Сфера

Погружение

В утреннем свете покачивалась на понтонной платформе подводная лодка «Харон V» — маленькая, ярко-желтая, она казалась детской игрушкой на краю бассейна.

Резиновая шлюпка перевезла Нормана к субмарине, он взобрался на платформу и пожал руку пилоту, которому на вид было не больше восемнадцати, меньше, чем его сыну, Тиму.

— Готовы к отправлению, сэр? — спросил пилот.

— Конечно, — отозвался Норман. Он был готов, если он вообще мог быть готов к подобному мероприятию.

Вблизи субмарина совсем не была похожа на игрушку. Она была невероятно мощной, даже массивной. Норман заметил единственный иллюминатор, крышка которого была прикручена болтами больше его кулака. На всякий случай он осторожно потрогал их.

Пилот улыбнулся:

— Хотите проверить, все ли в порядке, сэр?

— Нет, я вам доверяю.

— Теперь сюда, сэр.

Норман взобрался по узким ступенькам на самый верх подлодки и увидел маленький открытый люк. Он заколебался.

— Сядьте на край, — посоветовал пилот, — спустите ноги и проскальзывайте туда. Немного сведите плечи и подберите ваш… Отлично, сэр. — Изогнувшись, Норман пролез в тесный люк и оказался внутри, где было так низко, что он не мог стоять. Лодка была забита техникой. Тед был уже на борту, согнувшийся в три погибели, н улыбающийся, как дитя.

— Разве это не фантастика?

Норман позавидовал его энтузиазму; сам он немного нервничал и чувствовал себя подавленно. Пилот захлопнул над ним тяжелую дверцу люка и уселся к приборам:

— Все в порядке?

Они кивнули.

— Извините, джентльмены, — оглянулся через плечо пилот, — но вам придется созерцать мой зад. Итак, стартуем. Моцарт подойдет? — Он вложил кассету. — Спуск на дно длится 13 минут, музыка скрасит его. Если вам не нравится Моцарт, можем предложить что-нибудь другое.

— Моцарт — просто отлично, — сказал Норман.

— Моцарт — это великолепно, — заявил Тед. — Моцарт — это грандиозно.

— Ну и прекрасно, джентльмены. — Раздался свист, затем пощелкивание радио. Пилот тихо заговорил в микрофон. Водолаз в снаряжении появился в иллюминаторе, махнул рукой. Пилот откинулся назад.

Хлюпанье, затем жуткий грохот: подлодка стартовала.

— Видите, внизу находятся полозья, — пояснил пилот. — Лодка неустойчива на поверхности, и мы передвигаем ее на полозьях. А на глубине в сто футов мы их отбросим.

Через иллюминатор они видели водолаза, стоящего на палубе по пояс в воде. Затем вода закрыла иллюминатор, и из акваланга водолаза пошли пузырьки.

— Мы под водой, — сообщил пилот.

Он подкрутил вентили над своей головой, и они услышали свист воздуха, пугающе громкий. Потом журчание. Свет, проникающий в субмарину через иллюминатор, был чарующе голубым.

— Очаровательно, — сказал Тед.

— Мы отбросили полозья, — сказал пилот. Моторы гудели и лодка двигалась вперед, с водолазом, скользящим вдоль борта. За иллюминатором не было видно ничего, кроме голубой воды. Пилот сказал что-то по радио и включил Моцарта.

— Откиньтесь назад, на спинки кресел, джентльмены, — предложил пилот. — Погружение— восемьдесят футов в минуту.

Норман слышал грохот моторов, но не ощущал самого движения. Если что и происходило, так это то, что за окном иллюминатора темнело все больше и больше.

— Знаете, — сказал Тед, — счастье, что это случилось в этом месте Тихого океана. Тихий океан по большей части так глубок, что мы не смогли бы спуститься на самое дно. — Он принялся объяснять, что средняя глубина обширного Тихого океана, который занимает почти половину всей поверхности Земли, — две мили. — Лишь в некоторых местах она меньше. Одно из них — сравнительно небольшой прямоугольник, образуемый Островами Самоа, Новой Зеландией, Австралией и Новой Гвинеей, — представляет собой огромную подводную мель, как и у берегов Западной Америки, правда, у той глубина две мили. Так что сейчас мы опускаемся на мель.

Тед говорил очень быстро. Не был ли и он слегка взвинчен? Норман не мог сказать: он чувствовал, как тяжело бьется его собственное сердце. Теперь снаружи было совсем темно; приборная доска отсвечивала зеленым. Пилот включил красные внутренние огни.

Их погружение продолжалось.

— Четыреста футов. — Субмарина накренилась, затем заскользила вперед быстрее. — Это река.

— Какая река? — спросил Норман.

— Сэр, мы вошли в течение иной солености и температуры. Оно ведет себя как река в океане. Мы всегда замедляем здесь скорость: река словно подхватывает нас и мы немного сплавляемся по ней.

— Ах да, — спохватился Тед. Он полез в карман и протянул пилоту десятидолларовую бумажку.

Норман вопросительно взглянул на него.

— Вам никто не сказал об этом? Старая традиция. Нужно заплатить пилоту перед погружением, на счастье.

— Немного счастья и мне не помешает, — сказал Норман, порылся в кармане и отыскал пять долларов. Но, подумав, вытащил вместо нее двадцатидолларовую купюру.

— Спасибо, джентльмены, и дай вам обоим Бог доброго дна.

Моторы вновь заработали.

— Пятьсот футов, — сказал пилот. — Полпути.

Подлодка громко скрипнула, затем раздалось несколько громких хлопков. Норман оторопел.

— Обычный перепад давления, — сказал пилот. — Все в порядке.

— А-а, — произнес Норман, вытирая рукавом испарину. Ему показалось, что подлодка уменьшилась, потолок и стены приблизились к его лицу.

— Настолько я помню, — сказал Тед, — этот район Тихого океана называется Ло Базен. Правильно?

— Да, сэр, Ло Базен.

— Это плато между двумя подводными горными цепями, Южные Фиджи, или Ло Ридж, к западу, и Тонга Ридж — к востоку.

— Все верно, д-р Филдинг.

Норман посмотрел на приборы. Они были влажными, пилоту приходилось протирать их тряпкой, чтобы что-то разглядеть. Может быть, в лодке течь? Да нет, отогнал он эту мысль. Просто конденсация. Внутри стало холоднее.

Относись к этому проще, приказал он себе.

— Восемьсот футов, — доложил пилот.

Теперь снаружи было совсем черно.

— Это потрясающе! — воскликнул Тед. — С тобой было когда-нибудь что-то подобное, Норман?

— Нет, — ответил он.

— И со мной не было, — сказал Тед. — Но как это волнует!

Хоть бы он заткнулся, подумал Норман.

— Знаешь, — продолжал Тед, — когда мы войдем в корабль пришельцев, произойдет первый контакт с иными формами жизни. Ведь это будет грандиозная минута для землян. Вот я все и беспокоюсь о том, что мы должны сказать.

— Сказать?

— Ну да, какие слова. На пороге открытой двери, перед видеокамерами.

— А там будут видеокамеры?

— А как же — все обязательно должно быть зафиксировано. Подумай, как же иначе. И мы должны будем что-то сказать, какую-то запоминающуся фразу. Я думаю, так: «Это ответственный момент в человеческой истории…»

— Ответственный момент? — нахмурился Норман.

— Ты прав, — согласился Тед. — Звучит ужасно. А может: «Это поворотный пункт в истории человечества»?

Норман отрицательно покачал головой.

— А как насчет: «Перекресток в эволюции человечества»?

— А в эволюции случаются перекрестки?

— А почему бы и нет, — ответил Тед.

— Перекрестки бывают на дорогах. Разве эволюция — дорога? Всегда думал, что у нее нет направления.

— Ты слишком буквально все воспринимаешь, — заявил Тед.

— Мы у самого дна, — сообщил пилот. — Девятьсот футов, — он замедлил спуск. Они услышали, как запищал сонар.

Тед предложил:

— Новый порог в истории человечества?

— Отлично. Думаешь, он будет?

— А разве нет? — удивился Тед.

— Что, если мы откроем его, а там и нет ничего, кроме груды хлама?

— Ну да!

— Девятьсот пятьдесят футов. Включаю наружные огни, — сказал пилот.

Через иллюминатор они увидели белые блики. Пилот объяснил, что это взвесь, поднятая ими со дна.

— Видимость нормальная. Мы сели.

— О, давайте посмотрим, — предложил Тед. Пилот любезно подвинулся, и они выглянули.

Норман увидел гладкую и безжизненную, скучного коричневого цвета равнину в освещенных пределах; а дальше — темень.

— Боюсь, что здесь и посмотреть не на что, — сказал пилот.

— На редкость тоскливо, — откликнулся Тед без тени разочарования. — Я ожидал, что здесь больше жизни.

— Ну, тут слишком холодно. Температура воды, только представьте, 36 градусов по Фаренгейту.

— Почти точка замерзания, — сказал Тед.

— Да, сэр. Попробуем найти ваш новый дом.

Моторы вновь зашумели. Мутный осадок вспенился у иллюминатора. Лодка повернулась и двинулась по дну. Несколько минут они наблюдали только коричневый ландшафт.

Потом огни.

— Мы на месте.

Множество подводных огней, выстроенных в форме прямоугольника.

— Это решетка, — пояснил пилот.

Лодка поднялась и плавно проскользнула над освещенной решеткой, протянувшейся примерно на полмили. Через иллюминатор они увидели водолазов, которые возились с оборудованием на дне. Водолазы помахали проплывающей лодке. Пилот посигналил им в ответ в детский горн.

— Они смогут услышать?

— Ну, разумеется. Вода — лучший проводник.

— О, Боже, — произнес Тед.

Прямо перед ними вздымался вверх со дна океана гигантский острый киль. Норман оказался совершенно неподготовленным к его появлению; пока подлодка продвигалась к месту парковки, почти целую минуту киль полностью закрывал ей обзор. Металл был серебристо-серым и, за исключением небольших морских наростов, совершенно без пятен.

— Никакой коррозии, — удивился Тед.

— Да, сэр, — ответил пилот. — Это все замечают. Полагают, это из-за того, что сплав состоит из металла и пластика. Но я думаю, тут ни за что нельзя поручиться.

Киль оказался сзади — подлодка снова повернула. Теперь впереди было множество огней, расположенных вертикальными рядами. Норман увидел стальной цилиндр, окрашенный в желтый цвет, с ярко освещенными иллюминаторами. Рядом с ним — низкий металлический купол.

— Это DH-7, жилой модуль водолазов, — сказал пилот. — Но уж слишком у него рабочий вид. Вы будете жить в DH-8, там гораздо уютнее, уж вы мне поверьте.

Он повернул направо, и после мгновенной темноты они увидели новое скопление огней. Когда они приблизились, Норман насчитал пять вертикальных и горизонтальных цилиндров, сложным образом соединенных Между собой.

— Теперь мы на месте. DH-8 — ваш дом вдали от дома, — сказал пилот. — Через минуту вы будете там.

Металл лязгнул о металл, резкий удар, и моторы стали останавливаться. Со свистом вырывался воздух. Пилот вскарабкался наверх, открыл дверь, и их обдало неожиданно холодным воздухом.

— Шлюз открыт, джентльмены, — сказал пилот, отступая в сторону.

Норман вглядывался сквозь иллюминатор. Он увидел скопление красных огней прямо над собой. Он выбрался из подлодки и попал в круглый стальной цилиндр, диаметром почти в восемь футов. По обеим сторонам его шли перила, узкие металлические скамьи и добела раскаленные, сверкающие, хотя и не дающие много света, лампы.

Тед выбрался следом и уселся на лавку напротив — так близко, что их колени касались друг друга. Под их ногами пилот захлопнул люк. Они увидели, как завертелись лопасти. Они услышали клацанье, когда лодка тронулась; затем рокот моторов, когда лодка стала удаляться.

И больше ничего.

— Что же теперь будет? — спросил Норман.

— Сейчас нам меняют давление, — сказал Тед. — Переводят нас в разреженную атмосферу, насыщенную иными газами. Здесь, на глубине, нельзя дышать обычным воздухом.

— Почему? — Сидя здесь, на дне, и глядя на холодные стальные стены цилиндра, Норман жалел, что проспал инструктаж.

— Потому что тут для нас атмосфера Земли смертельна. Мы не осознаем этого, но кислород — едкий газ. Он из одной химической группы со фтором и хлором, а фтороводородные соединения относятся к самым коррозийным веществам. Так же и кислород. То его свойство, которое делает несъедобным покоричневевшее яблоко или заставляет ржаветь железо, в большом количестве становится разрушительным и для человека. Кислород под давлением становится токсичным — в полном смысле слова. Значит, нужно сократить количество потребляемого кислорода. На земле вы вдыхаете 21 процент кислорода. Здесь, внизу, вы вдыхаете только два процента. Но разница для вас незаметна.

Голос из динамика произнес: «Переводим вас на новое давление».

— Кто это? — спросил Норман.

— Барнс, — ответил голос. Но он звучал непохоже на голос Барнса — сухой, какой-то искусственный.

— Должно быть, он говорит через толкер, — сказал Тед и тут же засмеялся. Его собственный голос стал заметно выше. — Это гелий, Норман. Они создают гелиевую атмосферу.

— Ты говоришь, как Мак Дак, — сказал Норман и тоже засмеялся. И его голос прозвучал скрипуче, как у персонажа из мультфильма.

— Послушай лучше себя, Микки, — проскрипел Тед.

Передразнивая друг друга, они оба заливались смехом.

— Заткнитесь, вы, дурни, — сказал Барнс из динамика. — Это серьезно.

— Да, сэр, капитан, — ответил Тед, но его голос стал тонким просто до неприличия, и они вновь расхохотались, а в металлическом цилиндре зазвенели их тонкие, как у школьниц, голоса.

Это гелий сделал их высокими и скрипучими. Но он подействовал не только на голоса.

— Дрожите, ребята? — поинтересовался Барнс.

Им и в самом деле стало холодно. Норман видел, что Теда трясет, но и его ноги покрылись гусиной кожей. Как будто ветер пронизывал их тела — но никакого ветра не было. Легкость гелия усилила испарение, отчего и стало холоднее.

С противоположной стороны цилиндра что-то говорил Тед, но Норман ничего не мог понять; его голос стал таким тонюсеньким, что уже ничего нельзя было разобрать. Только тонкое повизгивание.

— Как будто пару крыс запустили, — довольно заметил Барнс.

Тед перевел глаза на динамик и что-то проскрипел.

— Хотите говорить нормально, так воспользуйтесь толкером, — посоветовал Барнс. — Они в ящиках под сиденьями.

Норман нашарил металлический ящик, щелкнул, открывая его, замком. Металл звонко скрипнул, как мел по доске. Все звуки в помещении были очень высокими. В ящике он увидел две черных пластиковых прокладки с ошейником.

— Просто наденьте его на шею, а прокладку расположите прямо против глотки.

— Ладно, — ответил Тед и удивленно заморгал. Голос его звучал хотя и грубовато, но все же нормально.

— Эти штуки должно быть изменяют частоту колебания голосовых связок, — предположил Норман.

— И почему вы вечно все пропускаете мимо ушей на инструктаже? — спросил Барнс. — Конечно, именно это они и делают. Вам следует носить толкеры все время, пока вы будете здесь, внизу. Если хотите, чтобы вас понимали. Все еще холодно?

— Да, — ответил Тед.

— Ну, поднимайтесь, атмосферное давление уже для вас нормальное. — Опять раздался свист, и дверь в стене отодвинулась. В дверях стоял Барнс с легкими куртками в руках.

— Добро пожаловать на DH-8,— сказал он.

DH-8

— Теперь все в сборе, — сказал Барнс, — и у нас есть немного времени, чтобы совершить обход, прежде чем мы откроем космический корабль.

— Вы готовы это сделать прямо сейчас? — спросил Тед. — Чудесно. Мы только что говорили об этом с Норманом. Это такой великий момент — наша встреча с пришельцами. Мы должны подготовить приветственную речь, прежде чем мы войдем туда.

— У нас будет время обдумать это, — сказал Барнс и как-то странно посмотрел на Теда. — Сначала я покажу вам жилой модуль. Идемте.

Он объяснил, что модуль состоит из пяти больших цилиндров, обозначенных от А до Е.

— А — шлюзовой цилиндр, куда мы попали в первую очередь. — Он провел их в смежное помещение. По стенам висели тяжелые подводные костюмы, а на одной — желтые шлемы, вроде тех, которые носили водолазы. Шлемы выглядели как модернистские фантазии. Норман постучал по одному из них костяшками пальцев: сделанный из пластика, он оказался удивительно легким.

На одном из шлемов, над защитным стеклом было написано «ДЖОНСОН».

— Мы их будем носить? — спросил Норман.

— Ну да, — ответил Барнс.

— Когда будем выходить наружу? — уточнил Норман, которого вдруг кольнуло беспокойство.

— Разумеется. Не думайте сейчас об этом. Все еще холодно?

Они и правда мерзли по-прежнему, и Барнс велел им переодеться в плотно пригнанные по их фигурам спортивные костюмы из синего облегающего полиэстера. Тед нахмурился.

— Думаете, они выглядят теплее?

— Одежда не должна много весить, — возразил Барнс, — но она предотвратит потерю тепла под воздействием гелия…

— Цвет непривлекательный, — заявил Тед.

— Да плюнь ты на цвет, — посоветовал Барнс, протягивая им невесомые куртки. Норман почувствовал тяжесть в кармане и вытащил пакетик с батарейками.

— Внутри куртки находятся провода электроподогрева, — пояснил Барнс. — Наподобие электропледа, под которым легче заснуть. Идите за мной.

Они прошли в цилиндр В, в котором помещались энергетические системы и системы жизнеобеспечения. На первый взгляд он напоминал большую бойлерную, с разноцветными трубами и приборными досками.

— Вот здесь вырабатывается все наше тепло, энергия, воздух, — сказал Барнс и принялся объяснять детально — Генератор IC 240/110, закрытого цикла. Камеры кислородной и водородной подпитки для подводных работ. Видеомониторы, подключенные к высокочувствительным датчикам. Жидкостный процессор на сереброцинковых батареях. А это старший офицер Флетчер. Крошка Флетчер.

Норман увидел крупную ширококостную фигуру человека, орудовавшего тяжелым гаечным ключом в сплетении труб. Фигура повернулась: Элис Флетчер улыбнулась им и помахала рукой, вымазанной в машинном масле.

— Похоже, она знает свое дело, — одобрительно заметил Тед.

— Еще как, — сказал Барнс. — Видите, как чрезмерно велики все системы жизнеобеспечения. Флетчер — наша заключительная чрезмерность. В действительности, вы еще столкнетесь с тем, что весь жилой модуль находится на саморегулировании. — Он прицепил тяжелый значок на спортивный костюм: — Их надо носить все время, хотя это только предосторожность — тревога срабатывает автоматически, если условия жизнеобеспечения снижаются ниже допустимого. Но этого не произойдет. Во всех помещениях установлены высокочувствительные датчики. Вы должны усвоить, что вся окружающая обстановка постоянно воспринимает ваше присутствие. Свет загорается и гаснет, тепловые радиаторы включаются и выключаются и вентиляторы вращаются в нужном направлении. Здесь сплошная автоматика, помните об этом. Взятые в отдельности, все системы чрезмерны. Мы можем лишиться энергии, лишиться воздуха и воды, и все же прекрасно просуществовать еще 130 часов.

Норману не показалось, что 130 часов — это так уж долго. Он быстро подсчитал: пять дней. А пять дней — это не так уж много.

Они вошли в следующее помещение, где тут же вспыхнул свет. В цилиндре С размещались жилые отсеки — спальни, туалеты, душ («всегда горячая вода, вы увидите»). Барнс демонстрировал все с таким гордым видом, как будто это был первоклассный отель.

Жилые помещения были отлично изолированы: ковровые покрытия на потолке, стенах и полу. Переизбыток мягкой вздутой материи напоминал пышно взбитое ложе. Но, несмотря на яркие цвета и очевидную заботливость в убранстве жилища, Норману оно показалось тесным и тоскливым. Иллюминаторы были крошечными и отражали только темень океана. А там, где кончалась обивка, виднелись тяжелые болты и стальная обшивка, напоминающие о том, где они на самом деле находятся. Ощущение было такое, будто они стиснуты в гигантских металлических легких, и это было недалеко от истины.

По узкой переборке они перебрались в цилиндр D, небольшую лабораторию, с приборами и микроскопами на полках повыше, с электроникой на нижнем ярусе.

— Это Тина Чан, — представил Барнс очень спокойную женщину. Они пожали друг другу руки. Норману казалось, что Тина неправдоподобно спокойна, пока он не понял, что она из тех людей, которые почти не моргают.

— Будьте полюбезнее с Тиной, — посоветовал Барнс. — Она — единственная ниточка, которая связывает нас с внешним миром. Она присматривает за всей нашей электроникой.

Тина Чан сидела в окружении таких громоздких мониторов, каких Норману раньше видеть не приходилось. Они напоминали первые телевизоры пятидесятых годов.

Барнс объяснил, что другое оборудование, в том числе мониторы, не будут хорошо работать в гелиевой атмосфере. На заре глубоководных модулей их меняли ежедневно. А теперь их одевают в защитную оболочку; отсюда и толщина.

Рядом с Чан находилась и другая женщина, Джейн Эдмундс, которую Барнс представил как архивиста подразделения.

— Что значит — архивист подразделения? — спросил у нее Тед.

