в Амстердам на своих двоих?

На этот раз парень отвечает не сразу.

— Не… не очень.

— Значит, ты на самом деле использовал рюкзак, побыл в туре по Великобритании и ощутил на себе роскошные условия?

Смотрю на Карсона, не в силах сдержать смех. На его лице написано поражение, но он сам напросился.

— Карсон? — говорит Кингстон с намёком на юмор в голосе.

— Да?

— Ещё что-то?

— Не-а, — бормочет тот, откидываясь назад.

Вытаскиваю телефон, планируя отправить Кингстону сообщение и втайне подразнить его за то, что хорошенько насладилась шоу, когда кто-то плюхается на сиденье рядом с ним.

Даже если бы своим боковым зрением я не смогла увидеть, кто это был, удушающий шлейф духов помог об этом догадаться.

— Мне скучно, — слышу капризное хныканье Джеки — этот тон стал её визитной карточкой. — Расскажи мне что-нибудь со своим сексуальным акцентом.

Так как я уже достала свой телефон, и чертовски уверена, что не собираюсь слушать надвигающуюся болтовню в стиле «давай я вынесу тебе мозг», я следую примеру Нат и вставляю в уши наушники, собирая расслабляющий плей-лист, а затем пишу брату. Он, вероятно, спит, так как дома сейчас за полночь, но я всё равно это делаю.


Я: Эй, там, как обстоят дела? Надеюсь, я тебя не разбудила.


Проходит две песни, прежде чем он отвечает, в течение которых я, закрыв глаза, то киваю в такт музыке, позволяя ей успокоить меня, то смотрю на экран в ожидании ответа, отказываясь проверять статус отношений, разворачивающихся через проход.


Себ: Нет, просто лежу. Я в порядке, ничего нового. Веселишься?

Я: Конечно! Поездка невероятная! Ты получил мои фотки?

Себ: Да, и предкам показал. Мама была ошарашена, когда пропустила твой звонок. Тебе стоит в ближайшее время снова позвонить ей.

Я: Позвоню, просто немного занята. Каждый день мы гуляем без остановок. Скажи им, что я в порядке, и что мы с тобой общались, пожалуйста?

Себ: Понял. Так где ты сейчас?

Я: В автобусе, направляемся в Амстердам.

Себ: Отличное место! Но не слишком там пускайся в тяжки. Береги себя, ты меня слышишь?

Я: *Здесь я закатываю глаза* Ладно. Я подружилась с Нат... и Кингстон тоже не отходит далеко.

Себ: ЛОЛ, уверен, что так оно и есть. Вы с ним помирились?

Я: Работаем над этим.

Себ: Рад слышать. Он хороший парень, Эхо.

Я: Знаю.

Себ: Да, знаешь... но и я знаю ТЕБЯ. Итак, ты всё ещё даёшь задний ход?

Я: Я ещё не запрыгнула на него, если ты это имеешь в виду. И к тому же, кто ты и что сделал с моим братом?

Себ: Я не это имел в виду, но то, что ты только что сказала «запрыгнула на него» словно какая-то двенадцатилетняя девчушка делает меня счастливым. Теперь я точно знаю, что мне не о чем беспокоиться. Ты всё ещё моя сестра, которая поехала в тур.

Я: Ты говнюк, знаешь это?

Себ: Конечно, знаю. Итак, эта Нат... она тебе нравится? Она хорошая подруга?


Я сажусь ровнее, тщательно продумывая свой ответ. Смотрю на крепко спящую Нат, затем снова на свой телефон.


Я: Да, она мне очень нравится. Она умная, забавная и заботливая — отличная подруга, с которой я планирую поддерживать отношения даже по окончанию этой поездки.

Себ: Это потрясающе. Счастлив, что она у тебя есть. Твои слова о ней приятно слушать. Я уже спать собираюсь, но мы все тебя любим и скучаем по тебе. И Эхо?

Я: Да?

Себ: Насладись жизнью по-настоящему. *Но я всё равно сказал это тоном старшего брата*.

Я: Ну-ка объясни!

Себ: Ты точно знаешь, что я имею в виду. Люблю тебя. Передай Кингстону «привет».

Я: Люблю тебя. Спишемся позже.


Ну, это было извилисто, интересно и в то же время информативно. Я не понимала, какого высокого мнения Себастьян о Кингстоне, или того, что он, по-видимому, действительно принял тот факт, что теперь я стала старше, и поэтому могу принимать собственные решения без его круглосуточного надзора.

Единственное, что меня не удивляет, это то, что он спросил о Нат. Мне остаётся лишь молиться на то, чтобы я не ошиблась на её счёт, потому что в последний раз, когда я ошиблась в подруге, это превратилось в разрушительную ошибку.

Сузив глаза от гнева при воспоминании о моей бывшей лучшей подруге, я резко дёргаю головой в сторону, когда кто-то трясёт меня, вырывая наушники из ушей.

Я не говорю. Вместо этого с нетерпеливым выражением спрашиваю, чего он хочет.

