ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Тон Моники был почти вызывающий. Но когда она встретилась глазами с Заком, он не увидел в ее взоре никакого вызова.

Все, что он увидел в этом пристальном взгляде, — боль. И боль была такая, что сердце у него сжалось. Было невыносимо наблюдать, как еще больше потемнели ее и без того темные глаза — в них он видел мольбу и немую просьбу верить ей.

— Я и не думал, что она глухонемая, — спокойно заверил он ее. Немного упряма и избалованна — вот что он думал об этом ребенке.

— Странно… Вообще-то это первая мысль, которая другим сразу приходит в голову.

— Другим?

Она отвернулась.

— Ее так называемому отцу, например.

— Вашему мужу?

Она резко вскинула глаза на Зака.

— Моему бывшему мужу, — поправила она его, процедив слова сквозь сжатые зубы.

— Мои соболезнования.

Зак поймал себя на мысли, что его обрадовало резкое замечание Моники. Оно ясно показывало, что в ее душе нет места ни прошлой любви, ни сожалению. Почему-то это имело для него значение. Почему?

— И вас так беспокоит, что думает он? — осторожно спросил Зак, так, чтобы не показалось, что он выуживает какие-то подробности. — Ведь он уже ушел из вашей жизни.

Вместо ответа Моника вздохнула. Она рассматривала резкие черты лица Зака и думала: рискнуть ли довериться ему? Ей так нужен человек, с которым можно разделить свою тревогу! Но она боялась, боялась ошибиться. В итоге она решилась на полуправду:

— Я беспокоюсь, так как у Ричарда Синклера есть манера возвращаться в мою жизнь всякий раз, когда ему что-то нужно. Например, деньги. — С коротким смешком она добавила: — Словно у меня еще что-то осталось. Он разорил мой бизнес, — нервно пояснила она. — Фирма называлась «Спутница жизни для вас». — Она быстро взглянула на него. — Вы, вероятно, считаете, что это смешно.

Зак смущенно пожал плечами.

— Наверное, название было смешным, — согласилась Моника. — Но это был мой бизнес, и я гордилась им. В эту идею я вложила все наследство, оставленное мне бабушкой. У Дика тогда тоже было свое собственное дело — агентство по продаже недвижимости, оставшееся после его отца. Но он пил…

— А…

— И не только это. Он еще был картежник.

— Понятно. — И Заку действительно было понятно, поскольку он узнавал схему: пьянство — азартные игры — финансовый крах.

Однако, казалось, было еще что-то.

— Когда он пил, то становился вспыльчивым, — произнесла Моника. — А потом — даже когда не пил.

Зак окаменел.

— Он бил вас?

Моника передернула плечом. Она не смотрела на него.

— И ребенка? — Приступ ярости сжал голос Зака.

Моника откинула голову назад и глубоко вздохнула.

— Только один раз, — сказала она срывающимся голосом. — Я не стала дожидаться, когда он сделает это снова…

Прикусив губу, она с силой тряхнула головой, не желая, чтобы из ее глаз полились слезы. В эти дни они готовы были брызнуть в любой момент. Поняв, что бороться со слезами бесполезно, она закрыла лицо руками.

— Вся беда в том, что вред уже нанесен… — И она надрывно всхлипнула.

Заку страстно захотелось поймать и стереть в порошок этого человека, который так поступил с Моникой. Он обнял ее за плечи и притянул поближе к себе. Моника не сопротивлялась. Он поцеловал ее в макушку, стыдясь, потому что почувствовал себя счастливым, держа ее в своих объятиях, пусть даже дружеских.

«Держись, парень, — строго одернул себя Зак. — Из-за того, что с ней случилось, она теперь думает, что большинство мужчин — звери, животные. Не давай ей повода и тебя добавить к этому списку».

Ада Гордон вернулась, как всегда, некстати. Ее жидкие брови взлетели вверх при виде сцены на лестнице, но, перехватив предостерегающий взгляд Зака, она промолчала.

— Ребенок? — спросила она одними губами, преувеличенно сильно двигая ими. При других обстоятельствах это очень рассмешило бы Зака. Сейчас же он только помотал головой и знаком направил ее на кухню.

