9
Говорят, нет цвета, который приносит счастье.
У разных народов свои цвета радости. Но вот что удивительно: у счастья есть вершина, и когда смотришь с нее - мир представляется окрашенным одним цветом. - цветом счастья. Каков этот цвет? Ответ уже дан - цвет счастья.
Рамзи Ильясоглу возвращался в село из районного центра. Лицо его лучилось. Водитель временами поворачивался в его сторону и, видя его сияющие глаза, увереннее сжимал руль. Сегодня в районной газете, в связи с подготовкой к празднику Победы, была опубликована статья о чеменлинском колхозе. В нескольких местах председателя хвалили за инициативность и организаторские способности. Прочитав статью, секретарь райкома вызвал его к себе и долго с ним беседовал. Оказывается, секретарь хорошо знал Ризвана Раджабли - автора картины "Шаг к вечности", знал он и другие его произведения на военную тему. Он и посоветовал Рамзи в связи с его новыми начинаниями пригласить в Чеменли художника.
Когда машина, миновав мост Улу, сделала зигзаг у Сенгергая, настроение председателя изменилось. Он увидал на зеленом холме сверкающее как белый маяк здание и вспомнил Айхана амиоглу. Старый дом уста Алмардана он действительно превратил в "виллу". Этот дом, крытый свежей черепицей, обладал какой-то волшебной гармонией. Он был прост, но очень привлекателен. Белые стены его с верандами по обе стороны, с двумя окнами в каждой комнате придавали его облику какое-то таинственное изящество. Каждый раз, глядя на этот дом, в душе Рамзи просыпалась беспощадная зависть: эту волшебную красоту создал Айхан амиоглу. Этот дом был творением рук хромого, израненного человека.
А после выступления Айхана на собрании аксакалов этот дом будто приобрел еще большую мученическую красоту. Он почувствовал, как трепещет его сердце. Шахназ была права: Айхан умен. Его кажущаяся внешняя простота, его внешний облик противоречат внутреннему могуществу. Это так же непостижимо, как гармония голубой, розовой и фиолетовой красок, звучащая там, на зеленом подъеме. Что же он все-таки хотел сказать на том собрании? Ведь за то короткое время, что Айхан появился в Чеменли, он не сказал ему ни одного худого слова, не позволил себе никакой грубости, на которую мгновенно реагируют такие тонкие натуры, как Айхан. Наоборот, относился к нему с должным почтением, уважая его увечье, его труд. Даже намекал на то, что такой труженик, как он, может быть со временем удостоен звания Героя Социалистического Труда.
Водитель остановил машину перед правлением, прямо у самой лестницы. Мельком оглядев собравшихся, Рамзи поздоровался со всеми разом и крупными шагами направился в свой кабинет. За ним последовал и Толстяк Насиб.
- Поздравляю вас, Рамзи-гага. О ваших начинаниях уже много говорят.
- Что же говорят, Насиб? - прикидываясь равнодушным, поинтересовался председатель.
- Говорят, что наконец нашелся настоящий хозяин Чеменли. Под вашим руководством мы горы своротим.
- Я тоже в это верю, Насиб, мы еще многое сделаем. А пока наша самая важная забота - воздвигнуть новый памятник Эльдару Абасову. До праздника Победы нам надо эту работу завершить...
- В день праздника вы будете принимать там парад...
Поняв, на что Насиб намекает, Рамзи хитро улыбнулся:
- Я вижу, ты очень расстроен, что не удался парад в честь Айхана амиоглу. Не переживай, мы для тебя такой парад устроим...
- Были бы мы здоровы...
Рамзи, заглянув ему прямо в глаза, усмехнулся:
- Но и ты, я вижу, парень не промах? Ты этого несчастного калеку чуть героем не сделал! Хорошо, что там была наша Шахназ. Не то этот Квазимодо давно бы объявил себя народным героем.
- Разве такое бывает?
- На войне все, что угодно, бывало. Мало разве таких, кто скрывается под чужим именем? Даже и сейчас есть изменники Родины, которые живут, скрываясь в тени славы погибших героев.
- Подумать только, что бывает на свете...
- В общем... Вставай, принеси из сейфа проект-смету парка культуры и дома-музея. Я хочу внести туда небольшую поправку.
- Поправку, говорите... Рамзи-гага, в каком смысле? - Насиб не сумел удержаться. - А решение собрания?
Рамзи сдвинул брови.
- Запомни раз и навсегда, Толстяк Насиб, что в каждой области бывает только один президент.
Вдруг дверь кабинета открылась и показалась Шахназ-муэллима. С легкой иронией она произнесла:
- Поздравляю вас со статьей в районной газете. Она наделала много шуму.
- Правда? - Рамзи как бы не заметил насмешки в ее голосе, попытался улыбнуться. - Вот видишь... Люди умеют отличить хорошее от дурного.
- Но не забывайте, что у шумихи бывает и оборотная сторона.
Рамзи и на этот раз постарался скрыть, что ему понятна ее ирония.
- Что ты хочешь этим сказать? Могут сглазить? - Он от души рассмеялся. - Не беспокойся, Шахназ, это обычная газетная статья...
- Завтра я еду в Баку. Может, у вас есть какое поручение?
- Поручение?
- Тогда на собрании вы говорили, что в связи с мемориальным комплексом хотели бы пригласить в село видных художников... Может...
- А... смотри-ка, я и забыл... - Рамзи обрадованно принялся что-то искать среди бумаг на своем огромном письменном столе. - Да, я думал о Ризване Раджабли, том художнике, что писал "Шаг к вечности", я даже заготовил письмо на его имя. Вот оно... Правда, я лично художника не знаю, но он один из близких друзей нашего секретаря райкома. Возьми это письмо... Если представится случай, повидайся с ним, передай привет от секретаря райкома, поговори с ним от моего имени. Вдруг он посоветует кого-нибудь из скульпторов и архитекторов, а может, и сам захочет приехать в Чеменли.
Шахназ встала.
- Постараюсь.
- Доброго тебе пути. Желаю удачи.
Когда она вышла, Рамзи, глубоко вздохнув, обеими руками пригладил свои густые серебристые волосы, подошел к окну. Шахназ! Как невозможно приблизиться к ней, так невозможно и утратить.
И вдруг он услышал стук трости Айхана. Этот ритмичный стук будто оттолкнул его от оконной рамы. Он сам подошел к двери и приказал секретарше пригласить Айхана к нему. Есть важное дело. Он вернулся в свой кабинет и принялся мерить его шагами.
Доносившийся сквозь полуоткрытые створки окна стук постепенно приближался. Рамзи, очень хотелось посмотреть в ту сторону, каким-то образом дать понять этому наглецу, что он принимает стук его палки, за простое жужжание мухи - и не более, но он знал, что Айхан в ту же минуту разгадает его замысел и одним взглядом даст понять: нет, приятель, такие номера со мной не пройдут...
Он быстро уселся за стол. Переложил с места на место папки с бумагами, газеты, журналы. Снял телефонную трубку, набрал номер.
- Алло, вы можете срочно дать мне Баку? - Дверь кабинета отворилась, но он не поднял головы. - Я назову несколько номеров, запишите... Дадите по очереди. У меня очень много работы.
- Можно войти, председатель? - послышался голос Айхана. Не отрывая глаз от бумаг на столе и не кладя телефонную трубку, Рамзи махнул рукой, приглашая Айхана войти, и указал на стул.
- Да, да, пиши! - Он называл номера телефонов, а в голове билась только одна мысль: чтоб он провалился, этот Айхан амиоглу!
Откуда-то, то ли сквозь треск смешанных звуков в телефонной трубке, то ли поверх вороха заголовков и шапок на газетных страницах, послышалось:
- Председатель, я вижу, вы очень заняты. Может, мне прийти в другое время?
Рамзи обрадовался. "Вот так, еще посидишь передо мной, хлопая ресницами". Подняв голову, он посмотрел на Айхана безразличным взглядом, но ничего не сказал. Положив телефонную трубку не на рычаг, а рядом, он начал что-то искать в папках с бумагами. Наконец он извлек одну из папок, вложил какую-то закладку между разноцветными листами бумаги, поднялся, спрятал папку в железный сейф и вернулся на свое место. В течение всего этого времени он просто не замечал Айхана. Усевшись в свое кресло и перелистывая первую попавшуюся ему под руку книгу, он наконец спросил:
- Айхан амиоглу, ты что-то сказал? - Но опять же головы не поднял. Хочешь прийти в другое время? К сожалению, это невозможно. У нас к тебе есть важное дело. - Он все еще рылся в бумагах. - Говоришь, что я очень занят, а сам, я вижу, в этом сомневаешься. Посидел бы на моем месте всего один денек, узнал бы, что это за удовольствие.
- Что может сделать однодневный председатель? Лучше уж всю жизнь прожить простым садовником...
- Нет, - Айхан амиоглу, - Рамзи прервал его, но уже перелистывал другую книгу. - Нет, чем триста лет прожить вороной, лучше десять - орлом.
Айхан ему не ответил, потому что он был согласен с мудростью этих слов, и спорить по этому поводу не было никакой необходимости. Его беспокоили только слова председателя: "У нас к тебе есть важное дело". В этих словах, произнесенных с подчеркнутым безразличием, он уловил скрытый смысл. Почему-то Рамзи понадобился разговор, один на один... Странно...
- Я простой садовник. Какое у вас ко мне может быть важное дело?
- Это ты-то простой садовник? - произнес Рамзи с легкой издевкой. - Мы привыкли, что простые садовники занимаются простыми садовническими делами, а ты чуть ли не всюду суешь свой нос. Если бы позволили, и наши государственные дела стал бы контролировать.
- Под государственным делом вы, наверное, подразумеваете новый монумент Эльдару Абасову?
Рамзи не ожидал, что Айхан так быстро перейдет в наступление, и не был подготовлен к ответу. Это вызвало у него преждевременное раздражение - он на это не рассчитывал.
- Послушай, Айхан амиоглу, скажи-ка мне, что у тебя за счеты с покойным? С тех пор уж тридцать лет прошло, а тебя все еще гложет...
Черный шрам на подбородке обгоревшего лица Айхана дрогнул. Рамзи не понял - смеется ли Айхан или это обычный тик...
- Вы не правы, председатель, жар давно угас. В последние дни мне стало дышаться поспокойнее. Полагаю: то, что не смог получить с Эльдара Абасова, возместят его благожелательные заступники.
- Ах, вот оно что... Оказывается, у чернушки есть своя беда. Что ж, пусть будет так. Я готов погасить все долги Эльдара Абасова, но с одним условием...
- Каким?
- Сначала ты должен вернуть свой долг Эльдару. Надо сдать колхозу его дом. Потом...
- Что потом?
Председатель взял одну из лежавших перед ним книг и переложил с одного места стола на другое. Айхан понял, что это означает: Рамзи хочет что-то сказать, но не решается.
- Потом... Потом построишь себе дом, где твоей душе угодно, и живи в нем сколько тебе захочется.
Айхан давно забыл, что, еще не переступив порога этой комнаты, он дал себе слово не вступать ни в какие споры с Рамзи.
- Даю слово, что в этом деле колхоз тебе поможет, - продолжал председатель, видя, что тот молчит. - Ты инвалид, люди к тебе относятся хорошо; по-моему, никто не откажет тебе в помощи.
Айхан, чувствуя, как он постепенно смягчается и, смягчаясь, внутренне ожесточается, обдумывал ответ, когда в ушах его снова зазвенел голос председателя:
- А после всех этих дел наступит моя очередь. Ты перечислишь мне все долги Эльдара Абасова... - Но он не смог закончить. Из-за черных очков Айхана на него будто полыхало красным пламенем.
- О каких долгах идет речь? - терпеливо поинтересовался Айхан. - Это мне непонятно.
- Почему же? Может, ты уже забыл о своем выступлении тогда, на совете аксакалов? Но мы его не забыли. Всем стало ясно, что ты очень зол на Эльдара за что-то и собираешься свести с ним счеты. Но что это за счеты умалчиваешь. - Рамзи поднялся, вышел из-за стола и уселся напротив Айхана. Здесь никого нет, ты можешь мне все рассказать, я даю тебе честное слово, что разговор этот останется между нами.
- Что я должен рассказывать?
- Расскажи, откуда ты знаешь нашего Эльдара?
- Я никогда не видел Эльдара Абасова.
- Тогда почему ты так резко возражаешь против увековечения его славы?
- Нет, председатель, я противлюсь совсем другому. Если так пойдет... буду противиться и дальше.
Рамзи еле сдерживался. Что хочет сказать этот хромой? И на что он намекает? Интересно, чем он может помешать?
- Чему это ты будешь противиться? - сдержанно поинтересовался он. - Что это значит, Айхан амиоглу? Может быть, ты выскажешься яснее? Я простой сельчанин, я этих намеков не понимаю.
- Не строй из себя лису, председатель, - произнес Айхан вдруг тихим, хриплым голосом. - Говорят, лисица, задумав себя перехитрить, сама же попадает в капкан.
Хотя полные спокойного и крытого гнева эти слова прозвучали в ушах Рамзи, словно выстрел из пистолета, он не дрогнул. Наоборот, будто пробудился от дурного сна.
- Что все это значит, Айхан амиоглу? - спросил он спокойным и даже властным тоном. - По правде говоря, я не ожидал... - Он с сожалением покачал головой и встал. - Ведь ты был на фронте, инвалид войны. Хорошо представляешь, что означает бой с неравным противником, знаешь, какие он имеет последствия, и все же вызываешь меня на этот бой. Напрасно, и очень напрасно. Я не позволю себе вступить в бой с человеком, у которого, кроме разукрашенной палки и этих кривых шрамов, нет никакого другого оружия. Моя совесть этого не позволит. - Он подошел к окну, оглядел сельскую дорогу, сад Эльдара. Ждал, что скажет Айхан, но поскольку тот молчал, Рамзи с прежним хладнокровием продолжал: - И та же моя совесть не позволит мне упрятать тебя подальше в Сибирь.
- А вам нечего беспокоиться, председатель, мне хорошо знакома дорога туда.
В выкатившихся от изумления глазах Рамзи появились одновременно и испуг и радость.
- Мы знали, что ты был в плену, но что в Сибири... Вот это для нас новость!
- Тогда это и для меня было неожиданностью. Что поделаешь? Такова жизнь.
- Значит, ты был в плену... и поэтому... да, ясно. А потом стыдно было вернуться на Родину?
Айхан не ответил. После долгого молчания Рамзи еще увереннее перешел в наступление:
- Теперь мне все становится ясным. Теперь мне понятен смысл твоего выступления на совете аксакалов: месть! Ты мстишь за мучения, которые пришлось вынести в тех местах. Причем кому? Эльдару Абасову. А он своей смертью даровал жизнь сотням, тысячам таких вот, как ты, беспомощным, безвольным людям, в трудную минуту молящих врага о пощаде...
