Сейф

15

Валбицын скакал, минуя одинокие хутора и стараясь не попадаться людям на глаза, но все же не мог избежать нескольких встреч. Сначала его увидел какой-то пожилой крестьянин, тащившийся, опираясь на палку, по тропинке между полями; потом из посадки, которой старался держаться Валбицын, вышла полная женщина, — увидев всадника, проводила его любопытным взглядом. Валбицын нащупал в кармане пистолет, с удовольствием всадил бы в нее пулю, чтоб избавиться от свидетеля, но подумал: в посадке могут быть еще люди, и только подогнал жеребца.

Наконец увидел вдали темную полоску леса и немного в стороне от нее первые дома Нойкирхена. Теперь должен принять все меры, чтобы никто не заметил его, — сдержал коня, пустил рысью, потом перевел на шаг, осматриваясь внимательно. Съехал в неглубокую ложбинку между полями. Теперь его могли заметить лишь в нескольких шагах — Валбицын облегченно вздохнул и пустил вороного галопом.

Валбицын повернул коня в лес. Ехал и мысленно ругал до педантичности аккуратных немцев: леса тут прорежены, без завалов и густых зарослей, чуть ли не каждое дерево пронумеровано, поляны без подлеска, будто это не лес, а парк. Наконец,, кажется, нашел подходящее место — овраг с крутыми склонами, заросшими кустами, и на дне его протекает ручей. С облегчением подумал: все же сказалась война, и у проклятых швабов не дотянулись руки до этого оврага. Провел жеребца вдоль ручья дальше, в самые заросли, и тут остановился. Вороной потянулся к воде. Валбицын достал пистолет, приставил дуло к уху коня — жеребец радостно фыркнул, смочив губы в холодной воде, и в этот момент Валбицын нажал на курок.

Он подошел к селу, не покидая опушки леса, хотя напрямик путь сокращался чуть ли не вдвое. Дальше к Нойкирхену вела укатанная полевая дорога, у которой совсем близко от леса стоял обгоревший «тигр». Валбицын задержался на опушке, проверяя, нет ли поблизости чего-либо подозрительного, но все дышало спокойствием. Даже подбитый танк, все еще пахнущий горелым железом, не вызывал тревоги, наоборот, свидетельствовал о том, что война уже прокатилась по здешним местам.

Валбицын хотел уже направиться к селу, как вдруг уловил далекий шум, напоминающий жужжание мухи, и на всякий случай затаился в кустах. Слава богу, что сделал это, так как жужжание нарастало, через несколько минут превратилось в грохот, и из села выскочил танк незнакомой Валбицыну марки. Танк постоял немного, угрожающе покачивая стволом пушки, потом заревел и направился к лесу. Дуло пушки смотрело прямо на Валбицына, кажется, оно вот-вот извергнет огонь. Валбицын съежился и бросился на землю, но танк повернул к лесу, и тотчас из села выехали машины с солдатами. Валбицын отчетливо видел их лица — и совсем молодые, и в морщинах, суровые с седыми висками, опаленные солнцем и пороховой гарью. Внезапно Валбицын подумал, что, может, кто-то среди этих солдат с Орловщины, даже из их бывшего имения. Едут по Германии властно, как победители, а он вынужден прятаться в кустах. Боже мой, какая несправедливость... А машины шли мимо него, обдавая бензиновым смрадом. Валбицын полежал еще немного и двинулся к селу осторожно, сжимая в кармане куртки теплую рукоятку пистолета. Русские могли оставить в Нойкирхене патруль, и он должен держать ухо востро.

Вероятно, танк и моторизованная русская пехота напугали и крестьян — улица была совсем пуста. Валбицын миновал несколько усадеб, но никак не решался зайти в какую-либо. Шел, настороженно озираясь, готовый стрелять при малейшей опасности. А село было к нему безразлично — смотрело слепыми окнами, будто и вправду вымерло.

Наконец Валбицын увидел дом, несколько отличавшийся от других: каменный, с мансардой и большими окнами. Тут жил зажиточный и заботливый хозяин: окна, невзирая на тревожное военное время, чисто вымыты и отражают солнце. Именно солнечные блики на стеклах произвели на Валбицына такое впечатление, что он уж совсем собрался попросить приюта у хозяев нарядного дома, но вдруг заметил на улице женщину. Она выглядывала из калитки. На миг их взгляды встретились. Валбицын успел заметить, что женщина не первой молодости, но еще привлекательна. Он шагнул к ней, однако калитка захлопнулась чуть ли не перед самым его носом.

