Четыре недели моего послеродового отпуска должны были закончиться в субботу, а в воскресенье мы собирались уехать в Уилтшир. Так решил Лео, а доктор с ним согласился. Мне хотелось, чтобы мои дочери были в безопасности вдали от города, но не хотелось расставаться с моей Розой. Последние драгоценные дни я нянчилась с ней сама, а потом ее заберут в детскую. Мысль о разлуке ужасала меня – как я перенесу это?
– Тетя Грэйс уже составила для нее хороший режим, – как-то упомянула Элен, – питаться каждые три часа – поэтому она быстро привыкнет, моя леди.
– Но она привыкла сосать чаще, – поспешно сказала я.
– Конечно, привыкла, – засмеялась Элен. – Мы все, любим выпить чашечку чая каждые десять минут, если есть возможность, не так ли? Но никакой необходимости в этом нет. – Я взглянула на мою красавицу Розу – верно, она не нуждалась в этом. Элен настаивала на своем: – Вы испортите ее, моя леди.
– Да, но... – я вздохнула.
Когда Элен увела Флору, я взяла Розу на руки, прижалась щекой к ее щечке и зашепталась с ней, высказывая, свою любовь. Ее маленькие ручки потянулись ко мне в ответ, и я обняла ее, потеснее, прижав к себе. Получалось, что я собиралась ее испортить, держа все время рядом с собой. В конце концов, если бы я вышла замуж за Джо Демпстера и жила бы в коттедже, я не смогла бы нянчиться с ней все время – нужно было бы готовить еду и прибираться в доме. Джо мне нравился, я уважала его, но не любила – все мои мысли летели к другому, которого я любила. Правда, я все равно должна была бы отдать моего ребенка в детскую, даже если бы моим мужем стал Фрэнк. Вдруг я поняла, куда завели меня мысли, и плотно захлопнула дверь в прошлое – отрезала свои воспоминания, забила их досками, как привыкла делать с детства. Но воспоминания не всегда оставались отрезанными. Иногда дверь приоткрывалась, они возвращались и вспыхивали в голове, оставляя меня ослабевшей и растерянной, пока мне не удавалось снова закрыть их внутри.
На этот раз мои воспоминания высвободила миссис Чандлер. Она сделала это неумышленно, она хотела помочь мне. Я сказала ей, что хочу выбрать материал для крестильной одежды Розы, пока мы еще не уехали из Лондона, и собираюсь пойти по магазинам в субботу.
Она была шокирована.
– Моя леди, вам не годится выходить из дома, пока вы не побываете в церкви.
– Но я не принадлежу к англиканской церкви, миссис Чандлер.
Миссис Чандлер была шокирована еще больше.
– Нет, моя леди, теперь так нельзя, – она решительно покачала головой. – Его светлость исповедует англиканскую веру, и вы тоже должны.
Поэтому в пятницу после обеда я была вынуждена оставить Розу, надеть пальто, шляпку и спуститься вниз с Бертой. Выйдя за наружную дверь, я остановилась и подставила лицо весеннему солнцу. Берта потянула меня за руку.
– Не теряйте времени, моя леди, идите прямо в церковь, иначе это принесет несчастье, – она понизила голос. – Женщина, вставшая после родов, нечиста, пока не побывает в церкви.
Но я не спешила, наслаждаясь прогулкой. Церковь была недалеко, на Итон-сквер, поэтому я оставила Розу спящей – я была уверена, что вернусь раньше, чем она проснется.
У портика нас ждал церковный служитель с квадратным покрывалом из белого хлопка в руках. Я сняла шляпку, последовала за ним в тихий полумрак церкви и опустилась на церковную скамью. Пастор вышел вперед и обратился ко мне:
– Боже Всемогущий по доброте своей дал вам благополучное разрешение от бремени и уберег вас от великой опасности родов...