Он утверждает очевидное:

— Она ушла.

— Спасибо за информацию, — выплёвываю я. Это должно было уколоть его, а не заставить усмехнуться или сверкать глазами.

Кингстон наклоняется через проход, приблизив голову к моему уху.

— Я так люблю, когда твои бровки сходятся вместе — одно из моих любимых выражений твоего лица. А ещё плюс ревность? Умопомрачительно. Так и хочется прямо сейчас оказаться с тобой наедине.

Да черти бы его драли с его соблазнительным голосом и провокационными словами. Я полностью теряю способность мыслить трезво, когда он делает такие вещи, когда каждый шёлковый слог находит свой путь к отдельной эрогенной зоне моего тела.

Что ещё более тревожно, теперь я точно знаю то, в чём втайне была уверена всё это время. Это не просто моё наивное любопытство, учитывая, что Клей, Пэттон и даже Чед безуспешно пытались вытащить из меня хоть что-то, помимо мгновенной вежливости. Дело в том, что меня тянет к Кингстону, без сомнений, и каждый раз всё с большей силой.

Это только он, коротко и ясно, хотя между нами нет никакой динамики.

— Нечего сказать? — мычит он мне в шею, не двигаясь, пока я теряюсь в своих мыслях.

— Я не...

Нет. Хватит с меня притворства, и с него всё равно нет толку, раз он так легко разоблачает мою ложь.

— Да, хорошо, я ревновала. Счастлив?

— Чрезвычайно, — его дыхание опаляет. — Ты же понимаешь, что я не заинтересован в ней, и она попросту хочет насолить тебе, да? За что... — его смех над моими словами отбивается от моей кожи, — я, наверное, должен сказать ей спасибо.

— Что она хотела? — смело спрашиваю я, не в силах отодвинуться, потому что в глубине души хочу ощущать его как можно ближе.

— Я только что сказал тебе, любовь моя. Она делает это, чтобы разозлить тебя. Хоть это делает из меня скотину, я рад, что это сработало. Моя Эхо, наконец, признала, что я ей нравлюсь, — даже ревнует к тому, что она считает своим, — он скользит по раковине моего уха кончиком языка. — Коим я и являюсь.

— Кингстон… — слово выходит обрывисто.

— Давай начистоту. Увидь, что ты. Принадлежишь. Мне, — это интенсивное, притягательное рычание проходит по мне дрожью. — Ты всегда была моей, не так ли?

— Кингстон, пожалуйста... — опускаю лоб ему на плечо, пытаясь утихомирить своё тяжёлое дыхание. — Люди смотрят. Они могут увидеть нас.

— Они видят лишь то, что у нас личный разговор. Они не могут увидеть, как сильно ты сжимаешь бёдра прямо сейчас, или насколько ты влажная для меня, любовь моя. Только я это знаю. И я прав, не так ли?

Да. Очень.

Я резко отодвигаюсь от него, поворачиваясь к нему спиной и быстро засовывая наушники обратно. Я возбуждена и поднимаюсь на каждый новый уровень возбуждения. Даже смотреть на него не могу.

Мой телефон, который всё ещё лежит у меня на коленях, вибрирует, и я издаю испуганный писк.


Кингстон: Ты мне не ответила.


Знаю, что он смотрит прямо на меня. Чувствую тепло его влюблённого взгляда на своей щеке, но опускаю голову и смотрю на свой телефон.


Я: И не собираюсь. Пожалуйста, прекрати. Ты меня смущаешь. Автобус же полон людей!

Кингстон: Да или нет? Ответишь, и я прекращу. Не ответишь, я перетащу тебя с твоего места к себе на колени и проверю лично.

Я: Боже мой! Что, чёрт возьми, в тебя вселилось?

Кингстон: Я считаю до трёх. Отвечай.


— Один, — громко рычит он.

Резко дёргаю головой, осматривая заднюю часть автобуса, чтобы увидеть, кто обратил внимание. Лишь несколько рассеянных взглядов встречаются с моим, и я быстро вжимаюсь в своё сиденье, когда слышу:

— Два.


Я: Да! Ты грубый, грязный засранец. Да. Теперь прекрати.

Кингстон: Посмотри на меня.


Боковой взгляд — всё, что от меня получает Кингстон, и он смеётся.

«Моя», — произносит он одними губами и подмигивает.

