Серое небо асфальта

ГЛАВА 19

Она запнулась… и испуганно оглянулась в его сторону, чтобы увидеть, какой эффект произвели её вырвавшиеся испод самой ложечки слова…

Он милостиво, разрешительно улыбнулся, и она радостно поверила его обнажённым, не слишком белым зубам, тёплому взгляду из амбразуры глазниц, лишь вскользь удивившись своей быстрой, почти девичьей доверчивости.

* * *

Его тело долго валялось в постели, переворачиваясь и этак и так, сквозь щели глаз наблюдая за снующей по хозяйству женщиной… Она тихонько напевала какую-то бородатую песенку, делая вид, что не хочет мешать ему досыпать, хотя знала, проказница, что он давно проснулся и наблюдает за ней по своему обыкновению, поэтому порой принимала двусмысленные позы… или, потянувшись — стереть пыль где-нибудь высоко, открывала гладкие стройные бёдра, или низко нагнувшись, протирая что-то внизу, показывала плотно стиснутую в вырезе халата грудь…

Вскоре ему надоело наблюдать за навязываемым зрелищем, немного обидно задели приторные телодвижения: словно всё забыто, а ночью ничего не было, и он сел…

— А-а-а… доброе утро! — зевок растянул его рот и ноги сбросились на пол, в поиске тапок…

— Доброе! — честно ответила Маша и метнула в него добрый лучистый взгляд. — Завтрак готов, умывайся, я накрою на стол.

* * *

Дима бодро дожёвывал бутер, допивал душистый кофе, и смело смотрел в счастливые глаза сожительницы… Ночь была бурной, насколько могла, при его чувствах к объекту. Поэтому взгляд был светел, аппетит не стеснителен, помыслы чисты, от них и радость, как говорилось в книге Будды.

— Я сегодня зайду на работу, будду там, рядом, надо кое-что перепрятать! — она нарочно, словно подслушав его мысли, удвоила букву "д" и мягко улыбнувшись, погладила по мерно двигающейся вверх вниз челюсти.

— Вечно у тебя… перепрятать! — Дима отодвинулся желваками, затем пустой чашкой и встал. Его радость уменьшилась от нечистоплотности чужих помыслов, и сознания… Насколько все мы связаны!

* * *

Он шёл пешком, было не так уж далеко, и толкаться в трамвае, тем более за деньги, претило. Частный сектор пах хлевом, жжёными листьями и гниющей зеленью. Собаки, сидя, стоя, лёжа на цепи, лениво, безопасно, бессмысленно лаяли на него сквозь забор и, кивнув, он согласился с Машей, что "непривязанность" всё же имеет свою негативную сторону!

* * *

Закрыв дверь на щеколду, он оставил отрытым маленькое окошко, в которое не пролезла бы и голова ребёнка. Пришло время перекусить на законном основании.

Разложив неприхотливую снедь на столе, окинул её быстрым взглядом и подумал, что Виктор задерживается, а есть захотелось прилично, не так, чтобы глотать целиком варёные яйца, нечищеную картошку в мундире, лук — прямо с шелухой, а именно — прилично: почистить, порезать, подсолить, налить… Ага! Налить! Где этот БИС, не самому же в магазин бежать?

Бис, то есть без… трёх минут обед, в окошко проник крупный угреватый нос и вежливо попросил открыть…

— Сначала, за горючим! — по пути к двери Дима полез в карман за деньгами, но из окошка радостно сообщили, что всё давно уже предусмотрено, ведь сегодня день отчуждения пенсии у государства.

— Ага… — крякнул Дима и откинул щеколду.

Счастливые красные лица в количестве трёх ввалились внутрь и радостно сопели…

— Вот, помирились все сегодня! — Витя обвёл рукой гостей…

— Здравствуйте Дмитрий! — Очкарик и Коклюш совали руку для приветствия, а Коклюш радостно лопотал:

— Сам пришёл, проставил, извинился… человек! несёт ещё с собой лицо! Дай я тебя поцелую! — он полез красным носом к Витиному красному, и они по-мужски чокнулись друг об друга.

— Мужики, у нас всего час, а потом, извините, работа! — Дима указал рукой путь в отгороженный угол… — Проходите, я как раз закусь успел метнуть на стол.

— О-о-о… красиво! — Коклюш потёр руки. — А мы тоже не пустые! — он извлёк из карманов широкого пиджака две бутылки пива и большую пузатую воблу. — С икрой рыбка! — его губы пожевали воображаемый хвост, и рыбина упала на стол.

— Пиво тоже хорошо, но водяра лучше! — Запел Витя, стукая по столу более светлой посудой.

— Пиво без водки — деньги на ветер! — поддержал Очкарик и порылся в своих карманах… Ничего не найдя, он шевельнул бровями и достал руки обратно.

* * *

Маша тихонько подкралась к баррикаде из ящиков и решила подслушать: о чём могут говорить мужики в отсутствии прекрасного пола?..

Её терпения хватило на пару минут, ничего интересного не было сказано, наоборот, всё было настолько скучно, что она расстроилась, вернее, пожалела — то, что от мужчин осталось.

— Почему распиваем в рабочее время? — она выскочила из-за ящиков и весело продолжила… понимая, что при всей приземлённости момента, может налететь на крепкое словцо именно ввиду наступления подобного момента: — И дверь нараспашку! Придут такие же, как вы, сопрут несколько ящиков с бутылками, а я платить буду? — Маша почувствовала прилив раздражения, такой уж наступил момент, когда она вдруг представила последствия мужской дружбы в рабочее время.

Лица, незнакомых ей — Очкарика и Коклюша, застыли в предчувствии окончания праздника, но Маша справилась с собой, да и не входило в её планы отказываться от не частых праздников. С тех пор, как они с Димой стали жить вместе, число друзей и праздников стало входить в норму, уменьшаясь количеством и поводом, если не считать церковных, тем не было конца, и дoлжно бы народу спиться, если следовать поощрению властей и пастырей, чему видимо и требовалось быть.

Но Маша так и не стала одутловатой, пытаясь не пасть новой жертвой праздности, если не такой вот случай… хотя, какой это на хрен случай — на двух алкашей стало больше в её палатке?! "Отважу, когда достанут, — подумала она, — но не сегодня! — Ей хотелось напиться с самого утра, с тех самых пор, как проснулась, накормила Димку, проводила на работу. Напиться просто от счастья! — "Даже, если уйдёт, всё равно благодарна, что был со мной это недолгое время!" — решила она и захотелось всплакнуть… но…

— Ладно, ладно… Сидеть! — прикрикнула Лиза, торопясь успокоить, испугавшихся новичков. — Здесь единственной женщине нальёт кто-нибудь? — Она плюхнулась на диван, рядом с Коклюшем, почувствовав запах давно не мытого тела, и слегка сморщилась носом.

— А как же! — завопил он, схватив бутылку и чуть не расплескав водку, наполнил, вовремя подсунутый Димой, чистый стакан. — Конечно! Позвольте представиться… Врач — педиатр бывшей центральной детской больницы, то есть, простите, перепутал… Бывший врач, а больница здравствует до сих пор. Ура! — он поднял стакан до уровня глаз общества. — Ура! Да здравствует отечественная медицина, самая отечественная в мире!

— Ура! — завопил Виктор, дурачась.

— Ура! — подхватил Очкарик всерьёз.

— Ну что ж, ура, так ура! — Маша, по-мужски, опрокинула содержимое стакана в рот, чем вызвала неподдельное восхищение присутствующих.

Димка только усмехнулся, раньше его это тоже удивляло, не восхищало, а удивляло. Лиза водку не пила вообще, Амалия — мелкими глотками. Но теперь он привык!

— Ура! — он тоже поднял свой стакан и лихо "залил за воротник".

Характерное поскрёбывание в дверь развернуло головы на звук…

— Ты дверь закрыла что ли? — Димка прислушался…

— Конечно! — Маша хмыкнула. — Те чо, работа надоела?

— Ладно, открой! — Дима досадливо поморщился.