Я содрогнулась, вспомнив, свои боль и страх во время родов, но заставила себя сосредоточиться, потому что он начал читать псалм за мое здравие.
– Угроза смерти витала надо мной, адовы муки терзали меня...
Адовы муки – эти слова сорвали дверь с моих воспоминаний. Я снова была в Борреле, в капелле, громкий, жесткий голос проповедника звучал у меня в ушах: «Вы будете гореть в адовом огне!» Пляшущее пламя, черти, выплясывающие древний танец зла – но пламя уже плясало между яблонями за коттеджем, когда я смотрела, как палили мою Димпси, смотрела, как черти с вилами подбрасывали солому в огонь, сжигающий ее красивую золотистую щетину. Я снова была ребенком, и слышала, как отчаянно скреблись ее связанные копытца, видела, как большой нож, полоснул по ее горлу, следила, как вытекает ее кровь, а вместе с ней уходит жизнь...
– Леди Ворминстер, вам дурно?
Кое-как я вырвалась из прошлого и смогла сдержать бьющую меня дрожь. Я выпила воды, которую мне подали, ее прохлада погасила пламя моих воспоминаний.
– Теперь вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы продолжать благодарственную службу, леди Ворминстер? – Благодарственную... Поблагодарить за Розу – я кивнула. – Восславим Господа...
Берта отвезла меня домой в кэбе и поддерживала под руку, пока я поднималась наверх. Однако, зайдя в спальню, я почти побежала к кроватке, чтобы взять на руки мою Розу. Миссис Чандлер не хотела посылать за Флорой, сказав, что я выгляжу бледной и должна отлежаться, но я настояла. Мне хотелось, чтобы обе мои дочери были рядом со мной. Я должна была любить их, заботиться о них, защищать их, и никогда не позволять им ни видеть то, что видела я, ни чувствовать то, что чувствовала я, когда бабушка заставила меня стоять и смотреть, как умирает моя Димпси.
Лео пришел ко мне рано, сразу же после чая.
– Тебе не следовало выходить сегодня после обеда, – в его голосе звучало обвинение. – Тимc, сказал мне, что ты едва поднялась наверх, когда вернулась, – он шагнул ко мне, – и сейчас ты не намного лучше выглядишь, – обвинение в его голосе сменилось озабоченностью. – Что случилось, Эми? Что тебя расстроило? Скажи мне, в чем дело.
Не успев остановить себя, я выпалила как испуганный ребенок:
– Я думала о Димпси.
– Димпси? – брови Лео вопросительно поднялись. Я вспомнила, что я уже не ребенок.
– Флора ждала тебя, – поспешно сказала я. – Может быть, ты зайдешь к ней? Она, наверное, слышала, как ты пришел.
– Но, Эми, ты так бледна, – нерешительно сказал он. – Ты уверена, что я не могу...
– Ничего страшного, – я не дала ему закончить. – Поднимись к Флоре.
Лео повернулся, и наконец ушел. К тому времени, когда он пришел ко мне после ужина, дверь в прошлое была заперта и заколочена наглухо.
– Как ты себя чувствуешь, Эми? – он сел в кресло, рассматривая мое лицо.
– Теперь хорошо, Лео – это был шок оттого, что я вышла в первый раз после родов.
– Грэйс Чандлер не должна была позволять тебе такое.
– Мне нужно было пойти в церковь, иначе я не могла выходить наружу.
– Дурацкие суеверия! В любом случае, – его кустистые брови нахмурились, – ты не принадлежишь к государственной церкви... ты даже не разберешься в молитвеннике.
– Да, я не в англиканской церкви, но миссис Чандлер сказала, что теперь я должна быть в ней, потому что там ты.
– Сам я об этом не беспокоюсь.
– Ты ведь ходишь в церковь в Истоне?
– Изредка, – обронил он.
Это не было многообещающим открытием, но я знала, о чем должна спросить его ради дочери.
– Когда ты думаешь окрестить Розу?
