Голливуд 1945

2

На киносъемочной площадке царила напряженная, тяжелая тишина. Почти четыре месяца они ждали этого момента, а теперь всем хотелось замедлить его приход, перенести на другой день. Это был один из тех замечательных фильмов, где почти все прошло гладко. Казалось, работая над ним, все они стали друзьями, все с ума сходили по главному герою, и половина женщин, а может, и больше – влюбились в режиссера. Мужскую роль играл Кристофер Арнольд. Все говорили, что это самая яркая звезда среди мужчин в Голливуде. И не без основания. Он был профессионал, и сейчас все стояли и слушали его заключительный монолог. Он говорил тихо, из глаз лились слезы. Было бы слышно, если бы муха пролетела по Пасадене. Фэй Прайс в последний раз вышла на площадку. Голова опущена, по щекам катятся настоящие, неподдельные слезы. Арнольд смотрит, как она уходит… Вот, наконец, финальная сцена… Все кончено.

– Вот это да! – прокричал кто-то, и наступила бесконечная тишина, затем раздался пронзительный вопль, а потом все разом закричали, захохотали, стали обниматься, рыдать. Появилось шампанское для всей труппы. Актеры наперебой расхваливали друг друга, обменивались пожеланиями, и расставаться никому не хотелось. Кристофер Арнольд крепко обнял Фэй и, оттащив в сторону, заглянул в глаза, цепко держа за плечи.

– С тобой работать, Фэй, огромная радость.

– И мне было приятно.

Они обменялись долгой понимающей улыбкой. Когда-то, почти три года назад, у них был роман, и она колебалась, соглашаться ли сниматься в этом фильме. Но все прошло хорошо. Арнольд был джентльменом с самого начала и до конца, и только однажды слабый намек на что-то большее напомнил об их старой связи. Но потом, за три месяца работы, такого не случалось.

Фэй ласково улыбнулась. Он отвел руки.

– Я снова буду скучать по тебе, Фэй, хоть и думал, что все давно перегорело. – Оба рассмеялись.

– Я тоже. – Она огляделась вокруг. Все счастливы, все веселятся, режиссер страстно целуется с художником сцены, которая, так уж вышло, была его женой. Фэй нравилось с ними работать, а режиссер просто восхищал ее. – А что ты собираешься делать, Крис?

– Через неделю еду в Нью-Йорк, потом во Францию. Хочу провести несколько недель на Ривьере, пока не кончилось лето. Говорят, во Францию ехать не время, но что я теряю? – Кристофер подмигнул ей и в этот момент показался мальчишкой, хотя и был на двадцать лет старше. Он и впрямь самый великолепный мужчина в городке, и он понимал это. – Ну так поедешь со мной?

Как всегда неотразимый, он больше не волновал ее.

– Нет, спасибо. – Она улыбнулась и пригрозила пальцем. – Не начинай все сначала. Ты же хорошо себя вел всю картину.

– Но там же была работа. Это совсем другое.

– Ах так? – Она хотела сказать еще что-то шутливое, но вдруг с воплем вбежал посыльный мальчик. Фэй никак не могла разобрать его слов. На лицах людей появилось паническое выражение, все остолбенели, по щекам потекли слезы. Фэй взволнованно потянула встревоженного Арнольда за рукав.

– Что они говорят? Что? – у кого-то допытывался Крис, а Фэй старалась что-нибудь расслышать сквозь шум.

– Бог мой! – Он удивленно повернулся к ней, потом резко прижал к себе и снова отстранил. Голос его дрожал: – Все, Фэй… войне конец. Японцы окружены. В Европе война кончилась несколько месяцев назад. А теперь вообще все.

Разрыдавшись, она обняла его. На площадке все плакали и смеялись. Вносили новые ящики с шампанским. Шумно хлопали пробки.

– Конец! Конец! – И это уже не о фильме. Прошло несколько часов, прежде чем Фэй смогла уехать домой, на Беверли Хиллз. Боль от того, что закончилась работа над фильмом, давно прошла. Ее захлестнула радость – конец войне! Здорово! Ей был двадцать один год, когда бомбили Пирл-Харбор, а теперь, в двадцать пять, она взрослая женщина и находится на вершине карьеры.

Сколько раз она твердила себе: «Этот год должен быть удачным». И не могла представить, как сделать, чтобы работать еще лучше. Возможно ли это? Да, возможно. Роли становились серьезней, объемней, похвалы – обильнее, деньги текли рекой. Единственное горе – смерть родителей.

Фэй печалилась, что они больше не порадуются за нее; Их не стало в прошлом году. Отец умер от рака, мать погибла в автокатастрофе, на скользкой дороге в Пенсильвании, близ Янгстауна. Она пыталась перевезти мать к себе в Калифорнию, но та не хотела уезжать из дома. Теперь Фэй осталась одна. Маленький домик в Гроув Сити, в Пенсильвании, продан год назад. У нее не было ни сестер, ни братьев. И, кроме преданной супружеской пары, которая вела хозяйство в ее маленьком красивом доме на Беверли Хиллз, у Фэй Прайс не было никого. Но она редко чувствовала себя одинокой, вокруг всегда толпились люди; она наслаждалась работой, обществом друзей.

Конечно, странно в ее годы не иметь семьи. Фэй никому не принадлежала и до сих пор удивлялась, как ей удалось достичь успеха и богатства за такое короткое время. Даже в двадцать один гол, в самом начале войны, ее жизнь была совсем иной, чем дома, а сейчас, после последних гастролей по линии Объединенной службы организации досуга войск, начавшихся два года назад, она еще больше устоялась. Фэй купила дом, снялась с тех пор в шести картинах. Жизнь казалась нескончаемым кружением премьер, выступлений, пресс-конференций, а в промежутках она вставала в пять утра и шла работать над фильмом.

Ее следующая картина должна была начаться через пять недель, а Фэй уже читала сценарий по нескольку часов каждый вечер, перед сном. Агент уверял ее, что новый фильм тянет на «Оскара», но она смеялась в ответ… Забавная мысль… ну, и кроме того, у нее уже есть один, и еще два раза она выдвигалась на этот главный приз Академии киноискусства. Но Эйб настаивал, и Фэй приходилось ему верить. Странным образом он заменил ей отца.

Она повернула направо, на Саммит Драйв, и через минуту оказалась возле дома. Привратник, живший в маленьком флигеле у ворот, с улыбкой выбежал навстречу.

– Хороший был день, мисс Прайс? – Старый, седой, он был благодарен ей за работу, которую она дала ему год назад.

– Конечно, Боб. А ты слышал новости? – Было видно, что он еще ничего не знает. – Война кончилась! – Она одарила его улыбкой.

Слезы выступили у него на глазах. Он был слишком стар, чтобы пойти на Первую мировую войну, но там погиб его единственный сын, и теперешняя война ежедневно напоминала ему о горе, которое они с женой тогда пережили.

– Вы уверены, мэм?

– Абсолютно. Война кончилась. – Фэй коснулась его руки.

– Слава Богу! – Голос старика задрожал, он отвернулся, чтобы вытереть слезы. Потом, заглянув в ее красивое лицо, повторил: – Слава Богу!

От полноты чувств она хотела поцеловать его, но подождала, пока он закроет роскошные медные ворота, всегда начищенные до блеска.

– Спасибо, Боб.

– Спокойной ночи, мисс Прайс.

Позднее он поднимется на кухню ужинать с ее дворецким и горничной, но Фэй не увидит его до завтра, когда снова придется выезжать. Он работает только днем, а вечером ее возит дворецкий, Артур, и открывает ворота своим ключом. Фэй предпочитала сама водить свой красивый синий «линкольн-континенталь» с откидывающимся верхом. Вечером Артур вывозил ее уже в «ройсе».

Вообще-то, впервые покупая машину, она была в некотором смущении, но автомобиль был так красив, что Фэй не смогла устоять. В возбуждении она села за руль, вдыхая запах роскоши, исходящий от кожаных сидений и толстого серого коврика под ногами. Даже деревянная отделка в этой великолепной машине была неповторимой. И наконец Фэй решила: покупаю.

В двадцать пять лет успех ее больше не смущал, она имела право на этот «более-менее» приличный автомобиль. Ей не на что тратить деньги, а зарабатывала она много, и совершенно не понимала, куда их девать. Что-то куда-то вложила по совету агента, но остальные ждали своего часа, и их надо было тратить.

Фэй выглядела не так экстравагантно, как большинство звезд ее времени. Те носили изумруды и бриллианты, покупали диадемы, демонстрировали их на встречах с публикой, с другими киношниками, носили собольи шубы, меха горностаев, шиншилл. Фэй одевалась сдержаннее, вела себя скромнее, хотя у нее тоже были красивые наряды и две-три превосходные шубы. Пальто из песца Фэй просто обожала, в нем она походила на изящную светловолосую эскимосочку. Фэй надевала его прошлой зимой, в Нью-Йорке, и видела, как люди застывали с открытым ртом, когда она проходила мимо. Еще у нее было темно-шоколадное соболье пальто, купленное во Франции, ну, и обыкновенная норка, на «каждый день», весело думала она…

Как изменилась ее жизнь! В детстве Фэй всегда ходила в стоптанных туфлях, ее родители были слишком бедны. Великая депрессия тяжело прошлась по ним, родители долго оставались без работы, очень долго. Отец перенес это крайне тяжело, перебивался случайными заработками и в конце концов возненавидел свою жизнь. Мать нашла место секретарши, но это казалось Фэй бесконечно скучным занятием. Вот почему кино виделось ей волшебством. Как хорошо на несколько часов убежать от серой жизни! Она откладывала каждый пенни, попадавший ей в руки, и, накопив на билет, сидела в темноте, раскрыв рот, и не отрываясь смотрела на светящийся экран. Может быть, тогда кино и запало ей в душу, и она поехала в Нью-Йорк искать работу модели…

А теперь поднимается по трем мраморным ступенькам собственного дома на Беверли Хиллз, а дворецкий-англичанин с серьезным лицом открывает ей дверь и, несмотря на величавость, улыбается ей глазами. Когда поблизости нет жены, он всегда называет Фэй «молодая мисс». Она самая прекрасная хозяйка из всех, у кого он раньше работал, и, несомненно, самая молодая. Никогда не задирает нос, как остальные голливудские звезды, не кичится своей популярностью и всегда обаятельна, вежлива, заботлива. За этим домом приятно ухаживать, да и делать особенно было нечего. Фэй редко развлекалась, большей частью работала. Им надо было просто содержать дом в чистоте и порядке. Такая работа и Артуру, и Элизабет очень нравилась.

– Добрый день, Артур.

– Мисс Прайс, – он всегда держался чрезвычайно чопорно. – Прекрасные новости, не так ли? – По ее широкой улыбке дворецкий сразу понял, что она знает.

– Конечно!

У них не было сыновей, но остались родственники в Англии, которым здорово досталось из-за этой войны, и Артур очень беспокоился за них. Он превозносил до небес военно-воздушные силы Великобритании, и время от времени они обсуждали события на театре военных действий. Теперь войны больше нет, и эта тема закрылась навсегда.

Фэй направилась в кабинет, села за маленький письменный стол, чтобы изучить почту, и подумала: сколько же мужчин, из тех, кого она видела во время гастролей, осталось в живых, сколько никогда не вернется домой… Слезы навернулись на глаза. Фэй взглянула на идеально ухоженный сад и бассейн у дома. Как трудно вообразить здесь тот ужас, который творился в мире. Страны разрушены, города превращены в руины, люди гибли; и она снова вспомнила – а это бывало частенько – о встрече с Вардом. Она больше о нем не слышала, но он до сих пор не ушел из ее мыслей. Вспоминая о нем, Фэй ощущала вину, что больше не ездила на гастроли. Просто не было времени. Его никогда не хватало.

Она снова посмотрела на свой стол, на пачку писем от агента, отсортированные счета, пытаясь отвлечься от тягостных дум. В последнее время ее мало что занимало, кроме съемок. Никакой личной жизни. Год назад, правда, она не на шутку увлеклась одним режиссером, вдвое старше ее, но в конце концов поняла, что больше влюблена в его работу на съемочной площадке, чем в него самого. Ей очень нравилось слушать его, смотреть, что он делает, но волнение души и сердца ушло, и с тех пор в ее жизни ничего серьезного не было.