Длиннее поездки на автобусе у меня ещё не бывало.


~~~~~


После нашей регистрации в гостинице у нас остаётся ещё много времени до вечера, поэтому Кингстон предлагает голосовать. Решено, что мы пораньше поужинаем, а затем отправимся на экскурсию в музей Ван Гога, прежде чем он закроется. Также ходят слухи, что перед закрытием там меньше народу.

Мы с Нат добираемся до нашей комнаты и по очереди идём в ванную, чтобы быстро освежиться, после чего она произносит то, что может оказаться самым подавляющим предложением, что она когда-либо мне скажет:

— Значит, ранее в автобусе, у тебя на самом деле был оргазм, или ты просто была совсем близко? — она лыбится от уха до уха, так быстро потирая руки, что они могут заискриться.

У меня есть всё шансы подавиться собственным языком, лицо опаляет таким жаром, что, кажется, могут появиться волдыри.

— Я... э-эм... чт…

— Это и есть ответ, — на её лице появляется разочарование. — Если бы ты кончила, тебя бы это сейчас не оскорбило. Ну ладно, — она пожимает плечом, — не волнуйся. Недолго осталось.

— Ч-что? Нет, неважно. Мне очень неловко с этой… эм… темой.

— Ну, подруга, лучше привыкай, потому что этот сексуальный кусочек рая на задании, а задание это — ты!

Я сдаюсь перед этой сумасшедшей девчонкой.

— Можем уже пойти? — спрашиваю я, качая головой. — Я готова поесть.

— Говоря о еде, держу пари, он...

— Натали! — выкрикиваю я, накрывая её рот рукой. — Хватит, я серьёзно! Если я уберу руку, обещаешь больше не говорить о нём ни единого пошлого слова?

Она кивает, бормоча в мою ладонь:

— Обещаю.

Я убираю руку от её рта, но ни на секунду не отвожу от неё взгляда, пока мы идём к двери.




Глава 15


Обед прошёл приятно и спокойно, что попросту означает, что у Натали был полный рот, и поэтому она не ляпнула ничего запрещённого. Музей Ван Гога19 был потрясающим и, как и ожидалось, без столпотворения.

Фактически, в Амстердаме нигде нет столпотворений. Я увидела всего лишь пару-тройку автомобилей, так как здесь популярно ходить пешком или ездить на велосипеде, и все передвигаются спокойно.

Мы все идём по улице, упиваясь видами, когда вдруг кто-то впереди нашей группы резко сворачивает налево в район, который... мы называем неблагополучным. Не буду говорить за всех или судить только лишь по улице, на которую мы только что повернули, но не могу придумать лучшего слова, чтобы описать её. Атмосфера резко меняется, и чувство очарования, хоть и с толикой испуга, поднимается по моему позвоночнику.

Я цепляюсь за руку Нат мёртвой хваткой, как раз в тот момент, когда Кингстон протискивается через нашу группу и берёт мою вторую руку.

— Не отпускай, — громко рычит он.

— Где мы? — спрашиваю я.

— О, я знаю! — быстро и с возбуждением говорит Нат. — Мы приближаемся к району красных фонарей20! А та кофейня, в которую заходит Пэттон... Я также знаю, что это знааааа-чииит, — распевает она.

Я смотрю на Кингстона обеспокоенным взглядом, но он развеивает мою тревогу тёплой, успокаивающей улыбкой, и ободряюще сжимает мою руку.

— Я тебя держу, любовь моя. Не беспокойся.

Мы следуем за остальными в «кафе», и как только я вхожу внутрь, то вспоминаю некоторые пикантные кусочки, которые нашла в интернете, когда готовилась к этой части путешествия. Едкая дымка, поднимающая к потолку, вовсе не смог, и не пар от кофе. Это буквально облако дыма от травки.

Некоторые из нашей группы уже нашли столики и курят свои «заказы», ​​пока я стою в замешательстве, пытаясь понять, что на самом деле творится вокруг меня.

— Пойдём, — Нат дёргает меня за руку. — Давай сделаем это! Мы достаточно взрослые. Здесь это законно, и ты знаешь, что как говорится, однажды в Риме…

— Мы не в Риме, — бурчу я.

— Кингстон, скажи ей, что всё в порядке! — умоляет его Нат.

Он смеётся.

— Эхо и сама может решить. Но я скажу, — он приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела на него, — она права, это законно, и определённо является частью приобретения культурного опыта. Если решишь принять участие, я буду рядом, трезвый, и присмотрю за тобой. Если решишь ничего не делать, — заканчивает он, сжимая моё плечо, — тот же расклад.

— Ну, давай, по крайней мере, займём столик и притворимся, что мы такие же, — жалуется Нат.

На это я соглашаюсь с лёгкостью. Должна признать, мне вроде как хочется посмотреть, так как я никогда не пробовала подобного в своей жизни, и знаю, что и не попробую. Но я никогда не подчинялась, и никогда не подчинюсь чьему-то подавляющему давлению.

Вот почему — хоть и весьма долгое время спустя, когда я накуриваюсь до такой степени, что все мысли улетучиваются — мне некого винить, кроме себя самой.

Всё кажется смешным, даже в замедленном темпе. Особенно Нат. Нет тревожного страха или беспокойства, и я чувствую, как отпускаю все свои запреты и свободно смеюсь. Я хорошо провожу время.