Моника, несмотря на все эти предосторожности, что-то уловила и подняла голову.

«Никто не причинит этой женщине новых страданий, — пообещал себе Зак. — Ни этой женщине, ни ее маленькой девочке. До тех пор, пока я рядом».

— Ч-что это? — спросила Моника.

Он выдавил из себя успокаивающую улыбку.

— Ничего. Вам показалось.

— Я что-то слышала. — Внезапно осознав, что Зак держит ее в объятиях, Моника, смутившись, отвернулась. — Кто-то вошел в дом.

— Это вернулась домой Ада.

— Ада? — спросила Моника, смущенно приглаживая волосы и глядя куда угодно, но только не на мужчину рядом с ней.

— Моя экономка. Вы видели ее в аэропорту.

— О да. Ну конечно.

— Она сейчас на кухне. — Вздохнув, Зак поднялся на ноги и протянул ей руку. — Пойдемте, я попрошу ее приготовить кофе.

— Сначала я проведаю Николь.

Моника меньше всего сейчас хотела держаться за руку Зака и позволить ему вести себя туда, куда он хотел. Потому она сделала вид, что не видит его протянутую руку, и ухватилась за перила. Поднимаясь со ступенек, она почувствовала внезапную слабость. Голова гудела, и очень болели суставы.

— Можно мне от вас позвонить маме? — спросила она, справившись с приступом дурноты.

— Ну конечно. — Решив, что напряжение ослабло, Зак взял ее за подбородок и мягко, но настойчиво повернул к себе. — Все, что вы хотите, — сказал он, когда ее глаза наконец встретились с его глазами. — И так долго, как вам нужно. Без ограничений.

— Бла… благодарю вас. — Монике удалось справиться с заиканием и хрипотой, и она почти бегом побежала вверх по ступенькам.

Ада сбросила пальто, повязала фартук, без которого она никогда не появлялась на кухне, и уже включила кофеварку.

— Где эта женщина? — спросила она, когда Зак вошел в кухню.

— Ее зовут…

— Я знаю, как ее зовут, — резко перебила его Ада, поставив кружку с кофе перед Заком. — Разве не я провела больше десяти часов с ее матерью? А маленькую девочку зовут Николь.

Зак скрыл свой вздох глотком кофе.

— Как прошло путешествие?

— А как вы думаете? Трясло, и было сыро. — Ада со стуком поставила на стол свою кружку и села. — Эта женщина принесет одни неприятности. Послушайтесь меня и отвезите ее домой, к родным.

«О Господи, дай мне терпения», — подумал Зак и сделал еще глоток.

— Это касается только меня, — сказал он, стараясь сохранять мягкий тон.

Может быть, даже слишком мягкий, так как Аду он не остановил.

— Эта Моника — в бегах, и ей нужно где-то укрыться. Уж я-то знаю из первых рук.

— От Карлы Романовой, как я понимаю.

— От кого же еще? — Ада размешала в кружке сахар и облизала ложку. — Она безумно боится за свою дочь и ее ребенка. Она просто счастлива, что ты завез их сюда!

— Вспомни, ты тоже нашла эту идею великолепной, — напомнил ей Зак по-прежнему мягким тоном.

— Прежде чем все узнала. — Она попробовала кофе, потом подула на него и, делая глоток, посмотрела на Зака поверх своей кружки. — Прежде чем увидела, как она прижимается к тебе…

— Довольно! — Зак вскочил со стула. — Я люблю тебя как мать, но буду очень благодарен, если ты будешь заниматься только своими делами! — Увидев выражение обиды на лице старой женщины, он смягчил тон и добавил: — Док сказал, что малышке нужно оставаться в постели до тех пор, пока ей не станет лучше. А это означает, что она и ее мама будут нашими гостьями. Мы всегда были гостеприимны. Так давай останемся такими же и на этот раз, договорились?

Ада сморщила губы, словно только что надкусила лимон.

— Кстати, я привезла с собой кое-что из их вещей, — пробормотала она.

— Спасибо, Ада. Где они?

— Снаружи. За входной дверью. — Она с вызовом посмотрела на него. — Не сочла нужным вносить их в дом, ежели они все равно должны были сразу уехать.

