Сезон Колдовства

Ночной визитер

Недовольное кряхтение внезапно прекратилось, и дребезжащий голос наставительно произнес:

— Хочешь девку, зачинай в дождь, а коли пацана — в сухую погоду. Вот, держи травку целебную и ступай домой, добра тебе во след.

Послышались протяжные всхлипывания, и дверь за полуночной посетительницей глухо захлопнулась, отправив ее на встречу с промозглой непогодой. А как иначе, такая уж пора: с утра — пронизывающий ветер, а к ночи — уже первый снег, липкий и плотный. В таком вязнут не только ноги, но и разум.

— Ты у нас, оказывается, и за повитуху сдюжишь? — обратился я к вошедшему.

Он одарил меня придирчивым взглядом и, протянув горячий отвар, устало опустился на скамью, расположенную напротив моей кровати.

— Знаешь, что я скажу тебе, муренмук. Когда страждущий обратится, станешь кем угодно, и повитухой, и гребаным зубодёром!

— И часто обращаются? — поинтересовался я.

— А как приспичит, так и бегут, — хихикнул врачеватель. — Ты не думай, городок у нас хоть и небольшой, а хворого люда всегда хватает.

— Уж это я заметил.

Хлебнув отвара, я попытался подняться с кровати, но слабость тут же дала о себе знать. А следом откликнулась и боль, которая мгновенно пронзила тело с головы до пят.

— Да, слабоват ты еще для таких выкрутасов.

Сжав кулаки, я нервно заиграл скулами.

— Скажи лучше, Вай-ринг, когда я снова встану на ноги?

— Ну если решишь и дальше скакать как сайгак, то не ранее будущей весны, — вынес он свой вердикт.

— Знаешь, у меня другие планы на ближайший год!

— Тогда слушай меня внимательно и не пререкайся. Лечение оно суеты не любит, — заявил Вай-ринг. — Так что, делай что говорю, и на первое время начни с малого, — он протянул мне миску с перловкой, — научись поднимать ложку.

Я нехотя подчинился.

— Как там кстати мой поводырь? — как бы промежду прочим поинтересовался я.

Врачеватель хлопнул себя по коленкам и кивнул в сторону улицы.

— А что ей будет? В хлеву тепло, да и жратва там отменная. Я, знаешь ли, своих свиней чем попало не потчую.

— Это хорошо.

Меня резко потянуло в сон. Но Вай-ринг, видимо, созрел для серьезного разговора и не собирался откладывать его в долгий ящик.

— Послушай, моменраг, ты ведь благородный человек… И я хорошо отношусь к вашему брату и всегда рад оказать помощь, но…

— Но ты боишься, — догадался я.

Знахарь переменился в лице. Побледнев, он устало опустил голову.

— Не за себя, а за семью.

— Понимаю.

— Если бы я приютил только перегрина, еще полбеды… но исчадие — это уж слишком! Она пугает меня до дрожи, то и дело петуха пускаю. Из-за нее все в доме кувырком: собака воет не переставая, и сыр весь в язвах, хотя должен быть свеж. А про ночной шепот этой двуголовой я и вовсе молчу… Конечно, мы с женой неустанно молимся за наше спасение, но вдруг те проклятья, что извергает ее рот, окажутся сильнее? Что тогда?.. Прошу, ответь, странник.

Когда сомнения закрадываются в голову, изгнать их может разве что чудо. Но я не умел вытаскивать голубей из рукавов или вещать с закрытым ртом, поэтому и поступил иначе — просто извлек три монеты, не столь высокая плата за помощь, и положил их на край стола.

— Дай мне один день, всего один день, — попросил я. — И ты меня больше не увидишь.

— Верное слово, муренмук?

— Конечно, верное, — кивнул я.

У него словно камень с души свалился. Врачеватель выдохнул, проворно поднялся и постарался больше меня не беспокоить. Но еще одна невысказанная мысль заставила его остановиться у самой двери. Не оборачиваясь, он опустил голову и произнес:

— Возможно, я лезу не в свои дела, но знай — ни одно благородное дело не сотворить при помощи зла.

— Знаю, — согласился я. — Только знаешь что, знахарь, моя цель далека от благочестия.

Вай-ринг вздрогнул, обернулся. Наши взгляды встретились, и он, словно узрев мое будущее, осенил меня знаком Всевышнего…

Начищенный до блеска револьвер лежал в центре стола. Рукоять из мамонтовой кости, но не цельной, а двух половинок с ореховой вставкой, серебряные бока и ярко-желтый барабан. Рядом две дюжины патронов — все, что осталось с последнего визита на Сферу.

Закончив с одним револьвером, я принялся за второй. В этот самый момент в дверь постучали и, не спрашивая разрешения, гость перешагнул порог жилища. Подняв глаза, я нисколько не удивился. Рано или поздно это должно было случиться, так пусть уж лучше этот разговор произойдет именно сейчас. Вегнер присел напротив, снял шляпу и облокотился на стол, с холодным равнодушием рассматривая меня.

— Стало быть, решил прибегнуть к помощи старых знакомых, — констатировал перегрин.

— А разве у меня был выбор?

Его глаза хитро прищурились. Он вынул зубочистку из зубной прогалины и недовольно сплюнул на пол.

— Чего ты добиваешь, Виктор?

— Ничего такого, что заслуживало бы твоего внимания.

— А если серьезно?

— Хочу вернуть все на свои места.

Венгер лишь фыркнул и недовольно зашевелил густыми рыжими усами, что покрывали большую часть его лица, включая даже скулы. Он покосился на мою пропитанную кровью повязку, но не стал акцентировать внимание на этой весьма примечательной детали.

— Одумайся и смирись, Виктор. Как это не прискорбно звучит, но Нера сгинула навсегда. Ты же знаешь, Одичалый мир не возвращает обещанных ему жертв.

— Плевать!

— Не будь упрямцем, наша комиссия провела специальное расследование и установила, что лагерь северян подвергся нападению ночных хищников…

— Ты сам себя слышал? — возмутился я. — Специальное… установила… комиссия… Пустые слова, не значащие абсолютно ничего! Чтобы ее спасти вы не сделали ровным счетом ни-че-го!

— Не передергивай! — предупредил меня перегрин.

— То же самое я могу сказать тебе, приятель! — рявкнул я. — Вы понятия не имеете, что задумал здешний мир…

— Не неси чуши, ученый! Или ты забыл, кто ты есть?

— Как раз наоборот, Венгер, как раз наоборот.

Перегрин тяжело выдохнул:

— Не хочу тебя разочаровывать, но это лишь твое больное воображение. Твоя вахта слишком затянулась. Пора возвращаться домой, Виктор. Я знаю, тебе тяжело в это поверить, но иного выхода просто не существует.

Не прекращая чистить второй револьвер, я задумчиво уставился на перегрина.

— Ты так считаешь?

— Я в этом уверен, — кивнул он. — Ты ведь прекрасно знаешь правила. Не мне учить тебя. Последствия будут более чем серьезные!

Его рука потянулась к внутреннему карману, и на столе возникли круглые механические часы. Внешне они больше напоминали шкатулку со стеклянной крышкой, сквозь которую проглядывался сложный латунный механизм. И хотя работал он бесшумно, с каждой минутой, где-то внутри меня, раздавался громкий щелчок. Отведенное мне время бесследно исчезало в прошлом.

— У тебя остались ровно сутки. Либо ты добровольно возвращаешься на Сферу, либо твое существование на этой планете превращается в бессмысленное скитание отступника, — произнес Венгер и отсалютовал широкополой шляпой.

— Благодарю за напоминание.

— Поверь, мы все хотим тебе добра, — притворно заявил он на прощание.

Именно с таких слов и начинались свержения королей, захваты территорий и самые кровавые войны. Впрочем, в то, что мои коллеги поступят как-то иначе, я, конечно же, не верил.

Отложив второй револьвер, я указал перегрину на дверь.

— Ровно сутки, Виктор… — еще раз коротко произнес он.

— Сутки, — с долей обреченности повторил я.

И внутренние часы подтвердили этот неопровержимый факт, а стрелки сигнализировали общее время — тысяча четыреста сорок минут.

Проводив Венгера, я направился к постели, опираясь на трость, а точнее, обычную древесную корягу. Коротких десять шагов дались мне с большим трудом. Боль продолжала гулять по всему телу, не собираясь сбавлять давление. Но с этим я как-нибудь разберусь. Не умер и ладно. Главное, я наконец-то обрел долгожданную свободу, и это ощущение было самым ценным результатом в череде моих безумных поступков.

Я развернул окровавленный платок и еще раз внимательно рассмотрел крохотное устройство, которое на Сфере называлось «саранчой». Теперь сроки моей вахты не будут зависеть от решения сферальной комиссии. Остановился у стола, покосился на оставленные перегрином часы и с размаху ударил по ним клюкой. Совершенный механизм разлетелся на мелкие кусочки.

Перегрин обманул — явился гораздо раньше установленного срока. И в этом была его большая ошибка. Он в очередной раз недооценил опыт бывшего коллеги.

На этот раз Венгер не разорялся на любезности. Открыв дверь ногой, он бесцеремонно ввалился внутрь. Тяжелый карабин «Южный вихрь» был уже наготове.

— Пора, приятель, — поторопил он меня.

Сидящий за столом человек, в плаще с высоким воротником и в широкополой шляпе, вздрогнул, но не обернулся.

— Не дури, Виктор. Если ты еще не понял, меня наделили неограниченными полномочиями в твоем вопросе.

Человек кивнул.

— Что, так и будешь сидеть? — Нервно дернув головой, перегрин сделал вторую непростительную ошибку — приблизился настолько, что окончательно потерял контроль над ситуацией. Всего какой-то один шаг, но этого оказалось вполне достаточно.

Человек в дорожном плаще медленно обернулся и жалобно простонал:

— Прошу, не плюйтесь в меня огнем, добрый муренмук.

Знахарь все сделал правильно, как я его научил. Венгер отпрянул и удивленно уставился на того, кого он никак не ожидал увидеть на моем месте. Настал черед окончательно дезориентировать перегрина. Сделав несколько стремительных шагов, я почти вынырнул из укрытия и нанес мощный удар клюкой — выбил оружие из здоровенных лап Венгера. Ручка клюки уперлась здоровяку в шею прижав того к дощатой стене.

— Не дури, Виктор! Ты что задумал?!

— Заткнись, — приказал я, — и слушай меня внимательно, при-и-и-яте-е-ель. Не стоит вставать у меня на пути, можешь так и передать туда на верхушку, — я поднял глаза к потолку. — Чего бы мне это ни стоило, но я верну Неру. Ты меня понял?

Венгер только ехидно улыбнулся:

— Дурак! Посмотри на себя, ты же конченный инвалид! Тебе даже не проскользнуть за черту города… Совету достаточно просто активировать…

Внезапно его взгляд скользнул по мое ладони, на которой покоилась крохотная керамическая плата.

— Как… не может быть… но как… как ты это сделал? — казалось, что слова застревают в его глотке, цепляясь за ком непонимания.

— Неважно.

Прижав ногой чужой карабин, я обратился к врачевателю:

— Живо убирайся отсюда и никогда не возвращайся. Слышишь меня? Никогда!

Знахарь быстро кивнул и подобрал последнюю котомку. Он пулей вылетел из собственного дома. Но я знал — он не пропадет. Увесистый кошель, моя благодарность за труды, поможет ему не умереть с голоду и устроиться на новом месте.

— Очень благородно, — гортанно захохотал перегрин.

Я ничего не ответил. Быстро разрядил оружие Венгера и откинул его в сторону.

— Глупо и бессмысленно, все равно настигну тебя. Далеко не ухромаешь!

— Посмотрим, — равнодушно отмахнулся я и два раза топнул каблуком, подав знак.

Поводырь медленно выбралась из подвала, отряхнулась, и хищно уставилась на перегрина.

— Запомни, она проследит за тобой, чтобы не натворил глупостей, — сказал я.

Встав на четвереньки, будто дворовый пес, двуголовая зарычала, показав заостренные мелкие зубы. Я же убрал клюку и отошел в сторону. Перегрин мгновенно почувствовал себя вольготней: перекрыв выход, он выставил вперед свои здоровенные ручища, готовясь к бою. Но я был еще слишком слаб, чтобы принять его вызов. Да и в план побега подобный риск не входил. Почтовый дилижанс ожидает меня у Кривого моста, и если я опоздаю, он вряд ли задержится. Задаток получен еще вчера, так что Торопыга Эл может смело отправляться в путь без всякого зазрения совести.

— Пропусти, — спокойно попросила я Венгера.

— Попроси меня повежливей, — внезапно осмелел перегрин.

Я с удовольствием выполнил его просьбу: достал револьвер и прострелил ему правую ногу. Пуля угодила чуть выше колена, в мягкую ткань, чтобы процесс выздоровления не занял много времени.

— М-м… мерзкий отступник. Я все равно достану тебя. Слышишь?! Я достану тебя, Виктор!

— Не повторяйся, тебя было слышно и в первый раз.

Сжав зубы, я поборол боль и перешагнул через массивное тело перегрина. Неугомонный Венгер потянул за мной свою лапищу, но так и не успел схватить за широкую штанину. Его опередила двуголовая. Она с яростью, присущей разве что исчадиям, впилась в окровавленный окорок перегрина. Для поводыря это был настоящий пир души, которую она выменяла на толику мнимого превосходства.

— А-а-а, мерзкая тварь! — заревел раненый странник.

— Главное, хорошенько попросить, — согласился я. Поправив скромный скарб — котомку, из которой выглядывало дуло Холодного игрока, я вышел в звездную ночь.

Хлесткий ветер бил в лицо, но скверная погода не пугала, а наоборот, раззадоривала, заставляя превозмогать жгучую боль. Все сильнее опираясь на самодельную клюку, я практически доковылял до Кривого моста, когда меня нагнала двуголовая. Мы переглянулись. Исчадие выглядела вполне довольной. Ее рот и подбородок были измазаны кровью. При иных обстоятельствах эта картина вызвала бы у меня омерзение, но сегодня я отринул все присущие человеку чувства. Главным была цель — избавиться от преследователя. И она достигнута.

Мой бывший напарник по исследовательскому цеху был не просто противником. Он олицетворял систему. Огромную Сферу, которая болталась среди звезд как глазное бельмо. Я посвятил ей всю свою жизнь, а взамен получил лишь расчетливый ответ. Удобный для нее, но не для меня. Забыть Неру, отдав ее на откуп здешнему гребанному миру! Такой расклад я бы не осмелился выбрать ни при каких обстоятельствах. И именно в этом произошел сбой бездушного, выверенного до мелочей общества. Оно не смогло принять моего выбора. А я, в свою очередь, наплевал на собственных соплеменников. Впрочем, подобным образом Сфера поступала со многими из нас.

Но я хотел доказать, что шанс существует. Пойти наперекор всему и выйти победителем. Это путь не самый легкий, но в моем случае единственно верный. Иначе чего мы все стоим, пустые звезды! Иначе для чего мы все топчем этот пыльный мир?!

Торопыга Эл скептически осмотрел меня с ног до головы и перешел к моей спутнице. И если вид вольного каменщика не вызвал у него нареканий, то вот вторая голова поводыря заставила почтаря заметно напрячься.

— Кривая колея! Это еще что такое? Что за уродину ты решил прокатить на моем дилижансе, муренмук?

— Набавлю пару монет за временную слепоту, — не вдаваясь в лишние подробности, заявил я.

Но Эл не спешил соглашаться.

— Бренчащий кошель — это, конечно, хорошо, но что если это исчадие начнет сморкаться червями? Что тогда? Или того хуже, надумает свершить прелюбодейство с моим юным помощником?

Стоявший возле почтаря косматый подросток лет двенадцати испуганно покосился на старуху. Заметив к себе подобный интерес, та не стала отпираться, а наоборот, продемонстрировала парню свои обвисшие груди и затрепетала тонким, раздвоенным к окончанию языком.

— А ну, прекрати! — одернул я поводыря.

— Чего ж не повеселиться в хорошей компании, — заявила старуха.

Почтарь поморщился и молча открыл дорожный чемодан для скарба, притороченный к задней подножке дилижанса. А потом уверенно заявил:

— Ты что же, и вправду решила, что нас интересуют твои сморщенные прелести? Дряблая ты ослица! Полезай внутрь и веселись там в одиночестве…

Двуголовая восприняла эту новость довольно спокойно. Еще раз высунула свой змеиный язык и легко запрыгнула внутрь. Вскоре из недр чемодана послышалась скрипучая дорожная песня.

Эл захлопнул крышку и проделал ножом пару дырок, чтобы исчадие смогло получать хоть какой-то воздух.

— Вот так-то лучше, — крякнул почтарь. — А вас, господин перегрин, попрошу к нам на помост. Так сказать, в первый ряд. В плату за поездку, пожалуй, включу пару ваших удивительных историй о жутких ведьмах и небесных колесницах, на которых вы скатываетесь среди рваных облаков.

Время удивительная вещь. Вначале оно окрыляет тебя, демонстрируя все прелести удивительной жизни, а затем начинает потихонечку, перышко за перышком, возвращать на землю. И так пока тяжесть лет не заставит больно шмякнуться. В моем случае, это должно было произойти еще много лет назад. Но сверхтехнологиям удалось-таки обмануть привычный ход бытия, заретушировать внешний вид, а вот содержание оставить прежним. Несусветная глупость — мое тело все еще функционировало, зато душа давно истощилась и стремилась к вечному покою.

Время — его нельзя подчинить новым законом. Я понимал это как никто другой. Может быть, именно поэтому мне и не захотелось отвечать отказом.

Я примостился между ворчащим почтарем и его кудрявым помощником и развлекал их выдуманными историями. И знаете что, мир с высоты этого скрипучего облучка оказался не таким уж мерзким и отторгающим.

— И как же вы изловили эту пронырливую шлюшку? — поинтересовался Эл.

— Воспользовался своей огненной пыхтелкой, — ляпнул я в ответ.

— Ух, ты! Вот это да! — в один голос отреагировали слушатели.

— А что было дальше? — тут же поинтересовался мальчуган.

Я уже открыл было рот, чтобы продолжить травить придуманную на ходу байку, как в этот самый миг мы отчетливо различили громкий монотонный стук.

— Что это? — насторожился почтарь.

— Похоже, это ваша прелестница дает о себе знать, — поежился его помощник.

Мы притихли, прислушались. Стук повторился.

— Остановись, — обратился я к Элу.

— Может не стоит? — заволновался тот.

— Останавливай, так просто она брыкаться не будет.

Он натянул вожжи, и кони, недовольно заржав, все же подчинились. Я немного подождал, пока поводырь даст о себе знать снова, и лишь потом отщелкнул медные замки и приготовился услышать в свой адрес очередное недовольство. Но все вышло иначе. Аккуратно высунув голову из своего походного убежища, двуголовая испуганно огляделась и, не обнаружив никого кроме нас троих, разродилась крепким словцом:

— Вы в своем уме, тупые хряки?! Вы куда меня завезли, а?! Я вас спрашиваю?

Почтарь и его помощник растеряно переглянулись.

— О чем это она говорит, господин муренмук? — поинтересовался Эл.

— Ты лучше ко мне обратись, а не к этому пыльному ослу! — фыркнула поводырь.

— Да в чем собственно дело? — продолжил задавать вопросы почтарь.

Старуха, наконец, высунула обе головы наружу и протяжно зашмыгала носом, словно на нее внезапно свалилась неведомая хворь. Затем она поморщилась и сплюнула на землю пригоршню соплей.

— Хреново дело, дорогие мои, — произнесла левая голова.

— Дрянь табак! — поддакнула ей вторая.

Эл уставился на меня в ожидании хоть каких-нибудь объяснений. Пускай старуха и выражалась не столь информативно, но я сразу же уловил в ее поведении явную панику.

— Кого учуяла? — положив руку на револьвер, коротко уточнил.

— Зверье, — фыркнула она. — Настоящая прорва сраного зверья. Оно повсюду. Неужели ты их не чувствуешь, моменраг?! Присмотрись, слепой ты скунс!

Прозвучало довольно убедительно. Поэтому я не стал спорить, а просто отошел в сторону и внимательно изучил унылую местность. Накатанная колея тянулась вдоль пологого холма, утыканного голыми кустами хварма. Снег перемежался с черными земляными проплешинами. А вот с противоположной стороны вилась тонкая речушка. Но все это мог увидеть и почтарь. Если я собирался различить нечто больше, то самое, о чем говорила старуха, мне стоило начинать с мелочей. А их оказалось предостаточно. И первым, что бросилось в глаза, — это свежая борозда, которая неуклюже сбегала с дороги, теряясь где-то в глубине низины.

Прихрамывая, я отсчитал ровно тридцать шагов, сошел с дороги и обомлел. Все вокруг было усеяно деревянными обломками: составные части повозки, колеса, оси и остатки скарба. Плохой, очень плохой знак. С такой легкостью переломить довольно крепкую конструкцию могло только одно существо… Впрочем, пока я не обнаружил человеческие останки, не стоило делать скоропалительных выводов.

Когда обошел остовы двухуровневого каркаса, почувствовал, что требуется отдых. Рука отозвалась болью, и я едва не выронил спасавшую от падения клюку. Перед глазами запрыгали черные круги. Пошатнулся, не удержался на ногах и осел на колени. Руки с жадностью впились в промозглую землю. Хватая ртом воздух, я попытался отринуть нахлынувший на меня болевой приступ. Сосредоточился на внутренних ощущениях, вздохнул, сбил напряжение. Но лучше от этого не стало, потому как взгляд все-таки показал мне истинную причину случившегося.

Под крючковатым пучком змеиных кустов, настоящим шаром из переплетенных веток, я обнаружил хозяев повозки. Никаких костей, только обглоданные до белизны черепа. Гладкие, словно полированный стол, они небрежно валялись в огромной куче экскрементов. Все сомнения ушли прочь: судьба подстроила мне встречу с достойным противником. Как не вовремя, ох как не вовремя.

Боль отступила, растерянность сменила обреченность. Хватит ли мне изворотливости против Шардука? Я сильно сомневался. Но выбора у меня просто не было.

Вернувшись на тракт, я окликнул Эла:

— Живо, трогаем!

— Что? Что такое?! — почтарь явно не привык к подобным приказам. Да о чем я, собственно, рассуждаю?! Судя по его неспешным движениям, он не позволял себе даже быстрой ходьбы. Теперь понятно, откуда у него такое прозвище.

Заскочив на облучок, я подхватил вожжи. И в это же время за спиной раздался душераздирающий рык животного. Мощь вылилась в один сокрушающий удар. Все полетело вверх дном. Я лишь успел различить огромную когтистую лапу, которая пронеслась над моей головой, словно карающий топор, и с чавкающим звуком врезалась в плотный бок дилижанса.

Крик мгновенно утонул в грозном реве. И вновь медведь ринулся в бой. Видимо, лично для него большую опасность представляли не люди, а огромный деревянный каркас. Только благодаря этой странной особенности нам удалось выиграть немного времени.

Перекатившись через плечо, я отполз в сторону, подальше от повозки. Шардук в ярости крушил деревянные бока, разрывая в клочья куски обшивки. Я нашел глазами почтаря и резко отмахнулся от него. На этот раз тот беспрекословно выполнил мой приказ и на четвереньках пополз в сторону ручья. Не самое безопасное место, но выбирать более удобный маршрут для его отступления я не собирался, сейчас были дела и поважнее.

Юному помощнику Эла повезло меньше: он лежал, неестественно выгнув шею, в самом эпицентре грозного сражения. Шардук продолжал крушить безобидного противника. Оставалось только молиться, чтобы медведь не затоптал парня или не разодрал его в пылу сражения.

Мой револьвер уже был на изготовке, когда Шардук внезапно остановился и повернул морду в мою сторону. Я выставил ствол вперед. Грозный взгляд животного уставился на оружие. Он слишком хорошо знал, что такое огненный плевок. Широкий, клинообразный шрам, который тянулся к стеклянному глазу зверя, служил ему лучшим напоминанием о нашей прошлой встрече.

Медведь растерянно отступил назад, недовольно ворча. Спустя долгих десять лет судьба вновь столкнула нас лбами. С одной незначительной разницей: в прошлый раз я мог твердо стоять на ногах, чтоб обуздать пару таких выкормышей как Шардук. Но грезить прошлым я не собирался. Пора было поставить точку в нашем давнишнем споре.

Зверь повел носом. Даже на достаточном расстоянии он учуял запах пороха. Резкий, отталкивающий, способный отпугнуть на уровне инстинкта. Пустой взгляд сделался практически бесцветным. Выставив вперед грудь, скрытую окровавленными доспехами, Шардук на правах хозяина начал медленно приближаться ко мне. Навязчивое чувство обреченности заставило вздрогнуть. Но рука также твердо продолжала удерживать револьвер. Оставалось только прицелиться и нажать на спусковой крючок. Казалось бы, проще некуда. Выбрал самое уязвимое место и дело в шляпе. Но существовала одна небольшая проблема: подобное правило распространялось на всех, кроме Бурого ходока. Шардук был не просто животным, который ощутив вкус крови, ищет случайную жертву. Вовсе нет. История его первого появления уходила корнями в прошлое, теряясь в буреломах старых легенд. Одни считали его олицетворением древнего лесного божества, другие — верным слугой Ведьмы прародительницы. И те, и другие, кончено же, ошибались.

