Войцеховский так и не пришел, хоть и обещал, и Щеткин решил позвонить сам. У галерейщика был очень нехороший голос. Такое впечатление, что он готов был сорваться на крик, хотя мужик вроде не истеричный. И что с ним такое стряслось? Не мог ведь вчерашний разговор со Щеткиным так на него повлиять?
— Хоть на части разорвите, но прийти к вам я никак не смогу, — явно на взводе выкрикнул Войцеховский в трубку.
— Да я хотел только поговорить об Ольге Якушевой… Узнать, устраивала ли она в августе выставки…
— Да не помню я! — с досадой выкрикнул Вадим Борисович. — Наверное, устраивала. Я же не хожу на все подряд вернисажи.
— А про Труэта Лорэна вы можете что-нибудь сказать?
— Да я его знать не знаю!
Казалось, Войцеховский сейчас лопнет от злости.
— Вчера мне показалось иначе. Когда я упомянул его имя, у вас даже сердце прихватило.
Войцеховский немного сбавил тон.
— Я действительно про этого Трумэна, или как его, не слышал. Просто вы меня вчера достали — тот убит, этот убит, третий убит… А тут и Ольгу убили… В общем, перебор произошел. Не выдержал я.
Ну вот. А Турецкий сказал, что Войцеховский сильный… Что у него там происходит? Какой-то шум, раздраженные голоса, женский дрожащий голос…
— Ей-богу, не до вас сейчас, извините! — торопливо крикнул Войцеховский и отключился.
Щеткин пожал плечами. Похоже, на Войцеховского рассчитывать не приходится. Вчера он сообщил столько полезного, а сегодня как с цепи сорвался.
Щеткин не знал, что в галерее Войцеховского разворачивается настоящая драма.
С утра настроение у Вадима Борисовича было относительно нормальное. Если не считать, что смерть Ольги не выходила у него из головы. В двенадцать часов к галерее подкатил джип, и заявились Виталий и Дмитрий. Виталий нес в руках пакет. И когда развернул упаковку, удивленные Войцеховские увидели три картины, которые продали ему еще два месяца назад. У Виталия было недовольное выражение лица.
— Лариса Владимировна, у меня плохие новости…
— Что такое? — упавшим голосом спросила она. Почему-то ничего хорошего от их визита она не ждала. Встреча в офисе Савичева была назначена на два часа дня. И вдруг это неожиданное появление довольно хмурых друзей, да еще с картинами.
— Картины-то фальшивые.
— Как фальшивые? Я же предъявила на них экспертизу!
— Да вот я решил перепроверить их подлинность. Вы же сами как-то советовали Дмитрию провести экспертизу его коллекции. Ну мы некоторые его картины отобрали, заодно и ваши проверили. И вот заключение независимой экспертизы: фальшивки! Все три!
— Да быть этого не может! — воскликнула Лариса Владимировна, у которой и так нервы были на пределе. Еще предстояла встреча с Савичевым, а он ей очень не понравился в прошлый раз.
— Пожалуйста, смотрите…
Он протянул заключение независимой экспертизы. Войцеховские уставились в бумагу. Внимательно перечитали раз, другой… Все верно, подтверждение фальшивки.
Лариса Владимировна онемела.
— Не может быть! — на грани истерики выкрикнула она. Как раз в этот момент и позвонил Щеткин. Он слышал только общий разговор и тон ее голоса, а ярость в голосе Войцеховского была адресована вовсе не ему. Вадим Борисович хотел ее выплеснуть на гостей, а досталось Щеткину.
— Но мы же проверяли! — выкрикнул Войцеховский, все еще считая возникшую ситуацию диким недоразумением.
— Вот ваши платежные документы и картины. Либо вы возвращаете нам деньги, либо даже не знаю, что делать… История очень нехорошая. А ведь мы вам верили! А если узнают солидные люди об этой… мм… ошибке, что же они подумают? Прямой удар по вашей репутации.
Виталий говорил так убедительно, что Ларису Владимировну обдало жаром. Кровь прилила к лицу, у нее даже взмокли корни волос.