— Старший офицер первого ранга, обработка данных, — ответила она официально. Джейн Эдмундс носила очки и стояла по стойке смирно. Норману она показалась похожей на библиотекаршу.

— Обработка данных… — начал Тед.

— Я должна отслеживать на пленку все происходящее, вести записи, сэр. Каждый момент этого исторического события должен быть зафиксирован, и я должна наладить доскональный учет. — Норман подумал: настоящая библиотекарша.

— О, замечательно! — обрадовался Тед. — Рад это слышать. Фильм или видеозапись?

— Видео, сэр.

— Я немного знаком с видеокамерой, — сообщил, улыбаясь, Тед. — Какая у вас пленка: полдюйма или три четверти?

Эдмундс отчеканила параметры и характеристику видеопленки, используемой водолазами ВМС. Тед только и нашелся сказать:

— О…

— Это несколько лучше тех поступающих в продажу систем, которые вам знакомы, сэр.

— Ясно, — сказал Тед. И преспокойно продолжал болтать с Эдмундс о разных технических материях.

— Похоже, Теда интересует все, что касается записи.

— Похоже, что да. — Но Нормана удивляло, почему это так обеспокоило Барнса. Был ли Барнс озабочен самой видеозаписью? Или его волновало то, что Тед может устроить нежелательное представление? Да устроит ли Тед представление? Или Барнс беспокоился из-за вмешательства гражданского лица?

Эдмундс продолжала сыпать техническими терминами, и Норман сказал:

— Я заметил, что вся ваша техническая команда — чисто женская.

— Да, — согласился Барнс. — Исследования по погружениям показывают, что женщины выносливее для работы в подводных условиях. Физические размеры их меньше, они меньше потребляют воздуха и пищи; они более общительны и терпимее при совместном проживании, да и психологически они более выносливые и стойкие. По правде сказать, в ВМС давно поняли, что экипажи подлодок должны быть только женскими, — Барнс засмеялся. — Но как это осуществить?

Они двинулись дальше. Последний цилиндр, Е, был больше всех остальных. Там лежали журналы, стоял телевизор и удобные диваны; с другой стороны был широкий обеденный стол и кухонька. Стоящая под опахивающим ее вентилятором, повар Роз Леви оказалась краснощекой женщиной с южным акцентом. Она поинтересовалась у Нормана, какой у него любимый десерт.

— Десерт?

— Да, д-р Джонсон. Я люблю всех угощать их любимыми десертами. А что вы больше всего любите, д-р Филдинг?

— Лимонный торт, — сказал Тед. — Я люблю лимонный торт.

— Я приготовлю его вам, — сияя, пообещала Роз Леви. Она обернулась к Норману: — А вы мне так и не ответили?

— Клубничный пирог.

— Проще всего. Как раз с последним рейсом подлодки прислали немного чудесной новозеландской клубники. Может, прямо сегодня и приготовить?

— А почему бы и нет? — благодарно отозвался Норман.

Он взглянул в черную пустоту иллюминатора. Отсюда были видны гирлянды огней, вытянувшиеся на полмили вдоль погребенного на океаническом дне космического корабля. Полыхая, как факелы, по его периметру двигались водолазы.

Норман думал: я нахожусь за тысячу футов от поверхности океана, а мы обсуждаем клубничный пирог на десерт. Но чем больше он думал об этом, тем более разумным это ему казалось. Норману лучше всего могла бы помочь обжиться в непривычной обстановке знакомая, любимая еда.

— Меня тошнит от клубники, — заявил Тед.

— А вам я приготовлю пирог с черникой, — не моргнула и глазом Леви.

— А взбитые сливки?

— Ну…

— Нельзя же получить все сразу, — вмешался Барнс. — А взбитые сливки как раз то, чего никак нельзя приготовить при давлении в тридцать атмосфер. Не взобьются. Пошли.

Бет и Гарри ожидали их в маленькой, обитой мягкой материей кают-компании, сидя за общим столом. Оба они были в спортивных костюмах и куртках с подогревом.

Гарри приветственно кивнул головой при их появлении.

— Как вам эта ватная пещера? — показал он на плотно обитые стены. — Как будто в материнском чреве.

— Не хочешь ли опять вернуться туда, Гарри? — спросила Бет.

— Нет уж, спасибо, — отозвался Гарри, — достаточно, что я уже был там однажды.

— Не нравится мне этот костюм, — пожаловался Тед, ощипывая полиэстерную ткань.

— Зато он прекрасно подчеркивает твое сложение, — заметил Гарри.

— Займемся делом, — сказал Барнс.

— Еще бы блестки нашить, — не унимался Гарри, — и ты был бы вылитый Элвис Пресли.

— Элвис Пресли умер.

— Вот и воспользуйся случаем, — предложил Гарри.

Норман огляделся:

— А где Левин?

— Левин не смог, — ответил Барнс. — Во время спуска у него началась клаустрофобия в лодке, пришлось ему вернуться. Так бывает.

— Значит, мы остались без морского биолога?

— Обойдемся без него.

— Ненавижу этот проклятый костюм, — заявил Тед. — Нет, правда ненавижу.

— А вот Бет прекрасно в нем смотрится.

— Да, ей он к лицу.

— А как здесь сыро, — продолжал ныть Тед. — Здесь всегда так влажно?

Норман тоже заметил, что влажность была здесь повсюду; все, к чему бы они не притрагивались, казалось сыроватым, липким и холодным. Барнс предупредил их о возможности простуд и инфекций и вытащил пузырьки с лосьоном для кожи и ушными примочками.

— По-моему, вы говорили, что технология безупречна.

— Ну да, — ответил Барнс. — Поверьте мне, это курорт по сравнению с тем, что было десять лет назад.

— Десять лет назад, — заметил Гарри, — перестали монтировать жилые модули, потому что люди в них умирали.

Барнс нахмурился:

— Всего один случай.

— Случаев было два, — возразил Гарри, — а погибших — четверо.

— Особые обстоятельства, — ответил Барнс. — Причем это не касалось техники или персонала ВМС.

— Пусть так, — согласился Гарри. — Сколько, вы сказали, мы здесь пробудем?

— Максимум 72 часа.

— Вы так уверены?

— Согласно правилам ВМС, — сказал Барнс.

— Почему? — изумился Норман.

Но Барнс покачал головой:

— Никогда, — сказал он, — никогда не спрашивайте о резонности правил ВМС.

В динамике что-то щелкнуло, и голос Тины произнес:

— Капитан Барнс, поступил сигнал от водолазов. Они смонтировали переходной шлюз. Через несколько минут можно будет идти.

Настроение в комнате сразу переменилось, все были явно возбуждены. Тед даже в ладоши захлопал:

— Понимаете ли вы, что даже не открывая этот корабль, мы уже сделали открытие глубочайшей важности.

— Какое? — полюбопытствовал Норман.

— Мы доказали верность невероятной гипотезы, — Тед взглянул на Бет.

— Верность невероятной гипотезы? — переспросил Барнс.

— Он имеет в виду тот факт, — разъяснила Бет, — что физики и химики склонны верить в существование внеземных цивилизаций, а биологи — нет. Биологи считают, что возникновение разумной жизни на Земле потребовало слишком много уникальных эволюционных шагов, так что событие это считается уникальным во вселенной и не может случиться где-нибудь еще.

— А разум не может возникать снова и снова?

— Ну, он только что возник на Земле, — сказала Бет. — Земля существует 4,5 биллиона лет, и жизнь простейших одноклеточных возникла на ней почти сразу же с геологической точки зрения — 3,9 биллиона лет назад. Но жизнь оставалась одноклеточной в течение следующих трех биллионов лет, и только в кембриджский период, около 600 миллионов лет назад, появились первые мыслящие существа. Уже один миллион лет назад океан был полон рыбы, потом стала заселяться суша. Потом воздух. Но никто не знает доподлинно, где впервые появились разумные существа. И тем более почему этого не случилось раньше на три биллиона лет. И это ответ на то, почему так мала вероятность зарождения разума на какой-нибудь другой планете.

В послекембриджскую эпоху произошла целая цепочка событий, приведших к появлению человека, и это так удивительно и неправдоподобно, что биологи удивляются, как это вообще могло случиться. Только подумать, что динозавры не вымерли бы 65 миллионов лет назад — из-за кометы или чего-то другого; что рептилии остались бы главенствующим видом на Земле, а млекопитающие не смогли бы возобладать. Нет млекопитающих — нет приматов. Нет приматов, нет прямоходящих обезьян; нет обезьян, нет человека… В эволюции много случайных фактов, множество неожиданных совпадений. Вот почему биологи полагают, что появление разумной жизни — уникальное явление во вселенной, которое не может повториться.

— Но не теперь, — возразил Тед. — Теперь мы знаем, что это явление не уникально. Из-за этого громадного корабля, черт возьми.

— Ну, лично я, — закусила губу Бет, — не могла бы быть обрадована больше.

— По твоему виду этого не скажешь, — заметил Норман.

— Должна признаться, — сказала Бет, — я очень нервничаю. Десять лет назад Билл Джексон провел в Стэнфорде ряд воскресных семинаров по проблемам внеземных цивилизаций. Он разделил нас на две группы. Одна группа разрабатывала различные формы существования пришельцев. Другая пыталась установить контакт с этими возможными формами. Джексон председательствовал на заседаниях обеих групп, не позволяя никому выходить за строго научные рамки. Однажды мы представили набросок такого предполагаемого существа, и он тут же поинтересовался: «Все отлично, а где же задний проход?» Вот такая критика. Но многое живущее на Земле не имеет заднего прохода. У них такие механизмы вывода шлаков, которые не требуют специального отверстия. Джексон был уверен, что оно необходимо, но оказалось, что нет. — Она покачала головой. — Кто знает, что мы там обнаружим?

— Скоро выясним, — сказал Тед.

Щелкнул динамик:

— Капитан Барнс, водолазы закончили сборку шлюза. Робот готов войти в космический корабль.

— Какой робот? — спросил Тед.

Дверь

— Я не думаю, что это хоть как-то приемлемо, — в ярости произнес Тед. — Мы спустились сюда, вниз, чтобы осуществить человеческий контакт с кораблем пришельцев. Я думаю, мы должны совершить то, зачем прибыли — войти в корабль. Мы, люди.

— Безусловно, нет, — отрезал Барнс. — Мы не можем рисковать.

— Вы должны воспринимать это, — сказал Тед, — как археологическое открытие. Но еще более великое, чем столица ацтеков, чем Троя, чем гробница Тутанхамона. Несомненно, оно самое великое в истории человечества. Так неужели вы действительно запустите какого-то робота открыть космический корабль? Да где ваше чувство истории?

— А где ваше чувство самосохранения? — ответил Барнс.

— Я строго объективен, капитан Барнс.

— Приму это к сведению, — отвернулся Барнс. — А теперь займемся делом. Тина, включите видеомониторы.

Тед прошипел еще что-то, но умолк, когда раздался щелчок и зажглись два больших монитора. На левом они увидели сложные металлические конструкции робота с обнаженными моторами и механизмами. Робот располагался перед изогнутой серой стеной космического корабля.

Внутри этой стены находилась дверь, напоминающая дверь самолета. На втором экране та же дверь была видна более крупно, изображение шло с видеокамеры, установленной на верху самого робота.

— Похоже на дверь в самолете, — заметил Тед.

Норман посмотрел на загадочно улыбавшегося Гарри, затем перевел глаза на Барнса. Барнс явно не был удивлен, и Норман понял, что о двери тому уже известно.

— Хотел бы я знать, как следует относиться к подобному параллелизму, — сказал Тед. — Возможность подобного сходства ничтожно мала. Однако эта дверь явно соответствует размерам человеческого тела.

— Верно, — кивнул Гарри.

— Но это невероятно! — воскликнул Тед. — Совершенно невероятно!

Гарри молча улыбался.

Барнс предложил:

— Давайте поищем, как она открывается.

Видеосканер робота задвигался вправо и влево по поверхности корабля и остановился возле прямоугольной панели, укрепленной слева от двери.

— Можешь открыть панель?

— Приступаю к этому, сэр.

Манипулятор робота, оканчивающийся крюком, стал с жужжанием вытягиваться по направлению к панели. Но он был слишком неуклюжим и только царапал по металлу, оставляя на нем следы светлых царапин. Но панель оставалась закрытой.

— Смешно, — фыркнул Тед. — Все равно, что наблюдать за возней ребенка.

Крюк продолжал царапать панель.

— Мы должны сделать это сами, — сказал Тед.

— Используй присоску, — скомандовал Барнс.

Стал вытягиваться другой манипулятор с резиновой присоской на конце.

— Ах ты, слесарь несчастный, — презрительно прокомментировал Тед.

Они наблюдали, как присоска коснулась панели, расплющиваясь по ней. Затем, после легкого щелчка, панель стала открываться.

— Наконец-то!

— Я не вижу…

Изображение было нечетким, размытым. Они могли различить только ряды круглых, ярко окрашенных выступов — красных, желтых и синих. Кроме того, над этими шишками виднелись непонятные черно-белые символы.

— Посмотрите, — сказал Тед. — Красный, желтый, синий. Простые цвета. Это большая удача.

— Почему? — спросил Норман.

— Потому что заставляет предполагать, что пришельцы обладают таким же светочувствительным восприятием, что и мы, и они могут наблюдать мир в тех же красках, что и мы, с помощью того же электромагнитного спектра. Это окажет неизмеримую помощь в установлении контакта. А эти черно-белые значки… Это, должно быть, их письменность! Только подумать! Письменность пришельцев! — Он улыбался в полном восторге. — Это великий момент, — продолжал он. — Я счастлив присутствовать при нем.

— Фокус, — потребовал Барнс.

— Фокусирую, сэр.

Изображение стало более расплывчатым.

— Нет, наоборот.

— Да, сэр. Фокусирую.

Изображение стало меняться, медленно становясь все более резким.

— Ого-го, — произнес Тед, глядя на экран.

Теперь они смогли увидеть, что цветные выступы были на самом деле цветными кнопками: красная, желтая и синяя, граненые и каждая диаметром в дюйм. Символы над кнопками при наведении фокуса превращались в ряды аккуратных трафаретных табличек.

Слева направо на табличках можно было прочесть: «Аварийный выход», «Аварийный выход открыт», «Аварийный выход закрыт».

По-английски.

Мгновение зловещей тишины, и затем Гарри Адамс начал хохотать.

Космический корабль

— По-английски, — произнес Тед, уставившись на экран. — Написано по-английски.

— Ну, — сказал Гарри, — разумеется.

— Что происходит? — спросил Тед. — Это что, розыгрыш?

— Нет, — ответил Гарри. Он был совершенно невозмутим.

— Как может корабль, которому триста лет, иметь инструкции на современном английском?

— Подумай, — сказал Гарри.

Тед нахмурился.

— Может быть, корабль пришельцев хочет предстать перед нами так, чтобы мы почувствовали себя спокойно?

— Подумай еще, — предложил Гарри.

Короткое молчание.

— Ну, если это космический корабль пришельцев…

— Это не корабль пришельцев, — возразил Гарри.

Опять молчание. Затем Тед произнес:

— Ну, а почему бы тебе не сказать, что это, если ты сам уже знаешь?

— Хорошо, — согласился Гарри. — Это американский космический корабль.

— Американский космический корабль? Длиной в милю? Изготовленный по технологии, которой мы не знаем, и захороненный в течение трехсот лет на дне морском?

— Разумеется, — подтвердил Гарри. — И это было ясно с самого начала. Не так ли, капитан Барнс?

— Мы предполагали это, — признался Барнс. — Сам Президент предположил это.

— И поэтому вы не проинформировали русских?

— Да.

Теперь Тед был совершенно разъярен, он сжимал кулаки, как будто собирался кого-то поколотить. Он переводил взгляд с одного на другого.

— Но как ты узнал?

— Ключом к разгадке, — сказал Гарри, — стало состояние самого корабля. Он казался совершенно неповрежденным, в полной сохранности, тогда как любой корабль, потерпевший крушение, должен был разбиться. Даже при очень низких начальных скоростях — скажем, 200 миль в час, — поверхность воды так же тверда, как и поверхность суши. И как бы прочен ни был корабль, при соприкосновении с водой он должен получить хоть какие-нибудь повреждения. Между тем повреждений нет.

— И это значит?

— И это значит, что он не садился в воду.

— Не понимаю. Он должен был прилететь сюда.

— Он не прилетал сюда. Он прибыл сюда.

— Откуда?

— Из будущего, — сказал Гарри. — Это не космический корабль, а земной; корабль, который был — будет — построен в будущем для путешествия во времени и который появился на океанском дне несколько сотен лет назад.

— Зачем людям будущего это понадобилось? — жалобно простонал Тед. Он был совершенно несчастен, лишившись своего корабля пришельцев, своего великого исторического момента. Он тяжело опустился в кресло и со скучающим видом уставился на экраны мониторов.

— Я не знаю, зачем это понадобилось людям в будущем, — ответил Гарри. — Ведь мы еще не там. Авария, быть может. Любая неожиданность.

— Вперед, — скомандовал Барнс. — Открой ее.

— Открываю, сэр.

Рука робота удлинилась, продвинулась вперед к кнопке «Открыто» и нажала на нее. Несколько раз раздавался щелчок, но и только.

— В чем дело? — спросил Барнс.

— Сэр, невозможно вдавить кнопку глубже. Раздвижной манипулятор недостаточно длинен для того, чтобы проникнуть внутрь панели.

— Превосходно.

— Могу я использовать зонд?

— Используй зонд.

Рука с крюком вернулась назад, и тонкий, как игла, зонд стал вытягиваться по направлению к кнопке. Зонд выдвинулся вперед и кольнул кнопку. Едва надавив на нее, зонд соскользнул.

— Попытаюсь еще раз, сэр.

Зонд вновь кольнул кнопку и вновь соскользнул.

— Сэр, поверхность слишком скользкая.

— Продолжай работать над кнопкой.

— А знаете, — изрек глубокомысленно Тед. — Это все равно необыкновенное событие. В каком-то смысле даже более необыкновенное, чем контакт с пришельцами. Я всегда был убежден, что внеземные цивилизации существуют. Но путешествие во времени! Откровенно говоря, тут у меня, как у астрофизика, есть некоторые сомнения. Это невозможно хотя бы потому, что противоречит законам физики. И тем не менее — вот оно, подтверждение того, что путешествие во времени возможно, — и осуществили его представители рода человеческого в будущем!

Широко раскрыв глаза, улыбаясь — Тед снова был счастлив. Им нельзя не восхищаться, подумал Норман, его невозможно выбить из колеи.

— И здесь, сейчас, — произнес Тед, — мы находимся на пороге первого контакта с людьми из будущего! Только подумайте! Мы можем встретиться с самими собой в будущем!

Зонд нажимал снова, и снова безуспешно.

— Сэр, мы не можем вдавить кнопку.

— Вижу, — вставая, отозвался Барнс. — О’кей, бросьте все и возвращайтесь сюда. Тед, похоже, что твоя мечта сбывается. Мы пойдем туда и откроем его вручную. Собирайтесь.

В корабль

В комнате для переодеваний цилиндра А Норман ступил в свой костюм. Тина и Эдмундс помогли ему надеть шлем и замкнули кольцо на шее. Он ощутил тяжесть баллонов с воздухом на спине; ремни давили на плечи. Он почувствовал металлический привкус. Потрескивали наушники переговорного устройства, вмонтированного в шлем.

Первыми словами, которые он услышал, было: «Как насчет «На пороге великого события для человечества?» Норман засмеялся, радуясь, что это разрядило напряжение.

— Вы находите это смешным? — обиженно спросил Тед.

Норман поглядел на одетого в костюм человека с надписью «ФИЛДИНГ» на шлеме.

— Нет, — ответил Норман. — Я просто немного нервничаю.

— Я тоже, — отозвалась Бет.

— Ничего особенного, — успокоил их Барнс. — Поверьте мне.

— Тебе поверь, — сказал Гарри, и они опять рассмеялись.

Сгрудившись в тесном шлюзе, они стукались друг о друга головами в круглых шлемах. Переборка люка стала смещаться влево, завертелись колеса. Барнс сказал:

— Ничего, ребята, дышите глубже, — и открыл нижний люк и черную воду за ним. Вода не переливалась за перегородку. — Модуль под положительным давлением, — пояснил Барнс. — Уровень не может быть превышен. Теперь смотрите на меня и делайте то же самое, если не хотите порвать одежду. — Неуклюже двигаясь под тяжестью баллонов с газом, он пролез в люк, придерживаясь за боковые поручни, и исчез с легким всплеском.

Один за другим падали они на дно океана. Норман задохнулся, когда ледяная вода облепила его тело, но тут же он услышал слабое гудение вмонтированного в куртку обогревателя. Ноги его коснулись мягкого илистого дна. Он огляделся в темноте, стоя под модулем. Прямо напротив, в 100 ярдах, посверкивала огнями прямоугольная решетка. Барнс уже был там, впереди, и, наклонившись по течению, медленно двигался, как человек на луне.

— Ну не фантастика ли?

— Умолкни, Тед, — посоветовал Гарри.

— Все же это странно, — заметила Бет, — как мало жизни здесь, внизу. Вы заметили? Ни морской травы, ни слизняка, ни губки, ни единой рыбы. Ничего, кроме коричневого морского дна. Должно быть, это одна из мертвых зон в Тихом океане.

Яркий свет вспыхнул позади них; перед Норманом на дне выросла собственная тень. Он оглянулся и увидел Эдмундс, держащую камеру с подсветкой в громоздком водонепроницаемом корпусе.

— Это все снимается?

— Да, сэр.

