Серебряная луна

Глава 10

Арман полулежал в кресле, лениво опустив веки, с усмешкой разглядывая Иможен де Монестье.

Она расположилась на кушетке, нежась на покрывале из русских соболей. Комната освещалась единственным канделябром в виде сплетенных золотых змей, держащих три высоких свечи.

Игра света и тени подчеркивала каждую линию тела Иможен в серебристом платье. При каждом повороте изящной головки посверкивали огромные изумруды ожерелья, резко выделявшиеся на белоснежной коже.

Некоторое время Иможен молча смотрела на Армана из-под длинных ресниц, потом примитивным соблазнительным жестом, древним, как райские кущи, запрокинула голову.

— Поговорите со мной, — тихо произнесла она.

— О чем? — поинтересовался Арман.

Глаза блеснули темным огнем, но голос прозвучал все так же сладко-тягуче:

— О нас, разумеется. Разве можно кого-то узнать в придворной толпе? Мне очень хотелось посмотреть, каким вы будете, когда мы останемся наедине… по-настоящему наедине, как сейчас.

Арман лениво повертел головой, исследуя тени по углам, такие же темные и таинственные, как и сама эта странная восьмиугольная комната с павлиньими перьями на стенах.

Мозаичные, зеленые с золотом двери вели в спальню Иможен, а с другой стороны был выход в сад, обнесенный стеной. Фонари, свисающие с ветвей, освещали бассейн из черного мрамора в окружении античных статуй. В саду были только белые цветы: лилии, розы, флоксы, гладиолусы, какие-то звездчатые цветы, открывающие свои лепестки ночью, — все это белое великолепие наполняло комнату дивным благоуханием.

Бассейн имел причудливую форму, и Арман подумал, что он похож на Иможен — великолепный, манящий и — искусственный.

— Я надеялась, сегодня мы побудем вместе, мой храбрец, и хотя вы не смогли поехать на прогулку со мной, я думала о вас, — тихо журчал голос.

Арман улыбнулся шире.

— И что же вы думали? — осведомился он.

— Я думала, что вы очень привлекательный молодой человек, а так как я тоже очень привлекательная женщина, нам надо лучше узнать друг друга! — ответила Иможен и потянулась, закинув руки за голову и чуть выгнув спину.

Арман коротко засмеялся:

— Как хорошо мне известны все эти уловки! Когда-то я знал одну даму; она была очень красива. Вы мне напоминаете ее, потому что она использовала те же самые приемы. Мягкий свет, белая кожа в тени, кошачья грация движений… Она имела громадный успех в Лондоне, — сказал он и осекся. — Я что-то вспомнил! Как же ее звали? Нет, имя ускользает… Но я помню, это было в Лондоне, в этом я уверен. Ясно вижу ее дом. Шесть ступенек, ведущих к входной двери, которую открывал черный паж. Окна ее спальни выходили на Грин-парк. Да, слава богу, теперь я ее вспомнил!

— А обо мне забыли! — упрекнула Иможен.

— Простите, но в последнее время я занят в основном тем, что стараюсь вспомнить свое прошлое, — ответил Арман.

— Многие решают ту же самую проблему, — многозначительно заметила Иможен.

— Откуда вам это известно? — быстро спросил Арман.

— Мне вообще многое известно, и кое-что из моих знаний очень удивит вас! Скажите, мой друг, что обсуждалось сегодня вечером на совете у императора?

— Вряд ли вы всерьез рассчитываете, что я отвечу вам.

Арман встал и подошел к высоким окнам, выходящим в сад.

— А если я очень попрошу? — Вкрадчивый голос раздался рядом с ним.

Арман не слышал ее шагов, но теперь ощутил терпкий экзотический запах ее духов. Она была очень красива, этого никто не мог отрицать. Глаза мерцали из-под длинных ресниц, яркие губы маняще улыбались над маленькими белыми зубками. Она придвинулась к нему вплотную и положила тонкую руку ему на грудь.

— Я женщина и потому любопытна! Войны и армия интересуют меня не меньше, чем любовь.

— Что говорилось в зале совещаний — секрет. Вы это понимаете, как и то, что ни вам, ни кому другому я не стану об этом рассказывать.