Фэй не годилась для обычных голливудских романов и большую часть времени проводила в одиночестве, избегая общества, как могла. Она вела слишком тихую жизнь для звезды и постоянно спорила с другом и агентом Эйбом, журившим ее за добровольное затворничество, уверяя его, что никогда не достигла бы успеха, если бы не сидела дома и не занималась ролями. Так она собиралась провести и следующие пять недель, и пусть Эйб ворчит сколько вздумается.

Вместо развлечений Фэй решила поехать на несколько дней в Сан-Франциско к приятельнице, старой актрисе на пенсии, с которой подружилась в самом начале карьеры, а на обратном пути – навестить друзей в Пабл Бич. Затем собиралась провести уик-энд с Херстами, в их большом загородном поместье, с целым зверинцем диких животных.

А потом – скорее домой, отдохнуть, расслабиться, учить роль и читать хорошие книги. Окунуться в собственный бассейн и жариться на солнце, вдыхая аромат цветов и слушая жужжание пчел, – что может быть прекраснее.

Фэй закрыла глаза; она не слышала, как вошел Артур. Он сдержанно кашлянул, и она вскинула ресницы. Для человека его роста и возраста Артур ходил удивительно неслышно, по-кошачьи. Сейчас он стоял перед ней, в десяти футах от стола, во фраке, полосатых брюках, в туго накрахмаленной рубашке со стоячим воротником, при галстуке и держал серебряный поднос с чашкой чая. Она купила этот сервиз в Лиможе и очень любила его. Он был белый, с нежными голубыми цветочками, словно кто-то, слепив чашку, подул на цветы, и они осели на ней…

Артур поставил чашку на стол, подстелив белую льняную салфетку. Ее Фэй тоже купила сама, но уже в Нью-Йорке; еще довоенная, итальянская. Элизабет добавила блюдечко с печеньем. Обычно Фэй не баловала себя, но до следующей картины еще пять недель; в конце концов, почему бы нет? Она с улыбкой взглянула на Артура, тот сдержанно поклонился.

Когда он тихо удалился, Фэй оглядела любимую комнату: полки заставлены книгами – старыми, новыми, очень редкими; ваза со свежесрезанными цветами; статуэтки – их она стала собирать несколько лет назад; красивый абиссинский ковер, дымчато-розовый с бледно-голубым, и по этому фону – цветы; английская мебель – она так заботливо ее выбирала; серебряные вещицы, отполированные Артуром до блеска. Дальше, в холле, чудесная французская хрустальная люстра, в столовой над английским столом, окруженным чиппендейлскими стульями, висит еще одна люстра. Дом всегда доставлял Фэй удовольствие, и не только из-за красоты, но и из-за того, что являлся резким контрастом той бедности, в которой она выросла. Поэтому каждый предмет казался еще более драгоценным: и серебряный подсвечник, и кружевная скатерть, и великолепные античные вещи – все это было символом ее успеха.

Такой же красивой была и гостиная, с розовым мраморным камином и изящными французскими стульями. Фэй нравилось смешивать английский и французский стили, соединять современность и старину. На стене висели две довольно милые картины импрессионистов – подарки очень близкого друга. Неширокая, весьма элегантная лестница вела наверх. Там ее спальня, вся отделанная зеркалами и белым шелком, в точности такая, какой рисовалась в детских фантазиях. На кровати лежало покрывало из песца, на диване – меховые подушки, мех наброшен и на кресло. В спальне был белый мраморный камин; такой же камин украшал ее зеркальную гардеробную. Ванная вся из белого мрамора. И была еще в доме небольшая комнатка, где Фэй закрывалась допоздна, изучая сценарии, или писала письма друзьям. Маленький, но прекрасно ограненный бриллиант, ее дом!

А за кухней находились комнаты слуг; во дворе – большой гараж, огромный сад, просторный бассейн с баром и раздевалкой для друзей. Здесь было все, что она хотела, собственный мирок, как она часто говорила. Фэй не любила его покидать и сейчас уже жалела, что на следующей неделе пообещала поехать к старой подруге.

Однако когда Фэй приезжала к ней, сомнения оставались позади. Несколько лет назад Гарриет Филдинг была известной бродвейской актрисой, и Фэй очень уважала ее. Гарриет многому ее научила, и сейчас Фэй хотелось обсудить с ней новую роль. Без сомнений, роль будет серьезной. И главный герой не из легких – редкостный бездельник, как рассказывали Фэй. Она никогда раньше не работала с ним, но надеялась, что не ошиблась, согласившись на роль. Гарриет тоже уверяла, что она сделала правильный выбор. Роль намного серьезней всех предыдущих и требовала большого опыта.

– Вот это меня и пугает! – засмеялась Фэй, когда они с подругой любовались заливом. – А что, если провалюсь? – Она как будто снова очутилась рядом с матерью, хотя Гарриет и была совсем другой – более образованной, намного практичней и разбиралась в работе Фэй. Маргарет Прайс гордилась дочерью, но никогда толком не понимала, что она делает, мир Фэй был чужим для нее. Но сейчас в городе ее детства у Фэй никого не остаюсь. Зато у нее была Гарриет. – Я серьезно. Вдруг провалюсь?

– Во-первых, не провалишься. А во-вторых, если и так, а это с нами иногда случается, ты снова соберешься, попробуешь, и в следующий раз выйдет удачней. Брось, Фэй, ты никогда раньше не трусила, – раздраженно сказала Гарриет, но Фэй понимала, что раздражение было наигранным. – Просто готовься, и все будет прекрасно.

– Надеюсь, вы правы.

Гарриет немного помолчала, и Фэй улыбнулась. Старая актриса действовала на нее успокаивающе. Они пять дней бродили по холмам Сан-Франциско и болтали обо всем – о жизни, войне, карьере. И о мужчинах. Гарриет – одна из немногих, с кем Фэй могла быть откровенной. Такая мудрая и вместе с тем забавная – Фэй благодарила судьбу за то, что в ее жизни есть эта женщина.

Когда речь зашла о мужчинах, Гарриет поинтересовалась, – в который раз! – почему Фэй никак не остановится на ком-то одном.

– Просто не на ком.

– Глупости, наверняка есть кто-то подходящий. – Гарриет испытующе посмотрела на юную подругу. – Может, ты боишься?

– Может быть. Но в принципе они мне неинтересны. У меня есть все: орхидеи, гардении, шампанское, экзотические вечеринки, прекрасные ночи, выходы на приемы, дорогие подарки; но это не то. Все они какие-то ненастоящие. Ни одного нормального мужика.

– Все у тебя не слава Богу! – За это, впрочем, Гарриет и любила Фэй. – Конечно, герои Голливуда – не для жизни. Ты всегда была достаточно умна, чтобы понимать это. Но в Лос-Анджелесе есть и другие мужчины, не тс, что годятся только для интрижек – притворщики и повесы. – Они обе знали, что внешность Фэй, ее деньги и положение привлекали орды мужчин, слетавшихся, по словам Гарриет, как мухи на мед.

– Может, у меня не было времени встретить кого-то подходящего?

Забавно, она никогда даже представить себе не могла, что с кем-то из них устроит свою жизнь, даже с Гейблом. Она хотела видеть рядом с собой человека, искушенного в житейских делах, более земного, так сказать, чтобы он, вернись Фэй обратно в Гроув Сити, расчищал бы снег зимой по утрам, срубал елку на Рождество детям, гулял с ней, сидел рядом у огня, а летом ходил бы на озеро. Она ждала человека, с кем можно было бы поговорить, кто ставил бы не работу, а ее и детей на первое место… Но кто не жаждет поймать звезду и получить роль в очередном фильме. Думая про это, Фэй мысленно вернулась к новой картине и снова принялась рассказывать о тонкостях сценария, о технике, которую хотела попробовать. Она любила использовать в игре что-то новенькое. Поскольку у нее не было семьи, она всю энергию вкладывала в карьеру и всегда добивалась огромного успеха. Но Гарриет мечтала, чтобы в жизни Фэй появился настоящий мужчина, чувствуя, что это помогло бы девушке подняться до нужных высот, что она еще во многом наивна, но если бы появился любимый, Фэй окончательно состоялась бы и как женщина, и как актриса.

– А вы придете посмотреть меня на площадке? – повернулась Фэй к Гарриет, умоляюще глядя на подругу. Сейчас она походила на ребенка. Гарриет мягко улыбнулась и покачала головой.

– Ты же знаешь, как я все это ненавижу, Фэй.

– Но вы мне так нужны.

Фэй вдруг впервые показалась Гарриет очень одинокой, и она ободряюще похлопала подругу по руке.

– Ты тоже нужна мне, девочка. Но в советах актрисы ты теперь не нуждаешься. Ты талантливее меня. Все будет отлично. Я знаю это. Мое присутствие на съемках только отвлечет тебя.

Впервые за долгое время Фэй нуждалась в моральной поддержке на съемочной площадке. И все еще ощущала внутреннюю дрожь, простившись с Гарриет в Сан-Франциско и отправляясь вдоль побережья туда, где жили Херсты, скромно называвшие свое поместье «Дом». Всю дорогу она думала о Гарриет.

Почему? Она и сама не знала, но сейчас ей было одиноко, как никогда раньше. Она скучала по Гарриет, по старому дому в Пенсильвании, по родителям. Впервые за последние годы Фэй показалось, что в ее жизни чего-то не хватает, но никак не могла понять, чего именно. Она пыталась убедить себя, что нервничает из-за новой роли, но дело было не в этом. В ее жизни уже давно не было мужчины. Гарриет права – плохо, что она никак не сделает свой выбор, но Фэй никого не могла представить рядом с собой.

Просторы имения Херстов показались ей пустыннее, чем обычно. Там собралась дюжина гостей, все шумно веселились, но Фэй вдруг поняла, как все это ей чуждо, а люди неинтересны. Единственное, что имело смысл – работа. Только два человека привлекали Фэй – Гарриет Филдинг, жившая в пятистах милях от Лос-Анджелеса, и ее агент Эйб Абрамсон.

В конце концов, до боли в челюстях наулыбавшись за эти бесконечно однообразные дни, Фэй с облегчением отправилась назад. И приехав домой, открыв своим ключом ворота, пройдя наверх в белое великолепие спальни, почувствовала себя в сто раз счастливее, чем за всю последнюю неделю. Как хорошо дома! Гораздо лучше, чем в большом имении Херстов.

Фэй со счастливой улыбкой повалилась на песцовое покрывало, скинула туфли и, уставившись в потолок, на прелестную маленькую люстру, с волнением подумала о новой роли. На душе снова потеплело. Подумаешь – нет мужчины. Зато есть работа, и она счастлива, очень счастлива.

Весь следующий месяц она трудилась денно и нощно, впиваясь в каждую строчку новой роли – пробовала разные жесты, мимику, взгляды, днями бродила по дому, говорила сама с собой, пытаясь влезть в шкуру женщины, которую предстояло сыграть. В этом фильме муж сводит ее с ума, отбирает ребенка, и она пытается совершить самоубийство. Но постепенно поймет, что во всем виноват только он, вернет ребенка и убьет мужа.

Финальный акт отмщения волновал Фэй и внушал сомнения. Как отреагирует публика – потеряет ли симпатию к ней или полюбит еще больше? Заденет ли она чувства зрителей? Завоюет ли их сердца? Это было чрезвычайно важно для нее.

Начинались съемки. Фэй появилась на студии точно в назначенный час; сценарий лежал в портфеле из крокодиловой кожи, который она всегда носила с собой; чемоданчик с косметикой и вещами тоже был при ней. Фэй прошла в свою уборную спокойной деловой походкой, которая одних очаровывала, а других бесила. Фэй Прайс прежде всего была профессионалом, взыскательным к себе до педантичности, но никогда не требовала от других того, чего не могла потребовать от себя.

Студия обычно давала служанку, чтобы помогать Фэй переодеваться, хотя некоторые актрисы приводили своих. Но Фэй никак не могла представить себе Элизабет здесь и оставляла ее дома. Женщины, которых предоставляла студия, отлично знали свое дело. На этот раз к ней приставили англичанку Перл, она и раньше работала с ней. Женщина была чрезвычайно разумна, и Фэй наслаждалась ее остроумием. Перл работала на студии давно, и некоторые сцены в ее пересказе до слез смешили Фэй. И в это утро она с радостью снова встретилась с нею. Англичанка развесила платья, вынула косметику, избегая дотрагиваться до портфеля, поскольку однажды уже совершила такую ошибку и накрепко запомнила, что Фэй не терпит, когда кто-либо сует нос в ее сценарий. Она принесла кофе с молоком, приготовленный так, как любила Фэй. В восемь утра пришла парикмахерша. Перл подала актрисе яйцо всмятку и тоненький тост. На площадке знали, что англичанка способна творить чудеса, обожая брать актрис под свою опеку, но Фэй никогда не злоупотребляла своим положением, и той это нравилось.