Медведь остановился на расстоянии пары шагов и странно вытянул шею. Его обостренный нюх доносил до хозяина давно забытые запахи. Как бы я ни старался избавиться от влияния Сферы, сменил одежду, зачехлил оружие, ничего не получилось. Дух другой планеты уже давно проник мне под кожу. Хищнику хватило одной минуты, чтобы осознать — перед ним стоит его бывший хозяин.

Ужасающий рык разнесся окрест. Теперь Бурым ходоком руководил не только животный инстинкт, а еще и засевшая где-то в глубине обида, за все те издевательства, что ему приходилось терпеть в Лунарие. Огромное лапа пронеслась в опасной близости от моего тела. А за ней вторая. Медведь был слишком быстр, тем более для меня, едва способного держать равновесие. И зверь это чувствовал. Ему хотелось как можно быстрее расправиться с бывшим мучителем, но давно забытый страх стальной клетки сдерживал его решительность.

Следующий удар получилось отбить клюкой. Шадрик недовольно зарычал. Ему достаточно было одного выпада, чтобы сбить меня с ног. Арифметика проста: пока я стою — жив, упаду — не останется и крохотного шанса. Но медведь медлил, а я, тем временем, продолжал держать его на мушке и судорожно высматривать брешь в идеальной защите.

В прошлый раз меня спас рикошет. А до этого были одни неудачи и добрая дюжина пуль, которые отскакивали от медведя как горох от стены.

Зверь оскалился, попятился назад, замер. Задрал морду и продемонстрировал мне острые клыки. Стало ясно, что мне точно не спастись. Секунда, и он сорвался с места. Неуклюже перебирая лапами, Шадрик совершил резкий рывок.

Я стрелял вслепую, доверясь одной лишь мысли, что занозой впилась в голову. Необходимо сосредоточиться на движении, сосредоточиться на движении… Безумный страх сковал мое тело, и если бы я пошел у него на поводу, то наверняка стал очередной жертвой Шадрика. Уничтожить такого противника, когда ужас застилает глаза, невозможно, поэтому я зажмурился — и отпрыгнул в сторону. Прозвучал выстрел. Мне он показался каким-то ненастоящим, словно я буквально хлопнул в ладоши и все! Только в моем револьвере не водилось холостых патрон.

Медведь отбросил меня в сторону на довольно приличное расстояние. Но когда я открыл глаза, то увидел лишь абсолютно чистое небо. Невероятно насыщенные цвета, бесконечные просторы, среди которых надзирающим оком виднелись кольца Сферы. Смахнув с лица кровь, я попытался вздохнуть, но что-то тяжелое сдавило грудь. Кашель вынудил меня согнуться пополам, и вместе с этим движением, наконец, пришла боль. Она ворвалась в тело, заставив выгнуться дугой, а затем я вновь увидел небо, багровое, тяжелое, словно один растекшийся синяк.

Новый союзник

Вырвавшись из ужасного кошмара, я резко дернулся, попытался встать, но беспомощно повалился обратно на лежак.

— Будь ты проклят, гребаный моменраг! — послышался недовольный голос поводыря.

— Где я?

— Там же где и я, — не стала вдаваться в подробности двуголовая.

Я открыл глаз, второй был стянут тугой повязкой. Голова разламывалась на части, но я нашел в себе силы задать один немаловажный вопрос.

— Мы в безопасности.

— А как ты думаешь?

— Может все-таки объяснишь, куда меня притащила?

— А вот и нет, — фыркнула одна голова.

— Хватит над ним издеваться, — заявила вторая. — Он ведь наш новый хозяин.

— Жижа он болотная, а не хозяин! — рявкнула первая.

У меня не осталось сил спорить ни с одной, ни с другой. Волна слабости вновь приковала к лежаку. Только и мог, что безвольно ворочать языком.

— Что с шатуном?

— Окочурилось это страшилище, — откликнулась вторая голова.

— Мы даже обрадовались, думали, ты вместе с ним отправился в нужник к старым богам, — ехидно заявила первая.

— Зачем же тогда позволили мне выжить? — удивился я. — Могли ведь просто бросить. Долго бы я все равно не протянул: либо замерз, либо стал обедом для падальщиков.

Сморщенные лица старух стали похожи на древесную кору.

— Вот и надо было тебя там оставить, неблагодарный муренмук!

— Да, если бы не твой амулет, — обе головы покосились на деревянный знак искупления, который висел на бревенчатом сучке, прямо напротив топчана.

— Исполни необходимое, а потом иди на все четыре стороны, — тихо произнесла двуголовая. Голоса слились в один, и мне показалось, что эта фраза просочилась прямо в голову. — Таково наше услужение. Поводырь должен рыть носом землю, а когда отыщет дорогу, пройти по ней до самого конца. Вместе с тем, кто произнес обращение.

Я только кивнул и провалился в очередное забытье.

— Будь ты проклят, пыльный странник…

Их голоса преследовали меня даже в беспамятстве. Сон это или явь — кто его знает. Но я был уверен в одном — те проклятья, что терзают меня в ночных кошмарах, исходили от поводыря.

Процесс выздоровления шел медленно. Сон был не только внутри, но и снаружи. И неважно, открываешь или закрываешь глаза. Мир превратился в один размытый фон. Он кружил, словно в детской трубе-калейдоскопе. Лишь спустя неделю мне стало немного лучше.

Как-то утром я выбрался на крыльцо и осторожно присел на край порожка. Деревянный дом стоял на высоких подпорках в полтора человеческих роста и напоминал настоящую дозорную башню. В голове сразу возник закономерный вопрос: как этой дряблой особе удалось затащить меня на такую высоту?

— Закинула как мешок с мукой, — словно услышав мои мысли, откликнулась двуголовая.

Я устало улыбнулся:

— Так просто?

— Куда уж проще, — фыркнула старуха и, согнувшись пополам, продолжила ковыряться в земле.

Слегка передохнув, я все-таки решился не останавливаться на достигнутом и осторожно сполз вниз. Признаюсь честно, это простое движение далось мне с большим трудом. Но главное, получилось, и уже через минуту, я вновь стоял на грешной земле. Старуха даже не обернулась. Ее плечи равномерно двигались из стороны в сторону, предавая голове нехитрое движение, словно ходики у маятниковых часов.

Я подошел поближе и не без интереса проследил за ее кропотливой работой. Выдрав из почвы пару мочковых корней и немного отряхнув от земли, поводырь, недолго думая, засунула их в рот. Я брезгливо поежился. Затем начался тяжелый процесс пережевывания. Обе ее челюсти работали почти синхронно. Раздутые щеки шевелились, смещаясь то влево, то вправо. Внезапно внутри двуголовой что-то хрустнуло, она ненадолго остановилась, но вскоре монотонное движение продолжилось. Через какое-то время старуха сплюнула крохотные кусочки земли и вывалила на руку плотную темную кашицу.

— Задирай рубаху, моменраг, — прошипела она.

— Зачем? — растерянно поинтересовался я. Видимо, болезнь окончательно расправилась с моим разумом, оставив лишь умение задавать глупые вопросы.

— Ты это слышала сестренка? — обратилась одна голова к другой.

— Мир и впрямь слетел с равновесных катушек, — согласилась соседка.

— Правильно люди харкают вслед, что ваши кочерыжки тверже, чем черноколпачников, — и обе постучали себе кулаком по голове.

— Это почему же? — удивился я.

Раньше мне не доводилось вести беседы с исчадием. Присутствовать на исповеди или казни — это сколько угодно, а вот услышать мнение тех, в ком течет смолянистая отрава, а не кровь — никогда.

Двуголовая не стала отвечать, а сама задала вопрос:

— Скажи честно: этот мир для вас на вроде навозной кучи?

— Ты это о чем?

— Глядеть можно, а разгребать нет!

— Очень образное выражение, — уклончиво ответил я.

— Которое не так далеко от истины.

— Не далеко, — тяжело вздохнул я.

Но видимо, мой ответ ее не удовлетворил, и она продолжила.

— И кто же мы для вас? Назойливые комары, поганые крысы или заноза, которую никак не выгнать из-под кожи?

Этот вопрос заставил меня задуматься. Порой объяснить даже самые простые вещи не так легко, как кажется на первый взгляд. Тем более когда твой собеседник не обладает и десятой долей твоих знаний. Пока я подбирал нужные слова, старуха задрала мне рубаху и, приложив к глубоким порезам изготовленное снадобье, потуже затянула повязку.

— Вы для нас большая загадка, — вдруг произнес я. Внезапно, неосознанно. Но более точного определения подобрать, пожалуй, было невозможно.

Испуганный взгляд двух пар глаз уставился на меня, словно поводырь услышала главную тайну мироздания. Впрочем, я был не так уж далек от истины.

— Похоже, он не лжет, — ответила первая голова.

— Я ощущаю лишь растерянность и усталость, — медленно пролепетала вторая.

Изогнутый ствол какого-то сухого дерева послужил мне опорой. Я привалился к нему и уставился себе под ноги. Пустые звезды! Мне вдруг нестерпимо захотелось послать все в черную дыру и, прекратив это слепое преследование, вернуться на Сферу. Только не одному, а с Нерой. И плевать я хотел на долги и зароки, которые болезненными зарубками оставил в моем сердце этот Отсталый мир. Возможно, всему виной банальная усталость. Но я подозревал, что дело тут совсем в другом.

— А ведь ты погряз по самую макушку, — внезапная догадка поводыря заставила меня напрячься. Ее прозорливость резала без ножа. И те вещи, в которых я боялся признаться самому себе, теперь жуткими кошмарами вырвались наружу, давая понять, что уже слишком поздно что-то менять.

— Зачем ты это говоришь? — единственное, что вылетело из моего рта.

Взгляд поводыря стал хищным, будто она собиралась наброситься на своего хозяина.

— Ты слышал когда-нибудь о каноне Обреченного?

Я пожал плечами.

— Подобное притягивает подобное, — как-то просто, словно на уроке, ответила двуголовая.

— И что это значит?

— Значит, что с такими как мы нельзя бороться нашими же методами. Любое насилие, которое ты проявляешь к ближнему, оставляет на тебе особую метку поступков… Что-то вроде родимого пятна.

Ее откровения заставили меня недовольно поморщиться. То ли от внезапной боли, то ли от осознания ее слов. Я зло сплюнул на талый снег.

— Исключений не бывает?

— Не бывает, — в унисон произнесли обе головы. И заметив мою реакцию, одна из них спросила: — А чему ты удивляешься? Все начинается вот здесь, — ее кривой, тонкий палец уперся мне в лоб. — А потом медленно перетекает вот сюда, — рука опустилась, указав на сердце. В этот момент, правая голова старухи перестала говорить, но зато продолжила левая: — Разум и дух — две основы, которые управляют нашими поступками. Именно они заставляют нас преступить грань дозволенного. — Она выдержала паузу. — Разве не так, муренмук? Ты желаешь вернуть племянницу — весьма благородно. Но спроси себя: на что ты готов пойти, чтобы достичь цели?

Заворожено взирая на старуху, я, кажется сам того не желая, все-таки прошептал ответ. Одними губами, едва слышно. Она коротко кивнула и продолжила:

— Я так и думала. Именно в этом месте и зарождается зло. Твой мрак крохотный, размером с семечко. Но с очередным неверным шагом ты заставляешь его расти. Злость, обида, жажда мщения — все это становится сильнее, пока не достигнет размеров голодного исполина. Вот что такое мрак, глупый ты муренмук. Нельзя бороться со светом, также как нельзя бороться с тьмой, потому что смерть порождает только смерть, а зло может породить лишь пустоту.

— То есть выхода нет? — тихо спросил я.

— Отчего же, — возразила поводырь. — Есть способ. Но вряд ли он тебе подойдет.

— Это еще почему?

Старуха пожала широкими плечами:

— Все дело в тебе, моменраг. Мне неведомо то место, откуда ты пришел. Я не знаю, как живут люди со звезд и во что они верят. Но жизнь довольно часто пересекала меня с вашим братом. Пыльные странники сильны, но у них нет одной досадной мелочи, которая присуща нашему дряхлому миру. В вас не чувствуется и толики надежды! Понимаешь? Этой крохотной искры, которая теплится в каждом живом человеке. И неважно, воешь ты на луну или предпочитаешь яркое солнце.

Я недовольно нахмурился и скрестил руки на груди:

— Что за чушь? Слепые звезды! Чем мне это поможет в моих поисках?

— Сделать правильный выбор, — вздохнула старуха. — Зачастую именно это мешает пройти путь до конца. Ведь хлипкая кочка в нашей вонючей жизни может поджидать где угодно. Например, ты благородный рыцарь и пытаешься отыскать красивейшую из всех принцесс. Твоя дорога доблести сложна и опасна. Но у тебя получается выйти победителем из всех испытаний. Спасаешь ее, вы женитесь и поселитесь в каком-нибудь отдаленном замке. И тогда ты понимаешь, что она хуже тех монстров, которых ты уничтожил, пробираясь к ней. Ты взбешен. Как же так? Да как она смеет! В этот самый миг твоя нога соскальзывает с кочки! Помнишь, я говорила о ней вначале? И вот итог: в руке уже блестит нож, а в голове лишь одно жгучее желание… Поддавшись ярости, ты погружаешься в трясину по самые уши. Но знаешь, что самое противное? Ты уже никогда не сможешь из нее выбраться. Как бы ты ни поступал, с этой минуты тебе не выкарабкаться. Впереди лишь злость, отчаянье и безумная череда ошибок. Одна за другой… одна за другой.

Ее болтовня начала откровенно меня раздражать. Никогда не любил проповеди, учившие лишь умению расписываться в собственном бессилии.

— Запомни, старуха, — зло процедил я сквозь зубы, — если для того, чтобы вернуть племянницу, мне придется сорваться с кочки, перевернуть весь мир вверх дном или продать себя с потрохами, я не раздумывая сделаю это.

Поводырь заскрежетала стёртыми пеньками зубов.

— А кто тебе сказал, что у тебя под ногами твердая почва?

Благодаря чудодейственному лекарству я креп на глазах. И через пару недель уже осторожно снял пропитанные кровью тряпки и вновь прикоснулся к рукояти револьвера. В висках запульсировало, застучало, и ноги сами понесли меня во двор. Тишину нарушила череда выстрелов. Вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, я развел руки в стороны и откинул голову назад. Вырвавшийся наружу вой заставил поводыря нервно вздрогнуть.

— Бросай утварь, старуха. Пора приниматься за дело! Настало время брать след!

Собирались недолго. Я проверил свой скромный скарб: охотничий нож, различные амулеты от колдовства и кусок металлического стекла. А «Холодный игрок» скрылся под половицей, в заранее приготовленный схрон. Соваться в город с таким приметным оружием, тем более когда за тобой пристально наблюдают твои же собратья по научному цеху, было бы непростительной глупостью. А вот с револьверами я так и не решил, что делать, и пока оставил их на столе…

Сложив вещи в дорожную сумку, я протянул старухе символ веры. Та недовольно скривилась, повела носом и смачно чихнула. Потом вытерла нос и вновь нарушила тишину. На этот раз, громче прежнего.

— Говори, — приказал я.

— А что толку, — отмахнулась поводырь. — Все одно: гнить тебе под буераком.

— Это уже не твоя забота.

— Не моя, — согласилась она. — Только слуга без хозяина хуже беспородной шавки.

— И что ты предлагаешь?

— Я пойду с тобой, — уверенно заявила она.

— Со мной?!

— Конечно. Тогда у меня будет хоть какой-то призрачный шанс стребовать с тебя свободу. — Она покосилась на меня лукавым взглядом. — Или ты даруешь ее сейчас?

Мне нужно было подумать. Нахмурившись, я отошел в сторону, не зная, что ответить. Но в спину тут же прилетело решение возникшей проблемы.

— Если беспокоишься по поводу голов, то это не твоя забота.

— Вот как?

— Есть один способ не привлекать к себе излишнего внимания.

— Что еще за способ? — насторожился я.

— Травы лечат, травы калечат, — уклончиво ответила старуха. — И они же правят бренное тело.

Присутствовать при процедуре, которую иначе как трансформацией назвать было сложно, оказалось весьма занимательно. Я часто слышал о ведьмах, способных принимать облик птиц или зверей. Однажды даже лицезрел, как вурдлак нацепил на себя человеческий облик. Но сотворенное поводырем чудо можно было сравнить разве что с микрохирургией. Только в отличие от нано-врачей старуха пользовалась не сложными технологическими приборами, а странными смесями из сухих веток, семян, животных экскрементов и еще Пустые звезды! — знает чего.

Устроившись на крыльце, я достал огрызок карандаша, блокнот, и впервые за долгие месяцы припомнил свое истинное предназначение. Сначала наблюдаем, анализируем, а потом изучаем. Старуха выразила свое недовольство протяжным урчанием, но прогонять меня не стала. Разложила вокруг деревянную посуду, уселась на тонкую циновку. Рядом тихонько тлел костер, над которым в котле томилось странное варево. Отвратительный запах добрался даже до меня: прямо свиноферма после дождя. Прикрыв рот рукой, я едва сдержал рвотные порывы, но свой наблюдательный пост не покинул. Уж не знаю, что собиралась приготовить это исчадие, но утром, когда она вернулась с охоты, ее лицо и руки были перепачканы кровью.

Рассмотрев придирчиво варево, поводырь сняла пробу, вызвав у меня очередной приступ отвращения.

— Надеюсь, это не наш ужин? — выкрикнул я.

Отвечать старуха не стала. Подхватив длинную палку, на конце которой виднелся вороний клюв, она резко сунула ее внутрь котла. Три круга по часовой стрелке и один в противоположном направлении. Я быстро зафиксировал это в своем блокноте, а когда поднял голову, старуха уже выводила на снегу какие-то извилистые линии. Девственная поверхность под действием птичьего клюва стала темнее смоли. Странные чернила ложились неровно, распрыскивая вокруг себя масляные кляксы. Остолбенев, я отложил карандаш в сторону и подошел ближе.

— Стой на месте, моменраг! — тут же отозвалась поводырь.

— Это ведь мрак! Ты рисуешь символы мраком, так ведь?! — заворожено прошептал я.

Старуха осклабилась:

— Не рисую, а разговариваю. А если ты сделаешь еще хоть шаг, то поплатишься за свое безрассудное любопытство.

Ее слова вовремя отрезвили меня, заставив остановиться.

— Не двигайся, иначе оно воспримет тебя как угрозу, — добавила старуха, продолжив свои художества.

Рисунки получались странными: широкие завитушки переходили в смазанные точки и прерывистые прямые. Вроде как хаотичные мазки. Но подобный вывод был слишком опрометчив. Достаточно было хорошенько присмотреться, и среди узоров начинал проступать жестокий оскал неведомого зверя.

Когда старуха поставила жирную точку и отбросила свое вороное перо в сторону, я ощутил нахлынувший на меня жар. И хотя костер практически потух, пространство вокруг него накалилось, будто в кузнечном горниле. Отступив назад, я уперся в деревянную опору и затаил дыхание.

Старуха, тем временем, вернулась на циновку и не спеша разлила варево по мискам. Скрестила ноги, закрыла глаза и замерла в ожидании.

Первое, что я заметил, был плавящийся под ногами снег. Только он не таял, а тлел, словно поджаренный на костре хлеб. Светлые края меняли цвет, превращаясь в пыль, а поверхность покрывалась плотной грязной коркой. Уже через минуту рисунок слился с белоснежным холстом, образовав выжженное полотно. Но изменилось не только это. Случайный ветерок донес до меня еще более мерзкий запах. Теперь старушечья похлебка воняла кровью и слюной. Металлический привкус, поселившийся во рту, заставил меня согнуться пополам и освободить желудок.

Тем временем внутри пылающего круга все стало только хуже: ужасное варево забурлило, и старуха, зачерпнув ладонью, принялась наносить его себе на лицо. Вначале на одно, тщательно размазывая вязкую субстанцию, а потом — на второе. Было видно, что поводырь испытывает ужасную боль. Но она терпела и не собиралась останавливаться на полпути. Только теперь я понял, что на самом деле здесь происходит, и какой результат должен венчать это кошмарное колдовство.

Обуглившийся снег потихоньку воспламенялся. Кое-где уже выглядывали яркие лепестки бледно-голубого пламени. Мрак менял мир, оставляя после себя отвратительный огарочный след.

Закончив приготовления, старуха медленно повалилась на бок. Ее начала бить мелкая дрожь. Не находя себе места, она принялась рвать на себе одежду, ту самую, что я когда-то снял с пугала. Оставшись абсолютно обнаженной, поводырь обхватила себя руками и затихла. Теперь она напоминала новорожденного: лысая голова, гладкая кожа, даже взгляд ее казался настолько отрешенным, словно впервые взирал на окружающий мир.

Странное чувство подтолкнуло меня переступить запретную черту. Я хотел помочь поводырю подняться, осознавая при этом, что колдовство еще не покинуло выжженную поляну. И если бы не жар, я уж точно бы все испортил. Но внезапный ожог оказался лучшим средством от глупости. Сделав неловкий шаг, я резко отскочил назад. В этот самый миг старуха начала преображаться. Впившись себе в лицо костлявыми руками, она потащила его от себя, словно пытаясь избавиться от надоевшей маски. Кожа растянулась в тонкие пластилиновые нити. Поводырь творила свой новый образ. Мне это напоминало лепку из глины, пока та не застыла и не стала способна принимать любые угодные скульптуру формы.

До меня доносились болезненные стоны, бранные слова, но это не останавливало поводыря. Она соединила две головы в одну, немного передохнула и принялась за лицо. Рваным движением сотворила рот, затем вытянула нос. Порвав кожу чуть ниже выступающего лба, она извлекла из прорезей глаза.

Засучив рукав, я мельком глянул на браслет с изумрудным камнем. Мрак не терпел уловок Пыльных странников. Сложный механизм был испорчен. Камень лопнул изнутри, превратился в серую паутину. Отведя его в сторону, я заранее знал, что не увижу привычных стрелок компаса. И не ошибся: множественные ориентиры колдовства исчезли, оставив после себя лишь бледное очертание, а стрелки переплелись, будто ворох змей, и теперь были устремлены на максимальный показатель присутствия мрака. Причем все разом.

Я снял браслет и отложил в сторону. Уж если избавляться от прошлого, то в первую очередь надо начинать с тех вещей, что напрямую связывают меня со Сферой.

— Ты можешь дать мне воды? — внезапно подала голос старуха.

Я кивнул, зашел в дом, подхватил кувшин и уже собирался возвращаться назад, когда мой взгляд коснулся приготовленных револьверов. Рука сама потянулась к ним, но остановилась на полпути. От прошлого нужно избавляться раз и навсегда. Аккуратно завернул в плотную ткань последнее, что осталось от имени перегрина. Убрал револьверы в тайник до лучших времен. Тогда я еще не знал, как сложится моя судьба, и какую важную роль сыграет это оружие в будущем этой дикой планеты.

Мы оба изменились, как внутренне, так и внешне. И если второе сразу бросалось в глаза, то первое было неуловимо даже для нас самих. Сейчас я больше напоминал скромного торговца, который лишился товара и пытается сыскать счастье в крупном рыночном городе вроде Галдящих стен, продав оставшийся скромный скарб. А моя спутница походила на вольную охотницу. Лишившись второй головы, она значительно помолодела, а ее фигура приобрела привычные женские формы. Но главное изменение претерпело лицо: скинув с себя отпечаток уродства, оно теперь даже вызывало легкую симпатию.

Поводырь отыскала в подвале охотничьего домика старые, но вполне годные обноски, которые пришлись ей впору. Так что, я мог быть совершенно спокоен — городская стража и прочие противоборцы вряд ли углядят в ней скрытые признаки мрака.

Теперь вопрос оставался за малым: как изменить собственную внешность, чтобы остаться неузнанным? А в том, что меня у ворот встретят мои бывшие коллеги по научному цеху, я нисколько не сомневался. Венгер записал наш разговор на магнитную катушку, и теперь вся Сфера знает, что центральный руководитель третьей кафедры исторического приората, изучающего Отсталый мир, Виктор Край, перешел в разряд отступников. Так что, какую бы одежду я не выбрал, они узнают меня из тысячи незнакомых лиц. И время, к сожалению, играет не в мою пользу.

В тот час, когда я при помощи одного из самых искусных врачевателей Горного подданства избавился от датчика «Саранча», я стал не просто изгоем, а приобрел опасный статус врага. Ведь как не крути, а я теперь носитель опасной информации. Поэтому нейтрализовать меня — наиглавнейшая задача приората. И безусловно, они воспользуются помощью перегринов и не будут привлекать Бортовой десант. Только странники способны отыскать меня в чужом мире и незаметно изъять с его поверхности. Правда ученым вряд ли расскажут правду. Даже малую ее часть. Для них я сбрендивший коллега или что-то в этом роде.

Впрочем, все может развиваться и по иному сценарию. Перегрины вполне способны отдать отступника на откуп Ордену благочестия. Как бывало и раньше. Таким образом высокие умы избавятся от проблемы, а инквизиция отчитается об искоренение очередного мракочада.

Мы миновали ручей и вышли на узкую тропу, которая тянулась вдоль небольшой горы.

— Скажи, а ты можешь сотворить со мной нечто похожее? — я указал на лицо поводыря.

— Зачем это тебе? — удивилась она.

Я не стал ничего отвечать, только кивнул в сторону города.

— А, ты о твоих прозорливых дружках, — догадалась поводырь.

— Да, — кивнул я. — Если быть до конца откровенным, мое положение сейчас хуже, чем у сбежавшего каторжника.

Она покосилась на шрам, который зиял на моем выбритом затылке.

— Клеймо Пыльных странников?

— Что-то вроде того.

— А как же твои хитроумные штуковины?