— Хо-хо… привет! Пỳстите на огонёк? — голос был не знаком. — А я смотрю… замок на двери не повесился, здравствует, так сказать, ну всё, думаю, гуляют, дай зайду. — Голос вынырнул из-за ящиков в виде крупного мужчины, с лицом, покрытым недельной щетиной, но довольно приятным, и налётом показного пофигизма, а может и не показного, но глазки неуверенно, настороженно бегали… и успокоились, когда поняли, что здесь собрались не сливки общества.

На стол приземлилась ещё одна бутылка водки, что весьма обрадовало Коклюша; остальные стоически перенесли сегодняшнее изобилие, а Маша, казалось, вообще была не в восторге от появления гостя и его бутылки.

— Что же ты меня не представишь друзьям? — он жирным долгим взглядом обласкал женскую фигуру, но показалось мало, и его рука осторожно легла на её плечо.

Маша дёрнулась и сбросила руку.

— Это Вова! Твой предшественник! — она кивнула Димке.

Вова проследил за её взглядом и усмехнулся.

— Так это ты меня подсидел? — его глаза превратились в щели, а рот растянулся ухмылкой.

— Мы познакомились с Димой, когда тобой здесь уже не пахло! — жёстко сказала Маша, махнув рукой, чтоб Дима не встревал.

— А он что, глухонемой? Я задал вопрос ему, как мужику! — Вова даже не посмотрел в её сторону.

Дима почувствовал, что в груди появилось ощущение тошноты, а лицо стало жечь, словно огнём, но он знал, что не покраснел, наоборот, должен был побледнеть, как полотно на морозе, поэтому, подавив накатившую волну гнева, небрежно бросил:

— Тебе один раз сказали, и хватит! что, дважды надо? я думал ты сообразительный! — он шевельнул желваками.

— Послушайте, вы зачем пришли? Мы вас не звали, сидели себе отдыхали, понимаешь, тут на тебе: вдруг, откуда не возьмись, появилось в рот… — Коклюш не успел договорить рифму, как кулак Вовы врезался ему в нос и опрокинул на землю.

— Тебя гнида тоже не спро…

Дима видел, как расплывается лужа под головой Вовы, и ему стало страшно… Он вспомнил чьи-то рассуждения, может даже свои, ранние: что иногда свобода — та же тюрьма!

— Накаркал! — сказал он себе, а может и всем, он не следил, лужа крови парализовала его своим видом…

— Ну ты Очкарик даёшь! — Коклюш поднялся, вытирая окровавленный нос рукавом. — Я ещё не успел приземлиться, как он его бутылкой по чайнику!.. Слышу: хрусть! Плохо, думаю, а вдруг убил? А ну дайте потрогаю сонную! — Он установил на место перевёрнутый табурет и, перешагнув через тело Вовы, прижал пальцы к его сонной артерии… — Живой гад! — он снова утёр кровоточащий нос, — А крепко приложил, странно, что я не отключился, обычно минут пять лежу, ничего не думаю, хорошо!

— Так это не я, что ли? — Дима резко выдохнул застоявшийся в груди воздух, и посмотрел на свою руку, крепко сжимающую полную бутылку.

— Га-га… не успел! — Коклюш заржал, тоже заметив бутылку в руке Димки. — Вот и ладненько, не расстраивайся, а хочешь, можешь добавить!.. — он легко ткнул ботинком в бок бессознательного Володю.

Вова застонал и пошевелился…

— Я ж говорил! — обрадовался Коклюш. — Однако, в больницу надо, — его лицо приняло озабоченное выражение, — Башка-то треснула, похоже, крови много потерял, в больницу, однако!

— Так, всё быстро убрать, Вову на диван, голову в полотенце, кровь засыпать песком! Очкарик, — Маша злобно зыкнула, на застопорившегося виновника шухера, — быстро за песком, проснись! — она хотела добавить: "и пой…", но передумала, — Ты убил человека!

— Что? Я? — Очкарик дёрнул головой. — Ты гонишь, Коклюш сказал, что он жив!

— А… ожил?!

— Он?