Рамзи не успел закончить фразу, как дверь отворилась и в нее вдвинулся сначала большой живот Толстяка Насиба, а уж потом два маленьких сияющих глаза на его круглом лице. Айхан понял, что "местное правительство" пожаловало в кабинет, услышав особый пароль - необычное дрожание громкого голоса председателя.
Но его приход не помешал Айхану ответить председателю:
- Вы говорите, Эльдар Абасов подарил мне жизнь? Как вы правильно заметили, прожить вороной триста лет - не жизнь. А вам... вы только посчитайте, что он подарил вам... Право на покровительство. Славу и почет. И к тому же любовь своей возлюбленной Шахназ-ханум...
Рамзи, подавшись всем корпусом вперед, молча уставился на него. Будто хотел установить, какой из направленных ему в грудь один за другим выстрелов опасней.
- Это ты верно говоришь, Айхан амиоглу. Эльдар мне, а также и всем жителям Чеменли подарил многое, и мы стараемся не остаться перед ним в долгу.
- Бог даст, воздвигнете новый памятник, заложите парк, откроете дом-музей... И будете квиты...
- Конечно, в этом можешь не сомневаться. - Правое дело всегда побеждает, а у меня - все дела правые.
- Но в одном я сомневаюсь.
- В чем же, если не секрет?
- Об этом знаем только мы с вами, я и вы...
Рамзи содрогнулся, вновь почувствовав, что его охватил страх.
- О чем ты говоришь? - Он облизал пересохшие губы. - Говори, говори, прямо здесь, при Насибе можешь все сказать. У меня от него секретов нет.
- Нет, председатель, раскрывать тайну Насибу очень опасно. Он ведь еще не такой стреляный воробей, как вы.
Все это время стоявший как столб, скрестив пальцы на животе, Насиб вдруг зашевелился.
- О чем ты говоришь? В каком смысле, Айхан амиоглу?
- Да во всех смыслах, Насиб.
- Хорошо. Я даю тебе два дня сроку, Айхан амиоглу. На третий день ты освободишь дом Эльдара Абасова. Товарищи, которые приедут из Баку, в первую очередь займутся домом-музеем героя.
Айхан поднялся.
- Что ж, раз приказано освободить, значит, придется освободить, произнес Айхан, но, шагнув к двери, добавил: - Только мне кажется, что от славы мертвых живым ничего не перепадет, учтите это, председатель...
У Рамзи напряглись все мускулы. С трудом сдерживая съедавшую его изнутри, как червь, ненависть, он исподлобья взглянул на Толстяка Насиба. Затем, уставившись в лицо Айхана глазами, полными злости, с издевкой передразнил:
- От славы мертвых живым ничего не перепадет! Знаешь почему? Потому что ты этого недостоин. Выйдя из фашистского концлагеря, вместо того чтобы честно во всем признаться, ты решил прикрыться именем нашего храброго земляка, пожертвовавшего своей жизнью ради счастья Родины. Но уловка твоя не удалась. Такой большой художник, как Ризван Раджабли, своей кистью сорвал с тебя маску, Айхан Мамедов. Наверное, ты думал, что придет время - и тебя увенчают лавровым венком, и за этим венком ты сможешь спрятаться, укрыть свою обгоревшую ногу? И тогда никто и ни о чем не будет расспрашивать... Не вышло! Советское правительство не обманешь.
Уже стоя в дверях, Айхан медленно обернулся, смерил председателя насмешливым взглядом.
- Я только что сказал, не перехитрите самого себя, председатель. Я на своем веку повидал лис и похитрее.
Рамзи больше не мог сдерживаться; со злостью хлопнув кулаком по столу, он перешел на крик:
- Чего ты от нас хочешь, предатель? Хочешь, чтобы я сломал тебе другую ногу?.. Не-е-ет! На шантаж я не поддамся.
- Я хочу, чтобы вы только запомнили одно: от мертвых живым ничего не перепадает, - с этими словами Айхан вышел из комнаты.
Рамзи, словно пораженный молнией, остался стоять неподвижно, глядя ему вслед. Насиб тоже молчал, в кабинете лишь раздавалось мерное тиканье часов. Первым пришел в себя Толстяк Насиб. Внутри у него звучали праздничные фанфары: шутка ли, такой простой человек, как Айхан амиоглу, в его присутствии обозвал лисой величественного, недоступного Рамзи Ильясоглу! Но, с другой стороны, он вынужден был стоять по стойке "смирно" и молчать. Находиться в подобных тисках для него было невыносимой пыткой.
Наконец он сделал попытку вырваться.
- Рамзи муэллим... Рамзи-гага... ты... вы так мудры.
Но, услышав в ответ: "А ты подлец, Толстяк Насиб, мерзавец!" - пришел в ужас.
Председатель, схватившись одной рукой за пояс, а другой приглаживая волосы, в ярости чуть не задев его, прошагал к окну. Хорошо еще, что он не схватил Насиба за глотку и не начал душить.
- О чем вы говорите, Рамзи-гага? Я вас не понимаю.
- Зато я тебя очень хорошо понимаю. Это ты, предатель, выложил ему все наши сметы? Говори, ты? Наверно, полагал, что сунешь Рамзи Ильясоглу в тандыр и усядешься сверху? Так? Изменник! И когда это ты изловчился все это проделать?
- Рамзи-гага... О чем вы говорите? Кто изменник? Кто предатель?
- Тогда скажи, кто дал ему сведения?
- О чем? Кому? Какие сведения?
- Будто не понимаешь? Я говорю о лежащих в сейфе документах.
- Я? Я дал Айхану сведения?.. Рамзи-гага, да умереть мне у ваших ног...
- Тогда откуда они стали ему известны?
- Откуда, говорите... Рамзи-гага! Да он как охотничья легавая. Все по запаху узнает. Только на след нападет - и пошел...
Значит, Насиб ему ничего не говорил о бумагах в сейфе... Тогда что означают слова: "От мертвых живым ничего не перепадет"? На что же он намекал?
- Так ты говоришь, учуяв что-то, он пускается по следу? Тогда надо его обезвредить, заставить навсегда замолчать. - Отойдя от окна, он приблизился к Насибу. - Послушай, а ты не знаешь, откуда он родом?
- Нет, не знаю, этого никто не знает. Даже Шахназ-ханум...
- Что значит - даже? - Лицо Рамзи перекосилось от гнева.
- Ну, это значит, что Шахназ-ханум... ну, то есть наш директор школы, Шахназ-муэллима, очень благородная, доброжелательная женщина, всегда интересуется здоровьем Айхана, приветливо с ним разговаривает, и люди...
- Что люди?
- Ну, люди говорят, что он сдружился с маленьким Эльдаром...
- Ну и что из того, что сдружился?
- В общем, люди этому другой смысл придают...
- Да что ты все выкручиваешься? Какой еще смысл?
- Люди говорят, что Айхан влюбился в Шахназ-муэллиму...
- Что?
Комната наполнилась раскатистым смехом.
- Что с вами, Рамзи-муэллим?
Председатель еще не скоро пришел в себя:
- Да рассмешит тебя аллах, Толстяк Насиб! В такой день ты умудряешься еще шутить. Айхан влюбился в Шахназ... - Он вынул платок, вытер слезы. Ей-богу, от него и в самом деле можно чего угодно ожидать. Разве не влюбился безобразный Квазимодо в красавицу Эсмеральду? - Рамзи подошел к сейфу и вынул оттуда хорошо знакомую Насибу папку со сметами. - Вот что, возьми домой и ночью перепиши. Убери все наши поправки. Пусть остается так, как было вначале. Понял? Как решили на собрании. И еще... Скажи-ка, когда у нас было последнее собрание?
- Двадцать два дня назад.
- Где протокол?
- Где он должен быть? В правлении. В моем сейфе.
- Туда надо добавить один пункт.
- Какой?
- О том, что отцовский дом Эльдара Абасова объявлен государственной собственностью.
- Я вас не понимаю, Рамзи-муэллим... Государственной собственностью, говорите... В каком смысле?
- Ты что, не был на собрании, болван? - гневно проговорил Рамзи. - Ты что, газеты не читаешь? Ведь в районной газете сказано, что в Чеменли открывается Музей геройской славы...
- А разве я возражаю, Рамзи-муэллим? Как вы скажете, так и сделаем, только закон...
- Закон, закон! А я что говорю? Надо оформить все официально. Сельсовет должен вынести решение: дом такого-то, с такого-то числа, объявляется государственной собственностью, и там открывается Музей геройской славы.
Насиб молчал.
- Что это ты сегодня такой молчаливый? - насмешливо спросил Рамзи. Тут ничего незаконного нет. Никто слова не скажет. Наоборот, беззаконие в том, что какой-то бродяга захватил дом нашего героя-земляка и поселился там. Правильно я говорю?
Насиб тихо отозвался:
- Правильно-то правильно. А вдруг Айхан амиоглу поднимет шум, тогда как?
- Кто его будет слушать? Закон на твоей стороне.
- Я его знаю... Вдруг он упрется...
На лбу Рамзи углубились морщины.
- Тогда сломаешь ему вторую ногу, пусть будет чистым инвалидом. Первой группы. И пенсия у него еще увеличится. Понял? Эх ты, местное правительство, видно, без меня тебе не обойтись. Давай я своей рукой напишу тебе решение сельсовета. Отнеси, отпечатай на машинке. Один экземпляр вручишь ему самому. Да не забудь внести в протокол прошлого собрания. Это и будет по закону. Он подал Насибу листок. - И откладывать нельзя. Надо сегодня же покончить с этим делом. Ясно?
- Ясно, Рамзи-муэллим...
Насиб был уже у самой двери, когда председатель поднял телефонную трубку.
- Здравствуйте, товарищ начальник, говорит Рамзи Ильясоглу, председатель колхоза "Победа". Вы знаете, в нашем селе появился подозрительный человек с сомнительным прошлым. Устроился садовником. Откуда прибыл - неизвестно. Имени его тоже никто не знает. Да... да... До сегодняшнего дня скрывается под фамилией знаменитого героя... Но сейчас разоблачили, все раскрылось неожиданно... Прошу вас, займитесь этим делом лично... До свиданья... - Рамзи встал и снова подошел к окну. - Новый памятник Эльдару Абасову я должен воздвигнуть на могиле этого хромого. И я не остановлюсь, пока не сделаю этого.
* * *
Шахназ все еще была под впечатлением от картины "Шаг к вечности". Как только приехала в Баку, она тотчас отправилась на выставку Ризвана Раджабли, чтобы посмотреть на оригинал этой картины. Потом позвонила художнику и попросила его принять ее. Ризван Раджабли сообщил ей адрес своей мастерской, сказал, что с удовольствием примет ее.
На следующий день, закончив дела в министерстве, Шахназ пошла на условленную встречу с Раджабли. Художник встретил ее приветливо. Пахло краской. Мастерская была большая и, как ей полагалось, несколько неприбранная. На стенах и между оконными рамами висели и стояли картины, этюды, рисунки. Шахназ рассказала ему о цели своего визита, передала письмо и приглашение Рамзи, расспросила, куда и к кому надо обратиться по поводу проекта памятника. Раджабли обещал во всем помочь ей. Он слышал об Эльдаре Абасове; к сожалению, очень мало о нем знает. Признав, что это непростительно для художника-баталиста, Раджабли пообещал, что постарается исправить ошибку и сам примет участие в создании памятника.
Шахназ рассказала ему, что вчера была на его выставке.
- У меня есть к вам несколько вопросов, связанных с картиной "Шаг вечности", - произнесла она, как бы извиняясь, и взглянула в беспокойные глаза художника.
- Пожалуйста, Шахназ-ханум, что вас интересует?
- История создания картины. Вернее, мне хотелось бы знать - реальное ли лицо ваш герой?
- Об этом у меня многие спрашивают, да и писалось немало.
- Я кое-что читала, - как бы оправдываясь, заторопилась Шахназ. - Ваш герой действительно погиб, как об этом было написано?
- Да, он действительно погиб... на моих глазах.
- Значит, и вы...
- Да, и я в свое время был в плену, - поняв, о чем она хочет спросить, ответил художник. - В одном лагере с этим храбрым парнем... мы жили в одном бараке.
- С Айханом Мамедовым?
- Не родственник ли он вам? Может, знакомый?
- Да нет. - Шахназ, волнуясь, умолкла.
Раджабли почувствовал, что она еще о чем-то хочет его спросить.
- А что вас интересует? Говорите открыто, может, я смогу помочь вам.
- Вы знаете, товарищ Ризван, - решилась наконец Шахназ. - Сейчас в нашем селе живет очень благородный, мужественный человек. И зовут его Айхан Мамедов. Он тоже был в плену. Он весь изранен, все лицо в рубцах и ожогах.
- Возможно, все возможно... - Раджабли с улыбкой посмотрел на нее. Вы, наверно, хотите спросить, мог ли мой герой остаться в живых, а я об этом не знаю? Нет, Шахназ-ханум, если бы он остался в живых, я бы не стоял сейчас здесь перед вами. Он мой спаситель, этот человек дал мне вторую жизнь.
- Вы знаете, Айхан Мамедов не из нашего села, он появился в Чеменли не так давно. Это спокойный, мудрый человек. О его прошлом никто ничего не знает. И сам он об этом ни слова не говорит. Он одинок, но вряд ли найдется на свете человек счастливее его. Вот почему, увидев вашу картину, я решила, что это, может быть, он. Извините меня, пожалуйста, но до тех пор, пока я не переступила этот порог, я предполагала, что вам изменяет память или здесь что-то другое...
- К сожалению, это не так, Шахназ-муэллима, если бы живопись была только плодом памяти, может быть, вы были бы и правы. Но даже когда нам изменяет память, на помощь приходит сердце, оно не даст ошибиться.
- Извините меня, Ризван-муэллим.
- Что вы, Шахназ-ханум, я вас хорошо понимаю. Если к тому же я вам еще добавлю, что и мой герой Айхан был таким же спокойным, неразговорчивым человеком, как ваш знакомый, ваши подозрения еще усилятся. Но чем глубже мы познаем жизнь, тем больше нам приходится удивляться. Внешне спокойный, Айхан был словно углем под золой, молнией, блеснувшей во мраке. Однажды загоревшись и тут же погаснув, он возвестил миру о себе. Осветил путь к свободе сотням пленных. Своим освобождением из плена мы обязаны ему, а сам он... - Художник умолк, будто искал слова, чтобы выразить свою мысль. - Нет, он приобщился к вечности. В своей смерти он стал бессмертным.
Хоть Шахназ и было жаль, что ее тайная надежда по поводу Айхана не оправдалась, она радовалась встрече с Ризваном Раджабли. Художник показывал ей свои этюды, эскизы, терпеливо рассказывал и пояснял.
Они переходили от одного полотна к другому... И вдруг остановились перед картиной, написанной резкими густыми красками.
- Что это, Ризван-муэллим? - проговорила потрясенная Шахназ. - Как трагично.
Глаза художника на мгновение полыхнули огнем радости.