– Вы окончательно испортите меня, Перл, – сказала Фэй и взглянула на парикмахершу, уже колдующую над ее прической.

– Безусловно, мисс Прайс, – улыбнулась в ответ англичанка. Она любила работать с этой девушкой, одной из лучших актрис, и часто рассказывала о ней друзьям. В Фэй было природное достоинство, которое трудно описать словами, и в то же время – простота и остроумие, а также – улыбнувшись, отметила про себя Перл – дьявольски красивая пара ног.

Через два часа прическа была готова. Фэй надела темно-синее платье, полагавшееся по роли, ей наложили грим в соответствии с указаниями режиссера. Все, Фэй готова к выходу. На площадке обычное волнение, кружатся камеры, суетятся статисты, волнуется сценарист, режиссер совещается с осветителями, все актеры на месте – кроме главного героя. Фэй услышала, как кто-то пробормотал:

– Как всегда!

Фэй подумала: если у него такой стиль работы… Тихо вздохнув, она присела на стул. Если надо, они начнут сцену и без него, но вообще-то опоздание в первый же день не предвещает ничего хорошего. Она посмотрела на свои синие туфли без каблуков, какие обычно носят пожилые женщины, и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв глаза, Фэй увидела потрясающе красивого светловолосого мужчину с глубокими голубыми глазами на загорелом лице. Она подумала, что кто-то из актеров хочет поздороваться с ней перед началом съемок, и осторожно улыбнулась ему, но молодой человек серьезно спросил:

– Вы не помните меня?

Долю секунды она чувствовала то, что и любая женщина, столкнувшаяся с мужчиной, который хорошо вас знает, а вы его не помните вовсе. «Неужели я действительно знакома с этим человеком? Кто же это?» А он молча стоял и смотрел на нее в каком-то отчаянном напряжении, и она невольно вздрогнула. Глубоко в памяти что-то мелькнуло; но она никак не могла понять, кто это такой. Может, она играла с ним раньше?

– Хотя конечно, почему вы должны помнить. – Голос был тих и спокоен, глаза серьезные, но явно разочарованные от того, что она не узнала его сразу. Неловкость нарастала. – Мы встречались на Гвадалканале два года назад. Вы выступали у нас, а я был адъютантом командира.

– О мой Бог! – Глаза ее расширились… Внезапно на нее нахлынуло прошлое. Это красивое лицо… и их долгая беседа… молодая медсестра – его погибшая жена… Вспомнилось, как они вдвоем сидели в столовой, не сводя глаз друг с друга. Воспоминания захватили обоих. Как же она могла его забыть? Это лицо преследовало ее столько месяцев, но она никак не ожидала увидеть его снова.

Фэй протянула руку, и он с облегчением улыбнулся. Он долго мучался вопросом – помнит ли она его?

– Добро пожаловать домой, лейтенант.

Он красиво отсалютовал, как делал это и прежде, и слегка склонил голову. В синих глазах заиграли озорные искорки.

– Теперь уже майор, благодарю.

– Прошу прощения. – Она почувствовала великую радость от того, что он жив. – С вами все в порядке?

– Конечно. – Он ответил так быстро, что Фэй даже усомнилась, на самом ли деле это так, но выглядел он прекрасно, даже шикарно. Она очнулась, вспомнив, где находится и что сейчас начнутся съемки – если ее коллега наконец появился.

– А что вы здесь делаете?

– Я живу в Лос-Анджелесе. Помните, я говорил вам тогда… – Он улыбнулся. – А еще я говорил, что когда-нибудь заеду на студию. Обычно я сдерживаю свои обещания, мисс Прайс. – В нем было что-то порывистое, но одновременно и сдержанное, он напоминал великолепного жеребца на натянутых поводьях.

Фэй знала, что ему сейчас должно быть двадцать восемь, и, действительно, он утратил свой мальчишеский облик. Каждым дюймом своего тела он был уже зрелым мужчиной. Но в ее голове бродили другие мысли… Об актере, которого до сих пор нет, например. И как-то неловко снова увидеть Варда именно здесь.

– Ради Бога, как вы попали сюда, Вард? Она помнила его имя. Задавая вопрос, она медленно улыбнулась.

Озорная искорка снова сверкнула в его взгляде, и он счастливо засмеялся.

– Да подмазал кое-кого, сказал, что я ваш старый друг, что война… Пирл-Харбор… испепеленное сердце… медали… Гвадалканал, дело обычное. – Теперь засмеялась. Фэй – он дал взятку.

– Но почему?

– Я же сказал, что захотел снова увидеть вас. Но Вард умолчал о том, что часто думал о ней в эти последние два года. Тысячу раз пробовал написать ей, но не осмеливался. А что, если вдруг она выбросит письмо вместе с почтой других поклонников, да и по какому адресу писать? Фэй Прайс, Голливуд, США? Он решил подождать возвращения, если оно когда-либо состоится. Были моменты, когда он сомневался в этом. И вот теперь он здесь. Это как сон – стоять радом, смотреть на нее, слушать ее. Этот голос – глубокий, чувственный – жил в его памяти два долгих года.

– Когда вы вернулись?

Вард снова улыбнулся, решив быть с ней откровенным.

– Вчера. Я мог бы сразу прийти, но мне кое-что надо было сделать.

Вард должен был повидать адвокатов, заполнить кое-какие бумаги, посмотреть дом… Впрочем, он показался ему слишком большим, поэтому пришлось остановиться в отеле.

– Прекрасно. – Внезапно Фэй поняла, что рада ему. Тому, что он жив, вернулся домой. Вард стоял перед ней, как герой далекого сна, встреченный в джунглях два года назад… И теперь он здесь, улыбается ей, в штатском, как другие здешние мужчины. Но чем-то неуловимым он отличался от них.

Наконец появился ее партнер, и все на площадке пришло в движение. Раздался призывный крик режиссера – ей предстояло играть первую сцену с партнером.

– Вам лучше уйти. Начинаются съемки. – И Фэй впервые в жизни ощутила, что разрывается между работой и мужчиной.

– А мне нельзя посмотреть? – Он был похож на разочарованного ребенка.

Но Фэй покачала головой.

– Не сейчас. Первый день для нас очень тяжел. Через несколько недель станет легче.

Ему понравились ее слова – «через несколько недель»… Это звучало, как если бы в их распоряжении было все время мира. «Кто этот человек?» – спросила вдруг она себя, пристально глядя на Варда. В конце концов, он же чужой ей.

– Поужинаем вечером? – прошептал он, когда площадка стала погружаться во тьму.

Она начала было что-то говорить, качать головой, но режиссер снова закричал, и Вард попытался что-то сказать, но она протестующе подняла руку и тут, встретившись с ним взглядом, почувствовала, в чем сила этого мужчины. Он дрался на войне, вернулся, он потерял жену и приехал специально, чтобы увидеть ее, Фэй… Может быть, это все, что следует о нем знать? Во всяком случае – пока.

– Хорошо, – прошептала она в ответ.

Он спросил, где она живет. Фэй улыбнулась и нацарапала ему адрес, смущенная тем, что он увидит великолепие ее дома. Не Бог весть что, конечно, но, безусловно, может его насторожить.

Однако придумывать другое место встречи было некогда. Фэй просто сунула ему клочок бумаги и махнула, чтобы он уходил с площадки, а через пять минут ее уже представляли партнеру. Это был огромный, располагающий к себе красавец, но после нескольких часов работы Фэй поняла: чего-то не хватает – тепла, очарования… она пыталась найти нужные слова, рассказывая о нем Перл в уборной.

– А я знаю, что вы хотите сказать, мисс Прайс. У него не хватает сердца и мозгов.

Расхохотавшись, Фэй поняла, что та права. Да, именно сердца и мозгов. Он был не умен. И настолько поглощен собой, что можно было свихнуться. Вокруг суетилась толпа слуг, секретарей, приносивших ему то сигареты, то джин. И когда они закончили съемку, партнер, раздевая ее взглядом, пригласил разделить с ним ужин.

– Извините, Вэнс, у меня сегодня свидание. Его глаза зажглись, как огни на рождественской елке. Но она в любом случае не пошла бы с ним ужинать. Даже через десять лет.

– А завтра?

Она снова покачала головой и спокойно отошла от него.

Да, нелегкая работа предстоит ей с Вэнсом Сент-Джорджем, но в некоторые моменты его игра действительно казалась недурной.

Торопясь к себе в уборную, она думала не о Вэнсе. Было уже почти шесть, она провела на площадке больше одиннадцати часов – дело привычное. Переодевшись, Фэй пожелала Перл доброй ночи, вылетела на улицу, прыгнула в автомобиль и помчалась по Беверли Хиллз так быстро, как только могла.

Когда она появилась, Боб еще был у ворот. Он впустил ее, и Фэй кинулась мимо, оставив машину за воротами, даже не подняв верх. Ничего, Боб позаботится об этом. Она взглянула на часы. Вард прошептал «в восемь», а было уже без четверти семь.

Артур открыл ей дверь, и она понеслась вверх по лестнице.

– Рюмочку хереса, мисс? – крикнул он вслед, и она остановилась на секунду, улыбнувшись, что всегда грело его сердце. Фэй сводила его с ума, нравилась гораздо больше, чем он признавался Элизабет.

– Ко мне в восемь кое-кто придет.

– Хорошо, мисс. Прислать Элизабет приготовить ванну? Она захватит рюмочку хереса. – Артур знал, как Фэй уставала на съемках, но сегодня, как ни странно, она не казалась утомленной.

– Нет, спасибо. Все хорошо.

– Вы хотите принять гостя в большой комнате, мисс?

Риторический вопрос, на который Артур не ждал ответа, и очень удивился, когда Фэй покачала головой.

– В моем кабинете, пожалуйста, Артур.

Она еще раз улыбнулась ему и исчезла, кляня себя за то, что не договорилась с Вардом встретиться где-нибудь в Даун Тауне. Ни к чему играть при нем кинозвезду. Бедный юноша. Ну что ж, по крайней мере, он выжил на войне. Это самое главное. Фэй вбежала в гардеробную, растворяя дверцы шкафов, потом заскочила в ванную пустить воду. Она выбрала простое белое шелковое платье, прекрасно сидевшее на ней и не слишком вызывающее. К нему полагались серая шелковая накидка, дымчатые жемчужные серьги и серые лакированные туфли-лодочки. И такая же серая шелковая сумочка. Все вместе выглядело несколько наряднее, чем хотелось бы, но не обижать же его обыденным видом. Он прекрасно знал, что она актриса. Единственная проблема заключалась в том, что она ничего о нем не знала. Фэй на минутку остановилась, уставившись в пространство, вспоминая его лицо, потом выключила воду в ванной. Неплохой вопрос – кто же он, в конце концов, этот Вард Тэйер?

3

Ровно без пяти восемь Фэй была внизу, в кабинете, ожидая Варда. Как и собиралась, она надела белое шелковое платье, серая легкая накидка перекинута через спинку кресла. Фэй нервно прошлась по кабинету и снова пожалела, что не назначила свидание в другом месте. Но она была так потрясена его внезапным появлением на съемочной площадке после мимолетной встречи два года назад, что ничего другого придумать не успела. Какая странная все-таки жизнь. Вот он снова появился, и они вместе поужинают. Сердце гулко билось, и она вынуждена была признать, что предстоящее свидание волновало ее. Весьма привлекательный мужчина, и очень таинственный.

Звонок в дверь вывел ее из задумчивости. Артур направился открывать. Фэй глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но, заглянув в глубокие сапфировые глаза вошедшего, почувствовала давно забытое волнение. Ей казалось, что она качается на волнах. Пытаясь говорить спокойно, Фэй предложила ему выпить и отмстила, как он хорош в гражданской одежде. На нем был серый костюм в тонкую полоску, простой, но так прекрасно облегающий плечи, что Вард показался ей выше, чем прежде.

Фэй все еще чувствовала себя неловко с этим солдатом, пришедшим с войны, которая наконец-то закончилась. Его визит ни к чему не обязывал, и если у них не найдется ничего общего, она просто не будет с ним больше встречаться. Фэй до сих пор была под впечатлением того, как он пробрался на съемочную площадку, какие усилия приложил, чтобы встретиться с ней. В этом мужчине, бесспорно, было своеобразное очарование. Она почувствовала это еще тогда, во время войны.

