Северная баллада

16

Я шел по городу, и встречные, как обычно, приветствовали меня. Кто-то жал руку, приглашал в гости, улыбался. Но сегодня я ни на одно из этих приветствий ответить не мог. Не было сил. Мускулы моего лица окаменели.

В таком состоянии скованности я сел в отходивший от управления горного комбината автобус и вышел из него у нижнего входа на рудник. Меня и здесь встретили улыбками. Начальник смены самолично дал мне коричневую пластмассовую каску, по боковому тоннелю проводил на рудничный двор. Я видел, что он горд возможностью оказать гостеприимство такому прославленному человеку.

На рудничном дворе, в этой искусственной пещере в недрах гор, такой громадной, что в ней свободно вмещался целый железнодорожный состав, шла работа. Электровозы медленно проводили вагоны под люками бункеров, и всего двое рабочих, стоя у рычагов, грузили руду. С грохотом, высекая от ударов глыб искры, заполнялись 50-тонные коробки думпкаров. 10 минут — состав!

Начальник смены принялся пояснять:

— Двое суток стояли… В ущелье проводили какие-то съемки. А склоны там — и близко не подходи. Лавины!.. Со стороны города охрану выставили: мало ли дурней! А ученые — народ бесстрашный. У самого подножия, по боковине, протянули провода, поставили приборы, сейсмозаряды взрывали. Уж и не знаю, что они там могли искать. Ущелье-то геологами исхожено тысячу раз… Теперь нам наверстывай, гони план…

Он проводил меня до клетьевого подъема, и я взлетел в его кабине на 400 метров. Здесь начиналась штольня. Я нажал кнопку сигнала. Металлическая дверь отворилась. За порогом продолжался все тот же широкий полукруглый гранитный свод, ярко освещенный лампами дневного света. Вдоль стен распластались ряды цветов: алые розы, нарциссы, тюльпаны, гиацинты, гвоздики… Их были тысячи. Многоярусной лентой они уходили куда-то вглубь, скрываясь за поворотом этого подземного коридора.

Девушка в белом халате что-то делала у одной из цветочных гряд. Я подошел. Она обернулась. Из-под голубой косынки сверкнули глаза.

— Ты! Я так рада! Вчера заходила, соседи говорят: «Улетел». А ты уже здесь.

— Был облет заповедника, — ответил я. — Сам-то он занял четыре часа, но долго пришлось ждать погоды. В горах валит снег.

Она прижалась щекой к рукаву моей куртки.

— А у нас круглый год лето. И только подумай: над нами с тобой сейчас сотни метров камня, льда…

Я так и не смог сказать, что уеду. Глядел на ряды цветов, на гранитные своды, на ртутные сияющие лампы, на трубы, которые подводят растениям тепло, воздух, воду, и повторял:

— Да-да, у тебя тут прекрасно…

Потом она подвела меня к стеклянной стене. За нею тоннель расширялся и делался выше. В прошлом была здесь машинная камера. Теперь стояли деревья с глянцевыми листьями и крупными кремовыми цветами. И пчелы — да, пчелы! — вились над ними. Я смотрел на это, но перед моими глазами все же была совсем другая картина. Та, что предстала с самолета: снежный простор горной тундры и на нем ни единого звериного следа, который бы вел к ущелью.

— Ты знаешь? — как будто издалека слышал я ее голос. — Когда рудник закроется, нам отдадут все штольни. Это сотни километров горных выработок — узких, широких и даже таких, что просторнее самых огромных дворцовых залов! Приспособить их для наших целей обходится в десять раз дешевле, чем строить теплицы на поверхности. И только представь себе: вверху тундра, полярная ночь, твой заповедник, лыжники, а здесь растения всех стран света. Самый большой в мире подземный ботанический сад. Мы потом и голубое небо устроим над головой, и придумаем так, что солнце будет всходить…

Ее зовут, что-то срочное надо сделать там, за стеклянной стеной.

— Не уходи, я скоро освобожусь, — просит она.

Но как же мне здесь оставаться?..