— Какая верность! Какое достоинство! — Иможен рассмеялась весело и дразняще. — Мой дорогой Арман, неужели вы действительно думаете, что мне нужно выуживать правду у неопытного новичка? Я сама скажу вам, какие решения были сегодня приняты! Генерал Молли получит шесть тысяч солдат, чтобы напасть на Тоскану и захватить владения Британии! Я не права?

— Как вы узнали? — поразился Арман.

— Так же, как узнаю все сплетни двора, — ответила она. — Если вам любопытно, генерал Молли моя давняя любовь. Он не покинет Фонтенбло не попрощавшись.

Арман выразительно пожал плечами:

— Ищите женщину.

— Как все хорошие французы, — договорила за него Иможен. — По слухам, сам император выбалтывает секреты, когда его голова возлежит на белом плечике. Но мне в такие моменты не до разговоров!

Арман вдруг схватил Иможен за локти. Он держал ее на расстоянии вытянутых рук и смотрел в ее лицо.

— Что вам от меня нужно? — спросил он. — Выудить из меня что-то или причислить меня к своей коллекции? Ответьте правду!

Он так крепко сжимал руки Иможен, что на них проступили пятна, но она только улыбалась — и даже загадочней, чем прежде.

— Мне нравятся сильные мужчины, — сказала она. — Причините мне боль! Я хочу, чтобы вы сделали мне больно!

Он тут же разжал пальцы и погладил ее руки.

— Я не хотел сегодня приходить сюда. Догадываюсь, чего от вас можно ждать. Если честно, у меня нет настроения заниматься любовью. Мне нужно вспомнить о себе, нужно подумать о моем новом положении в штате императора, о моей сестре и ее проблемах. Но вы ждали меня, вы захватили меня в плен и привели сюда фактически силой — ну так и принимайте меня таким, какой я есть!

Иможен чуть слышно вздохнула.

— Я вас не понимаю, — сказала она. — Вероятно, этим вы меня и привлекаете. Назвать вам мужчин, которые любили меня, — тех, кто с отчаянием и неутолимой жаждой искал моей благосклонности, отвергаемой вами? Уж не ослышалась ли я? А может быть, вы не тот, за кого я вас принимала, может быть, я ошиблась в мужчине?..

Арман усмехнулся.

— Вы испытываете меня? — спросил он. — Тогда вы действительно ошиблись. В прошлом я знал женщин. Да, это я помню, даже если не могу вспомнить их имена… и я уверен: я сам преследовал их! Я охотник, а не добыча!

Тело Иможен напряглось.

— Вы настолько самонадеянны, что считаете, будто я вас преследую? — спросила она.

— А вы не преследуете? — осведомился Арман.

У нее сузились глаза от ярости — вот сейчас она выплеснет на него всю силу своего гнева! Но вместо этого она шагнула к нему и быстрым движением обвила руками его шею, притянула к себе его голову.

— Вы устали и раздражены, — шептала она. — Но я хочу вас, Арман д'Ожерон! Вы привлекаете меня больше, чем любой мужчина, которого я знала. Я хочу вас! Любите меня и позвольте мне показать вам, что может значить для мужчины такая любовь, как моя!

— Полагаете, что, одурманив меня любовью, сумеете вытянуть из меня все, что вам нужно?

Иможен сняла руки с его плеч и отшатнулась, как от удара.

— Безумец! — воскликнула она. — Вы думаете, я шпионка, а вы можете сообщить мне нечто такое, чего я еще не знаю? Я просто проверяла вас, проверяла вашу преданность, а если вам так хочется, то знайте же: меня попросил об этом сам генерал Молли, потому что он вас подозревал.

— Меня? — Арман был ошеломлен.

— Вас это удивляет, не так ли? Люди не так легковерны, как вы думаете, молодой человек. Генерал увидел в вас какую-то странность. Он не мог сказать, что именно его насторожило, и попросил меня убедиться в вашей честности. Вы удовлетворены?

— Я все-таки не понимаю: что он заподозрил? Что я могу предать императора? Ради кого?

— Ради его врагов, — ответила Иможен. — У императора повсюду враги. Не только за границей, но и во Франции.

— Но сам император мне доверяет!