– Мне безразлично, крещена моя дочь или нет.
– Но ее нужно окрестить. Флора крещена.
– На этом настояла сестра в больнице. Я... я не хочу обсуждать это дело. Моя голова занята другими делами.
– Я считаю, что Розу нужно окрестить, – Лео не отвечал, но я должна была настоять на этом, поэтому заставила себя говорить. – Если она не будет крещена, то попадет в ад.
Его серые глаза уставились прямо в мои.
– Ада нет – кроме того, который мы создаем на земле, – голос Лео зазвучал горечью. – По моему опыту, крещение не спасает от этого ада. – Взглянув поверх кофейника, он добавил не допускающим возражений тоном: – Этот ритуал бесполезен, поэтому я не вижу необходимости крестить мою дочь.
– Она наполовину моя, – быстро сказала я. Лео моргнул, затем снисходительно ответил.
– Тогда крести свою половину, – он самодовольно откинулся в кресле, его взгляд вновь остановился на кофейнике.
– Если ты считаешь, что это ничего не значит, то тебе все равно, крещена она или нет? – я тщательно выбирала слова. Его самодовольное выражение чуть изменилось. – Но если ты видишь, что это имеет значение для меня, почему бы тебе не принять это во внимание?
Вдруг Лео издал нечто среднее между ворчанием и смешком.
– Да, пожалуй. Кто научил тебя логическим убеждениям, Эми?
– Я не убеждаю, я просто указываю.
– Ты убеждаешь... в подлинном смысле этого слова... и я принимаю твои убеждения, – Лео чуть заикался, как обычно. – Хорошо, пусть моя дочь будет крещена, если ты считаешь, что так нужно, – он потянулся за кофейником и налил свою чашку. Позже, перед уходом, он сказал:
– Если ты настаиваешь на обряде крещения, попроси Аннабел быть крестной матерью Розы.
На следующее утро я попросила об этом мисс Аннабел. Она отказалась.
– Но...
– Я сказала – нет, значит, нет. Раз я не могу стать матерью собственного ребенка, то не хочу быть ничьей крестной матерью, – она вышла.
Позже, перед уходом на перевозку раненых, мисс Аннабел зашла еще раз. Ее глаза были красными и опухшими.
– Я только... – попыталась извиниться я.
– Все «только» бесполезны, Эми, – покачала она головой. – Не вини себя за это – мы обе знаем, кто здесь виноват. Скажи Леонидасу, что у меня нет возможности уехать из города. Он, конечно, поймет, в чем дело, он не дурак – но я не хочу говорить ему об этом.
Миссис Чандлер разволновалась, когда я сказала ей, что хочу отправиться за материалом для крестильной одежды Розы.
– Его светлость сказал, что вы больше не должны выходить из дома до завтра, когда мы поедем в Истон, – возразила она. – Он сказал, что мне не следовало позволять вам выходить вчера, вам это повредило.
– Я знаю, он немного рассердился.
– Так вы можете рассердить его еще больше, – глянула она на меня.
– Он все равно не слишком доволен мной.
– Мужчины, – вздохнула миссис Чандлер. – Они не понимают, что важно для женщин, – вдруг ее лицо прояснилось. – Однако это означает, что он заботится о вас.
– И о Розе, – быстро добавила я. – Он обожает Розу.
– Да, это верно, – улыбнулась она. – Некоторые мужчины хотят сыновей, но его светлость очень рад, что у него девочка, – улыбка миссис Чандлер стала шире. – Вы еще молоды, моя леди, вы еще принесете ему много сыновей. А сейчас Берта может сходить в магазин и купить, что вам нужно, или я схожу, если вы меня отпустите.
– Сходите, миссис Чандлер. Надеюсь, вам понравится немного прогуляться. У его светлости открыт счет в «Харродсе», а там есть все, что мне нужно.
Она вернулась оттуда в восторге.