- Мне очень приятно, что вам понравилась эта работа, Шахназ-ханум, - с грустью произнес он. - Но вы правы, это действительно очень трагично.
На полотне был фашистский концлагерь. На переднем плане - советский солдат. Его тело было распростертым, из-под полосатой куртки со следами впитавшейся крови виднелась мускулистая грудь. Она представляла собой сплошную рану. На ней, как на небе, высыпали звезды, только не золотистые, а черные. Рука со свастикой держала железный прут, на его конце сверкала раскаленная звезда из жести.
Художник изобразил тот момент, когда клеймо вонзилось в голое тело человека. Это была седьмая звезда.
- Боюсь, что эта работа не увидит света, она ведь не закончена.
- Вы чересчур к себе строги.
- Нет, я говорю так не из скромности. С годами я все больше жалею о том, что тогда, в лагере военнопленных, не сумел понять внутреннюю красоту этого человека.
- Вы тогда были молоды...
- Дело не в этом. Вы заметили, что зритель не видит его глаз. Это самый большой недостаток картины. Конечно, в искусстве такое возможно, но как автора меня это не устраивает.
- Извините меня, может, я не так вас поняла, вы говорите о том, что вы не смогли воспроизвести его взгляд, не так ли?
- Конечно, перед волшебством его глаз моя кисть бессильна, и я как художник это хорошо понимаю. К тому же я видел этого человека один-единственный раз и при таких страшных обстоятельствах. Этого человека фашисты пытали. Я только один-единственный раз видел мгновенную вспышку его глаз. Но, оказывается, тот мгновенный блеск был солнцем на небе с черными звездами. Если величие неба в солнце, то сила героя - в выражении его глаз. К сожалению, только теперь я это понял. Но прошло столько времени! И я уже не могу воспроизвести это мгновение, поэтому и потерял уверенность, что когда-либо закончу эту работу. Ведь духовный мир людей так сложен, и как педагог вы со мной согласитесь. Наука этого еще не может постичь. - Взглянув на полотно, он с еще большим волнением продолжал: - Действительно, пройти сквозь такой ад - не чудо ли это силы человеческого духа. Как вы думаете? Для этого далеко не достаточно быть стойким, волевым, храбрым. В этом есть какая-то другая мудрость, которую постичь совсем не просто. Это может быть сосредоточение в одном человеке массы достоинств. Кто знает, не высшее ли это нечто, что не поддается разуму. Ведь этот парень, до того как попал в плен, совершил такой подвиг..., в одном бою сбил несколько вражеских самолетов.
- А что означали эти выжженные на груди звезды? Не количество ли сбитых самолетов: семь звезд - семь самолетов?
- Нет, каждая черная звезда - символ его огромной воли. Каждый день его пытали, хотели узнать расположение наших аэродромов, число наших самолетов. А он молчал. Тогда шли в ход раскаленные щипцы, и это клеймо вонзалось в его грудь. Он опять молчал. Так продолжалось несколько дней. В последний день фашисты уже не допрашивали - у него не осталось сил говорить. Поставив еще одну раскаленную звезду ему на грудь, фашисты бросили его труп. Но мы унесли со двора его тело, оттащили в амбар. В ту ночь Айхан Мамедов своей смертью спас нас. Он умолк. Шахназ тоже молча смотрела на картину. Каждый думал о своем. Так продолжалось довольно долго. Наконец Раджабли очнулся. И чтобы отвлечь гостью, подвел ее к другой картине.
- Что вы думаете об этой моей работе, Шахназ-ханум?
Но Шахназ все еще была там, у полотна с семизвездным небом.
- И вы не знаете ни имени, ни адреса этого человека?
- Нет. Знаю только, что он был летчиком.
- А как случилось, что он попал в плен? Где, когда - тоже не знаете?
Раджабли покачал головой. Шахназ, почувствовав, что понапрасну утомляет художника неуместными вопросами, стала извиняться.
- Простите меня, Ризван-муэллим. Я и так отняла у вас много времени. Потому что... - Она хотела еще что-то добавить, но передумала. - Ведь мы еще сможем поговорить обо всем. Наша следующая встреча в Чеменли, не так ли?
- Несомненно...
Тепло простившись, они расстались.
* * *
Айхан возвращался с работы. Не доходя до родника Шахназ, он вдруг увидел на дороге круглую фигуру, которая, покачиваясь, двигалась прямо на него. Неужто Насиб? Уж не заблудился ли Толстяк Насиб в махале Сенгер?
Он уже было собрался идти дальше, когда услышал такой знакомый голос:
- Айхан амиоглу, постой-ка! - Насиб приближался к нему каким-то неуверенным шагом, подбадривая себя байты:
Соловей летит над садом,
Дыня растет на кусте...
Что это за судьба такая,
Беду приносит за бедой!
Приглядываясь к его странной походке и прислушиваясь к многозначительным словам баяты, Айхан пришел к выводу, что Толстяк Насиб пожаловал сюда неспроста.
- Добрый вечер, Айхан амиоглу! Что ты так невесел?
Айхан не ответил. Вдруг на его лице промелькнула та самая тонкая, укоризненная улыбка, которой так боялся Насиб.
- Почему невесел? Хочу сохранить равновесие в мире.
- Сохранить равновесие, говоришь? В каком смысле?
- Если одному весело, другому должно быть грустно, чтобы мир не кренился в одну сторону.
- А где результат, Айхан амиоглу? Что-то его не видим. От сотворения мира он все время в одну сторону кренится, вот, к примеру, смотришь, к одному и тому же человеку беда приходит за бедой...
- А у другого в саду всегда соловьи поют и дыни на кустах расцветают, закончил за него Айхан. - Так в этом и состоит равновесие мира, Насиб, на что же жаловаться?
- Ты какой-то странный человек, Айхан амиоглу, ей-богу, странный. - В голосе Насиба появилась уверенность. - По правде говоря, ты меня восхищаешь. Счастливый ты человек... В селе всем ты помогаешь, и большим и малым.
- Если сегодня я и тебе помогу, у меня больше горя не будет. Насиб почувствовал скрытую в этих словах иронию.
- Мне поможешь, говоришь?.. В каком смысле? Какие у меня с тобой могут быть дела? Я привык всегда исполнять волю других, то есть народа.
Хотя Айхан прекрасно знал, кто эти "другие", он не подал виду.
- Чего же от тебя хотят на этот раз эти "другие"?
- Другие, говоришь? В каком смысле, Айхан амиоглу? Ты наших людей называешь другими? Нехорошо. - Хоть Насиб и почувствовал, что его слова не произвели на Айхана должного впечатления, он не собирался отступать. - Мы хотим, чтобы ты освободил дом Эльдара Абасова и сдал его сельскому Совету, как того требует закон. - Насиб вынул, из кармана бумагу и протянул ее Айхану, при этом с любопытством заглянул ему в лицо - какова будет реакция?
- А где же сам Рамзи Ильясоглу? Почему это он возложил на тебя такое тяжелое дело? - спокойно спросил Айхан.
Насиб не понял, кого упрекает в трусости Айхан - председателя или же его самого?
- Эй, местное правительство, отвечай же! Я тебя спрашиваю, почему председатель поручил это дело именно тебе?
- Поручил, говоришь?.. В каком смысле? А чем я тебя не устраиваю? Когда председатель занимается колхозными делами, я за него... И потом, это ведь мое...
- Ага, вон оно что... - прервал его Айхан. - Луна выйдет - солнце отдохнет. Хорошо, теперь скажи-ка мне, что я должен делать?
- Сложи свои вещи в один угол, а ключи сдай местному правительству.
Айхан его больше не слышал. Это означало, что его изгоняют из родного села. Рамзи пока выгоняет его из родного дома, а потом из Чеменли вообще. Кто знает, какие у него еще планы? И что будут произносить ему вслед, когда он перешагнет мост Улу?
Поигрывая тростью, Айхан зло посмотрел на Насиба. Тот побледнел.
- Послушай, местное правительство, пойди и скажи своему Рамзи Ильясоглу, что быть львом - не его занятие, напрасно он за это взялся. Пусть так и останется лисой, так ему и передай... Почему ты уставился на меня? Может быть, обиделся, что я возлагаю на тебя такое нелегкое дело? Не обижайся, я иду оттуда, с Гаяалты, устал. Иначе я сам пошел бы в правление:
Насиб после долгого молчания сказал:
- Быть львом, говоришь, Айхан амиоглу? В каком смысле? - Он открыл и снова закрыл свои маленькие блестящие глазки. - Так и передать ему?
Чувствуя, как внутренне радуется Насиб, Айхан сказал:
- Да, вот так и передай. Ты и сам, знаешь, как ему идет быть лисой.
Было видно, что и эти слова пришлись Насибу по душе. И, не сказав Айхану больше ни слова, он молча повернулся, сделал несколько шагов и почему-то остановился, хотел что-то сказать, но не смог.
А Айхан, хитро улыбаясь, произнес:
- Насиб, я очень рад, что сегодня смог и тебе помочь.
- Мне помочь, говоришь... В каком смысле, земляк?
Он с особым ударением произнес это очень редко употребляемое им слово "земляк" и при этом улыбнулся.
- Вот в том самом, какой ты уловил.
До тех пор пока Насиб не скрылся, Айхан не двинулся с места. У него будто кончились силы, он не мог сделать и шага. На плечи его снова навалился огромный груз раздумий, страданий, мучений. Этот груз все еще мучил его, потому что виноват во всем он был сам.
Нет, он не раскаивается в своем приезде в Чеменли - он жалел о другом. В тот день, когда он встретился с Рамзи лицом к лицу, он хотел обломать только ветки, а надо было рубить под корень.
В этот момент откуда-то послышалось:
- Айхан-гардаш, добрый вечер! - Будто свет блеснул молнией и ослепил его. Шахназ стояла на веранде своего дома и улыбалась ему. - О чем ты задумался, на ночь глядя? Опять что-то случилось?
Айхан возликовал в душе: "Да проживешь ты сто лет, Шахназ! Не знаю даже, чем тебе отплатить за все. Когда же ты успела вернуться из Баку?"
- Поднимайся сюда, выпей стакан чаю с вареньем... Черешневым вареньем. Знаю, ты его очень любишь. А я расскажу, что видела в Баку.
- Черешневое варенье? В последнее время я действительно полюбил это варенье, Шахназ-ханум. Раз приглашаете, иду...
Он медленно зашагал к шестистолбовой веранде.
* * *
Рамзи, услыхав, что Шахназ вернулась из Баку, хотел подождать, пока она сама придет к нему. Но на это терпения у него не хватило. "Ну что ж, подумал он. - Я ведь как председатель должен интересоваться делами школы, беседовать с учителями".
В тот же день, явившись в школу, он направился прямо в кабинет директора. Шахназ-муэллима была там, причем одна.
- Рамзи-муэллим, добро пожаловать. Как это вы додумались зайти к нам? С этими словами Шахназ вышла к нему навстречу.
- Пришел узнать, как вы съездили... Удалось ли повидаться с Ризваном Раджабли?
- Повидалась, даже на его выставке побывала.
- Да ну?! Как он отнесся к нашему предложению?
- На этих днях сам обещал приехать в Чеменли.
- Один? А скульптор, архитектор?
- Он обещал и это.
Хотя Рамзи все еще прохаживался по этой давно знакомой ему комнате, все внимание его было сосредоточено на словах Шахназ, ее голосе, движениях. Он был счастлив, что Шахназ встретила его так приветливо. За все долгие годы знакомства, может быть, впервые она была с ним так ласкова.
- Какая ты сегодня милая, Шахназ-ханум! - сказал он и, вдруг скрестив свои большие руки на широкой груди, влюбленно посмотрел на нее. - Откуда взошло солнце?
Шахназ, хотя и растерялась на мгновение, ответила в тон:
- И мне хотелось бы узнать, откуда взошло солнце, почему Рамзи-муэллим именно сегодня это заметил?
- Нет, ты говоришь неправду, - продолжал Рамзи возбужденно. - Уже больше тридцати лет ты знаешь, откуда оно светит. Для меня оно взошло тридцать лет назад вон оттуда, из "обсерватории Рамзи-муэллима", - и он указал на виднеющуюся в окне крепость Шамиля. - Вы думали, что я там наблюдаю за звездами вселенной. Но никому, и тебе в том числе, не приходило в голову, что единственной звездой, которую я увидел и открыл в этой обсерватории, была ты. Как и все звездочеты, я гордился своим открытием. Он помолчал, посмотрел на Шахназ, но, подумав о чем-то, не дождавшись ее ответа, добавил: - И теперь тоже горжусь.
На лице Шахназ появился слабый румянец.
- Гордитесь? - тихо переспросила она. - Как это надо понимать? Чем гордитесь? Своей способностью к открытию или открытой вами звездой?
- Разве это не одно и то же? - со скрытым беспокойством поинтересовался он. - По-моему, подобно тому как человек гордится многими своими прекрасными качествами, он может гордиться и своей любовью...
- Я не вижу в этом логики.
- В любви не бывает логики.
- Да, это вы очень верно заметили: в любви не бывает логики. Ее первое условие состоит в том, что заставляет человека, который полюбил, забыть о себе прежде всего. Такому человеку хвастать своей любовью не приходит в голову.
От этих слов Рамзи передернуло. Рамзи, всегда и везде веривший в свое превосходство и умевший дать это почувствовать, в эти мгновения походил на дерево, с которого одно за другим опадали плоды.
- Вот за то, что ты такой тонкий человек, я и люблю тебя, Шахназ, проговорил он дрожащим голосом. - Я знаю, что это чувство никогда не покидало меня. Оно мешало мне увлечься кем-либо другим. Я так и не создал семьи. А ведь все могло быть иначе. Ты своей любовью могла стать хирургом моей честолюбивой натуры. Но ты этого не сделала. Значит, тонкость, чуткость, глубина твоего нежного сердца предназначены лишь для себя самой. Разве я говорю неправду? Значит, ты согласна со мной? А раз так, скажи-ка мне: велика ли разница между моим честолюбием и этой твоей чуткостью и тонкостью? Вот ты была шокирована статьей обо мне в районной газете. Почему? Потому что это было наглядное, откровенное честолюбие. Но ведь оно существует и в глубинах человеческого сердца. Поверь мне, каждый из нас честолюбив по-своему. И нет на свете лишенных этого качества.
- Можно найти, - вдруг непроизвольно вырвалось у Шахназ.
- Говоришь, можно найти?
- Да, можно. Правда, в ваших словах есть доля истины, особенно тех, что касаются меня. Но на свете есть немало людей...
- Ты путаешь эти понятия, Шахназ-ханум. Иногда и самый эгоистичный человек умеет быть доброжелательным. Его побуждает быть доброжелательным именно честолюбие. Возьмем, к примеру, Айхана амиоглу...
- Я как раз имела его в виду, - опередила его Шахназ. - Его сердце похоже на соловья, который всегда и везде поет песни для других.