– Садитесь, пожалуйста. – Повисло неловкое молчание.

Вард с явным удовольствием огляделся, отмечая мельчайшие детали убранства комнаты, крошечные статуэтки, рисунок ковра; он даже поднялся, чтобы получше рассмотреть редкие книги, давно купленные ею на аукционе. Она заметила искорки в его глазах.

– Где вы их взяли, Фэй?

– На аукционе, несколько лет назад. Это коллекция первых изданий, и я очень горжусь ею. – Она гордилась почти всем, что у нее было. Все заработано тяжким трудом и потому стоило дороже денег.

– Вы не против, если я посмотрю? – Он обернулся, чувствуя себя уже более раскованно.

Вошел Артур с серебряным подносом, уставленным напитками. Джин и тоник для Фэй, скотч со льдом для Варда в красивых хрустальных бокалах от Тиффани.

– О, конечно, взгляните.

Фэй наблюдала, как осторожно он снял с полки две книги, одну отложил, а во второй долго изучал форзац, затем открыл последнюю страницу старого издания в кожаном переплете, улыбнулся и удивленно вскинул брови.

– Так я и думал. Это книги моего деда. Я узнал бы их где угодно. – Он еще шире улыбнулся и протянул ей книгу, указывая на своеобразную подпись на последнем листе. – Так он помечал все свои книги. У меня осталось несколько штук.

Его слова еще раз напомнили ей, как мало она знает этого человека. Они выпили, понемногу разговорились. По его репликам Фэй все пыталась понять, кто он. Но Вард оставался неуловим. Он рассказал, что его дед интересовался кораблями, лето проводил на Гавайях, и там же родилась его мать… Об отце он почти не упоминал, и больше Фэй ничего не узнала.

– А вы, Фэй, с востока? – Он словно старался перевести разговор на нее, будто считая, что детали его собственной жизни совершенно не существенны. Казалось, он решил оставаться для нее загадкой: красивый, статный, очень земной; и ей вдруг до смерти захотелось узнать о нем как можно больше. Ну что же, может быть, получится за ужином. Он спокойно наблюдал за Фэй, ожидая ответа.

– Я из Пенсильвании, но чувствую себя так, будто всю жизнь прожила здесь.

Он засмеялся.

– Голливуд способен заставить в это поверить. Уже трудно вообразить другую жизнь. – Он отказался от второй рюмки, взглянул на часы, встал, потянувшись за ее накидкой. – Нам уже пора – я заказал столик на девять. – Ей очень хотелось спросить – где, но она решила не торопить события. Они медленно пошли по коридору; в холле он снова огляделся. – У вас хорошая мебель, Фэй. – Казалось, он знал толк в красоте и разбирался в вещах; сразу отметил прекрасный английский столик возле двери. Вард не понимал только одного: почему дом так много значит для нее.

– Спасибо. Я все выбирала сама.

– Должно быть, с огромным удовольствием. Но это было больше, чем удовольствие. Тогда вещи значили для нее все. Сейчас они были просто красивыми вещами – Фэй вполне обеспечила себя и твердо стояла на ногах.

Их взгляды встретились, Вард потянулся к двери и открыл ее прежде, чем подоспел Артур. Молодой человек улыбнулся дворецкому. Кажется, его ничуть не смутил неодобрительный взгляд Артура, полагавшего, что гостю незачем самому открывать дверь. Они спустились на улицу. Вард выглядел счастливым и беззаботным. Вечер был теплым, воздух ароматным. Вард легко подбежал к машине, припаркованной перед домом – ярко-красному «форду» с откидным верхом. Несколько вмятин совсем не портили ее щегольской вид. Фэй была приятно удивлена.

– Какая замечательная машина!

– Спасибо. Я арендовал ее на вечер. – Что соответствовало истине. – Моя все еще не на ходу. Но, надеюсь, скоро снова забегает.

Она не спросила, какая у него марка, и скользнула в маленький «форд», в открытую для нее дверцу. Машина легко тронулась и помчалась к воротам – их Артур успел открыть. Вард, проезжая мимо, дружески помахал ему.

– У вас очень серьезный дворецкий, мадам. – Вард улыбнулся.

Артур и Элизабет так хорошо относились к ней, что Фэй никогда и ни за что на свете не рассталась бы с ними.

– Боюсь, Артур с женой ужасно меня избаловали. – Она смущенно посмотрела на Варда, и он улыбнулся.

– В этом нет ничего плохого, Фэй. Радоваться надо.

– Я и радуюсь! – выпалила она и покраснела. Ветер разметал ее густые светлые волосы, разбросал по плечам, она попыталась их удержать, и оба рассмеялись.

– Хотите, я подниму верх? – спросил Вард, когда они въехали в деловую часть города.

– Нет-нет. Все прекрасно…

Она не кривила душой и наслаждалась его близостью; было что-то трогательно-старомодное в их поездке. Как будто сейчас субботний вечер дома, и они отправляются в Гроув Сити.

Радом с ним она чувствовала себя не звездой, а беззаботной девчонкой, и ей это нравилось даже больше, чем она ожидала. Единственное, что волновало ее, так это ранний подъем завтра, в пять утра. Хорошо бы вечер не затянулся.

Вард остановил машину на узкой дорожке возле «Сиро». Не успел он выйти, как подошел швейцар. Лицо высокого красавца негра засветилось.

– Мистер Тэйер, вы дома!

– Точно, Джон. И поверь мне, это было нелегко. Они обменялись долгим горячим рукопожатием, улыбаясь друг другу, потом вдруг негр с ужасом посмотрел на «форд».

– Мистер Тэйер, а что с вашей машиной?

– Да она не на ходу. На следующей неделе надеюсь сесть за руль.

– Слава Богу… Я думал, вы ее продали, чтобы купить эту кучу железа.

Фэй слегка удивилась столь грубому замечанию насчет машины, равно как и тому, что в «Сиро» Варда хорошо знали, в чем убедилась еще больше, войдя в зал. Метрдотель, чуть не плача, тряс руку Варда, поздравляя с возвращением, и едва ли не все официанты знали его и явились поприветствовать. Их усадили за лучший столик. Заказав напитки, Вард повел ее танцевать.

– Фэй, вы здесь самая красивая девушка, – шептал он, уверенно обнимая ее.

Она с улыбкой взглянула на него.

– Мне незачем спрашивать, часто ли вы бывали здесь.

Вард засмеялся и умело закружил ее в танце. Он оказался замечательным партнером, и Фэй стало еще интереснее, кто же он на самом деле. Этакий лос-анджелесский плейбой? Или какая-то знаменитость? Актер, чьего имени она никогда не слышала до войны? Но совершенно очевидно, что Вард Тэйер – «кто-то». Кто же? Было странно появиться на людях с едва знакомым мужчиной, которого она встретила в столь отдаленном уголке земного шара.

– Вы что-то скрываете от меня, мистер Тэйер. Он пристально посмотрел на нее и засмеялся, покачав головой.

– Вовсе нет.

– Ну, тогда скажите, кто вы?

– Вы и так много знаете. Я уже говорил: Вард Тэйер из Лос-Анджелеса. – Он отбарабанил свое звание, личный номер, и они снова рассмеялись.

– Это абсолютно ничего о вас не говорит. Вы и сами понимаете. И мне кажется, – она слегка отстранилась, чтобы посмотреть внимательнее в его глаза, – вы развлекаетесь, правда? Дурачите меня, изображая таинственность. По-моему, все в городе знают, кто вы, кроме меня, Вард Тэйер.

– Нет. Только официанты… То есть… Я и сам когда-то был официантом…

Как только он произнес эти слова, у двери возникло волнение, и женщина в черном облегающем платье ступила в зал. Ее волосы напоминали пламя. Рита Хейворт явилась сюда, как всегда, с красавцем мужем. Под руку с Орсоном Уэллесом она вошла в круг танцующих; он демонстрировал ее окружающим, откровенно гордясь женой. Фэй подумала, что это самая впечатляющая женщина, которую ей доводилось видеть. Раза два она любовалась ею издали, а сейчас, едва не коснувшись ее, проплывая в танце, задержала дыхание, потрясенная ее великолепием.

Женщина будто услышала ее мысли, остановилась и с удивлением оглянулась. Фэй покраснела и была уже готова извиниться, но вдруг ей показалось, что Рита Хейворт кинулась к ней. В следующий миг Фэй поняла, что ошиблась – женщина вырвала из ее объятий Варда и повисла у него на шее. Орсон стоял в нескольких шагах, наблюдая за сценой и разглядывая Фэй. Вцепившись в Варда, Рита восторженно визжала.

– Бог мой, Вард! Это ты! Ты, противный мальчишка! Столько лет ни слова – жив ты или мертв. Все спрашивают, а я и не знаю, что сказать… – Она снова обняла его, закрыв глаза, улыбаясь чувственной улыбкой, заставлявшей мужчин рыдать от желания. Фэй с благоговением наблюдала за происходящим. Рита не обращала на нее внимания, поглощенная Вардом. – Ну что ж, добро пожаловать домой, гадкий мальчишка. – Она рассеянно улыбнулась Фэй, кивнула и, моментально оценив ситуацию, снова уставилась на Варда. – Ага, понимаю… Кто-нибудь уже подхватил эту новость, мистер Тэйер?

– Ну ладно, Рита, кончай… Ради Бога, я только два дня назад вернулся.

– Быстрая работа. – Она улыбнулась сначала ему, потом Фэй. – Рада вас видеть. – Пустые вежливые слова. Две женщины никогда не были близки. – Позаботьтесь о моем друге как следует. – Рита потрепала Варда по щеке и вернулась к Уэллесу, приветливо улыбавшемуся издали. Они ушли за столик в дальнем конце зала.

Фэй едва не взорвалась. Вард тоже пошел к столику, глотнул из рюмки, и Фэй схватила его за руку.

– Хватит, майор! Давайте-ка выкладывайте правду! – Она со стуком поставила на стол рюмку, глядя на него с насмешливой яростью. Вард расхохотался, но Фэй и не думала отступать. – Прежде чем я почувствую себя круглой дурой, хотелось бы знать, какого черта, что здесь происходит? Кто вы? Актер? Режиссер? Гангстер? Может, владелец этого ресторана? – Они оба рассмеялись, наслаждаясь игрой.

– А как насчет жиголо? Как вам?

– Чушь! Рассказывайте, черт побери! Во-первых, откуда вы так хорошо знаете Риту Хейворт?

– Я играл в теннис с ее мужем. И встречался с ними здесь.

– Как официант? – Этот незнакомый солдат обладал большим достоинством. Но ей до смерти хотелось знать о нем как можно больше. Она заставила его посмотреть ей прямо в глаза. – Ну, хватит с меня. Я уже жалею, что вы пригласили меня на ужин, видели мой дом и знаете гораздо больше знаменитых людей, чем я.

– Не верю своим ушам, моя хорошая.

– Неужели? – Она покраснела и тряхнула волосами.

– А Гейбл?

Она покраснела еще сильнее.

– Вы верите газетам?

– Да нет, просто кое-что слышал от хороших друзей.

– Я не видела его несколько лет. – Она попыталась увильнуть, а Вард был слишком джентльменом, чтобы настаивать. Фэй снова посмотрела ему прямо в глаза. – Не пытайтесь уйти от ответа, черт побери. Кто вы?

Он наклонился к ней и прошептал прямо в ухо:

– Одинокий странник.

Она засмеялась. К их столику подошел метрдотель с огромной бутылкой шампанского и меню.

– Добро пожаловать домой, мистер Тэйер. Как хорошо, что вы вернулись.

– Спасибо.

Он заказал ужин на двоих, поднял в ее честь тост и продолжал подшучивать над ней весь вечер, пока они наконец не сели в открытый «форд», доставивший их к дверям ее дома. Он с жаром взял ее за руку.

– Серьезно, Фэй, я безработный солдат. У меня нет работы, и перед уходом на войну тоже не было, а сейчас я еще и бездомный – сдал квартиру перед призывом в армию. В «Сиро» меня знают, потому что я часто захаживал туда раньше. Я не хочу изображать важную персону. Вовсе нет. Вот вы – звезда, и я влюблен в вас до чертиков с первого дня, и совсем не хочу морочить вам голову, изображая не того, кто есть. Я – Вард Тэйер… мужчина без дома, без работы и с арендованным автомобилем.