— Вы спасли ему жизнь, — ответила Иможен. — Наполеон Бонапарт храбрый человек, но он очень печется о своей безопасности. И он суеверен, а какой-то предсказатель напророчил ему, что в его жизни появится человек, который принесет ему удачу. Он считает, что это вы и есть. Прав он или нет — покажет время. Но не все его генералы верят в предсказания.

— Предположим, я предатель, предположим, генерал Молли прав и во мне есть что-то чуждое. Вы действительно думаете, что смогли бы обнаружить это здесь, сегодня?

— Конечно, — со спокойной уверенностью произнесла Иможен.

Арман засмеялся:

— Значит, спектакль с освещением, кушеткой и манящим женским телом окончен, мадам? Вы позволите мне удалиться?

— Нет! — страстно ответила Иможен.

Арман поднял брови.

— Нет! Я не хочу, чтобы вы уходили. Я назвала вам только одну причину, по которой пригласила вас сегодня сюда! Но это не главное!

Она опять подошла поближе, и при свечах ее лицо оказалось вдруг нежным, юным, простым и искренним.

— В первый же момент, когда я увидела вас во дворце, я поняла, что в вас есть что-то особенное, вы не похожи на других. С первого же мгновения что-то пробудилось в моем сердце; оно росло и становилось все сильнее. Я больше не могу этого скрывать: я люблю вас, Арман, и хочу вашей любви!

Она раскинула руки, словно полностью отдавалась его власти, но в ее позе не было ничего смиренного, ничего умоляющего. Перед ним стояла женщина торжествующая и совершенно уверенная в своей неотразимости.

Да, здесь был искус: прямо-таки богиня спустилась с Олимпа, чтобы предстать во всей своей сияющей красе перед простодушным мальчиком-пастушком, привлекшим ее внимание.

Однако врожденная гордость не позволяла Арману капитулировать. Он поаплодировал и невозмутимо произнес:

— Превосходная игра!

Иможен снисходительно посмеялась и объявила:

— Игра? Хорошо же, наслаждайтесь! Такие приемы вам едва ли успели надоесть!

Она отошла к канделябру и загасила свечи. Комната погрузилась во тьму, лишь свет фонарей струился в окна из сада.

Арман услышал легкий шорох, и на свет вышла Иможен, совершенно обнаженная.

Она медленно, грациозно спустилась к мраморному бассейну — еще один снежно-белый цветок среди лилий ее сада… Вот она оглянулась через плечо, и в ее кокетливом взгляде и улыбке читалось приглашение. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Арман шагнул за ней. И вдруг замер, ощутив что-то знакомое, что-то забытое…

Он был сейчас сторонним зрителем дивного спектакля: красивая обнаженная актриса с драгоценным ожерельем на шее, потайной сад, вода, мерцающая в бассейне. Свет софитов падает на ее лицо, грудь, бедра и руку, манящую его.

Арман стоял у двери в сад, крепко вцепившись пальцами в занавеси. Казалось, прошла вечность, и волны памяти то отступали, то накатывали на него, как морской прилив. Он знал только одно: все это уже было с ним раньше! Но где, когда и почему? Нет ответа. Только понимание, что здесь чего-то не хватает, что-то не так. Он должен вспомнить, должен…

Пока Арман боролся с пробелами в своей памяти, Иможен ждала. Она не заходила дальше в бассейн, остановилась на черной мраморной ступеньке, и вода ласкала ее лодыжки. Но время текло, и улыбка постепенно таяла; наконец зубки крепко закусили нижнюю губу, потому что Арман отвернулся от окна и исчез в глубине комнаты. Она слышала его шаги и хлопок двери: она его потеряла! Ее уловки, ее игра, как он это называет, не подействовали.

Она медленно повернулась и, оставив мокрые следы на мраморных ступеньках, прошла через сад и темную пустую комнату к себе в спальню. На туалетном столике горели две свечи. Они высветили в зеркале большие темные глаза на мертвенно-белом лице и сжатые в прямую тонкую ниточку губы. Иможен долго смотрела на себя. Потом резко и властно позвонила в колокольчик.

