Селфи на балконе

4

Укладывая Звягину спать, я была уверена, что утром она как минимум попросит прощения, как максимум клятвенно заверит, что на следующей пьянке съест симку и не будет мне звонить.

Виктория – человек, который умеет удивлять.

Поэтому с утра меня взбодрил не мой будильник, а похмельный вой раздраженной соседки.

Врать не стану, я успела злорадно посмеяться в подушку перед тем, как дверь со всей силой вновь ударилась о стену. Кажется, что еще такого же удара дерево не вынесет.

– Какого черта ты вчера меня опозорить вздумала?

Удивление? Нет. Я ощутила шок от такого заявления.

– Ты хоть соображаешь, что обо мне теперь думать будут?

– И тебе доброе утро. Можешь не благодарить, обойдусь.

Смотрю на часы и радуюсь, что у меня в запасе еще минут десять, чтобы понежиться под одеялом.

– Благодарить? За что? Даня теперь думает, что я общаюсь с какой-то колхозницей, которая по улицам в пижаме доисторической ходит! За это? Ты могла хотя бы одеться прилично?

Из головы тут же вылетели все мысли и надежда на короткий сон.

– Уж извините, что не подумала о внешнем виде. Вик, а как надо-то? Выпускное платье подошло бы, или тут случай особый, и мне сперва в магазин заехать следовало?

Тоном, которым я произносила каждое слово, можно с легкостью заморозить Африку.

– Хватит ерничать. Тусь, ты меня подставила вообще-то.

Глаза человека – открытая книга. Все мысли, идеи можно в них прочитать. Я смотрю на соседку, из-за которой у меня была веселая ночка, и замечаю лишь осуждение. Она действительно не чувствует своей вины.

– Подставила? Да как у тебя язык не отсох это говорить? Я последние деньги спустила, чтобы твою пьяную задницу забрать. Меня какая-то гадина чуть с кулаком своим не познакомила. И это я фиговая? Отлично! Дверь за собой закрыть не забудь.

В данный момент мне было плевать, что мы сейчас переругаемся, Вика психанет и съедет. Плевать, что снова придется искать комнату, а перед этим в ломбард сходить, чтобы было чем все оплачивать. Ведь родителям мне совесть не позволит звонить, поэтому и придется с единственными золотыми сережками распрощаться. Плевать. Даже объяснить сложно, какие эмоции во мне бурлили в эту секунду.

– Тусь, остынь. Ну, извини меня. Знаешь же, что дурой бываю.

– Бываешь?

– Бываю, – сквозь зубы отвечает она. – Я не помню, что на тебя кто-то кидался.

Выдыхаю, пока эмоции потихоньку затухают. Опускаю ноги на пол и, не смотря на соседку, захожу на кухню, зная, что Вика идет следом.

Искренне сочувствую соседям, ведь Викин топот даже у меня в голове отдается.

– Тусь, кто тебя ударить хотел?

– Главное – ты помнишь, что я тебя видом своим опозорила, но не помнишь, как твой спарринг-партнер хотел меня в стену припечатать? Мило, Вик. Очень. А главное, как полезно. Отличная отмазка на все случаи жизни. «Простите, я была пьяная и не помню, как кого-то грохнула», «Извините, но я упустила момент, когда грабила банк». Ты зачем вообще драться полезла? Думаешь, болван Корнеев стоит этого?

– Стерва приклеилась к нему.

– И поэтому ты возомнила себя великим парикмахером и решила девчонку без волос оставить? Мне стоит тебя бояться?

– Нет, конечно. Ты же не собираешься на моего Данечку покушаться.

С нервным смешком я размешиваю чай в стакане.

– В этом можешь не сомневаться. Бабники, самоуверенные засранцы и придурки, у которых вместо мозга – изюм, совершенно не в моем вкусе.

Как сказала-то. Надо будет где-нибудь записать.

– Я рада. И прости, но я повторюсь, ты меня вчера опозорила пижамой своей дурацкой. У нее не воротник, а взлетная полоса.

Да нормальная у меня пижама. Нормальная. Мне ее бабушка подарила на Новый год. Несколько лет назад. Ну и пусть, что в цветочек и в моде была лет пять назад. Мне удобно. А Вике она всегда не нравилась – ей пеньюары кружевные подавай. Чтобы все нужное подчеркивали, а ненужное скрывали, впрочем, последнее к Звягиной не относилось: ей маскировать было нечего. Даже странно, что Корнеев на нее внимания не обращает. Вика в его вкусе. Она даже волосы специально обрезала, потому что где-то услышала, что он длинноволосых не любит. Глупая. Я бы никогда такого ради парня не сделала.

– Вот можешь прямо сейчас садиться на эту взлетную полосу и лететь к Степашкиной. Она тебя ничем не опозорит.

– Людка – дура. С ней только и можно, что в клуб сходить. А ты у меня самая лучшая, заботливая.

Я лишилась дара речи. Это меня сейчас похвалили или мышью серой назвали? Вика поняла, что ляпнула, не подумав, моментально ко мне подскочила и протянула пачку вафель.

– После пар домой вернемся, и я полы помою. И ванную освобожу. Договорились?

– Нет.

Хотя, похоже, совесть у Звягиной все-таки проснулась. Ни разу я не слышала от нее слов «помою пол». Удивительно. Вероятно, алкоголь еще не весь выветрился.

Хоть меня и разбудили раньше обычного, но на пару мы все равно опоздали. Уже в дверях я вспомнила, что оставила телефон на тумбочке. Идти в обуви не хотелось, поэтому я попросила Вику его принести. Она как раз вину свою вроде бы чувствовать начала, а такое, вообще, редко случается, вернее – никогда, вот я и использовала это на полную катушку.

– Тусь, тебе тут мама звонила.

– Что за привычка копаться в чужих телефонах? Может, мне там любовь всей жизни пишет, а ты свой нос суешь?

– Ага. Фиговая у тебя любовь, раз песню Лепса скидывает. Наталья, а вы мне не рассказывали, что у вас кто-то появился. Он старик, да? Конечно. Какой нормальный парень может слушать такую фигню?

– Давай уже, – неожиданно для себя повышаю голос.

– Ты бы его хоть записала. Кстати, номер какой-то знакомый. Черт. Это уже белочка. Кофе мне и срочно. Трезветь надо.