Фэй ласково улыбнулась ему. Она не осуждала его, даже если он говорил правду. У нее давно не было такого приятного вечера. Она наслаждалась его обществом. Вард был умным, забавным, красивым. Замечательно танцевал, и было в нем что-то теплое и в то же время по-мужски сильное, волновавшее ее. Он разбирался в том, в чем она и не мечтала научиться разбираться; он так отличался от всех известных ей голливудских мужчин, в большинстве своем – напыщенных пустышек, корчащих из себя невесть что.

– Я прекрасно провела время, независимо от того, кто вы есть на самом деле. – Почти два часа ночи, но ей не хотелось думать об утре. Через три часа, даже меньше, придется вставать.

– Встретимся завтра вечером? – Вард с надеждой посмотрел на нее и снова показался ей совсем юным. Она покачала головой.

– Не могу, Вард. Я работаю, и каждое утро мне надо вставать без пятнадцати пять.

– И как долго?

– Пока не закончим картину.

Он был удручен. Может, ей не очень понравилось, как они провели вечер? После двух долгих лет ему отчаянно хотелось, чтобы ей было хорошо с ним. Он бы каждый вечер водил ее куда-нибудь, угощал вином, ужином, и она бы влюбилась в него до безумия. Вард не хотел терпеливо стоять на обочине, пока она закончит свой фильм.

– Черт, я не собираюсь столько ждать. Завтра выспитесь как следует, а потом мы снова куда-нибудь отправимся. – Он посмотрел на часы. – Не смею больше вас задерживать, я и не заметил, сколько длился наш ужин. – Он пытался поймать ее взгляд, голос звучал нежно и глубоко. – Я прекрасно провел время, Фэй.

Вард был по уши влюблен в эту женщину, хотя едва знал ее. Он мечтал о ней целых два года, будто потрясенный видением звезды мальчишка, и пообещал себе найти ее сразу же, как вернется домой. И теперь не собирался отступать, пока она до самозабвения не влюбится в него. Фэй не знала, что Вард Тэйер всегда добивался своего. Почти всегда.

Его взгляд умолял, и она сдалась.

– Ну, хорошо. Но вы привезете меня домой в полночь. Иначе я превращусь в безмозглую тыкву. Договорились?

– Клянусь, милая Золушка… – Ему до боли хотелось поцеловать ее. Но он не осмеливался. Еще рано. Вард не желал, чтобы их встречи походили на ее прежние свидания, на которых ее обнимали да целовали только из-за того, кем она была. Фэй для него – гораздо больше, чем просто кинозвезда. Вард вышел из машины, обошел сбоку, открыл дверцу. Фэй выпорхнула наружу.

– Это действительно был прекрасный вечер. Спасибо. – Она взглянула на Варда, и он повел ее вверх по розовым мраморным ступенькам. Фэй чуть не пригласила его зайти выпить, но вовремя спохватилась, что тогда совсем не удастся поспать, а ей необходимо хотя бы вздремнуть перед выходом на съемочную площадку. Вард слегка коснулся губами макушки Фэй, потом приподнял ее подбородок, чтобы еще раз заглянуть в необыкновенные изумрудные глаза.

– Я буду скучать без вас.

Сама того не желая, она кивнула:

– Я тоже, Вард… – Так же, как скучала без него после поездки на Гвадалканал. Он каким-то странным образом проник в ее душу после, казалось бы, незначащих встреч. Никогда, ни с одним мужчиной, у Фэй такого не было. Это настораживало, но ей было слишком хорошо с ним, чтобы бояться. Чтобы бояться Варда Тэйера.

4

Наутро Фэй приехала на съемки вовремя, и Перл принесла ей три чашки крепкого черного кофе.

– У меня же от такого количества волосы встанут дыбом и будут торчать до вечера!

– Но, дорогуша, если вы не выпьете, то во время любовной сцены заснете в объятиях этого манекена.

– Это и после кофе может случиться. Женщины рассмеялись. Уже на следующий день после начала работы обе были невысокого мнения о партнере Фэй. Он снова опоздал и вел себя, по определению Перл, не лучше капризной кокотки. В уборной его донимала жара, а когда принесли вентилятор, заявил, что его замучили сквозняки. Ему не нравился парикмахер, его не устраивал гример, он жаловался на освещение, на гардероб, и режиссер в отчаянии объявил перерыв на ланч.

Когда Фэй вернулась к себе в уборную, Перл дала ей газету. В своей колонке Хедда Хупер писала именно о том, что так занимало Фэй вчера вечером. Внимательно прочитав статью, она уставилась в газету, пытаясь переварить информацию, а Перл искоса поглядывала на нее, гадая, что у актрисы на уме.

«Итак, наследник миллионов судостроительных верфей Тэйера Вард Кэннингэм Тэйер IV, вернувшийся живым и невредимым с войны, посещает любимые прежде места. В прошлый вечер он побывал в «Сиро», где его тепло приветствовали Рита Хейворт и ее муженек. Его сопровождала новая красотка, которую он уже успел подцепить. Фэй Прайс, завладевшая «Оскаром» и многими красавцами, в том числе одним из наших (и ваших) любимцев, кого мы все прекрасно знаем. Интересно, зайдет ли одинокий вдовец на сей раз дальше… Шустер, Вард! И всего-то три дня назад вернулся! Фэй, кстати, работает сейчас над новым фильмом с Вэнсом Сент-Джорджем, и режиссеру Луису Бернстайну сильно достается от этой парочки, вернее, не от Фэй, а… Ну, и желаем удачи Варду! А вообще-то удачи обоим. Возможно, не за горами звон свадебных колоколов? Поживем – увидим!»

– Оперативно работают, правда? – Она удивленно и заинтригованно улыбнулась Перл. Итак, безработный плейбой, наследник миллионов Тэйера… Теперь она, конечно, вспомнила это имя, до сих пор оно ни о чем не говорило ей. Бездельник, наследник… вряд ли это может ей понравиться. Фэй не хотела, чтобы он подумал, будто ее интересуют деньги. Она не собиралась стать еще одной зарубкой на поясе плейбоя.

Теперь он показался Фэй не столь привлекательным, как вчера вечером, и далеко не таким простым. Он не похож на мужчин из Гроув Сити, совсем нет. Это беспокоило ее больше, чем следовало бы. Перл поняла намек и больше не упоминала о статье.

В любом случае, сегодня выдался трудный день. Вэнс Сент-Джордж беспрестанно всем досаждал, и когда они в шесть ушли с площадки, Фэй с ног валилась от усталости. Не снимая грим, натянула рыже-коричневые слаксы и бежевый кашемировый свитер, распустила по плечам медовые волосы и пошла к «линкольн-континенталю», но, заведя мотор, услышала настойчивый сигнал, увидела в зеркальце знакомую красную машину и вздохнула. У нее не было настроения с кем-то говорить, тем более с этим бездельником-миллионером. В конце концов, она работающая женщина, спала этой ночью только два часа и сейчас хотела остаться одна, даже несмотря на то, что он – сам Вард Тэйер. Пусть он необыкновенно привлекателен, но у нее своя жизнь, и она будет жить так, как привыкла. А он просто повеса.

Вард выскочил из машины, захлопнул дверцу, подбежал к ней, улыбаясь, протягивая белые туберозы, гардении и бутылку шампанского. Она покачала головой и улыбнулась в отчаянии.

– Вам больше некуда девать время, мистер Тэйер? Кроме как преследовать бедных актрис после рабочего дня?

– Слушайте, Золушка, не волнуйтесь так. Я понимаю, что вы до смерти устали. Но я подумал, может, это поднимет настроение по дороге домой… Ну если, конечно, я не смогу украсть вас и отвезти в отель «Беверли Хиллз» что-нибудь выпить… Неужели никакой надежды? – Он походил на мальчишку, полного надежды, и она застонала.

– А кто, кстати, ваш пресс-агент? – Вопрос прозвучал несколько раздраженно, и в его взгляде промелькнула тревога.

– Я думаю, это дело Риты. Извините. Вы очень огорчились?

Не секрет, что Хедда Хупер не любила Орсона, но всегда обожала Риту. И Варда – но этого Фэй не знала. Она улыбнулась. На него невозможно сердиться. Он искренен, великодушен и так счастлив видеть ее… Пусть он бездельник, но все равно очень симпатичный, Фэй тянуло к нему – еще там, на Гвадалканале. А теперь, в своей стихии, он просто неотразим, уверен, сексуален – устоять было невозможно.

– По крайней мере, теперь я знаю, кто вы такой. Он с улыбкой пожал плечами.

– Все чепуха. – Он никак не прокомментировал «красавцев», упомянутых в статье, но его улыбка пронзила Фэй до самого сердца – на это Вард был мастер. – Так, может, последуем совету, Фэй?

Глаза Варда искрились смехом, но она его мало знала, чтобы понять, серьезен он или играет.

– Какому? – Она устала и плохо соображала.

– Ну, насчет свадебных колоколов… Поженившись, мы могли бы здорово всех удивить. – Вард внимательно наблюдал за ней.

– Замечательная идея! – воскликнула она, взглянула на часы и сощурилась. – Так, сейчас шесть двадцать пять… Как насчет восьми вечера, сегодня? Чтобы успеть попасть в утренние газеты.

– Прекрасная мысль. – Вард обежал вокруг машины и, прежде чем Фэй успела возразить, шлепнулся на сиденье рядом с ней. – Поехали, детка. – Он откинулся на спинку, будто так и надо, и она вдруг обрадовалась, что он рядом, забыв об усталости. Да что там – она была счастлива видеть его.

– Разве я поведу машину? Что же за брак предполагается у нас с вами?

– Но вы ведь прочли в газете, что я бездельник. А бездельники машину не водят. Их возят.

– Вы путаете бездельника с жиголо, Вард Тэйер. – Они рассмеялись, он придвинулся ближе, и Фэй не возражала. – А почему бездельник не может рулить? Я устала.

– У меня был трудный день: ланч с тремя друзьями – мы выпили четыре бутылки шампанского.

– Мое сердце истекает кровью от ваших слов. Ленивое животное! Я работала с шести утра, а вы весь день лакали шампанское. – Она пыталась говорить сердито, но не выдержала и расхохоталась. А между тем за Сент-Джорджем подрулил огромный лимузин.

– Вот что вам надо, Фэй, – серьезно сказал Вард, и она снова рассмеялась.

– Что, такой автомобиль с водителем? Будет вам. Я сама люблю сидеть за рулем.

– Да, это не дамская машина. – Его лицо стало чопорным. – Кроме того, он не годится для жертвы плейбоя.

– Так я жертва, да?

– Надеюсь, будете ею. – Вард взглянул на часы, потом снова на Фэй. – Во сколько мы женимся? Вы сказали, в восемь… Тогда лучше поторопиться. Или все же остановимся и выпьем по рюмочке?

Она покачала головой, но уже менее убежденно.

– Нет. Мне надо домой, мистер Тэйер. Запомните, я работаю и, случается, устаю.

– Не понимаю, почему. Разве вы не пошли спать вчера в десять?

– Нет. – Она скрестила руки на груди и улыбнулась. – У меня было свидание с плейбоем-миллионером.

– Боже, какой ужас! Кто же он?

– Не могу вспомнить его имя.

– А он хорош?

– Более-менее. Ужасный лжец, конечно, но все они такие.

– Красивый?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Очень.

– Ну, теперь вы заполучили его, обманщика этакого. Поехали, я хотел бы представить вас кое-кому из друзей. – Он обнял ее, и Фэй почувствовала острый запах его лосьона после бритья, очень мужской и сексуальный. – Немножко выпьем, и обещаю, сегодня вы вернетесь домой рано.

– Не могу, Вард, Я засну за столом.

– Не беспокойтесь, я вас ущипну.

– Так вы серьезно насчет встречи с друзьями? Сегодня это было совсем некстати. Хотелось одного – домой. Ей надо выучить несколько абзацев сценария, а поскольку Сент-Джордж так плохо работал, она чувствовала себя обязанной работать лучше, чтобы хоть как-то компенсировать безалаберность этого лодыря. Иначе выйдет не фильм, а чушь собачья.

Вард покачал головой.

– Я пошутил насчет друзей. Мы будем вдвоем. Я увез бы вас к себе, если бы вы согласились, но у меня просто нет дома, – засмеялся он, – так что, как видите, сейчас это трудновато.

– Да уж, понимаю.