А поутру Рэв с Арманом отправились в замок Кре по приглашению графа. Она сердилась на него, потому что провела бессонную ночь, терзаясь мыслью об Иможен де Монестье и ненавидя ее со всей силой и страстью, на какую только способно нежное сердце, прежде не знавшее ни злости, ни ревности. Но когда появился Арман, бледный, с непривычно ярким шрамом на белом лбу и темными кругами у глаз, Рэв забыла о собственном несчастье и забеспокоилась о его здоровье. Она заботливо поправила подушки в карете у него за спиной и подставила под ноги скамеечку.

— Тут недалеко, но тряска вам вовсе ни к чему, — сказала она. — Вы же знаете, доктор Корвизар советовал беречься.

— Я вполне хорошо себя чувствую, — нелюбезно и даже с досадой ответил Арман.

Рэв не обиделась. Она понимала: как большинство мужчин, он не терпит, чтобы вокруг него поднимали суету. Ему плохо, но он скорее умрет, чем признается в этом. Однако один вопрос она ему все-таки задала:

— Вы вчера допоздна пробыли у герцогини де Монестье?

— Откуда вы знаете, что я был у герцогини? — резко спросил он.

— Она сама мне сказала, — с некоторой горечью призналась Рэв.

Она прекрасно помнила победительную интонацию Иможен: «Идите спать, дитя. Я позабочусь о вашем брате». Рэв не нашлась, что ответить. Бал подошел к концу, и гости разъезжались из дворца. Арман еще находился с императором в зале совещаний, и она намеревалась дождаться его в приемной. Тут она и встретила Иможен и от одного вида этой блистательной дамы почувствовала себя плохо одетой деревенской девчонкой. Ей бы хотелось бросить вызов, остаться там, и пусть Арман делает выбор между ними — зрелой женщиной в роскошном серебристом одеянии и юным, неискушенным существом в простеньком беленьком платьице. Но она испугалась… испугалась решения Армана! И Рэв тихо удалилась в отведенные ей покои, упала лицом вниз на постель и горько разрыдалась. Но и наплакавшись вдоволь, она не смогла заснуть: а вдруг Иможен сейчас в объятиях Армана? Он ищет губами ее губы и шепчет нежные, незабываемые слова, те самые, что открыли Рэв райские врата.

Как давно были те изумительные вечера в Вальмоне! Произошло столько событий, кажется, что годы пролетели с тех пор, как они встретились и она услышала волшебный голос Армана.

Сейчас, трясясь в карете, он выглядел усталым и подавленным; и в его лице больше не было страсти. «А если сказать ему, кто он такой и почему он здесь?» — подумала Рэв. И как всегда, быстро отвергла эту мысль. Нет, еще не время: Арман еще не совсем оправился после ранения, а побег связан с такими сложностями… Были и другие причины, в них Рэв не осмеливалась признаться самой себе. Что, если Арман ей не поверит, сочтет, что проблемы с головой у нее, а не у него? Вот уж он посмеется над ее историей.

— Вы сегодня очень молчаливы, — заметил Арман.

— Я думала, вы устали и хотите отдохнуть.

Он улыбнулся и взял ее за руку.

— Вы всегда заботитесь о моих чувствах? — спросил он, взяв ее пальцы. — Какие чудесные у вас руки!

— Благодарю.

— У большинства женщин некрасивые руки, а у вас маленькие, прохладные и нежные! Когда у меня болит голова, всегда помогает, если вы положите ладонь мне на лоб!

— У вас и сейчас болит голова?

— Нет, сейчас нет.

Перевернув ее руку, он разглядывал ее ладонь.

— Длинная линия жизни — вот и все, что я понимаю в хиромантии! Почтенный граф, безусловно, расскажет нам больше.

— Он не хиромант, а астролог! — поправила Рэв.

— Он говорил с вами об этом своем маленьком увлечении?

Рэв помотала головой:

— Нет, никогда, но мне порой хочется поговорить с ним об астрологии. Правда, я боюсь, что он может прочесть мои мысли и ему они не польстят.

Арман засмеялся:

— По крайней мере, откровенно! — и вдруг сжал пальцы Рэв. — Если вы не захотите выйти за него после того, как посмотрите замок, вы обязаны мне сказать об этом! Будьте предельно искренни. Я не хочу видеть вас несчастной и не допущу, чтобы вы связали свою жизнь с неприятным вам человеком. Я не боюсь императора, мы не рабы ему, даже если должны считать его своим повелителем.