— Выбросил, все до единой, — развел я руками.

На лице поводыря возникло удивление.

— Без них сложнее будет напасть на мой след, — объяснил я. — Осталось только слегка изменить внешность, и путь в город нам открыт.

— Если ты думаешь, что я способна по десять раз на дню творить ворожбу, то ты полный осел! И попробуй убеди меня в обратном, господин моменраг! — сверкнула взглядом проводник.

Я остановился, внимательно смерил недавнюю старуху пристальным взглядом и осторожно спросил:

— Так ты колдунья?

— Была когда-то… Только не начинай читать мне проповеди. Побереги мой слух! — В один миг она сделалась мрачнее тучи. — Как найдется время, обязательно покаюсь перед Всевышним. Но уж точно не перед тобой!

— И за какую немилость тебя сделали поводырем? — осторожно спросил я, заранее зная, что ответ вряд ли что-то изменит.

Но так его и не услышал.

— Даже мертвец имеет право на один скромный секрет, — успокоившись, как-то печально сказала поводырь. Потом она тяжело вздохнула и добавила: — Хорошо, я помогу тебе перекувырнуться! Только учти, заклятье продержится только до полуночи, и потребует от тебя особой платы.

Я сдвинул брови:

— Чего ты хочешь?

— Речь сейчас не обо мне. Хотя постой, у меня тоже будет к тебе одна просьба.

— И какая?

— Ты назовешь меня союзником и произнесешь мое имя вслух.

— Имя?

Отступать было слишком поздно. Кто-то из первых колонистов Сферы сказал: «Время обниматься и время уклоняться от объятий». Наверное, это именно мой случай. С первых шагов на этой планете я возненавидел мрак. И боролся со всяким его проявлением, слепо считая, что могу с легкостью различить добро и зло. Со стопроцентной вероятность разделю белое и черное. Но шли годы, и слишком многое поменялось в моем сознании. Отсталый мир окончательно скатился в область непознанного, а я, сам того не желая, оказался на стороне мрака. Удивительно, но теперь все стало как-то понятнее и проще. И мир сразу окрасился совсем в иные, непривычные для меня тона. Так что, оставалось сделать единственный шаг в направлении непознанного. И я его совершил.

— Как тебя зовут?

— Кэйтлин, — тихо ответила поводырь.

— Очень приятно, Кейтлин. А мое имя — Виктор. Виктор Край.

Я протянул ей руку в знак почтения.

Переступить серую грань оказалось не так сложно. На ее лице появилась довольная улыбка, вызвав у меня похожую реакцию.

В приподнятом настроении и полные решимости, мы приблизились к Галдящим стенам.

Гостеприимство хозяйки

Город напоминал настоящий улей. Неровные стены из известняка, причем, первая намного ниже второй, основной. За ней начинались покатые крыши домов, почерневшие от суховеев, неровные, пузатые, словно соты. Галдящий оазис торговли предстал во всей красе.

Движение здесь не прекращалось никогда. Караваны тянулись и днем, и ночью. Западные ворота пожирали телеги с тюками, а южные выплевывали деревянные колесные остовы. Сумасшедший поток, такой слегка застопорится — и пиши пропало. Именно по этой причине никаких подорожных с гостей не требовали. Везешь товар — и ладно. Только внимательные взгляды стражей проводят тебя до внутренних стен, а дальше гуляй на все четыре стороны. Главное, не забывай отдать непомерный налог. Будешь ты торговать или покупать — дело твое. Но за гляделки заплатишь звонкой монетой. Сколько я себя помнил, Фрагед всегда знал себе цену и подстраиваться под внешние веянья других подданств не собирался. Даже во времена Сезона охоты здесь не поднимали мост и продолжали крутить торговые жернова. Галдящие стены не должны отвергать случайного путника, будь он хоть праведник, хоть грешник, — говаривал наместник Фред-Ба. После его смерти бразды правления перешли к его сыну, но слова знаменитого родителя до сих пор красовались на памятных табличках при въезде в город.

Пропустив вперед караван с пряностями, я немного замедлил шаг. Стражи крутились везде: возле ворот, на стенах, даже среди путников вальяжно прохаживались патрули, облаченные в легкую серебристую кольчугу. А вот перегринов не было нигде.

— Что случилось? — шепнула на ухо Кейтлин.

— Странно, здесь только местная стража, — ответил я. — А моих собратьев по ремеслу не видно и не слышно.

Колдунья повела носом. Загадочно улыбнулась и произнесла одними губами:

— Не волнуйся, они здесь. Скоро сам увидишь.

— Ты их чувствуешь? — удивился я.

— Конечно, у вас ведь особый аромат.

— Какой еще аромат?

— Высокомерия, муренмук. Высокомерия…

Первые ворота мы миновали без лишних подозрений. Короткий вопрос, короткий ответ — все-таки великая ярмарка на носу. От недавних холодов не осталось и следа. Все ожидают скорого урожая, вот и спешат скинуть залежавшийся товар. А хорошая торговля — залог щедрых подношений новым и старым богам в счет благосклонности неуступчивой природы, чтобы отвела стороной засуху и обильные дожди.

Прикоснувшись к щеке, на которой красовался глубокий рубец, я немного успокоился. Колдовство работало, а значит можно не бояться, лишнего внимания я не привлеку, поводырь потрудилась на славу.

Когда я посмотрел на свое отражение в мутной глади речушки, возле которой мы остановились на привал, то не поверил собственным глазам. Вернее, единственному глазу, потому как шрам пересекал не только мою правую часть, но и место, где находился зрительный орган.

Вступив под арку ворот, мы оказались в душной тени. Рядом поскрипывала перегруженная повозка, а человеческий гомон сливался в один монотонный гул. Идущие впереди немного сбавили шаг. Каждый проходящий кидал шесть монет за вход в широкий кувшин с узким горлом, висевший на груди представителя церкви. Видимо, нынешний наместник не доверял привратникам и отрядил на этот ответственный пост тех, кто боялся не столько кары земной, сколько небесной. Впрочем, я сильно сомневался, что подобный способ избавит власти от воровства. Этот первородных грех был распространен повсеместно, тем более там, где звонкой монете не было счета.

Внеся свою плату, я бросил короткий взгляд на монаха и его собратьев, застывших возле дверей, которые вели во внутренние лабиринты подвалов под стеной. И моя излишняя осмотрительность пошла мне на пользу — я отчетливо различил на руке одного из облаченных в ряску браслет с изумрудом. Сверху ее скрывала темная повязка, но яркий свет камня, имевшего внутреннюю подсветку, было трудно спутать с чем-то еще.

Лицо монаха скрывал глубокий капюшон, и все же я без труда узнал перегрина Фреда Керзбига. Рядом с ним возвышался Иванкс Ванчерус. На Сфере они были близкими друзьями, а в рейдах постоянными напарниками.

Стало быть, двое уже здесь. А где же остальные? Я сомневался, что совет прислал менее трех пар ученых.

Узкая улица вывела нас в каменные лабиринты города. И хотя толпа поредела, разношерстный гомон только усилился. Нищие, лишенные конечностей инвалиды окружили нас плотным кольцом и обрушились с требованиями совершить подаяние. Попытавшись порваться сквозь живую изгородь, я уперся в клюку одного мерзкого старичка. Тот противно зашамкал беззубым ртом, указал на мой кошелек и напористо заявил:

— Всего пару монет и вали куды хочешь, чужестранец?

Я постарался избавиться от давления в области груди, но лишенный правой ноги инвалид оказался достаточно проворным типом. Изогнутое навершие клюки переместилось в район спины и уперлось мне в шею. Старик притянул меня к себе — в лицо пахнул сладковатый аромат гнили. Изобразив презрительную ухмылку, инвалид хищно прошипел:

— Куды собрался, а? Пока не заплотишь, мимо не пройдешь!

Перехватив клюку, я собирался взгреть мерзкого старикашку, когда понял, что ничего у меня не выйдет. Его сила превышала мою в разы.

— Не шути-и-и со мной, странник, — радость сползла с морщинистого лица, и глаза злобно сверкнули.

Я попытался отступить, уперся спиной в напирающую толпу. Люди топтались на месте. Видимо, также как и я они не могли обойти напористых попрошаек.

— Ну-ка, не мешай, — раздался уверенный голос Кейтлин.

Колдунья выступила вперед и перехватила деревянную опору. Я тут же ощутил нарастающую боль — в руку будто впились сотни крохотных игл. Но старику досталось сильнее: отпустив клюку, он отскочил в сторону и настороженно уставился на мою спутницу.

— Пошел вон, гайрук, — прорычала колдунья. Я заметил, как из ее рта вырвался длинный, раздвоенный язык.

Наглец согнулся пополам, прижался к земле и, неестественно выгнув шею, уставился на Кейтлин снизу-вверх.

— Нехорошо-о-о отбирать чужой хлеб. Можно ведь лишиться и своего, — предупредил ее гайрук.

— Не тебе указывать на мое место, падальщик. — Отпихнув его в сторону, Кейтлин потянула меня за собой.

С моего последнего визита город сильно изменился. Изящные дома восточных купцов и светлые кварталы ремесленников сменили низкие каменные башни с решетчатыми окнами. Из-за высоких заборов виднелись только плоские крыши и края верхних этажей.

Я присмотрелся к небольшой медной табличке над массивным входом. Под легким налетом ржавчины просматривался знакомый символ: круг с огненным мечом и вспаханная земля с тремя всходами. И больше ничего. Никаких слов или иных обозначений.

— Ты знаешь, что это такое? — обратился я к Кейтлин.

Та лишь развела руками.

Прикоснувшись рукой к выпуклой чеканке, я еще раз проверил, не привиделось ли мне это. Символ нарисовался даже с закрытыми глазами. На лице возникла легкая улыбка:

— Значит мы движемся в правильном направление, поводырь.

У первых торговых рядов мы остановились возле небольшого перекрестка. Пыльная дорога тянулась через горбатый каменный мост, другая — терялась в мрачных проулках.

— Не узнаю я город. — Мой взгляд коснулся мрачных подворотен и продажных женщин, выстроившихся в ряд возле скромной забегаловки. — Раньше он был другим.

— И что же в нем изменилось? — спросила Кейтлин.

— Абсолютно все.

Она проследила за мной и улыбнулась:

— Ах, ты об этом.

— Вовсе нет, — отмахнулся я.

Средневековая распущенность никогда не будоражила мои моральные устои. Здесь люди старались не утруждать себя лишними ограничениями. Легко рождались, легко умирали, совершенно не заботясь о том коротком миге, что назывался жизнью. Всецело доверяя церкви и ее жестким правилам, каждый житель подданства, независимо от своего положения, верил, что любой грех может быть прощен. Даже побывав за чертой мрака, возможно очиститься и начать все заново. Вопрос только в цене этого самого очищения. А уж если ты в состоянии пожертвовать ордену веры увесистый мешок злотых, считай, что предстанешь девственником перед небесным судом.

Но данный закон распространялся на богатых прихожан. У бедных же на этот счет имелась своя религия, главной заповедью которой был довольно примитивный постулат — выжить любой ценой. И именно он оправдывал любые проступки, совершенные в агонии страсти или безумия.

Я часто задавался вопросом: на что бы осмелился, если бы моя семья умирала от голода? Какую грань вседозволенности решился переступить? Обман? Воровство? Убийство? И увы, не мог дать вразумительного ответа. Даже самому себе. Видимо боялся обнаружить внутри необузданное чудовище. Хищное, беспринципное, пренебрегающее любыми законами мироздания. А теперь, когда сам того не подозревая, я все-таки стал этим самым чудовищем, с удивлением обнаружил, что окружен себе подобными. Просто пока для них еще не настал тот момент, когда они готовы будут потревожить собственную кошмарную сущность.

Присмотревшись к двум проходившем мимо товаркам, колдунья нахмурила лоб.

— А ведь ты прав, муренмук.

— В чем именно?

— Слишком пресный запах. Очень напоминает… — Но закончить сравнение она таки не успела. Нас отвлек громкий призыв трубы, следом за которым раздались протяжные вопли зазывал. Они возникли на узкой улице. Раскинув рукава цветастых костюмов, они стали стремительно приближаться к нам на широких деревянных ходулях. Лица их были разукрашены на манер деревянных кукол-пугал: круги на щеках, белые ромбы вокруг глаз и кровавый оскал около рта. Но главным их достоинством был кривой нос, притороченный к шапке с объемным помпоном.

— Хорррр! Рааааа! Гваааа! — закружили вокруг нас лицедеи.

Мне это напомнило дурной сон, когда ты пытаешься добраться куда-то, а на твоем пути вырастают все новые и новые препятствия. Но мои опасения не оправдались. Стук деревянных копыт усилился и быстро удалился в неизвестном направлении, не оставив после себя и следа. Веселое гиканье, улюлюканье растворились в шумном городском облаке. И только пронзительное эхо какое-то время отражалось от каменных стен.

— Ярмарочные шуты, — кинул я вслед.

— Не уверена, — покачала головой колдунья. — Думаю, нам стоит поторопиться. Мне нужен новый ориентир.

Я был полностью с ней согласен. Символ веры — хвостатая звезда повисла на темной нити тяжким грузом. Кейтлин приблизила свой нос — брать в руки резную подсказку она так и не осмелилась. Жадно втянула запах. Фыркнула. Повела носом и тихо произнесла:

— Мы совсем близко, жилище прачки всего в одном квартале отсюда.

Сросшиеся словно каменные близнецы дома выстроились в неровный ряд. Одни чуть выше и поновее, другие наоборот. На одних виднелась свежая копоть, на других — следы недавней краски. За последнее время квартал явно перенес не один пожар, а достраивался на средства городской казны. Отсюда и непохожий фасад, высота крыш, да остальные различия.

Уже потянувшись к дверному кольцу, я внезапно остановился и посмотрел на колдунью.

— Ты уверена?

— Тень всегда тянется к тени, — кивнула Кейтлин. — Поверь, муренмук, даже если я ошибусь, твой путь все равно выведет тебя в нужном направлении.

Не успел я обдумать ее слова, как смотровая защелка открылась. На нас уставилась часть морщинистого лица, а затем показался широкий глаз, заплывший ужасным бельмом.

— Кого надо? — поинтересовалась жительница дома.

— За услугой к прачке, — опередила меня колдунья.

Последовала пауза. Старческий голос крякнул, и вскоре послышался тяжелый вздох.

— Давно к нам никто не захаживал. Тем более, к этой злыдне во флигеле.

Мы с Кейтлин переглянулись, но говорить ничего не стали. Буквально через минуту послышался звук отпираемых замков. Дверь со скрипом подалась вперед. Среди облупившейся краски и свисающей с потолка паутины стояла хозяйка дома. Выглядела она просто ужасно: растрепанные седые волосы, серовато-бледное лицо и нечто мешковатое, отдаленно напоминающее одежду. Опираясь на клюку, старуха отошла в сторону приглашая нас в гости.

Переступив через порог, я ощутил некое волнение. Доверчивость хозяйки скорее настораживала, чем настраивала на добрый лад.

— Только не забудьте отряхнуть одежду, — предупредила она. — Тяжеловато мне что-то последнее время сохранять чистоту.

Мой взгляд коснулся внутреннего убранства. Либо старуха и впрямь тронулась умом, либо окончательно потеряла и без того скверное зрение. Потрескавшиеся стены, пол, усыпанный каменной крошкой, а ко всему прочему и осколки горшков на сломанных полках. Дом выглядел в полном запустении. Половицы под ногами протяжно скрипнули, и старуха, охая и причитая, побрела в гостиную.

— Ты видишь тоже самое что и я?

— Гораздо больше, муренмук. Но об этом позже. Давай, не отставай.

У меня сложилось впечатление, что вся эта ситуация откровенно забавляет колдунью. Сейчас она выглядела словно гончая, которая взяла след и с головой пытается пролезть в нору, где затаится опасный зверь. Но мучать ее вопросами я не стал — видимо и правда, пока не время.

Посреди ветхого жилища старуха остановилась и развернулась на месте. Широко развела в стороны пораженные артритом руки:

— Располагайтесь, а я пока приготовлю душистый отвар.

Гостиная была в еще более ужасном состоянии, чем прихожая. Здесь не то что жить, находиться было просто невозможно. Почерневшие стены, мусор и смрад. Складывалось впечатление, что тут пировала добрая сотня местных забулдыг, веселясь на полную катушку. Причем судя по запаху, испражнялись они после своего веселья где-то неподалеку.

Надвинув воротник повыше, я проследил за колдуньей. Ее невозмутимый взгляд заставил меня задумчиво нахмуриться.

— Чего встал? Тебе же ясно сказано: садись и жди, сейчас будет угощение, — напомнила колдунья.

Спорить не стал. Перевернул стул, и устроился на нем в ожидании обещанного. Но ожидание затягивалось. Исчезнув на кухне, старуха не торопилась возвращаться к столу. И вновь легкий сквозняк донес до меня запах старости. Обглоданные стены, истлевшие вещи, гнилые ставни — дом умирал. А вместе с ним умирала и его измученная временем хозяйка. Я зевнул в кулак и незаметно сунул руку в карман, нащупал старую монету. Возможно, стоило чуть больше доверять поводырю, но что-то мне подсказывало, что именно это самое доверие меня в конечном счете и погубит.

— Что происходит? — поинтересовался я у Кейтлин.

— А ты разве ты еще не понял, муренмук? — удивилась она.

— Не понял, что?

Ее хитрый с прищуром взгляд застыл на мне, словно она пыталась уловить неприятную вибрацию лжи.

— Неужели и правда?.. — она явно была разочарована. — Тогда слушай внимательно. Тот ориентир, что привел нас сюда, принадлежит ведьме. Но не просто ведьме, а Приближенной. Понимаешь к чему я веду?..

Я инстинктивно кивнул, совершенно не улавливая ход ее мыслей.

— Вы, смертные, подразделяете нас на порядки. Сто один, если я не ошибаюсь, — принялась объяснять Кейтлин. — И вы уверены, что труд вашего слепого провидца полон, и нет в его бестолковом труде место новому злу. Так вот, это не так! Долгие десятилетия вы охотились за мелочевкой, а здесь… о старые боги! Ты даже не представляешь, куда мы с тобой забрели.

— В разрушенную хибару? — я рассеяно выдал неудачную шутку.

Колдунья затихла и побледнела как мел.

— Можешь и дальше забавиться сколько хочешь, моменраг. Но нам не просто так позволили попасть в место Истока. Туда, где появилась на свет твоя ведьма.

— А кто же тогда хозяйка дома? — не понял я.

— Хранительница Истока. Но по сути своей цербер на цепи, который охраняет сакральный источник созидания.

Я ощутил, как монета едва не вырвалась из моей влажной руки. В самый последний момент удалось подхватить ее возле самого пола.

Перегрины не имеют привычки доверять пустым легендам, но эта планета научила меня еще одной неоспоримой истине — любое сказание несет в себе частичку правды. И если моя союзница не лгала, то молитва могла стать нашим единственным спасением.

Старуха появилась бесшумно, словно парила в воздухе. Ее тень возникла в дверном проеме, а когда оказалась напротив зеркальных осколков, которые будто слезы зависли в пыльной оправе, я не увидел отражения. На подносе возвышался пузатый чайник и четыре грязные кружки. Расставив приборы на столе, хозяйка дома еще раз улыбнулась, но сделала это с таким отвращением, словно испытывала ужасную боль.

— Самый лучший отвар во всем срединном подданстве, — произнесла она.

— Очень любезно с вашей стороны, — подняла кружку Кейтлин.

— Ну что ты, моя дорогая, — сверкнула бледными очами старуха. — Это такая малость.

Приподняв чайник, она наклонила его, и из носика тонкой струйкой посыпался песок. Хотя возможно, это было нечто более невесомое. Например, чей-то залежавшийся прах. Я вздрогнул, потянулся к поясу. Но в последний миг остановился, вспомнив, что лишен главного преимущества перегринов в этом гребаном мире.

— Так подойдет или погорячее? — тем временем принялась пытать хозяйка гостью.

— Ну что вы, не стоит беспокоиться, — натужно улыбнулась Кейтлин.

Старушка кивнула.

— А теперь угощение. — Она передала нам несколько тарелок.

Я мог ожидать чего угодно: тощих крыс, клубки червей или сушенных личинок, но блюдо, что нам подали к чаепитию, оказалось не столько отталкивающим, сколько странным. Это были вещи. Очки, пара медных пуговиц, сношенная подошва, а еще прядь рыжих волос. Впрочем, в выборе угощения не было ничего удивительного, каждый предмет из этого яства мне оказался особо знаком.

Рука дрогнула, и я все-таки выронил монету. Оберег, который так долго спасал меня от дурного глаза, покатился по полу и исчез среди груды хламья.

— А какой запах, ну просто загляденье, — хозяйка продолжала расхваливать содержимое подноса. — Уверяю вас, на вкус оно прекраснее, чем на вид.

Тарелка оказалась напротив меня. Можно просто дотронуться и разогнать морок или наоборот — поверить в реальность происходящего.

Старушка села напротив. Ее посуда была пустой. Сложив руки, словно добросовестный ученик, она с благоговейным видом уставилась на нас. Кейтлин высыпала прах на блюдечко и провела по нему указательным пальцем. Постепенно ее губы начали растягиваться, подтверждая явное удовлетворение. Старуха одобряюще кивнула. Я мог поступить точно также — забыть обо всем и представить будто это всего лишь некий обряд доверия. Но сердце, которое заменял высокотехнологический имплантат, откликнулось ноющей болью. Наверное, мое состояние сейчас можно было с лёгкостью назвать душевной изжогой. И всему виной было поданное хозяйкой угощение.

Конечно, можно сколько угодно убеждать себя в обратном, но факты упрямая штука. Каким бы сильным я не пытался казаться, в этот момент надорвался. Отчаянье когтистыми лапами вцепилось мне в глотку. Заставив себя прикоснуться к душке очков, я ощутил очередной приступ обреченности. Ведьма, кем бы она ни была, переиграла меня по всем статьям. Пока я пытался, как истинный ученый, выяснить причины, установить обстоятельства и прийти к истокам, она устроила охоту на моих друзей. Всех тех, кто еще мог оказать помощь, подставить плечо. Теперь они лежали передо мной. Вернее, не они, а то что от них осталось. Изысканное блюдо для поигравшего. Но не в качестве утешения, нет. У этого представления были совсем иные цели, иное предназначение.

Нервы сдали в одну секунду. Раз, и оборвались, будто нити, которые еще хоть как-то поддерживали во мне хрупкое спокойствие, заставили совершить следующий шаг. Тарелка со всем содержимым устремилась в угол. Послышался резкий удар, и осколки разлетелись в стороны, пополнив ряды бесполезного хлама. Теперь я наконец понял, почему дом прачки и хранителя, которого она назначила присматривать за местом своего перерождения, выглядел подобным образом. Зло не умело созидать, оно было способно только разрушать и радоваться этому, танцуя на осколках чужих судеб. Так что, выжженные стены, каменная крошка и слой пыли являлись ничем иным, как послужным списком тех зверств, что устроила мать-ведьма. Однако моя теория раскрывала лишь ее истинную суть, а никак не причину поступков.

— Славное лакомство, не правда ли? — спросила старуха, заставив меня отвлечься и уставиться на ее крохотные щелки глаз. — Мы с дочкой не думали, что получится так вкусно!

Моя рука потянулась к охотничьему ножу — единственному оружию, что я прихватил с собой в город. Но мягкая ладонь легла сверху, вынудив меня отказаться от безрассудного поступка.

— Еще не время, — голос прозвучал у меня в голове. Только не было уверенности, что старуха нас не слышит. — Доверься мне. Хранителя не возьмешь силой, а нам обязательно надо ее перебороть.

Рука колдуньи медленно исчезла, словно и не было этого мимолетного прикосновения.

— Так чем вас еще порадовать? — внезапно спохватилась хозяйка.

— Пожалуй ничем, — ответила за меня Кейтлин. — Мы вполне удовлетворены вашим радушием и хотели бы перейти к делу.

— Вот как? — удивилась старуха. — И что же за дело вас привело в мой дом.

Покинув свое место, колдунья прошлась вдоль обугленных стен, внимательно осмотрела поломанную мебель и остановилась возле лестницы. От перил остались лишь острые колья, а в ступенях просматривались огромные кляксы дыр. Взгляд Кейтлин устремился в мрачную пустоту второго этажа.

— Скажите, вы здесь одна?

— Одна?

На морщинистом лице проступило неподдельное удивление.

— Дело в том, что в вашем возрасте очень тяжело вести такое большое хозяйство, — продолжила колдунья. — Плата велика, а свободное пространство пустого дома заставляет вздрагивать по ночам от случайного шороха. Разве не так?

Глаза старухи округлились, бороденка трясонулась, и она коротко кивнула:

— Возможно. Но к чему вы клоните, моя дорогая?

— Я говорю, что довольно часто дамы вашего возраста находят очень простой выход из сложившейся ситуации. Верхние комнаты, которые согласно этикету должны отдаваться под гостей, сдаются тем, кто этими самыми гостями и становятся. Пансион, уважаемая моя, — последней фразой Кейтлин передразнила слишком уж любезную хозяйку. — Нет, вы только не думайте, я ни в чем вас не обвиняю. Скажу больше — прекрасно вас понимаю, иначе в столь почтенном возрасте нельзя. И ведь согласитесь, как здорово приютить некую молодую особу, да еще и с малыми детками. Лучше не придумаешь. Увядающая жизнь начинает играть такими яркими красками. Вместо унылого утра — задорный детский смех. Бесконечный день наполняется заботами по дому: жарка, уборка и прочая мелочь. А вечер, тот которого вы так боялись прежде, теперь ждете с нетерпением. И только скажите, что я не права. Обсуждение прожитого дня под легкое потрескивание камина. Ну и конечно же, детский смех, который не утихает до самых сумерек. Это похоже на глоток свежего воздуха, когда кажется, что прожитые годы уже придавили вас своей каменой плитой. Ведь именно так все и начиналось?

Старуха закусила губу, и я заметил, как по ее щекам поползли тонкие кровавые струйки.

— Чего ты хочешь, ищейка? — едва сдерживая слезы, спросила хозяйка.

Кейтлин тяжело вздохнула и приблизилась к столу. Ее взгляд был полон боли, она едва держалась, чтобы не дать волю чувствам.

— Это началось внезапно… — продолжила колдунья. — Ты думала, что все дело в тяжелой работе. Но потом ее крик стал постоянным. Каждую ночь, каждую гребаную ночь она мучала своих детей. Ты хотела вмешаться, только так и не осмелилась. А вскоре смех превратился в один неудержимый плачь. Дети больше не покидали своей комнаты. Прекрасные времена закончились. Вечера отвоевали себе привычную обреченность, которая теперь имела еще и привкус насилия. Ты слышала каждый удар, каждый всплеск детской души, но и тогда не остановила квартирантку. До флигеля слишком высоко подниматься, а ты такая старая — разберутся сами, разве не так? Ответь, твои мысли двигались именно в этом направление?

Старуха больше не скрывала своих чувств — колдунье удалось заглянуть слишком глубоко, чтобы пробовать ускользнуть от правды.

— Все так, прозорливая, — согласилась хозяйка.

— Но и это ведь еще не все? Чуть позже ты поняла истинную причину этих криков, но тогда было уже поздно. Боль, отчаянье, пустота — они словно скисшее варенье наполнили дом, погрузив тебя в тревожное ожидание непонятно чего или кого. Ты уже приготовила себе петлю и собиралась применить ее по назначению, когда детские голоса внезапно исчезли, будто их и не было вовсе. Только тогда ты осмелилась. Отбросив все сомнения, поднялась во флигель.

— Не надо, не продолжай, — взмолилась старуха.

Но колдунью было уже не остановить. В какой-то момент мне даже показалось, что ее голосом говорит нечто жаждущее правды. Нечто, не способное молчать. Желающее открыть тайну не только разрушенного дома, но и исковерканных здесь судеб.

— Ты хорошо запомнила тот день. Обычно ты забываешь все, что случилось с тобой, уже к полудню. Но только не в этот раз. Тот день ты сохранила до самой смерти. Впрочем, и после нее воспоминания не оставили тебя в покое. Медленно, ступенька за ступенькой, ты карабкалась наверх. А когда приблизилась к двери и протянулась к ручке, тебя внезапно обуял страх. Ты в ужасе развернулась и направилась обратно. Но почему?! В очередной раз решила будто это не твое дело?

Старуху трясло как осиновый лист.

— Прекрати, — в очередной раз прохрипела она.

Но Кейтлин лишь ускорила темп.

— Ну а через пару дней ты все-таки осмелилась зайти в комнату. И все увидела своими глазами…

Рассказ колдуньи внезапно оборвался. И тогда заговорила хозяйка. Ее голос дрожал, но она нашла в себе силы продолжить:

— Это было ужасно. Никогда не думала, что Всевышний позволит мне лицезреть такое зверство. Милые детишки — за что она подвергла их этим мучениям?! За что? Мать не может… не должна совершать такое. Поругать, это да. Но не учинять над собственными отпрысками такое… — В гостиной повисла гнетущая тишина. Но это гнетущее состояние длилось недолго. Избавившись от слез, старуха продолжила: — От этих крохотных тел не осталось практически ничего. Они напоминали лоскутные куклы, которых раскроили на составные части. Все было небрежно раскидано по углам, словно мусор. Именно тогда мне пришла в голову мысль о материнском безумии. Эта молодая особа их так любила и не могла совершить такое. Кто угодно, но только не она!

Я продолжал слушать историю хозяйки и с каждым новым словом ощущал лишь опустошение. Судьба схлестнула меня с настоящим монстром во плоти. Все это время я наделся, что у ведьмы, которую я разыскиваю, обнаружится хоть какое-нибудь слабое место. Ведь она просто жертва темного времени, и мне удастся воззвать к ее благоразумию. Но я ошибся. У этой особы не осталось ничего святого. А вполне возможно, что никогда и не было.

И все-таки, мой прагматичный ум пытался зацепиться за невозможное. Рассуждая как ученый, я рассчитывал, что если мне удастся понять, каким образом ведьме первого порядка удалось обрести такую невероятную силу, то все встанет на свои места. И корень зла обязательно обнаружится где-то в недрах ордена черноколпачных. Но видимо, последовательность моих рассуждений оказалась ошибочной. Прачка попала в орден уже будучи инициированной.

Мысленно сопоставив рассказ старухи с собственными рассуждениями, я задал лишь один вопрос:

— Это вы написали донос на вашу квартирантку?

Старуха посмотрела в мою сторону, немного замешкавшись, но все же кивнула.

— С тех пор, как я последний раз побывала во флигеле, я начала за ней следить. Когда она уходит и возвращается. А потом задавала вопросы. Но она вела себя как ни в чем не бывало. Скромно улыбалась, пожимала плечами и тут же запиралась в своей комнате. Но теперь я не верила ни единому ее слову… С наступлением сумерек, когда дом погружался в тишину, нарушаемую лишь скрипом старых половиц и свистом ветра, я не смыкала глаз. Все прислушивалась, желая расслышать хоть что-нибудь важное. И конечно, в глубине души я надеялась, что мать начнет оплакивать, безутешно рыдать над своими бедными чадами. Но ничего не происходило. Долгие десять дней она сохраняла тишину, а на одиннадцатый принялась их пожирать. Не спеша, похрустывая косточками и запивая все это кровью. Почему именно кровью? Да потому что я хорошо запомнила тот ужасный хлюпающий звук. И в скором времени мне предстояло самой попробовать ее на вкус.

— Когда ее забрали, что произошло потом? — выждав, пока старуха слегка успокоится, задал я вопрос, ответ на который был мне известен.

На этот раз хранительница закрыла глаза и опустила голову. Сил плакать у нее просто не осталось.

— Она вернулась на второй день.

Эти слова заставили меня напрячься. Заметив растерянный взгляд колдуньи, я понял, что даже она не ожидала такого поворота событий.

— Как она выглядела? — спросил я.

— Она стала другой, — немного подумав, произнесла хозяйка. — В день нашего знакомства женщина представилась мне несчастной труженицей, у которой за плечами двое прекрасных крошек. А когда вновь увидел ее на пороге, то ужаснулась. Внешне она вроде бы осталась прежней. А вот внутреннее… изменилась до неузнаваемости.

Рассказ хозяйки заброшенного дома оказался весьма интересен, но меня не покидало чувство, что некая деталь все-таки выбилась из повествования. Мысленно я еще раз вспомнил все ответы. И спросил скорее наугад, чем намеренно.

— Скажите, а почему вам так тяжело было поверить, что в страданиях детей повинна их мать?

Возможно, мне просто показалось, но что-то заставило старуху отринуть от себя эту мысль. И я не ошибся. Недолго думая, она ответила не кривя душой, и ответ заставил меня поверить, что я наконец выбрался из зарослей на узкую тропку.

— Все дело в ее духовнике. Он посещал мою квартирантку практически каждый день. Вот я и решила: ну не может такая праведница взять на душу столь громадный грех.

Ее слова прервало внезапное эхо, которое, повторив последнюю фразу, исчезло меж почерневших стен. Уж не знаю, откуда оно взялось, но именно этот звук послужил своеобразным сигналом, заставив старуху мгновенно умолкнуть и больше не произнести ни слова.

Мы с Кейтлин переглянулись. И совершили роковую по своим меркам ошибку. Вместо того чтобы немного выждать, избавиться от неприятного чувства невидимого соглядатая, который неустанно следил за нашей беседой, мы начали действовать. Колдунья приблизилась к старухе и пристально вгляделась в ее глубоко посаженные глаза. Голос поводыря прозвучал как гром среди ясного неба.

— Как ей удалось привязать вас к этому месту?

Больше не было никаких слов. Хозяйка испуганно осмотрелась по сторонам и прижала указательный палец к устам.

Ярмарочные зазывалы

Ставни буквально вырвались из петельных гнезд. Резкий удар заставил меня упасть на колени и кинуться под стол, подальше от надвигающейся опасности. Со стороны это выглядело как внезапная буря, которая посетила заброшенный дом. Но я прекрасно понимал — природа этого явления совершенно иная.

Хозяйка дома продолжала спокойно стоять на месте. Выставив вперед свою костлявую руку, она просто указывала в мою сторону. А дальше, буквально за секунду, все изменилось. Кожа, включая все содержимое дряхлого тела, мгновенно слетела, словно пожухлая листва с дерева под порывом сильного ветра. Остались одни кости. Из-за спины вырвались острые крылья. Старуха расправила их и резко взмахнула руками. Только это была уже не пожилая экономка, а нечто совсем другое, похожее на огромную птицу, а точнее, на то, что от нее осталось.

Гостиная наполнилась пронзительным визгом. Я не выдержал, заткнул уши и в очередной раз пожалел, что припрятал оружие в охотничьем доме.

Взмах костяных крыльев заставил все вокруг вздыбиться и переместиться со своих мест. Мне потребовалось немало усилий, чтобы удержать столешницу и не позволить ей завалиться на бок.

— Уходи отсюда! — крикнул я колдунье. Но у нее было свое мнение на этот счет.

Рванув вверх по лестнице, она перемахнула через перила и умудрилась оседлать костяную птицу. Выгнувшись, та попыталась скинуть наездницу, но сделать это было не так-то просто. Я отчетливо видел, как Кейтлин вцепилась в зазоры между костей, успев намотать себе на руки обрывки ветхой ткани.

Хранительница закрутилась волчком, взмыла к потолку. Еще мгновение, и колдунью наверняка бы расплющило от мощного удара. Но я тоже не терял времени даром. На то, чтобы выбраться из укрытия, мне хватило пары секунд. Взбежав на последнюю лестничную ступень, я совершил похожий прыжок, с одной лишь разницей — в моей руке был зажат широкий охотничий нож.

Удар пришелся на нижнюю часть крылатого создания. Кости треснули и разлетелись на мелкие кусочки. Я кубарем покатился вниз, а Кейтлин успела схватиться за верхние балки перекрытия и слететь по изгибу печной трубы. Только если я думал, что справиться с хранительницей будет так просто, то глубоко ошибался. Птица лишь секунду кружила возле стола, а затем ее пострадавшая часть скелета воссоздалась заново — мелкие осколки притянулись, словно магнитом, и приняли первоначальный вид. И нужно было начинать все сначала.

— Кейтлин! Что дальше?

Колдунья оказалась возле окна. Кажется, у нее, в отличие от меня, был хоть какой-то призрачный план. По крайне мере, она не топталась на месте, а зачем-то пыталась опрокинуть огромный обеденный стол. Но справиться с ним в одиночку ей оказалось не по силам.

— Помоги! — взмолилась она.

Я словно очнулся. Подскочил к ней и перевернул столешницу, открыв проход на второй этаж. Но подниматься мы не спешили — противник был уже поблизости. Костяная клюка взмахнула, заставив колдунью взвыть от боли. Она выгнулась дугой, и упала на ступени. Подхватив Кейтлин, я начал упрямо карабкаться вверх.

Сражаться с хранительницей в открытую не имело никакого смысла. Внутри иллюзорного круга, к которому ее привязала создательница, она была непобедима. Бей, режь, рви на части, все одно — мертвая тварь окажется сильнее.

Кейтлин посмотрела на меня, указав на дверь, ведущую во флигель. Я все понял без слов: только там мы сможем укрыться от острых когтей. Но хранительница не собиралась отпускать нас так легко. Спланировав прямо над головой, она оставила на моем плече глубокий след. Рваная рана тут же окрасился алым. Я лишь отмахнулся, даже не пытаясь попасть лезвием по хрупким костям. Мышцы руки быстро ослабевали, и стоило поберечь силы для последнего рывка.

Подтянув к себе колдунью, я практически добрался до середины лестницы, когда птица атаковала вновь. На этот раз она вцепилась мне в плечи и принялась колоть клювом. Резко, уверенно, словно ткацкий станок. Увернуться от нескольких выпадов мне все-таки не повезло. Ладонь пронзила обжигающая боль, и по запястью потянулась очередная кровавая лента. Птица издала пронзительный клекот. Короткий миг, но я не стал медлить. Улучив момент, ударил наотмашь тыльной стороной ножа. И мне наконец повезло! Кости с треском разлетелись в стороны.

Снова подхватив Кейтлин, я устремился дальше вверх, стараясь не оборачиваться и не терять времени даром. Любая секунда могла сыграть роковую роль.

Паника гнала меня не хуже плетки. Казалось, что я бегу со всех ног, но на деле нам удалось преодолеть всего лишь пять, максимум, шесть ступеней. Колдунья пыталась помочь: отталкивалась ногами, заметно облегчая мои усилия. Но этого все равно было недостаточно. Краем уха я слышал, как осколки костей вновь занимают свои места, и кошмарная конструкция собирается воедино. Еще один вздох, возможно, два, и птица накинется на нас с новыми силами.

Боевой клич раздался уже совсем близко. Ощущая, как по лбу струятся гигантские капли пота, а тело изнывает от навалившейся боли, я все-таки совершил невозможное. Последний рывок, финальное усилие. Кейтлин вытянулась в струну, коснулась пальцами заветной ручки. Дверь почти рядом, еще чуть-чуть и мы вырвемся из проклятого помещения.

— Скорее! Эта тварь уже рядом! — обессилено прошептал я.

Ладонь обхватила ручку, потянула ее вниз. И с пустым щелчком наши надежды разлетелись на сотню осколков отчаянья. Дверь оказалась заперта. Только сейчас я позволил себе дать волю страху, обернулся, чтобы посмотреть в лицо надвигающейся опасности. Иного выбора у меня просто не было! Одной рукой я попытался заслонить собой колдунью. Надежда, что у нас получится спастись, все еще теплилась где-то глубоко в душе.

Костлявая бестия накинулась на меня и сбила с ног. Я едва успел заслонить руками лицо. В противном случае, обязательно лишился бы глаз. Клюв чиркнул по виску, и мир кувыркнулся. Мне безумно повезло, что хранительница ослабила свой напор. Впрочем, в этом была заслуга не моя, а колдуньи. Скрестив руки на груди, она быстро зашептала слова на забытом языке. Я слышал много заклинаний, ложных и не очень, но то, что долетело до моего слуха, было чем-то особенным. Кейтлин не просто произносила, она плевалась словами, словно пулями. И каждое из них поражало цель. Костяная птица вздрагивала, клекотала и ее уверенность таяла на глазах.

Когда было произнесено последнее слово, хранительница лишь жалобно повизгивала, пытаясь избавиться от невидимых скоб, что пригвоздили ее к стене. Я уставился на колдунью. Она держалась из последних сил. Бледное, словно мел, лицо, кровавые впадины возле глаз и дрожь по всему телу. Кейтлин взглянула на меня и тут же лишилась сил. Я лишь успел поймать ее в объятия.

— У тебя не так много времени, — прошептала она. Хранительница уже пыталась освободить одно крыло.

Опустив тело колдуньи аккуратно на пол, я принялся за замок. Но все было бесполезно — дверь словно срослась со стенами, став единым целым. Я навалился плечом, попытался подцепить язычок замка, но ничего не вышло. За спиной послышался нарастающий треск. Время утекало сквозь пальцы. Еще секунда, и она вновь вцепиться в меня и пронзит костяным клювом.

Удвоив усилие, я лихорадочно пытался сделать хоть что-то. Но так ничего и не добился. Только окончательно выдохся и обессиленно привалился к стене рядом с Кейтлин.

Отчаяние переполняло меня. Смахнув выступивший пот со лба, я ударил по преграде кулаком. Будучи неплохим ученым, способным адаптироваться практически к любой среде и решить самые сложные технические задачи, я не смог справиться с элементарной вещью! Что тут скажешь: когда вопрос касался колдовства, мой мозг наотрез отказывался искать хоть какую-то логическую цепочку действий. И в одну секунду я превращался в беспомощного подростка, которому требуется опытный наставник. Очередной удар отчаянья сотряс дом. Я просто дал волю эмоциям. Поднял взгляд, уставился на хранительницу. Наша скорая встреча была неизбежна. Невидимые скобы, что сдерживали костяные крылья, ослабевали с каждым новым рывком.

На моем лице появилась вымученная улыбка. Такое бывает, когда тебя загоняют в угол. Мозг отказывается от подсказок, и наступает обреченность. Ничего больше. Эмоции, боль, страх — все отступает на второй план. Вот и сейчас я оперся на руку, как внезапно ощутил на кончиках пальцев неприятное покалывание. Очень отчетливое. И почему я не заметил этого раньше? По всему периметру между косяком и краям двери тянулись длинные наросты плесени. Серо-зеленая мохнатая борозда, будто гусеничное брюхо заполняло собой узкий зазор. Схватившись за нож, я попытался избавиться от этого отвратительного грибка. Но лезвие заскребло в пустую. Нарост оказался плотнее, чем могло показаться на первый взгляд. Настоящий строительный раствор. Стало быть, действительно колдовство!

Возможно, стоило попробовать привести в чувство Кейтлин и попросить помощи у нее. Но мой пытливый ум предложил поступить иначе, выбрав единственно возможный вариант спасения. Шерстяной балахон, который я примерил на свои плечи по просьбе Патрика, пропахший ладаном и свечами, был моим единственным шансом. Ухватившись за нить, я потянул ее на себя и принялся наматывать на нож как на деревянную катушку.

— Ну давай же, быстрее! — подгонял я сам себя.

Лезвие резало нить, я подхватывал ее и продолжал сооружать шерстяной кокон. На хранительницу не отвлекался — боялся потерять даже секунду. Тогда я не знал, что выйдет из моей задумки — получится или нет. Вера — оставалось уповать только на нее.

Когда дело было закончено, я легко взмахнул ножом, который прошел сквозь преграду, оставив после себя лишь пелену едкой пыли. Получилось! Частичка намыленной одежды смогла разрушить серую печать.

В последний миг я приподнял Кейтлин за плечи и навалился плечом на дверь. Птица была уже рядом — выпустив когти, она готовы была впиться в меня, но судьба распорядилась иначе. Громкий хлопок. И тишина!

Оказавшись в безопасности, я устало прижался к прохладной стене. Снаружи раздался глухой удар. Затем послышался отчаянный вой. Хранительница проиграла! И я был уверен, она понесет заслуженную кару от своей грозной хозяйки. У детеймрака иначе не бывает. Только мне было глубоко плевать! Хотелось просто закрыть глаза и забыть обо всем. Отключиться от окружающего мира и дать воспаленному сознанию немного отдохнуть.

Какое-то время мы наслаждались тишиной. Кейтлин пришла в себя, но дышала очень тяжело. Она медленно повернула голову и насторожено огляделась. Я поднялся и доковылял до окон. Резко сорвал с них изъеденное мышами тряпье. В глаза ударил яркий свет. Слишком давно комната пребывала во мраке. Слишком давно… Мимо пробегали новые рассветы и закаты, а забытый когда-то день, наполненный ужасом и отчаяньем, продолжал храниться в этих стенах, словно паук запрятанный в банку.

Когда я сорвал занавес, все вокруг зашипело и расползлось по углам, не желая попадаться мне на глаза. Впрочем, я был уверен, что тайне, которая укрылась в этой комнате, не избежать зоркого нюха колдуньи.

— Ты как? — поинтересовался я у нее.

— Никогда не чувствовала себя лучше, — вымученно улыбнулась она.

— Ты, наверное, шутишь?

Она покачала головой:

— Ничуть. Ты даже себе не представляешь, что со мной происходит в данную минуту. Это все равно как дышать полной грудью. Спасибо тебе, что вытряхнул меня из спального мешка с листьями.

Я коротко кивнул и осмотрелся. Комната выглядела просто ужасно. Стоило запомнить все. Я внимательно обернулся кругом, стараясь не упустить ни одной детали. Кровавые следы на стене и потолке, осколки битого стекла под ногами, рваные куски детской одежды, но главное, запах. Он неустанно преследовал меня, с тех самых пор как я покинул лагерь северян. И теперь навестил снова.

В горле встал неприятный ком. Нечто невообразимое: паленая шерсть, гниющее мясо и куриный помет. Список можно было продолжать до бесконечности, и все равно он не отразил бы и десятой доли ужасного микса, что вобрало в себя это отвратительное место. Здесь все еще витала старуха с дудкой, зовущая в долину пустоты!

Я вздрогнул, нашел взглядом колдунью. Хотелось верить, что я ошибаюсь, и все это лишь злая уловка, которую сможет распознать ее совершенный нюх. Но надежды разрушились ровно тогда, как наши взгляды встретились. Кейтлин изменилась в лице: виски окутала паутина морщин, глаза наполнились белизной, и я почувствовал наполнившую ее печаль. Хотя я бы назвал это состояние обреченностью. Поводырь уставилась в одну точку, медленно втягивала воздух, задерживала его в себе, вздрагивала и, замерев на какое-то время, не выдыхала. Потом все повторялось. Но с каждым разом дрожь становилась только сильнее.

Я осторожно приблизился к ней. Присел рядом, прислушался. Кейтлин немного помедлила, а потом начала дышать часто-часто. С каждым выдохом наружу вырывался морозный воздух. И не только он. Я отчетливо расслышал детские голоса. Тонкие, словно ледяные нити. Переплетаясь в одно жалобное попискивание, они молили нас, каждый о своем.

Колдунья едва успевала делать вдох. Голоса множились. Их были сотни, а возможно даже тысячи. Но самое удивительное, что они становились все громче. Мне даже удалось разобрать несколько слов. Они просто хотели покинуть это кошмарное место.

По стенам потянулась ледяная корка, мохнатые щупальца холода. А Кейтлин, застыв в самом эпицентре, продолжала связывать наш мир с прошлым, где томились детские воспоминания.

Серебряная пелена стремительно пожирала мрачное убранство комнаты. Я схватил колдунью за руку и ощутил, как невидимая игла пронзила меня от запястья до плеча. Отстранился. Нужно найти другой способ, чтобы вывести ее из оцепенения, разорвав эту губительную связь.

Идеи сменяли одна другую, но ничего стоящего на ум не шло. Возможно, стоило действовать от противного. Создать некий эффект вспышки. Неважно какой — звуковой или визуальный. Главное, чтобы Кейтлин удалось его почувствовать, ощутить и использовать в качестве путеводного маяка. Но ничего подходящего вокруг не нашлось. В отчаянье я схватил драную простыню, дернул за нее, обрушив гору пыльной рухляди. И замер, во второй раз осененный внезапной идеей.

Самодельный костер разгорелся довольно быстро. Выбившаяся из-под ладоней искра резко выросла до размеров огненной поляны. Заполыхало по-взрослому, так словно я натаскал сухих веток, добавив хорошую порции поленьев-горючки. Ледяная корка, словно почувствовав чуждую стихию, остановила свое наступление. На смену огненному треску пришел недовольный хруст. Неровная граница вздыбилась, стала быстро покрываться пузырями, которые принялись лопаться, разбрызгивая чернильные капли.

А вот теперь действительно стоило убираться из этого проклятого места. Оказавшись возле колдуньи, я изо всех сил сотряс ее плечи. Но Кейтлин и не думала возвращаться в реальный мир. Напротив, ее дыхание участилось. Запрокинув голову, она внезапно замотала головой, повторяя одну и ту же фразу. Она просила прекратить мучения! Прекратить раз и навсегда. Правда было непонятно, к кому направлено ее обращение — ко мне или неведомой силе, что удерживает ее за гранью бытия.

Тем временем пожар разгорался все ярче. На нас полыхнуло жаром. Я обернулся. От ледяного покрывала не осталось и следа — только отвратительная смоляная пленка покрывала стены и потолок комнаты. Вместе со старым хламом сгорали все воспоминания, а заодно боль и отчаянье, которые пропитали здешнее убранство.

Я попытался поднять Кейтлин или хотя бы сдвинуть ее с места. Но она будто вросла в дощатый пол. Оставалось только раскачивать хрупкое тело из стороны в сторону, надеясь на чудо.

Внезапно я ощутил, как меня лизнули языки пламени. Тыльная сторона мгновенно пошла волдырями. Последний тревожный звонок — еще минута и пламя отрежет нас от окон, единственного пути для спасения.

— Пустые звезды! Да очнись ты, наконец! — в отчаянье проорал я.

Еще недавно мой выбор был прост и очевиден. Я бы и пальцем не пошевелил ради спасения марковотродья. Но сейчас что-то изменилось. Я произнес имя Кейтлин вслух, и в один миг она превратилась в живое существо, которое требует помощи и сострадания. Вначале я отгонял от себя подобные мысли, но, как выяснилось, напрасно. Позволив колдунье открыться передо мной, я сам лишился всех защитных доспехов, сплетенных из банального равнодушия. Если бы у меня было достаточно времени, с удовольствием поразмыслил бы на эту тему, но, к счастью, сейчас стоило думать о спасении собственной паленой шкуры.

