Когда Ник догнал меня, я уже успела заказать себе сандвич с тунцом и соленым огурцом.
– Хочешь сандвич? – предложила я ему.
– Нет, я не голоден, – ответил Ник. Вид у него был явно поникший. – Что у нее за дело?
– Дело? – Я медлила, пытаясь на ходу придумать правдоподобное объяснение.
– Она встречается еще с кем-то, да? Можешь рассказать мне все, Шейн. Энни ведь слишком добра, она не может обидеть меня.
Оплачивая сандвич и содовую, я подумала: как жаль, что Ник не похож на тех жутких рокеров, которых она раньше приводила домой. Мне было бы гораздо легче отшить кого-нибудь из них. Особенно парня по имени Спайк. Теперь он был уже…
– Шейн! Не тяни. – Ник посмотрел на меня пронизывающим взглядом, будто видел насквозь – так в свое время любила смотреть бабушка, – и взял у ^ поднос из моих рук. – Вон там есть свободный столик.
Мой сандвич был взят в заложники, и не оставалось другого выхода, кроме как пойти за Ником. Оставшихся в кошельке трех долларов не хватило бы на новую порцию пищи. Мы пробрались по узкому проходу и сели за столик лицом друг к другу.
Он пододвинул поднос ко мне.
– Ну?
Я вздохнула:
– Не заставляй меня нарушать кредо лучшей подруги.
– Какое еще кредо? О Боже… Энни спит с другим парнем, да? – Он уронил голову на руки, поставив локти на стол, и стал лепетать что-то бессвязное.
Я развернула сандвич, откусила здоровенный кусок, прожевала, а когда, наконец, проглотила, обратилась к Пику:
– Эй, что ты там бормочешь? Кстати, отвечаю на твой вопрос: нет, Энни не спит с другим парнем.
Его лицо оставалось несчастным и бледным, но в глазах появилась надежда.
– Нет? Это… Постой… Она что, спит с девушкой?!
Я шумно выдохнула.
– Да нет же, дурень! Она хочет… она… нет, не могу. Вот дерьмо…
Надежда на лице Ника вновь сменилась ужасом.
– Я не нравлюсь ей, да? Она собирается меня бросить?
«М-да. Дела плохи», – подумала я.
Снова вгрызлась в сандвич и стала медленно жевать, придумывая, как лучше солгать. Потом сделала большой глоток содовой, медленно потягивая ее через трубочку.
Потом еще один.
И наконец сдалась.
– К черту! Кому нужно это кредо лучшей подруги? Она сама виновата. Все дело в том, Ник, что ты очень нравишься Энни.
– Так это же замечательно!
– Нет, это плохо.
– Плохо? Ты так считаешь?
– Да. Потому что именно поэтому она попросила меня сделать так, чтобы ты захотел с ней расстаться, – сказала я, откидываясь на спинку стула.
Говорить это было еще труднее, чем заниматься рэйки.
– Понимаешь?
Ник сидел передо мной с широко раскрытыми глазами, в полной растерянности.
– М-м… нет. Ничего не понимаю. Она знает, что я без ума от нее?
Я кивнула:
– Да, часть проблемы состоит именно в этом. У Энни большой опыт неудачных романов. И она полагает, что, сблизившись с тобой, непременно причинит тебе боль, а ты слишком хорош для этого, разобьет твое сердце, и ты оставишь из-за нее свою мечту о бизнесе и уедешь, домой, на кукурузные поля Айовы.
– Небраски, – поправил Ник.
– Не важно. Ты слишком мягок, по ее мнению, и она не хочет тобой рисковать, – закончила я и допила содовую.
Он недовольно прищурился:
– Я не размазня.
– Никто этого и не говорит, Ник. Просто по-настоящему хорошие парни вроде тебя в наше время большая редкость.
– И хорошие парни приходят последними…
– Так говорят, – ответила я.
И подумала о своем хорошем парне. Будет ли бестактностью проверять голосовую почту на предмет звонка Бена, когда передо мной сидит страдающий Ник? Наверное, да.