— Ты! Быстро за песком! Засыплешь лужу, затем метлой на лопату и за палатку… Лопата и метла в том углу, за ящиками… Дима, я в магазин, звонить… Надо торопиться, а то не дай Бог, оттопырится! — Маша кинула на плечи куртку и выбежала вон…

Димка смотрел ей вслед, на хлопнувшую железным телом дверь, на засыпающего песком следы преступления Очкарика и вспоминал судный день своего командира учебного взвода…

Забрав лопату у Очкарика, он стал сгребать влажный бурый песок в кучку…

— Ты чего, я сам! — Очкарику стало не по себе, до него начинало доходить, чем всё может кончиться.

— Я твой должник! — Дима сурово на него взглянул, и он испугался, поняв взгляд по-своему.

— Я надеюсь…

— Не ссы, я же говорю: "должник"! Ментам скажем, что упал и головой об… — Дима осмотрелся… — О бочку! — он ткнул рукой в угол… — Пошли, притащим. — Они схватили тяжёлую бочку с песком и перекантовали к влажному пятну на полу.

— Едут! — крикнула Маша, заглянув внутрь. — Всё убрали? — её критический взгляд обозрел площадь свежеметёного пола… — Молодцы, чисто! Вот они! Сюда, сюда, пожалуйста… — опять закричала она, только уже не им.

— Ого… трещинка! — воскликнул доктор, поворачивая голову стонущего Володи. — А где же кровь? — он внимательно осмотрелся… — Убрали что ли? Зачем? — он взглянул на Машу, потом на Димку и трясущегося Очкарика…

— Да… как-то не по себе стало, вот и убрали, — она пожала плечами. — Он ударился о бочку, ну и… сами ведь знаете, как бывает, им лишь бы план!..

— Н-да… — вздохнул врач. — Грузите быстрее, травма серьёзная! Нужно вызывать милицию, если он сам ударился, то… — недоговорив, он махнул рукой и вышел из палатки…

Они вышли следом и молча наблюдали, как его крупное тело втискивается на переднее сидение РАФика… — Оставайтесь здесь и ждите! — донеслось от закрывающейся двери, и они вздрогнули.

— Ну что? — спросил Очкарик. — Что теперь? Ждать ментов?

— А что ещё? — Маша тоже как-то странно глянула и воскликнула: — Мне нужно срочно выпить!

— И мне! — поддакнул Очкарик.

Они ринулись втроём внутрь палатки и разлили водку в три стакана… и тогда заметили, что Коклюша и Виктора — недостаёт…

— Смылись! — догадался Димка.

— Правильно, и нам пора! — кивнула Маша и вылила водку в рот… — Закрывай богадельню! Заметут сейчас, и доказывай в камере, что ты не верблюд!

— Валим! — отчётливо проговорил Очкарик и поспешил на выход…

* * *

Стук в дверь, сильный грубый "дуф-дуф-дуф", сорвал с постелей всё население коммуналки и в общий коридор выползли представители от комнат… решать: к кому пришли, и кто пойдёт открывать!

Дима переминался с ноги на ногу, жильцы почему-то смотрели в его сторону, а у него так болела голова, что он ума не мог приложить, кто… и главное зачем, может припереться к ним в это время… Но взгляды соседей толкали к дверям и внутренне перекрестившись, приглушённо матерясь, он отправился открывать…

Витя, прислонившись к дверному косяку, монотонно бил ногой в дверь и продолжал это делать, даже когда Дима открыл.

— Стоп! — крикнул Дима и схватился за голову. — Кончай долбить, а то, как долбану! — от напряжения сказанного, голова чуть не лопнула и если бы не боязнь инсульта, он бы точно напрягся и приговорил Витю — по лысине. — Чего ломишься, урод? Напугал-то как!

— Маман приказала долго жить! — Витя гротескно поклонился, и скользящая по его щеке слеза, видимо вернувшись, вновь наполнила глазную впадину.

— Что? — вскрикнул Дима и оглянулся… — Пошли в дом!

Маша оторвала голову от подушки и недовольно спросила:

— Кого там черти… в такую пору?…. - приглушённый матюг, завершил фразу вполне логичным каноном.

— Машка, ты не ругайся, тут такое дело… — начал Дима.