Валбицын подергал калитку, но она не открылась, и тогда он постучал кулаком, требовательно, как хозяин. Никто не отозвался. Валбицын постучал еще, и вдруг калитка заскрипела. В небольшую щель Валбицын увидел встревоженные глаза, внимательно рассматривавшие его. Видно, он не вызвал у женщины страха, так как она открыла калитку шире и спросила:

— Что нужно?

Прежде чем ответить, Валбицын осмотрел женщину цепким взглядом. Одета в теплую вязаную кофту, юбку из грубой шерсти и тяжелые, совсем не женские ботинки. Она, собственно, ничем не поражала с первого взгляда. Лицо утомленное, с морщинками на лбу и щеках, но глаза большие и живые, нос тонкий, подбородок мягкий, а на правой щеке симпатичная ямочка.

— Позволите войти?

Женщина взглянула на него насмешливо:

— Кажется, вы не очень-то нуждаетесь в разрешении...

Валбицын почувствовал уверенность, сделал неуклюжую попытку поклониться и произнес вежливо:

— Извините, фрау... не знаю, как вас...

— Гертруда Штрюбинг.

— Очень приятно, фрау Гертруда. Вы живете одна?

Все свидетельствовало, что фрау Штрюбинг одинока: и грубые башмаки, и неухоженные руки, и беспорядок во дворе, даже заржавленный топор подле разбросанных дров. Особенно топор. Хозяин вряд ли оставил бы его ржаветь под дождями.

— А какое вам дело? — Фрау Гертруда отступила и смерила Валбицына подозрительным взглядом.

Валбицын улыбнулся как можно ласковее.

— А если я принес вам известие от мужа...

Увидел, как потемнели у женщины глаза, как стали внезапно совсем холодными. Ответила жестко:

— Вот что, хватит прикидываться! Говорите, что надо, и ступайте себе дальше. Мой муж, ефрейтор Штрюбинг, погиб еще два года назад.

«То, что требуется, — радостно подумал Валбицын. — За два года эта женщина соскучилась по ласке, да и вообще, что за сельская усадьба без мужских рук?..»

— Вижу, что могу быть с вами вполне откровенен, фрау Гертруда, — сказал он искренне, — не приютите ли вы меня на несколько дней? А пребывание у такой очаровательной женщины превратится в райское блаженство!

— Нет! Теперь такие времена, что нельзя доверять никому.

— Неправда! — воскликнул Валбицын. — Конечно, времена не из лучших, но именно теперь каждый немец должен помогать другому. Тем паче, что неизвестно, как все это обернется. У нас с вами! — решил идти напролом. — Вы — одинокая женщина, я — одинокий мужчина, а в Германии сейчас такие мужчины попадаются нечасто.

И эти слова упали на благодатную почву. Глаза у женщины забегали, и она молвила неуверенно:

— Но ведь я вас совсем не знаю... Может, вы что-то натворили!

Валбицын усмехнулся.

— Курт Вилюман, — представился он. — Я солдат, правда, служил в эсэсовской части, и эти русские волки почему-то преследуют меня. Вот и должен прятаться. Пожалуйста... — Он достал солдатскую книжку. — Можете посмотреть...

Женщина взяла книжку.

«Теперь готова, — подумал Валбицын. — Теперь ты, дурочка, никуда от меня не денешься...»

— И вы в самом деле хотите остаться у меня? — Фрау Штрюбинг возвратила книжку, и глаза у нее потеплели.

— Если примете... — Валбицын обвел внимательным взглядом двор. Краем глаза увидел, как встревожилась женщина, и окончательно убедился, что фрау Гертруда у него на крючке. — Хорошо тут, — вздохнул он, — и вы мне понравились с первого взгляда.

— Врете, — возразила женщина, но не очень решительно. — Просто хотите спрятаться у меня.

— И это тоже, — не стал возражать Валбицын. — Я сразу поверил вам, как только заглянул в ваши глаза. — Думал, что и этот не весьма изысканный комплимент понравится фрау Штрюбинг, но вдруг лицо у нее вытянулось, женщина снова взглянула на него подозрительно и сказала:

— Но ведь вы же не немец!

— Почему так считаете?

— Акцент, вас выдал акцент... А я, глупая...

— Ну и что? — Валбицын шагнул к ней, но фрау Штрюбинг подняла руки, как бы защищаясь, и глаза у нее вспыхнули неподдельным гневом.

— Ты — поляк! — крикнула она яростно. — Проклятый поляк, еще смеешь любезничать с немкой!

— А если и правда поляк? — не понял Валбицын. — Какое это имеет значение? Главное, что вы нравитесь мне...

— И ты позволяешь себе говорить такое! Мне, арийке! Тебя же повесят, если залезешь ко мне в постель. А мне не миновать концлагеря!

Валбицын тотчас вспомнил, что в третьем рейхе действительно существовал такой закон. Махнул рукой и попытался успокоить ее:

— Не волнуйтесь, фрау Штрюбинг! Я не какой-то паршивый славянин, а австриец. Из-под Линца, слышали о таком городе? Отсюда и акцент...

Женщина посмотрела на Валбицына недоверчиво:

— Чем докажешь?

— Я ведь показывал солдатскую книжку. Разве поляка взяли бы в СС?

— И то правда... Как я об этом не подумала?

— Женщины часто болтают, не подумав, — сказал Валбицын покровительственным тоном.

Фрау Гертруда вздохнула и сошла с выложенной красным кирпичом дорожки, ведущей от ворот к дому. Валбицын понял ее и направился к крыльцу — твердо, без оглядки, как настоящий хозяин. Лишь в передней наконец облегченно перевел дух и спросил у женщины:

— Русские есть в селе?

— Сегодня прошла колонна машин с солдатами. А неделю назад сражались под лесом. Наши отступили...

— Там, где обгоревший танк?

— Да.

— А в Нойкирхене никого не оставили?

— Наверно, нет, а то мы бы знали.

Валбицын снял грязные ботинки, и фрау Гертруда тотчас подала ему шлепанцы.

— Берите, Курт, остались еще от мужа.

— А у тебя хорошая память, — усмехнулся Валбицын, — запомнила, как меня зовут. С первого раза.

— Курт Вилюман, — подтвердила она.

Валбицын не спеша снял куртку и вязаную шапку. Поинтересовался:

— А не остались у тебя от мужа рубашка и пиджак?

Женщина смерила его взглядом:

— Все есть, но он был полнее тебя.

— Видишь, похудел на солдатских харчах. Придется подкормить...

— Конечно, — поспешила согласиться фрау Гертруда. Захлопотала, побежала в комнату, не притворив дверь. Валбицын довольно вертел головой: комната чистая и уютная, на полу ковер. Надел принесенную фрау Гертрудой фланелевую рубашку, с удовольствием ощутив, какая она чистая и мягкая. Вымыл руки, медленно вытирая их полотенцем, внимательно поглядел на женщину и, немного поколебавшись, спросил:

— У тебя не найдется рюмка шнапса? Чтобы снять нервное напряжение. Понимаешь, пока добирался сюда...

— Сейчас я тебя накормлю. Подожди немного, садись сюда, — указала она на удобное кресло, — отдыхай, а я быстро...

Она исчезла, а Валбицын подошел к окну, выглянул в щель между занавесками. Улица, как и прежде, пустая, только пожилая женщина гонит двух коров. Миновала усадьбу фрау Штрюбинг, даже не взглянув на дом.

Валбицын подумал: а если он поступил неправильно, если смершевцы начнут прочесывать села?.. Однако вряд ли. Да, вряд ли станут поднимать военные части ради одного беглеца. Это успокоило его. Примерил пиджак и остался доволен. Правда, немного широк в плечах, но ничего. Достал из куртки бумаги, извлеченные из сейфа, осмотрел их. Так и есть, списки агентов, заброшенных к красным. Пароли, явки... Еще какие-то... Великолепно все же жить на свете, когда у тебя голова на плечах и твердая рука. Спрятал бумаги во внутренний карман пиджака, туда же положил документы на имя Петера Зайделя, коммерсанта из Бреслау. Надо прожить у фрау Штрюбинг дней десять или даже больше, пока все уляжется и забудется. Потом можно потихоньку добраться до американцев.

Пистолет Валбицын засунул в карман брюк, чтобы всегда был при нем. Потянулся в кресле, с наслаждением ощущая расслабленность в теле, все же скачки по полям дают о себе знать...

Фрау Гертруда заглянула в дверь, и Валбицын изумился метаморфозе, происшедшей с ней. Вместо несуразной юбки и грубой кофты женщина надела вишневое шелковое платье, подкрасила ресницы. Она выглядела для своего возраста вполне пристойно, и Валбицын решил, что пребывание у фрау Штрюбинг будет не только полезным, но и приятным. Он проследовал за женщиной в кухню, сумев оценить привлекательность ее фигуры, коснулся локтя, почувствовав холодную нежность кожи, вдруг желание овладело им, сжал ее локоть, но женщина высвободилась. Похлопала его ладонью по щеке.

— Потом... — прошептала она, и Валбицын понял, что и правда повел себя как зеленый юнец.

Первое, что увидел Валбицын на столе, был графин с длинным горлышком. Почувствовал приятный запах шнапса, и слюна переполнила рот. Едва удержался, чтоб не налить сразу полный стакан, оглядел стол и довольно потер руки. Фрау Гертруда постаралась: кусок розовой ветчины, кольцо колбасы, миска с горячим картофелем и квашеная капуста. Поистине царская еда, и не только для голодного, уставшего человека.

Валбицын налил рюмку фрау Гертруде, взглянул на нее и отодвинул свою.

— Мне надо прийти в себя, — сказал, как бы извиняясь, и наполнил стакан на две трети. Произнес торжественно: — За вас, прекрасная фрау, за будущее! За наше будущее, — уточнил он.

Женщина лишь отхлебнула из рюмки и решительно отставила ее, подчеркивая свое отношение к алкоголю. Но Валбицын осушил стакан до последней капли, при этом дав себе страшную клятву не пить хотя бы несколько дней, пока окончательно не определится его положение. Приятное тепло разлилось по телу, и Валбицын снова поверил в свою счастливую звезду. Кранке уже отошел, как говорят, в мир иной, Краусса допрашивают контрразведчики, а он, Валбицын, сидит в уютной комнате рядом с обольстительной женщиной, пьет водку и закусывает ароматной ветчиной. Валбицын усмехнулся широко и приветливо, подцепил вилкой большой кусок мяса и стал жевать, глядя на фрау Штрюбинг преданными глазами. Спросил:

— И как вы, Гертруда, управлялись тут? — обвел он рукой вокруг. — Ну, с хозяйством? Имеете корову или свинью?

— Три коровы, — ответила она с гордостью, — еще откармливаю две свиньи ежегодно.

— И все сама?

— Отчего же сама... — усмехнулась она, пожав плечами. — Были у меня две девки-польки. Взяла на бирже. Довольно ленивые, но у меня особенно баклуши не побьешь, знали, если попробуют бездельничать, быстро на заводе окажутся, а там уж вовсе не мед...

— Они здесь? — забеспокоился Валбицын.

— Удрали, — сокрушенно заявила фрау Гертруда. — Уже три дня, как сбежали. И чего им не хватало? В своей Польше давно бы с голоду сдохли, а тут... Ну, учить приходилось, так ведь за дело же! Без этого никак нельзя...

Валбицын согласно кивнул, представив, как перепадало полькам от фрау Штрюбинг. Выходит, женщина решительная и волевая, впрочем, в селе без этого не проживешь. Вон — дом полная чаша, и сама трудится, и девок заставляла.

Наевшись, Валбицын прошелся по дому, приглядываясь ко всему. Увидев небрежно брошенные на диван свои куртку и шапку — они как-то диссонировали с идеальным порядком и чистотой, — задумчиво постоял над ними и приказал, именно приказал, так как властные нотки появились в его голосе:

— Сожги! Сейчас же сожги в печке.

Фрау Гертруда пыталась возразить:

— Но ведь они совсем новые и стоят недешево!

Конечно, она была права. Кроме того, в хорошо сшитой куртке Валбицын чувствовал себя удобнее, чем в пиджаке с чужого плеча, однако представил, как смершевцы ищут на всех перекрестках человека в коричневой куртке и темно-зеленой шапке, и повторил безапелляционно:

— Немедленно сожги!

Видно, ефрейтор Штрюбинг тоже не привык, чтобы ему перечили, ибо фрау Гертруда сразу пошла на попятный:

— Неужели думаешь, что мне жаль какой-то куртки? От Франца осталось много одежды, а ты у меня быстро поправишься...

«Да, — подумал Валбицын, — война все же имеет и свои положительные стороны, и нехватка мужчин — одна из них». Спросил:

— На всякий случай, где можно спрятаться? Вдруг заявятся русские...

— О-о, — развела руками женщина, — где угодно. Посмотри сам... — Повела Валбицына в переднюю, откинула крышку, вмонтированную в пол, посветила карманным фонариком. Валбицын увидел довольно большой бетонированный погреб, где на полках стояли банки с маринованными овощами, висело несколько окороков, кольца колбасы. — Света только нет, — с сожалением сказала женщина, — война все испортила.

— У тебя найдется какой-нибудь коврик? Набрось на крышку, чтобы не было видно.

— В этом доме найдется все, — ответила фрау Гертруда с гордостью, даже хвастливо, и Валбицын окончательно понял, что может себя чувствовать в полной безопасности.