– Итак, ты понял ее чувства? – спросила я, поднимаясь.
– Нет, – признался он, скрещивая на груди руки.
– Ну тогда… э-э… как это «нет»? – Я снова плюхнулась на стул. – Что значит «нет»?
– Нет! Она испытывает ко мне симпатию, а я… черт побери, я влюблен в нее! Пусть сама объяснит мне причины своего помешательства, – с упрямым видом заявил Ник.
– Ник, – сочувственно произнесла я, – не чертыхайся, чтобы казаться хуже. У тебя это слишком мило получается.
Он опять спрятал лицо в ладонях.
– Плохи мои дела, да?
Я задумчиво разглядывала его, постукивая пальцами по столу. И в моей голове зрел план. Ему надо было отказаться от рубашек с пуговичками на воротнике, от выглаженных джинсов (кто вообще гладит джинсы?), перестать бриться, но…
Должно было получиться. Как-никак я ведь была профессионалом в области разлук. Пришло время разрабатывать реверсивную технологию.
– Ник, у меня есть план. Но тебе придется стать очень, очень плохим парнем.
Он озадаченно взглянул на меня:
– Что? Зачем? И каким образом?
Я не удержалась от самодовольной ухмылки:
– А Энни так и не узнает причины своего поражения.
– Я не смогу лгать Энни, Шейн, – сказал Ник.
– Как хочешь. Тогда передай от меня привет коровам Монтаны, – отрезала я, вновь порываясь встать.
– Небраски.
– Какая разница?!
Ник остановил меня, взяв за локоть:
– С другой стороны, небольшая ложь во спасение, наверное, не повредит…
Я опять села.
Бедняга лучезарно улыбнулся – и я воочию увидела на его лице нежность, так пугавшую Энни. При благоприятных обстоятельствах его прелестная улыбка поддерживала бы их отношения ближайшие десять лет, а может, и все пятьдесят. По крайней мере, в дни предменструального синдрома Энни.
Но предложенные обстоятельства не были благоприятными.
Я доверительно наклонилась к нему:
– Итак, вот мой план. Как ты относишься к татуировкам?
Прибыв, наконец, домой и всласть потискав Лулу, спасенную мной от мерзавца Мишеля, который намеревался прицепить ей розовый бант и покрыть когти лаком, я позвонила Бену.
Он ответил после второго гудка.
– Привет, Шейн. Ты, наверное, получила мое сообщение.
Я рассмеялась:
– Да. Болтливостью ты не страдаешь… «Шейн. Бен. Позвони мне».
– Извини, не дружу с голосовой почтой. Чем занималась сегодня?
У меня в голове всколыхнулись воспоминания об эксцентричном вечере.
– Да всем понемногу… Попугаи, рэйки, смена имиджа… В общем, тот еще вечерок выдался.
– Что?
– Долго рассказывать. А как ты проводил время?
– Играл в софтбол. Мы надрали «Барклаю» задницу, – радостно похвастался он.
– Кто такой Барклай?
Бен засмеялся, и глубокие, низкие нотки в его смехе отозвались у меня в животе – а может, и ниже…
– Рекламное агентство. Наш главный конкурент.
Улыбаясь, я намотала на палец прядь волос.
– Похоже, в тебе силен дух соперничества.
– Возможно. Просто я люблю получать желаемое.
– А к девушкам это тоже относится? – поддразнила я.
– Как правило. – Его голос вдруг стал непривычно холодным и отстраненным. – За исключением случаев, когда в мои отношения вмешиваются третьи лица.
Лулу подняла голову и тихо зарычала.
– Успокойся, Лулу, – сказала я, почесывая ее за ухом.
– Что там с твоей собакой? – поинтересовался Бен.
– М-м… это может показаться странным, но она, кажется, улавливает через трубку какие-то флюиды. Если они связаны со стрессом…
– Она, наверное, часто рычит, находясь рядом с тобой, – произнес он еще более натянутым тоном.
Я заволновалась.
– Бен, что-то случилось? Ты стал каким-то… сердитым.