— Амалия бросила меня! — плаксиво и зло вскрикнул Витя и, уронив тело на стул, в горестном порыве скинул голову на руки, мнущие пальцами замызганную клеёнку. Пальцы первыми определили незнакомое на ощупь покрытие, голова удивлённо приподнялась и мутным взглядом обвёла комнату…

— А где скатерть, комод? телека не вижу… тоже…

— Всё переселилось к добрым самаритянам! — устало проронила Маша и кряхтя, словно старушка, вылезла испод одеяла.

— К соседям, небось?! — догадался Виктор.

— А то… не на рынок же идти со старьём?! — она достала из холодильника кастрюльку с квашеной капустой, из пакета четвертушку буханки, бутылка с десятисантиметровым водочным заполнением была задвинута за шкаф. — Извини Витя, денег нет, вот — что осталось!

— У меня с собой… — Витя достал из кармана "аляски" бутылку "медовой с перцем", из другого — две банки кильки и грохнул ими об стол. — Не переживайте, деньги есть! — он пьяно мотнул головой.

— Откуда бабло? — Дима устало удивился.

— Двести баксов занял у азера знакомого! — Витя неопределённо помахал руками в воздухе. — Надо ведь маму по-человечески закопать!? Лежит сейчас там — в холодной комнате, на холодном столе, беспокоится: как я её оприходую бедняжку? Я ведь, деньги, которые она отложила на смерть, пропил; нашёл на полу конверт с прилипшим скотчем; скотч старый, засох и отлип… от стены конечно. Я ковёр-то приподнял, а там следы от него… давно видать лежали, висели, приклеенные. Как она их туда?.. — он снова хотел упасть лицом на руки, но передумал… — Долги надо отдавать! — его голос прозвенел вдруг неожиданной уверенностью. — С ними — чужими — не может быть свободы!

— Что-то раньше они тебе не мешали! — усмехнулся Дима.

— Я что, тебе должен? — Витя оскалился. — На, получи! — он сдёрнул с костлявых плеч куртку и швырнул её в Димку.

— Твоё счастье, что у тебя горе, да и у меня тоже! — прорычал Дима и отбросил "аляску" на диван.

— Да прекратите вы, идиоты! Давайте помянем старушку… — Маша успела соорудить быстрый закусон. — Хороший был человек, умный, добрый, таких скоро совсем не станет! — она подняла рюмку. — Не чокаясь!

— Все там будем! — Витя подтвердил, что и его уход неизбежен.

— А все ли?.. Там! — засомневался Дима, но, поймав строгий взгляд Маши, осознал неуместность сомнений. — Она точно!

— Поможешь мне завтра? — Витя взял в руки бутылку и повторно прошёлся ею над рюмками.

— Естественно! — Дима пожал плечами. — И Машка, думаю, тоже поучаствует!? — он вопросительно взглянул на свою женщину.

— Нет проблем! — вяло согласилась она и поспешила добавить: — Помочь — не проблема! — Она вспомнила о созвучии своих проблем, разобраться в которых было гораздо сложнее. — Ты знаешь, что Очкарика и Коклюша взяли?

— Нет! — насторожился Виктор. — А ты откуда?.. Они ведь, как и мы — под подпиской ходят!

— Ходили! — Маша глубоко вздохнула. — Вызывали меня в мусарню сегодня. Вова умер!

— Да ты чо!? — в два голоса воскликнули мужчины и обменялись одновременно треснувшими взглядами.

— А что ж ты мне не сказала? — удивился Димка.

— Не хотела тебя расстраивать… на ночь! — кивнула она и многозначительно посмотрела…

— А-а… — сразу поверил Димка; он именно так бы и подумал, без сарказма, если бы даже не сказала.

— Так, а нас… теперь… тоже? — Виктор взял слегка дрожащей рукой рюмку…

— Не думаю… на кой мы им? — Маша смотрела на водку, словно раздумывая — пить или нет!

— Да, а Очкарик, кажется, влип! — медленно, растягивая слова, проговорил Димка. — Но вот Коклюш?

— А что Коклюш? Жил у Очкарика… вот и попал под горячую руку. Херня! Отпустят! — Витя осмотрелся по сторонам, будто не веря, что они втроём и поднял рюмку выше… — Ну… да минует нас чаша сия!