– Я собирался остановиться у родителей, но там сейчас все закрыто, да и чересчур для меня просторно. Я снял коттедж в «Беверли Хиллз отель», поживу там, пока не найду что-то по душе. Так что боюсь, что кроме бара в отеле ничего предложить вам не могу. – Конечно, неприлично пригласить ее в коттедж выпить, и он даже не подумал о таком варианте. Она девушка не того типа, какой бы знаменитой кинозвездой ни была и сколько бы красавчиков у нее ни было. В Фэй больше не от звезды, а от хорошо воспитанной леди, что ему очень нравилось. И автор газетной заметки не так уж ошиблась в его намерениях. – Ну, что скажете: всего полчаса – и вы возвращаетесь домой. Хорошо?

– Хорошо… О Боже! Я рада, что не работаю на вас, Вард Тэйер.

– Ах, моя маленькая синичка, – он легонько ущипнул ее за щеку, – все будет прекрасно. Перелезайте, я поведу сам. – Он выскочил и обежал автомобиль.

– А ваша машина?

– Я вернусь за ней на такси, когда отвезу вас домой.

– Столько хлопот, Вард. Он посмотрел на нее.

– Нет, совсем нет, малышка. Почему бы вам не откинуться на спинку и не отдохнуть немного по дороге в отель? У вас усталый вид.

Ей нравился тембр его голоса, его взгляд… ощущение от его прикосновения. Она наблюдала за ним сквозь ресницы.

– Как работа?

– Вэнс Сент-Джордж ужасно всех раздражает. Я не представляю, как он сделал карьеру.

Вард знал, но не сказал ей. Вэнс спал со всем, что двигалось, будь то мужчина или женщина – они и тащили его наверх. Но когда-нибудь все это кончится.

– Он хорошо работает?

– Мог бы, если бы постоянно не устраивал сцен из-за сквозняков и грима и хоть иногда учил роль. С ним трудно работать, он ни разу не был готов к съемкам. И всегда задерживает нас на несколько часов. – Она выглянула из окна. Машина уже подъезжала к отелю.

– Вы великий мастер, мисс Прайс! – Вард с восхищением посмотрел на нее.

Девушка улыбнулась.

– Кто это вам сказал?

– Сегодня на ланче я видел Луиса Б. Мейера. Он говорит, что вы лучшая актриса в городе, и я, конечно, согласился.

– Много вы знаете, – засмеялась Фэй. – Вы не были здесь четыре года и пропустили мои лучшие фильмы. – Она смешно фыркнула, и Вард рассмеялся. Он был счастлив как никогда и ни с кем раньше.

– Да, но не забудьте, мы встречались на Гвадалканале. – Он нежно посмотрел на девушку и снова коснулся ее руки. – Многие ли могут этим похвастать? – Оба засмеялись, подумав о тысячах солдат, которых она тогда развлекала. – Ну хорошо, неважно… – Он затормозил перед розовым зданием отеля, выпрыгнул, и швейцар кинулся ему на помощь, придерживая шляпу. Но Вард сам открыл Фэй дверцу. Она вышла из машины и, опустив глаза, посмотрела на свои слаксы. – Я могу идти прямо так?

– Фэй Прайс! – Вард засмеялся. – Вы можете идти хоть в купальнике, и все будут целовать ваши ноги.

– Сейчас? – улыбнулась она. – Не потому ли, что я с Бардом Тэйером?

– Чепуха.

Как обычно, их усадили за лучший столик. На этот раз у нее попросили три автографа, а когда они через час вышли, их ослепили вспышки фотоаппаратов.

– Проклятье, как я это ненавижу, – бросила она раздраженно, когда они пытались укрыться в ее машине. Фотографы, однако, не отставали. – Почему нас не оставят в покое? Зачем они это делают? – Фэй любила уединение. Такое, конечно, случалось и прежде, но на сей раз она даже не состояла в связи с Бардом, и вообще это их второе свидание.

– Но вы же, Фэй, – сенсация, и с этим ничего не поделаешь. – Он подумал: может, она против того, что ее связывают с ним, может, у нее кто-то есть? Раньше он об этом не задумывался, и по дороге к ней домой озабоченно спросил: – А это не помешает вам в отношениях с кем-то другим?

Фэй улыбнулась, прочитав суть вопроса в его глазах.

– Не в том смысле, в каком вы думаете. Я вообще не люблю этого, особенно когда отдыхаю. – Она была раздражена и очень утомлена.

– Тогда надо всегда держать в секрете, куда мы едем.

Она кивнула, но оба забыли про этот обет уже на следующий вечер. Вард заехал за ней на своем «дюзенберге», купленном еще до войны. Это был тот самый автомобиль, о котором говорил тогда швейцар из «Сиро», – более красивой машины Фэй никогда не видела.

В тот вечер он повез ее в «Мосамбо», и Чарли Моррисон, седовласый хозяин, выбежав навстречу, целовал Варда, обнимал его, хлопал по плечу, тряс за руку. Как и все, он был в экстазе от того, что Вард вернулся живой и невредимый. Пока Фэй разглядывала публику, появилась еще одна бутылка шампанского. Конечно, актриса бывала здесь и раньше, это самое шикарное место в городе, здесь был сад, где летали редкие птицы, в центре зала танцевало несколько пар, входили и выходили известные кинозвезды.

– Думаю, наше появление тут не останется незамеченным. Чарли мог вызвать газетчиков, – озабоченно проговорил Вард. – Вы очень огорчитесь, Фэй? – Он подумал, что вряд ли она обрадовалась фотографиям на четвертой полосе в «Лос-Анджелес таймс», зафиксировавшим их выход из отеля «Беверли Хиллз» после вчерашнего коктейля, а затем побег к автомобилю.

Но она только улыбнулась.

– У меня такое чувство, Вард, ЧТО вы не способны оставаться в тени. – Они оба понимали, что это правда. – И вообще, меня это не очень беспокоит. Нам нечего скрывать. Конечно, хорошо бы сохранить инкогнито, но увы… – Она размышляла об этом накануне и решила – черт с ним, в конце концов, им и впрямь нечего скрывать.

– Мне и раньше было наплевать. – Он маленькими глотками потягивал искрящееся вино. Обычно он галлонами пил шампанское. – Так уж принято. Если ты наследник кораблестроительного концерна и водишь сделанный на заказ «дюзенберг»…

Фэй рассмеялась:

– Да, не знала я, встретив на Гвадалканале молодого приятного лейтенанта, что он испорчен до кончиков ногтей, развлекается с утра до ночи и пьет шампанское ведрами…

Она поддразнивала его, и он ничего не имел против – ведь это была чистая правда. Вард понимал, что в каком-то смысле война пошла ему на пользу. Четыре самых тяжелых года в своей жизни он провел на фронте и доказал себе, что способен выдержать трудности, опасности, несчастья, неудобства. За все это время он ни разу не пытался извлечь выгоду из своего имени, хотя, конечно, и там некоторые знали, кто он такой.

Потом была девушка, на которой он женился. Сперва он думал, что после ее смерти никогда не придет в себя. Горе придавило его, казалось невыносимым. И вдруг появилась Фэй – в зените славы, но удивительно земная и, безусловно, очень талантливая. Вард был рад, что Фэй вначале ничего не знала о нем. Она иначе повела бы себя с ним, сразу сочтя повесой. Временами он таким и бывал, любил поразвлечься, но в то же время был способен и на серьезные поступки, как потом стала понимать Фэй. Этот человек так же многомерен и многогранен, как и она сама. Они были – пара. Обоим нравилось друг в друге то, кем они были на самом деле, а не то, что имели. Они были хорошей парой во многих смыслах, и Хедда Хупер с Луэллой Парсонс быстро это заметили.

– Какова цель вашей жизни, мисс Прайс? шутливо спросил Вард за четвертым бокалом шампанского. Казалось, спиртное никак на него не действовало, но Фэй понимала, что лично ей следует уменьшить дозу, иначе она опьянеет, чего с ней раньше никогда не случалось. – Что с вами будет через десять лет?

Казалось, он спрашивает серьезно, и она свела тонкие брови на переносице. Занятный вопрос.

– Вам это действительно интересно?

– Конечно.

– Точно не знаю, но когда я думаю об этом, передо мной возникают два пути, две дороги в разные концы, и я еще не уверена, какую именно выберу.

– А куда эти дороги ведут? – Он был заинтригован.

– Первая – та, по которой иду сейчас. – Она оглянулась по сторонам. – Голливуд, актеры, рестораны, красивые вещи… моя карьера… фильмы… огромная слава. – Фэй говорила вполне откровенно. – Больше, чем сейчас…

– А вторая? – Он мягко взял ее за руку. – Куда ведет она, Фэй?

Ей казалось, все вокруг исчезло, плавно опустился занавес. Она смотрела ему прямо в глаза.

– Вторая – совсем другая – муж, дети. Жизнь вдали от всей этой шумихи, больше похожая на ту, которую я знала девочкой. Я, конечно, не могу точно представить себе это, но такой вариант возможен, если захочу… Но мне трудно на такое решиться. – Она честно посмотрела на Варда.

– А вы не думаете, что можно совместить оба пути?

Фэй покачала головой.

– Очень сомневаюсь, они исключают друг друга. Посмотрите, как я работаю. Встаю в пять, ухожу в шесть. Дома появляюсь не раньше семи-восьми вечера. Какой мужчина способен это вынести? Я не видела ни одного голливудского брака, длившегося более двух-трех лет. Мне бы хотелось совсем иного, если бы я решилась, конечно.

– Чего же, Фэй? Она улыбнулась.

Странный разговор для третьего свидания, но ей казалось, что она тысячу лет знает его, и у него тоже возникло подобное ощущение. Да, они виделись только третий раз за три дня, но нить, связавшая их два года назад, за время разлуки стала прочнее и теперь связывала их крепче, чем если бы они встречались целую вечность. Фэй снова задумалась.

– Наверное, выйти замуж и всю жизнь прожить с мужчиной, которого люблю и уважаю, и, конечно, чтобы были дети.

– Сколько? – уточнил Вард, и она снова рассмеялась.

– Ну, по крайней мере, двенадцать. – Теперь пришла ее очередь подшучивать над ним.

– О, так много… Бог мой… А как насчет пяти-шести?

– Возможно.

– Похоже, меня бы устроила такая жизнь.

– И меня, но пока я не могу ее себе представить. – Фэй вздохнула.

– А насколько важна для вас карьера?

– Не знаю. Я потратила на нее целых шесть лет, и теперь сложно все бросить… А может, и нет. – Вдруг Фэй рассмеялась. – Еще несколько таких фильмов, как нынешний, и, может быть, я действительно все брошу. – Она щелкнула пальцами, и Вард взял ее за руку.

– И я бы хотел, чтобы вы все это однажды бросили. – Его лицо вдруг стало серьезным, и она испугалась.

– Почему?

– Потому, что я люблю вас, и мне по душе второй путь. Первый ведет к одиночеству, я думаю, вам и самой это известно. – Фэй медленно кивнула и посмотрела на Варда. Похоже, он делает ей предложение? Не может быть. Она не знала, что сказать, и просто медленно высвободила руку.

– Вы только что вернулись домой, Вард. А здесь теперь все по-другому… – Ей хотелось разубедить его. Он слишком торопится… И потом, они едва знакомы… Они оба все еще под магией той давней встречи на войне, но пора возвращаться к реальности.

Он снова взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

– Я вполне серьезно, Фэй. Я никогда не чувствовал того, что сейчас. И понял это в первую же минуту, когда мы встретились на Гвадалканале. Просто тогда я не имел права этого сказать. И знал, что назавтра меня могут убить. Но я жив, я дома, вы – самая невероятная женщина в моей жизни…

– Перестаньте! – Она казалась встревоженной, и Вард хотел обнять ее, но не осмеливался, во всяком случае не посреди ресторана с фоторепортерами, которые наверняка где-то прячутся и горят желанием сделать отчет об увиденном. – Вы меня совсем не знаете, Вард. Только видели, как я два часа выступала перед солдатами… Потом мы часа полтора говорили… Теперь вы вернулись, и мы два раза встретились… – Ей хотелось отговорить его, пока не поздно. События развивались чересчур стремительно. Но как же ее тянуло к нему… Так не бывает. Или бывает? – Все быстро, Вард.

– Что именно? Я слишком быстро сказал, что люблю вас? Возможно. Но это так, Фэй. Я люблю вас, и давно.

– Это иллюзия.

– Нет. Вы именно такая, какой я вас запомнил. Умная, реалистичная, практичная, честная, теплая, интересная, красивая. Вам плевать на то, что пишут газеты, вы делаете что хотите и как хотите. Много работаете. Вы самая славная женщина, которую я когда-либо встречал, и, что еще важнее, вы очень хорошо делаете все, за что беретесь – именно благодаря тем качествам, которые я уже перечислил… И если я не вытащу вас отсюда и в ближайшие пять минут не поцелую, то сойду с ума, Фэй Прайс, так что замолчите, или я поцелую вас прямо здесь!