Огненная капля сорвалась с потолка и угодила на плечо колдуньи. Та перестала дышать, нахмурилась, повела носом. Задумчиво, напряженно, как бывало прежде. Стало быть, все дело в огне! Недолго думая, я подпрыгнул, зацепился за обугленную балку и осыпал на голову Кейтлин пепельный дождь. Ее нос заходил ходуном, а потом она отклонилась назад и чихнула изо всех сил. И через секунду сделал это снова.

Отряхнув испачканные в золе руки, я отступил на шаг. Мир вокруг замер. В висках безумно пульсировало, но я продолжал ждать. Несмотря ни на какие опасности. Удушающий воздух и испепеляющий жар тоже были ни в счет.

Кейтлин подняла веки, и уставившийся в меня взгляд заставил ужаснуться. Наполненный слезами, отчаяньем, пустотой и еще бог знает чем. Не хотел бы я оказаться на ее месте.

— Нам пора уходить, — спокойно сказал я.

Моя одежда дымилась, кожа натянулась, словно на барабане. Мне стоило невероятных усилий сохранять самообладание.

— Я устала и больше не хочу находиться в этом месте, — спокойно произнесла колдунья, чужим, не знакомым голосом. Затем она протянула мне руку.

Я не стал возражать. Прошлое должно оставаться в прошлом, а у нас впереди было еще слишком много дел.

Мы продрались сквозь толпу зевак и быстро скрылись в ближайшей подворотне. Сделали добрую сотню шагов и остановились возле крохотного фонтанчика. Металлический куб с коротким краном — еще одно веянье науки, которое внедрили перегрины при помощи неугомонных сынов науки.

Я уже собирался было смыть с себя недавнее напряжение, когда заметил болтавшуюся перед лицом игрушку. Деревянная поделка — четырехрукая чургана, без головы, но зато с глазами на животе. Обычные треугольные вырезы, едва заметные, совсем не то что уродский кривой оскал. Я осторожно коснулся шершавой поверхности куклы, немного подумал, а потом резко сорвал ее и спрятал за пазуху. Набрал в ладонь воды и окунулся в освежающую прохладу. Выпрямив спину, я с удивлением уставился на свои руки. На пальцах висели настоящие шматки кожи. Колдовство моей помощницы оказалось не таким уж долговечным. Впрочем, я рассчитывал лишиться своей маски гораздо раньше.

В плечо толкнули. Я резко обернулся. В такие моменты начинаешь подозревать, что злой рок все же кружит над этим миром, дергая за нитки своих непокорных марионеток. Передо мной стоял Грег — молодой перегрин из второго блока истористики средневековья. Возрастом не старше Неры, разве что юношеский максимализм более ярко выражен, чем у иных представителей Сферы. Схватившись за приклад винчестера, он собирался наставить на меня ствол, а только потом звать на помощь. Не успел.

Опыт взял вверх над самонадеянностью. Перехватив его руку, я ударил коленом, оттолкнул в сторону, прямо в руки ярморочных зазывал. Уж не знаю откуда они здесь взялись, но поблагодарить судьбу мне однозначно придется. Двое скоморохов на ходулях накинули на перегрина мешок и ловко спеленали, передав его в руки своим помощникам. Все произошло настолько стремительно, что мне показалось, будто смотрю отрепетированное представление. Но я ошибся. Сняв маскарадный колпак, накладной клюв и глаза, один из зазывал ловко соскочил с ходуль, приблизился ко мне и уверенно заявил:

— Если желайте узнать правду, следуйте за мной. Оставаться здесь слишком опасно.

Дрожащей рукой он попытался стереть с лица въевшийся грим. Но вместо этого лишь размазал его еще сильнее. Тяжело вздохнул и замер в ожидании моего решения.

Мне бы стоило отнестись к этому предложению с опаской, однако я решил рискнуть. Тем более что безумно хотелось заполучить в свои ряды еще одного союзника.

Исповедь зверя

Свет пузатых церковных свечей озарил крохотный подвал с арочными потолками. Скоморох указал на скамью, предлагая присесть. Его помощники быстро организовали скромный стол. Было очевидно, что с нами делились практически последним. Я довольствовался черствым куском и похлебкой из репы. Кейтлин ухватила пучок редиски, но есть его не стала.

Скоморох осторожно выглянул в узкую щель окна, которое открывало вид на тихую улочку. Не обнаружив ничего подозрительного, начал разговор.

— Мы не думали, что вы осмелитесь сунуться в самое пекло, — тихо произнес он.

— Вы — это кто? — незамедлительно поинтересовался я.

Собеседник бросил на меня косой взгляд и покачал головой.

— Знаете, удивительное дело, но о названии мы как-то не подумали. Цели, планы, пути их осуществления — вот над этим размышляли довольно долго. А выдумать громкое слово, которое олицетворяло бы нас… мы время не нашли. Да и какой в этом смысл. Если мы не справимся, или Всевышний отвернется от нас, что толку в громком имени? Оно просто растворится в небытие будущего краха.

Подобные рассуждения говорили лишь об одном — скоморох тянет время, и любой вопрос, который мы зададим ему раньше времени, он превратит в бесконечное разглагольствование.

— Мы кого-то ждем? — внезапно поинтересовалась Кейтлин. По сути, она лишь озвучила мои мысли.

— Ждем? — насторожился скоморох. — Нет, что вы… Хотя, пожалуй, вы правы. Не стоит ходить вокруг да около. Так будет гораздо легче. Нам нужно ваше оружие, муренмук. Ваше небесное оружие, чтобы покарать одного плохого человека. А если вы нам не поможете, то случится беда. Огромная беда, которая затронет все подданства разом, от зимних пиков до песчаных заводей. Вы не ослышались: я еще довольно скромно описал масштабы бедствия. Впрочем, решать вам. Легенды никогда не врут, а лишь утаивают часть правды. Мы понимаем, что страннику, вырвавшемуся из недр звезд, не до наших земных проблем. Но я призываю вас — прислушайтесь к моим словам. Только вашим священным огнем можно искоренить мраковуплоть.

— И о ком же идет речь? — дослушав до конца пламенную речь скомороха, уточнил я.

— Его высокопреосвященство Гардиуш Блан, — нисколько не смущаясь, собеседник озвучил имя и замолчал. Видимо хотел, чтобы мы переварили обрушившуюся на нас информацию.

Опустив голову, я растеряно почесал затылок.

— Стало быть, кардинал.

Что-то уж слишком часто персона Гардиуша стала попадаться на моем пути. Или все же это обычная случайность? Но рассуждать об этом, все равно что гадать на кофейной гуще. С другой стороны, кардинал все больше напоминал страхиль из табакерки, который привык появляться в самое неподходящее время. Но одно дело случайные встречи и совсем другое — сравнение с мраковымотродьем.

— Позвольте мне кое-что вам продемонстрировать, — заметив мое замешательство, предложил скоморох. — Тогда, возможно, картина станет для вас более ясной.

— Почему бы нет, — кивнул я без всяких возражений.

Скоморох кашлянул в кулак, а затем хлопнул в ладоши. Из-за тяжелой кованой двери послышались быстрые шаги. Протяжно лязгнул засов, и в комнату ввели невысокого пузатого человека, на ногах и руках которого позвякивали тяжелые кандалы. Судя по громоздким путам, он был весьма опасен. Хотя, если отталкиваться от внешности, ничего особенного — обычный мастеровой.

Пленник вел себя спокойно. Присел на скамью, выставил вперед короткие толстенькие ручки и настороженно повел ухом. Его глаза были скрыты плотной повязкой.

— Расскажите о себе, Барлу, — попросил скоморох.

— Рассказать? — удивился пленник. — Ах, ну да, конечно, рассказать… рассказать. Вы же меня предупреждали, что перед тем как пройти очищение, необходимо поделиться с вами определенными сведеньями….

— Именно так.

— Хорошо-хорошо, мне нечего скрывать от вас. Вот уж никогда не думал, что вляпаюсь в такую историю. И ведь каждое воскресенье на службе штаны просиживал, так-так. Свечки зажигал во славу целыми пучками, а тут такое, святые угодники.

— Барлу… — напомнил о себе скоморох.

— Ох, простите-простите, заболтался. Знаете, когда слишком долго не говоришь с людьми, потом тебя словно не остановить. Ой, кажется я опять за свое. Спрашивайте, отвечу на все ваши вопросы.

— Давайте с самого начала.

Пленник быстро закивал.

— Конечно-конечно. Только обещайте, что мои слова не покинут этих стен.

Скоморох не ответил. Но Барлу расценил молчание как согласие.

— Знаете, он мне сразу не понравился. Когда появился на моем пороге и начал рассуждать о нашем грешном-грешном мире. Я конечно пригласил его в дом, позаботился о подати. Но я и помыслить не мог, что в тот день пускаю в дом зло. Ну а на следующий день он появился снова. Правда на этот раз мне не нужно было раскрывать перед ним двери. Я просто открыл глаза, а он уже сидел напротив.

— Он о чем-то тебя спрашивал? — уточнил скоморох.

— Нет, — быстро замотал головой пленник. — Не спрашивал, но теперь его голос звучал повсюду. И даже если его не было рядом, голос продолжал шуровать в моей голове. Он говорил, говорил, говорил… Сначала я с ним соглашался, осеняя себя знаком Всевышнего, а потом вдруг стало не по себе. Мне показалось, что все это привиделось, и я нахожусь на грани безумия…

— Безумия? — скоморох только изобразил удивление.

Я был уверен: эту историю он слышит уже не первый раз. И эта ярко выраженная эмоция, застывшая на его лице, предназначается исключительно для нас.

Пленник не ответил. Закрутив головой, он потянулся к повязке, но рука одного из помощников мгновенно остановила его.

— Так в чем же безумие, Барлу? Ответь, — продолжил скоморох.

— Ах, да, безумие, — словно спохватился пленник. — Слова-слова, одни слова. В его языке, именно там и крылось зло. Вы только представьте, он был везде. Ночью — среди мрака, в предрассветный час — на лужайке, даже возле отхожего места крылся его монотонный шепот.

— Он тебя к чему-то склонял?

— Склонял? Ну что вы! Упаси Всевышний. Он скорее вразумлял меня. Рассказывал о силе веры и ужасах мракобесия. А потом я начал понимать, что обронил время.

— Обронил время? — снова удивился скоморох.

— Минуты-минуты, часы, — отрешенно прошептал пленник. — Это как с монетой, когда штаны прохудились. Ты шасть, а ее и нету.

— Поясни, что ты имеешь в виду?

— Время, конечно, я говорю именно о нем, — быстро сориентировался Барлу. — Я же объясняю: вроде как проснулся, потянулся, а на дворе уже полдень. Зевнул, собрался, глянул в окно, а там солнце к закату. Вот такие вот дела-дела, братцы.

Я вопросительно уставился на скомороха, до конца не понимая, зачем он устроил это представление.

— А теперь расскажи самое интересно, Барлу. Не стесняйся — тут все свои.

— Свои? Разве нас тут не двое? — удивился пленник и повел носом, жадно втягивая затхлый воздух. — Погодите-погодите. Еще немного. — Внезапно его перст указал на Кейтлин. — Какой обман! Это она то своя?! Мраки-страхи, мать ее к матери! Да где это видано, чтобы помазанник с мракошлюхой восседал за одним столом?!

— А ты сам-то кто? — внезапно окрысилась Кейтлин. — Пустышка, раскрывшая хлебало для скверны!

Пленник зарычал и ударил кулаком по столешнице.

— Нет, я не такой! Слышите?! Не такой!

В подвале воцарилось молчание — вязкое, напряженное, способное оборваться в любой момент. Но гнев Барлу внезапно сошел на нет. Он опустил голову и устало покивал, словно вытрясая из себя последние остатки злобы, а затем заговорил совсем другим тоном.

— Расскажи-расскажи, господа хорошие, — тяжело вздохнул. — Пустобрехство все это. Коли позволите, так я лучше покажу вам, как оно на самом деле меня под себя подмяло. Так-то вам легче будет смекнуть что к чему.

Я заметил напряженный взгляд колдуньи. Всем своим видом она протестовала против этой демонстрации, но было поздно — скоморох уже принял свое решение.

— Снимите с него кандалы, — скомандовал он.

Скрипучий ключ щелкнул в замке, освобождая пленника. Барлу не стал потирать кровавые натертости на руках, а сразу приступил к делу. Слегка приподняв повязку, он взглянул на присутствующих злобным ярко-желтым глазом. Горизонтальный зрачок сузился, вытянувшись в линию. Он внимательно изучил меня, потом колдунью. Слегка коснулся скомороха и уставился в потолок.

— Начинай, — раздался требовательный голос.

Пленник вздрогнул, поморщился и как примерный ученик положил руки перед собой на столешницу. Сначала ничего не происходило. Он просто сидел и мерно дышал. Тихо, осторожно, словно делал это впервые в жизни. А потом что-то изменилось. Внезапно в нем будто случился какой-то сбой, щелчок, как это бывает у испорченного механизма. Барлу затрясся, стиснув зубы до противного скрипа. Руки его сжались в кулаки, а ногти впились в кожу. Было видно, какую страшную боль испытывает этот бедолага. Но хватило его ненадолго. Буквально через минуту он запрокинул голову, и из его рта вырвался протяжный стон, сопряженный с неким животным рыком. Почти как у мрачных проводников. С одной лишь разницей — он не был слугой ведьмы. Но и назвать его человеком было уже слишком поздно.

— Прекратите! Чего вы добиваетесь?! — первой не выдержала ведьма.

Только прекращать это безумие никто не собирался. Скоморох предусмотрительно отошел в сторону и, скрестив руки на груди, не без интереса наблюдал за происходящим. Тем временем Барлу уже был не в состоянии себя контролировать. Его пальцы буквально вгрызлись в столешницу. Он сделал резкое движение, оставив за собой глубокую кровавую борозду.

— Я не хочу, — из последних сил застонал он, но было уже поздно. Некая сила окончательно поглотила его, не оставив шанса на спасение.

Окончательно сорвав повязку, Барлу зло покосился на колдунью. Теперь это был не человек. Кто угодно, перевертыш, оборотень, но только не человек. Лицо его переломилось и сейчас больше напоминало треснувший сосуд. Глубокие трещины морщин проступили из-за сломанных костей. Вытянувшая морда обернулась к Кейтлин и жадно облизнулась. Мне стало не по себе. Однако пугало не зрелище, а скорее осознание, что зло, с которым так долго и мучительно боролся этот мир, выжило, обретя новую форму.

Обхватив рукоять ножа, единственное оружие, которое еще грело ладонь, я приготовился атаковать. Пленник заметил мою реакцию и прищурился, одарил хищным взглядом.

— Не стоит этого делать, муренмук, — предупредил меня скоморох.

— Предлагаешь просто сидеть и ждать?

— Предлагаю всего лишь насладиться зрелищем, — улыбнулся он. — Поверьте, это весьма увлекательно…

Но меня насторожила его слепая уверенность. А в следующую секунду опасения подтвердились. Пленник принялся действовать решительно, и стало понятно — шутить он не намерен. Вскочив с места, он резко запрыгнул на столешницу. Застыл на корточках, обвел нас полным призрения взглядом. Я видел, как Кейтлин обхватила свой пояс, в том самом месте где виднелся ряд узелков, и начала читать какое-то заклинание. Охрана возле дверей извлекла из ножен мечи. Скоморох же равнодушно следил за всеми нами.

— По-моему, достаточно! — взмолилась колдунья.

— Еще немного, — раздался скупой ответ.

Набычившись, словно молодой бычок, пленник недовольно фыркнул. Превращение завершилось — теперь он походил на дикого зверя с двумя парами внешних и внутренних клыков и густой шерстью. Но главным были глаза. Казалось, они вобрали в себя всю ненависть этого грешного мира.

— Граааххх, — прохрипел зверь. И от этого голоса стало не по себе, словно тебя коснулась длань неминуемой гибели.

Я ощутил нервную дрожь. Хотелось верить, что скоморох контролирует ситуацию, но с каждой секундой вера стремительно угасала. В отличие от тех оборотней, на которые устраивали безумные охоты и кровавые расправы противоборцы, этот не чувствовал себя жертвой. Зверь — это слово вбирало в себя лишь животные инстинкты. Но в данном случае этим дело не ограничивалось. В опасном взгляде угадывался разум, тонкий холоднокровный расчет, способный не бежать от более грозного противника, а суметь противостоять ему.

— Вы уверены, что он не нападет? — с придыханием спросила колдунья.

— Я этого не говорил, — уклончиво ответил скоморох.

Мне показалось, или он действительно стал более сосредоточенным?

Зверь продолжал рычать. Настороженно и, в тоже время, демонстрируя свое превосходство. Затем, сгруппировавшись, он начал медленно вытягивать шею. Страх перерос в ужас. Оборотень готовился к прыжку.

— Теперь вы поняли, о чем я говорю? — поинтересовался скоморох.

— Да поняли, поняли, — нервно затараторила Кейтлин. — Может быть, теперь приструните эту тварь?!

— Как скажете.

Приблизившись к зверю, скоморох извлек из широкого рукава тонкую нить с деревянными крепежами на концах.

— Сейчас мы его спеленаем, не переживайте, — заявил он.

Я не стал мешать и отступил на шаг. Кейтлин повторила мое движение. Зверь терпеливо ждал. Видимо, эта демонстрация была для него не впервой, и пленение, которое следовало за недолгим освобождением, тоже перешло в ранг привычных. Я слегка расслабился, а зря.

На этот раз все вышло иначе. И хотя скоморох действовал довольно умело, он так и не смог обуздать своего подопечного. Вырвавшись из захвата, зверь внезапно совершил невероятный кульбит и оказался за спиной зазывалы. Я заметил, как яркий ярморочный наряд мгновенно окрасился кровью. Непонимающий взгляд заскользил по кругу. Схватившись за рану, скоморох застонал и медленно повалился на пол. В этот момент зверь уже накинулся на охранников.

— Бежим! — крикнул я, схватив Кейтлин за руку.

Занятый расправой над своими пленителями, зверь позволил нам выскользнуть из каменной клетки. Мы выбежали в коридор и закружили по узким проходам. Навстречу нам попадались удивленные лица, в основном из числа уличных артистов: костюмеры, гримеры, да и обычный прохожий люд. Я старался их предупредить, но они лишь шарахались в стороны, вытаращив подведенные сурьмой глаза.

Выскочив во внутренний двор, я едва не разразился ругательством. Мы оказались в западне. Кругом были высокие стены, никаких ворот, дверей или на худой конец окон.

— Нам сюда, — внезапно крикнула Кейтлин.

Я только кивнул, и кинулся к винтовой лестнице. Уже через минуту мы выбрались на крышу. За спиной еще слышались встревоженные крики и отчаянный рев. Зверь стремился как можно быстрее выбраться из опостылевшего подвала.

Лишь на противоположной крыше я позволил себе перевести дыхание. Нас окутал размеренный городской гул, словно и не было этого грозного и жадного чавканья. Мы не спеша спустились вниз. Немноголюдная улица встретила нас треском повозок и отдаленными криками зазывал.

— Я хотела тебе сказать… — начала было Кейтлин, но я тут же остановил ее.

— Сейчас не время, давай отложим все обсуждения на потом.

— Да ты не понял. Этот запах… Он повсюду.

— Тихо! — цыкнул я и быстро огляделся.

Еще секунду назад нас окружали люди, и вдруг все стихло, будто мы очутились в Поросших чащобах, куда люди позабыли дорогу еще во времена первых наместников.

— Это он, — одними губами прошептала колдунья.

Зря я лелеял надежду, что зверь оставит нас в покое. Теперь, посреди пустой улочки, в окружении заколоченных домов, мы были у него как на ладони.

— Нехорошо, — протянул я.

Кейтлин ничего не ответила. Но и без слов было понятно, что она согласна со мной.

— Есть идеи? — поинтересовался я, особо не рассчитывая на ее поддержку.

— Если бы я знала, с чем мы столкнулись, то возможно…

— Остается действовать на удачу.

— Ты перегрин, тебе виднее, — отшутилась она.

Выбрав самый центр пыльного проулка, я внимательно осмотрел низкие крыши. Откуда бы он не напал, у нас хотя бы будут одинаковые шансы. В подобной охоте важна каждая секунда, и полагаться на слепой случай бессмысленно. Хотелось верить в лучшее, но болезненные воспоминания обожгли спину. В том самом месте, где уже долгие годы находились первые отметены этого жестокого мира. Планета, которую мы выбрали себе для переселения, вдалбливала знания по-своему — жестоко и неотвратимо.

Никогда не забуду ту роковую охоту. Оборотень был всего один, а нас сотни, может быть, даже тысячи. Эйфория охоты и явного превосходства, именно она гнала меня вперед, вынуждая не обращать внимание на предупреждение старшего.

Загнав чудище в извилистую лощину, я оторвался от группы и рванул на противоположную сторону. Мне хотелось не просто привести его в ловушку, а самолично скрутить лапы. Доказать не столько себе, сколько всем окружающим, что перегрины чего-то да стоят.

Оставив оружие в лагере, я был вооружен лишь огромным охотничьим ножом. Как местные охотники, что способны кулаком свалить медведя с ног.

Я притаился и жаждал триумфа. А получил первый урок, который преподнес мне жестокий мир средневековья.

Тогда мне удалось выжить. Но гораздо важнее был вывод, который я вынес из этой безумной схватки. Оказывается, загнанный человек куда опаснее зверя, загнанного в угол. Страх, гнев и отчаянье — вот тот волшебный эликсир, что придал моему противнику сил. Боль, ужас и отчаянье — таким был залог моего успеха. Но тогда оборотень действовал по наитию, и в том было его слабое место. А у существа, которое вышло на тропу войны сейчас, таких мест просто не существовало. Оно нацелилось на убийство, а стало быть, наши шансы выжить были слишком малы. Настолько малы, что было глупо даже уповать на надежду в благостный исход.

Впрочем, и я за эти годы сильно изменился. И теперь мне предстояло доказать, в первую очередь самому себе, что жестокий мир воспитал из меня достойного рыцаря пыльных дорог.

Лезвием я начертил круг и разделил его на восемь равных половин. Затем воткнул в середину нож, но перед этим сделал одну маленькую уловку. Вокруг оружия появился еще один, совсем крохотный, круг из серебряной стружки. Самодельный компас вышел на загляденье: ровный, с правильным положением лезвия по отношению к сторонам света.

— Ну давай, голубчик, идти сюда, — процедил я сквозь зубы.

Тишина откликнулась прерывистым шуршанием. Попрятавшись в сточные канавы и отхожие ямы, жители здешних трущоб не спешили забираться поглубже в укрытие. Любопытство тянуло их наружу, как червей во время дождя.

— Он где-то рядом, — подсказала мне Кейтлин.

Я поблагодарил ее коротким кивком. В моей руке уже поблескивал кусок железного стекла. Именно с него я счистил стружку, и именно им я собирался расправиться с очередным исчадием мрака.

Компас оставался недвижим. Не сводя глаз с крыш, я приблизил ботинок к центру круга. Если лезвие отклонится в сторону — я это почувствую.

— Ну давай, давай…

Мои нервы рвались в клочья. Ожидание битвы, страшнее самой битвы. Раньше я бы поспорил с этим утверждением, но теперь мой разум уловил истинный смысл этих слов… Я понимал — осталось немного. Какая-то жалкая доля секунды, и зверь обязательно атакует.

В висках творится нечто невообразимое. Пульсирует так, что хоть волком вой. Но я стараюсь держать себя в руках, правда получается не очень. Руки предательски дрожат, и как бы ты ни старался что-то исправить, ничего не выходит. Наверное, все дело во мне. Хочется верить, что получится, но убедить себя в этом невероятно сложно.

Я закрываю глаза, беру паузу. Стараюсь успокоиться и вернуть контроль над телом. Слишком сильное волнение мне ни к чему.

Не знаю, сколько проходит времени — секунда или минута, но главное, получается немного исправить положение. Мандраж стихает, тело отзывается напряженной болью.

Удивительно, но за это время зверь так и не проявил себя. А ведь мог застать врасплох. Ну ничего, значит судьба благоволит мне!

Я вновь осматриваю крыши, заостряю внимание на каждой мелочи. Выступы, зазоры, дымоходы… Вроде ничего подозрительного. Стоп, а это что? Привычные очертания все также неподвижны, но я все-таки замечаю едва уловимое движение. Зверь жив, а значит, должен перемещаться. Только камни хранят вековой покой.

Я делаю вид, что отвожу взгляд, но на самом деле продолжаю следить за тем местом, где произошло шевеление. На город опускается сумрак, но я не замечаю его. Серые очертания становятся размытыми, и зверь осмеливается продвинуться чуть ближе. Замечательно — а то я уже заждался.

Он осторожен — прекрасный охотник. Такие навыки не передаются с глотком мрака, тут дело в другом. В прошлой жизни он наверняка был егерем или истреблял шатунов. Вот уже где точно необходима стальная выдержка.

Зверь медленно продвигается вперед. Он даже не скользит, а исчезает и появляется в новом месте будто на ленте слайдшоу. Вечерняя пелена медленно опускается на город. В такт ей движется и охотник. По телу вновь пробегает волна страха, но на этот раз я способен ее удержать.

Ну же, давай! Чего ты медлишь! — мысленно подгоняю я зверя. Мне хочется поскорее окунуться в водоворот схватки, пускай даже она продлится всего пару бесконечных секунд.

Зверь застывает от меня всего в десяти шагах. Но нападать первым не имеет никакого смысла. Какие бы усилия я не предпринял, он все равно окажется быстрее. Поэтому придется исполнять роль второго плана. Пускай сначала он покажет, на что способен, а уж дальше поглядим.

Боковым зрением я замечаю колдунью. Ее лицо, словно вымоченное в белом иле полотно. Напряжение сделало из нее статую, которая и рада бы изменить положение, да только ноги давно вросли в постамент. В чем дело? Неужели не верит в меня? Впрочем, ничего удивительного, я ведь и сам в себя не верю. Из всех козырей, есть лишь безумное желание выжить, чтобы наконец завершить свой последний рейд на этой поганой планете.

Вдох, выдох, снова вдох. Томительное ожидание затянулось. Я обрываю дыхание, крепче сжимаю в руке огрызок оружия. Для везения достаточно одного удачно выпада. Но успею ли я его совершить?.. Мои мысли разлетаются в щепки, потому что зверь больше не намерен ждать. Он атакует стремительно, не дав мне возможности опомниться. Хотя, разве я ожидал чего-то другого?

Каким-то чудом мне удается увернуться от его резкого прыжка. Кувырок. Оставшись в стороне, я успеваю встать на ноги. Итог неутешителен: у меня распорот бок, а зверь — целехонек. Сориентироваться нет времени. Опять прыжок, уход в сторону. Взмах когтистой лапы — брызги крови. Царапины не глубокие, но я ощущаю внезапный упадок сил. А мой противник, наоборот, упивается удачной охотной. Рука дрожит, но я удерживаю стекло. Возможно, я питаю напрасные надежды, и оно мне уже не поможет, но упрямство великая вещь.

Каждый новый прыжок дается мне все тяжелее. Я прекрасно понимаю, что долго не продержусь. Но изменить перевес не в состоянии. Экономить силы больше не имеет смысла. Либо пан, либо пропал. Я собираюсь, набираю в грудь побольше воздуха. Звучит мой боевой клич. На самом деле, обычный крик отчаянья. Но пусть его назовут вихрем далеких звезд! А дальше все происходит как во сне. Очередной выпад зверя оборачивается для него неудачей. Яркая белая лента разрывает тьму и опутывает лапу. Следом еще три спасительных ярких росчерка. Зверь обездвижен.

Я разжимаю дрожащую руку — мое оружие выпадает на землю. Обессиленно падаю, там, где стоял. Мой отрешенный взгляд скользит по безлюдной улице. К нам приближаются скоморохи. Они одеты в яркие одежды, на лицах маски с острыми ушами и изогнутыми носами. Образы уродских чудовищ. Но что ни говори, а за ужасными одеждами скрыты добрые сердца.

— Ты как? — Кейтлин приближается ко мне и кладет руку на плечо.

Никогда не думал, что получу такие эмоции от прикосновения колдуньи.

— Все нормально. — Я не говорю, а просто киваю. На большее у меня просто не хватает сил.

Скоморохи с легкостью расправляются с плененным зверем. Довольно цинично, словно мясники, разделывающие тушу. Кривой нож касается горла. Возможно мне просто кажется, но теперь чудовище больше напоминает человека. В его глазах мольба о помощи. Только твердая рука одного из скоморохов совершает короткое движение, несмотря на слезливые уговоры. Голова зверя беспомощно откидывается назад.

Теперь настает наш черед. Двое ряженых окружают Кейтлин, берут ее под руки. У меня нет сил сопротивляться. Третий склоняется надо мной и протягивает руку. Помогает встать. И спокойно произносит:

— Наша беседа не окончена, муренмук.

Я молча соглашаюсь, теряясь в догадках, зачем понадобился этим ловким парням.

Старые и новые боги

Я узнал ее сразу: хотя за годы проведенные на этой гадкой планете она сильно изменилась. Старость уже опутала ее своей липкой паутиной морщин и неумолимо тянула к своей конечной точке. Зато блеск в глазах сохранился. Такой же как прежде, задорный и полный решимости.

— Привет, Агата, — мне так и не удалось скрыть возникшую улыбку. — Не ожидал увидеть тебя здесь…

— Вот как? А я считала, что одним из первых инициировал мое отречение.

Она был абсолютно права. Когда Агата — ведущий специалист историки, — отказалась завершить свой последний рейд, я обратился в совет с предложение активировать «саранчу» раньше того как наступит время возврата. Тогда мне казалось, что это единственно верный способ остановить неукротимый нрав этой женщины. Меня единодушно поддержал практически весь Сферальный приорат. Лишь десять голосов против — капля в море.

Приговор привели в исполнение ровно на вторые земные сутки. Импульс был направлен на планету и получил положительный сигнал в ответ.

Агата должна была умереть еще тридцать лет назад. Но вот она стоит передо мной, жива и здорова. И откровенно радуется, что обвела всех вокруг пальца.

Рука коснулась шрама на затылке. Он практически зажил, но неприятное ощущение и ноющая боль еще напоминали о себе.

— Избавился от поводка? — спросила Агата.

— Ни я первый.

Она загадочно улыбнулась.

— Вот уж не думала, что в отношении себя самого ты не будешь столь принципиален…

— Как видишь, иногда принципы не стоят и выеденного яйца. — Я устало развел руками.

— Вижу, перегрин, вижу, — кивнула она. — Но в твоем случае все гораздо хуже. Ладно Сфера и ее вечный контроль. Но как ты умудрился связаться мраковымотродьем?..

Я покосился на Кейтлин — та молчала даже не собираясь вступать в наш спор.

— Знаешь, Агата. Как мне кажется, все дело в неправильном мнение. Мы крупно просчитались возведя здешних жителей в ранг святых.

— Вот как? — она изобразила на лице искреннее удивление.

— Только не отпирайся, будто ты об этом не знала?

— Я? Не знала? — она хитро прищурила глаз. — Да проснись ты наконец, перегрин. Я поняла это гораздо раньше всех вас. Но к сожалению прагматичный подход сферальных зануд сделал вас кучку недальновидных приматов! Но я пыталась… Донести до вас истину, достучаться до засохших мозгов. Но увы, вы были слишком заняты чтобы внимать голосу разума. Конечно, ведь так же проще. Приорат просто сделал меня крайней. И вопрос с занудной ученой, которая терроризирует всех и вся, решился сам собой. Ну что ж, вот и по делом всем вам! А я знаешь ли — не в обиде. Отняв у меня Сферу вы дали мне гораздо больше. Вы открыли для меня целый новый мир.

Нахмурившись, я продолжил слушать:

— Старые боги! Великие вершители судеб! Совершенные существа сошедшие с небес! Глупцы, вот вы кто, — Агата понизила голос. Я ощущал как обида сделав виток взорвала ее изнутри с новой силой. — Возможно ты пока этого еще не осознал: но вы проиграли битву за эту планету. Так что смирись с новой реальностью и наслаждайся неминуемым концом нашего подвисшего среди звезд мира!

Мне оставалось только недовольно фыркнуть:

— Да плевать мне на Сферу! Эту планету! На все вокруг! Мне просто нужно вернуть Неру! И больше ничего! Слышишь? Ни-че-го…

Бывшая ученая удовлетворенно кивнула.

— Именно это я и хотела услышать от тебя. Тогда предлагаю не мучать друг друга. А просто забыть старые обиды. И свести наш разговор к банальному договору. Надеюсь ты еще помнишь о кодексе чести и рыцарские клятвы первых перегринов?

— Ты наверное издеваешься!

— Ничуть. Я просто должна быть уверена, что твои серые клеточки все еще шевелятся среди зловонной деградации. К тому же вы — старые боги — слишком лживы, чтобы решить довериться вашим пустым обещаниям.

— Я сейчас нахожусь на противоположной стороне баррикад, — напомнил я.

На лице ученой возникла кривая ухмылка.

— Вот тут ты как раз ошибаешься, перегрин. Посмотри-ка на них, — она указала на двух стоящих неподалеку скоморохов. — Лично они на одной стороне со мной. А это исчадие, — уткнула она свой палец в Кейтлин, — где-то посредине. И ты рядом с ней. Ничего не изменить — ты уже давно сделал свой выбор. И как бы ты не изгалялся: каждый из нас останется на своих местах, со своей большой философией.

— А как же доверие?

— Никакого доверия, перегрин. Уж прости, но я могу решиться только на Договор, — заявила Агата. — Или как говорят на Сфере: взаимно выгодное партнерство. Ты помогаешь мне в одном деле, а я возвращаю тебе племянницу. А дальше каждый направляется куда пожелает!

Я ощутил как по телу пробежал неприятный холодок.

— Ты что, знаешь где она сейчас?

— Я знаю достаточно, чтобы требовать за свою помощь столь высокую цену, перегрин, — оборвала она разговор и направилась к выходу.

С пустынного холма открывался прекрасный вид на Галдящий город. По левую руку от меня — центральные торговые ворота, а на противоположной стороне бугристые волны виноградников и крохотные поселения местных виноделов.

— Плодородные земли, неправда ли? — поинтересовалась Агата.

— Прости, не силен в премудростях земледелии, — огрызнулся я.

Мы покинули песочные стены за светло и провели несколько часов в пути. Но с какой целью, ученая затащила меня на эту возвышенность, она так и не удосужилась объяснить. Отвечала односложно, но больше отмалчивалась. А когда мы наконец добрались до Кривого холма, решила устроить мне экзамен!

— Знаешь, в здешних местах зародилась самая первая династия виноградарей, — неспешно заговорила историк. — Вон те крыши из выцветшей черепицы, видишь?

— Значит вот зачем мы здесь: чтобы любоваться старыми постройками? — слегка раздраженно поинтересовался я.

— Не торопи события, перегрин. Лучше приглядись к западной части города. Не замечаешь ничего интересного?

Мне было стоило послать ее вместе со всеми мраковыми догадками, — но хватило ума вовремя остановиться, как только взгляд коснулся острых церковных шпилей. Они были буквально утыканы среди низкорослых домов мастерового квартала. Я насчитал не меньше двадцати часовых башен. Удивительно, почему не заметил их сразу? И тут догадка ошпарила меня не хуже кипятка. Толстые стены, закрытые лечебницы — вот где скрывались столпы веры.

— Ну, что скажешь? — Агата с интересом посмотрела в мою сторону.

Я пожал плечами:

— Новый церковный анклав? Святая земля, и все такое?

— Ты не так далек от истины. — Историк немного помолчала и наконец сообщила то, что я давно хотел услышать. — Почувствуй ветер перемен, перегрин. Именно здесь он берет свое начало. Сезон штиля подошел-таки к концу.

— И что же нас ждет впереди?

— Ничего хорошего, Пыльный странник. — Агата впервые назвала меня уничижительным прозвищем, которое уже долгие годы использовали жители подданств. — Старые боги, что спускались с далеких звезд и несли людям знания превратились в каменные статуи. Пришло время новых диктаторов.

Кажется я заранее знал ответ, и все равно спросил.

Историк не произнесла ни слова — а просто указала на затерявшийся среди холмов тракт по которому в сторону торгового города тянулись обозы с мрачными гербами. Инквизиторские кибитки располагались в арьергарде и постоянно подгоняли нерасторопных возничих.

Мне почему-то сразу вспомнился последний разговор с Его высокопреосвященством. Тогда я ломал голову — зачем он поведал о своей юношеской уловке в борьбе со злом? А теперь будто все сошлось встало на свои места.

Старые боги… Мертвые боги..

Поработить дикий мир, заставить его плясать под нашу дудку, но увы, наш отчаянный план с треском провалился. Мы сделали ставку на церковную власть, помогали ей бороться со проявлением зла, ожидая что наш новый союзник поможет нам подготовить эту планету для скорого переселения. Какая непростительная ошибка… Старые боги! Мы всегда оставались для них чужаками. Никакого союзничества. Синод просто искал способ вышвырнуть нас из своей вотчины. И похоже — это время настало.

Новый боги!

Простая арифметика власти: одни всегда приходят на смену другим. И тех кто был первый ждет забвенье, а вторых — почитание.

— Стало быть, магия, — сделал я простой вывод.

— Она, — кивнула историк. — Третья сила, неподдающаяся логическому объяснению.

— Получается зло под маской благодетели.

— Что-то вроде этого, перегрин, — согласилась она. — Все повторяется. Спираль развития делает очередной виток. Именно таким был наш старый мир. Стандартный сценарий. Иные инструменты, но суть та же. Вымышленный враг, несокрушимое противостояние, десятки миллионов жертв, а затем всеобщее прощение, и опустошения. И мы в панике покидаем планету в поисках лучшей жизни, которую и разрушим снова.

— А магия? — упрямо повторил я.

Агата только нахмурилась и укоризненно покачала головой.

— Обычное оружие: такое же как меч или стрела. Гораздо важнее не форма, а то в чьих руках оно аккумулируется. В нашем случае — это синод. И поверь, они не собираются угрожать Сфере. У них задача куда глобальнее.

Я задумчиво уставился на затерянный в песках город.

— Чучело волка.

— Прости, что? — не поняла историк.

— Ничего, просто кое что вспомнил, — отмахнулся я.

Она понимающе кивнула. Отошла в сторону и заложив руки за спину, словно вновь попала в лекторий, продолжила говорить:

— Это началось лет двадцать назад. Мэтр Фриксби-Вислоух, уверена ты помнишь о таком, предоставил мне свои наблюдения и размышления на эту тему. Он тогда состоял на службе в синоде и занимался переписью первых книжных хроник. Ученый — пытливый ум, ему удалось услышать то что предназначалось отнюдь не для его ушей. И сделать выводы на основании весьма скудных данных.

— Неразумный Заговор, — сорвалось у меня с языка.

— Именно. — Правда у Агаты он не вызвал столь радужных эмоций как у меня. — Так его окрестил наш бесполезный во всех смыслах приорат. Тогда мои опасения приняли на смех, а доклад заблокировали, отправив в архив без права восстановления.

— Прости, но он и правда был ужасен, — признался я.

Агата стала еще мрачнее.

— Возможно, но крупица истины в ней все-таки присутствовала. В какой-то момент синоду стал не выгоден наш союз. Знания, которые перегрины даровали этой планете в глазах церкви были сродни распространению ужасной болезни. Чумы нового времени!

— Что ты такое говоришь?

— А что тебя удивляет? — развела руками историк. — Власть церкви — это прежде всего вера. Самая непостоянная величина в любом уравнении, не находишь? Тем более когда ей противопоставить чудеса механики.

— Но ведь вера никуда не делась, — не согласился я с подобным суждением.

— Это конечно, но она сильно изменилась. Ослабла так сказать, — тяжело вздохнула историк. — У людей появились иные идеалы. Ты наверняка помнишь, как повсеместно стали возникать гильдии механиков и прочие сборища изобретателей. На нашей планете это время можно сравнить с Эпохой возрождения. Поэтому синоду ничего не оставалось как постараться отвлечь людей от нового идола — науки.

— Мраковоотродье! — вырвалось у меня.

— Совершенно верно. Общий враг не только сплачивает, но и заставляет забыть о делах, что тяготили умы людей в мирные времена. Ты никогда не задумался: почему Сезон охоты был объявлен стихийно во всех подданствах, практически одновременно, в пятницу тринадцатого. В один день и в один час.

— Любая научная теория оставляет крохотную лазейку для невероятного объяснения, — попытался отшутится я. Это вышло как всегда неуместно.

— И я тебе с удовольствием об этом поведаю. Инквизиция рассудила очень трезво. Ересь, в любых ее проявлениях, необходимо выжигать коленным железом. Вспомни, кого первым коснулись жестокие репрессии? Рабочих цехов и научных диспутионов которые создали вы — перегрины. Именно там обнаружились первые признаки одержимости. Очень странно, не правда ли? А позже, когда волна захлестнула все подданства было уже трудно разобрать по чьему именно доносу невинные очутились в застенках ордена очищения. Хотя если быть до конца откровенной, всех чудищ — если они и существовали, уничтожили в первый месяц охоты. А остальное десятилетие Сезона они просто гонялись за неугодными представителями новой веры. Вам дали наживку и вы с удовольствием ее заглотили. Согласись, очень удобно. Пока враг занят бесполезным делом, псевдо союзник укрепляет свою власть и создает свою собственную армию. Для дальнейшего свержения чужаков что так бессовестно вторглись в их мир!

Объяснение выглядело логично и одновременно пугающе. Получалось — нас долгие годы просто водили за нос. Предлагали стакан воды в которой уже был помешан яд, а мы, без оглядки, принимали губительное подношение.

Старые боги! Глупые боги!

— А как насчет той твари, что я пытался…

— Ты о Барлу? Да, в этом наше вина, он действительно вышел из-под контроля, — без сожаления, а напротив, с восхищением призналась Агата. — Знаешь, в такие минуты мне безумно хочется направить весь потенциал Гардиуша в нужное русло. Но увы и ах, кардиналом движут совсем иные помыслы. И созидает он исключительно с одной целью — чтобы вскоре снести с лица земли любое упоминание о тех, кто спустился к ним с далеких звезд.

— Бутафория, очень хитрая задумка кардинал, — едва слышно прошептал я.

Агата услышала, но не стала уточнять.

— Теперь у зла появился явный лидер, — констатировала она. — И если не предпринять никаких действий, то вскоре это чудище спустят с поводка.

— И что ты предлагаешь?

Она задумчиво подошла к обрыву. Сложила руки на груди и кивком указала на город.

— Там — сосредоточение зла, перегрин. Они все — зараза, которую нельзя излечить, а необходимо выжечь. Огнем! Только огнем!

Я знал Агату добрую сотню лет, — и это вовсе не фигуральное выражение. Она была одной из немногих кто еще помнил нашу родную планету. Но раньше я никогда не замечал за ней столь явного проявления агрессии. Но средневековый мир меняет слишком многое в человеке.

— А что же кардинал? — уточнил я.

— Сначала необходимо ослабить армию, потом уничтожить главнокомандующего.

Но меня интересовал совсем другое. И я не стал ходить вокруг да около.

— Если я тебе помогу, когда ты сможешь ответить мне взаимностью?

— Не терпится получить немного конкретики? — Впрочем, как мне показалось, Агата несколько не удивилась моему нетерпению.

— Можешь не раскрывать своих секретов. Просто скажи: она жива?

Мы оба знали о ком идет речь.

Агата смерила меня оценивающим взглядом. Было видно — ее мучают сомнения.

— Ты сильно изменился, перегрин. Раньше в тебе не было столько слабости.

— Разве это плохо? — мягко улыбнулся я.

— Если бы это не касалось тех обстоятельств, что заставили тебя идти на крайние меры, я бы не стала продолжать наш разговор. Но твоя ситуация, скажу откровенно, может сыграть мне на руку. Только ответь для начала на один вопрос, — она сделала паузу. — Как ты поступишь, если Нера уже…

Я не дал Агате договорить: выставив ладонь в знак предупреждения, резко оборвал ее.

— При любом исходе я пойду до конца. Хочу раз и навсегда расплатиться по счетам.

— Ну вот и славно, — кивнула Агата. — Сейчас вернемся в город, избавимся от твоей сподручной и займемся приготовлениями.

Мой неуверенный голос остановил ее, когда историк собиралась запрыгнуть в седло.

— Погоди, мы так не договаривались!

Она обернулась и уставилась на меня, словно не могла поверить своим ушам:

— Ты в самом деле изменился, перегрин. И я никак не могу решить: каким ты мне нравишься больше? Принципиальным и решительным, как был раньше, или податливым, но непримиримым как сейчас.

— Какая разница, — пожал я плечами. — Выбор все одно падет на меня.

— И то верно, — улыбнулась она, и в мгновение ока оказалась в седле.

Вокруг меня суетились уличные зазывалы, циркачи и скоморохи. Напряженные лица нельзя было скрыть даже под маской плотного грима. Каждый готовился к своему главному выступлению: кто-то шептал спасительную молитву, кто-то начищал и без того идеальное оружие, а остальные занимали себя пустой игрой в триктрак. Все что угодно: лишь бы скоротать ненавистное, растекшееся, словно патока время.

Выслушав план Агаты, я внес в него незначительные коррективы. В остальном, он казался безупречным, что больше настораживало, чем радовало. Ведь как бы ты все не продумал, вплоть до самых мелочей, обязательно что-то пойдет не так. Таков суровый мир теории вероятности.

И все равно мы верили в лучшее.

Ко мне приблизилась Кейтлин и присев рядом, уставилась на самодельный арбалет и короткие болты.

— Стало быть, затеваете очередную охоту на нечисть? — поинтересовалась она.

— Хорошее сравнение, — грустно улыбнулся я. — Только на этот раз зверь похоже более чем реален.

— А как было раньше?

— Если честно — не знаю, — опустив взгляд, я так и не решился посмотреть на колдунью. — Слишком много лжи. Поэтому сама решай во что верить. — Отложив арбалет в сторону, я тяжело вздохнул. Немного помедлил и повернул голову в ее сторону.

Теперь, глядя мне в глаза, она знала все. Наш разговор с Агатой перестал быть секретом.

Старые боги! Грязные боги!

Так погано я не чувствовал себя очень давно.

Я заметил как заметался настороженный взгляд колдуньи. Она следила за моими эмоциями, словно ожидая какого-то раскаянья. Но ни один мускул так и не дрогнул на моем лице. Слишком долгий путь я проделал на этой земле, чтобы начинать сожалеть о своих ошибках.

Новые боги! Жестокие боги!

Если попытаться, то можно найти оправдание даже собственной жестокости. Но стоит ли понапрасну тратить время? Все равно содеянного не исправишь.

— Всевышний! Сколько бессмысленных жертв! — прошептала колдунья. — Неужели это правда?!

Ее лицо скрытое вуалью колдовства вздрогнуло и глаза наполнились слезами.

Старые и новые боги, ищущие собственную выгоду! Мы все — безжалостные твари!

— Я отпускаю тебя, поводырь, — только и смог пошептать я в ответ. — Ты свободна и вольна идти в любую часть света. Твое услужение закончено!

Разговор был закончен: я отвернулся и уткнул взгляд в землю. Но даже в таком положение не сумел спрятаться от ее праведного гнева, который пронзил мою спину.

Я ждал, когда она встанет и уйдет. Без лишних слов и пустых благодарностей. И наконец дождался.

— Не стану благодарить тебя, ты этого не достоин. Просто прощай, муренмук. Навсегда.

Она слегка задержалась у двери. И совсем тихо, едва слышно произнесла:

— Запомни, шаг в тень ведет в бездну.

— Спасибо, — ответил я так тихо, что звук так и не сорвался с моих губ.

Проверив снаряжение, оружие, я извлек крохотный клочок валовой кожи с планом города. Бросил быстрый взгляд на неровные линии нанесенные вязкими чернилами: идеальный план, который может провалиться в любую секунду.

— Боишься? — голос Агаты настиг меня в самый неподходящий момент.

— Хотел бы сказать что нет, но от тебя ничего не скроешь.

— А как иначе — ты ведь ученый, а не воин, — согласилась историк.

— Хочу заметить, очень старый ученый. Которого никогда не учили проливать чужую кровь.

Она приблизилась и пристроилась напротив — прямо на облучок скрипучей повозки. Лошади фыркнули и слегка попятились назад.

— Скажи, что а что будет дальше? После того как ты спасешь племянницу? Обратно на Сферу тебе путь заказан… И придется приспосабливаться к планете. Надолго, навсегда.

Ее вопрос нисколько не смутил меня.

— Приспособлюсь, уж поверь мне. Все равно я провел среди этого смрада и промозглых ветров больше времени, чем среди звезд и холодного металла.

— И не будешь жалеть?

— Как-нибудь справлюсь. — На моем лице возникла натянутая улыбка.

Агата кивнула и потянулась к фонарю, который висел на крюке, под самой крышей. Ее пальцы щелкнули и удивительным образом в темноте возникли яркие искры заставившие фитиль ухватить пламя.

У меня возникло по меньшей мере пять предположений, как ей удалось это сделать. Но я не стал гадать, а просто спросил:

— Ответь, тебе ведь удалось разгадать секрет колдовства?

— Секрет колдовства? — отчего-то переспросила Агата и ее лицо приобрело некую загадочность. — Вы долгие годы гонялись за белым кроликом, который перехитрил вас скрывшись в норе истины.

— Ты это о чем?

— Не существует никакой великой тайны. Обычное наследие предков. Магия — просто наука. Такая же как механика, квантовое движение или атомная физика. Ничего выдающегося. А знаешь почему вы не смогли разглядеть столь очевидной вещи? Могущественные перегрины, способные даровать этому миру тысячи совершенных технологий. Старые боги пустынных прерий! Вечные слепцы, остановившиеся в шаге от очевидных вещей. Чтобы это понять необходимо жить этим миром. И тогда не останется никаких секретов. Просто наследие предков, наука поколений — она другая. Ну посуди сам: мы смотрим на светила, а видим лишь спектр цветов разделенных водородными тенями. И это всего лишь одна сторона медали. Потому что мы используем для этого обынчый набор чувств: обоняние, осязание и так далее. А они — Отсталые племена, многие из которых даже не знаю грамоты, привыкли использовать все тело. Понимаешь? Они умеют чувствовать тепло, которое превращается в определенный вид энергии. Маги — они ведь как огромные зеркала, способные не только поглощать но и отражать то, что даровано природой.

— А как на счет мрака? — сухо спросил я, стараясь переварить услышанное.

— Увы, это всего лишь человеческая сущность, не более того, — печально вздохнула Агата. — Ты ищешь причину, а находишь лишь последствия. И в этом твоя ошибка. Не пытайся отрыть корень зла. Просто прими как истину один довольно очевидный факт: человек несовершенен. И в это главная движущая сила того, что творится не только на земле, но и среди звезд.

— Что ты хочешь этим сказать?

Историк выдержала паузу и устало закончила:

— У каждого человека существует определенная цель. И он идет к ней. А вот насколько тернистым окажется путь и является злом. Одним словом — степень дозволенного. В той или иной мере. Нет того, кто бы на своем жизненном пути не переступил запретную черту.

— Получается и ты ни без греха. Уничтожить целый город, это зло дорогого стоит.

— Верно, — нисколько не смущаясь согласилась Агата. — Дело лишь в том, что моя цель более благородна, чем замысел Гардиуша. Ты так не считаешь?

Я устало пожал плечами. Мне не хотелось ни спорить, ни предлагать свою точку зрения. Поскорее разделаться с этой задумкой и дело с концом!

— Давай поговорим об этом чуть позже. Возможно, я даже приму твою сторону.

— Хорошо, — равнодушно согласилась Агата.

Она передала мне горящий фонарь и направилась к зданию артели, где располагалась ее основная сила — бродячие артисты пяти ближайших подданств. Те кому была небезразличная дальнейшая судьба объеденного королевства. Кто принял правду Агаты и собирался ее отстаивать слепа веря в воздвигнутые ей идеалы.

— И не забудь, ты должен управиться до рассвета. В противном случае …

— Правда Гардиуша возьмет верх, — хмыкнул я.

Повозка медленно покинула двор и направилась в северную часть города, именно там располагался постоялый двор, который облюбовали перегрины, отряженные на мою поимку Сферальным советом.

Старые боги! Чужие боги!

Пламя над горизонтом

Тррррффффуууу! Натянув поводья я заставил повозку остановиться. Лошади уткнулись в двух сонных стражей. Один недовольно зыркнул исподлобья, немного потоптался на месте и все-таки направился в мою сторону. Второй — по всей видимости, так и не проснулся. Опершись на алебарду, он продолжал нарушать тишину своим прерывистым храпом.

— Ты что, ополоумел! — рявкнул страж, зашевелив густыми усами.

— Оххх, куда ж это я забрел-то?! — я изобразил на лице недоумение. Хотя под широким козырьком, да в ночи, вряд ли кто-то заметил мою искрометную мимику. — Извиняюсь, совсем за день умаялся, вот и зазевался…

— Валил бы ты отсюда приятель. — На этот раз голос стража прозвучал мягче, даже где-то сочувственно. — Не буди лихо!

— Лихо?

Страж указал в сторону двухэтажного сооружения с резными балконами и вытянутыми узкими ставнями. Обычный дом из камня, с черепичной крышей и небольшой башенкой. Ничего примечательного. Разве только символ Всевышнего над воротами. Впрочем такой же украшал кирасу стражей.

— Пришлые здесь квартируются, — шепотом пояснил усач. — Неужели не понял еще?

— А как понять-то, глашатаи же не щебечут? — продолжил я играть свою нехитрую роль. — А если какая табличка с буквицами и есть, так какой в ней толк? Я кроме пары закорючек ничего разберу. Не довелось мне за партой-то сиживать.

— Так я тебе и талдычу об этом! Ну право слово — олух! — начал постепенно выходить из себя страж.

— Да не ори ты, — цыкнул на него я. — Боязно, а то чего доброго и впрямь Пришлых разбудишь…

Кажется мои слова не на шутку насторожили усача. Вжав голову в плечи он с опаской покосился на темные окна.

— Ну проваливай ты ради всего святого, — почти взмолился страж.

— Да ухожу, ухожу уже.

Усач вытер вспотевший лоб. Выдохнул и немного расслабился. Поэтому даже не удивился, когда я подманил его к себе.

Согнув спину, мне пришлось склониться почти вплотную, чтобы шепнуть ему на ухо:

— А какие они, эти Пыльные странники?

— Да как тебе сказать-то, — растерялся усач. — Вроде как обычные противоборцы. Хмурые такие, немногословные. А все одно есть в них что-то ненашенское. Порой пройдут мимо, зыркнут на тебя — аж мороз по коже.

Я понимающе кивнул:

— И много их?..

— Да по мне, лучше бы ни одного не было, — честно признался страж. — А тут целых шестеро. И вроде как поговаривают, еще больше будет. Тут ведь такое дело: ищут они какого-то очень важного. Толи своего, а толи нет. Короче, давай возница, дуй отседова. А то чего доброго сцапаю тебя как соглядатая, узнаешь того почем фунт лиха! Понял?

— Как не понять, — глупо улыбнулся я.

Информации было вполне достаточно. Сняв бесформенную шляпу, я низко поклонился. Добрый жест окончательно усыпил бдительность стража, и мне не составило труда тут же его обезвредить.

Небольшой мешочек, а в нем груда мелких камней — я назвал это нехитрое изобретение «молотик». Стражу хватило одного удара: почти без замаха, прямо в темечко.

Второй страж среагировал на шум, открыл глаза, и сразу получил порцию тумаков.

Упал он довольно грузно, но мне повезло — мои бывшие коллеги по ученому цеху продолжали видеть сладкие сны ни о чем не подозревая.

Минут десять я таился в засаде, ожидая что в окнах вспыхнет свет, а потом осмелился пробраться внутрь. Мне оставалось лишь раздразнить псов и увести их подальше от стен Галдящего города.

Спали они беспокойно: храп перемежался с легким постаныванием и недовольным бурчанием. Ничего удивительного, перегрины такие же люди, со своими страхами и сомнениями. А окружавший нас ореол тайны — обычная мишура.

Старые боги! Лживые боги!

Я осторожно дошел до середины комнаты, вгляделся в безмятежные лица. Еще буквально вчера они были моими товарищами. Все до единого ученые с большой буквы. Отчаянные парни, пожелавшие раскрыть главную тайну Отсталой планеты. Но они, также как и я, не учли одной маленькой детали — здешний мир не жалует видеть среди себе подобных непонятно откуда взявшихся чужаков.

Старые боги! Всего лишь простые люди!

В мой руке застыл фонарь: тусклый, едва пропускающий сквозь почерневшее стекло свет.

Я прекрасно понимал, что перегрины ищут меня не по своей воле. И не по своей воле я пожаловал к ним в гости — так сложились обстоятельства. У каждого из нас своя цель и мы просто идем к ней выбирая путь наименьшего сопротивления, — интересный термин, пустые звезды! Видимо Агате все-таки удалось впихнуть в меня частичку своей философии. Впрочем, даже истина порой бывает ложной.

Но хватит размышлений, пора действовать. До рассвета осталось не так много времени.

Со всего маху я запустил фонарь в стену. Огненные искры окрасили комнату в яркие тона. Лучшего способа привлечь к себе внимания и не придумаешь.

Вначале проснулся Герберд — старейший из первого созыва ученых. Мгновенно схватился за револьвер, но я вовремя избавил его от возможности выстрелить.

— Кто здесь? — растеряно прошипел он.

— А ты присмотрись! Протри аква-линзы! — рявкнул я.

Затравка то что надо!

Больше мне здесь делать нечего. Фора понадобиться мне, а не им. Несколько минут на сборы и считай преследователи уже на хвосте. А догнать на лошадях груженную повозку, да еще по узким улочкам, не составит особого труда.

Я хлестал плеткой что есть силы. Мрачные переулки, спящие дома, — казалось что город давно очнулся от сна, но спросонок никак не может прийти в себя. Как оказалось — я ошибался.

Если город и приходил в себя, то его жители явно бодрствовали притаившись где-то поблизости. Вместо мерного дыхание, которое присуще обычным городам в предрассветный час, слышался рык, как у дремлющего зверя. И это ужасающее похрапывание доносилось практически из каждого окна: армия кардинала Гардиуша была готова в любую секунду продемонстрировать свои клыки.

Кто бы мог подумать: церковь стала колыбелью для новых чудовищ. Нет, я выразился не совсем верно. Поборники веры не воспитали, а вдохнули болезнь в каждого жителя этого города. Отравили размеренную жизнь тысячи ни в чем не повинных людей, подчинив себе разум и волю.

Буквально за считанные минуты я добрался до Прощальных ворот. Их по своему обычаю проходили торговцы, опустошившие свои тюки и спешившие домой, чтобы похвастаться набитым кошельком.

Агата заверила меня, что ворота будут открыты. Но сомнения все-таки оставались. Я слегка придержал коней и сразу же поплатился за нерешительность. Глухой удар заставил меня насторожено обернуться, инстинктивно пригнув голову.

На крыше, скрючившись, словно цепной пес, сидел человек. В ночи его глаза светились мраковымпламенем, а длинная шерсть на лице хранила злобный оскал.

Даже самый идеальный план, может провалиться волей случая!

Впереди показались створки ворот, а за ними долгожданная свобода. Агата выполнила свое обещание. Ее верные скоморохи заранее расправились с ночной стражей. Теперь оставалось дело за малым.

Мой залихватский свист ускорил лошадей. Но в этот самый миг в шею вцепились огромные когтистые лапы. Не успел я опомниться, а они уже сдавили мое горло. Перед глазами возникли белые пятна — мне катастрофически не хватало воздуха. И откуда эта тварь взялась на мою голову?!

Но по всей видимости, его цель заключалась не в смертоубийстве, а в чем-то ином. Вместо того чтобы вскрыть мне артерию, зверь принялся стремительно вытягивать меня наверх. Зацепившись ногой за облучок, я попытался сопротивляться. Только силы таяли на глазах и любой, более сильный рывок, мог стать для меня роковым.

Очередная кочка вынудила повозку слегка подпрыгнуть. И как закономерный итог — хватка зверя ослабла, на короткий миг, которого мне вполне хватило, чтобы воспользоваться дарованным шансом. Тонкая медная игла, покрытая тонким слоем небесного металла, возникла в моей ладони. Сжав ее, крепко, насколько еще мог это сделать, я проткнул лапу чудовища. Тот взвыл. Не став медлить я повторил укол. На это раз рев оказался еще отчаянней.

Магия! Обычная наука! Эти слова крутились в моей голове безумной каруселью. Тайна столетия оказалась настолько примитивной, что весь мир кувыркнулся с головы на ноги. И вновь стал привычным и понятным.

Легкое касание иглы вызвало не просто боль. Оно вело за собой необратимые последствия. Сложная химическая реакция еще только начинала свое губительное действие, а оборотень уже едва держался на лапах. Представить, что сейчас происходит с его организмом было не сложно. Первое — небольшой жар в конечностях, затем пронзающая боль, которую сменяет ужасная слабость. Дальше — хуже, с каждым новым вдохом, дезориентация, способная привести к мгновенной отключке.

Магия! Просто наука, мать ее!

Развернувшись, я наотмашь ударил оборотня кулаком. Последствия укола достигли своей вершины. Бесчувственное тело покатилось по крыше, а затем вниз на пыльное полотно. Задние колеса перескочили препятствие, которое темным пятном осталось лежать на дороге.

Разжав ладонь я уставился на спасительное оружие. Изобретение Агаты сработало на все сто. Она предупреждала меня, что использовать его можно единожды. Теперь я убедился в этом воочию. Яркий, серебристый металл, покрылся темными пятнами, напоминавшими плесень. Недолго думая, я избавился от иглы и пришпорил лошадей. Погоня была уже рядом!

Свет факелов растянулся в линию и напоминал огненного змея, который изо всех сил пытается сожрать беспомощную жертву. Извилистая дорога уходила в горы. И в отличие от более мобильных преследователей, груженой повозке было крайне тяжело взбираться вверх. Расстояние между нами стремительно сокращалось.

Но Агата все рассчитала правильно. Я просто обязан успеть к намеченной точке.

Первый выстрел я услышал в тот миг, когда до места встречи оставалось не больше мили. Скорее всего у перегринов банально сдали нервы.

На моем лице возникла самодовольная ухмылка. Я представил себя волком, которого настырно гонит толпа охотников. Но волк не так прост, чтобы сдаться на милость победителя. У него еще есть пара фокусов в рукаве. Спасибо тебе Агата!

Натянув поводья, я попытался остановит повозку. Но ничего не вышло. Лошадей теперь вел страх и они не собирались обращать внимания на возницу.

И вновь в дело вмешался случай. Левое колесо вылетело из колеи и повозка медленно завалилась на бок. Лошади недовольно захрипели, но остановились. Ну что же, так даже лучше, естественнее. Пускай преследователи считают, будто заставили меня совершить ошибку.

Спрыгнув с облучка, я отогнул полог, бегло осмотрел сложный механизм скрытый внутри повозки. На первый взгляд он даже не пострадал. Значит, должно все получится, обязательно должно. Вставив ключ в пазы, я сделал несколько десятков оборотов. В ответ услышал неспешной тиканье. Пустые звезды! Я облегченно выдохнул. Все работает.

Теперь нужно уходить. Огненный змей преследовавший меня оказался совсем близко. Подхватив мешок, я стал карабкаться вверх.

Тропу тоже указала мне Агата. Подготовила все таким образом, чтобы со стороны дороги, в ночных сумерках, ее не сразу и заметишь. Я карабкался все выше и выше, даже когда за спиной послышалось беспокойное ржание лошадей, а затем раздались выстрелы. Огненный змей обвил своим телом повозку. Свет факелов вырвал из темноты смазанные, будто клякса фигуры.

Прижавшись к огромному валуну, который нависал над обрывом, я осторожно проследил за перегринами. В их ломанных движениях угадывалась явная нервозность. И лишним тому подтверждением стали хаотичные хлопки оружий. Пыльные странники, — старые боги, которым нет места в этом мире.

— Где, ты Край! Выходи!

— Не бойся! Надо потолковать!

Звучные голоса Фреда Керзбига и его напарника Иванкса разнеслись по округе. Им вторили еще двое — я без труда узнал Лизу Карлс и Джима Рикса. Оставшаяся троица — скорее всего, братья Бенар, Робер и Арно. Стало быть мою поимку доверили самым опытным перегринам, что ж мне право слово лестно. Но это усложняет задачу: их так просто не проведешь. Это вам не юные горячие головы, способные лишь отчаянно переть на пролом, совершенно не страшась уготованных им ловушек.

Я не стал отвечать на залихватские призывы. Нужно выждать время, пускай они делают первых ход.

Лиза и Фред спешились и осторожно направились к перевернутой повозке. Их ружья были наготове, но противостоять человеку совсем не тоже самое, что охотится на мраковоотродье. Здесь хитрые уловки — не работают. Различные порошки, осколки зеркал и разоблачающие предметы — пустой звук. И перегрины это прекрасно понимают.

Расположившись возле повозки, они устремили свои ружья куда угодно, но только не наверх, откуда я наблюдал за их несуразными действиями.

— Неужели знаменитый Виктор Край собирается прятаться от своих коллег? — удивился Фред.

— Или желаешь напасть на нас со спины, как жалкая шавка? — вторила ему Лиза.

Ох, неверное решение. Неужели они полагают, что я куплюсь на их слова? С того момента как я избавился от «саранчи» — имя Край навсегда вычеркнули из списка планетных путников и перевели в разряд опасных бунтарей. А каждому боевому представителю Сферы, на руки выдали файл с четким указанием — уничтожить любой ценной. Так что как бы сладко перегрины не пели сейчас, никаких переговоров.

Ждали они недолго — максимум пару минут. А потом принялись действовать. Фред внимательно оглядел окрестность, но направился не к повозке, а к каменному отвесу. В отличие от братьев Бернар и весельчака Джима, он был настоящим охотником, вдумчивым и весьма осторожным. Его так просто с панталыки не собьешь. Именно Фреда больше всего и опасалась Агата. Для остальных наша задумка прошла бы на ура. А вот перегрин, который входил в первую когорту ученых исследователей, похоже, все-таки учуял неладное.

Остановившись в паре шагов от здоровенного каменного оскала, за которым была скрыта лестница ведущая в мое укрытие, Фред присел на одно колено. Внимательно изучил следы, затем узкую тропку. Затаив дыхание, я следил исключительно за ним. Остальные меня не интересовали. Фред безусловный лидер и перегрины будут ждать именно его приказа.

С высоты, да еще в сумерках, было невозможно рассмотреть лицо моего первого напарника. Но я точно чуял, в его голове, словно шестеренки, быстро крутятся опасные мысли. И если он догадается, что я привел их в западню, ловушка вряд ли захлопнется в нужный срок.

Секунды, минуты — бесполезное время, особенно, когда ты не в силах что-либо изменить. Фред медлил пожирая мои нервы. Я почти различил его жадное чавканье. И в какой-то момент даже решил, что не выдержу и сдамся сам! Но потом отринул все мысли. Чтобы не случилось, а я не собираюсь доставлять ему такого удовольствия.

Запрокинув шляпу назад, старый перегрин поднял горсть земли, принюхался. Неужели что-то почувствовал? Помощники Агаты работали достаточно аккуратно. Но случай, как бывает, способен разрушить даже самые идеальные схемы.

— Что-то не так? — это был голос Лизы.

— Пока не знаю. Но лучше немного повременить, — предупредил Фред.

— Чего тянуть-то?! Пока мы здесь топчемся, наш приятель будет уже в срединном подданстве. — А это уже подал голос Джим.

— Он дело говорит. И так ясно куда он направился. Но стоя на месте мы его точно не поймаем.

Стало быть Роберт и Арно на стороне Лизы. Оно и понятно, им охота поскорее переломать мне кости, и дело с концом. Пустой прагматизм вперемешку со старческим рвением к постоянному покою. Была бы их воля, они прямо здесь устроили бы ночлег.

Старые боги! Очень старые боги!

— Я сказал — ждать! Замерли на месте! — рявкнул Фред.

Что ж, последую-ка и я его примеру. Судьба любит терпеливых.

Тишина была нервная, нарушаемая недовольными вздохами перегринов.

А я продолжал наблюдать.

Фред слегка продвинулся вперед. Теперь он был практически в шаге от разгадки. Если он заметит лестницу — все кончено! Она приведет их прямиком в мое скромное убежище. И тогда у меня точно не будет шанса перебраться в точку В, которая располагается на уровень выше, практически на вершине каменного плато.

Всего один шаг! Небольшое расстояние вытянутой руки!

Я невольно вздрогнул, когда на низкорослое слоновое дерево присел сыч-перевертыш. Вывернув голову, он глухо охнул. И уставился на перегрина.

— Не к добру это, — тихо прошептал Фред. Но я прекрасно его расслышал.

Сыч прокричал, словно повторив глухое предостережение.

— Слышали?

— Брось ворчать, — отмахнулся Джими. — Ты вроде как ученый, а не гребаный предрекатель!

Пернатый выдал третий сигнал и резко сорвался с ветки.

Взгляды перегринов устремились за птицей. Повисла растерянная тишина.

— Слушайте, может быть хватит?! — первой не выдержала Лиза. — В конце концов мы ловим человека, а не двуглавую мижеть! Может быть Край здесь, под повозкой, придавило его, вот лежит и пошевелиться не может.

Глупость порождает поступок! И тут уж пан или пропал. Все сводится к банальному везению.

В случае с Лизой — ее нетерпение сыграло мне на руку. Приподняв задний полог повозки она привела в действие механизм. Ловушка захлопнулась!

Раздался оглушительный хлопок и яркая вспышка ослепила Пыльных странников. Когда я открыл глаза и вынул из ушей самодельные беруши, то ужаснулся. Забавная шутиха Агаты вывела из строя добрую половину перегринов. Двое лежали бездвижно возле повозки — кажется это были Лиза и Джим. Остальные, зажав уши руками, корчились от боли. И только Фред умудрился избежать губительных последствий нашей скромной диверсии.

Медленно встав на ноги, он тряхнул головой, избавляясь от звона в ушах. Теперь уж точно — медлить бессмысленно. Покинув укрытие я совершил отчаянный прыжок. Зацепился за лестницу и начал быстро взбираться наверх.

В какой-то момент я обернулся и встретился взглядом со своим первым напарником. Он не был удивлен — разгневан, взбешен, этого сколько угодно. Но никакого удивления.

Фред не собирался помогать своим коллегам. Закинув оружие за спину, он ринулся к лестнице. Видимо, решил взять меня живым. Весьма похвальное рвение, достойное первого исследователя сезонной охоты на нежить.

Затаившись в одной из каменных пустот, я прислушался к тишине. Серая пелена рассвета уже коснулась горизонта, а это означало, что водить перегринов за нос, мне осталось не так уж долго. С первыми лучами солнца они увидят огненные столпы и услышат первые взрывы. Но будет уже поздно. Мои коллеги не успеют вернуться в город. Карающее пламя Агаты к тому времени уже охватит крайние улицы. И тогда…

Старые боги дадут пощечину новым!

Совсем близко послышалось легкое шуршание. Неужели ему удалось подобраться так близко? Или это всего лишь жуки-камнееды?

Затаив дыхание я принялся ждать.

Но Фред не собирался от меня скрываться. Ненависть к отступнику заставила его играть в открытую.

— Что, так и будешь вечно убегать и прятаться? — Его голос разнесся среди бесчисленных нор острым эхо. — Брось, Край. Выходи, мне безумно хочется поболтать с тобой наедине. Или у тебя не хватает смелости? Впрочем, о чем я говорю, ты ведь никогда не отличался этим весьма нужным для перегрина качеством. Слишком осторожный, неспешный. Гребанный перестраховщик! Только знаешь, иногда просто необходимо рисковать. Иначе можно всю жизнь просидеть в панцире так и не увидев белого света!

Он был абсолютно прав: от первого до последнего слова. Раньше я нечасто выбирался из своей норы. Но времена изменились. Обстоятельства заставили меня на многое взглянуть на мир широко отрытыми глазами.

— Молчишь? — тон его голоса изменился, стал еще более резким. — А я признаться, был о тебе лучшего мнения! И твоя сестра кстати тоже. Знаешь, что она сказала мне, когда узнала про Неру?..

— Уверен, что она прокляла меня первым же словом, — ответил я.

Фред не сразу заметил мой худощавый силуэт. Я выступил из мрака, словно отражение затравленного долгой дорогой странника. Почти одного с ним роста, слегка сгорбленный, прихрамывающий на правую ногу.

Нас разделал всего пара десятков шагов.

Потянувшись к кобуре Фред заметил что я не вооружен, и убрал руку.

— От чего ты бежишь, Край?

Его вопрос содержал в себе гораздо больше, чем могло показаться. Фред понимал, что от его бывшего приятеля и напарника не осталось и десятой доли.

— Порой глаз слишком обманчив, — спокойно ответил я. — Вот ты считаешь что я бегу. А я могу ответить, что стремительно приближаюсь к отправной точке!

— Ты все еще надеешься спасти Неру?.. Глупец! — Фред кажется удивился.

— Шанс остается всегда. — Упрямо повторил я одну весьма противоречивую истину.

Перегрин грустно улыбнулся:

— Прости, но у тебя ничего не выйдет. Куда бы ты не решил направиться — все равно в конце концов окажешься на Сфере. Тебя собираются судить, Виктор. И поверь мне: скрываться бессмысленно. Если тебя не остановлю лично я, то это сделают инквизиторы. Охота открыта, приятель. И я предрекаю неутешительный итог!

Я постарался сохранить на лице налет невозмутимости:

— Поживем — увидим, кто останется цел и невредим, а кому уготована горстка земли на грудь.

— Мы и впрямь слишком давно не виделись. Откуда такая самоуверенность? — Фред задумался. — Возможно я ошибаюсь, но попахивает банальной одержимостью. Или я не прав? Ответь.

— Если ты спрашиваешь: заключил ли я союз с мраком, то мой ответ тебя явно разочарует. Все гораздо проще — я всего-навсего прозрел.

— Знакомые слова, Виктор.

— Возможно, — согласился я. — Только смысл их тебе вряд ли понять.

Фред устало вздохнул, покачал головой:

— У тебя был шанс все изменить. Но с каждым новым шагом ты лишь загнал себя в угол.

— Я так не думаю.

Даже в полумраке каменных коридоров я с легкостью различил его надменную ухмылку. Старое, словно дорожная пустошь, лицо растянулось, искусственные глаза сверкнули лиловым. Кто-то называл этот эффект отражением далеких звезд. Но я прекрасно знал, что в имплантатах нет ничего космического.

Рука перегрина медленно поднялась продемонстрировав мне грубые наручники. Сложный механизм — если они защёлкнуться на запястьях, то понадобиться специальный чип-ключ, чтобы освободиться от оков.

— Оденешь сам или тебе помочь? — поинтересовался Фред.

— Не то и не другое.

— Я так и думал.

Сначала я услышал голос Лизы, прямо за своей спиной. Затем последовал щелчок. Ловушка захлопнулась.

Даже самый идеальный план, может провалиться!

— Без резких движений. Просто покажи мне свои гребанные руки, Виктор. Вытяни их вперед, и покончим с этим раз и навсегда. — Голос Лизы дрогнул. Она пыталась сохранить самообладание, но получилось у нее надо сказать — не очень.

Сплюнув себе под ноги, я всем видом продемонстрировал что не собираюсь подчиняться ее приказам.

— Потухшие звезды! Просто сделай что я прошу! — почти выкрикнула она. — Не заставляй меня идти на крайние меры! Мне совершенно не хочется тебя убивать…

Тем временем Фред качнул наручниками. Эти отливающие металлом кольца напомнили мне маятник.

— Не затягивай с решением Край!

Я заглянул ему за плечо. Солнце практически выглянуло из-за горизонта, самое время начинать. Тогда почему медлит Агата?

Ствол уперся мне в спину. Лиза не просто торопила — она задала слишком высокий темп в нашей словесной дуэли.

— Надевай их.

— Убери оружие!

— Не указывай мне!

— Делай что я сказала!

— Я сказал: убери свою дурацкую пукалку!

Если мой ответ должен был ошарашить, то нужный эффект достигнут.