Пока не происходит обратное. Вещество, курсирующее в моей кровеносной системе, мгновенно оказывает на меня противоположный эффект, когда Джеки бросается на колени Кингстону.

Гнев, которого я никогда не испытывала прежде в своей жизни, пронзает меня, поглощая с головой: никакого медленного возгорания — мгновенное, полномасштабное зажигание. Я не могу контролировать ни свои мысли, ни свой рот.

— К чертям собачьим «ты моя, я твой»! — мне кажется, что я кричу, несмотря на невыносимую сухость во рту. Если бы он заботился обо мне, он уже установил бы границы для этой шлюхи. — Ты всего лишь долбанный лжец, Кингстон Хоторн! Мне всё это надоело. Я иду домой!

Встаю, хватая телефон, чтобы позвонить брату, и выбегаю за дверь. Слёзы застилают глаза, а пальцы по какой-то причине не работают. Только Богу известно, кому я звоню сейчас, если вообще кому-то звоню.

Затем телефон ускользает из моих рук — его вырывают так же быстро, как меня уволакивают в тёмное, внушающее страх место. Отлично, ещё одно похищение в стиле Кингстона.

— Эхо, любовь моя, это я, Кингстон. Перестань кричать.

Я не осознавала, что кричала, или снова кричу, или... какая разница.

— Оставь её в покое! Сейчас она не хочет с тобой разговаривать! Я позабочусь о ней, сексуальный подлый мужчинка!

Нат шатает на ногах, и либо говорит заплетающимся языком, либо я так слышу, но её спасение всё ещё невероятно.

— Но я на его стороне по поводу телефона, Куряга. — «Я так полагаю, что Куряга — это я? Ладно, тогда она может быть Бульбулятором21». — Никаких звонков. Себ не оценит такой юмор.

— Ты называешь его Себом? — у меня глаза вылезают из орбит, и я это знаю. — Последняя моя лучшая подруга, которую я таковой считала, тоже называла его так, потому что спала с ним. Потом она спала с этим, — я тычу Кингстону в грудь. — Ты полный отстой.

Я начинаю плакать, или, по крайней мере, замечаю, как слёзы, которые уже были на глазах, катятся по щекам. Я не мыслю здраво, но достаточно трезва, чтобы понять, что боль сокрушительна.

— Натали, не могла бы ты оставить нас с Эхо наедине?

— А, не-а, не могла бы, — да, я официально люблю Бульбулятора.

— Пожалуйста, я... — он снова пытается.

— Эй, Нат, не подойдёшь помочь мне? — из-за угла появляется Пэттон. — Джеки не может держать свои руки подальше от меня, а тебя она боится.

Я смеюсь так сильно, что фыркаю. Нат такая же устрашающая, как фея, взмахивающая своей звенящей палочкой.

— Какого хрена так смешно? — она смотрит на меня. — Я могу быть устрашающей!

— Чёрт возьми, дамы, вы и травка — вещи несовместимые, — вздыхает Кингстон, как обычно запуская руку в волосы. — Осталась ли хоть одна эмоция, которую ты ещё не ощутила в данный момент?

— Нат, реально, ты мне поможешь? — снова спрашивает Пэттон.

Нат смотрит на меня.

— Эхо? Хочешь, чтобы я осталась? Может, ты так не думаешь, но я серьёзно способна отпустить ниндзю, живущую внутри меня, на свободу, чтобы надрать ему задницу.

Я пошатываюсь, ударяя Кингстона по руке, когда он пытается удержать меня.

— Я в порядке. Идти. Мне много чего нужно сказать, и больше никто не должен это слышать.

Ну, дерьмо. Опять слёзы, что ли?

— Я здесь, если понадоблюсь, — отвечает мне Натали. Она бросает на Кингстона хмурый взгляд, указывая указательным и средним пальцем сначала на свои глаза, а потом на Кингстона, пока медленно отступает.

— Я ненавижу тебя, — выпаливаю я, когда они уходят, и он смотрит на меня.

— Нет, не ненавидишь, — говорит он низким голосом в стиле: «Эхо, собери свои мозги вместе», подходя ближе. — Но тебе есть что сказать и спросить, и поскольку твои запреты сейчас спали, ты, наконец, готова поговорить. Так что давай. Я более чем готов это услышать.

Я не знаю, с чего начать — мерзкий сгусток из боли, гнева и смятения, рикошетит внутри моей головы. Поэтому я открываю рот и жду, когда первый вопрос сорвётся с языка.

— Ты устроил вечеринку или что-то в этом роде, и попортил имущество моей семьи? — слова слетают с рыданием, но мне удаётся посмотреть прямо ему в глаза.

— Ты думаешь, я это сделал?

— Ответ вопросом на вопрос — признак вины.

— Или интеллекта, — спорит он.

— Уф, — стону я, расстроенно. — Прекрати. Ты сделал это или нет?

Он поднимает брови, безмолвно указывая мне на тот же встречный вопрос, что и раньше.

— Хорошо. Нет, — я отвечаю вместе него. — Я никогда не верила в это, ни на секунду. Так почему ты просто не сказал моему отцу, что это был не ты?

— Сказал, позже. Но в ту ночь всё, что имело значение, была ты. Ему нужно было сосредоточиться на твоём благополучии, а не на моих объяснениях.

— Поч…

Я проглатываю свой шёпот, а затем повторяю попытку с обретённой силой.

— Почему ты был с Саванной? Весь день ты игнорировал мои звонки и сообщения, а затем трубку подняла она. Почему она, Кингстон? Я смирилась с тем, что ты трахнул каждую девушку в городе, и до сих пор не перестаю быть твоим другом. Но Саванна? Почему? — я снова кричу, ударяя кулаком по его груди.