– Я до сих пор не видела ничего подобного! Это не магазин, а настоящий дворец. Пакет со мной. Я чувствовала, что вы захотите сразу же начать шить.
Я нетерпеливо развернула пакет – прелестнейший белый шелк, валенсианские кружева, атласная лента... Мои пальцы сами потянулись к иголке. Пока миссис Чандлер ходила в магазин, я сделала выкройку, поэтому сразу же стала вырезать и сметывать куски. Я заканчивала сметку, когда раздался стук в дверь.
– К вам гостья, моя леди – миссис Томсон, – заглянула в дверь Берта.
Это была Беата. Когда я с ней познакомилась, ее звали Беатой Харрис, она была самой близкой подругой моей тетушки Агнес. Когда тетушка Агнес умирала, Беата обещала ей присмотреть за мальчиками – так она и сделала, выйдя замуж за дядю Альфреда. Сейчас она приехала из Ламбета навестить меня.
Она ввалилась внутрь, отпустила мне звучный поцелуй и клюнула Розу в подбородок.
– Ой, как она выросла, а какая красавица!
– Да, она просто золото. Присядьте, Беата. Миссис Чандлер... – та уже благоразумно удалялась. – Попросите Берту принести чашку чая для миссис Томсон.
– Не откажусь, душенька, – Беата тяжело плюхнулась в кресло, оно протестующе затрещало, ее корсеты – тоже. – Жарковато здесь, Эми, я сниму шляпу. – Это была ее лучшая шляпа, с букетиком красных вишен. Беата тщательно вынула шпильки и положила ее на колени. – Ну, как живешь, Эми? Я подумала – дай-ка заскочу к тебе до конца твоего месяца, пока ты, не начала шляться по танцам и театрам, как положено леди.
Я никогда в жизни не бывала на танцах и только однажды – в театре. К тому же не в настоящем театре, а в мюзик-холле, с Фрэнком – но мне нельзя было вспоминать об этом.
– Хорошо, что вы зашли, Беата. Как мальчики? Беата, стала усаживаться поудобнее, ее корсеты снова затрещали, но выдержали.
– Нед уже получил вторые нашивки, а ведь ему летом будет только девятнадцать. Альби уже сержант. Альфред прямо гордится ими обоими – Агги тоже гордилась бы, – она вздохнула. – Бедняжка Агги, я так скучаю по ней, хотя уж столько времени прошло – но, по крайней мере, она избавлена от переживаний, что двое ее старших сыновей в солдатах. Если война затянется, Джордж и Джим пойдут туда же. Однако в «Розе и Короне» говорили, что летом будет большое сражение, и тогда, мы заставим этих немцев собирать манатки и драпать.
В дверь постучали. Вошла Берта с подносом и подала чай.
– Знаешь, Эми, – сказала Беата, расположившись с чашкой чая, – когда Альф вернулся, до меня дошло, как я переживала за него, когда он отправился во Францию. Ему не следовало поступать так в его возрасте. Ты должна восхищаться Альфом за это, правда, душенька?
Дядя Альф был моим отчимом, но я не знала этого, пока была жива Агнес. Она никогда не говорила мне, что она – моя мать, а потом стало слишком поздно. Я взглянула на Розу, новости о мальчиках вызвали слезы на моих глазах.
– А твоя малышка Флора не воротит от нее нос? – спросила Беата.
– Она немножко ревнует, но Лео заботится и о ней.
– Ну, как все говорят, все-таки она ему внучка, – улыбнулась Беата. – Он не хотел ославить ее, поэтому и узаконил, да?
– Вчера здесь был он, – не удержалась я, – отец Флоры. Его прислали из Франции с донесением в военное ведомство, но сначала он пришел сюда.
Беата взглянула мне в лицо.
– Смотри, Эми, это бесполезно, – ласково, но твердо сказала она. – Ты сейчас чужая жена, а он – чужой муж.