А ведь он не зря сказал, что могут узнать об их ошибке! Намеревается ославить их… Если не вернуть деньги, все пропало! Репутацию после такого заявления не восстановить!
Войцеховские не могли прийти в себя. Лариса Владимировна рухнула в кресло, Вадим Борисович подошел к картинам и стал молча их рассматривать. Затем положил на столик и сел рядом с женой.
— Картины я вам возвращаю, — повторил Виталий. — Ну и что вы собираетесь делать?
Он взглянул на часы.
— Ох, извините, нам пора выезжать. Ведь господин Савичев назначил встречу на два часа. Наверное, уже и господин Ухин подъехал. Кстати, деньги у вас готовы?
— Готовы… — через силу произнесла Войцеховская.
— Тогда делаем так. Я вижу, для вас эта ситуация так же неприятна, как и для нас. И так же неожиданна. Мы сейчас поедем к господину Савичеву, вы отдадите ему недостающие деньги, а документы на строение он передаст нам. На время. Пока мы не получим деньги за…ошибку.
Он нарочно избегал слово «фальшивка», чтобы показать Войцеховским, что сам огорчен неожиданным открытием.
— Вы не волнуйтесь, ничего с документами не случится. Они же выписаны на ваше имя. Просто мы их берем как бы на хранение. Чём раньше вы вернете мне деньги за картины, тем раньше получите свои документы и сможете сразу вселиться в особняк.
Войцеховские сидели, словно громом пораженные.
— Нам пора, — мягко напомнил Виталий.
Хозяева галереи молча встали и как зомби направились к выходу. Сати в ужасе смотрела им вслед. Она ни на секунду не поверила, что произошла ошибка. Это было просто исключено. Но что это тогда? «Афера!» — мелькнула мысль.
Платежные документы остались лежать рядом с картиной, а вот и заключение независимой экспертизы… Нет, все совпадает… Она ошалело наблюдала через окно, как Войцеховские садились в джип, потом Вадим Борисович вдруг выскочил и быстрым шагом, почти бегом, вернулся в галерею.
— Деньги забыл, — отрывистым голосом объяснил он свое возвращение и пошел в кабинет к сейфу.
Сати заметила, как он растерян. Ей было искренне жаль хозяев.
Как только Вадим Борисович закрыл дверцу машины, та тронулась с места.
Хозяева вернулись через полтора часа, тихие и подавленные. Вадим Борисович нервно ходил из угла в угол, и когда в магазин заходили покупатели, скрывался в кабинете. Лариса Владимировна вообще не появлялась. Из кабинета доносились их приглушенные голоса. И когда дверь от сквозняка приоткрылась, Сати услышала:
— За машину мы получим не больше тридцати тысяч, хотя она почти новая…
— Питерскую квартиру продавать не будем! — твердо сказал Войцеховский.
— Тогда давай ее заложим… — предложила Лариса Владимировна.
— А что? Это идея. Я сегодня же еду в Питер.
Дверь закрылась, хозяева принялись что-то обсуждать, потом Вадим Борисович стремительно вышел из кабинета.
— Сати, я еду в Питер. Ненадолго. — Он понизил голос. — Присмотри за Ларисой Владимировной, хорошо?
— Конечно! — вскинулась Сати и добавила: — Все будет хорошо!
Он остановил на ней свой взгляд.
— Славная ты девушка, Сати… Дай тебе бог счастья! — и вышел за дверь…
Когда поезд тронулся и Вадим Борисович откинулся в кресле, рассчитывая, что к ночи прибудет в Питер, опять зазвонил мобильный. Он взглянул на номер, который высветился на экране, и помедлил, прежде чем ответить. Опять этот Щеткин! Что ему надо на этот раз? Но решил все же ответить. Следователь показался ему настырным человеком, так просто не отстанет. Лучше сразу переговорить, чтобы отвязался. Предстояла сложная процедура заклада квартиры, а лишние звонки только отвлекали бы…
— Слушаю вас, — спокойно произнес он.
Щеткин опять удивился. Как быстро меняется настроение у Войцеховского! Но подумал, что раз его голос звучит так невозмутимо, значит, свои неприятности он уладил.