— Наш друг похоже лишился разума, — обратилась к Фреду Лиза.

— Не валяй дурака, Виктор.

Я лишь улыбнулся в ответ.

Тянуть время больше не имело никакого смысла. Это понимали все, и в первую очередь мой бывший напарник. Резкий щелчок. Он практически успел совершить задуманное, но я вовремя одернул руку.

Лиза дрогнула. Она почти научилась быть охотницей: холоднокровной и безжалостной представительницей этого чужого для нашего понимания мира. Но в последней миг что-то пошло не так…

Агата все-таки не подвела.

Ее скрытая цветными лоскутами и гримом армия привела приговор в исполнение. Правда бывшей изгнанницы сегодня оказалась сильнее всех прочих, и я надеялся, что не в последний раз.

Истошный вопль разнесся окрест, запутавшись между каменных вершин и пустот. И мгновенно, не давая возможности на передышку, прозвучала череда мощных взрывов.

Отклонившись в сторону, я быстро обезоружил Лизу.

Два выстрела и перегрины повалились навзничь. Я целился исключительно по конечностям. Выверено. Четко. Впрочем, хитроумные хирургические машины смогут залатать и не такие дыры.

В отличие от моих бывших коллег, у меня не стояло задачи лишать их жизни. Агата просила лишь увести перегринов подальше от места казни. Представители Сферы не должны присутствовать во время расправы над пациентами закрытых лечебниц. Ни при каких обстоятельствах.

Я свою часть уговора выполнил, теперь настал черед моей союзницы.

Выбравшись наружу, я откинул барабан в сторону, высыпал патроны на землю и зашвырнул револьвер подальше от посторонних глаз.

Мой обратный путь выдался недолгим. Всего пару миль по раскаленному песчаному плато — навстречу яркому пламени и смерти. Отличный ориентир, для того, кто вступил на сторону мрака. Не зла, а именно мрака.

Когда человек скрывается в тени неважно с какой целью и на какой срок — он становится другим. И мир вокруг него меняется, окончательно и бесповоротно. Отсюда, из пустоты мрака, все выглядит иначе. Серые полутона, скрытые детали и превратившееся в кисель время. Именно в него я и угодил, когда добрался до стен города.

Исповедь и тишина

Меня магнитом тянуло вперед: хотелось убедиться в самых ужасных предположениях и выдохнуть с облегчением, посчитав увиденное сном. Но крохотная частичка неизбежности тормозила мой шаг, отговаривая от столь опрометчивого поступка. А всему виной был ветер. Именно он разнес по округе ужасный смрад, который отравлял не столько внутренности, сколько душу.

Я просто стоял и смотрел: на догорающие башни, обугленные стены и темные следа на песке. Городские ворота были все еще закрыты. Впрочем, нужда в этом уже давно отпала, выбраться из огненной западни не суждено было никому.

Жадно втянув носом тяжелый запах гари, я закашлял. И предательская игла сомнения кольнула в то самое место, где раньше располагалось хрупкое сердце. А что если я все-таки ошибся? Абсолютно во всем! В каждом суждении, в каждом поступке!

Агата приблизилась ко мне в сопровождении пятерых скоморохов. Стянув край шарфа которым была замотана ее голова, она устало опустила взгляд. Было видно, что ей тяжело. Наверное, гораздо тяжелее, чем мне. И она не собиралась скрывать этого от присутствующих. Как и любого палача что привел приговор в исполнение, ее неотвратимо начинала мучить совесть. По крайне мере я на это очень сильно надеялся.

— Как все прошло? — скупо поинтересовался я.

— На удивление просто.

Я попытался отыскать в ее взгляде хоть каплю сожаления, но так и не смог. Одна сплошная пустота. Мрак и пустота. Все эмоции ушли на второй план.

— А как у тебя? — спросила она.

— Почти также… — соврал я. Хотя почему соврал, противостояние вооруженным перегринам действительно стало для меня довольно легкой прогулкой.

— Я ожидала иного. — Агата говорила абсолютно откровенно.

— Я тоже. Но как видишь, наши надежды не оправдались.

Мой взгляд снова коснулся городских стен. Я все еще слышал отчаянные крики — мольбы о помощи перемежались с отчаянными проклятиями.

Старые боги — жестокие боги!

— Неужели все погибли? — с какой-то глупой надеждой в голосе уточнил я.

— Мои люди позаботились об этом, — холодно ответила Агата.

А разве могло быть иначе? Я заметил на одеждах скоморохов крупные капли крови. Но в тот же миг картинка стала более отчетливой: следов было гораздо больше. Далекие звезды! Да они просто искупались в этой багровой реке отчаянья.

— Они сопротивлялись? Пытались обращаться? Перевертываться?

Агата не ответила. Поймав мой вымученный взгляд, она зачерпнула легкий, почти невесомый песок и продемонстрировала его крохотные гранулы раскрыв ладонь.

— Прекрати жить в узких стенах иллюзии, гид-ученый. Стереотипное мышление — вот что делает тебя уязвимым для этого гнилого мира.

Она впервые назвала меня так как мы привыкли именовать себя на Сфере.

— Смотри, и не удивляйся.

Агата в очередной раз щелкнула пальцами. И вновь вспыхнула искра. Песок легко воспламенился. Огонь в мгновение ока охватил скромную кучку превращая ее в пепел. Я с интересом наблюдал за происходящим.

Магия — всего лишь наука! Царица наук!

— Запомни, перегрин, — Агата выдержала паузу, — новый порядок на этой планете — это мы. Не инквизиция, и уж тем более не наши с тобой соотечественники-переселенцы. Только мы способны спасти сотни тысяч, пожертвовав жалкими крохами… — Она указала туда, где возвышались мрачные столпы дыма.

— Я хочу это увидеть, — уверенно заявил я, — собственными глазами.

Нахмурившись, Агата задумчиво кивнула:

— Я так полагаю, отговаривать тебя не имеет смысла?..

— В самую точку, — согласился я.

Скоморохи помогли убрать балки, которыми они заколотили снаружи ворота. Одна из створок нехотя подалась назад и я заметил обугленные силуэты стражников. Серые фигурки, словно огромные спичечные головки повалились на землю, подняв фонтан пепла. Закрыв лицо влажной тряпкой, я смело вступил на территорию Молчаливого города. Если бы я сохранил свой походный плащ — было бы куда легче. В высоком воротнике моего старого одеяния имелась скрыта специальная фильтрационная система — лучше всяких противодымных устройств. Но сейчас под рукой лишь ткань пропитанная водой из нагретой фляги.

Агата шла за моей спиной, уставившись себе под ноги и ничего не объясняя. Впрочем, я и сам все видел слишком много, чтобы задавать лишние вопросы. Картина творившегося здесь пару часов назад возникала перед глазами, как элементы видео-слайдера.

Остановившись на перекрестке я устало взглянул в небеса. Хмурые тучи, нависая над почерневшим городом, наконец разродился скорбным дождем. Осторожные капли упали на мостовую пригладив серый налет обреченности.

История повторялась. Чучела кардинала Гардиуша Блана растворившись в огне, окропились небесной милостью.

Дышать стало чуть легче. Я прошел вдоль замерших тел. Сейчас уже трудно было разобрать лица — лишь хищные маски ужаса. Какие-то злобные, какие-то наполненные отчаяньем, но в каждом угадывалось что-то схожее, отталкивающая. Будто все они вступили в тень и затерялись в мрачном потоке пустоты. Может быть именно это и разглядела в них Агата приняв за кошмарных солдат кардинальской армии.

Где-то недалеко отчетливо послышался чей-то шорох. Осторожный, словно его инициатор ужасно боялся выдать свое присутствие.

Я покосился на Агату.

— Подземные схроны, — коротко пояснила она.

Бывшие жонглеры и ходуны ставшие теперь ненасытными палачами медленно выбирались из своих нор. Испуганно оглядываясь по сторонам, они постепенно приходили в себя, отряхивая плотные плащи и накидки. Наверное, даже самый решительный среди них не ожидал такого эффекта. Никто кроме Агаты.

— Неужели люди Гардиуна так и не проявили себя? — без особой надежды спросил я.

— Хочешь увидеть подкопченных чудовищ? Что ж, изволь!

Короткий кивок и Агата указала на ту часть города, где располагались высокие шпили соборов. Именно в том месте притаились лечебницы превращения.

Бедные люди. Выбирая между новыми и старыми богами вы угодили в ловушку. Нужно было отказываться и от тех, и от других. Я мысленно покорил себя за столь смелое суждение: легко давать советы, когда смотришь на происходящее со стороны.

Теперь нас сопровождала уже добрая сотня уличных артистов. Шок постепенно покидал их скованные ужасом тела. Кто-то поднимал в верх потухшие факелы и выкрикивал победные лозунги, кто-то хлопал коллег по плечу, выражая тем самым поддержку — жалкое оправдание учиненного нами безумия.

— Несказанное везение, — наконец сказала Агата.

Только сейчас я заметил повсеместно закрытые ставни и запертые двери.

— Не оставили им ни единого шанса, — с ехидством в голосе поинтересовался я.

— Упростили себе задачу, — поправила меня ученый.

— А как на счет нищих и попрошаек?

— С ними было проще всего, — на ее лице возникла хищная ухмылка. — Вон видишь сточные канавы и прилегающие к ним сливы? Именно там они прятались от дневного света. Мрак тянется к мраку, ты же знаешь это железное правило, перегрин.

— Что-то такое припоминаю.

— Так вот, — она заложила руки за спину и деловито ускорила шаг. — Мы предусмотрительно подготовили возле каждого входа заслонку, обычные камни. Совершенно не бросается в глаза и в то же время очень эффективно. Когда все началось, каждый из них получил свою порцию жидкого огня. Вспыхнуло так, что в большинстве случаев даже не пришлось закладывать выходы из их щелей.

— Боялись излишней паники, — догадался я.

— Мы пришли сюда не воевать, а карать, — напомнила Агата. — Наша задача была вырвать язык у злобной ехидны, что скрывается под личиной благочестия.

Я молча согласился. Но если быть до конца откровенным ее слова уже вряд ли могли что-либо изменить. По сути, они превратились для меня в пустой звук. Теперь зло окружало меня со всех сторон. И на земле, и над землей, и даже во мне самом. Трижды проклятый мир Отсталый мир!

Боги, не важно какие, по своему определению полны жестокости. Но те кто их свергают опасней во стократ!

— Над этим кварталом пришлось потрудиться по серьезнее, — тем временем продолжила объяснять Агата.

Теперь, когда она увидела плоды своего злого гения воочию, — ей наконец-то захотелось высказаться. Безумие всегда требует всеобщей признательности, а такой как Агата — медные трубы были необходимы вдвойне.

— Вот там, а еще вот здесь, я выставила усиленные посты. На случай если зверям все-таки удастся ускользнуть из огненного капкана. И хотя мои верные сыны надежно запечатали ворота, я все же опасалась, что армии Гардиуша удастся выбраться через подземные лазы. Эти церковные крысы всегда любили мастерить ходы на случай внезапной опасности. Все что угодно, лишь бы спасти свою жалкую шкуренку.

Я уставился на узкие кованные двери подпертые снаружи двуярусными повозками. Рядом, в кровавой луже, валялись огромное лошадиные туши, а ближайшие щели окон были закрыты толстыми щитами с крабами заклепок. Ничего не скажешь — хитроумное изобретение. С дверьми было попроще — там где было возможно их сдерживали толстые цепи и замки.

Но даже при такой сумасшедшей предусмотрительности кое-кому все-так удалось выбраться. Правда без всякого шанса на спасения.

Я разглядел обугленные тела в пустых окнах и в отдалении, на мостовой. Они отчаянно боролись за жизнь, но шансы, как оказалось, были равны нулю. Впрочем, когда смерть царапает спину выбор довольно прост: страх гонит вперед и безумцев, и мудрецов.

— В этих стенах происходило первичное обращение избранных. Не отставай, сейчас сам во всем убедишься, — поторопила мне Агата.

Мне безумно хотелось ей поверить, — и в первую очередь для того, чтобы оправдать собственные поступки. Но разум упрямо твердил обратное. Я совершил ужасный грех. И не важно, что сделано это с благой целью. Ничто в жизни не может оправдать подобное изуверство. Именно эту мысль я пытался выгнать из своей головы. С другой стороны — что сделано то сделано. Теперь осталось просто пройти этот путь до конца, а там поглядим. Хотя лично у меня не было никаких сомнений: справедливое возмездие рано или поздно настигнет не только Агату но и меня.

Скоморохи расчистили заваленный проход и спешно осмотрели собор. Только после этого нам было позволили пройти внутрь. Ничего удивительного — жизнь лидера важнее собственной.

Я выдержал не больше пары минут. Удушающий запах гари пожирал изнутри, и если бы не искусственные органы, он в два счета вытряхнул из меня хрупкую жизнь. Агата помогла выбраться наружу.

Дождавшись пока я откашляюсь, она тихо спросила:

— Ты увидел что хотел?

— Более чем.

Я медленно сполз по стене и сложив руки на коленях, опустил на них голову. Картинка приобрела свою целостность.

Магия? Безусловно. Здесь без нее не обошлось. Но сейчас меня больше интересовала иная составляющая этого безумия. Потому что как меня не пытались убедить, а я больше не верил в подлинность кардинальского воинства.

Кошмарные лица — они взирали на меня отовсюду. И от них не было никакого спасения. Укоризненные, молящие и пашущие гневом — куда бы я не повернул голову, меня пронзал взгляд простых людей.

Агата была прекрасным историком. Долгие годы она изучала Отсталый мир, копалась в его прошлом, прогнозировала будущее. Посвятила ему всю себя. Но там, на Сфере, у нее были и другие увлечения. Например, механика, примитивная наука способная заставить вращаться шестеренки и возвратно-поступательные механизмы. Среди космического совершенства подобная архаичность была ни к чему. А вот здесь, на планете, где наука не продвинулась дальше ткацкого станка, ее умения пришлись как нельзя кстати.

Одно нажатие рычага и заслоны, смоляные ведра и выдвигающиеся решетки пришли в действие. А еще, были задвижки, каналы воспламенения и многое другое. Не знаю, сколько Агате понадобилось времени, чтобы разработать и осуществить свой кровавый план, но справилась она с этим мастерски.

Тяжелый пепел медленно оседал на землю. А я замер посреди пустой улицы и представлял как люди отчаянно боролись за свою жизнь. Тяжелые вздохи, хрипы, всеобщая сумятица — доведенные до отчаянья они буквально карабкались по отвесной стене и срываясь, падали на мостовую.

— Не стоит довольствоваться мимолетным успехом, — нарушила мои ведения Агата. — Нужно свериться с переписными книгами, возможно кому-то все-таки удалось покинуть город.

— Мы следили с Хрипатого холма за всем происходящим, — попытался поспорить один из скоморохов. — Выживших нет!

— Чушь! — рявкнула ученый. — Любое утверждение, требует доказательств, слышали о таком? Хотя о чем я говорю! Просто исполняйте приказ, лишняя болтовня здесь ни к чему.

Несговорчивый нрав Агаты — на научных диспутах она напоминала космический крейсер идущий на пролом, сквозь метеорный бурелом. Но сейчас ее поведение показалось мне опаснее кошачьих повадок Кардиуша Блана.

Я дождался пока разноцветное войско Агаты оставит нас одних, и едва слышно произнес:

— Среди них не было ни одного оборотня. Ни капли мрака! Только обреченные жители Галдящего города…

— Ты знаешь, что такое аксиома погрешности? — Агата даже не удосужилась меня дослушать. — Ну, чего молчишь? Отвечай!

Моя голова слегка дернулась, но ученый расценила это как согласие.

— Как видишь она применима не только в точных науках.

— Получается для тебя человеческая жизнь равняется обычной цифре?

— В данном случае — да, — не стала отпираться Агата. — А может быть даже меньше. — Но заметив мой напряженный взгляд, все-таки попыталась оправдаться. — Да пойми ты дурья башка: рано или поздно они все равно стали бы тем, кого мы опасаемся. Это лишь вопрос времени. Отсталый мир застыл на одном месте. Понимаешь к чему я клоню? Если не подтолкнуть его то он окончательно скатиться в тартарары.

— А ты уверена, что толкнешь его в правильном направление?

— Не сомневается только тот, кто ничего не делает, — процитировала какого-то из великих философов Агата.

— Так говорили те, кто отправил наш мир в бездну, — спокойно напомнил я.

Мои слова наконец-то вывели ее из равновесия. Не то что бы я желал этого, но не скрою — мне было приятно.

Всплеснув руками Агата развела их в стороны, словно пыталась объять необъятное.

— Все что ты осязаешь здесь, лично мне, напоминает гнилую чечевицу. Сброд мудрецов и глупцов! Причем в все пороки мира в одном флаконе. И каждый из них, глядя на наши бесполезные попытки приспособить эту жалкую планету под себя, занимается откровенной пляской на костях. И пускай меня изгнали со Сферы, я не позволю им издеваться над теми, кто стоит на высшей ступени развития.

Теперь для меня все окончательно встало на свои места.

Очередной симптом высокомерия, запрятанный в начинку из благочестия и мнимой справедливости.

— И что ты теперь скажешь? — дав время подумать, спросила Агата.

— Хочешь узнать чью сторону я выбрал? — уточнил я.

— Да.

— Пока нам по пути, я буду следовать рядом. А дальше будет видно…

— Меня это вполне устраивает, — сказала Агата.

Ее усталая, слегка сгорбленная фигура медленно исчезала среди витающего пепла. Неподалеку мелькали яркие пятна скоморохов, которые грузили в телеги огарки тел. Тех самых, что стали для ученой обычной математической погрешностью. И в этот самый миг мне подумалось, что зачастую развитие общества в конечном итоге приводит нас обратно к животному прагматизму. Впрочем, я мог ошибаться, ведь Агата была лишь одной из многих, кто просто пытался в чужих землях построить новый дом.

Только миновав пару миль, я наконец избавился от тошнотворного запаха паленого мяса. Хотя если быть до конца откровенным: он настолько сильно въелся в одежду и даже в кожу, что никакое расстояние не смогло бы разлучить нас с этим пресловутым саваном смерти.

Конь, недовольно фыркая, плелся так медленно, словно доживал последние дни. Но я и не собирался подгонять его, время теперь не имело для меня никакого значения. Лишь отрезки событий. Вот в чем я должен теперь измерять наступающие дни. Первый пункт — цитадель. Второй — убийство его высокопреосвященства. Третий — возвращение Неры на Сферу. Три простых шага способных привести меня к душевному спокойствию и умиротворению. Вроде бы все так просто, а ведь не купишь не за какие деньги. Последнее продашь — а не купишь.

Моя жизнь, будто отмотанный назад слайд-фильм возвращалась к своим истокам.

Остановившись возле охотничьей сторожки я вспомнил свои первые шаги после выздоровления и настороженный голос Кейтлин. Пустые звезды! — как давно это было. Кажется не в этой жизни и уж точно не со мной.

Дверь оказалась не запертой. То ли наша вина, то ли это место приютило какого-то нерадивого путника, — какая разница. Я зашел внутрь, быстро нашел тайник, протянул руку и остановился.

Как время не пыталось меня обмануть, а память оказалась сильнее всех уловок. Хотя о чем это я, ведь прошло не так уж много. Три с небольшим дня.

Проверив револьвер я убрал его обратно под половицу, а вот Холодный игрок легко запрыгнул на плечо. Оружие возмездие! Или все-таки слепой слуга злой воли? Мне было плевать. Просто надоело мучиться в догадках, задаваясь сотней бессмысленных вопросов, на которые нет и не может быть ответов.

Выбравшись на опушку я остановился возле ровного ряда кривых виселиц. Фигуры мертвецов, вырвавшись из недавнего прошлого, застыли в немых позах уже не в силах изменить неизбежного.

Зло порождает лишь зло! И результат всегда един.

Мне припомнилась последняя охота на ведьм. Ее итог был весьма схож с тем, что утроила Агата. И чем же тогда она отличается от церковных палачей? На мой взгляд — ничем. Разве что проявлением излишней жестокостью. Но если бы я указал ей на это, она наверняка бы нашла оправдание. Человек слишком изворотлив для банального признания истины.

Тела несчастных были сильно изуродованы. Но даже под маской запекшейся крови я смог угадать знакомые лица. Все шестеро. Мои преследователи висели отдельно от жителей теперь уже Бесшумного города. Только была ли в том особая привилегия? Думаю, что нет. Просто перегринов доставили сюда в последнюю очередь, поэтому им и достались крайние позорные столбы.

План Агаты не терпел отступлений.

Сфера, и ее странствующие ученые, могли стать серьезной помехой для дальнейших действий. И Агата решила минимизировать возможный риск.

Интересно, а что она собирается делать, если я тоже стану для нее проблемой номер один? Рассуждать об этом было довольно волнительно. Будто решать сложную задачку со многими неизвестными — любая последовательность вычислений может привести к неверному ответу.

Спешившись, я медленно приблизился к стоявшим поодаль скоморохам. Они ждали меня. Когда я протянул завернутый в тряпицу карабин воины растерянно переглянулись. Немного помедлили, пока вперед не вышел худощавый артист. Его лицо было разукрашено белой и синей краской: на щеках остроконечные звезды, а вокруг рта гримаса боли и нечто напоминающее изогнутые клыки.

Холодный игрок перекочевал к нему в придорожную сумку. Он учтиво поклонился и быстро произнес:

— Ваше оружие будет ждать вас в условленном месте.

Я кивнул и повернувшись спиной, направился к висельникам.

Ну вот кажется и все. Время перегринов подошло к концу. Как я и предрекал — Отсталый мир отторг посланников с далеких звезд. Выдавил из себя как занозу.

Перекошенное лицо Фреда кажется немного напряглось. Впрочем, с покойниками всегда так — одни иллюзии да и только.

Но мне было плевать на всякие там условности. Именно сейчас, именно в этом месте, захотелось банально выговориться. И не важно что слушатель был уже давно мертв и в качестве ответа мог издавать лишь недовольный скрип.

— Итак, старые боги все-таки заняли достойное место в истории бесконечного сезона смертоубийства, — довольно резко начал я разговор.

Фред промолчал.

— А ведь помнишь те времена, когда именно мы выбрали этот мир для конечной цели. Все возмущались, пророча нам неудачу! Но мы дружно отмахивались, считая, что высший разум, каковым мы себя считали, сможет поработить кого угодно. И каков итог?! Да ты прав, неутешительный. Мы не добились ровным счетом ни-че-го, — я немного помолчал, а вскоре продолжил: — Смелые планы, бесконечные научные диспуты и систематизаторы возможностей, — все превратилось в пустой звук. Этот мир оказался крепким орешком. Непредсказуемый и в тоже время грозный. С самого начал все пошло не так. Мы пытались покорить его, а вместо этого он сделал нас своими рабами. Думаешь я не прав? — тело перегрина повинуясь ветру принялось раскачиваться из стороны в сторону. — Что ж, пускай мое мнение и не совпадает с твоим. Но согласись, все не так просто, как мы хотели думать. Долгую сотни лет мы подстраивались под примитивные правила и сами того не замечая, все сильнее погружались в трясину. — Я тяжело вздохнул. — Нам уже давно надо было искать другую планету. Что? Ты что-то сказал? — Я напряг слух. Нет, кажется ничего. Просто гуляющий по округе ветер. — Впрочем, ты наверное прав. Эта планета — наша судьба. Выбирать нечто новое уже поздно, нашей системе просто не хватит запаса энергии. Тогда что? Плюнуть на все и начать процесс колонизации прямо сейчас? А что, неплохая идея. Только кто будет слушать нас на Сфере. Я — отступник, ты — мертвец!

Воцарилась тишины. Хотя почему воцарилась, она уже давно опутала пыльный тракт. Даже пение птиц запуталось в паутине скорби, будто я очутился на заброшенном погосте.

Внезапно раздался вкрадчивый шепот. Удивительно, но когда твой слух не отвлекается на посторонние звуки, все кажется таким громким, даже оглушающим.

— Ты что-то сказал про Агату? А, понял. Слишком сильно ненавидишь ее. Согласен, она поступила довольно подло. Впрочем, и я тоже хорош. Но ты пойми, она уже давно не принадлежит нашему миру. Учтивость и цивилизованность — теперь это не про нее. Я знаю это не понаслышке. Подобные метаморфозы происходят сейчас и со мной. Мы привыкли называть это мраком. Хотя на самом деле — обычная человеческая сущность, и ничего большего. Понимаешь? Ах, нет. Ну тогда постараюсь тебе объяснить более доступным языком. Этот Отсталый мир как банка с пауками. Нет, не так. Скорее банка с кислотой. Теперь понятно? Помещаешь сюда человека и с тем начинают происходить необратимые изменения… Что ты говоришь? Что насчет магии? — так это просто ингибитор, и ничего большего. Слишком мудрено? Ну тогда повиси здесь и подумай, проанализируй. Ты ведь все-таки ученый, и не стоит об этом важном факте. Ну все прощай, Фред. Будешь на Сфере, передавай от привет. А мне пора. Еще слишком много дел… Необходимо хорошенько встряхнуть этот заспанный мир и перекроить его на свой манер, раз вы не смогли этого сделать.

Возможно он что-то прокричал мне в спину, — но его уже не было слышно. Запрыгнув на коня, я инстинктивно обернулся. На плече перегрина сидел сыч-перевертыш. И почему никто из моих коллег не прислушивался к природе и ее безошибочным приметам? Я грустно улыбнулся. В чужом мире, главное научиться играть по местным правилам, а не навязывать свои.