– Мисс Аннабел не хочет видеть его. Она говорит, что ненавидит его.
– Это ее дело, – покачала головой Беата. – Супруги всегда то ссорятся, то мирятся. Мало ли что у них – у тебя теперь есть своя семья, и надо думать о ней. А его светлость – хороший муж для тебя, ты не можешь отрицать этого. Я понимаю, что нелегко выйти замуж так, как вышла ты, но, говорят – как постелешь, так и поспишь. Ты себе постелила, теперь спи, – она подмигнула мне, – а как дело дойдет до кой-чего, то ночью, все кошки серы, теперь ты это знаешь, Эми, – Беата тяжело поднялась с кресла. – Мне пора идти, душенька. Всего хорошего – и тебе тоже, милая Роза. Разве она не прелесть?
Хотя она ушла, ее слова засели во мне – «ты себе постелила». Но я не делала этого. Я не осознанно приняла это решение. Я никогда не говорила правды ни Беате, ни мисс Аннабел. Но Фрэнк узнал ее – и поэтому узнал и мой муж.
Отодвинув воспоминания подальше, я задумалась о новостях про Альби и Неда. Они были моими братьями, но не знали об этом, а я им никогда не скажу. Со вздохом я взяла шитье и стала класть ровные, мелкие стежки. Розина крестильная одежда должна быть безукоризненной.
Я все еще шила, когда Лео пришел пить кофе. Я отложила иглу и взялась за кофейник. Наливая кофе, я рассказала ему о своем рукоделии и подала ему недошитую одежду Розы, чтобы показать поближе. Она выглядела такой белой и нежной на его огромной, покрытой черными волосами руке. Лео вернулся в кресло, вынул очки и надел их, чтобы рассмотреть швы. Я улыбалась про себя, уверенная в своих стежках – даже бабушке не удавалось распороть их.
– Неужели эти стежки должны быть такими мелкими? – рассматривал их Лео. – Ты переутомишь свои глаза.
– Это же крестильная одежда Розы! – я чуть не вырвала шитье из его рук.
– Знаю, но не вижу никакой необходимости...
– Нельзя шить кружева и шелк штопальным стежком.
– Ох! – Лео замолчал. Когда мы выпили по полчашки кофе, он заговорил снова: – Ты спрашивала Аннабел, согласна ли она, стать крестной матерью?
– Она сказала, что не может... – я запнулась, не глядя на Лео, и услышала его тихое восклицание: «Чертова дурочка!» Затем его голос стал громче: – Скажи ей, что я все понимаю. Итак, кого ты решила пригласить вместо нее?
Я промолчала. Я не знала, кого еще можно пригласить. Мне хотелось бы пригласить Клару, дочь миссис Чандлер, но я понимала, что не могу взять в крестные матери служанку. Поэтому я сидела молча. Лео пристально смотрел на меня, а я думала, что он победил. Он не хотел крестить Розу, и теперь...
– Как, по-твоему, можно мне пригласить Беату? – вдруг догадалась я.
– Миссис Харрис? – удивился он, но пожал плечами. – Почему бы и нет? Вряд ли она – истинная англиканка, но я не собираюсь отвергать ее из-за этого. Когда договоримся о дате, напиши ей и пригласи в Истон на выходные. Тебе, без сомнения, понравится ее общество. Скажи Селби, чтобы он послал ей почтой деньги на проезд и другие дорожные расходы.
– Спасибо! – вздохнула я с облегчением. – Только теперь она – миссис Томсон. Дядя Альф сказал, что им лучше пожениться перед тем, как он уйдет в солдаты, на случай военной пенсии.
– Он завербовался? – помрачнел Лео. – Твой отчим завербовался?
– Да, он сказал, что если его мальчики пойдут, то и он тоже пойдет. Сейчас он – сержант.
Я знала следующий вопрос еще до того, как Лео задал его.
– Сколько ему лет?
Я опустила взгляд на колени.