Фэй встревожилась, но не улыбнуться было невозможно.

– А вдруг вы месяцев через шесть возненавидите меня?

– Почему?

– Например, не понравятся мои привычки? Вард, вы не знаете меня, а я не знаю, какой вы.

– Вот и прекрасно. Тогда надо узнавать друг друга. И вообще пора перейти на «ты». Ты согласна?

Фэй, помедлив, кивнула. Вард привлек ее к себе, ни на что не обращая внимания.

– Я не отступлюсь и буду приставать к тебе до тех пор, пока ты не скажешь «да». – Он удовлетворенно вздохнул, осушил бокал шампанского, поставил на стол и взглянул на Фэй. – Хорошо?

– А если я скажу «нет», это имеет какое-то значение?

– Никакого. – Улыбка была неотразима – она уже полюбила ее – в глубоких голубых глазах плясали игривые искорки. Ему невозможно противостоять, да и зачем? Фэй просто хотела, чтобы они оба вели себя разумно.

У нее и раньше бывали романы, хотя, надо признаться, ни один мужчина не походил на Варда. Однако Фэй не хотела стать еще одной героиней газетных колонок, которые влюблялись, объявляли о помолвках, затем об их расторжении, и это становилось привычным делом; они постепенно превращались в старых, потрепанных голливудских проституток. Фэй же серьезно относилась к подобным делам, и это особенно нравилось Варду. Вообще-то ему нравилось в ней абсолютно все, и было похоже, что и ей в нем тоже, но Фэй не собиралась сразу уступать, и уж, конечно, не через три дня.

– Ты невозможен.

– Я знаю.

Он был вполне доволен собой, потом вдруг обеспокоенно наклонился к ней.

– А тебя не смущает, что я не работаю?

– Нет, если можешь позволить себе такую роскошь. Но разве тебе самому не скучно, Вард? – Интересно, чем он занят все дни. Фэй столько лет работала, что ей было трудно представить, как это так – играть в теннис, ходить на ланчи и ничего не делать. Кошмарная скука! Однако Вард не производил впечатления тоскующего человека.

– Фэй, – он внимательно смотрел на нее. – Я доволен своей жизнью и, с тех пор как себя помню, прекрасно провожу время. Когда умер отец, я сказал себе – никогда не буду работать. Он скончался в сорок шесть лет от инфаркта. Матери было сорок три. Она измотала себя, и это тоже кончилось печально. У них не было ни одной свободной минуты, они не могли позволить себе делать то, что хотели. И у них никогда не хватало времени на меня. Я поклялся, что если у меня будут дети, я стану жить иначе. Я не хочу разделить судьбу родителей. Зачем? Ведь даже очень постаравшись, мне не истратить все деньги. – Вард был честен, и Фэй оценила это. – Мой дед всю жизнь работал и умер в пятьдесят шесть лет. Кому это надо? Я хочу наслаждаться жизнью, пока живу на этой земле. И пусть говорят что хотят и называют меня как угодно. Я не собираюсь подохнуть от инфаркта в сорок пять или стать чужим жене и детям. Я хочу радоваться жизни вместе с ними, как следует узнать их и дать им возможность узнать меня. Сам я так и не узнал, каким был мой отец, он всегда казался чужим. Я тоже думаю, что в жизни – две дороги. Дорога моих родителей, по которой я идти не хочу, и та, по которой иду я – она мне подходит полностью. Надеюсь, она и тебе не покажется скучной. – Вард заглянул ей в глаза и со вздохом заключил: – Конечно, если ты захочешь, я всегда найду работу.

Фэй, потрясенная, молча смотрела на него. Он говорил так серьезно и сейчас ждал ее ответа. Но как она могла решить – всего через три дня?

– Из-за меня не надо искать работу, Вард. Я не имею права настаивать на этом. – Если он может позволить себе такой образ жизни, почему должен поступать иначе? Кому от этого плохо?

Они долго смотрели друг другу в глаза, потом он кивнул и повел ее танцевать. Танец был долгим, оба молчали. Снова усадив притихшую Фэй за столик, Вард вдруг испугался, не слишком ли он встревожил ее, и молил Бога, чтобы это было не так.

– Ты в порядке, Фэй? – Он пристально смотрел на ее смятенное лицо.

– Не знаю, – честно ответила она. – Мне кажется, из меня выпустили весь воздух.

– Ладно, я больше не буду. – Он обнял ее за плечи, любуясь синим атласным платьем с большим вырезом на спине. Фэй одевалась утонченно и вместе с тем соблазнительно, именно так, как ему нравилось. Он умирал от нетерпения самому покупать ей наряды, украшения, меха.

Весь остаток вечера они говорили на более легкие темы. Фэй пыталась вести себя как ни в чем не бывало, будто не слышала исповеди Варда. После ужина он повез ее домой, и на этот раз, хотя и с опаской, она пригласила его на рюмочку коньяка, размышляя, не слишком ли рискованно впускать его в дом? Наливая ему коньяк, она рассмеялась. Черт побери, не собирается же он насиловать ее! Вард взял протянутую рюмку, удивленный ее смехом.

– Ты так хороша, Фэй… Еще красивее, чем я запомнил.

– Тебе не мешает проверить зрение… – Комплименты Варда смущали ее, поклонение слишком явственно отражалось в его глазах. Сейчас он беззаботен и счастлив. Тогда, на войне, он был потрясен гибелью жены, но сегодня у него нет проблем, и он действительно влюблен. – А что ты собираешься делать завтра? – спросила она, чтобы что-то сказать.

Он засмеялся.

– Я наверное знаю только то, чего завтра делать не буду. Работать. – Это откровение в какой-то мере граничило с бесстыдством. Похоже, он даже гордился собой и не возражал против прозвища «плейбой-миллионер». – И хочу, чтобы ты тоже не работала, Фэй. Мы бы развлекались вместе.

О, сколько бы сразу возникло проблем, подумала Фэй. Ленивые дни на пляже, долгие часы в дорогих магазинах, ну, может, еще путешествия… Надо признаться, такая перспектива почти заманчива, но Фэй не могла позволить себе даже мечтать о ней.

– Я бы свозил тебя в казино в Авалон Бэй, на Каталин Айленд. Кстати, выходные-то у тебя будут?

Фэй печально покачала головой.

– Нет, пока не кончим фильм. – Она улыбнулась ему поверх рюмки с коньяком, вдыхая густой аромат и припоминая, какие еще бывают развлечения.

– Я хотел бы отвезти тебя в Париж, Венецию, Канны… Война закончилась, и мы можем ехать куда угодно.

Она рассмеялась, качая головой, и поставила рюмку.

– Ты действительно очень избалован, мой друг, не так ли? По крайней мере, один из нас должен работать. Я не могу просто так, на полпути, вдруг взять да и отправиться путешествовать вокруг света.

– А почему?

– Студия не позволит. После этого фильма агент собирается возобновить мой контракт, и я еще долго буду занята.

Глаза Варда вспыхнули, как огни на рождественской елке.

– Ты хочешь сказать, что твой контракт кончается?

Она кивнула, удивившись его реакции.

– Прекрасно, малышка! Так почему бы тебе годик не отдохнуть?

– Ты с ума сошел! Я не могу, Вард!

– Не понимаю. Почему? Ты одна из самых ярких звезд Голливуда. И не можешь взять год отпуска, чтобы потом занять прежнее место?

– Сомневаюсь.

– Не сомневайся ни секунды, Фэй Прайс. Ты можешь уйти и вернуться в любой момент.

– Тем не менее это риск, Вард. С карьерой шутки плохи.

Он внимательно наблюдал за ней. События развивались скорее, чем каждый из них ожидал.

– Развилка, не так ли, Фэй? Какую же дорогу ты хочешь выбрать? Старую или новую? Ту, о которой говорила – брак, дети… стабильность… и настоящая жизнь…

Фэй отошла от него и молча выглянула в сад, а когда повернулась, в глазах стояли слезы.

– Прекрати, Вард.

– Что именно?

Он не хотел тревожить Фэй и был потрясен ее реакцией.

– Перестань меня мучить этой чепухой. Мы едва знакомы. Мы чужие. На следующей неделе ты увлечешься какой-нибудь молоденькой артисткой или Ритой Хейворт, или кем-то еще. Я работаю, как собака, чтобы удержаться на своем месте, и не собираюсь уходить. И, может, никогда не уйду. И вовсе не думаю делать это ради полусумасшедшего отставника, прошедшего войну и утверждающего, что влюбился в меня только потому, что поговорил со мной на гастролях. Не трать на это свою жизнь, Вард Тэйер. И мне плевать на то, что ты богат, беззаботен, как птичка, и никогда в жизни не работал. Я работала. Я тружусь каждый день с восемнадцати лет и не собираюсь бросать свое дело. Я хочу удержаться на достигнутом до тех пор, пока не пойму, что могу уйти, не опасаясь за будущее.

Он обратил внимание на слово, которое она выбрала: «не опасаясь»… Фэй права. Она действительно много работала, чтобы получить желаемое, и уйти на вершине карьеры – полное безумство. Но со временем он докажет, что его обещания – не пустые слова, если, конечно, она захочет слушать.

– Я не желаю больше об этом говорить! – Слезы текли по ее щекам. – Захочешь меня видеть – прекрасно. Приглашай на ужин. Танцуй со мной. Веселись. Но не проси меня расстаться с карьерой ради незнакомца, даже если он так сильно мне нравится… – Рыдания захлестнули Фэй, она отвернулась, ее плечи в вечернем платье от Триже содрогались.

Вард быстро обнял ее, прижал к груди, спрятал лицо в ее шелковистых волосах.

– Тебе нечего опасаться со мной, детка… никогда… я обещаю. Я понимаю тебя. Поверь, я не хотел тебя испугать. Я так взволнован… Не могу ничего с собой поделать. – Он медленно отстранил ее. Сердце разрывалось от счастья, когда он смотрел на ее мокрые щеки.

– О, Фэй, – Вард крепче прижал ее к себе, и вместо того, чтобы отпрянуть, она каждым дюймом своего тела льнула к нему. Фэй очень нуждалась в комфорте, который он ей предлагал, во всем, что видела в нем! И ни одного мужчину раньше она так не хотела.

Они целовались, кажется, несколько часов подряд; его руки ласкали ее спину, его губы искали ее губы, лицо, глаза. Фэй обнимала его, гладила по лицу, целовала, чувствуя, как страх и гнев уходят прочь. Она сходила с ума по этому мужчине и никак не могла понять, почему. Очевидно, верила, что будет с ним в безопасности… всегда… Он хочет стать ей опорой, защитником – этого у Фэй никогда не было. Ни с родителями в годы Великой депрессии, ни в самостоятельной жизни, ни с кем из других мужчин. И дело не в деньгах – широта его взглядов, уверенность, внутренняя свобода окончательно покорили ее. И без сомнения, он ее обожал. Они не могли оторваться друг от друга, хотя и понимали, что не имеют права переступить последний рубеж. Вард чувствовал, что Фэй еще не готова к близости. Лучше оставить ее в покое. Варду безумно хотелось увлечь ее за собой на пол в кабинете, или перед камином, или наверху, в шелковой белой спальне, или в ванной, или на лестнице… Но, содрогаясь от желания, Вард понимал, что их время еще не настало.

А на следующий вечер агония стала еще слаще. Они целый час просидели в «дюзенберге» у ее ворот, целуясь, как подростки, хохоча и обнимаясь, а потом он повез ее в «Билтмор Боул».

Там шла шумная вечеринка. Фоторепортеры неистовствовали при виде их. Но теперь Фэй, казалось, ничего не имела против. За четыре коротких дня она поняла, что от Варда Тэйера ей не убежать. Она не знала, куда приведет их роман, но сопротивляться было бессмысленно. На ней была белая песцовая шуба до пола и платье из черного атласа с белой отделкой. Словом, Фэй выглядела шикарно, держа красавца Варда под руку. Она тепло посмотрела на него, он улыбнулся в ответ, тут же подскочили фотографы и больше не выпускали Варда и Фэй из поля зрения весь вечер. Потом Вард отвез ее домой. Развлечения допоздна уже давали о себе знать, но Вэнс Сент-Джордж всякий раз появлялся на площадке так поздно, что Фэй могла немного поспать.