Он хватает меня за запястье и делает ко мне шаг, прижимая меня спиной к стене.

— Ты уже больше чувствуешь себя собой? Голова прояснилась?

— Что? Не меняй тему. Отвечай на вопрос!

— Я пока не уверен, что ты действительно слышишь мои слова и позволяешь им проникнуть в себя, — объясняет он. — Я хочу убедиться, что ты поймёшь всё, о чём мы говорим, раз и навсегда. Теперь твой мозг готов к этому разговору?

— Да, больше, чем когда-либо.

И я верю, что это так. Наконец я могу осознать свои тревоги и позволить ему объяснить. Независимо от его рассуждений, мне пора услышать всю правду... от него.

— Когда мы обсуждали «Coldplay», ты выбрала «Fix You», как их лучшую песню. Что выбрал я?

— «Paradise», — отвечаю я без колебаний.

— Прелестно. Ты в порядке, вот и поговорим, — он так и не отступает, наши взгляды всё ещё не отпускают друг друга. — Эхо, ты действительно считаешь, что я спал с Саванной?

Я пожимаю плечами, и Кингстон хмурится, кладя мою руку, за которую он держит меня, мне на сердце.

— Здесь, ты, правда, думаешь, что я это сделал?

— Тогда почему она была с тобой, ответила на твой телефон и повесила трубку, когда я позвонила?

— Нет, сначала ты ответь мне.

Я отворачиваюсь, чувствуя стыд.

— Думаю, нет... не совсем... но...

— Правильно думаешь, — он обхватывает ладонью мою щёку, заставляя меня смотреть на него. — Я не прикасался к Саванне. На самом деле, давай проясним другое заблуждение, которое ты упомянула. Посмотри мне в глаза, Эхо, — требует он тяжёлым рыком, что поднимается из глубины его груди.

Когда я снова встречаю его резкий и целеустремленный взгляд, он продолжает:

— Во время моего пребывания в Келли-Спрингс я не трахнул ни одну девушку. Ни одну.

— О, пожалуйста, — фыркаю я. — И кто из нас теперь паршивый лгун?

— Ни. Одну, — повторяет он, рыча. — И я никогда не лгал тебе, ни тогда, ни сейчас. Эхо, единственный человек, которого я хотел, это ты, — продолжает он. — Но ты была несовершеннолетней, и я жил в доме твоих родителей. Они хорошо ко мне отнеслись, поэтому я должен был уважать это и тебя. Меня чертовски убивало, что я не мог прикоснуться к тебе, не мог пробраться ночью в твою комнату и провести руками по твоему телу, но я старался стать достойным тебя человеком, когда настало бы время. И это время сейчас. Скажи мне, любовь моя... ты находишь меня достойным?

— Ты не ответил на мои вопросы. Почему ты был с Саванной? Почему ты игнорировал меня, если твой телефон явно не был разряжен?

Я вижу, как Нат выходит из-за угла.

— Там всё в порядке?

— Да, — вздыхаю я. — Спасибо, что проверяешь.

— Без проблем. Так, если у тебя всё в порядке, не возражаешь, если я пойду со всеми прогуляться по району? — она играет бровями. — Прошла молва, что там в окнах танцуют голые бабы!

— Зачем тебе это нужно? — спрашиваю я, скрытая клеткой, которую представляет собой тело Кингстона.

— Потому что я могу! Так всё хорошо или нет?

— Она будет в безопасности? — спрашиваю я Кингстона.

— Абсолютно, — отвечает Пэттон, который теперь стоит прямо за ней.

— Нат, — говорю я, выдавая свои сомнения, — ты...

— Эхо, клянусь жизнью, я присмотрю за ней, — пытается убедить меня Пэттон. — Мой кайф прошёл, клянусь.

— И ты не отвлечёшься, скажем, на... Джеки... и не забудешь о Нат?

— Нет, он не забудет, — Кингстон смотрит на него. — Потому что он знает, что я с ним сделаю, если это случится. Мы понимаем друг друга, Пэттон?

— Какого чёрта, мужик? Я сказал, что присмотрю за ней. Я именно это и имел в виду.

— Тебе лучше сдержать своё слово, — кивает Кингстон.

— Если ты уверена, — я обращаюсь к Нат, прерывая тестостероновую схватку. Она улыбается, кивая. — Хорошо, повеселись.

— И не испытывай меня, Пэттон! — кричит Кингстон им вслед, прежде чем тихо спросить меня: — Хочешь пойти за ними?

— Да! — быстро выплёвываю я, заработав от Кингстона смешок.

— Так я и думал. Тогда идём, — он переплетает наши пальцы, — мы можем и идти, и разговаривать одновременно.

Мы догоняем их, пока Натали не появляется в поле моего зрения, так и оставаясь в неведении, что я следую за ней хвостом. И когда она, Пэттон и ещё около десяти человек заходят в один из клубов, который, по словам Кингстона, «скромный», мы садимся на скамейку прямо рядом с ним.

— В тот день, — начинает он, продолжая нашу дискуссию, — я отправился фотографироваться с несколькими парнями, которых знал из универа, и оставил свой телефон в грузовике. Он разрядился и стоял на зарядке, поэтому я не думал его проверять. Я вспомнил о нём только когда вернулся, услышав, как он звонит, но Саванна схватила его, прежде чем я успел. Но что ещё более важно, — прежде чем мы дойдём до самого отстойного, — ты же знаешь, что я занимался с Сэмми, не так ли? Я бы никогда не пренебрёг им.