– Он недавно разменял свой пятый десяток, прошлой весной. Правда, когда он был моложе, то служил моряком, поэтому, естественно...
– Естественно.
Я украдкой взглянула на Лео. Его губы сжались в тонкую линию, уголки рта опустились вниз. Каким он был, таким и был, и ничего не мог поделать с этим. Когда он заговорил вновь, его голос звучал почти сердито:
– Если ты настаиваешь на обряде крещения, то тебе нужен еще крестный отец и вторая крестная мать.
– Я не знаю, кого еще попросить, – ответила наконец я, и потянулась за крестильным платьем. Я была готова заплакать.
Лео отвернулся и, как бы невзначай, предложил:
– Я могу попросить об этом Джорджа Бартона. Мы с ним друзья детства, а он пока еще в Англии.
– Можешь?
– И его мать, – добавил он, все еще не глядя на меня. – Думаю, Этти Бартон не будет возражать. Ты хочешь, чтобы я написал ей?
– Ох, спасибо, Лео. Спасибо тебе, большое, спасибо. Ты так внимателен.
– Не всегда... – побагровел он. – На самом деле я часто бываю небрежным. Я хочу исправить одну свою оплошность. – Лео полез в карман и вытащил оттуда коробочку. Наклонившись, он поставил ее на поднос передо мной. – Это тебе.
– Мне? – я живо открыла ее, внутри оказалось кольцо. Оно было прекрасно. Когда я была служанкой мисс Аннабел, то присматривала за ее драгоценностями и, кроме того, видела драгоценности ее матери, разглядывая их по вечерам, дожидаясь возвращения хозяйки. У них были чудесные драгоценности, но до сих пор я еще не видела подобного кольца. В нем было пять отборных бриллиантов. Самый большой камень размещался в центре, четыре поменьше располагались вокруг. Это были дивные сверкающие белые бриллианты – однако в них не было ничего холодного – они рассыпали свет, когда я поворачивала кольцо. Золотая оправа тоже была прелестной, с замысловатым узором из листьев и роз, каждая из которых была совершенной.
– Как оно прекрасно! – воскликнула я. – Я никогда еще не видела ничего подобного! Спасибо, Лео, большое спасибо!
Его лицо все еще пылало румянцем.
– Может быть, ты наденешь его?
– Да, – я вытянула правую руку и стала надевать кольцо на палец, как вдруг что-то во внимании Лео насторожило меня. – Это... это обручальное кольцо? – он чуть кивнул в знак подтверждения. Я сняла кольцо, надела на третий палец левой руки, на законное место рядом с венчальным кольцом, и подняла руку так, чтобы он мог ее видеть. – Спасибо, Лео.
– Я... допустил небрежность, – сказал он заикаясь. – Я давно должен был подарить тебе такое кольцо.
Я попыталась сгладить напряженность.
– Но ведь у тебя не было такой возможности. В конце концов, мы же не были долго помолвлены?
Лео нахмурился и резко поставил чашку с блюдцем на поднос.
– Мы вообще не были помолвлены, даже недолго – ты это знаешь, – вдруг он встал. – Утром увидимся.
Дверь громко хлопнула за ним.
В голосе Лео было столько гнева, но я понимала, что на этот раз его гнев был направлен не на меня, а на себя. Только это была не его вина, а моя. Я сделала и первый шаг к греху, и последний, невольный, шаг в ловушку замужества. Да, Лео поставил эту ловушку, но не хотел поймать меня – он просто хотел предоставить мне убежище.
Тогда я была в безнадежном положении, а Лео выручил меня. Для него я была всего лишь служанкой, с позором выгнанной его снохой, но он был ответственным нанимателем, а я носила ребенка от его сына, и он помог мне. Он дал мне денег и сказал: «Возьми их и найми жилье до рождения ребенка. Скажи хозяйке, что будешь получать еженедельное содержание». «До рождения» – эти слова мучили меня – а что же будет со мной потом? Однако я уже знала ответ – работный дом или улица.