- Я даже сам не знаю, что тебе ответить? Как уверить тебя, что каждая песня, поющая в его сердце будто бы для других, в результате оборачивается его личной песней... Аллея Айхана, родник Айхана... Разве не в том, чтобы услышать эти слова, конечная цель его благородных дел?
- Эти названия дал им народ...
- Конечно, придумал народ, - радостно продолжал Рамзи. - Это-то Айхану и нужно, чтобы люди хорошо думали о нем. Это и есть самый тонкий вид честолюбия. В этом смысле Айхан амиоглу еще искуснее тебя. Он как будто прячется от славы, а слава бежит за ним следом.
- Если мы будем только так оценивать все благородные поступки людей, тогда на свете не найдется ни одного настоящего человека. Между тем благородных людей гораздо больше, чем неблагородных.
- Но не будем забывать, что ни один из этих благородных людей, которых, по твоему уверению, больше, не свободен от страсти личной славы. По-твоему, почему он против памятника Эльдару Абасову?
- По правде говоря, это для меня пока тоже загадка.
- Тут нет никакой загадки. Он попросту завидует. А зависть- это обратная сторона честолюбия. Он думает: зачем простому летчику Эльдару Абасову ставить памятник величиной с Гылынджгая? Ведь он, Айхан амиоглу, тоже был на фронте. Кто знает, может быть, и он где-то проявил героизм, но ему не повезло. Правильно?
Шахназ хотела что-то возразить, но не смогла. Рамзи, почувствовав, что она отступила, еще больше приободрился:
- А ты, Шахназ-ханум, не сердись за мою откровенность. Влюбилась в него, как ребенок. И этого еще мало. И на языке твоего сына только одно: дядя Айхан сказал, дядя Айхан не так сказал...
- Это вы напрасно, Рамзи-муэллим, за сына я не беспокоюсь. Айхан приучает его к труду, учит любить природу.
- А после этого, бог даст, приучит и к ненависти, сладкими словами научит ненавидеть память героев.
- Нет, ошибаетесь, Рамзи-муэллим, Айхан никогда не примешает к шербету яд и не даст выпить моему сыну. Сам выпьет, но ему не даст.
На большом лбу Рамзи снова появились глубокие морщины.
- Я... изумлен, Шахназ-ханум, ей-богу, изумлен. Хоть бы один день посидеть на троне этого Айхана амиоглу! Я согласен быть таким же калекой, хромым и кривоногим, но только таким счастливым, как он. Только бы услышать из твоих уст столько приятных слов.
- Вы напрасно над ним смеетесь...
- Я не смеюсь над ним, я ему завидую, причем откровенно. Ты превратила этого несчастного в такого идола, что мне ничего не остается, как завидовать ему. Не узнала ли ты в Баку что-либо новое? Может быть, легендарный герой Ризвана Раджабли - действительно Айхан амиоглу?
- Нет, к сожалению, это не так. Айхан Мамедов, что изображен на картине, действительно другой человек.
- А к чему же сожаление?
- К тому, что я очень в это верила. По правде говоря, меня и теперь не оставляет эта мысль...
Горький смех Рамзи прервал ее. Председатель с издевкой сказал:
- А я чем дальше, тем больше верю в то, что ты в него влюбилась, Шахназ-ханум... ей-богу, влюбилась...
- Я не знаю, о чем вы говорите, но как человека, как мудрого учителя моего сына я действительно его люблю.
- Я чувствую, что он тоже к тебе неравнодушен. Только увидев тебя, он забывает о себе.
Теперь очередь была за Шахназ.
- Хоть о себе он и забывает, но о том, что я честная женщина, он не забудет, можете быть спокойны.
Рамзи опять был поставлен в тупик. Разве, оставив все свои дела, он пришел в школу только затем, чтобы услышать эти слова? Что опять произошло с Шахназ? Неужели в Баку она услыхала что-то новое у этого художника? Но что она может узнать? В газете, в журнале, везде ясно написано, и сам художник подтвердил, что Айхан Мамедов, тот, что на картине, погиб. И героизм состоял именно в этой гибели. Так чего же хочет добиться Шахназ?
Он вышел из школы и в глубоком раздумье направился в правление. "Кто же все-таки этот хромой? Что видит в нем Шахназ? А я сам?.. Почему я не могу смотреть ему в глаза?"
10
У рассветной звезды спросили:
- Ты, почему так красива?
- Далека, - сказала она. - Поэтому.
Был выходной день. Эльдару не надо было идти в школу. Но дел у него было много. Мама поручила их целую кучу: полить деревья в саду Эльдара, отремонтировать школьный громкоговоритель. Еще надо было сделать домашние задания и подготовиться к сочинению "Солнце - краса вселенной". Это было самым трудным из всех дел. Потому что мама, когда узнала об этой теме, сказала, что если он и на этот раз получит за сочинение пятерку, то, несомненно, сумеет сесть за парту Эльдара Абасова.
Вот почему Эльдар сегодня в темную рань, еще до восхода солнца, решил подняться на самую высокую точку Гылынджгая и оттуда посмотреть, как восходит солнце.
Когда он, пройдя мимо уже начинающих "говорить" с ним застывших человеческих фигур Гылынджгая, насвистывая, поднимался по узкой, заросшей росистой травой тропинке, Чеменли только пробуждалось ото сна. От редких домов внизу поднимался дымок. На пенящихся водах Агчая еще стлался утренний туман, а на зубцах Бабадага заплясали первые лучи солнца. Между двумя самыми высокими хребтами Карадага будто текла розовая река.
Эльдар уселся поудобнее на заросшую мхом скалу на последней ступени Гылынджгая, глубоко вздохнул и огляделся.
Загоревшись красным пламенем,
снова зарделась заря.
Красным цветом зари
осветился горизонт,
напевал он и в такт стихотворения размахивал рукой. Дома в Чеменли с этой высоты походили на пчелиные ульи.
Внезапно среди маленьких елочек, растущих в конце замшелых скал, послышался шорох. Присев на корточки в траве, Эльдар прислушался: не медведь ли? Шорох послышался явственнее. И в ту же минуту он увидел сквозь деревья дядю Айхана, опирающегося на свою разрисованную палку.
- Дядя Айхан, эй!.. Дядя Айхан... Я здесь!.. - С этими словами он радостно ринулся вниз по росистой тропинке. - Здравствуйте, дядя Айхан! Вы тоже здесь? Давно пришли?
- А ты что тут делаешь, Эльдар? - Айхан разглядывал его босые ноги с засученными штанинами.
- Я?.. Смотрю на восход солнца. Завтра мы будем писать сочинение "Солнце - краса вселенной".
- Ого, какая прекрасная тема, так и хочется снова сесть за школьную парту.
- Мама говорит, что, если я за это сочинение получу пятерку, она усадит меня за парту Эльдара Абасова.
- Правда?
- За ней сидят только отличники. Вы забыли? Я же вам рассказывал.
- Нет, я помню. Ты тогда, кажется, говорил, что только по естествознанию получал четверку...
- Да, по маминому предмету. И теперь только по естествознанию у меня четверка. Но мама обещала, что, если завтра я по родному языку получу пятерку, она разрешит мне сесть за парту отличников.
- По родному языку?
- Говорит, что по этой теме может получить пятерку только тот, кто любит природу, как Эльдар Абасов. И никто больше.
- Твоя мама правильно говорит, сынок. Только тот, кто любит природу, может знать, что солнце - краса вселенной. Видно, я еще не всему тебя обучил, - улыбнулся Айхан.
- Почему же? Я уже знаю язык некоторых вещей, например ветра, леса, скал...
- Это-то хорошо. Но тебе еще предстоит проникнуть в тайны каждого явления. Так, ты должен знать, куда уходит солнце после заката, где оно ночует...
- А вон там, за горами.
- И еще в сердцах хороших людей.
- Правда? Вот этого я не знал.
- Да, у солнца есть два убежища - небо и доброе сердце. Даже если хороший человек умирает, солнце остается жить в его сердце.
- Как интересно вы говорите, дядя Айхан! - изумленно проговорил Эльдар. - Вот когда вы что-то объясняете, я вас все больше узнаю, а узнавая, все больше люблю... Правильно я говорю?
Айхан внутренне растрогался. Вспомнил их сердечную беседу с Эльдаром два года назад, в первые дни своего появления в Чеменли. Сколько зернышек заложено в это чуткое сердце! Прорастут ли они? И, оглядев мальчишку с головы до ног, он произнес:
- Ну хорошо, сынок. Не буду тебе мешать, иди занимайся своим делом. А я пойду пригляжу за саженцами в Гаяалты.
Айхан исчез в лабиринтах Гылынджгая. Отсюда, с горного склона, хорошо была видна вся длина Агчай. Вскоре на застекленных верандах домов заиграли солнечные зайчики. Эльдар повеселел. Он еще долго кружил в скалах.
Вдруг он вздрогнул, увидав на тропинке какого-то совсем неизвестного человека. Кто бы это мог быть?
Человек шел медленно. Эльдар смело подошел к нему.
- Вы художник?
- Да, а как ты это узнал? - приветливо ответил незнакомец.
- И зовут вас Ризван Раджабли? Правильно?
- Правильно... но скажи мне, пожалуйста, откуда ты все это знаешь?
- Я слышал о вас от мамы.
- От мамы? А кто твоя мама?
- Шахназ-муэллима, она была у вас в Баку.
- А, понял, Шахназ-муэллима. А я как раз и приехал сюда по просьбе твоей мамы.
- Пойти сказать ей?
- Не спеши. Успеешь. Скажи-ка мне лучше, что ты делаешь здесь, в этих скалах, в такой ранний час?
- Смотрю на восход солнца... слушаю мугам, который поет скала, мугам "Шахназ". Вы его тоже слышите?
- Мугам "Шахназ"! Да, я тоже очень люблю этот мугам.
- Значит, вы тоже знаете язык этих скал? А меня выучил этому языку дядя Айхан.
- Кто такой дядя Айхан?
- Наш садовник.
- Садовник Айхан Мамедов?
- Да, дядя Айхан знает язык и деревьев, и скал, и мугама.
- Может быть, ты еще добавишь, что он колдун?
- Нет, дядя Ризван, но мне хочется, чтобы вы нарисовали его портрет. Дядя Айхан самый красивый человек на свете.
- Самый красивый? - Губы Раджабли раздвинулись в улыбке. - А я думал, что ты скажешь - он самый храбрый человек.
- Ну да... я и это хочу сказать. У дяди Айхана еще и голос хороший. Он так поет... Дядя Ризван, а вы язык чего знаете?
- Я - вот той зелени, голубого неба, оранжевого горизонта, того, желто-красного...
- Это же все цвета...
- Вот я и знаю этот язык. Я же художник.
- О чем они говорят?
- О красоте...
- А какой цвет самый лучший?
- Солнечный. Я приехал к вам в Чеменли, чтобы найти его.
- Правда? А я знаю, где он. Хотите, покажу?
- Покажи... Я буду очень рад.
- Мне тоже это место указал дядя Айхан. Сказал, что по ночам солнце ночует в сердцах хороших людей. И я отведу вас к такому человеку.
- Дядя Айхан это правильно сказал. А к какому человеку ты хочешь меня отвести?
- К Эльдару Абасову.
- Эльдару Абасову?
- Да, он Герой Советского Союза. Он давно погиб, я поведу вас к его памятнику. Вон он... там... В саду Эльдара.
- Хорошо, пошли.
Покружив среди скал, они вышли на каменистую дорогу, спускавшуюся к саду Эльдара. Впереди сквозь деревья в утренней росе проглядывал постамент, а на нем - бюст молодого парня в шлеме летчика, с погонами лейтенанта на плечах.
Годами не знавший, что такое выходной день, Рамзи и сегодня, едва наступило утро, пришел в правление. По своему обыкновению стоя перед окном, открывающимся в сад Эльдара, он кого-то ждал.
Еще когда он выходил из дома, ему сообщили, что в окрестностях Гылынджгая рано утром появился неизвестный человек. И одежда, и манеры у этого человека очень странные, длинные волосы рассыпаны по плечам. И он решил, что человек этот - несомненно художник Ризван Раджабли. Рамзи уже успел послать за Шахназ-муэллимой. Надо было вместе встретить художника. В коридоре послышались шаги. Он понял, что идет Шахназ.
- Поздравляю тебя, Шахназ-ханум. Ризван Раджабли уже в Чеменли. - Он взял ее мягкую руку и поднес к губам. - Это и твоя победа.
Что-то в этом жесте показалось Шахназ пошлым. "Что это с ним, интересно? - подумала она. - О какой победе он говорит?"
- Почему ты так на меня смотришь? Или ты уже сожалеешь о том, что пригласила сюда Ризван-муэллима?
- Почему я должна жалеть? - тихо проговорила она. - Но я не считаю это, как вы выразились, победой. К этому нет причин.
Рамзи, сдвинув широкие брови, с интересом посмотрел на нее.
- Разве это такое уж маленькое событие, Шахназ-ханум? Это означает, что на земле есть большое село Чеменли, наше родное село! И о нем узнает вся страна. Здесь мы воздвигнем величественный памятник его героическому сыну Эльдару Абасову. И об этом узнают повсюду...
Шахназ постаралась прервать этот затянувшийся монолог:
- А где сейчас наш гость?
- Знакомится с нашим селом. И кто, по-твоему, его проводник? Твой сын.
- Эльдар? - глаза Шахназ радостно вспыхнули. - Где же они? Вы уже виделись с Раджабли?
- Нет, я пока его не видел.
- Почему же он приехал без предупреждения, интересно? Ты сама знаешь, большие мастера бывают скромными. Бегут от пышных торжеств и аплодисментов. Гениальность в простоте. Это выражение мне самому начинает нравиться.
- Поздравляю вас.
- Да, я уже начал делать выводы из вашей критики, твоей и этого хромого Айхана. Простой, скромный, трудолюбивый председатель колхоза.
- Хромого Айхана? Что это за слова, Рамзи-муэллим? Увидев, как она вдруг преобразилась, Рамзи попытался поправиться.
- Что с тобой, Шахназ? Да кто он такой, что при одном упоминании его имени ты становишься сама не своя! Бездомный бродяга...
- Стыдно, Рамзи-муэллим, как у вас язык поворачивается называть его бродягой. За эти два года он превратил Чеменли в цветущий сад.
- Все это - ширма, Шахназ-ханум, не обманывайся такими вещами. Мы видели и таких, кто, чтобы скрыть свое грязное прошлое, готов всю землю превратить в цветник.
- Нет, Айхан чистый и честный человек.
- А ты интересовалась, почему он изменил свое имя? Почему укрылся именно под именем Айхана Мамедова? Почему не стал Али, Вели, Пиргулу?..
- Стыдно, Рамзи-муэллим, стыдно так говорить о человеке с хрустальным сердцем!
- Наконец, спроси у своего хрустальносердного человека, чего он хочет от Эльдара Абасова, гордости нашего народа? Вот если ты получишь ответы на все эти вопросы, тогда я буду уверен, что ты знаешь, что он за человек. И в то же время намного облегчишь работу следственным органам.
- Я не у него, а у вас хочу получить ответ только на один вопрос?
- Какой вопрос?
- Почему вдруг вы стали его бояться?
Рамзи на мгновение растерялся. Он вовсе не ожидал услышать от Шахназ подобное, он и сам все эти месяцы думал об этом же.
- Это я начал его бояться? - Он как бы устыдился дрожи в собственном голосе. - Божьего калеки...
- Да еще как! Я хочу знать причину.
Рамзи побледнел, потом его большое гладкое лицо пошло красными пятнами. Шахназ не ошиблась, пойдя на такой риск. Значит, она близка к горькой истине.
- Хорошо, Рамзи-муэллим, если вам трудно ответить, не лучше ли отложить этот разговор? Пойдем поищем Ризвана Раджабли...
- Нет, Шахназ-ханум, давайте уж доведем его до конца, коль скоро мы начали его. - Внезапно Рамзи преобразился. Шахназ снова увидела перед собой властного, довольного собой, умеющего силой заставить других признать свое превосходство, прежнего Рамзи. - Мы должны сейчас подвести итог этому разговору. - Обхватив рукой пояс, он стал медленно прохаживаться по комнате. - Ты верно говоришь: когда я слышу имя Айхана, меня действительно бросает в дрожь. Но знаешь, где кроется причина? В тебе!
Шахназ удивленно посмотрела на него.
- Да, да, в тебе, Шахназ-ханум!
Шахназ понимала только одно: Рамзи ревнует ее к Айхану.
- Я потому боюсь этого человека, что на этом свете только он может отнять тебя у меня, да, этот урод, этот хромой!
- Я сказала уже, стыдно, Рамзи-муэллим, нельзя говорить так о человеке, получившем увечье на фронте, в бою. Это грех.
- А меня пугают именно эти твои двусмысленные слова.
- Почему двусмысленные?
- Да потому, что, внешне облаченные в наряд человечности, они полны скрытой от тебя же самой любви. Ты даже сама об этом не догадываешься.
Шахназ не собиралась анализировать, насколько прав или не прав Рамзи. Ее заботило другое: откуда все это пришло Рамзи в голову? Ведь для такого предположения не было ни малейшего основания. Вдруг в ушах ее зазвучал тихий голос Айхана: "Жизнь дарует нам и невидимые глазу богатства, и эти богатства я предпочитаю всем остальным". Откуда ей вспомнились эти слова? Почему, встречаясь лицом к лицу с Айханом, она всегда вспоминает Эльдара? Что за чертовщина! Слились, что ли, Айхан с Эльдаром?
- Молчишь, Шахназ-ханум, потому молчишь, что ты - честный человек, не можешь говорить неправду, а сказать правду смелости не хватает.
Шахназ и на этот раз ничего не ответила.
Они увидели Ризвана Раджабли в саду Эльдара, у памятника, с интересом слушающего рассказ маленького Эльдара.
Шахназ поздоровалась с художником как со старым знакомым, представила ему Рамзи. Окинув внимательным взором высокую ладную фигуру председателя, его большой лоб, серебристые волосы, Раджабли сказал:
- Мне, по-видимому, придется поселиться в Чеменли. - Художник улыбнулся. - Здесь можно создать целую галерею портретов красивых мужчин. Он положил руку мальчику на плечо. - Мой маленький друг, оказывается, правильно сказал: Чеменли край не только красивых женщин, но и очень красивых мужчин.
Не понявший смысла этих слов, Эльдар хотел что-то сказать, но его опередил Рамзи:
- Большие художники принадлежат к разряду шутников. Иначе в их произведениях не было бы живого дыхания жизни. - В этих словах Рамзи слышалась скрытая гордость, а глаза при этом полыхнули откровенной радостью.
Раджабли почувствовал, как в одно мгновение переменилась Шахназ, по ее заалевшему лицу пробежала трепетная тень.
- Шахназ-ханум, - он постарался легко перевести разговор, - я не знаю, как благодарить вас за то, что вы пригласили меня сюда, в красивейшее в мире место. Я не нахожу слов, чтобы выразить свой восторг.
- Слово художника - его кисть, - опять вмешался Рамзи; он будто радовался, что помог художнику высказаться. - То, что нельзя выразить словами, - делают кистью.
- Если мне удастся... - вздохнул Раджабли и вынул из рюкзака несколько фотографий. Это были снимки "Неба в черных звездах". - Я захватил их, хоть картина и не окончена, но вы говорили, что она вам понравилась.
Снимки были разной величины. Шахназ, перебирая их, спросила.
- Ризван-муэллим! Вы мне говорили, что эта работа вам очень дорога, возможно, это главное ваше произведение.
Она протянула одну из фотографий Рамзи.
- По-моему, Шахназ-ханум права. Я хоть и не специалист, но как человек, кое-что понимающий в живописи, могу сказать, что это подлинное произведение искусства. Прекрасный подарок грядущим поколениям от нашего героического века, - сказал Рамзи.
- Но работа ведь не закончена. Подарок, так сказать, половинчатый.
- Почему вы так считаете? - поинтересовался Рамзи.
- Что касается художественной стороны вопроса - не мне судить. Но эта работа, как и "Шаг к вечности", посвящена реальному лицу. Она не завершена. Я уже говорил Шахназ-ханум, что, на мой взгляд, здесь слабо выражено могущество духа человека, которого так изуверски пытали...
Рамзи перебил его:
- Вы произнесли "Шаг к вечности", и мне захотелось узнать, действительно ли изображенный на картине человек явился...
- Да, его действительно звали Айханом Мамедовым... - Увидев в глазах Рамзи недоверие, он продолжал: - Вот и Шахназ-ханум очень беспокоится по этому поводу, даже мой маленький друг Эльдар все это время рассказывал мне о своем дяде Айхане. Говорит, что дядя Айхан - самый красивый мужчина на свете. И первой его просьбой ко мне было написать его портрет.
У Рамзи сдвинулись брови, на губах показалась ироничная улыбка. Теперь до него дошел смысл шутки художника относительно галереи портретов красивых мужчин.
- О, вы действительно умеете шутить, Ризван-муэллим! Портрет Айхана Мамедова может стать жемчужиной в вашей новой серии.
Поняв смысл иронии, Раджабли спокойно ответил:
- Не беспокойтесь, председатель! Эльдар описал мне его внешность. Потом, смеясь, добавил: - Полагаю, в этом плане он вам не соперник.
Рамзи пришлось принять эти слова за обычную шутку. Но тут вмешалась Шахназ:
- Айхан Мамедов во всех смыслах достоин того, чтоб вы написали его портрет.
Рамзи будто ударили. Но он и это должен был стерпеть. В эти дни он будто поклялся вести себя предельно достойно.
- Шахназ-ханум, - улыбнулся художник, - ваш Айхан Мамедов все больше начинает меня интересовать. Но в одном вы можете быть абсолютно уверены: это не мой герой.
Рамзи облегченно вздохнул.
- Кто же мог в этом сомневаться? - сказал он. - Видимо, само имя Айхан вас смутило.
- Это действительно редкое имя. Я слышал его только один раз, там, в лагере военнопленных.
Шахназ спросила:
- Не собираетесь ли вы вернуться к картине "Небо в черных звездах"?
- На это так трудно ответить... Мне бы еще хоть один раз увидеть этого человека.
- А разве он жив? - с любопытством спросил Рамзи.
- Кто знает? Можно ли поверить в то, что остался в живых человек, на груди которого фашисты выжгли семь звезд?
- Жаль, очень жаль!.. - Рамзи глубоко вздохнул.
- Но раз у вас есть хоть какие-то сомнения в гибели своего героя, почему вы его не разыскиваете? - поинтересовалась Шахназ.
- Каким образом? Что я о нем могу узнать? Ведь ни имени, ни фамилии...
- Разве вы не думали о том, что можно опубликовать ваши работы? Пусть они разойдутся по стране. Если этот человек жив, он сам найдет вас. Если он вернулся с войны и впоследствии умер, отзовутся родственники. Хотя бы имя его узнаете...
- Шахназ-ханум, я же вам говорил, что работа эта еще не закончена, я не могу ее опубликовать. Кто знает, может, картине этой суждено остаться недописанной...
Все помолчали. Рамзи взял Раджабли под руку - ему надо было поскорее вывести гостя из сада, прекратить этот разговор.
- Товарищ Раджабли, я так полагаю: если даже вам не сдастся закончить "Небо в черных звездах", ваша главная рабоа будет написана здесь, у нас, в этом, как вы выразились, крае красоты. Своей кистью вы сможете увековечить память героического сына нашего села Эльдара Абасова.
- Да, мне очень хочется сделать эту работу.
Они вышли из сада Эльдара и направились в правление.
Был очень хороший день. Солнце будто готовилось спуститься на землю, на отдыхающие внизу в строгом, молчании зеленые горные луга.
Рамзи, испытывая тайную гордость, шагал рядом с известным художником. Он вдохновенно рисовал ему картину будущего края, одну заманчивей другой. Ему так хотелось завоевать расположение знаменитого художника.
В просторном светлом кабинете председателя первое, что увидел художник, была цветная репродукция его картины "Шаг к вечности".
- Кто бы мог подумать, что здесь, в этом далеком горном селе, меня ждет талой сюрприз? - И художник посмотрел сначала на Рамзи, потом на Шахназ.
- Это горное село еще и край героев, товарищ Раджабли. Мы умеем это ценить.
- Вы покорили меня. Что ж, я сдаюсь! - И он поднял вверх обе руки.
Речь зашла о Доме-музее Эльдара Абасова. Рамзи очень хотел, чтобы Раджабли немедленно принялся за его организацию. Но Раджабли пожелал сначала осмотреть дом.
- Я скоро приеду еще раз, причем не один. - Когда он это говорил, то почему-то обращался к Шахназ-ханум. - Хочу привезти сюда свою супругу. Шахназ-ханум, мне кажется, что вы подружитесь с ней. Она, как и вы, учительница.
- Я буду очень рада, - спокойно ответила Шахназ. Раджабли продолжал:
- Что же касается портрета Эльдара Абасова, то мое решение твердо: эти месяцы я буду писать его.
- Большое спасибо, Ризван-муэллим, - поблагодарил его Рамзи с некоторой долей фамильярности, уместной лишь в беседе между более близкими людьми. Мы тоже постараемся не остаться у вас в долгу.
Раджабли, чуть-чуть усмехнувшись, посмотрел на Шахназ. А она, с присущей ей тонкостью поняв смысл этих слов, покраснела и опустила голову.
- За работу на военную тему, особенно за произведения, посвященные реальным героям, я гонораров не беру, товарищ председатель! - При этих словах Шахназ еще больше смутилась. - Шахназ-ханум, может быть, у вас сохранились фотографии Эльдара Абасова? - Раджабли будто искал повод, чтобы загладить неловкость. - Это очень облегчило бы нам работу.
- Фотография есть, но всего одна. Причем карточка очень маленькая. Я хотела ее увеличить - ни один фотограф не взялся.
- Ничего, лишь бы была фотография. Она даст мне хоть некоторое представление об Эльдаре.
Не дожидаясь, чем кончится этот разговор, Рамзи встал.
- Вы меня извините, товарищ Раджабли, - сказал он, - но мне придется вас пока оставить, дела не ждут.
Айхану сообщили, что председатель пригласил в село какого-то знаменитого гостя, но кого именно, он так и не узнал. Да его это и мало интересовало. Ему сейчас было не до чужих гостей. Бродя с лопатой, у которой была короткая гладкая ручка, заменяющая ему разукрашенную трость, вдоль стройных рядов двухлетних деревьев, прислушиваясь к шуму ветра, блуждающего в их небольших лакированных листиках, он радовался как ребенок.
После полудня Айхан закончил поливку участка, который наметил себе. Теперь можно было поесть и передохнуть. Но не успел он расположиться у артезианской скважины, как на границе ельника и фруктового сада показался Мардан, который, задыхаясь, спешил к нему наверх. Как всегда, один взгляд на него наполнил его сердце отрадой.
Мардан еще издали что-то кричал ему, и его веселый голос эхом отзывался в близких и далеких горах.
- Дядя Айхан, а вот и я, неужели ты уже успел съесть мою долю?
"Разве твоя доля пойдет мне в глотку, сынок?" - радостно отозвалось в сердце Айхана.
Мардан, видимо, был действительно очень голоден. Как только он уселся рядом, он тотчас с удовольствием принялся за еду, растрогав сердце ласково глядящего на него Айхана.
- Ты веришь, Мардан, сегодня, жаря курицу на сковородке, я все время о тебе думал. - И, видя, с каким аппетитом тот уплетает, тихо добавил: - Будто предчувствовал. Возьми еще вот этот кусок, ешь, на меня не смотри... я сыт.
Мардан хитро заглянул ему в глаза.
- Дядя Айхан, меня одна вещь удивляет.
- Какая, сынок?
Будто имея в виду что-то очень важное, Мардан таинственно поинтересовался:
- Вы можете мне объяснить, как получается, что такой повидавший виды человек, умудренный, всезнающий... - Он нарочно сделал паузу.
Айхан тихонько спросил:
- О ком ты говоришь?
- О ком же я могу говорить? Конечно, о вас. Так вот, как получается, что такой человек совсем не умеет говорить неправду?
Увидев, что Айхан растерялся, Мардан принялся хохотать.
- Дядя Айхан, честное слово, я прав. Как только вы произносите самую маленькую неправду, все ваше существо протестует. Вот вы говорите, что вы сыты, а я знаю, что вы с утра ничего не ели.
- Ну, и что с того, сынок? - На этот раз Айхан ответил очень серьезно. - Я действительно с утра не ел, но я не голоден. Вернее, я не ощущаю голода, потому что мне много не требуется.
Мардану показалось, что он, не желая того, обидел Айхана.
- Я совсем не об этом, дядя Айхан, - виновато проговорил он. - Все знают, что вы - человек воздержанный...
- Погоди, погоди... - Айхан тоже, поняв, прервал его. - И я не об этом. Я говорю совершенно о другом. Я действительно не голоден. И знаешь почему? Потому что, когда ты ешь, я чувствую себя на твоем месте. Мне кажется, что и я ем вместе с тобой.
Мардан с глубокой благодарностью посмотрел на него, но слов для ответа не нашел.
- Но, сынок, пусть тебе не кажется, будто я сделал какое-то открытие. Эту прекрасную мудрость люди постигли давно, очень давно. А я только повторяю давным-давно сказанное ими.
- Нет, вы имели в виду что-то другое.
- Мне только хотелось напомнить, что теперь многие эту древнюю мудрость превратили в пустые слова. Между тем это не просто слова, это вполне, говоря ученым языком, материальная вещь, как вот этот кусок хлеба. То есть, если ты веришь этой мудрости, она вполне может насытить тебя, как вот этот кусок хлеба. Даже не знаю, удалось ли мне тебе все это объяснить?
- Я прекрасно вас понимаю, дядя Айхан, - отозвался Мардан, внимательно посмотрев ему в лицо, покрытое глубокими шрамами.
В пылу только что произнесенных слов, в сиянии красивых, смотревших на него со скрытой влюбленностью глаз эти черные рубцы на его лице выглядели словно раскаленные в печи железные прутья. В их ослепительном блеске так явственно проступало все существо Айхана. Человек, который в лагере военнопленных, в чужих краях, среди близких и далеких людей, только глядя на поедаемый другом кусок хлеба, мог быть сыт, был человеком необыкновенным, таких на своем веку Мардан еще не встречал. Внешне этот человек походил на обожженную головешку, а изнутри светился алым пламенем. Как можно было не верить его словам? И как не поверить в то, что самый большой памятник человеку - это его дела?
Ласковый голос Айхана отвлек Мардана:
- Как мама, Мардан, что-то давно я ее не видел.
- Мама на меня обиделась, - шутливо отозвался Мардан.
- Обиделась? Ты уже повзрослел, - наверное, поэтому.
- Я серьезно, дядя Айхан.
- Этого не может быть. За что же?
- Обиделась, что я оставляю ее, а сам еду учиться.
- Едешь учиться? А разве у тебя нет высшего образования?
- В Высшую партийную школу еду, на два года.
- Ах, вон оно что... Ну почему же доктор Салима должна на это обижаться?
- Эх, вы ее не знаете, дядя Айхан. - Голос его задрожал. - Если мы разлучаемся хотя бы на один день - она не заснет, если я скажу, что у меня чуть-чуть болит голова, она три дня не может в себя прийти.
- Она же мать!
- А разве, кроме нее, на свете нет других матерей?
- Ты у нее один-единственный, и за это обижаться на нее не следует.
- А я и не обижаюсь, я только немного жалуюсь на ее странности. Дядя Айхан, может быть, вы ей объясните... Все документы готовы... Ну, как, дядя Айхан, поговорите с моей мамой? Может быть, вас она послушает?
Айхан задумался. Такие серьезные вопросы не решают так поспешно. Конечно, хорошо, что Мардан едет учиться, очень хорошо, надо ему в этом деле помочь. Но как? Какое он имеет право учить уму-разуму такого видного человека, как доктор Салима? Разве можно ей сказать хоть слово по этому поводу?
В это время внизу, на дороге, ведущей к новому фруктовому саду, появилось несколько человек. Между председателем и Шахназ шел какой-то незнакомый человек. Видимо, это и был гость. Мардан пояснил:
- Это Раджабли. Художник Раджабли. Он приехал к нам по просьбе Шахназ-муэллимы.
"Раджабли? Так это и есть гость председателя?"
Айхан со скрытым интересом разглядывал того, кто написал картину "Шаг к вечности". С того дня как Насиб показал ему его картину, он постоянно думал о ней. Но вот самого Раджабли он никак не мог вспомнить. Да и видел ли он этого человека вообще? И знает ли он его? Может, здесь, на этой земле, что была их давней мечтой, на этом зеленом берегу, а не по ту сторону, где господствовала смерть, встретятся их взгляды, когда-то с тоской и отчаянием устремленные друг на друга в грязном бараке для военнопленных? В серебристом отблеске длинных волнистых волос сумеет ли он разглядеть знак тех мучительных дней?
Но Раджабли, естественно, не подозревал о его волнениях. После вкусного обеда и нахваливаемого Насибом вина он не отводил влюбленных глаз от гор, долин и гладил руками выстроившиеся на этой щебеночной груди Гаяалты деревца, играя с ними, словно ребенок.
- Молодец, Рамзи-муэллим! - говорил он. - Я побывал во многих местах, но таких красивых, с таким вкусом возделываемых садов нигде не видал. Будто это не фруктовый сад, а целое произведение искусства.
- Большое спасибо, товарищ Раджабли, - вытирая платком капли пота со лба, отвечал Рамзи. - Эти слова - лучшая оценка нашему хозяйству.
Когда они, расточая друг другу любезности, проходили мимо артезианской скважины, Шахназ вдруг остановилась.
- Ризван-муэллим, - сказала она, указывая на Айхана, - не хотите ли вы познакомиться с автором произведения искусства, о котором вы только что говорили? Этот сад в Чеменли, можно сказать, третье его произведение искусства. Давеча я вам показывала алею Айхана, только что вы пили воду из родника Айхана, а теперь вот этот сад...
- А почему вы не говорите, что этот сад тоже носит имя Айхана? - с гордостью заключил Мардан и подошел к уважаемому гостю, представляя ему Айхана.
Раджабли пожал шершавую крепкую руку.
- Ах, вот вы какой, очень рад с вами познакомиться. Сегодня, куда ни приду, только и слышу: сад Айхана, родник Айхана... Не много ли тяжести взвалено на одного человека? - засмеялся он.
- Тут нет никакой его вины, - как бы извиняясь, тихо произнесла Шахназ. - У нас такой обычай, кто своим дыханием согреет осколок камня, имя того должно быть запечатлено на нем.
Шахназ с интересом наблюдала за Раджабли и Айханом. Она хотела уловить тайный разговор их глаз, самый скрытый его смысл. Знакомы ли эти люди? Действительно ли отсутствует какая-либо связь между картиной "Шаг к вечности" и этим Айханом Мамедовым? Но Айхан и сам сейчас искал во взглядах гостя следы оставшихся далеко позади тех мучительных лет.
"Этот седовласый Ризван Раджабли почему-то обладает душой ребенка, подумалось ему. - Смотрите, как он ласково гладит молодые деревца!"
- Айхан амиоглу, ты, наверное, слышал имя нашего уважаемого гостя? отвлек его от его мыслей дрожащий от подобострастия голос. - Ризван Раджабли. Автор знаменитой картины "Шаг к вечности".
- Да, я слышал. И картину видел.
- Ну и как, вам она понравилась? - с присущей жрецам искусства нетерпеливостью поинтересовался Раджабли.
- Как вам сказать... Неплохо...
- То есть как это неплохо, Айхан амиоглу? - со странным беспокойством проговорил Рамзи, - Это ведь одна из жемчужин изобразительного искусства...
Айхан понял, что председатель провоцирует его. Ему надо, чтобы критика художника прозвучала из уст Айхана.
- Я не совсем согласен с таким суждением, - медленно начал Айхан и, обернувшись, испытующе посмотрел на Рамзи. "Видишь, председатель, как я прочитываю твои самые сокровенные мысли? Сейчас я буду критиковать работу художника, а ты наслаждайся". - Вы меня извините, но мне почему-то кажется, что вы скорее хотели воспроизвести, может быть, собственный портрет, чем портрет моего тезки...
Айхан волновался. А Раджабли, устремив взгляд в лицо Айхана, ждал, что тот еще скажет. Рамзи снова перебил Айхана:
- Говоришь, хотел создать свой портрет? Что ты имеешь в виду? Как говорит наш Толстяк Насиб, "в каком смысле"?
- Прошу вас, не мешайте ему. - Раджабли укоризненно посмотрел на Рамзи.
- Нам хотелось бы услышать горделивый возглас храбреца, бросившегося на электрический провод. Мы же слышим совсем иное: "О люди, взгляните, я держу в руке жар-птицу. Я принес вам освобождение, поклоняйтесь мне!"
- Чей же это голос? Автора?
- Да. Айхан Мамедов здесь больше похож на глашатая вашей идеи: "Я герой!", "Я бессмертен!".
- Что ты хочешь этим сказать, Айхан амиоглу? - опять вмещался Рамзи.
- Я хочу сказать, что тот, кто выбирает себе путь бессмертия, то есть идет на смерть, никогда не думает о своем бессмертии.
Воцарилась напряженная тишина.
Раджабли стоял, словно громом пораженный. Эта тяжелая тишина будто опустилась ему на плечи. Все, что было сказано, легло тяжелым обвинением против его самого любимого произведения. Художник внимательно посмотрел на садовника и увидел только его глаза, которые с тайной лаской были устремлены на него. Будто только они жили на лице Айхана, только одни глаза, а в них бездонная глубина. С расстояния лет они были далекими, как купол небес, и такими же чистыми, как небо. В черных зрачках горел такой выразительный свет, что художник зажмурился. Где он видел этот свет, где он видел эти глаза? Они были выразительнее слов: "Тот, кто выбирает себе путь бессмертия... никогда не думает о своем бессмертии".
- Айхан амиоглу, вот я тебя слушаю, и мне вспоминается одно высказывание Алмардана-киши, - раньше всех нарушил тишину Рамзи. - Он говорил: когда журавль опускается с неба на землю, он опирается о нее сначала одной ногой, вторую держит поджатой, не ставит на землю, боясь, что вес его возрастет вдвое и земля такой тяжести не выдержит.
Даже не взглянув на него, Айхан спокойно ответил:
- Видно, журавль совестливее нас, таким образом он пытается сохранить равновесие земного шара.
Рамзи хотел что-то возразить, но тут вмешался художник.
- Любопытно, очень любопытно! - задумчиво произнес он, переводя взгляд с Айхана на Шахназ. - Ваш садовник действительно интересный человек. Шахназ-ханум, только теперь мне становится ясным смысл слов, сказанных вашим сыном...
Как-то вдруг Рамзи, сжав губы, побледнел. Сквозь поток похвал, которые все это время лились в адрес садовника, ему послышалось: "Лиса! Не хитри, как лиса, председатель!"
- Поберегитесь, уважаемый художник! - проговорил он с явной издевкой. - Ведь под тяжестью похвал может нарушиться равновесие земного шара.
- И на этот счет не стоит беспокоиться, председатель. Как увидите, что земля кренится в одну сторону, в ту же минуту здесь, на Гылынджгая, воздвигайте высокий памятник, земной шар и выпрямится...
Он еще не успел закончить, но Рамзи уже знал, что именно так завершится эта реплика, что пора все перевести в шутку. Спор с Айханом в присутствии гостя может плохо кончиться.
- Ты, наверное, имеешь в виду памятник Эльдару Абасову, Айхан амиоглу...
- Его памятник в камне, - сразу же оборвал его Айхан. - А вы мечтаете о другом, находящемся в постоянном движении.
Рамзи подмигнул Раджабли: мол, этот человек немного не в себе, не стоит обращать внимание. Ризван Раджабли действительно не обратил никакого внимания на слова председателя; его будто приворожил свет лучившихся глаз, которые, словно рапира, парировали словесные удары противника. Слова Айхана, его взгляд были так остры, что ему невольно вспомнился лагерь смерти, где он видел людей, единственным оружием которых были глаза.
Подхватив художника под руку, Рамзи повел его по тропинке мимо артезианской скважины к растущей на склоне одинокой липе.
- Наш парк мы хотим заложить здесь. Вон там, немного правее Гылынджгая, на том плоском холме возвысится памятник Эльдару Абасову. Мне кажется, что это очень подходящее место. Он будет виден с любой точки села.
Раджабли не слушал председателя, он смотрел вслед садовнику, который, хромая, спускался вниз. Изредка его фигура мелькала между деревьями. Наконец он совсем исчез из виду, но Раджабли не покидало ощущение, что его взгляд, бездонный как купол небесный, все еще присутствует здесь как нечто материальное.
На другой день, возвращаясь с работы, Айхан у родника Шахназ столкнулся с маленьким Эльдаром. Тот, укрывшись под зеленым зонтом ивы, будто поджидал его.
- Добрый вечер, дядя Айхан. - Эльдар радостно выбежал ему навстречу. Как хорошо, что я вас встретил!
Увидев необычайный блеск в горящих глазах ребенка, Айхан забеспокоился.
- Что случилось, сынок? - спросил он как можно спокойнее. - Почему ты здесь? Пойдем домой.
- Я вас ждал. Знал, что вы сейчас придете с работы...
- Меня ждал? Что-нибудь случилось?
Они поднялись на веранду. Эльдар торопливо раскрыл портфель, вынул оттуда фотографию величиной с ученическую тетрадь, протянул Айхану:
- Вы видели эту картину?
Айхан безмолвно взял в руки снимок. Рассмотрел, стараясь не выдать волнения. В ушах у него снова возник гул - гул самолета, гул моря, и еще стон - стон сотен пленных.
Потом и этот гул, и этот стон куда-то исчезли. В ушах зазвенели сыплющиеся как град бессмысленные вопросы на грубом немецком диалекте: "Где? Когда? Кто?" Глазам представились раскаленные на огне длинные прутья. На конце каждого была прикреплена железная звезда. Она пылала, как изогнутая подкова, вытянутая дядей Ашрафом из кузнечного горна. Эта звезда с шипением вонзалась в его тело, будто на раскаленную сковородку бросили ложку масла. Свет померк.
Это была фотокопия картины Ризвана Раджабли "Небо в черных звездах". Он все понял: с подозрениями, охватившими его при виде картины "Шаг к вечности", было покончено. Да, этот художник тоже был там, в плену, в одном из фашистских лагерей смерти близ Бухенвальда. Хоть вчера в Гаяалты ни в глазах, ни в волнистых серебристых волосах Раджабли он не обнаружил никаких следов тех дней, на этих двух картинах был сам лагерь смерти, на него пахнуло его черным холодным дыханием.
Маленький Эльдар, видя, как внимательно разглядывает фотографию дядя Айхан, с детской непосредственностью поинтересовался:
-Дядя Айхан, может, вы знаете этого человека?
- Нет, сынок... "Небо в черных звездах"? Художник, наверно, хотел сказать...
- А как зовут этого человека, тоже не знаете? - продолжал допрашивать его Эльдар.
- Нет, сынок, не знаю...
- А я знаю. И если скажу - у вас волосы встанут дыбом.
- Правда? - взволнованно посмотрел на него Айхан.
- Правда, дядя Айхан. Вчера Ризван Раджабли рассказывал об этом человеке, да так, что у меня самого волосы встали дыбом.
- Что же такое говорил дядя Ризван?
- Говорил, что этот человек самый настоящий герой. Как в сказках... Каждый день фашисты у него на груди выжигали по одной звезде, но он молчал.
- А дядя Ризван не сказал, как его звали?
- Нет, его имени он не знает, он видел его, но не знает, как его зовут. А я знаю его имя.
- Ты? Откуда?
- Я про себя подумал и решил: это Эльдар.
- Какой Эльдар? Абасов?
- Да. Это он. Я так думаю: когда его самолет загорелся, Эльдар выбросился с парашютом. Упал в Азовское море, а потом выплыл на берег и попал в руки фашистов.
- От кого ты это все слышал? - Айхан понимал, что Эльдар ничего ни от кого не слышал, это просто его домысел.
- Ни от кого. Я сам подумал и нашел... Дядя Айхан, я правду говорю, это - Эльдар Абасов.
С плеч Айхана свалился тяжкий груз подозрений, но теперь его захлестнула волна радости. "Это - Эльдар Абасов!" Его маленький тезка проник в самую сокровенную суть истины. Открытие таких истин может принадлежать только ребенку, причем без всяких на то оснований. И это не случайная догадка, не просто плод детского воображения, это - чудо, чудо детского сердца, чудо, не имеющее себе равных. Ему хотелось прижать Эльдара к груди и закричать; "Ты прав, сынок, это действительно Эльдар Абасов!" - сотрясти этим криком горы, собрать вокруг себя весь мир, всех людей, затем, разорвав рубашку, застыть памятником. Но судьба лишила его и этого счастья. У него и на это не было права.
- А потом фашисты отправили его в лагерь, где был и дядя Ризван, продолжал Эльдар. - Раскаленными щипцами со звездой на конце фашисты ставили ему клеймо на грудь. Это клеймо было в виде звезды. Дядя Ризван все это нарисовал на своей картине. А теперь он приехал в село, чтобы закончить свою работу.
- Закончить? - со скрытым любопытством спросил Айхан. - Ведь картина уже написана...
- Не знаю... так сказал дядя Ризван. И еще он сказал, что должен нарисовать портрет Эльдара Абасова. - Увидев, что дядя Айхан молчит, как-то особенно ласково добавил: - Я его попросил, чтобы он и ваш портрет нарисовал, дядя Айхан.
Но маленький Эльдар почувствовал, что и после этих последних слов у дяди Айхана настроение не улучшилось, он его будто не слышал. Ну почему дядя Айхан такой? Как только при нем называют имя Эльдара Абасова, он тотчас умолкает, даже перестает улыбаться.
Он забрал у Айхана фотографию и снова положил в портфель. Но через некоторое время снова обратился к Айхану:
- Дядя Айхан, можно мне еще у вас спросить?
- Конечно.
- Наш председатель говорит, будто вы - враг Эльдара Абасова. Разве это правда?
При этих словах Айхан ощутил в своем и без того охваченном смятением сердце нестерпимую боль. Какая подлость! Рамзи хочет лишить его расположения и этого невинного существа. Но сейчас важнее всего - умно ответить. В этом тонком вопросе надо постараться быть тоньше, чем сам ребенок. Ты только посмотри, как дорого обходится завоевание его доверия, как легко его спугнуть!
- Я тоже слышал, что говорил председатель, сынок, - начал он медленно. - Думаю, что он не прав. Кроме того, я знаю, что, даже если все в это поверят, ты не поверишь. Правильно ли я говорю?
- Разве можно в такое поверить?
- Вот спасибо, я так и думал.
- Но почему вы все-таки не хотите, чтобы поставили новый памятник Эльдару Абасову?
- А потому, что в этом нет никакой необходимости. Ведь человек, совершающий героический поступок, вовсе об этом и не думает, он просто выполняет свой долг, то, что ему велит его совесть, его честь. Ведь тот, кто становится на путь бессмертия, вовсе не думает о том, что он бессмертен, как и тот, кто совершает геройский поступок. Именно потому он и становится бессмертным, что он бескорыстен в своем поступке. Вопрос о славе - он очень сложен. И бессмысленная погоня за славой многих погубила. Хочешь, я расскажу тебе одну легенду.
- Расскажите, дядя Айхан, я так люблю ваши легенды...
- В некотором царстве, в некотором государстве, - медленно начал Айхан, - в одной далекой прекрасной стране, которая только что освободилась от власти чужеземных захватчиков, решили, что этой стране надо иметь собственный государственный гимн. Те, что стояли во главе страны, собрались вместе, решили объявить конкурс. То произведение, которое окажется лучшим, будет объявлено гимном. Так и договорились. Через некоторое время на конкурс было подано много произведений. Выбрали лучшее. Решили, что оно и будет гимном страны. Потом объявили на всю страну, что в такой-то день на такой-то площади будет вручена награда тому композитору, кто написал этот гимн.
И вот в назначенное время все собрались на украшенной цветами площади. Торжественно достали конверт, где должно было значиться имя композитора. Объявили: "Сейчас будут провозглашены имя и фамилия композитора, написавшего гимн, чтобы все могли его узнать. А потом этому композитору будет вручена награда". Поднялись на трибуну, вскрыли конверт. И прочитали: "Если мое произведение будет одобрено и принесет пользу моему народу, я буду считать, что я выполнил свой долг. Это и будет для меня самой большой наградой". И все. Ни подписи. Ни имени, ни фамилии.
Айхан умолк.
- А кто же был этот композитор? И вы не знаете, как его звали?
- Нет, сынок, не знаю. Имя автора осталось неизвестным. Но и по сей день люди слушают эту прекрасную музыку. И они понимают душу человека, написавшего ее. Но не знают его имени. Ну и что же с того, человек все равно остался бессмертным - он выразил себя в своей музыке.
- Интересно, очень интересно, - вздохнул Эльдар; глаза его сияли.
"Но как бы я хотел рассказать тебе об одном летчике, который любил небо и землю, раскинувшуюся внизу, и ненавидел врагов, которые хотели эту землю залить кровью. Это был хороший летчик. Он чувствовал радость, когда держал в руках штурвал, и любил полет, как может любить его журавль. И когда пришлось ему встретиться в воздухе с врагом, он не раздумывая вступил в бой, не думая ни о наградах, ни о возможной славе. Ему важно было одно - победить. Ибо только его победа спасла жизнь тем, кто остался на земле. Вот откуда пришло бесстрашие, которое он в ту минуту сам не сознавал. Он дрался насмерть, потому что иначе не мог. Именно не мог. И получалось, что бесстрашие для него так же естественно, как дыхание. Думал ли он, что позднее другие назовут подвигом то, что было для него таким естественным? И он вспомнил своего отца, уста Алмардана, для которого таким же естественным было чувство ответственности перед людьми, перед семьей, перед своей землей. И это чувство звалось чутьем Алмардана".
Но всего этого он не мог рассказать Эльдару, который сидел у его ног на маленьком табурете.
Глядя на маленького Эльдара, он снова услышал гул самолета. И вдруг в его кабину ворвалось: "Абасов!.. Я "Сокол", я "Сокол"... отвечай... Абасов! Я приказываю, поворачивай обратно! Приказываю!.. Слева два "мессера"!... Внимание! "Мессеры" атакуют тебя! Я "Сокол"! Я "Сокол"... Приказываю..." Он слышал этот голос, слышал очень явственно, но ответить не мог, не было времени. Все внимание его было сосредоточено на выворачивающиеся из облаков, словно черные стрелы, фашистские "мессеры". Сколько их? Он должен возвращаться. Горючее на исходе. Под ним море. До берега еще далеко... "Мессер" зашел ему в хвост. Вираж! А где другой? Вот он!.. Прямо на мушке. Надо нажать на гашетку! Взметнулось пламя. "Молодец, Абасов, молодец! Пусть напьется водички! Это уже четвертый! Ай да Абасов, у тебя горючего на три минуты! На три минуты! Ты меня слышишь? Я "Сокол"! Надо возвращаться. Возвращаться! А другой "мессер" где? Сбежал? "Внимание! Сзади три "мессера"!" По железной обшивке фюзеляжа будто провели гребнем. "Я ничего не вижу... Ничего не вижу... Вон он! Черт, куда ты бежишь? Мы должны умереть вместе! Слышишь, вместе!" Он сделал круг, и кинулся на сверкающий всего в двухстах метрах от него "мессер". Что это с его комбинезоном? Почему он такой тяжелый? Откуда кровь? "Нет, упустить этот "мессер" нельзя! Те три еще далеко. Гашетка! Так! А с берега меня не видят? Почему молчат на берегу? Радио вышло из строя? Да, кажется. Сколько осталось минут? Две! Всего две".
Значит, конец. Между ним и смертью расстояние в две минуты. Чуда произойти не может: внизу - черные с серебром воды Азова, сверху наваливающиеся друг на друга облака. Самолет, который за две минуты покроет трехминутное расстояние, еще не изобретен. Для того чтобы это понять, ему нужна секунда, даже полсекунды, а чтобы сесть на берег, на летное поле эскадрильи, - две с половиной минуты! Эта недостающая половина минуты называется "смертью". Боль в плече усилилась, он думал об этой половине минуты. Где ее взять? А все еще круживший близ него "мессер" не хотел оставлять его в покое. И огонь открывать не спешил, ждал тех трех, спешивших ему на помощь. И одна минута - жизнь. Ее тоже можно завершить по-человечески!
"Мессершмитт" на мушке! "Молодец! Молодец!" Значит, с берега за ним следят. Оказывается, радио работает. Они его видят. Почему же молчали? "Абасов!.. Горючее кончилось..."
Откуда-то взметнулось пламя. Оно захлестнуло кабину. "Вот она - смерть; оказывается, она бывает вот такого красного цвета..."
Он почувствовал, как быстро стал снижаться самолет. Море, небо... и еще штурвал. Но ни это небо, ни это море не придут к нему на помощь. Надо крепче держать штурвал...
Последний круг! Последний спуск! Спуск без подъема... Его "железный сокол" больше никогда не взлетит. Больше никогда не сможет нырнуть в облака. Две минуты жизни. Ветер был его помощником, он не подпускал к мотору языки пламени, охватившие фюзеляж. Последние мгновения: можно подумать и еще... крепко-накрепко держать штурвал. Так надо встретить смерть. Летчик должен умереть за штурвалом. Но странно, в эти последние мгновения сердце его билось с более четким ритмом, чем мотор самолета, а мозг работал с большей скоростью, чем скорость самолета, у мозга была своя система измерений времени. Сейчас наступит конец, он должен наступить, он неизбежен. Нет! Это еще не был конец. Крепко держась за штурвал, сквозь охвативший кабину огонь он посмотрел вниз. Берег! Как плот на воде - поднимающаяся и опускающаяся ярко-зеленая равнина. Это же вражеский берег. Западный берег Азова. Что значит - вражеский? И как только у него язык повернулся назвать его вражеским? Он еще крепче прижал к груди штурвал. Красные, черные языки пламени лизали его. Шума мотора слышно не было. Две минуты прошли. Но самолет все еще летел.
Больше он ничего не помнил.
В который раз он вспоминал этот самый страшный и в то же время самый счастливый день в своей жизни. И каждый раз в необычайном волнении думал, что сам он в тот день впервые убедился в существовании того странного чувства, которое он называл чутьем Алмардана.
А маленький Эльдар сидел в эти минуты рядом с ним на маленьком табурете и ничего об этом не знал. И хорошо, что не знал. "Раз он считает, что Эльдар Абасов спустился на землю с парашютом, пусть остается при своем мнении!" И он облегченно вздохнул.
11
Достоинство, как молния,
бывает озарено лишь собственным светом.
Рамзи неслышными шагами подошел к дому. Пригляделся. Во дворе толпилось много народу. Интересно, о чем говорят эти люди? Было бы неплохо узнать их мнение. Но люди как люди, откуда они могли знать о его тайных и явных умыслах, близких и дальних планах? Каждый говорил свое.
- Ну и молодец, Айхан амиоглу, у академика столько книг не будет, сколько я у него в доме видел. Целая библиотека.
- А про висящий на стене саз, про магнитофон на окне, про транзистор ты не говоришь, - будто музыкальная школа.
- Куда же ему, бедняге, девать все это...
- Да вон, чем плох дом Шахназ-муэллимы? Пока снесут и сложат там.
- А потом?
- Потом колхоз даст машину - переедет.
- Разве Айхану-киши позволят уехать из села? У него ведь золотые руки...
- Если он сам хочет уехать, не станешь же его насильно удерживать.
- Пусть убирается. Он ругал нашего Эльдара.
- Не болтай глупости!
Через небольшую калитку Рамзи бесшумно вошел во двор, и сразу же на него пахнуло ароматом едва распустившихся роз, склонивших свои головки. И вдруг послышалось:
- Посторонитесь, люди, председатель идет.
Ни на кого не глядя, он шагал по дорожке, выложенной камнем, по обеим сторонам которой росли цветы, к новой лестнице, окрашенной в темно-синий цвет. Лестница вела на веранду.
На верхней ступеньке он остановился: окна и двери комнат были распахнуты. Ему почудилось, что все это он видит во сне. Перед ним открылась картина, больше напоминающая дворец из сказки, чем обычный жилой дом. Все вокруг и каждая вещь в отдельности были будто окутаны нежным тюлем. Тюль был окрашен во все цвета радуги. Этот цвет, вместо того чтобы успокоить его, вызывал тревогу. Паутина, закрыв ему глаза, будто лишала его способности видеть. Насиб стоял перед двустворчатым окном большой комнаты; в дрожащих руках его была бумага, видимо решение сельсовета. Он что-то говорил Айхану, о чем-то его уговаривал, чуть ли не умолял. Прислонившись к одной из опор веранды, стоял Мардан; брови его были нахмурены, он безмолвно наблюдал за происходящим. Чего он хочет, чем недоволен - было непонятно. А сам Айхан, будто не замечая мольбы Насиба, устремленного на него взгляда Мардана, был занят своим делом. А дело его заключалось в том, что он гладил мурлычащую у его ног серую в белых полосках кошку с задранным кверху хвостом.
Рамзи, нарушив эту сцену, насмешливо произнес:
- В чем дело, Насиб? - Уверенным шагом он приблизился к Толстяку Насибу и взял у него из рук бумагу. - Что это такое?
Айхан не выдал себя. Он обязан быть сдержанным, но в то же время он должен быть начеку. Кто знает, что задумала эта хитрая лиса... Кроме того, здесь был Мардан.
- Решение сельского Совета?.. О передаче дома Эльдара Абасова в собственность государства?... А где же ты видел, чтобы решение сельского Совета обсуждалось? Решение есть решение. - Звучание собственного голоса воодушевляло Рамзи. Он совсем осмелел. - Может, Айхан амиоглу не желает считаться с решением местного правительства?
- Он согласен освободить дом... - проговорил Насиб несвойственным ему дрожащим голосом. - Только... говорит...
- Что говорит? Да что он может сказать? - оборвал Рамзи. - Когда местная власть - такая мямля, чего можно ждать от других?
Взглянув на его растерянное лицо, Айхан подумал: надо избавить Толстяка Насиба от унижений. Нельзя допустить в присутствии Мардана, самого гнусного проявления в жизни - насилия.
Обернувшись в сторону Рамзи, Айхан со спокойной решимостью произнес:
- Подобное решение местного правительства я считаю незаконным.
- Вы слышали? - Как бы прося помощи у окружающих, Рамзи посмотрел сначала на Насиба, потом на Мардана. Затем, перегнувшись через перила, обратился к колхозникам, стоявшим внизу у лестницы: - Вы слышали, что он сказал? - Но в голосе его уже не чувствовалось прежней уверенности. Это значило, что председатель трусит, очень боится поставить себя в смешное положение.
Это устраивало Айхана. Ни на секунду он не забывал, что Мардан рядом. То, что председатель, не отдавая себе отчета, просил помощи у этого молодого парня, свидетельствовало о его неуверенности. Пусть и Мардан это увидит.
Воцарилась напряженная тишина. Она давала Рамзи передышку. Он будто подыскал слова. И, кажется найдя их, презрительно посмотрел на Айхана.
- Эти слова ты произнесешь в другом месте. В милиции или же прокуратуре. А пока нам нужно, чтобы ты собрал свое барахло и освободил дом.
Со двора донесся беспокойный гул:
- Что сделал Айхан-киши? Есть правда на этом свете или же ее нет?
- Мы не дадим его в обиду.
- Чего там! Это подозрительный человек. Пусть убирается из нашего села.
Рамзи воодушевился. Обхватив одной рукой гладкую, переливающуюся на солнце опору веранды, он обратился к собравшимся:
- Эй, кто там... искатель правды? - Его густой голос, содрогнув ближайший Сенгергая, потонул в его галечнике. Никто не произнес ни звука. Рамзи знал силу своего сотрясающего скалы голоса. Он не раз пользовался этим приемом. Но он знал и другое: чего можно добиться позолотив пилюлю, нельзя достичь силой. И он изменил тон. - Вы сначала меня послушайте! - медленно продолжил он. - Сельсовет, то есть местное правительство, вынесло решение, чтобы в доме Эльдара Абасова был открыт музей. Так я говорю? Музей боевой славы героя. Может быть, вас это не устраивает?
- Музей - это хорошо. Но почему вы выгоняете Айхана-киши из села?
- Во-первых, никто его из села не выгоняет. Если он сам желает уехать, это его личное дело. Видно, на то есть причина.
- Почему он хочет уехать?
- Об этом вам лучше спросить у него самого. - Рамзи метнул многозначительный взгляд в угол, где сидел Айхан. Оттуда не донеслось ни звука. - Если сам он не желает объяснить, у него не поворачивается язык это сделать, ничего, я ему помогу. - Почувствовав, что голос его вновь обрел всегдашнее желаемое звучание, Рамзи воодушевился. - На то есть много причин, и одна из них та, что... Айхан амиоглу живет под чужим именем. Да, да! Причем присвоил себе имя героя, проявившего беспримерную храбрость в фашистском концлагере. Он присвоил имя Айхана Мамедова, под этим именем и приехал в Чеменли, обманув нас всех. Вы спросите, откуда мы это узнали? Из картины знаменитого художника Ризвана Раджабли. Хотелось бы спросить, зачем ему это понадобилось? - Рамзи снова обернулся в угол, где сидел Айхан. - Ну, отвечай народу. Зачем это тебе было нужно? Во всех загсах республики зарегистрирован всего один человек по имени Айхан Мамедов. И тот в Карабахе. А художник Ризван Раджабли своим прекрасным произведением доказал, что Айхан Мамедов погиб в фашистском концлагере, бросившись на колючую проволоку, и своей смертью спас тысячи людей. Может, и ты был в их числе?
Но Айхан его не слышал. С болью в сердце он думал: интересно, как порой поворачивается жизнь. Нет ли здесь какой-то закономерности? Ему бы сейчас, в эту минуту, переломить свою разукрашенную палку о седую голову этого хвастуна и хитрого кривляки. Но он этого не может сделать. Глаза Мардана, в которых и изумление и вопрос, обращены к нему.
- Это раз! - продолжал вещать Рамзи. - Второе. Айхан амиоглу завидует огромной славе нашего Эльдара Абасова, которого он никогда не видел, но в доме которого поселился и живет уже два года. Он завидует ему. Вы ведь слышали, как он возражал против нового памятника Эльдару Абасову. А все потому, что ему невыгодно освобождать этот дом, который он присвоил и превратил во дворец, а между тем дом этот является колхозной собственностью. В-третьих...
- Не слишком ли много причин, председатель? - вдруг ясным, но злым голосом спросил Айхан. - Называйте уж причину причин, избавьте нас от этого ожидания.
Рамзи задохнулся, глаза его будто застлало пеленой. "Причина причин? Что он этим хочет сказать?"
- Ты думаешь, мы не знаем причину причин? - Голос его теперь звенел. Ошибаешься, Айхан амиоглу. Рамзи Ильясоглу никогда не говорит бездоказательно... - Он нарочно сделал паузу. Люди безмолвно, терпеливо, с волнением воспринимали каждое его слово. - Такое дело, товарищи! Я хочу открыть вам еще одну причину! Вы можете сказать, что это его личное дело. Что мы не имеем права вмешиваться в личную жизнь другого человека... Но я должен сказать, что в нашей стране всякие личные дела, чуждые нормам морали, наказуемы. По полученной нами точной информации, Айхан Мамедов посылал сорок рублей ежемесячно человеку, живущему в Ленинграде. Не знаем, жена ли это, любовница, незаконнорожденный ребенок... Но...
Во дворе смешались смех, удивленные, протестующие возгласы:
- Молодец, Айхан амиоглу!
- А говорили, будто у него никого нет.
- Ну и что ж, что посылает в Ленинград деньги? Его деньги, сам и посылает.
- Пусть хоть жене, хоть любовнице, нам какое дело?
- Как это - какое дело? Ты что, не слышал, что сказал председатель? Айхан-киши, присвоив колхозную собственность, устроил у себя дома интурист.
- Он сказал, а ты поверил? Если в поле ему мешок с золотом попадется, то и тогда он пройдет мимо, не взглянув на него, не то, что колхозная собственность...
- А откуда же у него столько денег? Каждый месяц сорок рублей...
- Одинокий человек, экономит и посылает.
Айхан же был не в состоянии собраться с мыслями. "Причина причин" его поистине потрясла.
Он смотрел на Рамзи, ожидая, что тот еще намерен сказать. Нет, кажется, больше причин нет. Значит, услышав от него, Айхана, что он хитрая лиса, Рамзи ночей не спал, выискивая "причины". Забросив все колхозные дела, кинулся по его следу словно ищейка. Разузнавал о самых давних, о самых тайных, о самых личных, о самых бескорыстных его делах и мечтах. Чем же все это кончится? Что он должен предпринять? Долго ли будет продолжаться это издевательство? Чем может завершиться этот смехотворный спектакль, разыгранный здесь? Может, действительно пришло время ему уезжать из Чеменли? Что можно возразить этому безумному честолюбцу? Да и нужно ли ему возражать? Он хотел только одного: утихомирить страсти, не дать Мардану выйти из терпения.
- Смотрите, даже известен счет, на который он посылал деньги! Его номер-114292. Это счет одной из сберегательных касс Ленинграда. Обернувшись, он посмотрел в сторону, где все еще безмолвно сидел Айхан. - А на это что ты ответишь, Айхан амиоглу? Может, скажешь, что и это неправда?
Но Айхан упорно молчал, видимо, ждал, когда переполнится чаша терпения Рамзи и тот выйдет из себя. Этот прием был хорошо известен председателю. Однако на этот раз он не даст противнику его использовать.
- Что ты там натворил, в Ленинграде, - тебе виднее. Нас это не касается. Нам нужен дом Эльдара Абасова. Хорошо было бы, если бы ты подобру-поздорову убрался отсюда. Я не хочу применять силу. Сам знаешь, что может произойти в суде. - Рамзи ждал ответа, сердце его колотилось. Он облизнул языком пересохшие губы. Они были гладкие и совершенно ледяные, как туфли с застывшим на них лаком. - Не заставляй нас попусту проводить время. Дел полно.
Айхан, опираясь на трость, наконец поднялся со стула. Было заметно, как мучительно дернулась его нижняя губа. Мардан, не спускавший с него глаз, подхватил его под руку.
Айхан почувствовал, как все внутри дрожит у молодого бригадира. Надо было найти какой-то выход, надо было предотвратить столкновение. Хоть бы господь бог послал ему терпение! "Ты не позорь меня перед этим молодым парнем, о господи! И пошли этому Рамзи амиоглу милосердие, пусть он уже угомонится. Я все стерплю. Жаль Мардана. Пощади моего черноглазого бригадира. Разве ты не видишь, в каком он состоянии? Он, бог знает что может натворить, а каково придется мне?" Но Айхан так же хорошо знал, что уже поздно и бог его не услышит, поэтому он сам должен найти тот самый неожиданный выход, о котором только что просил господа бога.
Хоть бы этот Рамзи амиоглу, этот единственный властитель в Чеменли, этот подлинный хозяин долины Агчай, раз в жизни взглянул на него незатуманенным взором честолюбца, а глазами нормального человека, увидел, что он калека, что он весь изранен, что он передвигается с трудом, опираясь на палку. Может, он смирил бы тогда свое высокомерие? И тут же Айхан сам проклял себя за такие мысли и, волоча израненную ногу, хотел направиться к Рамзи. Как будто действительно хотел пробудить в его душе подобные чувства.
- Айхан амиоглу, ты напрасно козыряешь своей разукрашенной палкой. Этот голос пригвоздил его к месту. - Не забывай, что у нас имеются герои, которые отдали за Родину и жизнь. Ты, слава богу, жив-здоров.
Мардан, все еще не отпуская руки Айхана, сказал Рамзи:
- Нехорошо так, председатель, стыдно.
Тот будто его не слышал.
- Не нужно, сынок! - тихо попросил Айхан. И вдруг, о чем-то подумав, посмотрел Мардану прямо в глаза. - Почему ты так смотришь на меня, Мардан? с трепетной лаской спросил он. - Я убежден, что ты... - Он оборвал фразу. Ты бы лучше помог мне сложить эти вещи в какое-нибудь место.
Рамзи прошиб холодный пот. Впервые в жизни он ощущал в сердце такую мучительную легкость. Капля пота повисла на его лбу словно жемчужина. Раньше всех это заметил Насиб и подумал: "Какой у председателя, оказывается, красивый лоб".
Мардан, стараясь скрыть волнение, тихо, но твердо проговорил:
- Нет, дядя Айхан, вы никуда не уедете!
Видя, как, подобно кузнечному меху, вздымается и опадает его широкая грудь, Айхан покачал головой.
- Я все равно собирался уезжать, сынок...
- Нет, вы никуда не уедете. Если сельсовету очень нужен этот дом, переходите к нам. Мама будет очень рада.
- Ну что ты, Мардан! - Лицо Айхана просветлело. - Я уйду из этого дома, но мне бы, хотелось... - Он невольно обернулся к Рамзи: - Лучше бы вы здесь устроили детский сад, а не музей.
Раскатистый смех Рамзи заполнил весь двор, нарушив тревожную тишину.
- А ты шутник, Айхан амиоглу, говоришь так, будто это твой отчий дом. И еще даешь нам распоряжение, чтобы в этом твоем отчем доме мы открыли детский сад. Ты что, спятил? - И, изменив, тон, гневно закричал: - Собирай свои манатки и убирайся отсюда! Что мы здесь откроем - нам лучше знать!
Мардан медленно подошел к председателю. У Айхана затрепетало сердце.
- Нехорошо, Рамзи-муэллим! - Голос Мардана звенел подобно удару молота о железную наковальню. - Такой поступок вам не к лицу.
- Что это за разговор, Мардан? - Рамзи удивленно сдвинул брови. - Уж не собираешься ли и ты учить меня, как себя вести?
- Поздно... Учить вас очень поздно.
Айхан увидел, что Мардан дрожит, он осторожно подошел к агроному:
- Успокойся, сынок, нехорошо.
- Ага, вон оно что... оказывается, в тихом омуте черти водятся. Не знал... - Рамзи злобно посмотрел на Мардана, меняющегося в лице. И вдруг резко обернулся к Насибу: - А ты что врос в землю, Толстяк Насиб? Зови людей, пусть помогут очистить дом. Не слышал ты, Айхан амиоглу наконец дал согласие...
В этот момент на выходящей из-под Сенгергая дороге послышался шум машины. Рамзи метнул взгляд в ту сторону. Милиция. Желтый корпус с опоясывающей широкой синей линией.
- Наконец-то явились! - Председатель совсем приободрился. - Вот видишь, Толстяк Насиб, наш начальник милиции догадался, что тебе требуется помощь. Теперь ты спокойно можешь заниматься своим делом. Я пошел.
- Погодите, вы никуда не уйдете! - Мардан преградил ему дорогу. Скажите своим подручным, чтобы сейчас же убрались отсюда.
Рамзи ничего не ответил, лишь с сожалением посмотрел вслед милицейской машине, с ревом взбирающейся по крутизне, будто хотел остановить ее. Но машина, промчавшись над родником Шахназ, удалилась в сторону Гылынджгая и вскоре исчезла за деревьями сада Эльдара. Только после этого Рамзи повернулся к стоящему перед ним, словно скала, Мардану и с небрежной усмешкой спросил:
- Чего ты хочешь, детка? Кто ты такой? Кто тебя уполномочил вмешиваться в мои дела? Кто позволил нарушать решение сельсовета?
- Вам говорят, сейчас же прикажите этим людям - пусть убираются отсюда!
Нервы Айхана были напряжены до предела. Теперь каждое его слово, каждый неверный жест походил на огниво, от малейшего толчка которого мог загореться трут. Он мечтал только об одном: чтобы бог дал этому Рамзи терпение, сделать как-то так, чтобы он наконец ушел. Но Рамзи уже вошел в раж. И уходить он никуда не собирался.
- Ах ты негодник! Да я тебя!..
Фраза оборвалась, за ней последовал ужасающий вопль Толстяка Насиба.
Поднятый в воздух сильными руками Мардана, Рамзи сделал несколько взмахов ногами, попытался ухватиться за одну из опор веранды, но очутился на цветочной клумбе. А вопль Насиба был вызван попавшей ему под ноги серой кошки. Не успели люди опомниться, как из цветочной клумбы донесся стон Рамзи. Люди окружили клумбу.
- Ой, моя рука!.. Моя рука! Меня убивают!
- Какая рука, Рамзи-муэллим?
- Кто убивает? - неслось со всех сторон.
Только теперь, после того как все уже произошло, сумевший добраться до Мардана Айхан, взглянув в его побледневшее лицо, хотел что-то сказать, но передумал. Он видел в черных глазах Мардана бушевавший ураган. И остановить его было невозможно. Преградить дорогу этому урагану может только он сам. И только одним-единственным путем, держа в одной руке "Небо в черных звездах" Раджабли, другой - разорвав на себе рубашку: "Люди, вот я, ваш славный герой Эльдар Абасов! По какому же праву вы выгоняете меня из отцовского дома?" Тогда этот ураган стихнет, но поднимется другой. На безоблачном небе Чеменли разразится такая гроза, какой свет не видывал.
Но если он это сделает, что скажет ему Айхан - тот Айхан, одним шагом соединившийся с вечностью? Что скажет Мардан? Что скажет Шахназ? А он сам?.. Как он будет называться? Мешком с множеством костей, крови и мяса? Мешком, который около пятидесяти лет был грузом на плечах мира, причем грузом бессмысленным?
Он молча посмотрел в лицо Мардану.
- Не смотрите на меня так, дядя Айхан! - шепотом попросил тот. - Не корите меня... У меня не было другого выхода.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги