SEX в большой политике. Самоучитель self-made woman

Мы не можем предложить обидчику: «Выйдем, поговорим?»… Прозвучит двусмысленно. И зачем? У нас есть свое оружие, которым мы владеем более искусно благодаря многовековому опыту. Это шантаж. Но он должен быть очень легкий и точный, как укол иглой. Яда на конце не нужно. Яд шантажа – это страх. Его человек выработает сам. Если попали в правильную точку. Например, какая-нибудь сволочь в парламенте смешивает вас с грязью, обвиняя вас во всех смертных грехах, включая расстрел царской семьи. Как меня, когда я проводила в Думе закон о детских пособиях. Вы спокойно выслушиваете, потом нажимаете кнопочку и тихим голосом в микрофон интересуетесь:

– Хотите, чтобы я перечислила те криминальные компании, с которыми вы связаны? Я могу это сделать прямо сейчас.

Блефуйте смело, блеф беспроигрышный. Он стушуется, не рискнет лезть на рожон. А вдруг и правда перечислите? Они же все на чем-то замазаны.

Этот прием я опробовала еще в молодости. Я очень билась за место преподавателя. Наконец получила. На кафедре был доцент, которого все боялись. За ним ничего не стояло, но он как-то так себя вел, как-то многозначительно молчал и говорил, точно петельку накидывал. Маленький рост, взгляд василиска. Недоставало грузинского акцента и трубки. Он решил меня убрать: беспартийные Хакамада должны сидеть не на кафедрах, а совсем в других местах, и лет сорок назад он бы мне эти места организовал. После одного заседания кафедры, где он свою петельку на меня уже закинул – осталось затянуть, а коллеги лишь мялись и вздыхали, я вернулась домой в истерике. Потом вдохнула, выдохнула, набрала его домашний номер и ласковым голосом Геллы сообщила, что мой отец связан с людьми в ЦК, и пообещала, что если он будет продолжать в том же духе, это очень плохо кончится. И повесила трубку. Какой ЦК? Чем «плохо»? Полный маразм. Но охота прекратилась. Женщина иногда должна так действовать. Иначе ее сожрут. Но нельзя увлекаться, это оружие редкое, исключительное, избирательное, на крайний случай.

Никогда не прижимай к стенке того, кто могущественнее тебя.

Когда арестовали Ходорковского, я предложила сделать заявление:

а) арест носит политический характер, любое из предъявленных ему обвинений можно выдвигать против половины населения, занятого в бизнесе;

б) потребовать изменения меры пресечения – Ходорковский не представляет угрозы для общества и из страны не сбежит. Все.

Чубайс с заявлением согласился, но при этом предложил обратиться к Путину. Я возразила – это неправильно, обращаться к Путину нельзя, обращаясь к нему, мы сразу указываем на то, что все в России зависит только от него, мы обращаемся к царю, чтобы он помиловал. Против Ходорковского накалилась огромная машина, если мы будем долбать тем, что его посадил Путин, мы Путина доведем до ручки, а когда в России правителя доводишь до ручки, он превращается в тирана! И мы ситуацию не спасем. Всем известна школа выживания: вывести главное лицо, от которого все зависит, за пределы ринга, дать ему возможность быть над схваткой. Нельзя давить. Это все равно что мужчине поставить ультиматум: «Если будет так, я тебе не прощу». Мужчина отползает и тихо делает, она прощает, потому что сил уйти нет. А он продолжает в том же духе. А потом уходит, потому что жить с затравленной, раздавленной бабой неинтересно и тягостно.

Я настаивала, убеждала, но Чубайс выступил с обращением к Путину. Ходорковскому это, как я и предполагала, не помогло.

Концерт для скрипки с оркестром: совет второй

Мужчина женщину видит, но не слышит. До определенного момента. Никогда не лезь со своим предложением, пока для них актуальны другие. Дождись, когда зайдут в тупик. Мы организовывали СПС. Сформировалась веселая тройка: Кириенко, Немцов, Хакамада. Когда Сергей Кириенко был премьером, я, будучи министром, так и не смогла попасть к нему на прием точно так же, как к Черномырдину. Скоропостижное соединение – это не команда. Команда – это когда сначала сработались, потом вместе пошли. Притерлись, стали единомышленниками, пошли. Немцов Кириенко знал давно, с Нижнего Новгорода, я – нет. На общих интервью мы были точно пассажиры в маршрутке: сидим рядом, но порознь, каждый сам по себе. Друг на друга не смотрим, друг на друга не ссылаемся, друг на дружку не киваем. С этим нужно было что-то делать. Наняли психологов, сняли на неделю пансионат. Немцов, Кириенко, Хакамада и орда специалистов. Трое суток они нас склеивали. На четвертые решили, что чего-то добились, и устроили экзамен. Мы должны были на тесты ответить харизматично, пассионарно и совместно, найти импульсивное общее решение. Задание: втроем выработать оптимальный маршрут, чтобы за короткий отрезок времени забрать со склада мебель, навестить в больнице маму, взять ребенка из школы.

Немцов и Кириенко дружно начали делить часы на минуты, минуты на секунды, умножать на расстояния, вычитать светофоры и т. д. Ко мне они не обращались, а общались между собой: «Так, Борис? Так, Сергей». Эти свои математические расчеты они и выдали психологам как совместное решение. В том числе и мое. Когда же выяснилось, что у меня совершенно другая модель, в которой не две минуты (я не представляю, как это в нормальной жизни – бросить на тумбочку цветы и коробку конфет и исчезнуть), а практически все время тратится на маму и ребенка, а мебель за дополнительную оплату спокойно ждет на складе, оба, и Немцов и Кириенко, были потрясены. Мы же ее спрашивали! Нет, не спрашивали, вот видеозапись. За меня решили и даже не заметили. Эта зацикленность на себе и исключение женщины из активного партнерства лежит в подсознании.

Чтобы услышали тебя, надо ждать, пока наорутся. Когда они в накале – это нереально. Даже если ты будешь кричать громче них. Как только выдохнутся, тут и вступай. Нельзя говорить стандартными определениями типа «это все глупо, безобразно, неинтересно» или экспрессивными характеристиками – «чудовищная ошибка, вывод ужасный, так больше нельзя, у меня сердце болит». В общем, стою перед вами простая русская баба. Первая фраза должна быть очень емкой. Например:

– Ира, что ты по этому поводу думаешь?

– Вы – о…ли.

– Хар-рошее начало.

И сразу возникает интерес в глазах.

Курочка по зернышку клюет: совет третий

Политик не может существовать сам по себе. Это несерьезно. Расходы у политика – огромные. А в оппозиции – запредельные. Надо за свои деньги арендовать офис. И чтобы еще этот офис не побоялись вам сдать. Рыночная стоимость московского офиса – это 10 тысяч долларов в месяц минимум. Скрепки, бумаги, интернет, телефоны… В ручном режиме надо пользоваться услугами массы профессионалов. Мозги стоят дорого. Должны быть политолог, пресс-секретарь, юрист. За госоклад на вас никто не будет работать. Всем нужно доплачивать. Деньги нужны, чтобы окружить себя профессиональным аппаратом. И начинаются скитания.

Женщине-политику добыть деньги на пропитание намного сложнее. Первый раз, когда я получила деньги на кампанию, я даже не проверила, кто мне их дал. Ребята оказались нелегальные и потребовали всяческих услуг типа: партию сигарет освободить от налогов. Потом рассосалось. Но вообще – это опасно. А большой бизнес на нас не ставит: нерентабельны. Я сама – из бизнеса, и у меня полно знакомых бизнесменов. Звонила: поговорим? Поговорим. Говорили, и без толку. Моя борьба за средний класс никого не впечатляла. Всем нужно здесь и сейчас. Утром деньги – вечером стулья. Один бизнесмен гениально сформулировал разницу между российским предпринимателем и западным:

О чем мечтает очень богатый западный предприниматель? Заработать столько денег, чтобы войти в истеблишмент и влиять на принятие политических решений.

О чем мечтает средний западный предприниматель? Создать такую марку, чтобы его имя стало мировым брэндом.

О чем мечтает мелкий западный предприниматель? Заработать столько денег, чтобы были дом, машины, четверо детей, любимая жена и было что завещать внукам в наследство.

О чем мечтает очень богатый российский предприниматель? Войти в правительство или администрацию, откатить максимум бабок, потом свалить за границу и построить виллу на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит.

О чем мечтает средний российский предприниматель? Создать продукт, который позволит заработать ему кучу бабок, но чтобы ни в коем случае его имя в связи с этим продуктом не упоминалось. Потом свалить за границу и построить виллу на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит.

О чем мечтает мелкий российский предприниматель? О том же, о чем и западный: заработать столько денег, чтобы были дом, две машины, четверо детей, любимая жена, но он прекрасно понимает, что в наследство здесь оставить ничего не сможет. Поэтому, как только позволят средства, надо валить за границу и заводить все это на южном берегу Франции. Потому что в порядочность российской власти он не верит. Какое финансирование долгоиграющих проектов?

Ключевым был совет моего мужа. Я опять канителилась со сбором средств. Он подсказал очень технологичную вещь: все уже знают про твои ценности. А ты можешь освоить такую модель? Говоришь: мне много денег не надо. Вы даете пятьсот долларов в месяц и за это имеете ощущение счастья, что финансируете идейного соратника. Даете две тысячи долларов в месяц и участвуете в комиссиях и в принятии решения. Даете пять тысяч – и с вами ведут приватные переговоры перед принятием решения. Лоббирование частных интересов исключается. И ни слова больше. Модель мне понравилась, и я при первом же удобном случае решила ее опробовать. Случай не заставил ждать: я уже не помню, куда летела, и в самолете незнакомый мне предприниматель отвел меня к сортиру и сказал, что желает тратить свои деньги на мою партию. На каких условиях это возможно?

До разговора с мужем я бы опять начала про ценности и отказ от лоббирования отдельных интересов. Теперь же была краткой: пятьсот – личное счастье, две – участие в обсуждениях тактики, пять – стратегическое партнерство. Понятно? Понятно. На этом разговор закончился. Он позвонил через три месяца: я согласен. На что? На первый вариант. И дальше – два года по пятьсот долларов.

Но когда речь идет о серьезных суммах, лучше самой не вести конкретные разговоры. Пусть ими занимается доверенное лицо мужского рода. У меня это лицо – муж. Он составляет сметы, по обоюдному согласию отчитывается перед спонсором или не отчитывается, если позиция спонсора более доверительная: «Я финансирую не свой коммерческий проект, не бизнес, а политику. Отчеты мне ни к чему. Если на мои деньги она не секретаря наймет, а имиджмейкера или купит деловой костюм, значит, так надо».

Веселись, душа, пей и ешь: совет четвертый

Когда сдают нервы, когда мир становится не мил, свет становится не бел, что нужно сделать женщине, чтобы минута слабости не переросла в часы, дни, годы депрессии, чтобы рухнуть окончательно и уже не подняться? Начать себя жалеть. А что возвращает нам краски и настроение? Хороший шопинг и хороший шейпинг. В 1993 году у меня был момент отчаяния, когда я, трясясь от озноба и обиды, объявила своему пресс-секретарю Игорю: «Я больше не хочу никуда избираться. Я хочу домой, я хочу к маме». Ничего экстраординарного в тот день не случилось. Подумаешь, нетопленый актовый зал школы, к которой мы пробивались через поле, по горло в сугробах, срезая путь, чтобы не опоздать. Подумаешь, на встречу с кандидатом в двадцатиградусный мороз никто не явился, кроме двух существ в ушанках. Подумаешь, они обозвали меня японской мразью, поганящей их русскую землю. Рядовой эпизод предвыборной кампании. Но, видимо, накопилось. «Спокуха», – сказал мой пресс-секретарь и вместо дома притащил меня на ночную дискотеку. Я танцевала до утра и до изнеможения. Утром, расставаясь, Игорь спросил: «Будем продолжать?». «Будем продолжать!» – ответила я.

Второй раз я уже сама устроила танцы до упаду в ночь подведения итогов президентских выборов 2004 года. Вместо того, чтобы нюхать нашатырь под диаграммами, консультироваться с аналитиками и психиатрами, я устроила вечеринку с хорошим названием: «Мы выбрали друг друга». Туда наприглашала кучу приятного народа, группа «Ундервуд» спела песню «Покуситесь на президента». Вечеринка удалась.

Но и без всяких чрезвычайных ситуаций – увидела красивое платье: забудь о народе, покупай платье, ходи на дискотеки. Не думай с утра до вечера, как там без меня народ? Он без тебя – прекрасно! Это все от гордыни.

И последнее, заветное: считается, что политика гробит в женщине женщину, превращает ее в танк. Мужчине, делающему карьеру, никто не скажет: ты такой классный! Зачем тебе эта политика? Ходи по подиуму, или, если нет, то все равно плохо, так как она – синий чулок. Ложь. Я всю жизнь была девочкой в футляре, подростком в футляре, студенткой в футляре, мнс в футляре, потом занялась политикой, и она заставила футляр снять. С 93-го года я непрерывно общаюсь. Я впустила в себя большой мир. Это привело к развитию новых качеств. Во мне вдруг обнаружились и легкость, и контактность, и коммуникабельность, и чувственность. Именно – чувственность. Помню, в 95-м, после победы на выборах, я лежала с подругой на пляже и думала: вот я депутат, я известна во всей России, почему же я такая несчастная? Ничего не хочу. Не хочу быть сильной. Не хочу быть самодостаточной. Мне недостаточно самой себя. Хочу ехать на красивой машине вдоль океанского побережья. И чтобы вел ее он, плейбой с вьющимися, до плеч волосами. И чтобы левая рука лежала на руле, а правая – на моем колене. И чтобы был влюблен в меня до безумия. И чтобы океан – шумел… Кстати, все сбылось до мелочей!