— Я только на минуточку. Если вы в последнее время не в курсе дел Якушевой, может, дадите мне телефоны людей, которые могут об этом знать?
— Лучше всего воспользуйтесь ее ежедневником, — посоветовал Войцеховский. — Там она отмечает все свои дела…
— К сожалению, ежедневник исчез. Мы его не нашли. И мобильный ее пропал. Видимо, унес… убийца.
Войцеховский вздохнул. Нет, малой кровью не обойтись. Придется помочь этому зануде.
— Записывайте. Только сошлитесь сначала на меня, а то люди перепугаются. Так и скажите, что я дал вам координаты. Только я сейчас в поезде, еду в Питер, так что вы уж дальше как-нибудь без меня…
— Да-да, — обрадовался Щеткин, записывая под диктовку несколько номеров.
— Счастливого вам пути! — пожелал он Войцеховскому. И добавил: — Удачи!
— Она-то мне как раз и понадобится, — буркнул Войцеховский и отключился.
Щеткин сразу же позвонил Турецкому.
— Саша, у нас есть несколько телефонных номеров. У Войцеховского выцарапал. Надо бы отработать.
— Дожал его все-таки? Молодец. Еду. А у меня тоже сюрприз, — откликнулся Турецкий.
Уже через час они смотрели видеокассету с записью международной конференции музейных работников.
— Ну ты смотри, — разочарованно протянул Щеткин. — Тут одни доклады…
— Скажи спасибо, что тебе не приходится все это слушать, — бросил Турецкий, щелкая кнопкой, чтобы увеличить скорость воспроизведения.
— А вдруг этот любитель съемок конференций снимал только докладчиков?
— Я спросил у него. Говорил, тусовку тоже записал. Он любит снимать всяких известных личностей и в неформальной обстановке… Так… Смотри… Вот они все вывалились из конференц-зала… Довольные, смеются… Хлопают друг друга по плечу…
— Знакомятся… Вот с этого момента повтори… — сосредоточился на экране Щеткин. — Вот Кларк! Это кто с ним? Здоровый, спортивный, стрижка подходящая…
— Так это докладчик. Не узнал? Британец.
— А этот? Тоже стрижка что надо. И цвет волос подходящий…
— Этот что-то быстро отвалил.
— А что ты звук отключил?
— Мешает…
— Так нам и разговор нужно послушать!
— Поздно. Камера все равно отъехала… Давай теперь смотреть, кого он опять покажет.
На экране появлялись новые лица, на некоторых оператор задерживался.
— Я уже кое-кого запомнил, — пробормотал Щеткин. И вскрикнул: — Кларк! Смотри, какой-то к нему подвалил. Высокий, спортивный, стрижка нужная…
— Включаю звук, — предупредил Турецкий и напряженно стал всматриваться в новое лицо.
Говорили на английском языке. Кларк с немецким акцентом, это понял даже Щеткин. Его собеседник говорил на английском довольно свободно, но по произношению можно было догадаться, что он русский.
— Может, это он?
Камера переместилась, и Кларк с собеседником пропали.
— Вот черт!.. — не сдержался Щеткин.
— Погоди, может, еще покажет.
И опять пришлось смотреть на оживленных людей, которые направились в другой зал, где для них был накрыт стол.
— Вон они! — опять вскрикнул Щеткин.
— Ты не ори, я же вижу… — невозмутимый Турецкий несколько раз вернул один и тот же кадр.
— Видишь, там дама? Машет рукой. Идет прямо на камеру.
Объектив выхватил из толпы красивую женщину, которая решительно шагала, рассекая толпу, и мужчины провожали ее взглядами.
— Якушева! — выкрикнул Щеткин. — Я ее узнал. В квартире полно ее портретов на стенах.
— Смотри, смотри, — тоже заволновался Турецкий. — Она подходит к Кларку и этому мужику.
Он громче включил звук, и они расслышали на фоне общего шума ее низкий грудной голос:
— А я вас собиралась познакомить…
И опять камера, задержавшись на ее красивом лице, переметнулась на толпу.
— Черт бы его побрал… — процедил Турецкий, наблюдая на экране заставленный угощениями стол, потом веселые лица участников конференции. Оба молча смотрели на жующих людей, слышали оживленные голоса, смех.