Зак подавил усмешку. За этой старой чертовкой всегда останется последнее слово!

Обогнув стол, он подошел и положил руки ей на плечи.

— Они прошли через все муки ада, — хрипло произнес он.

Когда Зак направился к двери, чтобы принести вещи своих гостей, он услышал голос Моники. Она говорила по телефону со своей матерью.

— Только день или два, мама, — расслышал он. — Пока Ники снова не встанет на ноги.

Ники.

Взявшись за ручку двери, Зак закрыл глаза. Лицо другой маленькой девочки, черноволосого херувимчика с ямочками на щеках и глазами ясными, как летнее небо, появилось перед его мысленным взором.

Мэдди…

Слезы обожгли ему глаза. Зак вышел и с грохотом захлопнул дверь.


В который уже раз Моника, превозмогая ломоту во всем теле, вышла проведать Николь. В комнате дочери она снова застала Зака.

— Вы так и сидите подле нее? — спросила она. Была глубокая ночь. Усталая, больная и едва способная двигаться, она чувствовала себя слишком слабой, чтобы дежурить у постели дочери. — Зачем вы так утруждаете себя? — спросила она, когда Зак подтвердил, что сидел возле Николь все это время.

Он пожал плечами. Он не хотел объяснять, почему чувствовал себя обязанным охранять этого ребенка. Потому, что много лет назад не сохранил другого — своего собственного. И поэтому потерял его. Расскажет ли он ей когда-нибудь об этом?

— Вы возражаете? — спросил Зак. — Даже в лучшие времена я не был соней. Да и она не замечает моего присутствия…

Моника внимательно разглядывала спящую дочку. Она наклонилась поправить одеяло и была вынуждена ухватиться за спинку кровати, чтобы устоять на ногах. Приступ головокружения заставил ее покачнуться.

— У вас все в порядке? — Зак поднялся со стула.

— Я… не знаю. — Моника положила дрожащую руку на свои пылающие глаза. Она чувствовала, что даже от самого легкого движения ее голова готова расколоться. — Простите, — прошептала она. — Вам не кажется, что здесь ужасно жарко?

— Ну… — Зак внимательно посмотрел на нее. В комнате было скорее чертовски холодно, а глаза Моники горели лихорадочным блеском. Зак подошел к молодой женщине и легонько коснулся пальцами ее горячего лба. — У вас жар. Нужно уложить вас в кровать. — Не обращая внимания на слабые попытки Моники вырваться, он поднял ее и понес.

— Какой вы добрый! — прошептала Моника, проведя по его щеке горячей рукой, пока Зак укладывал ее на постель. — Вот почему мы больше не боимся вас. Ники и я…

Зак кивнул ей и улыбнулся.

— Я очень рад.

— Я тоже. — Глаза у Моники закрывались. Веки были такими тяжелыми, что она уже не могла их поднять.

Зак позвал Аду, и та, бесцеремонно отстранив его, склонилась над Моникой.

— Ада позаботится о вас, не волнуйтесь.

Она дала Монике таблетку аспирина и, придерживая ей голову, помогла запить таблетку водой.

— Ну вот, — успокаивала она, — теперь отдохнешь, и тебе станет лучше.

— Ники, — прошептала Моника, и ее рука беспокойно заметалась по одеялу.

— С твоей крошкой все будет в порядке, — успокаивающим голосом произнесла Ада. — Мы с Заком позаботимся о ней.

Моника слышала только этот голос, когда засыпала. Она почему-то чувствовала, что все будет хорошо.

— Уснула, — прошептала Ада, осторожно высвобождая свою руку из руки Моники.

Они на цыпочках вышли из комнаты, оставив дверь слегка приоткрытой.

Ада посмотрела на Зака долгим взглядом, и он прочитал в ее глазах беспокойство. И любовь.

— Побереги свое сердце, Зак, — предупредила она и, не дожидаясь ответа, зашаркала в свою комнату.


Зак с трудом пытался удержать на своем лице добродушное и спокойное выражение, потому что Николь уже во второй раз выбила у него из руки ложку с сиропом от кашля.