Рэв задрожала — не столько от его слов, сколько от прикосновения рук, от внезапной собственнической нотки в голосе. Ах, если б он ревновал ее, если бы думал о ней не как о сестре, а как о желанной женщине, которая может принадлежать ему! Она молчала, не отвечая на его слова, замирая от любви и влечения к нему; умолк и он, выпустил ее руку и устало закрыл глаза.

— Разбудите меня, когда приедем, — пробормотал он, погружаясь в сон, не замечая ее близости и любви, сияющей у нее в глазах.

И только при въезде в чугунные ворота замка Кре Рэв положила руку ему на плечо.

— Мы уже почти приехали, Арман.

Но он крепко спал и не слышал ее. Она легонько потрясла его за плечо:

— Проснитесь, Арман!

— В чем дело? Что вы хотите? — спросил он.

Рэв тихо ахнула: он сказал это по-английски!

Арман открыл глаза и взглянул на нее.

— В чем дело? — опять спросил он, на этот раз по-французски.

Она не успела ничего объяснить ему: лошади уже стучали копытами по разводному мосту, въезжая во двор, окруженный мощной крепостной стеной, к ним бежали слуги, а у открытых парадных дверей стояла шеренга лакеев в пурпурных ливреях.

— Мы на месте, — без нужды сказала Рэв.

— Вижу, — откликнулся Арман, лениво зевнул и поднял шляпу с пола кареты.

Рэв догадалась: он и не знает, что сделал что-то странное и что его слова имеют какое-то значение. Дверца кареты открылась, и спустили лесенку.

Наверху, у парадной двери, ждал граф.

Своей мрачной черной одеждой он напомнил Рэв закрытого капюшоном ястреба; однако она заставила себя улыбнуться и, как ей показалось, естественно пожать ему руку.

— Рад приветствовать вас в Кре, мадемуазель, и вас тоже, маркиз д'Ожерон. Добро пожаловать в дом, где вас всегда будет ждать почетное место, когда он станет домом вашей любимой сестры.

Арман поклонился:

— Благодарю, месье. Мыс сестрой очень рады быть здесь. Я много слышал об этом великолепном замке и вижу, что никакие похвалы ему не будут преувеличением.

Обмениваясь любезностями, они прошли вслед за графом через огромную арочную парадную дверь в богато обставленный мраморный холл и дальше, в гобеленовую гостиную, где были приготовлены вина и закуски.

Рэв огляделась: просторное помещение, увешанное гобеленами и обставленное, как она поняла, уникальной и ценной мебелью, все же производило впечатление холодного, официального, даже враждебного места. В душе у нее что-то оборвалось. Все ее здесь страшило и подавляло.

— Я предоставил вам так называемую спальню королевы, — сказал хозяин. — Та часть обычно предназначается особам королевской крови. Но существует также традиция, согласно которой супруга графа живет в этих покоях в течение года после свадьбы. Вот я и решил: поскольку это наша помолвка, вы не откажетесь от комнаты, которая будет принадлежать вам по крайней мере еще год.

— Как мило, — пролепетала Рэв.

Она чувствовала, что приближается момент, когда она должна будет сказать Арману правду и во что бы то ни стало вырваться из сети, все плотнее и плотнее опутывающей их обоих.

Королевская спальня была великолепна: роскошные портьеры, огромная кровать, украшенная купидонами, искусно вытканные шторы, мебель, инкрустированная серебром, зеркала по стенам. Но и здесь Рэв дрожала, словно под холодным ветром. Во всем читалось какое-то дурное предзнаменование.

Когда граф удалился, оставив ее одну, Рэв кинулась к окну и распахнула створки в надежде, что свежий воздух снаружи развеет тяжкую атмосферу внутри.

— Я впечатлительна и глупа, — произнесла она вслух. — В опасности Арман, мне самой ничего не грозит.

Но ее не отпускало предчувствие чего-то жуткого и отвратительного, что должно произойти именно с нею.

Горничные проворно внесли и распаковали ее багаж, и Рэв сменила дорожный костюм на вечернее платье. Во время переодевания ее бил озноб, хотя день стоял теплый, а горничная, которая ей помогала, даже раскраснелась от жары и работы.