— Да, знаю. Я бы не разговаривала с тобой, если бы ты сделал это.

— Эхо, — он пододвигается ко мне. — В ту ночь... всё это было подстроено. Когда я вернулся домой, Клэй уже пригласил людей в павильон. Я зашёл, чтобы посмотреть, была ли ты среди них, и Саванна попросила отвезти её домой из какого-то клуба. Клэй спросил, не съезжу ли я за ней, так как он уже выпил. Поэтому я поехал.

— Я должен был понять, что что-то не так — по времени всё было подстроено прекрасно, — но нет, — продолжает он. — Следующее, что происходит, я заезжаю на подъездную дорожку после того, как подбросил Саванну к её дому, нетронутой, и попадаю в полный хаос. Не с Клэем, а с твоим отцом, который появляется, чтобы тут же отвезти меня в аэропорт. Они меня подставили.

Я нисколько не удивлена тем, что слышу, и я ему верю. Если быть честной самой с собой, на самом деле я никогда ни не верила ему. И если он говорит, что не перетрахал весь город, я верю и в это. Не то, чтобы это было моё дело, но, чёрт возьми, это приятно слышать.

И почти вся тягость пережитых месяцев уходит в никуда, за исключением вдруг ожившего во мне интереса.

За исключением последнего интересующего меня вопроса. Самого важного.

— Почему ты не звонил?



Глава 16


Он не отвечает мне сразу, его губы сжаты в линию, серые глаза загадочно и внимательно следят за мной.

— А почему ты не звонила, любовь моя? — его тон обманчиво спокоен и почти вежлив.

Моя челюсть падает, глаза расширяются в защитной реакции.

— Потому что ты парень...

Он заглушает меня, прикладывая палец к моим губам.

— Да. Я парень. Парень, который ждал, когда ты проявишь свою веру в меня. Я понял, что твой отец предположил худшее, — чёрт, да меня бы ошарашило, если бы мой собственный отец не пришёл к таким же выводам. Но не ты, Эхо. Мне нужно было, чтобы ты поверила в меня, прежде чем объяснять... ты должна была сама связаться со мной, даже если бы это было для того, чтобы получить ответы.

Он вздыхает.

— По крайней мере, тогда я мог бы услышать доверие в твоём голосе. Я оставил последнюю записку. Отправил цветы на твой день рождения, открытку на выпускной. Ты спряталась — попыталась убедить себя, что у тебя есть причина забыть меня.

— Я не забывала тебя, — мой хрупкий голос дрожит. — Такого даже близко не было. И я всегда, в глубине души, верила тебе. Мне просто было больно, я была обижена… и упряма.

— Нет, естественно, — смеётся он. — Моя Эхо упрямая?

— Хватит.

Я толкаю его в грудь, и он, пользуясь возможностью, мгновенно хватает меня за руки и притягивает к себе. Кингстон прикасается своим лбом к моему, проводя кончиком носа вниз по моему носу.

— Никогда. Я и сам могу быть довольно упрямым, и именно поэтому не собираюсь останавливаться, когда-либо снова. Теперь мы всё выяснили, ты совершеннолетняя... и здесь со мной. Останавливаться — последнее, что я намереваюсь сделать.

Я шепчу, полностью капитулируя.

— Хорошо.

— Ты готова попробовать по-настоящему, любовь моя?

Я киваю именно в тот момент, когда его рот, тёплый и нежный, обрушивается на мой. Кингстон перетягивает меня к себе на колени, и я обнимаю его за шею, целуя с непристойным желанием и потребностями, которые больше не собираюсь удерживать в клетке.

— Ммм, — стонет он, оставляя мой рот, чтобы пробежаться языком вниз по моей шее. — Как раз подходящее, чёрт возьми, время. Моя Эхо... наконец-то, — он прижимается к моей ключице. — Что я собираюсь сделать с тобой, любовь моя. Ожидание было грёбаной пыткой.

Чувствуя его, длинного и тяжёлого, между бёдер, мне как-то удаётся прорваться сквозь затуманенный рассудок к воспоминаниям. Решаю проверить, помнит ли он, поэтому толкаюсь вперёд и назад, потираясь об его эрекцию.

Почти болезненный стон опаляет мою кожу, — самый властный, возбуждающий звук, который я когда-либо слышала.

— Решила помучать немного, — дразню я бездыханно, и, когда он останавливается, чтобы взглянуть на меня, я тихо хныкаю от абсолютного обожания, сверкающего в его глазах.

— Пойдём, — рычит он, вставая со мной на руках, и я обхватываю его за плечи. — Ты заслуживаешь лучшего, чем быть оттраханной здесь, на обочине, но ещё одно скольжение по моему члену, и я не смогу нести ответственность за то, что случится дальше.

— Кингстон, подожди, — я смеюсь от абсолютной радости, моя душа наконец-то парит. — А Нат?

— У меня нет желания погружаться глубоко в Натали, любовь моя… так что… что с Нат?

— Ты же знаешь, что я не могу уйти без неё. А по поводу другого, думаю, ну… — я опускаю голову. — Не знаю, готова ли я.

Он ставит меня на ноги и осторожно поднимает моё лицо.

— Ты права. Извини. Чёрт возьми. Я потерял голову на мгновение. Пойдём, найдём твою подругу. И, моя милая девочка, спасибо, — добавляет он, облизывая нижнюю губу и медленно путешествуя хищным взглядом по мне, — что напомнила мне, чтобы я не торопился с тобой.