Домашнее задание
Тест № 1

Обсуждается серьезный вопрос. Обстановка накалилась, и мужчины перешли на мат, используя его не в форме междометий и связок, а как основную функциональную единицу речи. Ваша реакция?

а) Сделаете замечание… сделаете повторное замечание… сделаете замечание еще раз… сделаете последнее замечание… потребуете дневник и вызовете родителей.

б) Попросите вашего соседа нашептывать вам на ушко синхронный перевод.

в) Достанете из сумочки тампаксы и демонстративно заткнете ими уши.

г) Откроете блокнот, занесете в него самые выразительные обороты, чтобы выучить и в следующий раз иметь возможность общаться с коллегами и соратниками на правильном языке.

д) Будете вести себя так, словно ничего не происходит. На войне как на войне.

Лично я предпочитаю вариант «д». Но с вариациями. Советская партийная верхушка всегда была матерщинной. Она такой и осталась. Попала в этот круг – прилаживайся. Я приладилась. Не строю из себя ни кисейную барышню, закатывая глаза и поджимая губы, ни своего в доску партийного товарища, специалиста по ненормативной лексике в юбке, усыпанной пеплом от «Беломора». Когда нужно, могу и сама. Работа нервная, иногда человек ничего не воспринимает, пока не обматеришь. Мат как нашатырь. Сунул под нос, человек встряхнулся и начинает хоть что-то делать. Сколько раз наблюдала: шеф кроет трехэтажным матом подчиненного, а подчиненный внимательно слушает, что-то конспектирует. Выслушал, законспектировал и двинул выполнять. Взаимопонимание с Черномырдиным у меня началось со слова «задница». «Где вы у нас, Ира?» – спросил он. Я ответила, где. И Виктор Степанович облегченно вздохнул: нормальная, своя. А до этого нервничал, потому что не понимал, как разговаривать с этим существом. Оно не из его стаи. В своей стае с банями, с матом-перематом в мужицкой прокаленной атмосфере ясно, как реагировать. А тут что? Взгляд и нечто. И одевается не так, и двигается, и говорит.

Другой случай: мне потребовалась виза Минфина на документе. С трудом дозвонилась министру финансов Михаилу Задорнову, бывшему коллеге по парламенту, и вежливо, интеллигентно объяснила, что мне нужно. В ответ мне вежливо и интеллигентно объяснили, что это никому не нужно. И тогда я, используя все известные мне выражения, подробно проинформировала министра финансов, кем становятся демократы, когда приходят в исполнительную власть. Документ был завизирован.

Тест № 2

Вы пришли в чиновный кабинет, чтобы подписать важную для вас бумагу. И вдруг хозяин кабинета запирает на ключ дверь, валит вас на диван и, обваривая лицо гипертоническим дыханием, предлагает в обмен на свой автограф вступить с ним в половую связь. Как вы поступите?

1. Стыдливо признаетесь ему, что вы:

а) еще девушка; б) активная лесбиянка; в) трансвестит.

2. Начнете плакать и объясняться в любви к мужу.

3. Сообщите, что вы любовница:

а) его шефа; б) чеченского террориста; в) профессионального киллера.

4. Захохочете и будете долго хохотать, давясь смехом, всплескивая руками: «Ой, не могу, ой, держите меня» и тыча в насильника пальцем.

5. Припечатаете коленом промеж ног и, пока он в позе эмбриона стонет: «Ах, сука», попросите секретаршу по селектору отпереть дверь и принести два чая. Один без сахара.

6. Признаетесь, что вы и сами не против, но прежде чем начать, вы должны убедиться, что инструмент соответствует нужным параметрам. Если от вас сразу не отпрыгнут, словно от гадюки, а гордо предъявят все, что требуется, будете долго рассматривать, сокрушенно качая головой и цокая языком.

7. Опять-таки выразите живейшее согласие, но сошлетесь на ежемесячную техническую паузу, мешающую немедленно реализовать это согласие, и потребуете прямо вот тут, не сходя с этого дивана, пообещать, что в ближайшем будущем состоится повторное свидание. После чего в течение нескольких месяцев, сталкиваясь в публичных местах, будете подавать ему недвусмысленные знаки, пока он, завидев вас, не начнет прятаться за колонну.

Ответ: в принципе, в зависимости от того, насколько важна для вас подпись, попробовать можно и все семь вариантов. Мне она была необходима, поэтому я выбрала вариант № 7, как самый щадящий и во всех смыслах результативный.