Рэв была одета и готова за добрых полчаса до назначенной встречи перед обедом с графом и Арманом в красной гостиной. Она отпустила прислугу и присела у окна. Сегодня или завтра надо открыться Арману. Она должна отбросить все колебания и прекратить вранье.

Она выглянула в окно и полюбовалась на великолепный сад с яркими цветами, на ласточек, низко пролетающих над тихим рвом, на оленей, пасущихся под деревьями. Что же тут страшного? Или это разыгралось детское воображение? Что же преследует ее, почему ей так жутко и неуютно в таком мирном месте?

Вдруг из дальнего угла комнаты послышался непонятный щелчок, скрип… Повернувшись, Рэв увидела, как панель с зеркалом медленно подается вперед.

Ее буквально парализовал страх, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. В комнате появилась женщина с темными волосами, небрежно перевязанными мятой кроваво-красной лентой. На худом, усталом, безжизненном лице залегли глубокие морщины, уголки рта опустились, как у трагической маски. На желтой, высохшей шее жестоким контрастом сверкало бриллиантовое ожерелье.

Она тихо прошла в комнату, не потрудившись закрыть за собой потайную дверь. Рэв первой обрела дар речи:

— Вы пришли поговорить со мной?

Женщина все еще молчала, пребывая в странной нерешительности. Потом спросила:

— Вы графиня Рэв де Вальмон?

— Да.

— Я пришла предупредить: вам нельзя выходить замуж за графа! Вы горько пожалеете!

— Почему же? И зачем вы мне это говорите? — спросила Рэв.

Женщина внимательно посмотрела ей в лицо, словно надеясь отыскать в нем подтверждение своим мыслям. Похоже, осмотр удовлетворил ее.

— Я не сумасшедшая, со мной все в порядке, — произнесла она наконец. — Он мне не лгал. Юная и невинная! Послушайтесь меня: уезжайте отсюда, придумайте любой предлог, сошлитесь на болезнь, скажите, что передумали! Но ни в коем случае не поддавайтесь на его уговоры! Вам нельзя, повторяю, нельзя выходить за него замуж!

В словах женщины звучали какая-то неясная боль и страдание, и добросердечная Рэв тотчас же забыла о своих проблемах, готовая прийти на помощь человеку, попавшему в беду.

— Объясните мне хоть что-нибудь! Мне кажется, вами движут добрые чувства.

Женщина уставилась на нее:

— Добрые чувства — к вам? Нет, я хочу спасти его от него самого. Вы должны уехать. Сейчас же!

— Но как можно? — удивилась Рэв. — Этот…

Их прервал стук в дверь. Лицо женщины исказилось подлинным ужасом, она приложила палец к губам.

— Не говорите, что видели меня, — шепнула она и с поразительной быстротой скрылась за той же панелью, откуда появилась. Зеркало встало на место.

Рэв смотрела в ту сторону, гадая, не пригрезилась ли ей вся сцена; стук в дверь повторился, и она откликнулась:

— Входите!

— Вы готовы? — спросил голос Армана.

К обеду он надел голубой атласный камзол с сапфировыми пуговицами. Арман… Он так красив, так притягателен!

— Да, я готова, но вы знаете… — начала она.

— Нам пора, иначе мы опоздаем, а это, согласитесь, будет крайне невежливо по отношению к нашему внимательному хозяину.

— Да… да… конечно, — прошептала Рэв, — но мне надо поговорить с вами, Арман, я хочу вам кое-что сказать.

Из спальни она вышла, крепко держась за его руку, как ребенок, который боится потеряться.

— Надо найти место, где нас не могут подслушать, — сказала Рэв, когда они спускались по широкой лестнице, и с опаской глянула на стену. Теперь ей всюду мерещились потайные ходы.

— Как таинственно! — улыбнулся Арман.

К ужасу Рэв, его голос прозвучал на весь зал, и сверху послышалось:

— Не могу поверить, что у мадемуазель имеются секреты!

Это говорил граф, и Рэв, взглянув на его узкое, бледное лицо, поняла, от кого исходит атмосфера зла в этом доме.