~~~~~


В свете нового утра к нам присоединяются Зануда и Мятые Штаны. Нат метает в меня кинжалы взглядом, потому что вчера вечером я заставила её вернуться рано, только для того, чтобы выдать скудные подробности о том, что произошло между мной и Кингстоном. Я хотела открыться, но, честно говоря, мне просто нужна была ночь, чтобы сначала всё обдумать.

И, говоря о Кингстоне, он крутится вокруг, почти дымясь от того, что я отказалась провести прошедшую ночь в его комнате. О, он клялся всеми известными богами, что мы будем исключительно спать, если это именно то, чего я хочу. Но выпуклость в джинсах и ярость в глазах, голосе и прикосновениях говорили мне, что он врёт.

И с моим первым — и единственным — кайфом, что ещё курсировал в моём организме, смешанным с крышесносной похотью, я не была уверена, что смогу сопротивляться, если он спросил меня, чего я хочу.

— Я поставил в расписание экскурсию по дому Анны Франк22 сегодня утром, так что нам пора выдвигаться, — угрюмо объявляет Кингстон группе.

— Кого? — язвит Джеки.

«Дорогой Боже, ведь кто угодно на всей планете мог занять её место в этой поездке. Как можно не знать, кто такая Анна Франк?»

Закатывая глаза, замечаю, что я такая не одна. Бриджет делает то же самое. И что это? Проблемы в Клубе Крутых Девчонок?

Кингстон потирает лоб и уже открывает рот, чтобы ответить, когда вступает Нат.

— Я разберусь с ней, шеф, — отвечает она ему, и её настроение ужасающе поднимается. Спокойно, но, ох, как снисходительно, она объясняет Джеки, кто такая Анна Франк, но я думаю, что все остальные слышат то, чего она не говорит, а это: «Ты твердолобая тупица».

Каким-то образом — и никому не важно каким — Джеки удаётся подговорить шесть человек, в том числе Пэттона и Чеда (я знаю «как», когда дело касается этих двоих), чтобы отделиться группой и пойти своим путём. Но Бриджет остаётся с нами.

— Ребята, вы не против, если сегодня я зависну с вами? — спрашивает она Нат, немного ретировавшись.

Нат смотрит на меня, получая в качестве моего ответа беззаботное пожатие плечами.

— Ты знаешь, кто такая Анна Франк? — спрашивает её Нат.

Та смеётся и кивает.

— Да, с самого детства. Не могу поверить, что на самом деле увижу её дом. С меня хватит ночной жизни. Я готова оценить, что же эта поездка может предложить по-настоящему… если в этом есть смысл.

Нат пожимает плечом.

— Ладно, ты меня убедила.

Но я знаю, что у неё есть, что ещё сказать, судя по сарказму, что сочится из её слов и тому, как она стреляет взглядом, наблюдая за идущей к своей сумочке Бриджет.

И я права. Мне приходится приложить все свои усилия, чтобы не прыснуть со смеху, когда она поворачивается ко мне и говорит:

— Думаю, она злится, что её не взяли в «тройничок».

— Ты с ума сошла, — я качаю головой. — Давай. Все ждут.

К нашему пункту назначения всего лишь короткая пешая прогулка, во время которой Кингстон держит меня за руку, и я позволяю ему. Теперь, когда мы выговорились, и я точно знаю то, что всегда знала, — что он великолепен, — я собираюсь упиваться счастьем с такой же силой, с какой упивалась страданиями. Я отказываюсь увиливать от этого счастья и наслаждения, что, как казалось, было потеряно для меня навсегда.