— Норман, не упади, — засмеялась Бет.

— Стараюсь.

Теперь они были возле самой решетки. Норман почувствовал облегчение, увидев работавших там водолазов. Справа высоко вздымался киль, вырастая из коралловых отложений; гладкая закругленная поверхность корабля, высившаяся перед ними, делала их карликами.

Барнс провел их мимо киля в глубь тоннеля, прорытого в кораллах. Они шли гуськом по узкому, усеянному огнями тоннелю длиной в шестьдесят футов. Похоже на спуск в шахту, подумал Норман.

— Это то, что прорыли водолазы?

— Точно.

Норман увидел коробку из рифленой стали, окруженную емкостями с газом.

— Теперь в шлюз, и мы почти на месте, — сказал Барнс. — Все в порядке?

— Пока да, — ответил, Гарри.

Они вошли в шлюз, и Барнс закрыл дверь. Громко засвистел воздух. Норман увидел уходящую воду — сначала ниже лица, потом спустившуюся к груди, к коленям и наконец к самой земле. Свист прекратился, и они прошли в другую дверь, плавно закрывшуюся за ними.

Норман повернулся к металлическому корпусу корабля. В стороне двигался робот. Норману показалось, что он стоит около реактивного самолета — такая же металлическая поверхность и утопленная в корпусе дверь. Корабль был тускло-серый, что придавало ему зловещий вид. Норман нервничал, но, слыша, как тяжело дышат остальные, понимал, что и они взвинчены до предела.

— О'кей? — спросил Барнс. — Все на месте?

Эдмундс попросила:

— Подождите, пожалуйста, видео, сэр.

— Ладно, ждем.

Они все выстроились перед дверью, оставаясь в шлемах. Ectb что заснять, подумал Норман.

Эдмундс: Запись идет.

Тед: Я хочу сказать несколько слов.

Гарри: Господи, Тед. Никак не можешь выбросить это из головы?

Тед: Думаю, это важно.

Гарри: Ну, толкай свою речь.

Тед: Хэлло. Я — Тед Филдинг, здесь, у дверей неизвестного космического корабля, который был обнаружен…

Барнс: Минуточку, Тед. «Здесь, у дверей неизвестного космического корабля…» звучит как «Здесь, у могилы неизвестного солдата».

Тед: Вам не нравится?

Барнс: Ну, я думаю, это вызывает ненужные ассоциации.

Тед: Я думал, вам понравится.

Бет: Как можно входить туда с такими словами?

Тед: Неважно.

Гарри: Ну, теперь ты будешь дуться?

Тед: Неважно. Можно обойтись вообще безо всяких комментариев в этот исторический момент.

Гарри: Ну и чудесно. Давайте открывать.

Тед: Я все же думаю, что каждый чувствует то же, что и я. Мы должны все коротко высказаться — для потомства.

Гарри: Высказывайся же, черт тебя побери!

Тед: Послушай ты, ублюдок, с меня довольно твоего высокомерия, твоего всезнайства…

Барнс: Прекратите, пожалуйста, запись.

Эдмундс: Запись остановлена, сэр.

Барнс: Давайте все успокоимся.

Гарри: Я нахожу всю эту церемонию крайне неуместной.

Тед: Как раз напротив, она весьма уместна.

Барнс: Ладно, тогда я сам. Пустите запись.

Эдмундс: Запись идет.

Барнс: Я — капитан Барнс. Сейчас мы откроем входной люк. При этом историческом событии рядом со мной находятся Тед Филдинг, Норман Джонсон, Бет Гальперн и Гарри Адамс.

Гарри: Почему я последний?

Барнс: Я перечислил слева направо, Гарри.

Гарри: Ну, не забавно ли — единственный черный упомянут последним?

Барнс: Гарри, я перечислил слева направо. Так, как мы стоим.

Гарри: И после единственной женщины. Я полный профессор, а Бет — ассистент профессора.

Бет: Гарри…

Тед: Видишь ли, Гэл, поскольку нас будут опознавать по нашим полным званиям и институтским должностям…

Гарри: И чем плох алфавитный порядок…

Барнс: Хватит! Довольно! Прекратить запись!

Эдмундс: Запись прекращена, сэр.

Барнс: Господи Боже.

Он отвернулся от группы, покачивая головой в шлеме. Потом щелкнул металлической пластинкой, нажал на одну из кнопок. Замигала желтая лампочка «ГОТОВНОСТЬ».

— Все остаются на внутреннем воздухе, — приказал Барнс.

Они продолжали дышать воздухом из баллонов, на тот случай, если газ в корабле окажется токсичным.

— Все готовы?

— Готовы.

Барнс нажал кнопку рядом с надписью «ОТКРЫТО». Замигал световой сигнал «АТМОСФЕРА РАЗРЕЖЕНА». Затем дверь с грохотом поползла в сторону, как дверь в самолете. Мгновение Норман не видел ничего, кроме темноты. Они продвигались вперед осторожно, освещая фонариками внутреннее пространство — перекрытия, нагромождение металлических труб.

— Гелий, кислород, следы СОг и водный пар. В нормальных пропорциях. Это разреженная атмосфера.

— На корабле своя собственная атмосфера?

— Похоже на то.

— О’кей. Но не все сразу.

Барнс первым снял свой шлем, вдохнул воздух.

— Кажется, подходящий. Отдает металлом, слегка пощипывает, но в целом подходящий. — Он несколько раз глубоко вдохнул, затем кивнул. Остальные тоже сняли шлемы, сложили их на палубе.

— Так лучше.

— Пойдем?

— А почему нет?

После небольшого замешательства первой шагнула Бет:

— Сначала леди.

Все последовали за ней. Норман оглянулся назад, увидел желтые шлемы на полу. Эдмундс, прижимая окуляр камеры к глазу, сказала:

— Идите вперед, д-р Джонсон.

Норман повернулся и шагнул в корабль.

Внутри корабля

Они стояли на площадке шириной в пять футов, подвешенной высоко в воздухе. Норман посветил фонариком вниз: он скользил лучом по балкам, выступающим из темноты, пока на расстоянии футов в сорок не достиг нижней оболочки. Они стояли, в окружении едва видных в темноте балок и перекрытий.

— Как на маслоперегонном заводе, — сказала Бет. Она направила луч фонарика на одну из стальных балок, высветив маркировку: AVD-09. Все маркировки были сделаны по-английски.

— Большая часть того, что вы видите, — принялся объяснять Барнс, — это строительные элементы, служащие для уменьшения давления на внешний корпус. Обеспечивает колоссальную поддержку по всем осям. Корабль невероятно прочен, как мы и предполагали. Построен так, что может выдерживать гигантские давления. Возможно, внутри есть еще один корпус. — Норман вспомнил, что Барнс был когда-то инженером по аэронавтике.

— И не только это, — сказал Гарри, водя лучом фонарика по внешнему корпусу. — Посмотрите, какой слой свинца.

— Радиационный щит?

— Должно быть. Толщиной в шесть дюймов. То есть корабль способен выдерживать огромные дозы радиации.

— Дьявольски огромные, — сказал Гарри.

Легкий туман наполнял корабль, но ощущение было такое, как будто воздух чуть маслянистый. Металлические перекрытия казались покрытыми маслом, но когда Норман дотронулся до них, никакого масла на его пальцах не оказалось. Он понял, что сам металл был необычайной структуры: гладкий и немного мягкий на ощупь, почти как резиновый.

— Интересно, — сказал Тед. — Новый материал. Мы связываем силу всегда с чем-то твердым, но этот металл — если только это металл, — одновременно мощный и мягкий. Технология металлов явно шагнула вперед по сравнению с нынешней.

— Явно, — поддакнул Гарри..

— Но это и понятно, — продолжал Тед. — Если сравнить Америку, какой она была пятьдесят лет назад, с сегодняшней, одним из главных отличий окажется необычайное разнообразие пластики и керамики, какой тогда даже и представить нельзя было… — Тед продолжал говорить, и голос его гулко отдавался в пещерной темноте. Но Норман уловил напряжение в его голосе. Старается заглушить свой страх в темноте, подумал Норман.

Они продвинулись глубже внутрь корабля. У Нормана кружилась голова, оттого, что они забрались так далеко во мраке. Они дошли до развилки, но среди труб и переборок было трудно разглядеть что-либо — как в лесу из металлоконструкций.

— В какую сторону? — Барнс взглянул на зеленовато светившийся ручной компас:

— Направо.

В течение десяти минут они миновали несколько площадок, оплетенных балками. Постепенно Норман понял, что Барнс был прав: в центр внешнего цилиндра был встроен еще один, теряющийся в скоплении решеток и поддержек.

— Зачем им понадобилось строить такой корабль?

— Это надо спросить у них.

— Могли быть разные причины, — ответил Барнс. — Но что касается энергетических требований такого двойного корпуса да еще со щитовым покрытием… Трудно представить мотор, способный заставить взлететь этакую махину.

Через три или четыре минуты они добрались до двери во внутренний корпус. Она выглядела как обычная наружная дверь.

— Нужно надевать дыхательные аппараты?

— Не знаю. Можем ли мы рисковать?

Бет нетерпеливо кинулась к панели с кнопками, нажала «ОТКРЫТО», и дверь, громыхая, отворилась. Темнота сгущалась за ней. Они шагнули вперед. Норман почувствовал, что ноги ступают по чему-то мягкому, и, опустив фонарик, осветил бежевого цвета ковер.

Лучи их фонариков перекрестно заскользили по комнате, высвечивая большой пульт управления, отделанный бежевым, и три сиденья с высокими спинками рядом. Комната была явно предназначена для людей.

Но бежевый пульт был совершенно гладким, не было никаких приборов и кнопок; сиденья были пусты. Их спинки покачивались взад-вперед в темноте.

— Больше похоже на макет, чем на что-то настоящее.

— Это не может быть макетом.

— Ну, только очень похоже.

Норман провел рукой по гладкой поверхности пульта — она была приятной на ощупь. Норман надавил на поверхность и почувствовал, как она прогнулась от его прикосновения. Опять резина.

— Еще новый материал.

Лучом фонарика Норман сделал новые находки. На дальнем конце пульта была укреплена карточка размером три на пять с надписью, сделанной от руки: «Иди, малыш, иди!» Поблизости стояла маленькая статуэтка симпатичного зверька, напоминавшего фиолетовую белку. На основании была надпись: «Счастливица Пемонтина». Что бы это значило?

— Сиденья кожаные?

— Похоже, что да.

— Как же действует чертов пульт?

Норман продолжал шарить по чистому пульту, и внезапно бежевая поверхность погрузилась вниз, возникли приборы и экраны. Но все они были как бы внутри пульта, как оптическая иллюзия или голограмма. Норман читал обозначения около приборов: «Охотники»… «F3 пистоновый усилитель»… «Планер»… «Просеиватели»…

— Много новых технологий, — констатировал Тед. — Напоминают жидкие кристаллы, но сильно их превосходят. Продвинутая оптоэлектроника.

Вдруг все экраны на пульте управления осветились красным и зазвенели. Пораженный, Норман отпрянул: пульт ожил.

— Эй, смотрите все сюда!

Вдруг ослепительная вспышка света озарила комнату, погасла, оставляя резкий след.

— О Боже…

Еще вспышка — и еще — и затем засветились лампы на потолке, равномерно освещая комнату. Норман видел пораженные, испуганные лица. Он глотнул воздух, медленно выдохнул.

— Господи…

— Черт, но как это произошло? — спросил Барнс в ярости.

— Это я, — призналась Бет. — Я нажала на кнопку.

— Нечего тут нажимать кнопки, — раздраженно сказал Барнс. — Если вы не против.

— Там было написано «Комнатный свет». Мне показалось, это то, что и нужно было сделать.

— Давайте действовать согласованно, — сказал Барнс.

— Ну, Боже мой, Гэл…

— Просто не нажимай больше никаких кнопок, Бет. — Они обошли всю кабину, осматривая приборную доску и кресла. Все, кроме Гарри. Тот стоял очень тихо, не двигаясь, посередине комнаты. Затем спросил:

— Кто-нибудь видит указание даты?

— Никаких дат.

— Должна быть дата, — с неожиданным напором сказал Гарри, — и мы найдем ее. Потому что это определенно американский корабль из будущего.

— А что он тут делает? — спросил Норман.

— Будь я проклят, если я знаю, — и он покачал головой.

Норман нахмурился:

— В чем дело, Гарри?

— Ни в чем.

— Ты уверен?

— Ну да, разумеется.

Что-то он вычислил, подумал Норман, что его беспокоит. Но он не хочет говорить.

— Так вот как выглядит машина времени, — сказал Тед.

— Не знаю, — возразил Барнс. — На мой взгляд, этот пульт похож на приборную доску управления полетами, а комната выглядит как…

Норман тоже так думал: все здесь напоминало ему о кабине самолета. Три кресла для пилота, штурмана и навигатора, расположение приборов. Это была машина для полетов, в этом он был уверен. Но кое-что казалось странным.

Он опустился в одно из кресел. Мягкий, похожий на кожу материал был приятен на ощупь и уютен. Он услышал бульканье. Вода внутри?

— Надеюсь, ты не собираешься улететь? — засмеялся Тед.

— Нет, нет.

Что же это за хлюпанье?

Стул засасывал его. Норман на мгновение запаниковал, почувствовав, как кресло обвивается вокруг его тела, сжимая ему плечи, окутывая ноги. Кожаные подушки охватили его голову, закрыли уши, заползли под подбородок. Он глубоко утонул в кресле, заглотнувшем его, как наживку.

— О Боже…

Затем кресло выехало вперед, вплотную приблизившись к пульту управления. Затем бульканье прекратилось.

И больше ничего.

— Наверное, — предположила Бет, — это кресло решило, что ты собираешься лететь.

— Ум-м, — простонал Норман, пытаясь нормализовать дыхание и скачущий пульс. — Хотел бы я знать, как мне отсюда выбраться?

Единственной, остававшейся свободной частью его тела были руки. Он подвигал пальцами, нашарил панель с кнопками на подлокотнике. И нажал одну.

Кресло стало раскрываться подобно моллюску, отпуская его. Норман выкарабкался наружу, взглянул на отпечаток своего тела, медленно исчезавшего по мере того, как кресло хлюпало и спрессовывалось само собой.

Гарри ради эксперимента пощупал одну из кожаных подушек и услышал бульканье.

— Они наполнены водой.

— Замечательно! — воскликнул Барнс. — Вода не поддается сжатию. Вы можете испытывать давление огромной силы, сидя в подобном кресле.

— А сам корабль может выдерживать страшные деформации, — добавил Тед. — Может быть, путешествие во времени связано со структурными перенапряжениями?

— Возможно. — Но Норман сомневался. — Мне же кажется, что Барнс прав — эта машина предназначена для полетов.

— А может, она только так выглядит, — возразил Тед. — В конце концов, мы знаем, как путешествовать в пространстве, но мы не знаем, как путешествовать во времени. Мы знаем, что пространство и время суть стороны одного и того же — время-пространство. Возможно, полеты во времени осуществляются так же, как и в пространстве; возможно, подобные полеты более возможны, чем мы себе представляем.

— А мы ничего не забыли? — спросила Бет. — Если люди летят на этом аппарате — все равно, во времени или в пространстве, — где же они?

— Может быть, где-нибудь еще на корабле.

— Не уверен, — сказал Гарри. — Посмотрите на кожу этих сидений — она как новенькая.

— Возможно, это новый корабль.

— Нет, я о другом — эта кожа как только что сделана. На ней нет ни царапин, ни порезов, никаких следов от кофейных чашек или пятен краски. Ничего, чтобы можно было предположить, что в этих креслах когда-нибудь сидели.

— Может быть, здесь не было экипажа.

— Зачем тогда сиденья, если нет экипажа?

— Может быть, они отозвали экипаж перед самым вылетом. Похоже, они очень беспокоились из-за радиации. Ведь внутренний свинцовый щит свидетельствует именно об этом.

— А, знаю, — сказал Тед. — Наверное, корабль стартовал по ошибке. Может быть, корабль был на стартовой площадке, и кто-то нажал кнопку до того, как команда поднялась на борт, и корабль улетел пустым.

— Думаешь, они лопухнулись с кнопкой?

— Тогда это была жуткая ошибка, — сказал Норман.

Барнс покачал головой:

— Не понимаю я этого. С одной стороны, корабль такой величины никогда не смог бы стартовать с Земли. Он должен был бы быть построен на орбите и запущен из космоса.

— А что вы скажете об этом? — Бет показала на другую панель позади пульта управления. Там был четвертый стул, плотно придвинутый к консоли.

Кожаная обивка плотно обнимала человеческую фигуру.

— Вот так штука!..

— Это человек, там, внутри?

— Сейчас посмотрим. — Бет нажала кнопку на подлокотнике. Кресло с бульканьем отъехало от консоли и разжалось. Они увидели человеческую фигуру с неподвижным взглядом.

— Господи, столько лет и так сохраниться! — воскликнул Тед.

— Этого следовало ожидать, — сказал Гарри, — предполагая, что это манекен.

— Но он такой натуральный…

— Должно же быть у наших потомков какое-то превосходство над нами, — пожал плечами Гарри. — Все-таки полвека впереди. — Он толкнул манекен вперед, и стало видно, что с его груди спускается к стопам пуповина.

— Провода…

— Это не провода, — поправил Тед. — Стекло. Оптический кабель. Весь этот корабль оснащен оптической техникой, а не электроникой.

— В любом случае, одна тайна разгадана, — сказал Гарри, глядя на куклу. — Очевидно, что корабль был построен для людей. Но он был послан без них.

— Почему?

— Возможно, предполагаемое путешествие было опасным. Они сначала запустили корабль без человека, прежде чем послать управляемый людьми.

— А куда они запустили его?

— Имея дело с путешествием во времени, вы запускаете корабль не куда, а посылаете его в когда.

— О’кей. Ну, а в когда они его послали?

Гарри пожал плечами:

— Пока не знаю.

Опять эта замкнутость, подумал Норман. О чем Гарри на самом деле думает?

— Ну ладно, корабль этот в полмили длиной, — сказал Барнс. — Нам еще есть что осмотреть.

— Интересно, есть ли у них регистратор полета? — спросил Норман.

— Ты имеешь в виду, как на коммерческих рейсах?

— Да. То, что фиксирует поведение корабля во время путешествия.

— Должен быть, — сказал Гарри. — Надо проследить, куда ведет кабель от манекена, и мы наверняка найдем его. Мне бы тоже хотелось увидеть этот регистратор. По правде, это был бы решающий момент.

Норман осмотрел пульт, приподнял панель.

— Взгляните, — позвал он. — Я нашел дату.

Они сгрудились вокруг него. На оборотной стороне пульта стоял штамп: «Интел. Инк. Сделано в США. Сериал N 98004077 8/5/43».

— Пятое августа 2043 года?

— Похоже на то.

— И мы разгуливаем по кораблю за пятьдесят лет до того, как его сделали…

— У меня голова сейчас просто лопнет.

— Глядите. — Бет прошла из кабины управления туда, где было что-то напоминавшее жилые помещения. Там было двадцать постелей.

— Экипаж из двадцати человек? Если им управляют три человека, то зачем еще семнадцать?

Никто не ответил.

Потом они посетили большую кухню, туалет, обошли жилые комнаты. Все было новым и лоснящимся; нетрудно было догадаться о назначении помещений.

— Знаешь, Гэл, здесь гораздо уютнее, чем на DH-8.

— Точно. Может, переберемся сюда?

— Нет, нет и еще раз нет, — ответил Барнс. — Мы изучаем этот корабль, а вовсе не собираемся тут жить. Мы должны проделать огромную работу, прежде лишь начнем понимать, что тут к чему.

— Ну, вот и было бы гораздо эффективнее жить тут, если мы его исследуем.

— Лично я не хочу тут жить, — заявил Гарри. — У меня тут мурашки бегать начинают.

— У меня тоже, — призналась Бет.

Они уже час находились на борту корабля, и у Нормана сильно болели ноги. Хотел бы он знать, отчего это при изучении космического корабля из будущего так сильно начинают болеть ноги?

После жилых кают они попали в обширное пространство, где узкие проходы разделяли большие отсеки, простирающиеся так далеко вперед, насколько можно было проследить взглядом. Отсеки оказались кладовыми — хранилищами огромных размеров. Они открыли один и обнаружили, что он заполнен тонкими пластиковыми контейнерами, сильно напоминающими современные контейнеры для грузовых авиаперевозок, только они были во много раз тяжелее.

— Все без обмана, — сказал Барнс, заглядывая внутрь.

— Что там?

— Еда.

Плоские брикеты с едой были запакованы в фольгу и пластик, как рационы астронавтов NASA. Тед вскрыл один, воскликнув:

— Еда из будущего! — и облизнулся.

— Ты собираешься есть это? — спросил Гарри.

— Разумеется, — ответил Тед. — Знаешь, однажды мне попалась бутылочка Дом Периньона 1897 года. Но еду из будущего, из 2043 года, я смогу попробовать впервые.

— Правда, ей, ко всему прочему, еще и триста лет, — заметил Гарри.

— Может, заснимешь? — обратился Тед к Эдмундс. — Как я ем?

Эдмундс с готовностью прижала камеру к глазам, включила свет.

— Только не сейчас, — предупредил Барнс. — Нам еще многое надо успеть.

— В интересах человечества! — запротестовал Тед.

— Не сейчас, — отрезал Барнс.

Он открыл второй контейнер, затем третий. Во всех была еда. Они перешли к следующему хранилищу и стали открывать контейнеры.