Наконец решив, что это расстраивает их обоих и эмоциональное расстройство только усиливает кашель, он глубоко вздохнул и отложил ложку с лекарством.

— Хорошо, — сказал он, присаживаясь на край ее постели и пристально глядя на девочку. — Ты победила. Ты отказываешься пить сироп от кашля? Прекрасно.

Он скрестил ноги, усаживаясь поудобнее.

— Иногда очень помогает глоток воды, — со знанием дела произнес он, взял с ночного столика стакан и предложил Ники. — Нет? Ладно.

Он поставил стакан обратно, встал с кровати и принес книгу про Винни Пуха.

— Тогда я просто посижу здесь и немного почитаю вслух. Если хочешь, можешь послушать.

Не ожидая ответа, Зак открыл книжку и принялся ее листать, словно без особого умысла. Потом начал читать. Не очень громко, но так, чтобы она могла слышать. Он читал медленно, ровно, почти монотонно. Когда через некоторое время он взглянул на Николь, она уже спала. Кашель прекратился.

Зак не мог вспомнить, когда еще ему было так хорошо. Осторожно, чтобы не разбудить девочку, он поднялся с кровати и пересел в кресло.


Проснулся он оттого, что кто-то потянул его за рукав.

— Мэдди?

Зак огляделся.

И тут увидел крохотную фигурку в большой, не по размеру, рубашке, сидевшую у его ног. Осознание ошибки пронзило его острой болью. Это была не Мэдди. Ники пристально смотрела на него немигающими глазами.

«О Господи! — Протирая заспанные глаза, Зак изо всех сил старался овладеть ситуацией. — Она упала с кровати? Нет, вряд ли бы она тогда сидела здесь. И глаза ясные. — От этой мысли он прямо подскочил на месте. — Ее глаза — чистые и ясные!»

Он наклонился и нежно потянул девочку за локон.

— Эй, малышка, ты уже поправилась?

Она резко дернулась и увернулась от его прикосновения, но не выказывая никаких признаков тревоги или страха.

В душе Зак отчитал себя за свое импульсивное движение.

— Ники, мы должны стать друзьями — ты и я, — тихо произнес он. — Понимаешь, твоя мама заболела. Заболела так же, как болела ты, гриппом. — Он встал с кресла, протянул ей руку и сказал: — Пойдем искать Аду.

Когда стало ясно, что она не возьмет его протянутую руку, Зак решил не настаивать. Он ни на секунду не сомневался в том, что девочка все равно последует за ним, и поэтому вышел из комнаты, оставив дверь открытой, и стал спускаться вниз по лестнице.

Уже у кухонной двери он обернулся и с радостью обнаружил, что Ники стоит позади него.

— Проголодалась? — спросил он и был вознагражден осторожным кивком ее головки. — Хорошая девочка.

Он улыбнулся ей и пропустил вперед себя на кухню. Показав на старую женщину, возившуюся у плиты, он сказал: «Это — Ада», — четко и медленно, словно говорил с глухонемой. Девочка смотрела на него долгим, выжидающим взглядом. «Пусть сами налаживают контакт, эти две непостижимые и загадочные женщины», — подумал Зак и тихонько вышел.

После душа Зак наконец почувствовал себя человеком. Желая узнать, как дела у Моники, он тихо вошел в ее комнату. Она уже проснулась. То, что она не спросила про Николь, насторожило Зака. Неужели ей так худо?

— Голова болит, — пожаловалась Моника охрипшим голосом.

Зак положил руку ей на лоб. Надо позвонить доктору Кунцу!

— Хотите пить? — спросил он, поймав себя на мысли, что, общаясь с Николь, чувствовал себя уверенней.

— Больно! — повторила Моника. Ее голос ослаб, но в нем отчетливо слышалась обида. — Ты толкнул меня…

Зак с ужасом понял, что она бредит.

— Вот… — Надеясь на то, что глоток воды освежит ее и приведет в чувство, он поднес стакан к ее губам. — Вода…

— Нет. — Она оттолкнула его руку. — Не хочу! — Ее глаза широко открылись. Они горели лихорадочным огнем и смотрели на него с неожиданной ясностью. — В этом вся проблема, неужели ты не понимаешь?