— Веселые какие, эти музейные работники, — с некоторой завистью произнес Щеткин.
Человек с камерой тем временем, похоже, присоединился к компании. Потому что объектив застыл на группе людей, что-то живо обсуждающих на английском языке.
— Наверное, он поставил на что-то камеру, на возвышение. И лопает… А почему же не снимает? — сердито спросил Щеткин.
— А он не профессионал. Это любитель. Из искусствоведов. Знаешь, как я на него вышел? Узнал через Интернет, когда была конференция. Выяснил учредителя и спросил, велись ли съемки. На всякий случай поинтересовался. Потому что могли снимать и для канала «Культура». Они любят освещать такого рода мероприятия. А тот мне ответил, что телевидение не заинтересовалось этим событием, но среди участников был человек с камерой. И назвал его имя.
— Молодец, Саша! Спасибо тебе огромное!
— Из «спасибо» шубу не сошьешь, — машинально ответил Турецкий и вдруг шикнул на Щеткина.
— Слушай!
Изображение оставалось то же, но слышался разговор совсем рядом с камерой.
Женский голос спросил:
— Так сегодня тебя ждать?
— Никак не смогу. У меня дела…
— Очень жаль. Ну как тебе профессор Кларк?
— Интересный мужик. Попросил, чтобы я устроил ему экскурсию по малоизвестным уголкам Москвы.
— A-а, так вот какие у тебя дела! Только без меня не вози его по мастерским.
— И не думал, дорогая.
— А когда увидимся?
— Может, завтра, может, послезавтра…
— А определеннее? Я же человек деловой. У меня могут быть свои планы.
— Оленька, я позвоню.
— Запомни — ни по каким мастерским Кларка не вози! Это была моя идея.
— Ну я же пообещал! А что, он намерен что-то и прикупить?
— Задача у него другая. Но не исключено. Не выйдешь со мной… в курительную комнату? — кокетливо спросил тот же женский голос.
— На нас смотрят. Какая ты нетерпеливая! — пожурил ее мужика.
— Тебе это всегда нравилось, — хихикнула женщина.
Голоса умолкли. Камера дернулась и крупным планом показала какого-то господина.
— А это еще кто?
— Да фиг его знает. По-моему, председатель. Я его уже видел в начале съемок.
Больше ничего интересного камера не показала.
— Ценный фильм, — одобрил Щеткин. — Значит, Ольга собиралась представить своего мужика Кларку. А тот ее опередил, сам подошел к профессору. Начали о чем-то говорить, а тут Ольга к ним подходит… Ты заметил, что во время разговора у камеры она так его ни разу по имени и не назвала?
— Вот это хреново… Могла бы хоть разочек обратиться по имени. А нам было бы облегчение, — выразил свое недовольство Турецкий.
— Во всяком случае, все совпадает. Съемки сделаны второго августа. Мужик сообщает Ольге о желании Кларка после застолья прогуляться по Москве. В этот же день после экскурсии Кларка нашли на Покровке ограбленным и убитым.
— Но не мог же швейцарец таскать с собой большую сумму. А смысл убивать его был только в том случае, если бы убийца знал, что у Кларка деньги. Например, на покупку. Мужик задал Ольге вопрос о Кларке: «Намерен что-то прикупить?»
— А может, он посулил Кларку нечто интересное? И тот клюнул?..
— Он мог с деньгами и не ходить, — раздумывал вслух Турецкий. — Их можно снять со счета по пластиковой карточке.
— Так что же получается? Они сначала гуляли. Потом Кларк снял деньги. И что же он, таскал их с собой до двенадцати ночи?
— А может, Ольгин мужик его все-таки возил в мастерские? И тот ничего не присмотрел? Или наоборот, пообещал свозить уже после экскурсии? Тот деньгами и запасся. И сомнений у него насчет своего провожатого не возникло, потому что Ольга их собиралась познакомить. А Кларк ей доверял, у них же был общий проект…
— Знаешь, что мне пришло в голову, Саша? Ольгу нашли убитой четвертого августа. Через два для после смерти Кларка. Что, если она догадалась, чьих рук убийство Кларка? Ведь наверняка до нее дошла информация о его убийстве.
— И легла с убийцей в постель?
— Она могла догадаться после. И тогда он ее убрал. Вот незадача, и телефон у нее без автоответчика. А так бы узнали, звонила ли она в отель поинтересоваться, почему Кларк не объявляется? Она же собиралась его повозить по мастерским.
— Она не только звонила. Она там была третьего августа.
— Откуда ты знаешь?
— Я вчера после того, как уехал от тебя, решил наведаться в отель «Палас». Поговорить с дежурными, не навещал ли кто-нибудь Кларка? И заодно посмотреть записи видеокамеры наблюдения. Хотел узнать, с кем он заходил или выходил из отеля. Так вот, — третьего в отель приехала Якушева, разговаривала с администратором. Посетовала, что не может дозвониться в номер Кларка. А мобильный его не отвечает. И та ей сообщила: в отель поступил звонок из милиции: Кларка накануне убили. Я просмотрел записи, второго августа Кларк вышел из отеля и больше не возвращался. Третьего августа в двенадцать часов дня прибыла Ольга и ушла в двенадцать тридцать.
— Как ты любишь выдавать информацию дозирование! — обиженно сказал Щеткин.
— Я ее выкладываю согласно развитию событий. И теперь логично было бы показать запись тусовки нашим участникам конференции. Чтобы они подтвердили: именно этот Ольгин мужик терся возле Кларка. Ведь кто-то говорил» что видели, как Кларк весьма оживленно беседовал с русским парнем?
— У тебя же есть телефон учредителя. Наверняка у него имеется список приглашенных русских.
— А вот я ему сейчас и позвоню. Пусть перебросит список с телефонами на ваш электронный адрес.
Когда список прибыл, Щеткин в унынии сказал.
— Ни фига себе, сколько у нас музейных работников!
— На самом деле их значительно больше, — утешил его Турецкий. — Но эта конференция была посвящена именно художественным музеям. Так что полторы сотни человек — это плевое дело. А наших из них всего пятнадцать.
— Как-то странно ты считаешь…
— Я считаю только москвичей. Потому что начнем с них. Ну а если нам не повезет, что никто из москвичей не заметил этих двоих, хотя сомнительно… Тогда придется звонить остальным.
Турецкому повезло первому. Уже третий звонок попал в точку. Некая Перепелкина Нинель Григорьевна подтвердила, что имела счастье наблюдать живую беседу директора Базельского художественного музея профессора Кларка с привлекательным мужчиной славянской наружности. Турецкий не утерпел и поинтересовался, почему она их запомнила и кто из них двоих ей понравился больше.
— Да как же! Ведь господин Кларк выступил с интереснейшим докладом. Это такая яркая личность! На него просто нельзя не обратить внимания. А его собеседник среди докладчиков не был и в прениях не выступал. Не понимаю, чем он так увлек господина Кларка. А что? Почему вы ими заинтересовались? Собираете материал для статьи?
Турецкий представился корреспондентом центральной газеты.
— Да. И хотел бы иллюстрировать ее фотографией господина Кларка. Я вам сейчас пошлю на электронный адрес небольшую запись. А вы мне сообщите, с этим ли нашим соотечественником так долго общался господин Кларк. Кстати, вы случайно не знаете его имя?
— Нет, но видела несколько раз. На вернисажах. Вместе с Ольгой Якушевой.
Через полчаса пришел ответ, что именно этот русский человек надолго отвлек внимание Кларка от прочих почитателей.
— Насколько упростилась работа следователя благодаря Интернету! — пришел в восхищение Щеткин.
— Ну только если иметь в виду чисто техническую сторону, да и то не всегда, — согласился с ним Турецкий. — К сожалению, никакой Интернет не в состоянии назвать имя убийцы.
— Остается распечатать наиболее удачный кадр с этим мужиком, растиражировать и отправиться на тусовки художников, искусствоведов, галерейщиков, музейных работников и прочих любителей искусства, — радостно потер руки Щеткин. — У нас есть его ДНК. И если мы узнаем имя, идентифицировать его ничего не стоит.