После непродолжительного молчания он вздохнул:
– Нет. Нет. Извини, Шейн. У меня был тяжелый день, и я, наверное, устал сильнее, чем думал вначале. Извини, если веду себя как придурок.
– Да нет… все в порядке, – протянула я. – У всех бывают тяжелые дни, правда?
– Точно. Так какие у тебя планы на завтра?
Наступил мой черед вздыхать.
– Проведу день на работе, а потом нужно помочь подруге… вынести старые, ненужные вещи.
«Вроде красивого итальянца, который хочет на ней жениться».
– А. Ну ладно. Позвони, если найдется время. Я… ну… в общем, буду рад тебя снова видеть, – сказал Бен, на этот раз – с искренней теплотой.
– Я тоже, – ответила я, обняв Лулу – так крепко, что та запищала, как обычно пищал ее игрушечный ежик.
– Надеюсь, – добавил он, – мы скоро встретимся.
– Постараюсь приложить к этому все усилия.
Прощаясь с Беном, я ощутила неожиданный подъем и прилив бодрости. Будто заяц из рекламы батареек «Энер-джайзер», наглотавшийся антидепрессантов. Схватив Лулу, стала кружиться с ней в танце. «Я ему нравлюсь, я ему нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь!»
Она чихнула мне в лицо. На языке чихумопу это должно было означать: «Вас двоих определенно ждет блестящее будущее». Или: «Мой нос оказался вдавлен в мордочку в результате неудачной селекции». Но первый вариант мне нравился больше.
– Ла-ла-ла-ла-ла-ла, – напевала я, выделывая коленца из «танца цыпленка».
Естественно, в этот миг вошла Энни. И удивленно посмотрела на нас.
– Что такое стали класть в собачий корм, что от него бывает так весело? Я тоже хочу!
Лулу бешено завиляла хвостом. Мне пришлось отпустить ее, давая возможность поприветствовать Энни. Бросив у двери рюкзак, Энни опустилась на колени и несколько минут самозабвенно обнимала и гладила собаку. Когда она, наконец, подняла голову, я увидела, что у нее глаза подозрительно красные.
– Что с тобой? – Я двинулась к ней, но Энни подняла руку, останавливая меня:
– Все в порядке. Как прошел разговор с Ником?
Я наклонилась взять Лулу, пряча взгляд. Энни всегда распознавала мою ложь по глазам.
– Все хорошо. Думаю, тебе больше не придется беспокоиться насчет Ника.
– Серьезно? – Ее голос стал резким. – Что ты ему сказала?
– Ничего, – отвечала я, неся собаку к кушетке.
И не зная толком, что отвечать. План пока еще был в стадии разработки, поэтому приходилось импровизировать. – Он упоминал какую-то девушку из магистратуры. А я, наверное, сдуру ляпнула, что ты не ждешь от него верности…
Посмотрев украдкой на Энни, я увидела, как она нервно кусает губы. И вообще, вид у нее был очень растерянный.
– Что? То есть… ты серьезно? Какую еще девушку?
Я пожала плечами:
– Не знаю. И он явно испытал облегчение, узнав, что ты не будешь иметь к нему претензий… По-моему, мы с тобой сильно преувеличили силу его влюбленности.
Лулу приоткрыла один глаз и бросила на меня взгляд, который моя бабушка назвала бы «оценивающим».
– Заткнись, – шепнула я ей.
Энни стояла как вкопанная.
– О-о. Ну… это… э-э… замечательно. Мне того и надо было, ведь правда?
Но, судя по интонации, на самом деле все обстояло иначе. Значит, я правильно поступила, наплевав на кредо лучшей подруги и начав помогать Нику добиться ее любви.
По крайней мере, мне так казалось. Лулу опять зарычала. Я рассердилась:
– Почему деревянным мальчикам достаются говорящие сверчки, а мне приходится жить с овцой-мутантом?
– Что? – Энни, оказывается, стояла прямо за моим плечом.
О, черт.
– Ничего. Просто говорю собаке всякие глупости. Пора спать. – Я вскочила и удалилась в спальню.
Маневр удался.