– Ну как, понравилось тебе? – Вард не отрываясь смотрел на нее. – По-моему, неплохая вечеринка. Наверное, ее устроили для того, чтобы как следует подать новый фильм; я думаю, там собрались все звезды.

– Может быть. – Фэй склонила голову ему на плечо. Ей все больше начинали нравиться эти вечерние выходы. – Если бы не наш проклятый фильм, я с удовольствием расслабилась бы по-настоящему.

Он рассмеялся и потянул ее за золотистый локон.

– Я же тебе говорю – не возобновляй контракт; ведь развлекаться лучше, правда?

– Это уже входит в привычку. Но все же по натуре я – рабочая лошадка, Вард. – Она осуждающе посмотрела на него, но вскоре оба рассмеялись.

– Так ведь ты вправе выбирать и в любой момент можешь все вернуть на свои места. – Он со значением взглянул на Фэй. Та промолчала.

Когда они доехали до дома, Вард страстно поцеловал ее в губы и едва сдержался, чтобы не подхватить ее на руки и не понести наверх.

– Все, уезжаю, – сказал он с мучительным отчаянием, и она еще раз поцеловала его у порога.

Сладкая мука длилась несколько недель. Как-то в середине воскресного дня, через месяц после начала романа, они гуляли в ее саду, говорили о войне, о других делах. У Артура и Элизабет были выходные. Умиротворенные, Фэй и Вард бродили по саду; она рассказывала о детстве, о родителях, об отчаянном желании уехать из Пенсильвании, о том, как волновалась, начиная работать фотомоделью в Нью-Йорке, и как потом ей это наскучило… Фэй призналась, что временами и сейчас испытывает похожее чувство.

– Мне кажется, я способна на что-то большее… У меня хватит ума не только кого-то изображать…

Это заинтересовало Варда:

– А что бы ты хотела делать, Фэй? Писать? – Как всегда, он жаждал ее тела и ничего не мог с собой поделать. Сейчас они были совсем одни, и она никуда не спешила – ни на работу, ни с работы. Артур не крутился с подносом у порога, они не собирались ни на какую вечеринку. Оба так ждали, когда смогут побыть наедине! Фэй сама приготовила ему обед. Они прекрасно провели день, погуляли, лениво прошлись вокруг бассейна, опять бродили по саду. – Может, ты хотела бы писать сценарий? – Вард с улыбкой повернулся к ней. Ее удивила эта мысль, и она отрицательно покачала головой.

– Не думаю, что смогла бы.

– Тогда что же?

– Режиссура… когда-нибудь… – почти неслышно выдохнула Фэй.

Да, конечно, из уст женщины звучит весьма амбициозно. Интересно, подумал Вард, бывают ли женщины кинорежиссерами?

– А ты думаешь, тебе кто-то позволит? Она улыбнулась и покачала головой.

– Сомневаюсь. Кто поверит, что женщина способна на это. Но я точно сумела бы. Знаешь, когда я наблюдаю за Сент-Джорджем на площадке, мне хочется орать и топать ногами, я ведь знаю, что он должен делать… Я бы могла направлять его, руководить им. Это такой дурак, такой примитивный идиот.

Вард улыбнулся, сорвал красный цветок и засунул в ее волосы за ухом.

– Я тебе говорил, что ты самая прекрасная женщина на свете?

– Ну, по крайней мере в последний час – нет. – Она улыбнулась. – Ты меня балуешь, ко мне раньше никто так не относился. – Фэй казалась по-настоящему счастливой. Им было легко и хорошо друг с другом, но Вард не удержался:

– Даже Гейбл?

– Прекрати. – Фэй состроила гримаску и пошла вперед.

Вард схватил ее в охапку и втащил в беседку. Целуясь, они вдруг одновременно почувствовали, что больше не выдержат. Он не мог оторвать от нее ни рук, ни губ.

– Невыносимо! – выдохнул Вард и медленно повел ее к дому.

Фэй тоже было нелегко, но она боялась ошибиться. Намерения Варда совершенно ясны с самого начала: он желал ее целиком – карьеру, тело, детей, всю ее жизнь, хотел, чтобы она бросила ради него все, и временами Фэй была готова поддаться искушению. Недавно она сообщила агенту, чтобы тот не спешил со следующим контрактом, и Эйб решил, что Фэй спятила. Она заявила, что должна подумать, но рядом с Вардом думать становилось все труднее.

– Ты тоже сводишь меня с ума, – прошептала Фэй.

Они уже поднимались наверх. Кабинет казался унылым, душным, официальным, и она повела Варда пить чай в гостиную. В маленькой комнате было и уютно, и тепло. Вард все же разжег камин – было так приятно сидеть, любуясь пламенем…

– Мне предлагают сняться в одном замечательном фильме, – сказала Фэй. Однако радости в голосе не слышалось; она и сама не знала, хочется ли ей этого. Эйба бесила ее нерешительность.

– А кто еще будет в нем занят?

– Пока никого не утвердили, но есть прекрасные варианты.

– А ты хочешь сниматься? – Вард не казался расстроенным, он просто спрашивал, и она, глядя на огонь, долго думала, как ответить.

– Сама не знаю. – Фэй взглянула на него, довольная, умиротворенная. – С тобой я ужасно разленилась, Вард.

– А что в этом плохого?

Он уткнулся лицом в ее шею и принялся целовать, потом нежно сжал грудь. Она коснулась его руки, точно хотела оттолкнуть, но ощутила такое удовольствие, что лишь погладила его ладонь. Внезапно она поняла, что больше в мире нет ничего – только эти обжигающие пальцы. Губы встретились в страстном поцелуе, и желание с яростной силой охватило обоих. Они не могли оторваться друг от друга, даже вдохнуть глоток воздуха. Юбка Фэй медленно поползла вверх, обнажая колени, рука Варда гладила ее бедра. Она трепетала, а Вард продвигался выше и выше – но вдруг отдернул руку, потрясенно посмотрел на Фэй и взял ее лицо в ладони.

– Фэй… я не могу… мы должны… должны… Слезы подступили к его глазам. Вард больше не в силах был сдерживаться, он безумно хотел ее и так долго терпел! Он снова поцеловал ее, потом еще и еще раз. И их будущее решилось. Ответным поцелуем Фэй как бы подсказывала – не уходи. Молча встав, она повела его через холл в свою шикарную белую спальню…

Вард уложил ее на песцовое покрывало и принялся раздевать, наслаждаясь нежной плотью, что-то нашептывая на ухо; ее пальцы ласково освобождали его от одежды, и через мгновение они лежали бок о бок, обнаженные, в ореоле белоснежного меха, а потом тела их сплелись, и никакие силы на свете не смогли бы разъединить их. Фэй вскрикнула в экстазе, и Вард глубоко вошел в нее, не в силах владеть собой. Они отдались любовной агонии, чистейшей страсти, не изведанной ранее…

Потом Фэй молча лежала в его объятиях на белом мягком мехе. Вард с любовью смотрел на нее.

– Я люблю тебя больше жизни, Фэй.

– Не говори так. – Его страсть пугала ее. Как же он ее любит… А вдруг однажды все кончится? Ей не вынести этого.

– Почему? Это правда.

– И я люблю тебя. – Она взглянула на него, такого счастливого. Вард потянулся поцеловать ее и почувствовал, как сильно его опять влечет к ней. Фэй прильнула к нему. И снова они любили друг друга; шли часы, а они не могли насытиться, будто старались возместить время, проведенное в одиночестве, как же долго они ждали этой ночи!

– Что же дальше, любовь моя? – Он сел на краю кровати. Была полночь; Вард улыбался, и она снова потянулась к нему, любимому, желанному.

– Пойдем в ванную? – Она вдруг в ужасе поднесла ко рту руку. – О, мой Бог, я же забыла покормить тебя ужином!

– Нет, не забыла, – он снова привлек ее к себе. – Ужин меня вполне устроил. – Фэй слегка покраснела, а он отвел светлые волосы с ее лица и пошел следом в белую мраморную ванную. Фэй напустила пенистую воду, и они вместе скользнули в нее. Он касался самых чувственных местечек, покусывал пальцы ее ног.

– Но ты мне не ответила.

Фэй слегка нахмурилась, силясь вспомнить.

– О чем ты?

– Я спросил: а что же дальше? Она таинственно улыбнулась.

– Я ответила: ванна.

– Остроумно. Но ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я не хочу тривиальной интрижки, Фэй. – Он казался чрезвычайно довольным. – Хотя, должен признаться, это очень соблазнительно. Но я считаю, ты заслуживаешь большего.

Фэй ничего не ответила, только посмотрела на него, и сердце забилось быстрее.

– Так вы выйдете за меня замуж, мисс Прайс?

– Нет. – Она вдруг встала и выбралась из ванны. Вард потрясенно смотрел ей вслед.

– Куда ты?

Она оглянулась, прекрасная в своей наготе.

– Я не смогу рассказать детям, что их отец сделал мне предложение в ванной комнате!

Вард засмеялся, с обожанием глядя на нее.

– Нет проблем.

Он выскочил, схватил ее на руки, мокрую, отнес на белое песцовое покрывало, встал перед ней на колени и, глядя снизу вверх, произнес:

– Умоляю, выйди за меня замуж, любовь моя! Фэй улыбнулась – проказливо, счастливо и немного испуганно. Что она делает? Фэй понимала, что выбора нет. И совсем не из-за того, что только что переспала с ним, – она сама хотела этого. Но та, другая дорога… благополучная жизнь… семья и дети… Хватит ли у нее смелости пройти все это рядом с ним? И все бросить? А впрочем, теперь ее мало волновала карьера.

– Да, – прошептала Фэй, и он впился в ее губы, пока она не передумала. Переведя дыхание, оба в восторге рассмеялись.

– Ты серьезно, Фэй? – Он хотел полностью убедиться в этом, прежде чем щедро и неистово бросить к ее ногам весь мир.

– Да… да… да… да!

– Я люблю тебя. Боже мой, как я люблю тебя! – Вард привлек Фэй к себе, она хохотала, чувствуя себя неимоверно счастливой, а он все крепче сжимал ее в объятиях. Потом с улыбкой взглянул на нее. Светлые волосы Варда растрепались, глаза сияли как сапфиры. – А как ты хочешь быть одетой, чтобы потом рассказать детям.

– О, дорогой, я еще не думала…

Фэй снова рассмеялась, и через мгновение он опять увлек ее в постель. Прошли часы, прежде чем они отправились в ванную и нырнули в горячую воду. Пробило четыре, и Фэй поняла, что сегодня перед работой вряд ли поспит. Они сидели в ванне целый час, обсуждая будущую жизнь, делились секретами, решали, когда сделать объявление. Они предвкушали, как все будут потрясены, и не столько из-за их брака, сколько тем, что она собирается бросить карьеру. Фэй дрожала от возбуждения, но страха не было, ведь в глубине души она давно мечтала об этом и понимала, чего ждал от нее Вард и как много хотел ей дать. Она ни о чем не жалела сейчас и была уверена, что не пожалеет никогда. С чем она расстается? С карьерой, которой уже насладилась? Вершина достигнута, «Оскар» получен, снята дюжина действительно неплохих лент. Время уходит. У нее будет другая, настоящая жизнь. Фэй откинулась в ванне, улыбаясь будущему мужу. Наконец-то она не одна. Ее ждет уверенность, определенность, покой. Звезда выбрала правильный путь.

– Ты никогда не пожалеешь? – Вард смотрел на нее, светясь от счастья. Ему не терпелось в этот же день начать подыскивать дом, но Фэй сказала, что ей предстоит еще пару месяцев поработать.

– Нет, ни на минуту.

– А когда вы кончите фильм?

– Наверное, к первому декабря, если Сент-Джордж не затянет.

– Тогда мы поженимся пятнадцатого декабря. А где проведем медовый месяц? В Мексике, на Гавайях, в Европе? Куда бы ты хотела поехать? – Его взгляд искрился любовью. – Как же мне повезло, что я нашел тебя!

– Это мне повезло. – Фэй не кривила душой. Никогда она не была так счастлива.

Они поцеловались, потом нехотя вышли из ванны, и вскоре Фэй спустилась вниз. Сварила кофе, принесла наверх, напомнив себе – перед уходом отнести пустые чашки в гостиную. Вард повез ее на работу, и по дороге они оба едва не вопили от счастья.

Впереди их ждали два трудных месяца: предстояло многое обдумать и спланировать будущую жизнь.

Загрузка...