Я была в отчаянии. В безысходности я думала о своей матери, которая оказалась в таком же положении – но ей удалось отдать меня дедушке, где я была в безопасности. Тогда я подумала, что у ребенка, которого я ношу, тоже есть дедушка – лорд Ворминстер, и предложила свою малышку ему, еще до ее рождения. И он согласился взять ее.
Я помню, как мне было больно, когда я поняла, что теряю ее. Но хуже всего было другое. Хоть я и отдавала ее человеку, который мог дать ей все – он не мог дать ей одну-единственную вещь. Как и я, она оставалась незаконной, ублюдком – и должна была расплачиваться за это, как расплачивалась я.
Когда подошло время ее рождения, я тяжело заболела, и Беата была вынуждена отдать меня в больницу. Я была в ужасном состоянии и все время звала человека, которого любила, крича, чтобы «мой лорд» пришел и утешил меня. Даже среди всей боли и потрясения жуткая мысль не оставляла меня – мое дитя родится незаконным. Когда Беата привела лорда Ворминстера в больницу, я крикнула ему в отчаянии: «Мой лорд, неужели вы не можете дать ребенку имя?»
Этот крик поймал меня в ловушку. Потому что доктор, услышав его и подумав, что Лео и есть «мой лорд», которого я звала, что он отец ребенка, которого я носила, ответил мне: «Только свадьба может узаконить ребенка».
Даже тогда капкан еще не захлопнулся бы на мне, если бы не Беата. Она хотела помочь мне, спасти меня от потери ребенка, поэтому предложила лорду Ворминстеру жениться на мне, чтобы узаконить дитя – ведь доктор сказал им, что я умираю. Я знаю, у Лео, не было времени все обдумать – у меня начались роды, – и он ушел за разрешением на бракосочетание.
Тем не менее, он сказал доктору, что должен спросить моего согласия на свадьбу. Доктор пришел ко мне и сообщил: «Ваш драгоценный «мой лорд» согласился жениться на вас». Я была всего лишь служанкой – человек, которого я любила, оставался для меня «моим лордом» – и я подумала, что он имел в виду Фрэнка.
Хотя я была в тяжелом состоянии, я помнила, что Фрэнк не свободен, чтобы жениться на мне, но доктор ответил на мои слабые протесты: «Он сказал, что его жена умерла». И я поверила ему, потому что знала, что мисс Аннабел была тяжело больна, ожидая своего первого ребенка.
Я ничего не подозревала, пока меня не привезли на каталке к капеллану, и я не услышала отрывистый голос отца Фрэнка, сказавший: «Я – согласен». Тут я поняла свою ошибку и выкрикнула: «Нет! Нет!» Но у меня начались схватки, и капеллан не понял, что означает мой крик, да и никто не понял. Меня стали успокаивать, вложили мою руку в руку Лео, сказали за меня супружескую клятву, а он произнес свою. Все, что я могла сделать – сказать «да» и вцепиться в его покрытую черными волосами руку, потому что боль терзала меня – и больше не помню ничего, кроме темноты и страха. А потом стало слишком поздно – Леонидас Артур Гектор Фицворрен-Донне, седьмой граф Ворминстер, и Эми Робертс, побочная дочь сельского рабочего, стали мужем и женой.
Я не сказала лорду Ворминстеру, что согласилась на свадьбу только по ошибке. Я не сказала этого никому, но несколько месяцев спустя, рассказала Фрэнку. Я желала бы, как бы я желала придержать свой глупый язык, потому что Фрэнк бросил правду в лицо Лео. С тех пор моего мужа терзала вина. Его вина и моя вина, потому что я не любила его, не могла полюбить его.
Я взглянула на золотистые розы и увидела, что с них осыпались последние лепестки. Завтра мы уезжали в Истон.