— Моника… — Отчаяние овладело Заком. Он должен срочно вызвать доктора! Зак бережно опустил голову Моники на подушку. Наклонившись, пригладил ее волосы, бессознательно утешая ее. Им овладело желание поцеловать ее в лоб.

Однако она с ужасом оттолкнула его руку:

— Не прикасайся ко мне!

Зак успокаивал себя тем, что она имела в виду кого-то другого, ведь все его прикосновения к ней были как у сиделки, няни. Моника заметалась по подушке и жалобно застонала:

— Пожалуйста, Дик, не надо! Пожалуйста, Дик, ей же больно. Пожа-а-а-луйста!

Зак не успел отреагировать, когда она внезапно села в кровати с дико горящими глазами.

— Нет! — закричала она, отбиваясь от Зака, который пытался удержать ее. — Если ты ударишь ее еще хоть раз, клянусь, я убью тебя!

Она пристально смотрела прямо на него. Зак знал, что обращалась она не к нему и даже видела не его, но от свирепого выражения ее лица у него мороз побежал по коже.

Стиснутые зубы, сжатые кулаки. Она была словно львица, защищающая своего детеныша. Мать, готовая даже убить, лишь бы уберечь ребенка от опасности.

Скованный ужасом, Зак наблюдал за Моникой, которая вскоре рухнула на подушку. Губы ее беззвучно двигались.

Нет. Не может быть. Зак пристально вгляделся в лицо Моники, которая теперь тяжело дышала в забытьи. Ее руки сжимали и разжимали одеяло. Неужели побои собственного отца обрекли Николь на тюрьму из тишины, в которой она жила?

Ярость вытолкнула Зака из комнаты. Он должен это выяснить, чего бы ему это ни стоило. И когда он узнает ответ, мерзавец нигде не укроется от его гнева.

Он сделал несколько успокаивающих вдохов, прежде чем его пальцы перестали дрожать, и набрал номер телефона доктора Кунца. Доктор подъехал через двадцать минут, вместе с ним в машине сидела Карла Романова.

Осмотрев Монику, доктор сложил свой стетоскоп, поднял очки на лоб и объявил:

— Грипп. Как можно больше жидкости, аспирин и холодные компрессы.

Он похлопал Аду по плечу.

— Вы знаете, какой должен быть режим.

— Но она бредила, — настаивал Зак, когда доктор вышел в коридор. Ему казалось, что доктор недостаточно серьезно отнесся к болезни. — Разве вас это не беспокоит?

— Не очень. Дня через два она выздоровеет. Вы хотите, чтобы я взглянул на ребенка?

Зак помотал головой.

— Лучше не надо. Уж не знаю как, но Ада сумела уложить ее спать.

— Ада свое дело знает.

— Еще бы…

Он гадал, что же маленькая девочка думает о болезни матери. Не винит ли она его в этом?

Они стояли внизу, у входной двери. Доктор как-то очень неуклюже похлопал его по спине:

— Вы знаете, я еще не завтракал.

Зак тотчас пригласил доктора на кухню. Заодно он хотел задать ему несколько вопросов.

— Скажите, док, что вы знаете об аутизме?

— Аутизм? — Кустистые брови доктора взлетели. — Не могу сказать, что разбираюсь в отклонениях подобного рода…

— Но вы наверняка что-то об этом знаете. Может ли это быть у ребенка из-за физической травмы, например… вследствие побоев?

Доктор Кунц нахмурился, будто прочтя его мысли:

— Вы спрашиваете гипотетически или куда-то клоните, а, мой мальчик?

Зак быстро пересказал ему откровения Моники, а также ее бред, свидетелем которого он стал.

Когда Зак закончил говорить, доктор вздохнул.

— Вы взвалили тяжелую ношу себе на плечи, мой мальчик. Вы уверены, что действительно этого хотите?

— Да! — произнес Зак с непреклонной решимостью. — Я уверен.

— Но почему?

Зак заколебался, но потом взглянул старому доктору в глаза и сказал:

— Потому что я считаю, что это для меня — шанс спасти свою душу.

Загрузка...