Меня нисколько не удивляет, что Кингстон искоса поглядывает на меня и улыбается, слегка сжимая мою руку.

— Я знаю, любовь моя, много времени было потрачено впустую. Но мы наверстаем. Клянусь тебе.

Я ничего не отвечаю. Очевидно, мне и не нужно, поскольку Кингстон знает, о чём я думала прежде, так что уверена, он знает, каким будет мой ответ… что я ему верю.

Мы следуем за Нат — которая идёт с Бриджет, чтобы дать нам пространство — к дому Франк.

Экскурсия захватывает с головой. Всего так много, что почти не умещается у меня в голове, но также в этом присутствует трагическая нота. Я замечаю, что несколько раз мне приходится убрать одинокую слезу, и в некоторые из таких моментов Кингстон обвивает меня рукой за плечо и целует в макушку, шепча: — Моя сладкая девочка.

Я лелею это, полностью готовая окунуться в наши отношения.

После окончания на группу опускается торжественное молчание, — все просто стоят в молчаливой скорби. То, что на самом деле случилось с семьей Франк, с той маленькой девочкой, — не просто история или биография… её последние, пропитанные страхом слова, реальны, и остаются живым напоминанием.

Кингстон чувствует, как по мне пробегает дрожь, сообщая об этом покашливанием, и туман, окутывающий всех нас, рассеивается.

— Как насчёт круиза по каналу? За ланч плачу я.

Все быстро соглашаются, виновато улыбаясь и вздыхая: одноголосная благодарность за облегчение.

— Кто-то хочет поехать на велосипедах или продолжим наш пеший тур? — спрашивает он. Несколько человек голосуют за велосипеды и отделяются от нас, в то время как мы решаем пройтись после того, как договариваемся встретиться возле канала.

— Знаешь, — произношу я, пока мы идём, — я уже летала на самолёте, ездила на поезде, метро, поднялась на Лондонском Глазе, ездила на лифтах, автобусе… и вот-вот проплыву на лодке по каналу. Но тебе ещё предстоит предложить мне прокатиться на твоей тачке, от которого ты так тащишься, по автобану.

Он останавливается, обхватывая ладонями мои щёки и требуя, чтобы я встретилась с его серьёзным взглядом.

— Я и не сделаю этого. Ищущий адреналина придурок, которым я был в прошлом, остался в прошлом. Я никогда не подвергнут тебя риску, и, если на чистоту, эйфория прошла.

Не то, чтобы я была не рада это услышать, но просто обязана спросить своё недоверчивое:

— Почему?

Его рот медленно растягивается в сексуальную улыбку.

— Потому что, любовь моя, я уже нашёл то, что подогревает мою кровь.

— Меня? — я пытаюсь не съёжиться, охваченная смущением от своего же высокомерного зазнайства, и меня ещё больше сковывает страхом от того, что я могу ошибаться.

Он давится смешком, отвечая с теплотой:

— Да, тебя.

Романтическое блаженство захватывает меня в долю секунды, и я целую его — если быть более точной, набрасываюсь на него, приподнимаясь на носочках, и притягивая его голову вниз, чтобы обрушить свои губы на его. Он рад подсобить, и, обвив мою талию руками, отрывает меня от земли, издавая краткий смешок, который вибрацией проходит по моим губам.

Я отстраняюсь и широко раскрытыми глазами пялюсь на него, пытаясь выяснить, над чем он смеётся. Извиваюсь, пытаясь выпутаться из его хватки, но он цокает языком, усилия её.

— Прекрати, — требует он серьёзным тембром, но веселье из его глаз никуда не исчезает. — Я смеялся, потому что счастлив, Эхо. Моменты, когда ты отпускаешь всё, и действуешь первая, опьяняют. Мы избавим тебя от этой неуверенности, потому что я хочу больше твоей смелой сексуальной раскрепощённости. И ты её получишь.

Тут же успокоившись и немного воодушевившись перспективой, я улыбаюсь и дарю ему быстрый поцелуй.

— Обещаешь?

— О, я обещаю, — рычит он, выглядя разочарованным, потому что вынужден поставить меня на землю. — Нам лучше догнать остальных. Кажется, навыки моего тур-гида немного погасли, — он улыбается. — И виновата в этом, конечно же, ты, моё прекрасное отвлечение.

Мы бежим, так и держась за руки, к доку, и я смеюсь весь путь. Сегодня погожий день в изумительном городе, и я с невероятным человеком. Мне всё равно, кто слышит моё счастье.

Нат смеётся, когда мы приближаемся.

— О, пожалуйста! Избавьте меня от этого. Вы даже не знаете, что мне пришлось предложить этому парню, — говорит она, указывая большим пальцем за плечо, — чтобы задержать лодку из-за вас двоих.

Мы замедляемся, когда приближаемся к ней, и я спрашиваю:

— Ты же шутишь…. Правда?

Я на самом деле начинаю сомневаться, когда обдумываю то, с кем разговариваю, наблюдая, как её бровь вопросительно изгибается.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги