Семь кабинок

Черт, да где же он!?

– Так ты актер? – Виктор Павлович пытался скрыть раздражение. Его уже задолбало стоять перед клубом, словно он какой-то придурок, не прошедший фейс-контроль.

– Есть немного. – Слива нервничал еще больше, чем его собеседник.

– И где ты снимался?

– Ну…

Несколько месяцев назад Слива приобщился к той касте людей, члены которой с дебильной улыбкой то стоят, глядя куда-то вдаль, то сидят за столом, изо­бражая счастливую семейную жизнь. Еще они сидят на пикнике с друзьями или нежатся под лучами солнца, едут в машине, надевают колготки, примеряют одежду, занимаются спортом, хватаются за голову, просыпаются, лечатся от простуды, знакомятся, расстаются, попадают в дурацкие ситуации, что-то едят, пьют, наливают, выливают, натирают, кричат, сочувствуют, разговаривают, читают, сидят с отрешенным видом и даже тонут. В общем, пытаются быть похожими на нормальных людей. Каста, о которой я веду речь, – те, кто занят в телерекламе, и ее представители каждый день пытаются что-нибудь нам всучить. Как свидетели Иеговы, которые вечно норовят сунуть вам в руку одну из своих брошюрок, а то и навязать на улице разговор по душам.

Телевизионная реклама врывается в нашу жизнь, как только мы нажимаем на кнопку пульта. Но поскольку мы, как тараканы, которых травят не одну сотню лет, выработали к рекламе иммунитет и научились ее почти не воспринимать, с каждым годом те, кто ее делает, становятся все изощренней, подключая к созданию рекламы еще и психологов. По сути, современная реклама – это короткометражный сеанс психоанализа. Если в итоге люди бросаются покупать рекламируемый товар, значит, дела обстоят отлично: подопытные кролики ведут себя как надо.

Я все жду, когда нам покажут что-нибудь вроде такой мини-истории: похороны, хорошо одетые люди смотрят, как двое рабочих в чистенькой униформе опускают в свежевырытую могилу гроб, а возле прохаживается официант, предлагая родственникам выпить хорошей водки, и у всех на лицах умиление. И голос за кадром: «Даже печальное событие не огорчит вас. «Иванов и Ко . Ритуальные услуги». Не тревожьтесь, смерть пройдет гладко!..»

– Не тяни, где ты снимался?

– В рекламе сливочного масла «Мr. Маслов», там жутко толстый парень ест бутерброды с маслом, а второй всячески пытается у него масло украсть.

– А, помню, но ты вроде не похож на того, который масло воровал.

– Да я был толстяком.

– На сколько же ты похудел? Кило на сто?

– Это грим. А на одежду нашили какие-то подушки, для объема, поэтому меня трудно узнать.

– Хм… так это был твой звездный час?

– Пока что да. Но я очень надеюсь, что настоящий звездный час еще наступит. Через три часа у меня пробы. Я могу получить главную роль в фильме.

– Ну, удачи!

Виктор Павлович и понятия не имел, что для актера значат пробы на главную роль. Это те полчаса, которые могут перевернуть жизнь.

Последние полгода Слива только и делал, что бездарно простаивал в массовках. Иногда удавалось пробиться в крошечные эпизоды, где самый сложный текст в его исполнении звучал примерно так: «Пройдите за мной», «Хотите, я помою вам машину?», «Кажется, вы уронили мелочь. Нет, что вы! Я не прошу милостыню!». Но иногда мелькал и лучик света, пробившись сквозь свинцовые тучи массовочной рутины. Его агент раздобыла ему роль в фильме. Когда Слива узнал, что, если утвердят, ему придется сыграть педика, он наотрез отказался, но потом, опомнившись, пересилил себя и пришел на пробы. И что же? Ему отказали, едва он переступил порог. «У вас типаж натурала, не гея», – сказала помощник режиссера. Через месяц агент снова предложила ему попробоваться, и снова это была роль представителя сексуального меньшинства (хотя Сливе с некоторых пор стало казаться, что большинства). Слива взорвался. Он решил, что агент издевается над ним, но та произнесла великую фразу: «Сотни парней счастливы будут изображать гомиков, лишь бы засветиться на экране, и только единицам представляется такой шанс». Эта фраза поставила Сливу на место. К пробам он подготовился серьезно. Надел обтягивающие штаны и футболку. Маминой тушью накрасил ресницы и нанес на губы блеск. Он даже побывал в гей-клубе, чтобы изучить манеры геев и жестикуляцию. Но не учел, что от дома до студии нужно пересечь полгорода. На улице на него косились девушки, старушки вслед плевались, а несколько бритоголовых натуралов чуть не вломили ему по полной, славу богу, Слива быстро бегал. Можно себе представить, как он себя чувствовал, когда ему снова отказали. И как он проклинал себя за то, что не похож на гея.

И вот теперь ему представился уникальный шанс сыграть главного героя, да еще и с классической сексуальной ориентацией.

Прежде чем получить роль, многие из будущих звезд Голливуда буквально бились лбами о дверные косяки студий, спотыкались и падали, распластавшись перед режиссером, только для того, чтобы на них обратили внимание и хотя бы пригласили на пробы. И каждый из тех, кто пробился, никогда не забудет свой первый звездный фильм. Эван Мак Грегор прозябал бы в старой доброй Англии, а не почивал в звездно-полосатой тени, если бы не «На игле». Переломным в карьере этот фильм стал также для Джонни Ли Миллера и Роберта Карлайла. Кто бы стал снимать Уму Турман в фильмах класса В, если бы не «Криминальное чтиво»? А Джон Траволта! Этот фильм буквально вытащил его из дерьма. Или возьмите Тима Рота, прогремевшего в «Бешеных псах», Киану Ривза после «Скорости», Джейсона Стэтома после «Большого куша», Тома Круза после «Рискованного бизнеса», Орландо Блума после «Братства кольца», Уилла Смита после «Плохих парней», Джоша Хартнетта после «Пёрл Харбора», Леонардо Ди Каприо после «Ромео и Джульетты», Николаса Кейджа после «Покидая Лас-Вегас». Если бы не «Пятый элемент», вернувший в кино Милу Йовович, никто не предложил бы ей рекламировать помаду для L’OREAL, а уж тем более сняться в «Жанне Д’Арк», «Обители зла» и «Ультрафиолете». Все эти звезды, снявшись в одном таком фильме, схватили птицу удачи за яйца так крепко, что она аж вспотела. Так что можно себе представить, какие надежды возлагал на очередные пробы Слива. А что ему оставалось делать?..

Штрих, осторожно отодвинув тело Ринго в сторону, с тщательностью слепца обшарил со всех сторон унитаз, не поленившись даже лечь на пол. Но снова ничего не нашел!

Когда Штрих распластался на полу, Олег сначала выжидательно смотрел на друга, а потом, не сдержавшись, заорал:

– Только не говори, что там ничего нет! Не говори мне сейчас такое!

Штрих тем временем поднялся и стал неторопливо отряхиваться:

– В таком случае я не знаю, что тебе сказать. Потому что там пусто.

– Дерьмо!!! Эта стерва кинула нас! – Олег уже задыхался от злости.

Он подлетел к двери кабинки и ударил в нее ногой.

– Нет, здесь что-то не так. Может, его кто-то взял до нас? – Штрих не верил, что их кинули. Ну не верил, и все. – Да успокойся ты!

– Что успокойся, что ты меня успокаиваешь?!

– Кто-то взял его! – Штрих бросил взгляд на кабинки и остановился на той, где они обнаружили влюбленную парочку.

– Кто, например? Этот нарк? Я очень в этом сомневаюсь, у него были дела поважнее. К тому же я не стану обыскивать покойника.

– Я про них говорю. – Штрих кивнул в сторону Алексея и Котенка.

– Мы ничего не брали, на хер нам ваш диск! – Нервы у Котенка сдали. Пусть ей снова приставят пистолет к виску, плевать!

Вместо ответа Олег выстрелил. Керамическая плитка разлетелась на кусочки над головой Котенка.

–В-а-а-а-а!!! – Куда девалась ее храбрость! У всех на глазах она вмиг превратилась в маленький черный комочек.

– Я предупреждал, – с удовольствием заметив произошедшую с Котенком метаморфозу, Олег повернулся к Штриху. – Продолжай.

– Начнем все сначала. Они были в третьей кабинке, где диск. Когда мы выбили дверь, они сидели на унитазе, то есть этот болван сидел на унитазе, а девушка на нем. Пока все верно?

– Точно, так и было.

– Тогда я продолжу. А что, если этот… – Штрих посмотрел на Алексея. – Как тебя, кстати, зовут?

Алексею почему-то пришло в голову назваться вымышленным именем, но от волнения он не смог вспомнить ниодно имя, кроме своего.

– Алеша, – произнес он неуверенно.

– Хорошо, Алеша. А может, все было как-то иначе?

…Алексей сидит в кабинке и целует в шею Котенка, которая расположилась у него на коленях. Она с удовольствием принимает его поцелуи и ласки, но, когда рука Алексея опускается все ниже, она его останавливает:

«Стой, еще рано! Продолжай целовать…»

«Сюда?»

«Нет, нет, повыше».

Они сливаются в долгом поцелуе.

Алексею мешает жвачка, он решает ее выкинуть. С трудом оторвавшись от губ Котенка, достает жвачку.

«Мне так хорошо! Почему ты остановился?» – Она прикрывает глаза, чтобы не видеть осточертевшую кафельную плитку.

«Ты переедешь ко мне?» – Алексей уверен, что в такой момент она просто не сможет сказать «нет».

«Я же сказала: нет, и хватит об этом!» – Она непреклонна.

Алексей запускает руку за унитаз.

«Продолжай ласкать меня».

Он целуется с Котенком и одновременно пытается приклеить жвачку к краю унитаза. Неожиданно его пальцы натыкаются на что-то такое, чего под унитазом быть явно не должно. Алексей вновь отрывает губы от припухших от возбуждения губ Котенка. Его рука продолжает на ощупь изучать найденный предмет.

Котенок открывает глаза и встречает напряженный взгляд Алексея.

«Что случилось? Что-то не так?»

«Нет, ничего». – Он продолжает целоваться.

Тем временем Алексей отрывает диск от поверхности унитаза. Чтобы взглянуть на находку, он незаметно заносит руку с диском за спину Котенка и с интересом смотрит на пластиковый прозрачный конверт.

Вряд ли кому придет в голову прятать за унитазом мультики. А значит, информация, которая на нем записана, может быть кому-то интересна и стоить немалых денег. Продолжая целовать девушку, Алексей незаметно прячет диск в карман…

– Ну, так все было? Я прав? – Штрих внимательно всматривается в сидящего на корточках Алексея. Пытаясь определить, почему тот волнуется, просто от страха или ему действительно есть что скрывать.

Приняв версию Штриха за реальный факт, Олег направляет на Алексея пистолет:

– Давай его сюда!

– Не ел я никакую жвачку!

Котенок бросает на Алексея задумчивый взгляд. Она как раз вспомнила, что, когда Алексей вошел в туалет, он и в самом деле жевал жвачку. Господи, неужели он действительно обнаружил диск!

– Жвачки могло и не быть. Разве в этом дело! Отдавай диск. – Теперь Штрих был совершенно уверен, что угадал и все так и было. Иначе какого черта тот стал оправдываться?

– Не заставляй себя убивать. – Олегу вдруг пришло в голову, что, если он сейчас пристрелит этого парня и обыщет его, это сэкономит время, а Олеговы нервы ведь уже на пределе. Хотя – тогда придется валить еще и эту стерву.

Ну а почему нет?

– Значит, вы считаете, что это я взял ваш диск, да?! – Голос Алексея дрожал.

– Да. – Палец Олега неудержимо жал на курок. Еще секунда – и раздастся щелчок. В его лицо обрызнет теплая кровь.

Не поднимаясь, Алексей начал быстро раздеваться:

– Давайте, ищите, возьмите! Всего обыщите! – Он сорвал с себя рубашку и бросил ее в сторону Олега и Штриха.

Олег никак не ожидал такой реакции. А вдруг этот придурок говорит правду? Он опустил пистолет. Алексей тем временем принялся расшнуровывать ботинки.

Олег взглянул на растерянного Штриха:

– Может, и нет у него ничего. Если бы было, он бы нам отдал. Все равно ведь он не знает, что с этим делать.

Тем временем Алексей попал ботинком в Штриха и теперь снимал брюки. Это подействовало на Олега отрезвляюще.

– Слушай, ты, успокойся, сядь и молчи. Мы тебе верим, ты не брал диск! Только успокойся.

Алесей натянул брюки, застегнул ширинку и, подобрав ботинки, уселся рядом с Котенком.

– Я не знаю, что делать. – Штрих был в отчаянии.

– Мне все это не нравится. Вместо того чтобы просто взять диск, мы натыкаемся сначала на этих двух уродов, которые не могут как все нормальные люди трахнуться дома. А тут еще этот обширявшийся наркушник…

– Если ты думаешь, что мне это нравится, то сильно ошибаешься.

– Подожди, а почему мы просто не можем позвонить Татьяне и узнать, куда она умудрилась запихать этот чертов диск? – неожиданно придумал выход Олег.

– Офигеть, какой ты умный! Может, ты знаешь номер? Я лично не знаю, если помнишь, она нам его не дала.

Олег задумался, черт, они ведь действительно не знали номер ее мобилы.

– Подожди-ка, она звонила Сливе. Ее телефон мог определиться. – С этими словами Олег достал мобильник, отдал пистолет Штриху и набрал Сливу.

– Слива, ты разговаривал с Татьяной, посмотри, может, у тебя определился ее номер. Хорошо, мы ждем. – Пока Олег ждал ответа, видно было, как он взвинчен.

– Сейчас перезвонит и скажет.

Примерно через минуту тягостную тишину разорвал звонок мобильника.

– Да. Отлично, говори, я запомню. – Олег расплылся в улыбке. – Понял. – Слива что-то возбужденно говорил. – Передай Виктору Палычу, чтоб не волновался, мы будем через десять минут.

Олег повесил трубку, затем снова набрал номер.

– Он сказал номер? Скажи, ты ей звонишь? Да?

– Представь себе, да. – Олег слушал протяжные гудки. – Кстати, Виктор Палыч тоже волнуется.

– Еще бы он не волновался! Сколько мы здесь уже торчим! – Штрих напряженно смотрел то на пистолет в своей руке, то на Олега.

Правое ухо Олега продолжало слушать монотонные гудки:

– Возьми трубку, стерва! Ну же!

– Не напрягайся. – Штрих направил пистолет на товарища.

– Ты что? – Олег попятился.

– Хороший спектакль. Очень хороший. Просто хренов талант. Тебе бы в театре играть.

– Какого черта ты делаешь? Штрих, опусти пистолет.

– Какого черта я делаю?! Я бы хотел задать этот вопрос тебе! Ты за кого меня держишь? – Штрих надвигался на Олега, полный решимости уменьшить число патронов в обойме.

– О чем ты?! – Олег уперся в столешницу.

– Ты думал, я не врублюсь! Думал кинуть меня и Сливу! «Черт, здесь ничего нет. Куда она могла его спрятать? А! Может, в мусорное ведро!» Когда ты копался в унитазе, дверь в кабинку закрылась, и ты забрал диск.

Холодный металл больно врезался Олегу в лоб.

– Давай сюда диск, крыса!

– Штрих, я не знаю, что на тебя нашло. Просто понятия не имею. Но клянусь тебе, я не брал этот долбаный диск.

Штрих с такой силой прижал дуло ко лбу, что Олегу пришлось отклонить голову назад. В промежутках между фразами он тупо слушал длинные гудки.

Штрих заметил, что его указательный палец на курке нервно подергивается. Не выстрелить бы раньше времени!

– Ах, не брал! Тогда куда же он делся?!

Алексея, находившегося ближе всех к крайней кабинке, привлек какой-то звук. Он начал вслушиваться. О, черт! В кабинке звучала мелодия. Телефонная мелодия!

– И-и-и-и…. извините…. – Алексей не был уверен, что в такой момент стоит подавать голос.

Продолжая вдавливать дуло в лоб Олега, Штрих повернул к Алексею голову.

– Там… мелодия играет. – Алексей показал рукой на крайнюю кабинку.

– Какая еще мелодия, придурок?! – Чему тут удивляться, у Штриха у самого крыша поехала.

– Симфония для фуги с оркестром. Телефонная мелодия, какая же еще! Там звонит мобильный телефон! – произнесла Котенок, тоже услышавшая исходящие из кабинки звуки.

Штрих отпустил Олега и, держа его в поле зрения, обеспокоенно приблизился к крайней кабинке. Прислонил ухо к двери. В следующую секунду по нему словно пробежал электрический разряд.

Он повернулся и испуганно посмотрел на Олега.

– Играет, – произнес он, перейдя на шепот.

Олег тоже подошел к кабинке. Теперь все слышали веселую телефонную мелодию, которой вторили гудки из Олегова мобильника. Олег выключил мобильный, мелодия замолкла. Держа пистолет перед собой, Штрих осторожно взялся за дверную ручку и резким движением распахнул дверь. Почти одновременно у Олега и Штриха вырвался крик. В кабинке, без признаков жизни, лежала Татьяна с расплывшимся пятном крови на груди. Котенок поднялась, подошла к застывшим от ужаса Олегу и Штриху и тоже заглянула в кабинку. Увидев еще одно безжизненное тело, она открыла рот, но произнести вначале ничего не могла, зато спустя несколько мгновений раздался истошный животный вой, какой, должно быть, можно услышать только в саванне или в отделении для буйнопомешанных. Развернувшись, Олег наотмашь ударил ее по щеке.

Это привело девушку в себя. Котенок замолчала.

– Так, значит, это моих рук дело? – после паузы произнес Олег.

– Извини, я, наверно, голову потерял. Извини, брателла. – А ведь он, Штрих, только что чуть не пристрелил Олега. Нет, нужно валить отсюда! Не зря, видимо, утром черная кошка дорогу перебежала. Нет, Штрих никогда не относился всерьез ко всяким суевериям. Просто то, что случилось сегодня, явно выходило за рамки его понимания. Олег дружески похлопал Штриха по плечу. Тот вернул напарнику пистолет и зашел в кабинку. Алексей, все еще сидевший на полу, наконец нашел в себе силы посмотреть, что скрыли от него чужие ноги в грязных ботинках. Он подошел к кабинке и молча уставился на тело. Самое удивительное, что, созерцая девушку с кровавым пятном на груди, он вдруг понял, что ничего не чувствует. Кажется, он уже начал привыкать к таким зрелищам.

– Может, если в нее выстрелить, она тоже оживет? – поинтересовался Алексей.

– Ну уж нет. Это просто труп, – сказал Штрих, но на всякий случай опустился на колени и попытался нащупать пульс. – Пульса нет. – Наконец важно объявил он в наступившей тишине.

Котенка вновь прорвало:

– Это, конечно, вы ее грохнули. Ну как, легко было замочить беззащитную девушку?! Трусы! Вы и нас прикончите? Мы вас видели, вы не можете нас оставить живыми! Вы нас убьете, я знаю! Мама, я хочу к маме!!! – Олег развернулся и засунул дуло пистолета прямо в кричащий рот.

– Заткнись! Ни я, ни Штрих, никто из нас не убивал эту шлюху! Я прекрасно понимаю, что у тебя сдают нервы. Но все эти истерики выводят меня из равновесия, и я не могу нормально думать, а когда я не могу нормально думать, я совершаю всякие глупости, и результатом такой глупости могут оказаться еще два трупа, лежащих рядышком в этом поганом сортире! Так что не выводи меня больше из себя, очень тебя прошу!

Оторвав взгляд от трупа, Алексей внезапно обратил внимание на небольшое окошко под потолком. Оно было застеклено матовым пластиком, но он знал, куда окошко выходит: во двор, на ту сторону, где стоят рядком мусорные баки, куда он дважды в день выносит отходы.

– К черту все! Ты как хочешь, а я сваливаю, – произнес Штрих, выйдя из кабинки и направившись к выходу.

Вынув дуло изо рта Котенка, Олег развернулся к Штриху:

– Куда, дурак? Куда ты пойдешь?!

– Куда угодно, главное, чтобы как можно дальше отсюда. Насрать на деньги, я пас! Мне все это не нужно. – От входной двери Штриха отделяло уже меньше двух метров.

– Подожди, постой! Послушай меня одну минуту.

– Только минуту, и это ни на что уже не повлияет. – Штрих взялся за дверную ручку.

– Я разделяю твое желание как можно скорее слиться. Но не забывай про Сливу, ведь он там с Виктором Палычем, так что никак не получится просто выйти из клуба и слинять. Нам предстоит долгий, неприятный разговор.

– Ой, да ладно тебе! Вытащим Сливу, скажем: «Извините, Виктор Палыч» – и свалим. Какие проблемы?

– Ты, может, не врубаешься, что Виктор Палыч не обрадуется, если узнает, что мы не нашли диск? Я даже думаю, он, скорее всего, не поверит и решит, что в последний момент мы скинули диск кому-то еще.

– Да пусть решает, это его проблемы, он же лох. Офисная крыса, белый воротничок! – Штрих отошел от двери, он чувствовал, что Олег что-то недоговаривает. – Я ведь прав? Или с Виктором Палычем все не так чисто?

– Все так, да не совсем. Слива дал мне вчера почитать одну интересную статейку двухлетней давности. Если бы он откопал ее раньше, меня ни за какие деньги невозможно было бы втянуть в это дело. – Олег старался не смотреть Штриху в глаза.

– Какую еще статейку? – напрягся Штрих.

– Интересную такую статейку. В ней рассказывается, что делают ревнивые мужья со своими неверными женами. И как ты думаешь, кто является главным действующим лицом той истории?

– Э-э-э… – Штрих сделал неопределенный жест рукой. Он понял, к чему клонит Олег, но не хотел в это врубаться.

– Да, именно, наша офисная крыса. Еще там фигурирует его голая жена, подвешенная за ноги на балконе восьмого этажа. И ее сослуживец, имевший неосторожность оплодотворять потерпевшую прямо на дому. Тоже голый, только уже успевший слямзиться с балкона. Не знаю, во сколько это ему обошлось, но адвокат убедил присяжных, что он совершил эти дей­ствия в состоянии полного шока и даже самообороны, и ему дали два года. А самое неприятное заключается в том, что неделю назад Слива продал Виктору Палычу ствол. Так что теперь у этого психа нет необходимости подвешивать нас за ноги на балконе.

Штрих сел на унитаз, стоявший посреди туалета, и с ужасом уставился на Олега. Бред какой-то. Виктор Палыч – душевнобольной, который валит всех, кто сильно его разочаровывает… Так вот почему Слива всю дорогу бросал на него испуганный взгляд.

– Он полный псих, понимаешь? И если уж реально смотреть на вещи, он просто поставит нас на четвереньки и сделает такое, что не снилось узникам Освенцима. И будет с нами это делать, пока мы не отдадим ему диск, которого у нас нет.

– Почему я слышу все это, про пистолет и про балкон, только сейчас?! – Что за дела, знал бы Штрих про такой расклад раньше, он никогда бы не ввязался в эту историю!

– Скажи я тебе об этом раньше, ты бы соскочил, а Слива без тебя тоже бы не вписался. Тогда бы все накрылось, – попытался оправдаться Олег.

– Зато теперь мы в полной жопе.

– Да, но кто мог знать!

Штрих попытался представить, что бы сделал на его месте Мейер Лански, его кумир. Когда Штрих сталкивался с какими-нибудь сложностями, он всегда его вспоминал, потому что тот был его воплощенной мечтой.

Штрих не имел в детстве тех проблем, с которыми столкнулся Олег и которые привели подростка на свалку, из-за чего так пострадала его психика. Адик Штрихельман рос в приличной еврейской семье, вместе с братьями и сестрами исправно посещал синагогу, ел мацу, носил кипу и хорошо учился.

Он несколько отличался от своих родичей лишь тем, что с детства имел склонность к мошенничеству. Мама даже не догадывалась, что деньги, которые она давала ему на завтраки, юный Штрих приумножает, нечестно играя в карты на вкладыши от жвачек с одноклассниками и на деньги – с пенсионерами в парке отдыха.

По вечерам он слушал Высоцкого, и, когда дело доходило до «Охоты на волков», сердце Штриха вначале замирало, а потом начинало неистово биться. В этой песне ему слышался вызов обществу, призыв вырваться из этого тесного мирка с его дурацкими правилами и традициями.

Приятель как-то дал ему послушать Александра Новикова: «Я родом из еврейского квартала». Потом были Михаил Круг, Сергей Наговицын.

По вечерам, отложив тору, он взахлеб перечитывал «Крестного отца». Он раз двадцать смотрел «Однажды в Америке», обожал «Лицо со шрамом» и сериал «Криминальные истории» с Деннисом Фариной и Энтони Джоном Денисоном.

Правда, Штрих долго еще оставался прилежным учеником и послушным сыном.

Поворотным моментом, после которого мелкий мошенник превратился в отъявленного уголовника, стало знакомство с историей жизни Арнольда Ротстейна и Мейера Лански.

Позже ему довелось услышать о таком супергангстере еврейского происхождения, как Бенжамин Сигел, известном полиции Соединенных Штатов как Багси, человеке, превратившем маленький, затерянный в пустыне городишко Лас-Вегас в мировую игорную столицу. Еще он вдохновлялся биографиями Артура Флегенгеймера по кличке Голландец Шульц, ставшего известным на весь мир благодаря фильму «Убить Голландца». Луиса Липке, Эбнера Цвиллмана, Макса Хоффа.

Но не каждому дано быть вписанным в историю, пусть даже криминальную. Штриху было уже три­дцать, но ничего серьезного он так и не добился.

Собрав в ближайших дворах команду, которая занялась ограблением квартир, и провернув удачно первых два дела, девятнадцатилетний Штрих купил себе старенький, местами покрытый ржавчиной BMW, и уж было решил, что весь мир скоро будет у него в кармане. Он подумывал напасть на какую-нибудь мелкую братву, крышующую соседние магазинчики, и захапать их территорию себе. У него еще не было оружия, но связи, которые он приобрел в криминальном мире, делали эту проблему вполне разрешимой. Однако его мечтам не суждено было сбыться. Первая команда Штриха распалась после того, как они залезли в одну квартиру. Квартира эта пустовала, так как, по имевшейся информации, жильцы, подставив солнцу бледные тела, наслаждались недолгим северным летом на даче.

Осторожно открыв замок, трое мальчишек в черных перчатках проникли в квартиру и погрузились во мрак длинного коридора со спертым зловонным воздухом. Включив фонарики, они разделились. Киря направился на кухню, так как по опыту знал, что именно там сограждане предпочитают хранить честно накопленные сбережения. Второй, Руслан, пошел в спальню, а Штрих, открыв дверь и посветив фонариком, понял, что очутился в гостиной. И вдруг умиротворяющую тишину нарушил крик Руслана. Когда Штрих и Киря прибежали в спальню, они увидели там что-то темное и вытянутое, словно парящее над комнатой привидение. Но стоило Руслану посветить фонариком, как истинная картина повергла их в шок. Они много бы дали за то, чтобы пятно действительно оказалось привидением. Но это был человек. На крюке для люстры висела женщина лет тридцати пяти. Она была одета в легкое ситцевое платье. Незадолго перед смертью уложенные волосы были несколько растрепаны, а косметика не гармонировала с посиневшим, обезображенным гримасой лицом. Женщина представилась им прекрасным созданием, решившим уйти от мирских проблем в самом расцвете жизни.

– Прежде чем повеситься, она хорошо подготовилась, – пробормотал Киря.

– Запаха еще нет, – произнес Руслан. – Похоже, все произошло совсем недавно.

Штрих посветил на окно, занавески были задернуты очень плотно. Луч фонарика вытащил из темноты прикроватный светильник. Штрих нажал на кнопку, и комната залилась мягким интимным светом. Теперь можно было разглядеть, на чем висела женщина. Это был армейский ремень, туго перетянувший дряблую кожу со вспухшими венами.

Светильник неожиданно преобразил первоначальную картину. Померещившаяся им было прекрасная молодая женщина превратилась в потрепанную временем пятидесятилетнюю алкоголичку, косметика на ее лице смотрелась вызывающе вульгарно, так же, впрочем, как и слишком ярко окрашенные волосы. Женщина была похожа на престарелую дешевую шлюху, которой вечная нехватка денег не позволяет выйти на давно заслуженную пенсию.

Взгляд Штриха скользнул ниже, по ногам со сползшими колготками и варикозными венами и остановился. Он почувствовал, как с ног до головы покрывался испариной: внизу, под ногами самоубийцы не было стула!

Вместо него лежал какой-то обрывок бечевки, тряпка, а еще поблизости валялась предварительно снятая люстра. Где же стул?

– Черт возьми, где стул?! – услышал он собственный голос.

– В смысле? Какой стул? – произнес Киря.

– Не умеет же она летать! Как она оказалась под потолком? Сняла люстру, закрепила ремень и повесилась?! Ей нужно было на что-то встать.

Тут, кстати говоря, и стула мало, тут же подумал про себя Штрих. Просто в кино обычно в таких случаях показывают стул. В жизни, конечно, все может быть иначе, но главное остается неизменным: должна же она была на чем-то стоять!

Киря и Руслан нервно осмотрели комнату, но ни стула, ни лестницы-стремянки не обнаружили.

– Ладно, черт с ней, я не собираюсь грабить покойников. Давайте сваливать! – сказал Руслан.

– Да, наверное, ты прав! – произнес Штрих.

Что-то заставило его внимательнее присмотреться к тряпке, валявшейся под ногами женщины… Конечно, это убийство! На белой тряпке отчетливо были видны следы помады: кто-то использовал тряпку как кляп, чтобы жертва не могла кричать. Но она ведь еще наверняка отбивалась. Он подошел ближе и взглянул на запястье. Руки на запястьях были синими, вероятнее всего, от той самой бечевки, что валялась тут же, на полу.

– Ее убили, – глухо сказал он. Штрих пересмотрел на своем недолгом веку все более-менее сносные гангстерские фильмы. Он переживал за своих любимых героев-гангстеров. Он мечтал стать крестным отцом, как Марлон Брандо. И обычно с волнением следил за мочиловом на экране. Никогда еще ему не было так жутко. И вовсе не из-за открывшегося в спальне зрелища. Дело было в другом: они влипли в нехорошую историю, в такую историю, которая может иметь совсем дурные последствия. Для всех, но для Штриха – в первую очередь, потому что из них троих он один совершеннолетний.

– Что?!

– Эй, ты уверен?

Да, черт возьми, он был уверен! Бытовуха, гнило законспирированная под самоубийство. Теперь за это дело возьмется не отдел по борьбе с кражами, а суровые ребята из отдела убийств, которых оставленный на полу след ботинка легко может вывести на тройку воришек, волею случая залезших не в ту квартиру. Поди потом докажи, что это не ты грохнул хозяйку! Оставалось надеяться только на то, что тот, кто это сделал, тоже оставил на месте убийства хоть какие-то следы. Размышления Штриха вдруг прервал донесшийся из глубины квартиры грохот вперемешку с пьяной бранью. Штрих быстро повернулся и, сделав один прыжок в сторону кровати, нажал на кнопку выключателя. Комната погрузилась во тьму. Он стоял, вслушиваясь в тишину и пытаясь уловить хоть какие-то звуки, и почему-то не мог оторвать взгляда от наводившего на него ужас темного пятна под потолком. Вслед за наступившей тишиной послышались шаги, кто-то включил свет в коридоре. Шаги приближались, и вскоре проем двери закрыла массивная фигура. Из них троих ближе к двери стоял Руслан, и, так как из коридора в комнату проникал тусклый свет, человек в дверном проеме заметил, что в комнате кто-то есть. Немного помолчав, он заплетающимся языком спросил:

– Э-э-э-э, ты кто? – В голосе звучало удивление.

Руслан, видимо, решил, что отвечать на вопрос будет не совсем уместно. Он принял единственно правильное решение, хотя не исключено, что все получилось само собой, и в нем заговорил самый сильный у гомо сапиенс инстинкт, инстинкт самосохранения. Руслан изо всей силы двинул незнакомому человеку по морде. Тот с грохотом повалился на пол.

Штрих не успел испытать ни досады, ни облегчения, услышав голос Руслана, отдавшего приказ, который должен был вообще-то исходить от него:

– Бежим, парни!

В полной панике Штрих ринулся вперед, двинув ногой пытающуюся подняться фигуру. Вот уже и входная дверь. Руслан рванул ее на себя, но она оказалась закрытой. Черт возьми, конечно, они всегда, войдя в квартиру, предусмотрительно запирали за собой дверь!

Сзади раздался испуганный голос Кири:

– Он поднимается!

Руслан попытался отпереть дверь, но замок, его мать, заклинило.

– Открывайся! Черт, черт, черт! – не сдавался Руслан.

– Да бля! Я вас сейчас! Черти поганые! Сейчас, только… – раздался голос за спиной Штриха.

Он понял, что легко уйти не получится, рука нащупала в кармане складной нож, недолго думая он выхватил нож и повернулся, чтобы принять на него массивное тело, но тут увидел Кирю, который остервенело бил мужика, но чем, Штрих не смог разглядеть.

– А-а-а-а!!!! – завопил мужик и, бросившись бежать, исчез в спальне.

– Открыл! Открыл!

Обернувшись, Штрих увидел Руслана, открывшего дверь и что есть мочи бросившегося вон из квартиры. Штрих рванул за ним. Вот и лестничная площадка. Впереди мелькает спина Руслана. Сзади слышен топот Кири. Штрих обернулся, чтобы узнать, чем тот бил мужика, ведь нож был только у Штриха, и то не для дела я – для понта. И ему в глаза бросилась окровавленная отвертка в левой Кириной руке.

Как они добрались до дома, Штрих не помнил. По дороге ему удалось наконец разжать Кирину руку и выбросить отвертку с моста в канал. Недолго думая они выбросили окровавленную Кирину рубашку на помойку, Штрих зашел домой и незаметно вынес ему другую, свою. Потом они, конечно же, напились в хлам, а Киря долго блевал, обняв водосточную трубу и ругаясь.

Спустя несколько дней Штрих услышал в одном кабаке историю, как один мужик нажрался в говно, подрался с сожительницей и подвесил ее к потолку за ремень. Потом уснул, а проснувшись и поняв, что с пьяных глаз натворил, продырявил себя пару раз отверткой, чтобы потом сказать, будто на него напали, и вызвать милицию. Этот дебил, вместо того чтобы сознаться, что убил свою бабу, о чем свидетельствовала сотня отпечатков на ней и на ремне, стал валить все на трех каких-то чертей, которые якобы его избили и истыкали длиннющими когтями.

Происшествие здорово повлияло на ребят. Руслан утверждал, что по ночам его преследовал кошмар, в котором мертвая женщина летала по его квартире с удавкой в руках, пытаясь накинуть удавку ему на шею. Он стал пугливым и каким-то прибитым, шарахался от любой тени, так что его и узнать было нельзя. Даже если бы Руслан сам стал его об этом просить, Штрих ни за что уже не взял бы его с собой на дело. Киря же, осознав, что однажды, при случайных обстоятельствах, ему непременно придется кого-нибудь убить, две недели беспробудно пил, а, протрезвев, пришел к Штриху и заявил, что от дел отходит и идет работать слесарем на завод.

В коридоре ночного клуба послышались приближающиеся шаги. Штрих с Олегом переглянулись.

– Кто-то услышал, как эта дура орет, – запаниковал Штрих. Не хватало еще, чтобы на шум прибежали охранники. – Давай. Быстро в кабинку, – буркнул Штрих Олегу.

Олег схватил Алексея за шиворот и потащил к третьей кабинке слева. Той, где они нашли Котенка и Алексея.

– Мы прячемся, если ты нас выдашь, я его замочу, ясно? – сказал он Котенку.

Котенок кивнула. Затолкав Алексея в кабинку, где уже затаился Штрих, и грозно взглянув на Котенка, Олег плотно прикрыл дверь. И сделал это очень вовремя, так как входная дверь открылась и в туалет заглянула лысая голова охранника.

Вначале он тупо посмотрел на Котенка, затем его голова начала вертеться из стороны в сторону, словно на шарнирах. От сканирующего взгляда не ускользнуло ничего: ни мусор, валяющийся на полу, ни сломанная дверь, ни простреленная дверь. Осмотрев вверенную территорию, взгляд вернулся к Котенку.

– Я никогда не был в женских туалетах, но мне почему-то казалось, что здесь должно быть чище, чем в мужских. А здесь просто полная помойка, – произнес он басом. Котенок ждала чего угодно, только не этого. Что, этот козел не понял, что здесь стреляли? Или он думает, что для женского туалета простреленные двери – вполне обычная картина?

– Интересно, а что ты ожидаешь увидеть, когда заходишь в туалет на ремонте? Идеальную чистоту и порядок? Конечно, а как иначе! Представляю себе сантехников, которые после тяжелого трудового дня, вместо того чтобы идти домой, берут в руки ведра, тряпки и два часа все убирают. – Котенок сама не знала, что говорит. Ее страшно возмутило то, что человек, отвечающий за безопасность, не видит и не понимает, что что-то капитально не так в этом дурацком туалете. Не зря девчонки говорили, что в охранники идут мужики без нервов. Теперь она видит, что еще и без мозгов.

– Ладно, ладно, чего ты завелась? – Тот был настроен исключительно дружелюбно.

– Это я еще не заводилась! – рявкнула Котенок.

Охранника звали Антон, и он раздражал ее больше, чем остальные. Ее вообще бесили парни в форме, все равно какой: вневедомственной охраны, милицейской или просто военной.

– Это ты кричала? – наконец спросил охранник.

– Да, а что? – Котенок попыталась быть максимально непринужденной. А может быть, даже немножко отвязной.

– И чего?

– Так просто.

– Так просто в туалете никто не кричит. У тебя все в порядке? – не унимался охранник.

– Не надо говорить за всех. Может, ты вообще никогда не кричишь, а я вот люблю постоять в сортире и покричать, тем более что здесь хорошая акустика.

Дверь открылась пошире, и Антон двинулся вперед, так что стало видно, что он одет в отглаженную как на парад униформу. Зайдя, он аккуратно закрыл за собой дверь и, шагая прямо по мусору, вплотную приблизился к Котенку.

– Ты что, ненормальная? У тебя точно все в порядке? – И он горящим взглядом посмотрел на нее в упор, причем главным образом почему-то на грудь. Нет, если он сейчас шум поднимет, будет еще хуже, чем было. Шлепнет этот бешеный Алексея, как пить дать, шлепнет.

– Да все отлично! А у тебя? Как у тебя дела?

Антон проигнорировал ее вопрос:

– Не верю. Ты так кричала, что руководство в зале перепугалось. Они обеспокоены, так что готовься объясняться с Валерией Павловной, почему ты напугала акционеров. И, поверь, твои отмазки про акустику не прокатят. Так что выкладывай.

Котенок поняла, что отделаться от него будет не так-то легко:

– Хорошо. Но обещай, что никому не расскажешь.

– Ну.

– Не «ну», а обещай: то, что я тебе скажу, останется между нами.

– Ты так мне доверяешь? Я ведь могу сейчас пообещать, а потом растрезвонить всему клубу.

– Можешь. Но только в таком случае я буду знать, что ты не мужик, который держит свое слово, а половая тряпка. И у тебя кличка будет «тряпка», и все в клубе станут говорить тебе: «Привет, Тряпка, как дела? Тряпка, эй, Тряпка, не хочешь вылизать мой зад?» Уж поверь мне, я постараюсь, чтобы все так и было, пока ты не уволишься. Но и тогда останешься тряпкой. – Котенок принялась раздраженно прохаживаться по туалету.

Антон достал пачку сигарет:

– Ты не против, если я закурю?

– Валяй, это твои легкие.

– Хорошо, обещаю никому ничего не говорить, – сказал он, глядя, как огонек сигареты то вспыхивает, когда он затягивается, то слегка притухает. И при этом прекрасно понимая, что Валерии Павловне расскажет все, и безотлагательно, что бы девчонка сейчас ему ни наплела.

– Я готовлюсь в консерваторию! – выпалила она и выжидательно уставилась на него.

В кабинке, предназначенной для одного человека, стояли трое мужчин, и хотя двое из них утром пользовались дезодорантом, все свободное пространство постепенно заполнил бьющий в нос кислый запах пота.

Они волновались, каждый по-своему: Штрих оттого, что влип в эту гребаную историю, из которой, как ему уже стало казаться, не было никакого выхода.

Этот тупой охранник, удостоверившись, что здесь что-то не так, непременно вызовет по рации если не взвод, то человек пять других охранников, и еще не известно, чем те будут вооружены. Тут и заложник не поможет: из-за него только срок накрутят.

Оттого что его абсолютно все бесило, Олег чув­ствовал, что не в состоянии себя контролировать и вот-вот сорвется, и еще сильнее волновался, а его палец, замерший на курке, от напряжения побелел.

Понятное дело, что больше всех нервничал Алексей, которому в подбородок больно уперлось дуло пистолета и зрение которого сфокусировалось на Олеговых глазах, где с проницательностью обреченного он уже прочел свой приговор – такие они были пустые и бессмысленные.

– Кому ты нужна в консерватории?! Тебя туда на пушечный выстрел не подпустят, – ухмыльнулся охранник. Он ждал чего угодно, только не такой бодяги, тем более от Котенка.

– Это ты так считаешь. А я давно занимаюсь вокалом и знаю, какие у меня данные. Они у меня просто уникальные, четыре октавы, между прочим. Я это знаю, потому что общалась со многими людьми из музыкальной среды. Так что все очень серьезно! – возмутилась Котенок.

– Полная чушь!.. – Охранник тупо смотрел на ее стройненькие ножки и качал головой. – Хорошо, допустим, я тебе поверил, – с сомнением в голосе сказал он, и было видно, что как раз это у него никак не получается. – Но зачем тебе понадобилось орать в туалете?

– Я развиваю связки. Мне посоветовал мой преподаватель по вокалу. Три раза в день. С утра, на голодный желудок, вечером, перед сном, и днем. А где развивать связки днем, как не в туалете? В общем, еще месяц, и у меня голос будет, как у Монсеррат Кабалье. Ты, конечно, можешь мне не верить, но это истинная правда!

– Да, впечатляет! – механически ответил охранник. – Нельзя сказать, чтобы я тебе поверил. Ну да это твои дела. Так что забыли.

Кто ее знает, подумал Антон, вдруг правда. Сам он, конечно, видел, как поют оперные певцы, то есть слышал, но раза три в жизни, да и то по телевизору.

Воцарилось неловкое молчание. Котенок нервно сжимала пальцы за спиной, ей уже не нужно было, чтобы их с Алексеем спасали, и хотела она только одного: чтобы Антон наконец отсюда убрался.

– Слушай, раз здесь никого нет, а я уже зашел, ты не против, если я… – Он показал рукой на кабинку.

– Что – ты?! – не поняла Котенок.

– Ну… скину килограммчик, – выжал из себя Антон.

– Скинешь килограммчик? – Полный дебил! А она еще думала, что такой может ее спасти! Все понятно, он нашел себя на этой тупой работе. Должность начальника смены – пик его карьеры, и до этого ему еще очень далеко.

– Я имею в виду, я могу воспользоваться?.. – Антон снова кивнул в сторону кабинки.

– Хочешь воспользоваться туалетом?!..

– Да, это же туалет… У него есть прямое назначение, люди справляют здесь нужду… Я хочу использовать одну из этих кабинок по назначению. Что здесь такого? – Господи, какие же эти официантки дуры, почему им всегда приходится все растолковывать, да еще повторять по десять раз?!

– Нет, ничего, только вот одна нестыковка! Это помещение для особей женского пола, а ты, как мне подсказывает интуиция, к ним не относишься. Зато метрах в пятнадцати от этого места находится мужской сортир. И мне почему-то кажется, что будет логичнее, если ты скинешь килограммчик там. Хотя, может, я и ошибаюсь…

– Только не подумай, что я любитель посидеть в женском туалете. Просто сегодня в мужском дежурит Рауль. А он ко мне неравнодушен. – Извиняющимся голосом произнес охранник.

– Что значит неравнодушен?

– Ну, как мужчина может быть неравнодушен к мужчине.

– Рауль – педик?!

– А ты не знала? Думаешь, он просто так выбрал местом работы мужской туалет, где целый день созерцает члены?

Котенок была поражена: этот высокий, потрясающе сложенный смуглый парень, при виде которого сердце каждой или почти каждой женщины замирало и ёкало, как выяснилось… она даже не захотела додумывать свою мысль до конца. Пораженная неприятным открытием, Котенок напрочь забыла об Алексее, жизнь которого в данный момент практически висела на волоске.

– Я думала, ему просто велели, и все!

– Конечно, велели, как же! Да он целый месяц упрашивал начальника охраны, чтобы его перевели из танцзала в туалет! – Антон затушил сигарету и снова хмыкнул. Ему вспомнился один голубок, с которым довелось вместе служить.

Антон служил в армии уже месяц и даже, можно сказать, научился ходить в строю, не сбиваясь с ритма. Он быстро привык вскакивать, заслышав крик: «Рота, подъем!» – и ему стал казаться вполне сносным весь уклад новой жизни, отмеренной ему на без двух недель два года. И тут сержант привел в казарму длинное, худющее существо с непомерным загаром из солярия и длинными вьющимися волосами, от которых пахло ароматным шампунем. Чтобы избавить себя от новенького, сержант взвалил его обучение на Антона.

«Ты должен его подготовить, – строго сказал сержант. – Через месяц присяга». Существо звалось Саша. Он не умел бегать – да что там бегать! – с трудом передвигал ноги, как палки торчавшие из кирзовых сапог, еле-еле подтягивался один раз – и то только тогда, когда Антон держал его за талию, и ненавидел физический труд. Саша утверждал, что не создан для всего этого. По вечерам он с ужасом рассматривал свои мозоли и приводил в порядок ногти с помощью специальной пилочки, а не ножниц для картона как остальные. Когда его под всеобщий хохот удалось подстричь (во время стрижки, несмотря на всю хлипкость, держали его вчетвером), он чуть ли не полночи прорыдал, оплакивая свою роскошную гриву. Зато он с таким увлечением рассказывал роте, что теперь носят девушки в Париже и какое нижнее белье для мужчин создали два вечно молодых Доменико Дольче и Стефано Габбано, что в конце концов все пацаны пришли к заключению, что к ним затесался голубой. Но Саша спутал все карты, так как неожиданно во всеуслышанье заявил, что он – метросексуал. Так как значение этого слова никто из них не знал, будущие защитники отечества решили, что оно означает: гей в тяжелой форме. Сначала его хотели хорошенько отвалтузить, но «тяжелый гей» выглядел таким хрупким, что ребята побоялись ненароком его укокошить. А так как Сашу постоянно видели вместе с Антоном, их прозвали «парочкой голубцов». И дразнили постоянно: на зарядке, на завтраке, на построении, во время уборки территории части, за обедом и ужином. Когда они мылись в бане, все старались держаться от них подальше. Старослужащие прознали, что среди молодых есть два гомика и, когда те проходили мимо, кричали им вслед, что, когда новобранцев переведут в общую казарму, их там сразу оприходуют так, что мало не покажется. Однажды вечером, зайдя в казарму, Антон обнаружил, что его вещи переброшены в другой ряд и теперь его соседом еще и ночью будет Саша. По ночам ему снились кошмары: Саша, одетый в женское кружевное белье, забирается к нему под одеяло и… Антон в ужасе просыпался и уже не мог заснуть до утра. Все это его настолько доконало, что в один прекрасный день, когда никто не мог ничего заметить, Антон позвал Сашу за казарму и жестоко избил.

Впоследствии, уже придя из армии, он узнал, что метросексуал – это всего-навсего мужчина, любящий красивую одежду, не жалеющий времени и денег на массажные и косметические салоны, то есть понимающий толк в красивой жизни. Однако время, проведенное за зеленым забором военной части, сделало его отъявленным гомофобом.

– Надо же, Рауль такой парень, и вдруг… – Последний раз она была так поражена, когда из свежего номера «VOGUE» узнала, что красные туфли, на которые потратила триста долларов, в этом сезоне уже не актуальны. Она просто думать больше ни о чем тогда не могла. Как такое могло случиться, ведь еще в позапрошлом выпуске такие туфли можно было видеть чуть ли не на каждой странице?!

– Да я тоже сначала не думал, даже в мыслях не держал, а потом зашел в туалет, пристроился у писсуара, спокойно делаю свое дело и вдруг чувствую взгляд, представляешь себе, как экстрасенс какой-то. Оборачиваюсь – а Рауль стоит с боку и пялится… Аж слюни пустил.

– Вот дерьмо! – Котенка передернуло.

– Не говори! Теперь, когда Рауль дежурит, приходиться бегать в ближайшую подворотню, – сгустил краски Антон.

– Да, пидоров раньше днем с огнем было не сыскать, а сейчас даже не знаешь, какой парень нормальный! – сокрушалась Котенок. – И откуда их столько берется?

– Не говори! Это все из-за телевидения. Оно – главный виновник пидоризации страны.

– Да ладно, при чем здесь телевидение?

– Детка, открой глаза: когда последний раз ты видела по телику нормальных парней? Вспомни! Одни смазливые мальчики с волосами до плеч, разодетые в какие-то рюшки, нежным голоском рассуждающие о направлениях в моде или тенденциях в музыке. Может, пару раз и мелькнет нормальное мужское лицо, и то так, скорее для проформы. Парня на улице уже легко спутать с телкой, а почему? Он подражает любимому певцу или с утра до вечера листает глянцевые журналы. Присмотрись внимательно, сама увидишь. – Антон был рад, что нашел человека, которому смог изложить наболевшее и который выслушал его не перебивая.

– Не знаю. Может, ты и прав. – Странно, этот парень не такой дурак, каким кажется, мелькнуло в голове у Котенка.

– Конечно я прав!

Наступило молчание. Охранник докурил сигарету и выбросил окурок в унитаз, забытый посреди зала.

– Так я воспользуюсь? – прервал тишину Антон.

– Да, конечно! – сказала Котенок.

Охранник направился прямиком к третьей кабинке слева.

Только не это, там же…

– Подожди! – скомандовала Котенок, так что Антон от неожиданности вздрогнул. – Туда не советую. У кого-то из сантехников, видимо, были проблемы с пищеварением, и там… ну, в общем, сам понимаешь…

Антона передернуло, он даже немного скривился, словно воочию все увидел, слегка замедлил шаг и скрылся за дверью второй кабинки слева. В ту же секунду дверь соседней кабинки приоткрылась, и оттуда выглянул злой Олег. Яростно жестикулируя, он попытался дать Котенку понять, что страшно недоволен. В ответ она только развела руками: мол, что я могла поделать…

Удобно устроившись на унитазе, Антон достал из пачки очередную сигарету, закурил и мечтательно уставился в потолок.

Видя, что Олег по-прежнему за ней наблюдает, Котенок достала губную помаду, повернулась к нему спиной и, игриво повиливая круглой попкой, сделала вид, что красит губы. Ей нужно было во что бы то ни стало отвлечь внимание бандита, поэтому, продолжая эротический танец, Котенок еще и наклонилась вперед, уверенная, что за ее руками он уследить уже не в состоянии. Искоса бросив взгляд на Олега и удостоверившись, что тот чуть ли не слюни пустил, как тот Рауль, она стала двигаться более энергично, а затем резко забросила на столешницу правую ногу. Она отлично знала, что попка – ее главная достопримечательность, и умела этим пользоваться. Пока этот урод наблюдал за черным лебедем в черных чулочках, Котенок опустила руку в раковину и незаметно вывела помадой вкривь и вкось расползшиеся буквы:

Главное теперь – дождаться охранника и постараться смягчить его реакцию на то, что он прочтет. Раз он не такой идиот, каким кажется, он должен суметь проконтролировать свои эмоции и, сделав вид, что ничего не случилось, уйти за подмогой.

Тем временем Антон сидел на унитазе с очень серьезным видом, ибо привык ответственно относиться к процессам, происходящим в его молодом организме. Неожиданно в его руке ожила рация и чей-то голос сквозь помехи хрипло закричал:

– Тош, ты куда делся?!

– Я в туалете, какого черта тебе надо?

– Бросай все и живо сюда! У нас тут учредители подрались, ломают стулья друг о друга! Давай, бегом!

– Я мигом! – Он выключил рацию и быстро поднялся. – В сортир не дадут нормально сходить, – буркнул он, выходя из кабинки и быстрым шагом направившись прямо к выходу.

– А руки помыть? – внезапно поняв, что помощь может и не прийти, спросила Котенок.

– Некогда. К тому же я так ничего не успел. – Антон был явно раздражен.

– Руки мыть нужно всегда, – все еще не веря, что тот уйдет, так ничего и не узнав, произнесла Котенок.

Но пока она говорила эту фразу, Антон открыл дверь и через секунду был уже в коридоре.

Котенок в ужасе посмотрела на разрисованную помадой раковину.

Что с ней будет, если эти двое увидят надпись и все поймут?!

– Черт! Вот попала!

Пока она стояла в растерянности, то открывая, то закрывая кран, Олег с Алешей и Штрихом уже вышли из своего укрытия. Тогда Котенок заслонила собой раковину в надежде, что так они ничего не заметят.

– Вроде пронесло. Но ситуация от этого лучше не стала. – Олег посмотрел по очереди на всех присутствующих. – Так, я сейчас обращаюсь ко всем, потому что у нас общая проблема. Нам нужен диск, и мы пробудем здесь, пока его не найдем, в то время как вы хотите поскорее о нас забыть как о страшном сне. Поэтому мы все сейчас заинтересованы найти этот хренов диск. Проблема в том, что мы уже понятия не имеем, где его искать. Так что если у кого-то есть идеи, прошу высказываться.

Все молчали в надежде, что кому-то другому внезапно придет в голову спасительное решение.

– Господи! – произнесла Котенок.

Олег, Штрих и Алексей с готовностью к ней повернулись, а она смотрела на них не мигая, и было в ее взгляде что-то пугающее.

– Что еще? – не выдержал Олег.

– А что, если…

В коридоре послышались какой-то шум и крики. Все перевели взгляды на дверь.

– Чё, опять прятаться? – спросил Штрих.

– Нет, сколько можно! У меня патронов хватит на всех! – Олег уже был полон решимости нашпиговать свинцом любого, кто переступит порог этого хренова туалета, и для верности направил пистолет на дверь, готовясь продолжить отсчет покойников.

За дверью послышался шум.

– Отпустите его! – закричала женщина. Ее заглушил пронзительный крик.

Чье-то тело ударилось о дверь, стало слышно, как кто-то матерится, после чего шум сделался более отчетливым.

– Не лапай мою жену, алкаш!!! – заголосил кто-то.

– Это мой клуб, что хочу… – но фраза не была закончена, слышно было, как кто-то из дерущихся вмазал противника в стену, дверь туалета тоже попала в зону боевых действий, и ощущение было такое, будто ее вот-вот снесут.

Олег взвел курок, остальные затаили дыхание. Котенок вдруг поняла, что дрожит как в лихорадке, а по ее лбу струится холодный пот.

Но внезапно голоса начали стихать, а топот ног удаляться. Тяжело выдохнув, Олег опустил пистолет и перевел взгляд на Котенка.

– Нас, кажется, прервали. Так что ты хотела сказать, говори, только быстро!

– А если здесь есть еще кто-нибудь?.. – понизив голос, произнесла Котенок.

– Кто-нибудь это кто? – Штрих огляделся по сторонам.

– Откуда я знаю кто! Вообще кто-нибудь еще!

– Какого хрена здесь кому-то быть? У кого-нибудь есть нормальные идеи? – раздраженно спросил Олег.

– Такого! Пока вы не взломали дверь в эту кабинку с обширявшимся нарком, мы понятия не имели, что здесь кто-то есть еще. То же самое и с девушкой. Я предлагаю открыть все кабинки и убедиться в том, что больше никого нет, – тихо сказала Котенок. Она была на грани нервного срыва. Еще чуть-чуть, и с ней случится истерика.

– В этом есть определенный смысл! – Штрих с уважением посмотрел на Котенка. Баба, а иногда соображает!

– У вас начинается паранойя. – Олег не был в восторге от этого предложения и считал, что они только напрасно потеряют время. Но других идей ни у кого не возникло, а стоять и ждать у моря погоды они не могли. Тем более проверка должна занять минуты три, не больше: – Ладно, давайте проверим все кабинки!

– Ну, три кабинки можно не проверять, – сидя в углу, подал голос Алексей, но никто не обратил на его слова внимания.

Олег преспокойно подошел ко второй кабинке слева и открыл дверь. Дальше стало происходить нечто из ряда вон выходящее. Сначала он на мгновение замер, затем все услышали глухие хлопки и увидели, как Олега отбросило к противоположной стенке, прямо к ногам Котенка. Он упал навзничь с тяжелым стуком, а на его рубашке расплылись два кровавых пятна.

Котенок не сразу поняла, что произошло, и теперь с ужасом смотрела на мертвое тело. Никто уже не загораживал ей обзор, и она смогла увидеть человека, который прятался во второй кабинке слева.

В третий раз Котенок уже не кричала, только ловила ртом воздух, зато неожиданно проявила прыть. Стремглав она бросилась к выходу, но спокойный властный голос приказал:

– Стоять! – Котенок замерла, словно пригвожденная словом к полу. – А теперь развернись, встань на четвереньки и ползи в угол к своему парню, – продолжил леденящий душу голос.

Котенок молча исполнила то, что ей приказали. Она проползла мимо Штриха, который стоял посреди туалета со взглядом, полным ужаса, боясь пошевелиться.

Голос, заставивший Котенка встать на четвереньки, принадлежал мужчине тридцати пяти лет с таким же, как голос, холодным взглядом и рэперской бородкой. Одет он был в элегантный черный костюм и белую рубашку. Так как прототипом этого героя стал реально существующий человек, мне удобнее называть его условно: Незнакомец.

Незнакомец молча смотрел на проползающего мимо Котенка. Алексей в это время так же молча и неотрывно смотрел на лежавшее на полу тело Олега. Как зыбок реальный мир и как несущественна грань, отделяющая жизнь от смерти! Только что этот парень держал Алексея на прицеле, и одно неверное движение любого из них могло оборвать его, Алексея, жизнь. И вот теперь сам валяется мертвый, и темные пятна крови расползаются по его животу и груди.

А ведь еще сегодня утром, намазывая на хлеб плавленый сыр и делая очередной глоток кофе, он наверняка строил планы если не на всю жизнь, то хотя бы на ближайшие месяцы. И теперь лежит здесь, на грязном холодном полу, выложенном дешевым кафелем, все его мышцы расслабились, и потому брюки немного намокли. Разве так представлял себе этот парень свой конец? Черт возьми, конечно нет! Небось тоже мечтал о долгой жизни, большой семье и тихом переходе в мир иной на глазах у скорбящих детей и внуков. А что, если и ему, Алексею, уже не суждено покинуть это вонючее пространство, заполненное трупами?!

– Ты… ты кто? – Осторожно выдавил из себя еще не вышедший из ступора Штрих. Он с ужасом косился на тело друга, распластанное на полу. Было совершенно очевидно, что внезапно появившийся здоровяк, если ему вдруг захочется кого-то хлопнуть, сделает это не задумываясь и без предупреждения.

– А тебе-то не все равно? – произнес Незнакомец.

– Что теперь будет? – Штриху стало не по себе. Уж больно уверенно этот человек держался. Ему даже стало казаться, что, не будь у Незнакомца в руке пистолета с глушителем, он держался бы не менее уверенно.

– Если отдадите мне диск, может быть, я вас отпущу, – прорезал тишину голос Незнакомца.

– Опять диск!!! Что за хренов диск, из-за которого тут все умирают?! – неожиданно для самого себя воскликнул Алексей. – Может, кто-нибудь объяснит?!

Реакция Незнакомца стала уже привычной для Алексея: на него вновь было направлено дуло, только теперь обладатель пистолета навел его на Алексееву переносицу. Что тут будешь делать? Алексей безотчетно покрепче прижал к себе дрожавшую крупной дрожью Котенка.

– Не надо здесь кричать. Хорошо? – спокойно сказал Незнакомец.

– Да, хорошо! – произнес Алексей. Он, конечно, уже жалел, что вышел из себя. Это была глупая выходка: дураку понятно, что никто из пришельцев не станет объяснять ему, что это за диск и для чего он вдруг всем понадобился. Незнакомец перевел взгляд на Штриха.

– Итак, я жду!

– Это ты убил Татьяну? – Штрих вдруг заметил, что Незнакомец переминается с ноги на ногу, будто хочет отлить.

– Если ты имеешь в виду эту стерву в крайней кабинке, то я, а что, это что-то меняет? Она была твоей подружкой?

– Нет, при чем здесь мои подружки, мы ведь диск не нашли, она его так спрятала, что мы…

Алексей с облегчением следил, как дуло глушителя плавно переключилось на Штриха и теперь маячило перед его лицом.

– Знаю я, что вы ни черта не нашли! Но ведь ты догадываешься, где он? У тебя, конечно, есть соображения на этот счет, не так ли? Потому что если у тебя их нет, ты мне не нужен…

– Да-да, есть одна мысль: может, он остался у нее?

– У нее ничего нет.

– Точно? – с сомнением в голосе спросил Штрих.

– Точно, я ее обыскал.

Голос Незнакомца звучал так уверенно, что ни сомневаться, ни переспрашивать не было никакого смысла. Штрих понял, что явно испытывает его терпение. Но что ему было делать?

Алексей чувствовал себя препогано уже давно, к горлу подступил ком с привкусом съеденного час назад супа и стоял там, вызывая неприятные желания. Руки и лоб покрылись испариной, их приходилось постоянно вытирать. К тому же Котенок, сидевшая рядом, в отличие от него, уже справилась с испугом, и это его теперь раздражало больше, чем дрожь и жалобные всхлипывания. Она уже не пялилась на продырявленного Олега, а сидела спокойно, даже слишком спокойно, как сидят приговоренные к смерти в последние часы перед казнью, когда все уже задолбало, эти бессонные ночи, записки от заключенных из соседних камер, плавающие в гороховом супе, в которых они пытаются сказать какие-то не имеющие смысла слова, уже не злобные, а соболезнующие взгляды охранников, и нет никакого интереса к тому, что будет дальше. Она сидела, сложа руки на коленях, и тупо смотрела на Незнакомца, словно на волшебника, с помощью магии превращающего Штриха из грозного и свирепого хищника в жалкого кролика, участь которого вечно быть чьей-то жертвой.

Алексей взглянул на Олега и тут обратил внимание на пистолет, который все еще сжимала его мертвая рука. Незнакомец стоит к нему спиной и может не заметить, ведь его внимание сосредоточено на Штрихе. Взять в руку пистолет и нажать на курок. Всего один выстрел. А если он промахнется, если с одного выстрела не убьет? Тогда конец! Нет, не так, мне нужно схватить оружие, развернуться и выпустить в этого парня всю обойму. А если попаду в Штриха? Да хрен с ним! Можно подумать, что тот чем-то лучше этого, который только что убил его приятеля. Интересно, снял ли Олег пистолет с предохранителя? Наверняка снял, можно не сомневаться. Тем более что он, Алексей, понятия не имеет, в каком положении должен находиться предохранитель. А если пистолет все еще на предохранителе? Ведь Олег почему-то сам так и не выстрелил! Конечно, это могло получиться от неожиданности, вряд ли тот предполагал, что в кабинках еще кто-то есть… Но ведь видно же было, что с оружием он обращаться умеет, не впервой, как говорится. Тогда он должен был выстрелить… Почему выстрела не было? Вот дерьмо! Что ж, будь что будет!

Медленно, очень медленно, не упуская из вида Штриха с Незнакомцем, Алексей начал подползать к Олегу. Он чувствовал, как с каждой секундой ускоряется биение сердца, как соленые капли пота стекают со лба на нос и забегают в приоткрытый рот. Вот он коснулся штанины Олега, вот уже навис над его телом, старясь не смотреть в лицо. Вот его рука дотронулась до руки с пистолетом. В то же мгновение он почувствовал, как мурашки побежали по всему телу, ведь ему еще не доводилось прикасаться к мертвецу. Алексей осторожно начал разжимать холодеющие пальцы. И вот сталь пистолета уже обжигает его руку. Все, осталось только повернуться и нажать курок!

«Зря ты это сделал!» – раздался в гробовой тишине голос Незнакомца.

Алексей застыл, боясь повернуться. Он понял, что эти слова относились не к Штриху. Алексей, кажется, затылком ощутил, как смертоносное дуло описывает полукруг и застывает, нацелившись на его макушку. Но тут раздались какие-то звуки, и он услышал, как Штрих кричит:

«Стреляй в него, стреляй! Давай, пока я держу! Стреляй!»

Быстро обернувшись, Алексей увидел, что Штрих одной рукой пытается душить Незнакомца, а второй отводит в сторону его пистолет.

«Стреляй, чего ждешь!!!»

Незнакомец сопротивлялся, но цепкие руки Штриха пока удерживали его и не давали использовать оружие. Алексей поднял руку с пистолетом и внезапно отчетливо понял, что собирается убить человека. Пусть этот человек полный ублюдок, внешне ведь он такой же, как и Алексей. Он вдруг понял, что это едва заметное движение указательного пальца означало перейти невидимую черту, и та черта должна была отделить его от мира, который он считал нормальным и привычным. От всего, что было для него дорого. Он понял, что через секунду станет другим человеком, совершенно другим.

Неожиданно пистолет Незнакомца, руку которого все еще удерживал Штрих, выстрелил, и пуля ударила в пол, раздробив плитку на мелкие кусочки, а вслед за тем эхом ему прозвучал еще один выстрел. Алексей не сразу понял, что произошло. Наверное, из-за выстрела Незнакомца он вздрогнул и нечаянно нажал на курок. Алексей увидел, как ошарашенно смотрит на себя Незнакомец, пытаясь понять, куда попала пуля. И как вдруг разжались руки Штриха и тот медленно стал опускаться на пол. Еще он услышал, как вновь в отчаянии закричала Котенок, и понял, что убил человека, но не того, кого хотел. Это был конец. Незнакомец молча направил пистолет на Алексея и нажал курок…

– Эй, куда ты? – услышал Алексей голос Незнакомца.

Алексей понял, что все еще стоит на четвереньках на кафельном полу между Котенком и мертвым напарником Штриха, а пистолет по-прежнему зажат в мертвой руке Олега.

Он повернулся и посмотрел на Незнакомца. Тот держал Штриха на прицеле, а Штрих не только не пытался напасть на убийцу с пистолетом, но явно боялся даже пошевелиться.

– Куда пополз? Назад! – властно произнес Незнакомец.

Словно загипнотизированный, Алексей послушно вернулся на место и тупо уставился на человека, которому принадлежали отныне жизни Штриха, Котенка и Алексея.

Глядя на него, сложно было представить, что Незнакомец родился в хорошей семье, где папа был музыкантом, причем не каким-нибудь безработным и вечно грязным представителем андеграунда. Его отец окончил консерваторию и занимался преподавательской деятельностью. Даже дома он ходил в белой рубашке с запонками и бабочке. Несколько раз в месяц к ним приходил курьер, доставляя пригласительные на очередной концерт классической музыки. Мама Незнакомца, получившая отличное художественное образование, целиком посвятила себя двум равнозначным целям: воспитанию сына и проматыванию денег, заработанных мужем. Правда, нужно отдать ей должное: она приложила немало усилий, стараясь научить своего мальчика разбираться в поэзии, литературе, искусстве и, конечно же, музыке. Дворовые мальчишки ходили в рваных кроссовках, грязных футболках и трениках с пузырями на коленках и целыми днями гоняли мяч, а когда устраивали перекур, угощали друг друга исключительно «Беломором», который воровали из карманов отцовских курток.

А юный Незнакомец, собираясь с мамой в филармонию, чистил ваксой туфли, старательно застегивал все пуговицы на свежевыглаженной рубашке, облачался в темно-серый костюм в полоску и, намочив волосы под струей воды, зачесывал их назад, покуда мама клала в боковой карман его костюма изысканно-белый, смоченный туалетной водой носовой платок. К девяти годам Незнакомец не один раз побывал во всех музеях Петербурга и его пригородов. Глядя на фасад здания, он легко определял, к какой эпохе оно относится. Мог перечислить характерные черты стиля арт деко, отличающие его от арт нуво. Раньше других сверстников он посмотрел такие фильмы, как «Кабаре», «Жизнь прекрасна», «В джазе только девушки», «Римские каникулы», «Касабланка». Единственный в классе знал, кто такие Грегори Пек, Одри Хепберн, Хемфри Боггарт и Джейн Рассел.

Он восхищался произведениями Моцарта, Баха, Чайковского, Шуберта.

Уже в начальных классах школы Незнакомец читал наизусть стихи Пушкина, Лермонтова, Есенина. Но больше всего он увлекался биографиями великих политических деятелей, таких, как Гай Юлий Цезарь, Александр Македонский, Наполеон, Черчилль, Муссолини, Сталин и Фидель Кастро.

Окончив школу с золотой медалью, в будущее он смотрел без страха, уверенный, что ему море по колено. И судьба наказала его.

Его жизнь круто изменилась после того, как он провалил экзамены в МГИМО – видно, это была для него слишком высокая планка. А может быть, родители почему-то не сумели среди своих бесчисленных знакомых найти нужных для успеха предприятия людей.

У него был еще шанс что-то исправить: экзамены в МГИМО сдают в июле, и он мог попробовать свои силы в любой приличный вуз, набирающий студентов в августе. К тому же у родителей, конечно, имелись достаточные средства, чтобы откосить от армии, но они рассудили иначе. Мать решила, что после армии у него уже не будет препятствий для поступления в заветный вуз. И всего через три месяца он уже примерял в каптерке отвратительные кирзовые сапоги, от которых его ноги не спасали никакие портянки.

В армии он впервые в жизни столкнулся с настоящей жестокостью, звериной и бессмысленной, когда его избили в туалете парни, пришедшие служить на год раньше.

А через восемь месяцев его отправили в Афга­нистан.

Так бывает: ты живешь спокойно и считаешь, что разбираешься во многих вещах. А потом вдруг, в один момент, понимаешь, что вся твоя прежняя жизнь – пустая иллюзия, а в настоящей жизни ты полный ноль, и, если хочешь выжить, должен всему учиться заново. Понимаешь же это в одно мгновение, когда рядом с тобой кричит восемнадцатилетний паренек, с которым ты только что обедал, а тут он держит в руках свои кишки и пытается засунуть их назад. Или когда что-то ударяется тебе в плечо, ты поворачиваешься – а это оторванная взрывом голова и верхняя часть туловища медсестры, с который ты на днях целовался. Еще вчера ты нежно шептал ей на ушко комплименты. Говорил, что она прекрасно выглядит, поражался, как ей удается следить за собой даже на войне. А теперь она как будто смотрит на тебя голубыми глазами, и ее губы чуть приоткрыты, и тебе почему-то приходит в голову мысль, что два дня назад ты проникал в этот рот языком. Из-под разорванной формы видны красивые загорелые груди с розовыми сосками, и, когда ты видишь их, чувствуешь, как тебя выворачивает наизнанку, и в самый неподходящий момент начинаешь блевать. Странно, но ты при этом умудряешься расслышать чьи-то осторожные шаги, и в последний момент заметить, как на тебя прыгает фигура в халате. Лежа на земле и глядя на поблескивающее в десяти сантиметрах от твоего сердца острие ножа, ты понимаешь, что сейчас или подохнешь, или убьешь, другого не дано. Уже после того как, прижав руками к горячей земле ненавистное горло, ты задушишь человека, которого впервые увидел минуту назад, ты снова чувствуешь, как подкатывает тошнота, и начинаешь блевать. Ты даже не успеваешь слезть с убитого и отползти в сторону и блюешь прямо в открытый рот с грязными зубами, блюешь и видишь, как он смотрит на тебя круглыми ненавидящими глазами. Он остывает, а ты гадаешь, что стало причиной его смерти: твои железные пальцы или блевотина.

Примерно через месяц, вечером, после боя, собирая ошметки рук и ног сослуживцев и складывая их в мешок, он поймал себя на мысли, что совсем ничего не испытывает. Он вспомнил, как школьником собирал в парке листья для гербария. Незнакомец поднял чью-то голову, держа за волосы, отряхнул от грязи и долго всматривался, пытаясь понять, кому она принадлежала. А когда сообразил, что это голова моджахеда, подбросил в воздух и саданул по ней ногой, будто это был футбольный мяч, а потом спокойно пошел есть тушенку. Нужно ли говорить, что вернулся он домой другим человеком. Совсем другим.

Теперь он не думал ни о каком МГИМО. Он даже не вспоминал о нем никогда. А о былой любви к классической музыке напоминала лишь мелодия в его мобильном телефоне. Вагнер, «Полет валькирии». Первое время, когда он ее слышал, перед его мысленным взором с ураганной скоростью проносились вертолеты, которые несли смерть косоглазым в «Апокалипсисе сегодня».