— Везде еда. Ничего, кроме еды.

Корабль путешествовал с невероятным запасом еды. Даже рассчитанной на экипаж из двадцати человек, ее хватило бы на несколько лет.

Все начинали уставать, и каким же облегчением была найденная Бет кнопка:

— Интересно, что бы это могло быть?

— Бет… — начал Барнс.

Но дорожка под ними задвигалась, резиновые звенья под ними поползли вперед с легким гулом.

— Бет, прошу тебя, перестань ты нажимать все эти проклятые кнопки, которые тебе подворачиваются.

Но больше никто не возражал — таким облегчением было катиться гусеничной дорожкой мимо десятков одинаковых хранилищ. Норман решил, что они находятся примерно в четверти мили от жилого отсека, оставшегося позади. А значит, они где-то посреди громадного корабля.

И тут они наткнулись на помещение с оборудованием по жизнеобеспечению и висящими скафандрами.

Тед присвистнул:

— Ну, теперь совершенно ясно. Этот корабль запускали к звездам.

Все заговорили разом, взволнованные этой возможностью. Неожиданно все прояснилось: огромные размеры и протяженность корабля, сложность пульта управления…

— Ах, Бога ради, — сказал Гарри. — Не мог он быть создан для путешествия к звездам. Очевидно же, что это обычный космический корабль. А на обычных скоростях даже до близких звезд нужно лететь 250 лет.

— Может быть, у них появилась новая технология…

— Какая же? Разве что-то в настоящем свидетельствует об этом?

— Ну, а может быть…

— Взгляни фактам в лицо, Тед, — сказал Гарри. — Даже при этих немыслимых размерах корабль оснащен провизией на несколько лет: пятнадцать или двадцать, самое большее. Как далеко он мог улететь за это время? Только за пределы солнечной системы, правда?

Тед мрачно кивнул:

— Это так. Нужно пять лет, чтобы достичь Юпитера, девять лет — Урана. За пятнадцать лет… А может, они направлялись на Плутон?

— Зачем кому-то могло понадобиться лететь на Плутон?

— Ну, мы не знаем точно, хотя…

Послышались радиопозывные. Голос Тины Чан произнес:

— Капитан Барнс, вас вызывают с поверхности для особо секретных переговоров.

— О'кей, — сказал Барнс. — Все равно пора возвращаться.

Они повернули обратно, через весь громадный корабль — к главному выходу.

Пространство и время

Они сидели в кают-компании DH-8, наблюдая, как водолазы работают внутри решетки. В соседнем цилиндре Барнс вел переговоры с поверхностью. Леви готовила завтрак, или обед — какую-то еду, во всяком случае. Всем им было не по себе из-за того, что люди ВМС называли «временем поверхности».

— Время поверхности ничего не значит здесь, внизу, — пояснила Эдмундс своим суховатым библиотекарским голосом. — День или ночь, здесь это безразлично. К этому надо привыкнуть.

Они уныло покивали. Норман заметил, как все устали — напряженность экспедиции истощила их. Бет уже задремала, закинув ноги на журнальный столик и скрестив на груди свои мускулистые руки.

За окном три маленькие субмарины спустились с поверхности и зависли над решеткой. Вокруг них теснилось несколько водолазов; остальные вернулись в свой жилой модуль, DH-7.

— Похоже, что-то случилось, — заметил Гарри.

— Связанное со звонком Барнса?

— Возможно. — Гарри отвечал рассеянно, он был явно встревожен. — Где Тина Чан?

— Она должна быть с Барнсом. А что?

— Мне нужно с ней поговорить.

— О чем? — поинтересовался Тед.

— Это личное, — уклонился Гарри.

Тед завел глаза, но ничего не сказал. Гарри отправился в цилиндр D. Норман и Тед остались одни.

— Странный парень, — заметил Тед.

— Разве?

— Ты и сам это прекрасно знаешь, Норман. Такой надменный. Может, это оттого, что он черный? Как компенсация, не думаешь?

— Не знаю.

— Так и ищет повод поссориться, — продолжал Тед. — Разобижен всем, что касается экспедиции. — Он вздохнул. — Конечно, математики все странные. У него, наверное, совсем нет своей жизни, я имею в виду личной жизни. Я не говорил тебе, что я опять женился?

— Я прочел где-то об этом, — ответил Норман.

— Она телерепортер, — сказал Тед. — Потрясающая женщина. — Он улыбнулся. — Когда мы поженились, она подарила мне «Корветт». Чудесный «Корветт»-58, в качестве свадебного подарка. Знаешь, такого огненно-красного цвета, как в пятидесятые годы. — Тед прошелся по комнате, взглянул на Бет. — Я только думаю, что все это поразительно. И как это можно спать?

Норман кивнул. Интересно, думал он, какие же все они разные. Непоколебимый оптимист Тед, с его кипучим детским энтузиазмом. Гарри, всегда холодный и критичный, с трезвым рассудком и немигающим взглядом. Бет, не такая уж интеллектуальная и элитарная. Зато более плотская и более эмоциональная. Вот почему, хотя все они истощены, только Бет способна спать.

— А правда, Норман, — сказал Тед, — как ты и сказал, это становится жутковатым.

— Я так и думал, — отозвался Норман.

— Ну, — сказал Тед, — если бы мне и хотелось, чтобы кто-то ошибался насчет этой экспедиции, я бы предпочел, чтобы это был ты.

— И я тоже.

— И все же я не могу взять в толк, почему ты отобрал типа вроде Гарри Адамса в эту команду? Не то, что бы он не подходит, но все же…

Норман вовсе не собирался обсуждать Гарри.

— Тед, помнишь, ты сказал, когда мы были на корабле, что время и пространство стороны одного и того же?

— Время-пространство, конечно.

— Я никогда не понимал этого хорошенько.

— Почему? Это так очевидно.

— Можешь объяснить мне?

— Конечно.

— По-английски?

— Ты имеешь в виду — безо всяких математических терминов?

— Да.

— Ну, я попытаюсь. — Тед нахмурился, но Норман знал, что он доволен, он любил читать лекции. Он выдержал паузу, потом сказал: — О'кей. Посмотрим, откуда лучше начать. Тебе знакома гипотеза, что гравитация — это геометрия?

— Нет.

— Искривление пространства и времени?

— Нет, абсолютно.

— Ух. Теория относительности Эйнштейна?

— Извини, — сказал Норман.

— Ничего, — ответил Тед. Он взял круглую фруктовни-цу со стола, высыпав фрукты на скатерть. — Так. Допустим, этот стол — пространство, голое пространство.

— Хорошо, — сказал Норман.

Тед принялся размещать фрукты:

— Этот апельсин — солнце. А это — планеты, которые вращаются вокруг него по своим орбитам. Это солнечная система.

— О’кей.

— Отлично, — сказал Тед. — Солнце, — он ткнул в апельсин, — слишком большое и обладает огромным притяжением.

— Точно.

Тед протянул Норману ягоду.

— Это космический корабль. Я хочу, чтобы ты отправил его в солнечную систему, так, чтобы он прошел близко от солнца.

Норман покатил ягоду по направлению к апельсину.

— Видишь, твоя ягода катится прямо через ровный стол.

— Верно.

— Но что в действительности произойдет с твоим кораблем, когда он приблизится к солнцу?

— Солнце его притянет.

— Да. Мы говорим, что он должен «упасть на солнце». Космический корабль свернет с прямого пути и шлепнется на солнце. А с твоим кораблем этого не произошло.

— Нет.

— Значит, ошибка заключается в ровном столе. Космос не может быть похожим на ровный стол.

— Не может?

— Нет, — ответил Тед.

Он взял пустую фруктовницу и опустил туда апельсин.

— Теперь проведи свой корабль мимо солнца.

Норман направил ягоду в вазу. Ягода закружилась по спирали внутри нее, пока не шлепнулась на апельсин.

— Ну вот, — сказал Тед, — корабль упал на солнце, что и происходит в действительности.

— А если я задам необходимую скорость, — сказал Норман, — он пройдет мимо. Он сможет опуститься и подняться с другой стороны вазы.

— Верно, — одобрил Тед. — Все как в жизни. Если скорость у космического корабля достаточно велика, он может избежать воздействия гравитационного поля солнца.

— Правильно.

— Значит, — продолжал Тед, — наш опыт показывает, что космический корабль проходит мимо солнца в космосе, ведя себя так же, как будто он попадает в искривленную область космоса вокруг солнца. Пространство вокруг солнца искривлено так же, как эта круглая ваза.

— Ага…

— И если у твоего шарика верная скорость, он не выскочит из вазы, а, напротив, будет бесконечно вращаться по краю вазы. Это то же самое, что происходит с планетами. Они бесконечно вращаются внутри сферы, создаваемой солнцем.,

— Представь себе, что в действительности стол сделан из резины, и планеты оставляют на нем впадины. Подлинный космос искривлен — и искривление зависит от силы гравитации.

— Да…

— Значит, — сказал Тед, — космос искривлен гравитацией.

— Ну, пусть.

— И это означает, что можно представить гравитацию как искривление пространства. Земля обладает притяжением, потому что Земля искривляет космос вокруг себя.

— Пусть.

— Хотя все и не так просто, — добавил Тед.

Норман вздохнул:

— Я так и не думаю.

В комнату вошел Гарри, увидел фрукты на столе, но ничего не сказал.

— Теперь, — продолжал Тед, — когда ты запускаешь свою виноградинку через вазу, ты замечаешь, что она не только скатывается по спирали вниз, но и кружится быстрее?

— Да.

— А когда предмет двигается быстрее, время для такого предмета идет медленнее. Эйнштейн доказал это еще в начале века. А именно то, что, говоря об искривлении пространства, вы говорите об искривлении времени. Чем глубже ваза, тем медленнее идет время.

— Ну… — протянул Гарри.

— Как говорят профаны, — поспешай медленнее.

Тед взял в руки вазу:

— Теперь, если проделать все это на уровне математики, можно обнаружить, что закругленная ваза — это не время и не пространство, а комбинация того и другого, их соединение. Эта ваза — соединение времени и пространства, и все предметы, двигающиеся в ней, двигаются в пространственно-временных условиях. Мы не привыкли так думать, но это то, что происходит в действительности.

— Правда?

— Конечно. Возьми бейсбол.

— Идиотская игра, — сказал Гарри. — Я ненавижу игры.

— Тебе знаком бейсбол? — повернулся Тед к Норману.

— Да, — сказал Норман.

— О’кей. Представь, что мяч послан игроку в центре поля плоским ударом над землей. Мяч летит почти прямо, и это занимает, скажем, полсекунды.

— Ладно.

— Теперь представь, что мяч послан тому же игроку высоким навесным ударом. В этом случае мяч описывает в воздухе дугу, и игрок сможет взять его секунд через шесть.

— Пусть.

— Теперь, траектории движения — плоского мяча и свечки — кажутся нам совершенно различными. На самом деле оба мяча двигаются совершенно одинаково с точки зрения времени-пространства.

— Нет, — сказал Норман.

— Да, — кивнул Тед. — Ты же знаешь уже, как это происходит. Представь, что тебе нужно послать игроку в центр поля свечку, но чтобы мяч летел не шесть секунд, а полсекунды.

— Это невозможно, — ответил Норман.

— Почему? Надо послать его сильнее.

— Тогда он полетит выше и будет лететь дольше.

— Ну, ладно, тогда пошли мяч плоским ударом, но чтобы он летел шесть секунд.

— И это невозможно, — возразил Норман.

— Правильно, — сказал Тед. — Ты хочешь сказать, что не можешь произвольно заставлять мяч делать то, что тебе вздумается. Существуют строго определенные отношения, устанавливающие траекторию мяча при его продвижении во времени и пространстве.

— Конечно, потому что Земля обладает притяжением.

— Да, — сказал Тед, — и мы сошлись на том, что притяжение есть искривление времени-пространства, как и округлость этой вазы. Каждый бейсбольный мяч на Земле летит поэтому по столь же искривленному пространству, как и этот шарик внутри вазы. Смотри. — Он опять положил апельсин в вазу. — Это Земля. — Он прикоснулся двумя пальцами к двум противоположным сторонам апельсина. — Это подающий и принимающий. Теперь перекати ягоду от одного пальца к другому, и ты увидишь, что тебе приходится приноравливаться к закруглению вазы. Можешь послать шарик легким ударом, и он прокатится близко к апельсину, а можешь сильно ударить по нему, и он взлетит над краем вазы, прежде, чем упадет с другой стороны. Но в любом случае ты не можешь делать с шариком все, что хочешь, потому что он движется внутри круглой вазы. То же самое происходит с бейсбольным мячом — он движется внутри искривленного пространства-времени.

— Похоже, — сказал Норман, — я понял. Ну, а как это соотносится с путешествием во времени?

— Мы привыкли считать, что гравитационное поле Земли очень сильное — когда мы падаем, оно больно ударяет нас, — но в действительности оно очень слабое. Его почти не существует. И потому время-пространство вокруг Земли не так уж сильно искривлено. Время-пространство гораздо сильнее искривлено вокруг солнца. А в других частях вселенной оно очень сильно искривлено, отчего образуются движущиеся воронки, и может произойти любое искажение времени. В самом деле, если взять черную дыру…

Он неожиданно замолчал.

— Ну, Тед? Что там с черной дырой?

— О Господи Боже, — едва проговорил Тед.

Гарри поправил очки на носу и сказал:

— Тед, хоть раз в жизни, но ты, возможно, прав.

Они оба схватились за бумагу и стали быстро покрывать ее каракулями.

— …Нет, нет. Начнется вращение…

— …Скорость движения гарантирует…

— …Но вы не сможете достигнуть необычайного…

—...Нет, силы приливов и отливов…

— …отнесут в сторону…

— А если опуститься за горизонт…

— Разве это возможно? Неужели они обладают такой энергией?

Оба замолчали, делая расчеты и что-то бормоча себе под нос.

— Так что там с черной дырой? — спросил Норман. Но они больше его не слышали.

Щелкнул динамик. Барнс произнес:

— Внимание. Говорит капитан. Всем собраться в кают-компании немедленно.

— Мы здесь, в кают-компании, — ответил Норман.

— Немедленно.

— Мы уже здесь, Гэл.

— Тогда все, — сказал Барнс, и динамик снова щелкнул, отключаясь.

Совещание

— Я только что повздорил с адмиралом Сполдингом, командующим тихоокеанским флотом, — сообщил Барнс. — Очевидно, Сполдинг только что узнал, что я спустил на глубину гражданских лиц для участия в проекте, о котором он ничего не знает. Ему это совсем не понравилось.

Все молча глядели на него.

— Он потребовал, чтобы всех гражданских лиц подняли наверх.

Ну и отлично, подумал Норман. То, что они обнаружили здесь, только разочаровало его. Перспектива провести еще семьдесят два часа в этом сжатом, вызывающем клаустрофобию пространстве, где они исследовали пустынный космический корабль, ему совсем не улыбалась.

— Я думал, — сказал Тед, — что у нас прямое указание от Президента.

— Да, — но возникла угроза шторма.

— Какого шторма? — спросил Гарри.

— Сообщают, что усиливается юго-восточный ветер, двигающийся со скоростью в 15 узлов. Похоже, что через двадцать четыре часа сюда придет тихоокеанский циклон.

— Здесь будет шторм? — спросила Бет.

— Не здесь, — уточнил Барнс. — Здесь, внизу, мы ничего не почувствуем, а на поверхности прямо над нами. Наши корабли поддержки должны будут отдрейфовать в Тонгу.

— И мы останемся здесь одни?

— Да, на двадцать четыре или сорок восемь часов. Это бы не беда — мы находимся на полном самообеспечении, — но Сполдинг нервничает из-за того, что гражданские лица будут находиться внизу при отсутствии поддержки наверху. Я хочу знать, что вы об этом думаете. Хотите ли вы остаться и продолжать исследования или покинуть дно?

— Остаюсь. Обязательно, — заявил Тед.

— Бет? — спросил Барнс.

— Я прибыла сюда для изучения неизвестных форм жизни, — ответила Бет. — Но на корабле нет никакой жизни. Я не говорю, что ее не может оказаться вовсе, но думаю, надо подниматься.

— Норман?

— Поглядим правде в глаза, — начал Норман. — Мы не подготовлены в должной мере для подводных исследований и мы не чувствуем себя здесь комфортно. По крайней мере, я. И вряд ли мы способны оценить этот корабль в должной мере. Здесь нужна команда подготовленных инженеров ВМС. Надо подниматься.

— Гарри?

— Оставить все к черту.

— Конкретные причины?

— Назовите это интуицией.

— Не могу поверить, Гарри, — сказал Тед, — что ты мог сказать это после той блестящей новой идеи относительно корабля…

— Теперь это неважно, — твердо произнес Барнс. — Я дал указание поднять нас на поверхность в ближайшие двенадцать часов.

— Черт побери! — выругался Тед.

Но Норман смотрел на Барнса и видел, что тот не кажется разочарованным. Он хочет подняться, думал Норман. Он ищет предлог, чтобы подняться отсюда, и мы должны найти его.

— Я бы мог сказать и похуже… — начал Тед.

— Довольно, Тед. Выбор сделан, можете пойти отдохнуть немного.

Едва они направились к своим койкам, Барнс остановил Бет:

— На пару слов, пожалуйста.

— О чем?

— Бет, прошу тебя, когда мы опять окажемся на корабле, не нажимай всех кнопок подряд.

— Я только зажгла свет, Барнс.

— Да,— но ты не знала этого, когда…

— Разумеется, знала. На кнопке было написано: «Комнатное освещение». Все было понятно.

Уходившие слышали, как Бет говорила:

— Я не ваш бесправный подчиненный, которым можно командовать, Гэл… — потом Барнс произнес еще что-то, и голоса смолкли.

— Черт! — сказал Тед и пнул в сердцах железную стену, которая отозвалась гулкой пустотой. Они прошли в цилиндр С, направляясь к койкам. — Не могу поверить, что вы хотите убраться отсюда, — сказал Тед. — Это же такое потрясающее открытие. Как вы можете уйти отсюда? Особенно ты, Гарри. Возможности только с точки зрения математики! Теория черной дыры…

— Я сказал тебе почему, — отозвался Гарри. — Я хочу подняться, потому что этого хочет и Барнс.

— Барнс не хочет подниматься, — возразил Тед. — Он поставил это на голосование.

— Это я знаю. Но Барнс не хочет, чтобы начальство думало, будто он принял неверное решение. Вот он и переложил решение на нас. Но я вам говорю, Барнс хочет подняться.

Норман был удивлен: математиков обычно воспринимают как людей, парящих в облаках, рассеянных и невнимательных. Но Гарри был начеку: он ничего не упускал.

— Но почему Барнс хочет подняться? — спросил Тед.

— По-моему, это очевидно, — пожал плечами Гарри. — Из-за шторма на поверхности.

— Но пока нет никакого шторма.

— Нет, — согласился Гарри. — Но когда он придет, никто не знает, как долго он продлится.

— Барнс сказал, что двадцать четыре или сорок восемь часов…

— Ни Барнс и никто другой не может предсказать, как долго продлится шторм, — возразил Гарри. — Что, если он продлится пять дней?

— Мы можем оставаться здесь в это время. У нас достаточно воздуха и топлива для пяти дней. Почему вы так беспокоитесь?

— Я не беспокоюсь, — ответил Гарри. — Но я думаю, что Барнс обеспокоен.

— Господи, да ничего же не случится! — воскликнул Тед. — Уверен, что нам следует остаться. — Но тут они услышали журчание. Взглянув под ноги, Они увидели, что покрытый ковром пол потемнел от влаги?

— Что это?

— Я бы сказал, что это вода, — ответил Гарри.

— Соленая вода? — спросил Тед, наклонившись и трогая темное пятно. Он лизнул палец: — На вкус не кажется соленой.

Где-то над ними голос произнес:

— Потому что это моча.

Подняв глаза, они увидели Элис Флетчер, стоящую на платформе среди переплетенных труб у самой закругленной макушки цилиндра.

— Все под контролем, джентльмены. Небольшая утечка в системе потери жидкости вследствие нарушения циркулирования Н₂О.

— Потеря жидкости? — схватился за голову Тед.

— Только небольшая утечка, — успокоила Флетчер. — Ничего страшного, сэр. — Она обдала одну из труб белым веществом из распылителя. Вещество распространилось по трубе и затвердело. — Покрываем трещины, если они появляются, уретаном. Прекрасно пломбирует.

— И как часто бывают подобные утечки? — поинтересовался Гарри.

— Потеря воды? — повторил опять Тед.

— Трудно сказать, доктор Адамс. Но вам совершенно нечего беспокоиться.

— Мне нехорошо, — сказал Тед.

Гарри шлепнул его по спине:

— Приди в себя, это не смертельно. Пойдем-ка вздремнем.

— Похоже, я тоже хочу выбраться отсюда.

Они прошли в спальный отсек. Тед тут же отправился в душ, и они услышали, как он отплевывается и фыркает.

— Бедный Тед, — сказал Гарри, качая головой.

— А что это там за дела с черной дырой, в конце концов? — спросил Норман.

— Черная дыра, — сказал Гарри, — это погасшая, сильно сжатая звезда. Сама по себе звезда похожа на пляжный мяч, накачанный атомными взрывами, происходящими внутри. Когда звезда стареет, иссякает ядерное топливо, и мяч коллапсируется до крохотного размера. Если он сколлапсировался достаточно, он становится столь плотным и обладает столь сильной гравитацией, что он перестает сжиматься, выворачиваясь вовнутрь самого себя, пока он не станет очень маленьким и очень плотным — всего несколько миль в диаметре. Это и есть черная дыра. Нет ничего плотнее во вселенной, чем черная дыра.

— Они черные, потому что мертвые?

— Нет. Они черные, потому что они поглощают весь свет. Черные дыры имеют такую сильную гравитацию, что они все втягивают в себя — как вакуумные очистители — весь окружающий межзвездный газ, и пыль, и даже самый свет. Они просто засасывают его.

— Засасывают свет? — удивился Норман. Ему было трудно осознать это.

— Да.

— А чем вы были так потрясены, занимаясь своими вычислениями?

— О, это длинная история, и это только предположение, — зевнул Гарри. — Возможно, оно ничего не стоит. Поговорим об этом позже, а?

— Ладно, — согласился Норман.

И Гарри отправился спать, а Тед все еще плескался в душе. Норман вернулся в цилиндр D, в царство Тины.

— Гарри получил то, что хотел? — поинтересовался он. — Я знаю, что он хотел вас видеть.

— Да, сэр. Я получила информацию, которая ему требовалась. Вы тоже хотите сделать завещание?

Норман нахмурился.

— Д-р Адамс сказал, что он не успел сделать завещания и хотел бы составить его сейчас. Как бы то ни было, я проверила наверху, оказалось, у вас его тоже нет. Это действительно проблема, что его нет в ваших бумагах: ведь вы не можете передать свое завещание по проводам.

— Ну да.

— Извините, д-р Джонсон, но не думаете ли вы, что мне следует довести это до сведения остальных?

— Нет, — сказал Норман, — не надо их беспокоить. Скоро мы поднимемся наверх, а перед тем еще раз осмотрим корабль.

Огромное стекло

На этот раз они разделились внутри корабля. Барнс, Тед и Эдмундс продолжали исследовать внутреннее пространство корабля, изучая еще не известные им отсеки. Норман, Бет и Барри остались в том помещении, которое они теперь называли кабиной управления полетом, чтобы разобраться с показаниями «черного ящика».

Отправляясь, Тед произнес: «Это далеко не лучшее, что я совершал в своей жизни». Затем он последовал за Барнсом.

Эдмундс оставила им маленький монитор, чтобы они могли следить за продвижениями второй группы. Они могли слышать, как Тед непрестанно приставал к Барнсу, сообщая свое мнение об устройстве корабля. Вид грузоподъемников отчего-то напомнил Теду каменные развалины античных Микен в Греции, особенно знаменитые Львиные ворота…

— Голова Теда забита непригодной информацией больше, чем у кого бы то ни было, — сказал Гарри. — Нельзя ли немного убрать звук?

Норман, зевнув, убрал звук. Он уста-т. Койки в DH-8 были жесткими, электрические пледы тяжелыми и липучими. Уснуть было практически невозможно. Да еще Бет разбушевалась после беседы с Барнсом.

— Черт бы его побрал, — впала она в ярость. — Куда его понесло?

— Он делает, что может, как и любой другой, — примиряюще ответил Норман.

Она отмахнулась:

— Знаешь, Норман, временами ты уж чересчур всепонимающ и психологичен. А этот человек — просто идиот. Полный идиот.

— Может, поищем «черный ящик»? — сказал Гарри. — Это сейчас важнее. — Гарри пытался проследить, куда вел прозрачный кабель, подсоединенный к спине манекена. Ему пришлось даже вскрыть пол.

— Извини, конечно, — продолжала Бет, — но мужчине он бы такого не сказал. Во всяком случае, не Теду, разумеется. Тот из всего устраивает спектакль, и я не понимаю, почему ему это дозволяют.

— Что может поделать Тед с… — начал было Норман.

— …Этот человек — паразит, и больше ничего. Он крадет чужие идеи и выдает за свои. Даже то, как он цитирует чужие высказывания — это же просто возмутительно!

— Думаешь, он крадет чужие идеи?

— Но послушай, еще там, наверху, я заметила в разговоре с ним, что следует заготовить несколько приветственных слов перед тем, как мы откроем эту штуковину. И что же? Тед тут же вылезает с этой идеей, да еще перед самой камерой.

— Ну…

— Ну что, Норман? И не понукай меня ради всего святого. Эта мысль принадлежала мне, а он присвоил ее и даже спасибо не сказал.

— А ты ему об этом говорила?

— Нет, разумеется. Да он и не вспомнит, что это я предлагала, знаю я его: «Ты говорила это, Бет? А, припоминаю, что-то такое, кажется, упоминала…»

— Я все же думаю, тебе следует поговорить с ним.

— Норман, ты что, не слушаешь меня?

— Поговорила бы с ним и не злилась бы так сейчас.

— Да не в этом дело, — Бет обхватила голову руками. — Ты посмотри, Тед делает в этой экспедиции все, что ему вздумается, молотит всякий вздор, произносит свои дурацкие речи. Я же лишь вошла первой в дверь, и Барнс сделал мне замечание. Почему я не могла войти первой? Почему бы женщине не быть первой хотя бы однажды в истории науки?

— Бет…

— …А потом я получаю нагоняй из-за того, что включила свет. Знаешь, что мне наговорил по этому поводу Барнс? Он сказал, что я могла устроить короткое замыкание и подвергнуть нас всех опасности. Он сказал, что я сама не знаю, что делаю. Что я слишком порывиста. Господи. Порывистая. Каменная военщина.

— Верните звук. Лучше уж слушать Теда, — сказал Гарри.

— Валяйте.

— Бет. Мы все находимся под гигантским давлением, — сказал Норман. — Оно на всех действует по-разному.

Она воззрилась на Нормана:

— Хочешь сказать, что Барнс был прав?

— Я хочу сказать, что все мы под давлением. Включая его. Включая тебя.

— Господи, вы, мужчины, всегда заодно. Знаешь, почему я только помощник профессора, а не полный профессор?

— Ты, милое и уживчивое создание?

— Как-нибудь обойдусь и без этого, ей-богу.

— Бет, — сказал Норман. — Видишь, куда ведут эти провода? Они проходят здесь под переборкой. Посмотри-ка, не выходят ли они с той стороны двери.

— Хочешь от меня избавиться?

— Если удастся.

Она засмеялась, и напряженность слегка спала.

— Ладно, пойду посмотрю за дверью.

— С ней здорово работать, — заметил Гарри ядовито, когда она ушла.

— Знаешь историю Бена Стоуна?

— Какую?

— Бет готовила дипломную работу в его лаборатории. Бенжамин Стоун был биохимиком в Бруклинском университете. Колоритный, обаятельный мужчина, с репутацией прекрасного исследователя, он славился тем, что использовал выпускников в качестве ассистентов в своей лаборатории, присваивая полученные ими результаты. В этой научной эксплуатации Стоун был не одинок в академических кругах, но он шел дальше своих коллег.

— Бет спала с ним.

— Угу.

— В самом начале семидесятых. Она провела ряд важных опытов с ресничными, изучая их энергетику. Но они крупно повздорили со Стоуном, и он порвал с ней отношения. Она ушла из лаборатории, а он опубликовал пять статей — всю ее работу, — не упомянув ее имени.

— Очень мило, — сказал Гарри. — И поэтому теперь она поднимает тяжести?

— Ну, она чувствует себя несправедливо обиженной, и я ее понимаю.

— Да, — сказал Гарри, — но ложась с собакой, рискуешь набраться блох, понимаешь?

— Боже, — сказала Бет, возвращаясь. — Похоже, что девушку, которую раз выпороли, всегда расспрашивают об этом. Ведь вы обо мне говорили?

— Нет, — сказал Гарри, продолжая выламывать панели на полу, следуя за направлением проводов. — Но иногда так и тянет спросить, что девушка делала в три часа ночи в темной аллее в той части города, у которой дурная слава?

— Я его любила.

— Это все же дурной квартал.

— Мне было двадцать два.

— А сколько было надо?

— Хотя бы как тебе сейчас, Гарри.

Гарри покачал головой:

— Ты нашла провода?

— Да, нашла. Они ведут к какой-то стеклянной решетке.

— Пойдемте, посмотрим, — сказал Норман, выходя в другую дверь. Ему приходилось видеть «черные ящики» прежде: металлические прямоугольные коробки, напоминающие сейфы, окрашенные в ярко красный или оранжевый цвет. Если это было…

Он остановился.

Он глядел на прозрачный стеклянный куб, длина каждой стороны которого была в один фут. Внутри куба мерцали пересекающиеся линии голубой решетки. Между ними временами вспыхивали голубые огоньки. Два прибора по измерению давления были смонтированы на его вершине, рядом помещались три клапана. По внешней стороне, слева, шли ряды серебряных линий и прямоугольников. Это было непохоже на то, что ему доводилось видеть раньше.

— Интересно, — Гарри заглянул внутрь куба. — Запоминающее устройство, мне кажется. У нас нет ничего похожего, — он потрогал серебряные линии на внешней стороне. — Они не нарисованы. Это какая-то пластика. Возможно, для считывания информации.

— Но чем? Конечно, мы не сможем этого сделать.

— Нет. Должно быть какое-то специальное устройство, вроде робота.

— А приборы для измерения давления?

— Куб наполнен каким-то газом, находящимся под давлением. Может быть, содержащим какие-то биологические компоненты, чтобы добиться плотности. В любом случае, я готов считать этот куб запоминающим устройством.

— Записывающим ход полета?

— По всей видимости.

— Как нам найти к нему доступ?

— Смотрите сюда, — Бет вернулась к пульту управления и стала нажимать на разные его части, приводя его в действие. — Не говорите Барнсу, — произнесла она через плечо.

— Откуда ты знаешь, где надо нажимать?

— Думаю, что это неважно, — ответила она. — Думаю, что пульт имеет представление о том, где мы находимся.

— Идет контроль за местонахождением пилота?

— Похоже, что так.

Прямо перед ними зажглась часть пульта, образуя черный экран, на котором появились желтые буквы.

RV–LHOOQ DCOMI U.S. ЗВЕЗДНЫЙ ПУТНИК

Больше ничего.

— Сейчас мы получим дурные известия.

— Какие дурные известия? — спросил Норман. И задумался, почему Гарри остался здесь, чтобы заняться полетным записывающим устройством, вместо того, чтобы отправиться с Тедом и Барнсом исследовать остальную часть корабля? Почему он столь заинтересован в истории корабля?

— А может быть, они будут и не плохими, — сказал Гарри.

— Но почему ты думаешь, что они могут быть плохими?

— Потому что, — ответил Гарри, — что если посмотреть на это логически, что-то жизненно важное пропало с корабля…

В это время на экране появились колонки:

— Что предпочитаете? — спросила Бет, держа руки на пульте.

— Регистратор полетов, — ответил Гарри, закусив губу.

— И что с этим делать? — спросил Норман.

Гарри всматривался в экран.

— Ты видишь, ранние записи сделаны с интервалом в три года. Потом интервал становится короче, один год, затем шесть месяцев, и наконец один месяц. Пока не дошло до последней записи.

— Значит, они записывали все более и более тщательно, — сказала Бет, — пока корабль не дошел до последнего события, что бы оно ни значило.

— У меня есть кое-какие соображения на этот счет, — сказал Гарри. — Только я не могу в это поверить. Может, начнем? Как насчет «Выходных данных?»

Бет нажала кнопки.

На экране появилось поле, усеянное звездами, а по краям экрана возникли цифры. Изображение было трехмерным, создавая иллюзию гдубины.

— Голография?

— Нет, но похоже.

— Несколько звезд большой величины.

— Или это планеты.

— Какие планеты?

— Не знаю. Это вопросы к Теду, — сказал Гарри. — Он, возможно, смог бы идентифицировать изображение. Давайте дальше.

Он прикоснулся к пульту, изображение изменилось.

— Больше звезд.

— Да, и больше цифр.

Цифры по краям экрана мелькали, быстро изменяясь.

— Не похоже, чтобы звезды двигались, а цифры меняются.

— Нет, взгляни — звезды тоже движутся.

Они увидели, как звезды начинают двигаться от центра экрана, который был теперь черным и пустым.

— Ни звезды в центре, и все куда-то исчезло… — произнес Гарри задумчиво.

Звезды по внешнему контуру продолжали двигаться очень быстро, тогда как черное пространство увеличивалось.

— Почему так пусто в центре, Гарри? — спросила Бет.

— Не думаю, чтобы там было так уж пусто.

— Но я ничего не вижу.

— Да, но тем не менее там не пусто. Сейчас мы увидим… Вон!

Густое белое скопление звезд внезапно появилось в центре и начало распространяться по всему экрану.

Странное впечатление, подумал Норман. Хорошо различимый черный круг расширялся на экране, со звездами по его внешнему краю и внутри. Как будто летишь через гигантский черный обруч.

— О Господи, — произнес Гарри очень тихо. — Знаете, что перед вами?

— Нет, — ответила Бет. — Что это за скопление звезд в центре?

— Это другая галактика.

— Это что?

— Ну, конечно. Это, возможно, другая галактика. Или это иная часть нашей галактики. Никто не знает точно, что это.

— А что это за черный обруч? — спросил Норман.

— Это не обруч. Это черная дыра. То, что вы видите регистрировалось в записи, когда корабль пролетел через одну черную дыру — и вошел в другую… Кто-то зовет? — Гарри обернулся, прислушался. Они замолчали, но ничего не услышали.

— Что ты имеешь в виду, другая галактика?..

— Шшшш…

Последовало небольшое молчание, затем до них долетел слабый голос: «Хэллооо…»

— Кто это? — спросил Норман, напряженно прислушиваясь. Голос был слишком тихим, но это явно был человек. А может быть, несколько людей? Он исходил откуда-то из недр корабля.

— Ого-го-оо! Кто-нибудь есть здесь? Хэллооо!

— О, мой Бог! — сказала Бет. — Вон они, на мониторе.

Она увеличила изображение на маленьком видеомониторе, оставленном им Эдмундс, — на экране появились Тед и Барнс, стоящие в какой-то комнате и кричащие: «Хэллооо… Хэл-ло-оооо».

— Мы можем с ними поговорить?

— Да. Нажми вон ту кнопку.

Норман сказал:

— Мы вас слышим.

— Да уж давно пора, — откликнулся Тед.

— Отлично, а теперь, — сказал Барнс, — слушайте.

— Эй, вы, что вы там застряли? — сказал Тед.

— Слушайте, — повторил Барнс. Он отступил в сторону, открывая часть разноокрашенного оборудования. — Теперь мы знаем, для чего этот корабль.

— И мы тоже, — сказал Гарри.

— Мы тоже? — хором удивились Бет и Норман.

Но Барнс не слушал:

— И похоже, что этому кораблю удалось кое-что подцепить во время путешествия.

— Что-то подцепить? Что же?

— Не знаю, — признался Барнс. — Но это что-то чужое.

«Что-то чужое»

Движущаяся дорожка везла их мимо бесконечных огромных складских помещений. Они продвигались вперед, чтобы примкнуть к Барнсу, Теду и Эдмундс. И посмотреть на их открытие «чего-то чужого».

— Зачем кому-то понадобилось проводить космический корабль через черную дыру? — спросила Бет.

— Из-за гравитации, — ответил Гарри. — Видишь ли, черные дыры обладают таким сильным притяжением, что они невероятно искажают пространство и время. Помнишь, как Тед говорил, что планеты и звезды оставляют впадины в структуре пространства-времени? Ну, а черные дыры прорезают насквозь эту структуру. И некоторые полагают. что возможно пролететь через эти прорезы — в другую галактику или в иную часть нашей галактики. Или в другое время.

— Другое время!

— Так считают, — сказал Гарри.

— Ну вы наконец идете? — прозвучал с монитора железный голос Барнса.

— Как раз и едем, — отозвалась Бет, бросив сердитый взгляд на экран.

— Он же тебя не видит, — сказал Норман.

— Мне это все равно.

Они миновали уже изрядное количество складской площади. Гарри сказал:

— Не могу дождаться, какую Тед скорчит физиономию, когда мы расскажем ему.

Наконец дорожка закончилась. Пройдя через коридор решеток и подпорок, они попали в большой зал, который они уже видели на мониторе. Перекрытие на высоте сотни футов делало его громадным.

Можно запросто вместить шестиэтажное здание в этот зал, подумал Норман. Взглянув вверх, он увидел, что там все подернуто туманной дымкой.

— Что это?

— Это облако, — ответил Барнс, тряхнув головой. — Этот зал так велик, что обладает, очевидно, собственным микроклиматом. Возможно, тут даже идет иногда дождик.

Зал был наполнен техникой немыслимо громадных размеров. На первый взгляд она была похожа на земную, но увеличенных размеров, да и выкрашена она была яркими масляными красками. Норман начал различать отдельные детали. Там были гигантские руки-клешни, страшной силы, приводящие в движение механизмы. И множество подъемников.

Он внезапно догадался, что видит что-то очень похожее на клешни и рукоятки, смонтированные в передней части субмарины «Харон V», на которой он опустился сюда, вниз, днем раньше. Так это было днем раньше? Или это было сегодня? В какой же день? Было ли это 4 июля? Как долго они пробыли здесь, внизу?

— Если вы посмотрите повнимательнее, — сказал Барнс, — вы поймете, что кое-что из этого арсенала является оружием огромных размеров. Остальное, вот как та мощная разгибающаяся рука, — различные приспособления для подъема вещей, что в действительности делает этот корабль гигантским роботом.

— Роботом…

— Ну, как же иначе, — сказала Бет.

— Я так полагаю, роботам в конце концов и подошло бы подходящим открыть это, — глубокомысленно изрек Тед. — Возможно, даже надлежало.

— А трубам бы надлежало встретиться с трубами, — вставил Норман.

— Тип «робот-к-роботу», ты думаешь? — спросил Гарри. — Типа встречи иголки с ниткой?

— Эй, — сказал Тед. Я же не потешаюсь над твоими комментариями, даже над самыми дурацкими.

— Не уверен, что они бывают дурацкими, — возразил Гарри.

— Иногда ты говоришь чушь. Бессмыслицу.

— Дети мои, — сказал Барнс, — может быть вернемся к нашим баранам?

— Обсудим это после, Тед.

— Непременно.

— Мне интересно узнать, когда я говорил что-то похожее на чушь.

— Узнаешь.

— Или, что ты полагаешь, было чушью.

— Скажу тебе, — обернулся Барнс к Норману, — что когда мы поднимемся наверх, этих двоих мы оставим тут, внизу.

— Разумеется, ты не можешь теперь и думать о возвращении наверх.

— Мы уже обсудили это.

— Но до того, как мы обнаружили предмет.

— А где этот предмет? — спросил Гарри.

— Да здесь, Гарри, — сказал Тед, хихикнув. — Посмотрим, каковы в деле твои мифические дедуктивные способности.

Они прошли вглубь мимо гигантских клешней и захватов и увидели лежащую, как в гнезде, в ковше одной из рук огромную, прекрасно отполированную серебряную сферу, с диаметром больше тридцати футов.

Они обошли сферу вокруг, отражаясь в отполированном металле. Норман заметил радужно переливающиеся блики на металлической поверхности.

— Похоже на огромный шарик-грузило, — заметил Норман.

— Не задерживайся, ты.

На противоположной стороне они обнаружили ряд глубоких спиралевидных насечек, расположенных по сложной системе на поверхности сферы. Чем-то эта система поражала, хотя Норман не мог бы сказать, чем. Геометрической ее нельзя было бы назвать. Не была она аморфорной или — тем более — органического происхождения. Трудно сказать, что это было. Норман не сталкивался ни с чем подобным, и чем дольше он глядел на нее, тем более он утверждался в мысли, что на Земле ничего подобного не существовало. Ничего подобного, созданного человеком или даже возникавшего в его воображении.

Тед и Барнс оказались правы.

Эта сфера была чем-то чужеродным.

Преимущества

— Хм, — произнес Гарри, после долгого разглядывания.

— Уверен, что сейчас ты все сообщишь нам об этом, — сказал Тед. — Откуда это взялось, ну и так далее.

— Действительно, я знаю откуда это взялось. — И он поведал Теду о регистраторе полетов и о черной дыре.

— Так и есть! — воскликнул Тед. — Не я ли подозревал, что этот корабль какое-то время проходил через черную дыру.

— Правда? И как же ты догадался?

— Мощный антирадиационный щит.

Гарри кивнул.

— Верно. Возможно, об этом ты догадался раньше меня. — Он улыбнулся. — Но почему-то никому об этом не сказал.

— Ха, — возразил Тед, — просто об этом не заходила речь. Но ведь это я первым высказал предположение о черной дыре.

— Ты?

— Да. Разумеется. Вспомни, в кают-компании? Я объяснял Норману насчет пространства-времени и начал делать выкладки, тут-то ты ко мне и присоединился. Помнишь, Норман? Я первым высказал эту мысль.

— Правда, у тебя возникла такая мысль, — подтвердил Норман.

— Мне не показалось, что это было именно мыслью, — хихикнул Гарри. — Я бы сказал, это было больше похоже на догадку.

— Или предположение, Гарри, — сказал Тед. — Ты переписываешь историю. Ведь есть свидетели.

— Ну, раз ты так опередил нас всех, — насмешливо произнес Гарри, — может, ты поделишься и своими предположениями насчет происхождения этого объекта?

— С удовольствием, — ответил Тед. — Этот объект является полированной сферой примерно десять метров в диаметре, не массивной, и выполненной из плотного сплава неизвестного происхождения. Мистические знаки на ее поверхности…

— Эти насечки ты называешь мистическими?

— Ты не будешь возражать, если я кончу? Мистические знаки на ее поверхности по всей видимости являются художественным или религиозным орнаментом, имеющим ритуальный характер. Это означает, что объект был важен для того, кто бы его ни построил.

— Думаю, что в этом мы можем быть уверены.

— Лично я предполагаю, что эта сфера задумана в качестве особой формы контакта с нами, визитерами с другой звезды, другой солнечной системы. Это, если хочешь, приветствие, послание или, если угодно, трофей. Доказательство, что высшие формы жизни существуют во вселенной.

— Все прекрасно и хорошо, за исключением — одного момента, — сказал Гарри. — Что она делает?

— Я не уверен, что она вообще что-то делает. Я думаю, что она просто существует. Она есть просто потому, что она есть.

— Великий Дзен.

— Ну, а ты что думаешь?

— Давайте посмотрим, что нам известно, — предложил Гарри, — в противовес тому, что мы тут нафантазировали. Это космический корабль из будущего, построенный с использованием всех видов технологий и материалов, которых у нас еще нет, но возможности развития которых явно заложены уже в наше время. Этот корабль был послан нашими потомками через черную дыру в другую галактику, или в другую часть нашей галактики.

— Да.

— Этот корабль не пилотируется человеком, но он оснащен роботоманипуляторами, которые явно созданы для того, чтобы захватывать то, что будет обнаружено во время полета. Поэтому мы можем считать этот корабль чем-то вроде гигантской версии того марсианского корабля, который мы отправили в 1970-е на Марс в поисках жизни. Этот космический корабль из будущего намного больше и усовершенствованнее, но это примерно тот же вид машины. Это зонд.

— Значит, этот зонд отправился в другую галактику, где и обнаружил эту сферу. Предположительно, он натолкнулся на эту сферу, блуждающую в космосе. Или, возможно, сфера была послана навстречу кораблю.

— Верно, — подхватил Тед, — она была послана для встречи. Как эмиссар. Так я полагаю.

— В любом случае, наш корабль, в соответствии с заложенной в нем программой, посчитал эту сферу интересным объектом. Он автоматически подхватил эту сферу своей огромной рукой-захватом, втащил ее в корабль и принес обратно домой.

— Только в этом возвращении домой он залетел слишком далеко, в прошлое.

— Его прошлое, — сказал Гарри, — это наше настоящее.

— Точно.

Барнс даже фыркнул от нетерпения:

— Здорово, значит этот корабль отправился в полет, схватил эту серебряную чужеродную сферу и принес ее назад. Вернемся к главному: что такое эта сфера?

Гарри прошелся дальше вдоль сферы, приложил ухо к металлу и постучал по нему кулаком. Он потрогал насечки, его руки исчезли и их глубине. Сфера была так великолепно отполирована, что Норман мог видеть отражение Гарри, искривленное выпуклой металлической поверхностью.

— Да, как я и предполагал. Эти мистические знаки, как ты назвал их, вовсе не декоративны. В сущности, у них совершенно иное назначение — они скрывают некое отверстие в поверхности сферы. То есть, они представляют собой дверь. — Гарри отступил назад.

— Что такое эта сфера?

— Вот что я думаю, — сказал Гарри. — Я думаю, что эта сфера — полый контейнер, я думаю, внутри нее что-то есть и что это вселяет в меня панику.

Первая оценка

— Нет, господин Секретарь, — говорил Барнс по телефону, — мы совершенно убеждены, что это чужеродный объект искусственного происхождения. Здесь все ясно, — он взглянул на Нормана, сидящего в другом конце комнаты. — Да, сэр, — сказал он, — чертовски поразительно.

Они вернулись в модуль, и Барнс немедленно связался с Вашингтоном. Он пытался отменить их возвращение на поверхность.

— Нет, мы еще не открыли ее. Ну, мы не были готовы открыть ее. Дверь, как плотина, — на мельницу не попадешь… Нет, вбивать клинья в щель бесполезно.

Он глядел на Нормана, вращая глазами.

— Нет, это мы тоже пробовали. Не похоже, чтобы снаружи были какие-то приборы. Нет, никаких указаний на внешней стороне, и никаких ярлыков. Все, что там есть, это отлично отполированная сфера с набором глубоких насечек. Что? Взорвать?

Норман отвернулся. Он находился в целиндре D, в секции связи, где хозяйничала Тина Чан. Она занималась наладкой дюжины мониторов со своим обычным спокойствием. Норман сказал:

— Ты кажешься такой отвлеченной.

Она улыбнулась.

— Просто загадочной, сэр.

— Вот как? Это действительно так?

— Это должно быть так, — ответила она, регулируя вертикальный увеличитель на одном из мониторов. Экран показывал полированную сферу, — потому что я чувствую, как тяжело бьется мое сердце. Как вы думаете, что там внутри этой сферы?

— Понятия не имею, — ответил Норман.

— А вы не думаете, что там внутри может быть пришелец? Знаете, что-то живое?

— Может быть.

— А мы пытаемся открыть ее? Может быть, нам не надо его выпускать, что бы это ни было.

— А ты не любопытна? — спросил Норман.

— Не настолько, сэр.

— Не знаю, как подействует взрыв, — говорил Барнс в телефон. — Да взрыватели у нас есть. О, разных размеров. Но я не думаю, что мы должны взрывать эту штуковину. Нет. Ну, если бы вы ее увидели, вы бы поняли. Эта вещь превосходно сработана. Превосходно.

Тина отрегулировала второй монитор. Теперь сферу было видно с двух разных сторон, и скоро они должны были получить третий вид. Эдмундс устанавливала камеры для обозревания сферы. Это было одно из предложений Гарри, сказавшего: «Установите мониторы. Может быть она как-то проявляет себя время от времени, производит какую-то деятельность».

На экране Норман видел множество проводов, подведенных к сфере. Там был полный набор высокочувствительных датчиков — звуковых, электромагнитного излучения, от инфракрасных до гамма-лучей, рентгеновских.

— Что-нибудь получили? — спросил, входя, Гарри. Тина отрицательно помотала головой:

— Пока ничего.

— А Тед вернулся?

— Нет, — ответил Норман, — Тед все еще там.

Тед оставался в хранилище корабля, под предлогом помощи Эдмундс в размещении видеокамер. Но на самом деле они знали, что он хотел бы попробовать открыть сферу. Сейчас они видели Теда по второму монитору, пробующего насечки, трогающего их, нажимающего на них.

Гарри улыбнулся:

— Он никак не получит милостыню.,

Норман сказал:

— Гарри, помнишь, когда мы были в кабине управления полетом, ты сказал, что хочешь сделать завещание, потому что что-то упущено?

— Ах, это, — сказал Гарри. — Забудь об этом, теперь это неважно.

Барнс продолжал говорить:

— Нет, господин Секретарь, поднять ее на поверхность не представляется возможным. Ну, сэр, сейчас она расположена в складском помещении корабля, а корабль погребен под тридцатифутовым наростом кораллов, да и сфера сама в тридцать футов шириной, она величиной с порядочный дом…

— Хотела бы я только знать, что в этом доме, — сказала Тина.

На экране Тед в сердцах пнул сферу.

— Нету милостыни, — повторил Гарри. — Он никогда не откроет ее.

— А как нам действовать, чтобы открыть ее? — спросила, входя, Бет.

— Как? — переспросил Гарри. Он пристально вглядывался в сферу, мерцающую на экране. После долгого молчания он сказал — Может быть, мы и не сможем.

— Мы не сможем открыть ее? Никогда?

— Это одна из возможностей.

Норман засмеялся:

— Тед этого не переживет.

А Барнс продолжал говорить:

— Да, господин Секретарь, если вы хотите направить все силы ВМС на осуществление этого полномасштабного подъема с глубины в тысячу футов, мы будем готовы начать операцию через шесть месяцев, считая с сегодняшнего дня, и в случае наличия хорошей погоды на поверхности хотя бы в течение месяца. Да… сейчас на юге Тихого океана зима. Да.

— Могу себе это представить, — заметила Бет. — С грандиозными усилиями ВМС поднимают эту загадочную сферу на поверхность. Ее транспортируют в засекреченный правительственный ангар в Омахе. Эксперты всех областей знаний являются, чтобы открыть ее. И никто не может.

— Как Экскалибур, — перебил Норман.

— Время идет, — продолжала Бет, — и они испробуют все более сильные средства. Естественно, они попытаются взорвать ее с помощью небольшого ядерного заряда. И опять ничего. Наконец все идеи иссякают. Сфера находится все там же. Проходят десятилетия. Сфера так никогда и не открывается. — Она покивала головой: — Еще одно грандиозное разочарование для человечества…

Норман обратился к Гарри:

— И ты думаешь, что так может случиться? Что мы никогда ее не откроем?

— Никогда — это растяжимое понятие, — отозвался Гарри.

— Нет, сэр, — говорил Барнс, — из-за этого нового поворота событий мы останемся здесь, внизу, до последней минуты. Погода на поверхности продержится по крайней мере еще шесть часов, да, сэр, согласно метеосводкам, — ну, я буду передавать сообщения. Каждый час, да, сэр.

Он повесил трубку, повернулся к присутствующим:

— О’кей. Мы получили дозволение остаться тут на время от шести до двенадцати часов — как позволит погода. Давайте пытаться открыть сферу в оставшиеся несколько часов.

— Тед работает сейчас над этим, — невинно сказал Гарри.

На видеомониторе они наблюдали, как Тед Филдинг барабанит рукой по полированной сфере и вопит: «Откройся! Сезам, откройся! Откройся, ты, ублюдок!»

Сфера не отвечала.

«Антропоморфическая проблема»

— Серьезно, — сказал Норман, — я хочу, чтобы кто-нибудь задался вопросом: должны ли мы принять во внимание, что мы не откроем ее?

— Почему? — удивился Барнс. — Послушайте, я сейчас получил по телефону…

— Я знаю, — перебил Норман. — Но, может быть, мы должны дважды об этом подумать. — Краем глаза он увидел энергично кивающую Тину. Гарри смотрел скептически. Бет сонно щурила глаза.

— Ты боишься, или у тебя есть какие-то веские аргументы? — спросил Барнс.

— У меня такое ощущение, — заметил Гарри, — что Норман цитирует собственную работу.

— Ну да, — признался Норман. — Я отмечал это в своем докладе.

В своем докладе он назвал это «Антропоморфической проблемой». В основных чертах она состояла в том, что каждый, кто когда-либо думал или писал о внеземной цивилизации видел ее в своем воображении уподобленную человеческой. Даже когда внеземная жизнь выглядела иначе — если это была рептилия, или гигантское насекомое, или мыслящий кристалл, — она все равно равно действовала, как мог бы действовать человек.

— Ты говоришь о кинофильмах, — отмахнулся Барнс.

— Я говорю и об изыскательских материалах также. Каждое представление о внеземных формах жизни — неважно, кинорежиссера или университетского профессора, — было по существу человеческим — включая человеческие ценности, человеческое понимание, свойственные человеку способы восприятия доступной человеческому восприятию вселенной. И даже человеческая внешность: два глаза, нос, рот и так далее.

— Итак?

— Итак, — заявил Норман, — это совершеннейшая чепуха. С одной стороны, человеческое поведение достаточно вариативно, чтобы сделать взаимопонимание возможным даже в пределах нашего собственного вида. Разница между, скажем, американцем и японцем слишком велика. Американцы и японцы никак не могут смотреть на мир одинаково.

— Да, да, — нетерпеливо сказал Барнс. — Мы все знаем, что японцы — другие…

— Но когда сталкиваешься с новой формой жизни, разница может оказаться непредсказуемой. Ценности и этика этой новой формы жизни могут оказаться абсолютно иными.

— Ты хочешь сказать, что она может не верить в святость жизни и в заповедь «Ни убий»? — еще более нетерпеливо спросил Барнс.

— Нет, — возразил Норман, — я хочу сказать, что это существо, возможно, и вовсе нельзя убить, да и вообще понятие убиения может не стоять для него на первом месте.

Барнс оторопел:

— Это существо, возможно, нельзя убить?

Норман кивнул:

— Как кто-то однажды сказал — нельзя сломать руку тому, у кого нет рук.

— Его нельзя убить? Ты имеешь в виду, что оно бессмертно?

— Я не знаю, — сказал Норман, — вот в чем дело.

— О Господи, — вздохнул Барнс, — его нельзя убить. — Он закусил губу. — Не хотел бы я открыть сферу и обнаружить нечто, что нельзя убить.

Гарри засмеялся:

— Ну, с этой пока никаких продвижений, Гэл.

Барнс взглянул на мониторы, показывающие сферу в нескольких ракурсах. Наконец он сказал:

— Нет, да это смешно. Никакое живое существо не может быть бессмертным. Я ведь прав, Бет?

— Разумеется, нет, — возразила Бет. — Можешь спорить, но некоторые живые существа на нашей планете бессмертны. Например, одноклеточные организмы типа бактерий или дрожжи.

— Дрожжи, — фыркнул Барнс. — Мы же не о дрожжах говорим.

— И во всяком случае вирус должен быть признан бессмертным.

— Вирус? — Барнс сел в кресло. Он не брал в расчет вирус. — Но как это может выглядеть на самом деле, Гарри?

— Я думаю, что вероятности даже превосходят упомянутое. Мы принимаем во внимание только то, что существует в трех измерениях, как в нашей собственной трехмерной вселенной, или, чтобы быть более точным, во вселенной, которую мы привыкли представлять в трех измерениях. Но некоторые полагают, что наша галактика имеет девять или даже одиннадцать измерений.

Вид у Барнса был измученным.

— Но только остальные измерения так малы, что мы их просто не замечаем.

Барнс закрыл глаза.

— Таким образом это существо, — продолжал Гарри, — может иметь любое количество измерений, так что если посмотреть на дело буквально, оно как бы и не существует — по крайней мере, в полном виде, — в наших трех измерениях. Возьмем простейший пример — даже если это существо четырехмерно, и то мы сможем увидеть только его часть, да и то в определенное время, потому что большая его часть будет существовать в четвертом измерении. Это сделало бы вопрос его убийства попросту невозможным. Ну, а если оно пятимерно…

— Подожди-ка. Почему же вы не упоминали об этом раньше?

— Мы думали, ты знаешь, — ответил Гарри.

— Знаю о пятимерных существах, которых нельзя убить? Никто и слова не сказал мне об этом. — Он покачал головой. — Открывать эту сферу, должно быть, невероятно опасно.

— Должно быть, да.

— Это же просто ящик Пандоры.

— Верно.

— Ладно, — сказал Барнс, — давайте обсудим наихудшие варианты. С чем мы можем столкнуться на самый худой конец?

— Думаю, это ясно, — сказала Бет. — Вне зависимости от того, вирус там или нечто, существующее во множестве измерений, или еще что-либо, вне зависимости ют того, разделяет оно нашу мораль или вовсе не имеет никакой морали, мы все равно получим удар ниже пояса.

— То есть?

— То есть оно внедрится в наши основные жизненные механизмы и разладит их. Лучше всего это понятно на примере вируса СПИДа. Причина опасности СПИДа не в том, что это новый вирус. Новые вирусы появляются каждый год — каждую неделю, и все они действуют одинаково: нападают на клетки и заставляют их образовывать больше вирусов. А что делает СПИД особенно опасным? То, что этот вирус атакует особые клетки, предназначенные для противовирусной защиты. СПИД проникает в наш основной защитный механизм и разрушает его. И у нас нет защиты против этого.

— Хорошо, — сказал Барнс, — если в сфере находится нечто, что разрушает наши основные защитные механизмы, что оно могло бы собой представлять?

— Оно может дышать воздухом и выдыхать цианистый газ, — предположила Бет.

— Оно может выделять радиоактивные вещества, — заявил Гарри.

— Оно может воздействовать на наш мозг, — сказал Норман, — и разрушать нашу способность мыслить.

— Или, — добавила Бет, — оно может просто разрушить нашу сердечную деятельность. Взять и остановить наши сердца, чтобы они не бились.

— Оно может производить звуковую вибрацию, которая будет резонировать в наших скелетах и разрушать кости, — улыбнулся Гарри. — Мне это нравится как-то больше всего.

— Умно, — согласилась Бет. — Но мы, как обычно, думаем о самих себе. Это существо может и не причинить никакого вреда нам лично.

— Ах, — вздохнул Барнс.

— Оно может просто выделять токсин, который убьет хлоропласт, так что растения не смогут больше поглощать солнечный свет. И тогда все растения на Земле погибнут, а за ними погибнет и вся жизнь.

— Ах, — опять вздохнул Барнс.

— Вот видите, — сказал Норман. — Сначала я просто думал, что антропоморфическая проблема заключается в том, что мы воображаем себе внеземную жизнь в основных чертах такой же, как земная. Я думал, проблема лишь в отсутствии воображения. Человек есть человек, он знает только себя самого, и все, о чем он думает, — это то, что он знает. А нам следует задуматься над массой иных вещей, чего мы никогда не делаем. Так что должна быть и другая причина, по которой мы думаем о представителях иных цивилизаций как о подобных себе. И ответ, как мне кажется, заключается в том, что мы ужасно хрупкие животные, и нам не нравится, когда нам напоминают, какие мы хрупкие — как неустойчиво равновесие в наших телах, и как кратковременно наше пребывание на Земле, и как легко его оборвать. Вот почему мы предпочитаем думать о внеземных существах, как о подобных себе, — потому что мы не задумываемся о реальной угрозе — смертельной угрозе, — которую они могут безо всяких дурных намерений представлять для нас.

Все молчали.

— Разумеется, мы не должны забывать другую возможность, — возразил Барнс, — что эта сфера может содержать и огромную пользу для нас. Какое-нибудь потрясающее новое знание, какую-нибудь удивительную новую идею или новую технологию, которая улучшит условия существования человечества так, как мы и не смели мечтать.

— Хотя скорее всего, — сказал Тед, — в сфере нет никакой новой, полезной для нас идеи.

— Почему?

— Ну, давайте предположим, что пришельцы опередили нас на тысячу лет, а нас можно соотнести, скажем, со средневековой Европой. Представьте, что вы попали в средневековую Европу с телевизором. Ну, и в какую розетку вы его там воткнете?

Барнс молча переводил взгляд с одного на другого. Наконец он сказал:

— Прошу прощения, но это слишком большая ответственность для меня. Я не могу сам принять решения для открытия сферы. Я должен переговорить с Вашингтоном.

— Теда это не обрадует, — заметил Гарри.

— Наплевать на Теда, — заявил Барнс. — Я должен довести все это до сведения Президента. Пока не будет получено его разрешения, я никому не позволю пытаться открыть сферу.

Барнс объявил двухчасовой отдых, и Гарри отправился спать. Бет тоже объявила, что пойдет спать, но осталась в отсеке управления вместе с Тиной Чан и Норманом. В отсеке у Чан были удобные кресла с высокими спинками, и Бет вертелась в одном из них, то поджимая, то вытягивая ноги. Отрешенно глядя в пространство, она поигрывала прядями своих волос, накручивая их колечками вокруг уха.

Устала, подумал о ней Норман. Мы все устали. Он посмотрел на Тину, спокойно и плавно двигавшуюся по комнате, регулирующую мониторы, проверяющую провода датчиков, меняющую видеопленки, как всегда сосредоточенную и натянутую, как струна. Поскольку Эдмундс была с Тедом на корабле, Тина приглядывала и за записывающими устройствами, и за собственными средствами связи. Офицер ВМС, она не производила такого усталого впечатления, как остальные, но ведь она и не была на корабле. Для нее корабль оставался тем, что она наблюдала по мониторам, программой телевидения, чем-то отвлеченным. Тина, не сталкивалась непосредственно с новым окружением, изматывающим умственными усилиями осознать, что происходит, что это такое.

— Выглядите усталым, сэр, — заметила Тина.

— Да. Мы все устали.

— Это атмосфера, — пояснила она. — Приходится дышать гелием.

И никакой психологии, с грустью подумал Норман.

— Воздействует плотность здешнего воздуха, — продолжала Тина. — У нас здесь тридцать атмосфер. Если бы мы дышали обычным воздухом в условиях этого давления, он был бы почти таким же густым, как жидкость. Гелий легче, но все же гораздо плотнее того, что здесь требуется. Вы не осознаете этого, но все это затрудняет ваше дыхание, утяжеляет работу ваших легких.

— Но вы не устали.

— О, ну я-то привыкла. Я и раньше бывала под водой.

— Вот как! А где?

— Я правда не могу сказать, д-р Джонсон.

— Операции ВМС?

Она улыбнулась:

— Мне нельзя говорить об этом.

— Опять ваша загадочная улыбка?

— Надеюсь, сэр. А вы не думаете, что вам следует попытаться поспать?

— Вероятно, — кивнул он.

Норман подумывал пойти поспать, но перспектива узкой жесткой койки его совсем не привлекала. Вместо этого он спустился в кают-компанию в надежде найти один из знаменитых десертов Леви. Роз Леви там не оказалось, зато под пластиковым колпаком он обнаружил кокосовый пирог. Он нашел тарелку, отрезал кусок и сел с ним около иллюминатора; огни окружавшей корабль решетки погасли, водолазы исчезли. Норман видел свет в иллюминаторах модуля DH-7, расположенного всего в нескольких десятках ярдов. Водолазы, должно быть, готовились к подъему на поверхность. А может, они уже поднялись.

В стекле иллюминатора он видел собственное отражение. Оно выглядело старым и усталым. «Это место не для пятидесятитрехлетнего старика», — сказал он, глядя на отражение.

Когда он снова выглянул наружу, он заметил движение каких-то огней в отдалении, потом какая-то субмарина прошла под цилиндр DH-7. Через какое-то мгновение рядом с ней вошла в док вторая субмарина. Огни на первой субмарине погасли. Через короткое время вторая субмарина вновь ушла в черную воду, а первая осталась на дне.

Что-то происходило, но Норман чувствовал, что ему нет до этого дела. Он слишком устал. Его больше интересовал вкус пирога, и он взглянул вниз. Пирог был съеден, и только крошки лежали на тарелке.

Устал, опять подумал он. Слишком устал. Он положил ноги на журнальный столик, опираясь спиной на прохладную стену.

Вероятно, он проспал какое-то время, потому что он проснулся в темноте, не понимая, где находится. Он сел, и тут же вспыхнул свет. Он был по-прежнему в кают-компании.

Инструктируя их, Барнс объяснил, что модуль отрегулирован так, что реагирует на присутствие человека. Очевидно, датчики перестают воспринимать заснувшего, находящегося без движения человека, и автоматически выключают освещение. А когда он просыпается и вновь начинает двигаться, оно автоматически включается. Хотелось бы ему знать, будет ли гореть свет, если спящий начнет храпеть? Кто разработал все это, хотелось бы ему знать? Брали ли в расчет храп инженеры и дизайнеры, создававшие подводные жилые модули для ВМС? Был ли в модуле датчик, регистрирующий храп?

Норман вспомнил о пироге.

Он поднялся и прошел через кают-компанию на кухню. Нескольких кусков пирога недоставало. Разве он съел их? Он не помнил этого.

— Как много записей, — сказала Бет. Норман обернулся.

— Да, — согласилась Тина. — Мы записываем все, что происходит в модуле, и так же поступают на других кораблях. Накапливается множество материала.

Прямо над его головой был установлен монитор. На его экране Бет и Тина сидели в центре связи и ели пирог.

Ага, подумал он. Вот куда подевался пирог.

— Каждые двенадцать часов видеозаписи передаются на субмарину, — сообщила Тина?

— Зачем?

— Если что-то случится здесь, внизу, субмарина автоматически поднимется на поверхность.

— Ах, вот что, — сказала Бет. — Даже и думать об этом не хочу. А где сейчас д-р Филдинг?

— Он покинул сферу и отправился к главному пульту управления полетом вместе с Эдмундс, — ответила Тина.

Норман смотрел на экран монитора. Тина ушла за пределы видимости. Бет сидела спиной к монитору и ела пирог. На мониторе позади Бет Норман ясно видел поблескивающую сферу. Мониторы показывают мониторы, подумал он. Люди ВМС, которые вечно прокручивают записанный материал, наверное, просто помешались.

Тина спросила:

— Ты думаешь, им когда-нибудь удастся открыть сферу?

— Возможно, — сказала Бет, продолжая жевать пирог. — Я не знаю.

И тут, к собственному ужасу, Норман увидел, как на мониторе позади Бет дверь сферы медленно стала отворяться, открывая черноту пещеры.

Открыта

Они, должно быть, подумали, что он свихнулся, когда он ворвался в цилиндр D и, прыгая по узким ступеням на верхний уровень, закричал: «Она открыта! Она открыта!»

Он пришел к пульту связи, как раз когда Бет стряхивала с губ последние крошки кокосового пирога. Она отложила вилку:

— Что открыто?

— Сфера!

Бет подскочила на стуле. Тина обежала ряды мониторов, и теперь они вместе с Норманом смотрели на экран позади Бет. Повисла обескураживающая тишина.

— Мне кажется, она закрыта, Норман.

— Она была открыта. Я видел это. — Он рассказал им о том, что наблюдал по монитору, сидя в кают-компании. — Это было всего несколько секунд назад, сфера была совершенно точно открыта. Должно быть, она снова закрылась, пока я бежал сюда.

— Ты в этом уверен?

— В кают-компании такой маленький монитор…

— Я видел это, — твердо сказал Норман. — Прокрутите запись, если вы мне не верите.

— Прекрасная мысль, — сказала Тина и отправилась к пульту записи, чтобы разыскать нужную пленку.

Норман тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание. Впервые в жизни он попал в обстановку плотной атмосферы и теперь постоянно чувствовал ее воздействие. DH-8 не лучшее место для поразительных открытий и пробежек, решил он.

Бет оглядела его:

— Ты в порядке, Норман?

— Все нормально. Говорю тебе, я это видел. Она открывалась. Тина?

— Еще буквально секундочку.

Позевывая, вошел Гарри:

— Отличные здесь постели, не правда ли? — сказал он. — Спишь, как в мешке с мокрым рисом. Своего рода сочетание постели с холодным душем. — Он вздохнул. — Отправление разобьет мне сердце.

— Норман думает, что сфера была открыта, — сообщила Бет.

— Когда? — спросил Гарри, вновь зевая.

— Несколько секунд назад.

Гарри многозначительно кивнул:

— Интересно, интересно. Сейчас она закрыта, как я вижу.

— Мы прокручиваем видеозапись, чтобы увидеть это.

— Угу. А что, пирога больше не осталось?

Гарри кажется слишком холодным, подумал Норман. Такие новости, а он даже не кажется пораженным. Почему бы это? Опять-таки, разве не Гарри верил в это? Да спал ли он, не бодрствовал ли? Или тут было еще что-то?

— Начнем отсюда, — сказала Тина.

На мониторе запрыгали полосы, затем появилось изображение — Тина говорила: «…часов записи переправляются на субмарину».

Бет: Зачем?

Тина: На тот случай, если что-нибудь произойдет с нами здесь, внизу, субмарина автоматически отправится на поверхность.

Бет: О, вот что. Я как-то и не задумывалась над этим. А где сейчас д-р Филдинг?

Тина: Он оставил сферу и вместе с Эдмундс вернулся к главному пульту управления корабля.

На экране Тина ушла за пределы видимости. Одна Бет уплетала пирог, сидя в кресле спиной к монитору.

Не видимая на экране Тина сказала:

— Как ты думаешь, они когда-нибудь откроют сферу?

Бет ела свой пирог:

— Возможно, — сказала она, — я не знаю.

Последовала короткая пауза, затем на мониторе позади Бет дверь сферы приоткрылась.

— Эй! Она действительно открылась!

На экране Бет не замечала монитора. Тина, все еще за пределами видимости, сказала:

— Она пугает меня.

Бет: Не вижу причин для испуга.

Тина: Неизвестность.

— Конечно, — согласилась Бет, — но неизвестное не всегда опасное или страшное. Неизвестное скорее непонятно.

— Мне это не совсем понятно.

— Ты боишься змей? — спросила Бет на экране.

Во время всей этой беседы сфера оставалась открытой. Глядя на экран, Гарри сказал:

— Как жаль, что мы не можем заглянуть внутрь ее.

— Я могу попробовать помочь этому, — предложила Тина, — я могу интенсифицировать изображение с помощью компьютера.

— Похоже на то, как будто там множество маленьких огоньков, — сказал Гарри. — Маленькие перебегающие огоньки внутри сферы.

На экране монитора вновь появилась Тина:

— Змеи меня не волнуют.

— Я терпеть не могу змей, — призналась Бет. — Скользкие, холодные, отвратительные существа.

— Ах, Бет, — сказал Гарри. — Неужели и они напоминают тебе мужчин?

На экране Бет продолжала:

— Если бы я была марсианином, прибывшим на Землю и наступившим на змею — странную, холодную, извивающуюся, — я бы не знала, что и подумать о ней. Но шанс, что я наступлю именно на ядовитую змею, невелик. Менее одного процента змей ядовиты. Значит, для марсианина не было бы большой опасностью встретиться со змеей; он бы просто стал в тупик. То, что и случилось с нами. Мы попали в тупик. — На экране Бет продолжала: — В любом случае, я не думаю, что мы когда-нибудь откроем эту сферу.

Тина: Надеюсь, что нет.

Позади нее на мониторе сфера закрылась.

— Ух! — выдохнул Гарри. — Сколько всего времени она была открыта?

— Четыре и тридцать три сотых секунды, — ответила Тина.

Они остановили запись. Тина спросила:

— Кто-нибудь хочет посмотреть еще раз? — Она выглядела бледной.

— Не сейчас, — отозвался Гарри. Он отрешенно барабанил пальцами по ручке кресла, размышляя.

Все остальные молчали; они терпеливо ждали, что скажет Гарри. И тут Норман осознал, как все полагаются на него. Гарри — их мозговой центр, думал Норман. Мы нуждаемся в нем, прислушиваемся к нему.

— О’кей, — произнес наконец Гарри. — Все возможно. У нас слишком мало данных. Вопрос в том, среагировала ли сфера на что-то во внешнем окружении, или она просто открылась, побуждаемая внутренними причинами. А где Тед?

— Тед покинул сферу и отправился к пульту управления полетом.

— Тед вернулся, — произнес Тед, широко улыбаясь. — И у меня есть стоящие новости.

— У нас тоже, — заявила Бет.

— Это не может ждать, — возразил Тед.

— Но…

— …Я знаю, куда направлялся этот корабль, — сказал Тед интригующе. — Я проанализировал данные полета на пульте управления, сопоставил с расположением звезд, и теперь я знаю, где расположена черная дыра.

— Тед, — сказала Бет. — Сфера открылась.

— Правда? Когда?

— Несколько минут назад. Теперь она снова закрылась.

— А что показывают мониторы?

— Никакого биологического риска. Она кажется безопасной.

Тед взглянул на экран:

— Тогда какого черта мы тут делаем!

Вошел Барнс:

— Двухчасовой отдых закончен. Все готовы к возвращению на корабль для последнего осмотра?

— Придется это сделать немедленно, — ответил Гарри.

Сфера пребывала полированной, молчаливой, закрытой. Они стояли вокруг нее, глядя на свои, искаженные сферой, отражения. Никто ничего не говорил. Они просто прошлись вокруг нее.

Наконец Тед сказал:

— У меня такое чувство, как будто это экзамен и я проваливаюсь.

— Что-то похожее на Послание Дэйвиса? — спросил Гарри.

— Ну конечно, — ответил Тед.

Норман знал о Послании Дэйвиса. Это был один из тех эпизодов, который энтузиасты поиска внеземных цивилизаций хотели бы забыть. В 1979 году в Риме состоялась грандиозная встреча ученых, вовлеченных в проект SETI (Поиск Внеземного Разума). Началось с того, что SETI призвало к поискам рая с помощью радиоастрономии. И ученым пришлось задуматься над тем, какого рода послание может быть получено.

Эмерсон Дэйвис, физик из Кэмбриджа, разработал тип послания, основанного на физических константах, предположительно одинаковых во всей вселенной. Он расположил эти константы в бинарно-иллюстративной манере.

Поскольку Дэйвис полагал, что именно таким-то и будет послание иного разума, он посчитал, что ученые из SETI тоже прочтут его. Он раздавал свою картинку всем участникам конференции.

И никто не смог прочесть ее.

Когда же Дэйвис растолковал ее, все согласились, что это была разумная мысль и превосходное послание для внеземных цивилизаций. Но факт оставался фактом, что никто из них не сумел прочесть этого превосходного послания.

Одним из тех, кто безуспешно пытался прочесть это послание, был Тед.

— Ну, мы не очень-то и старались, — заявил Тед. — На этой конференции было так много всего. А вот тебя не было там с нами, Гарри.

— Стоило только захотеть прокатиться в Рим, — заметил Гарри.

Бет сказала:

— Это только мое воображение, или расположение насечек на двери изменилось?

Норман посмотрел. На первый взгляд глубокие насечки казались теми же самыми, но, возможно, их расположение и изменилось. Но даже если и так, изменение было едва заметным.

— Мы можем сравнить их со старыми видеозаписями, — предложил Гарри.

— Мне они кажутся теми же самыми, — возразил Тед. — К тому же это металл. Сомневаюсь, чтобы он мог измениться.

— То, что мы называем металлом, ничем не отличается от жидкости, текущей при комнатной температуре, — возразил Гарри. — Поэтому возможно, что и этот металл изменяется.

— Я все же сомневаюсь, — сказал Тед.

— Послушайте, вы, — вмешался Барнс, — предполагается, что вы эксперты. Мы знаем, что эта штука может открываться, что она уже была однажды открыта. Как нам снова открыть ее?

— Мы пытаемся, Гэл.

— Не похоже, чтобы вы что-то делали.

Время от времени они поглядывали на Гарри, но Гарри так же, как они все, стоял около сферы, подперев подбородок и в задумчивости теребя пальцами нижнюю губу.

— Гарри?

Но Гарри молчал.

Тед ходил и похлопывал ребром ладони по сфере, но это не давало никаких результатов. Тед постучал по сфере кулаком; потом он вздрогнул и отдернул руку.

— Не думаю, чтобы мы могли чего-нибудь добиться силой. Думаю, что она сама должна впустить внутрь себя, — заметил Норман. Остальные промолчали.

— Моя высоколобая, просвещенная команда, — сказал Барнс, желая их уколоть, — И вот они стоят вокруг и смотрят на нее.

— А что бы ты хотел, чтобы мы сделали, Гэл? Кокнули ее?

— Если вы не в состоянии открыть ее, найдутся другие, не сомневайтесь. — Он взглянул на часы. — Есть еще какие-нибудь необыкновенные предложения?

Ни у кого не было.

— О’кей, — произнес Барнс. — Наше время истекло. Давайте возвращаться на корабль и готовиться к подъему на поверхность.

Отправление

Норман извлек небольшой морской рюкзак из-под своей койки в цилиндре С, принес бритвенные принадлежности из душевой, нашел записную книжку и запасную пару носков и затянул рюкзак.

— Я готов.

— Я тоже, — отозвался Тед. Тед был безрадостен — он не хотел уезжать. — Кажется, больше мы уже не задержимся. Погода ухудшается, и все водолазы покинули DN-7, так что остались мы одни.

Норман радовался перспективе вновь оказаться на поверхности. Вот уж никогда не ожидал, думал он, что мне покажется за счастье увидеть эскадру военных кораблей. Но это так.

— А где остальные? — спросил Норман.

— Бет уже упаковалась. Думаю, она с Барнсом в узле связи. Наверное, и Гарри там, — Тед облачился в костюм. — Скажу тебе честно, я рад распрощаться с этими костюмами.

Они вышли из спального отсека и тоже отправились в узел связи. Проходя коридорами, они столкнулись с Элис Флетчер, шедшей в цилиндр В.

— Готовы к отправлению? — спросил Норман.

— Да, сэр, так точно, — бодро отрапортовала она, но черты лица ее были напряженными, усталыми — видимо, сказывалось давление.

— Разве туда нужно идти? — спросил Норман.

— Нужно проверить двигатели модуля.

— Двигатели модуля? — удивился Норман. Но зачем их проверять, если они уже покидают его?

— Вероятно, забыла там что-нибудь нужное, — предположил Тед.

В узле связи царила зловещая тишина, только Барнс вел в углу переговоры с судами на поверхности.

— Повторите еще раз, — потребовал он. — Я хочу знать, чье это предписание, — он явно злился.

Они посмотрели на Тину:

— Как погода наверху?

— Быстро ухудшается.

Барнс прошипел:

— Вы спустите их вниз или нет, идиоты?

Норман опустил свой рюкзачок на пол. Бет сидела у иллюминатора, усталая, с закрытыми глазами. Тина выключала мониторы, один за другим, и вдруг остановилась:

— Смотрите.

На экране монитора они увидели гладко полированную сферу.

Рядом с ней стоял Гарри.

— Что он там делает?

— Разве он не собирался вернуться вместе с нами?

— Мне казалось, что да.

— Я не заметил; думал, мы все возвращаемся.

— Черт побери, разве я вам не говорил… — начал Барнс и не договорил. Он уставился на экран.

На экране видеомонитора Гарри повернулся лицом к камерам и слегка поклонился.

— Леди и джентльмены, думаю, вам покажется это интересным.

Затем он вновь обернулся к сфере. Он стоял в непринужденной позе, руки свободно висели вдоль тела. Он не двигался и не говорил. Потом закрыл глаза, глубоко вздохнул.

Дверь сферы отворилась.

— Неплохо, а? — сказал с усмешкой Гарри.

Затем он вошел вовнутрь. Дверь за ним закрылась.

Все заговорили одновременно. Барнс кричал громче всех, требовал тишины, но его никто не слушал, пока в модуле внезапно не погас свет. Они погрузились в темноту.

— Что случилось? — спросил Тед.

Свет проникал только через иллюминаторы, свет от окружавшей корабль решетки. Почти тут же погас и он.

— Нет энергии…

— Я и пытаюсь объяснить, — сказал Барнс.

Раздалось жужжание, потом мигнули огни, и вновь вспыхнул свет.

— Мы перешли на внутреннее энергообеспечение, нас теперь обеспечивает собственный дизель.

— Почему?

— Глядите, — позвал Тед, показывая на иллюминатор.

Что-то похожее на серебристую змею вилось снаружи. Вдруг Норман понял, что это кабель, который связывал их с поверхностью, мотается туда-сюда перед иллюминатором, сворачиваясь большими кольцами на дне.

— Они отрезали нас!

— Верно, — подтвердил Барнс. — Наверху начался сильнейший шторм. Они больше не могут удерживать коммуникационный и энергетический кабели, не могут больше использовать подлодки. Они подняли наверх водолазов, но за нами они вернуться уже не могут. По крайней мере в течение нескольких дней, пока море немного не успокоится.

— Значит, мы замурованы тут, внизу.

— Увы, это так.

— И как надолго?

— На несколько дней, — ответил Барнс.

— Как надолго?

— Может быть, на неделю.

— Господи Боже, — сказала Бет.

Тед швырнул свой рюкзак на пол:

— Какая фантастическая удача! — воскликнул он.

Бет резко повернулась к нему:

— Ты в своем уме?

— Сохраняйте спокойствие, — призвал Барнс. — Все контролируется. Это всего лишь временная отсрочка, нет никаких причин для паники.

— Все контролируется. Это всего лишь временная отсрочка, нет никаких причин для паники.

Но Норман и не паниковал. Он чувствовал себя крайне истощенным. Бет разозлилась, надулась. Только Тед ликовал, строил планы новых походов на корабль, помогая Эдмундс отрегулировать оборудование.

Но Норман чувствовал только страшную усталость. Глаза его наливались тяжестью; ему казалось, что он прямо сейчас и заснет, стоя перед мониторами. Он торопливо вернулся в спальный отсек, желая поскорее добраться до постели и заснуть. Ему не было дела до того, что простыни липкие, что подушки ледяные, что в соседнем цилиндре шумит и вибрирует дизель. Он успел подумать: очень сильная реакция на отмену. И тут же заснул.

По ту сторону Плутона

Норман выполз из постели и машинально взглянул на часы, забыв, что давно бросил привычку носить их. Он не знал, сколько времени и как долго он проспал. Он выглянул в иллюминатор, но ничего не увидел, кроме вечной черной воды. Огни вдоль решетки все еще горели. Он повернулся на спину и стал рассматривать серые трубы прямо над своей головой; они казались ближе, да и все отчего-то выглядело тесным, сжатым, навевая клаустрофобию.

Пробыть здесь еще несколько дней. Боже.

Он надеялся, что ВМС позаботятся известить его семью. После стольких дней Эллен, должно быть, уже начала волноваться. Он представил ее первый звонок в команду, занимающуюся авиакатастрофами, затем попытки дозвониться до ВМС и узнать, что произошло. Разумеется, ей никто ничего не скажет, поскольку проект засекречен; Эллен потеряет голову.

Тут он перестал думать об Эллен. Легче всего, подумал он, волноваться о тех, кого любишь, чем о самом себе. Но о чем было волноваться? С Эллен все в порядке. Да и с ним тоже. Просто нужно набраться терпения и подождать. Спокойно пересидеть шторм.

Он отправился в душ, гадая, есть ли там горячая вода, если модуль перешел на систему самообеспечения. Вода была, и он почувствовал, что отмякает, стоя под душем. Странное чувство, думал он, на глубине тысячи футов получать обычное удовольствие от горячего душа.

Он оделся и перешел в цилиндр С.

— …думаешь, они когда-нибудь откроют сферу? — услышал он голос Тины. Бет ответила:

— Возможно. Я не знаю.

— Это пугает меня.

— Не вижу причин для испуга.

— Неизвестность, — сказала Тина.

Когда Норман вошел, Бет прокручивала ту видеозапись, где она беседовала с Тиной.

— Конечно, — говорила с экрана Бет, — но неизвестное не всегда опасное или страшное. Неизвестное скорее непонятно.

— Мне это не совсем понятно, — отозвалась Тина.

— Ты боишься змей? — спросила с экрана Бет.

Бет снова перемотала запись:

— Просто хочу допытаться, почему она открывается.

— Есть успехи? — поинтересовался Норман.

— Пока нет. — Соседний монитор показывал саму сферу. Она была закрыта.

— Гарри еще там? — спросил Норман.

— Да.

— Сколько времени он уже там находится?

Она взглянула на приборы:

— Чуть больше часа.

— Я спал всего лишь час?

— Да.

— Умираю от голода, — заявил Норман и отправился в кают-компанию, чтобы перекусить. Кокосовый пирог бесследно исчез. Он стал разыскивать хоть что-то съестное, когда появилась Бет.

— Не знаю, что и делать, Норман.

— А что такое?

— Они нам врут, — заявила она. — Барнс, люди ВМС, да все. Это все подстроено, Норман.

— Ну-ка иди сюда, Бет. Что еще за конспирация? Нам есть о чем поволноваться и кроме…

— Просто взгляни вот на это, — она вновь увела его наверх, усадила за пульт и нажала на кнопки. — Я стала догадываться в тот момент, когда Барнс говорил по телефону, — сообщила она. — Барнс держал трубку, делая вид, что говорит с кем-то, когда кабель начал уже сворачиваться. Но ведь кабель-то длиной в тысячу футов, Норман. Связь должна была прерваться за несколько минут до того, как отцепили кабель.

— По всей видимости, да.

— Тогда с кем же говорил Барнс в последнюю минуту? Ни с кем.

— Бет…

— Взгляни, — показала она на экран.

— Вот так номер, — сказал Норман. — Я думал, Барнс хочет убраться отсюда.

— Он хотел, но он передумал, когда увидел последнюю комнату, и. он даже не потрудился объясниться с нами. Прикончила бы мерзавца, — заявила Бет.

Норман кивнул:

— Он надеется найти новое оружие.

— Точно. Барнс связан с поставками Пентагона, и он просто жаждет обнаружить новое оружие.

— Но сфера непохожа…

— Дело не в сфере, — сказала Бет. — Сфера вовсе не волнует Барнса. Его волнует «соединенный с нею корабль». Потому что, согласно теории соответствий, именно корабль — та вещь, за которую стоит заплатить, а совсем не сфера.

Теория соответствий мучительно беспокоила тех, кто задумывался над существованием внеземных цивилизаций. Говоря упрощенно, астрономы и физики, верящие в возможность контакта с пришельцами, мечтали о том, какие необыкновенные выгоды принесет человечеству подобный контакт. Но другие мыслители — философы и историки — не предвидели ровным счетом никаких выгод от общения с пришельцами.

Например, физики считали, что если будет установлен контакт с пришельцами, человечество будет столь поражено, что на Земле тут же прекратятся войны и наступит эра мирного сотрудничества.

Но историки считали это чепухой. Они доказывали, что когда европейцы открыли Новый Свет — совершенно потрясшее мир открытие, — разрушительные войны не прекратились, а, напротив, участились. Европейцы просто перенесли в Новый Свет прежнюю вражду и злобу, сделав его ареной все новых сражений.

И еще астрономы мечтали, что когда человечество встретится с новой цивилизацией, произойдет такой обмен информацией и технологией, который продвинет человечество далеко вперед.

А историки науки и это считали ерундой. Они доказывали, что так называемая «наука» является весьма спорным представлением о вселенной, которого другие разумные существа могут вовсе не разделять. Наши научные идеи были идеями обезьяноподобных, ориентированных на внешний мир существ, желающих изменить внешнее окружение для своих нужд. А если бы пришельцы оказались слепыми и общались бы с помощью запахов — они могли бы развивать совершенно иную науку, которая описывала бы совсем иное устройство вселенной. Да и сам выбор был бы совершенно иным — в каком направлении развивать науку и что исследовать. Например, они могли бы полностью игнорировать весь физический мир, развивая вместо того весьма утонченную интеллектуальную науку — совершенно противоположную существующей на Земле. Технология пришельцев могла оказаться чисто мыслительной, без каких бы то ни было видимых и осязаемых изделий.

Из этого и проистекла теория соответствий, которая гласила, что если пришельцы не будут хотя бы приблизительно похожи на нас, обмен информацией вряд ли состоится. Барнс, разумеется, был знаком с этой теорией, а значит понимал, что никакой полезной технологии он из необычной сферы не извлечет. Но полезную технологию он вполне мог извлечь из космического корабля, который был явно создан человеком, а соответствие было велико.

И он солгал им, чтобы удержать их внизу. И продолжать исследования.

— Ну, и что нам сделать с этим мерзавцем? — спросила Бет.

— Ничего, — ответил Норман, — по крайней мере сейчас.

— Ты не хочешь вывести его на чистую воду и сказать, что он собой представляет? Боже, а я так очень хочу!

— Это совершенно бессмысленно, — возразил Норман. — Теду все равно, а люди ВМС подчиняются приказу. Да и в любом случае, даже если бы все было приготовлено для нашего возвращения, неужели бы ты смогла уйти, оставив Гарри в сфере?

— Нет, — призналась Бет.

— Ну вот. Все это теории.

— Господи, Норман…

— Знаю. Но сейчас мы здесь, внизу. И в ближайшую пару дней ничего не сможем с этим поделать. Давай постараемся извлечь из этого положения вещей то лучшее, что пока возможно, а к этому вернемся позже.

— Ну уж я-то к этому непременно вернусь!

— Отлично. Тогда не сейчас, Бет.

— Ладно, — вздохнула она. — Не сейчас.

Норман остался один за пультом, размышляя, что вот он опять занимался привычным делом, помогая другим сохранять выдержку и спокойствие. Никогда прежде он не заглядывал в компьютерную систему, а теперь он начал машинально нажимать кнопки. Далеко не сразу он нашел файл, обозначенный «Контактная НФЖ-команда». Он открыл его.

Члены гражданской команды

1. Теодор Филдинг, астрофизик/планетарный геолог.

2. Элизабет Гальперн, зоолог/биохимик.

3. Гэрольд Д. Адамс, математик/логик.

4. Артур Левин, морской биолог/биохимик.

5. Джон Ф. Томпсон, психолог.

Выберите одно:

Не веря своим глазам, Норман смотрел на экран.

Он прекрасно знал Томпсона, энергичного молодого психолога из Вэйла. Томпсон приобрел мировую известность благодаря своим исследованиям в области психологии первобытных народов, и уже года два не вылезал из Новой Гвинеи, занимаясь туземными племенами.

Норман нажал кнопку.

НФЖ КОМАНДА ПСИХОЛОГОВ: КЛАССИФИКАЦИОННЫЙ ОТБОР

1. Джон Томпсон, Вэйл — одобрен.

2. Уильям Л. Хартц, Беркли — одобрен.

3. Джереми Вайт, Техас — одобрен.

4. Норман Джонсон, Сан Диего — отклонен (возраст)

Норман знал их всех. У Билла Хартца из Беркли был рак в тяжелой форме. Джереми Вайт побывал в Ханое во время вьетнамской войны и никак не мог прийти в форму.

Оставался Норман.

Он понимал теперь, почему его вызвали последним. Теперь он понимал, почему ему устроили специальную медицинскую проверку. Он чуть не задохнулся от прилива злобы — к Барнсу, ко всей системе, засунувшей его сюда, несмотря на его возраст, не задумавшись о его безопасности. В пятьдесят три года Норману Джонсону нечего было делать на глубине в 1000 футов в условиях разреженной атмосферы — и в ВМС знали это.

Они попрали его права, думал Норман. Сейчас он пойдет и все выскажет Барнсу, не выбирая выражений. Этому изовравшемуся ублюдку.

Но он вцепился в подлокотники и напомнил себе то, что советовал Бет. Что бы ни случилось до настоящего момента, теперь уже никто из них ничего не может исправить. Разумеется, он задаст Барнсу трепку — он пообещал себе, что так и будет, — но только когда они вернутся на поверхность. До тех пор устраивать что-либо бесполезно.

Он покачал головой и поклялся себе следовать этому решению. Потом выключил компьютер.

Проходили часы, а Гарри все еще был в сфере.

Тина пыталась интенсифицировать изображение сферы на той видеозаписи, где она была видна открытой.

— К несчастью, здесь, в модуле, у нас ограниченные технические возможности, — сетовала она. — Если бы у меня была связь с поверхностью, я бы постаралась что-то сделать, а так… — она отрицательно покачала головой.

Тина показала им увеличенные стоп-кадры с изображением открытой сферы, сделанные с промежутком в одну секунду. Однообразное, нечеткое изображение.

— Единственное, что в темноте можно разглядеть из внутреннего устройства, — сказала Тина, показывая им кадры, — вот эти многочисленные светящиеся россыпи. Кажется, расположение огоньков меняется на разных кадрах.

— Как будто в сфере полно светлячков, — заметила Бет.

— Только эти огоньки туманятся и не мигают, как светлячки. Их там бесчисленное количество. И такое впечатление, как будто они двигаются все вместе, кружащимися узорами.

— Стаи светлячков? — сказала Бет.

— Что-то вроде, — запись кончилась, экран погас.

— И это все? — спросил Тед.

— Боюсь, что да, д-р Филдинг.

— Бедный Гарри, — с трагическим пафосом произнес Тед.

Изо всей группы Тед больше всего сокрушался об участи Гарри. Он все рассматривал закрытую сферу на видеомониторе, повторяя: «Как же он это сделал?» — и тут же добавлял: «Надеюсь, с ним все в порядке».

Он повторял это так часто, что Бет наконец не выдержала:

— Уж, кажется, всем известны твои чувства, Тед.

— Я на самом деле озабочен тем, что с ним происходит.

— И я тоже. Все мы волнуемся.

— Думаешь, я завидую, да, Бет? Ты это хочешь сказать?

— С чего ты взял, Тед?

Норман поспешил сменить тему — теперь необходимость избежать конфронтаций внутри группы казалась решающей. Он попросил Теда рассказать о его анализе полетных данных, обнаруженных на корабле.

— Это очень интересно, — обрадовался Тед. — Проведенное мною подробное изучение начальных данных о полете убедило меня, что на изображении видны три планеты: Уран, Нептун и Плутон — и крошечное Солнце на заднем плане. Следовательно, съемки велись из какой-то точки по ту сторону Плутона. А это, в свою очередь, заставляет предполагать, что черная дыра находится недалеко от нашей солнечной системы.

— А это возможно? — спросил Норман.

— Ну конечно. В течение последних десяти лет астрофизики действительно были близки к тому, чтобы доказать наличие черной дыры — небольшой, но все-таки — сразу за пределами нашей солнечной системы.

— Я ничего не слышал об этом.

— Ну да. А ведь некоторые из нас даже доказывали, что если она не очень велика, то через несколько лет мы могли бы отправиться за ней, доставить сюда, поместить на орбиту Земли и использовать ее энергию для блага всей планеты.

Барнс улыбнулся:

— Ковбои черной дыры?

— В теории ничто не может помешать этому. Только подумать: вся планета будет освобождена от зависимости от ископаемого топлива… Вся история человечества могла бы измениться.

— Вероятно, можно было бы превратить ее в дьявольское оружие, — сказал Барнс.

— Даже крошечная черная дыра слишком мощная, чтобы использовать ее как оружие.

— Итак, ты полагаешь, что этот корабль летел за черной дырой?

— Сомневаюсь, — сказал Тед. — Этот корабль построен так прочно, с такими мощными антирадиационными щитами, что я подозреваю, его намерением было пройти сквозь черную дыру. И он прошел.

— Так вот почему этот корабль заблудился во времени? — догадался Норман.

— Я не совсем уверен, — ответил Тед. — Видишь ли, черная дыра в действительности — это край вселенной. Что происходит там — одному Богу известно. Но существует предположение, что можно не пролететь через черную дыру, а проскочить ее по касательной, вроде того, как галька прыгает по воде, и отскочить в другое время, или пространство, или в другую вселенную.

— И корабль отскочил?

— Да. Возможно, не один раз. И когда он отскочил назад к Земле, он пролетел вперед и оказался на Земле на несколько сот лет раньше, чем стартовал.

— И при одном из своих отскоков он прихватил вот это? — спросила Бет, кивнув на экран. Дверь сферы была по-прежнему закрыта. Но рядом с ней, распростертый в неестественной позе на палубе, лежал Гарри Адамс.

На мгновение им показалось, что он мертв. Но вот Гарри поднял голову и застонал.

Объект

Норман записал в блокноте: «Объектом изучения является тридцатилетний математик, который провел три часа в сфере неизвестного происхождения. После извлечения из сферы был в оцепенении, не отвечал на расспросы; не помнил своего имени, кто он такой и сколько ему лет. Возвращен в модуль; после получасового сна внезапно проснулся от приступа головной боли».

— О Боже.

Гарри сидел на койке, обхватив голову руками и постанывая.

— Болит? — спросил Норман.

— Ужасно. Разламывается.

— А остальное?

— Хочется пить. Господи. — Он облизнул губы. — Страшно хочется пить.

«Страшная жажда», — записал Норман.

Со стаканом лимонада показалась Роз Леви, кок. Норман передал стакан Гарри, и тот выпил его залпом, протянув обратно:

— Еще.

— Пожалуйста, принеси бутылку, — попросил Норман. Леви вышла. Норман обернулся к Гарри, все еще держащемуся за голову, и сказал:

— У меня есть к тебе один вопрос.

— Какой?

— Как тебя зовут?

— Норман, психоаналитических разборок мне только сейчас не хватает.

— Просто скажи мне свое имя.

— Гарри Адамс, черт побери! Что это тебе вздумалось? О, моя голова.

— Ты раньше не помнил, — объяснил Норман. — Когда мы нашли тебя.

— Когда вы нашли меня? — переспросил Гарри. Он опять казался смущенным.

Норман кивнул:

— Ты помнишь, как мы нашли тебя?

— Это должно быть случилось… снаружи.

— Снаружи?

Гарри опять взглянул на него разгневанно:

— Снаружи сферы, чертов идиот! А о чем, ты думаешь, я говорю?

— Спокойно, Гарри.

— Твои вопросы сводят меня с ума.

— Ладно, ладно, не заводись.

«Эмоциональная неустойчивость, — записал Норман. — Ярость и раздражительность».

— Ты нарочно производишь этот шум?

Норман посмотрел на него изумленно.

— Твоя ручка, — пояснил Гарри. — Она гремит, как Ниагара.

Норман перестал писать. Это была мигрень, или что-то вроде мигрени. Гарри осторожно поддерживал голову руками, как будто она была стеклянная.

— Почему я не могу принять аспирин, черт возьми!

— Мы решили повременить давать тебе что-нибудь, чтобы не вышло хуже. Мы должны были понять, что это за боль.

— Боль, Норман, сидит в моей голове. Это моя проклятая голова! А теперь ты дашь мне аспирин?

— Барнс не разрешил.

— А Барнс еще здесь?

— Мы все еще здесь.

Гарри окинул его долгим взглядом.

— Но вы собирались вернуться на поверхность.

— Знаю.

— Почему же вы не отправились?

— Погода испортилась и за нами не смогли прислать подлодки.

— Ну, вам следует вернуться. Здесь нельзя оставаться, Норман.

Леви вернулась с лимонадом. Гарри пил, поглядывая на нее.

— И вы тоже здесь?

— Да, д-р Адамс.

— Сколько всего людей здесь, внизу?

— Нас девять человек, сэр, — ответила Леви.

— Боже. — Он отставил стакан, и Леви снова наполнила его. — Вы все должны подняться. Вы должны вернуться.

— Гарри, — произнес Норман, — мы не можем отправиться.

— Вы должны отправиться.

Норман сел на койку напротив Гарри и наблюдал, как он пьет. Поведение Гарри было типичным для человека, получившего шок: возбужденность, раздражительность, нервозность, наплыв навязчивых идей, необъяснимые страхи о безопасности окружающих — все это характеризовало жертв страшных аварий, вроде автомобильных или авиакрушений. Мозг отказывался усваивать происшедшее, как будто ментальный мир рухнул, как и физический мир. Переутомленный мозг пытался совладать с происшедшим, быстро переставить вещи, сделать их правильными, восстановить равновесие. Как колесо, которое продолжает крутиться по инерции.

Нужно просто переждать этот период.

Гарри выпил лимонад, вернул стакан.

— Еще? — спросила Леви.

— Нет, достаточно. Кажется, боль проходит.

Возможно, это еще и потеря жидкости, подумал Норман. Но почему Гарри потерял столько жидкости после трех часов, проведенных в сфере?

— Гарри…

— Поговори со мной, Норман. Я выгляжу как-то иначе?

— Нет.

— Я кажусь тебе тем же самым?

— Я бы сказал, да.

— Ты в этом уверен? — спросил Гарри. Он вскочил, подошел к зеркалу, висящему на стене, уставился на свое отражение.

— Ну, и как тебе кажется, ты выглядишь?

— Не знаю. По-другому.

— Как по-другому?

— Я не знаю!.. — Он стукнул кулаком по стене рядом с зеркалом, изображение в зеркале задрожало. Он отвернулся, опять уселся на койку. — Просто по-другому.

— Гарри…

— Что?

— Ты помнишь, что произошло?

— Разумеется.

— Что же произошло?

— Я вошел внутрь.

Норман подождал, но Гарри замолчал. Он сидел, уставившись в ковер на полу.

— Ты помнишь, как открылась дверь?

Гарри не отвечал.

— Как ты открыл дверь, Гарри?

Гарри посмотрел на Нормана:

— Вы собирались подняться наверх. Вернуться на поверхность. Вы не собирались оставаться.

— Как ты открыл дверь, Гарри?

Опять молчание.

— Я открыл ее.

Он сел прямо, вытянув вдоль боков руки. Похоже, что он припоминал, вызывал что-то в памяти.

— А потом?

— Я вошел вовнутрь.

— А что произошло внутри?

— Это было прекрасно…

— Что было прекрасно?

— Туман, — ответил Гарри. Потом замолчал опять, неподвижно уставившись в пространство.

— Туман? — допытывался Норман.

— Море. Туман. Прекрасно…

Говорил ли он об огоньках, хотел бы знать Норман. О скоплении перебегающих огоньков?

— Что было прекрасно, Гарри?

— Не смейся надо мной, — сказал Гарри. — Обещай,

что не будешь смеяться?

— Я не буду над тобой смеяться.

— Тебе кажется, я выгляжу, как раньше?

— Думаю, да.

— Тебе не кажется, что я как-то переменился?

— Нет. Я этого не замечаю. А ты думаешь, что ты переменился?

— Не знаю. Может быть. Быть может, я…

— Что-то произошло в сфере, что изменило тебя?

— Ты ничего не понимаешь про сферу.

— Тогда объясни мне, — попросил Норман.

— В сфере ничего не произошло.

— Но ты провел в ней три часа…

— Ничего не произошло. Ничего никогда не происходит в сфере. Там всегда все то же самое, внутри сферы.

— Что то же самое? Море?

— Море всегда разное. А сфера всегда одна и та же.

— Не понимаю, — сказал Норман.

— Я знаю, что ты не понимаешь, — кивнул Гарри и вновь сжал голову руками. — Но что я-то могу?

— Расскажи мне побольше.

— Больше нечего рассказывать.

— Тогда расскажи еще раз.

— Это не поможет, — возразил Гарри. — Как ты думаешь, вы скоро сможете отправиться?

— Барнс сказал, что в ближайшие несколько дней это у нас не получится.

— Я думаю, вам надо отправляться как можно скорее. Скажи остальным. Убеди их. Заставь их вернуться.

— Почему, Гарри?

— Я не могу… Я не знаю.

Гарри смежил глаза и улегся опять на постель.

— Ты хотел расспросить меня, — сказал он. — Но я очень устал. Может быть, мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Скажи остальным, Норман, увези их отсюда. Это… становится опасным, оставаться здесь.

И он растянулся на койке и закрыл глаза.

Изменения

— Он спит, — пояснил Норман остальным. — У него шок. Он чем-то озадачен. Но в остальном он цел и невредим.

— Он рассказал тебе что-нибудь, — спросил Тед, — о том, что там происходило?

— Он слишком измучен, — ответил Норман, — но он скоро придет в себя. Когда мы его только нашли, он даже не помнил, как его зовут. Теперь вспомнил. Он вспомнил мое имя, вспомнил, кто он такой. Он помнит, что он вошел в сферу. Я думаю, что он, конечно же, помнит и то, что случилось внутри сферы. Но не рассказывает.

— Здорово, — сказал Тед.

— Он упоминал море и туман. Но я не очень-то разобрался, что он имел в виду.

— Выгляни наружу, — позвала Тина, указывая на иллюминаторы.

Нормана сразу поразило количество света — тысячи огней в темноте океана, — и его первым чувством был беспричинный страх: как будто огоньки из сферы явились сюда. Но потом он рассмотрел, что огни были не бесформенными и двигались, извиваясь.

Они прижались лицами к иллюминаторам.

— Спрут, — произнесла, наконец, Бет. — Биолюминесцентный спрут.

— Да их тысячи.

— Больше, — поправила она, — думаю, что около полумиллиона вокруг всего модуля.

— Великолепно.

— Какая громадная колония, — заметил Тед.

— Впечатляющая, но ничего необычного, — пояснила Бет. — Плодородие моря легко сравнить с плодородием земли. В море зародилась жизнь и впервые появилось соперничество между видами животных. Одна из реакций на конкуренцию животных — производство огромного количества особей. И многие морские животные так и поступают. Как правило, мы привыкли думать, что то, что животные вышли из океана на землю, это шаг вперед в эволюции. Но истина заключается в том, что первых животных буквально выдворили из моря. Они просто сбежали от конкуренции. Можете вообразить себе, что почувствовали первые амфибии, выбравшиеся на берег, задравшие головы, чтобы осмотреться, и увидевшие широкую сушу, где и помину не было ни о какой конкуренции. Это должно было выглядеть, как обещанный…

Бет, не договорив, неожиданно повернулась к Барнсу:

— Скорей: где вы держите сети?

— Я не хочу, чтобы ты выходила наружу.

— Я должна, — отрезала Бет. — У этих спрутов по шесть щупалец.

— Вот как?

— Науке неизвестны спруты с шестью щупальцами. Это неописанный вид. Я должна взять образцы.

Барнс объяснил ей, где находится контейнер с инструментами, и она ушла. Норман наблюдал за колонией спрутов с удвоившимся интересом.

Каждое животное было примерно длиной в фут и казалось прозрачным. Большие глаза спрутов были хорошо видны на теле и голубовато светились.

Через несколько минут снаружи появилась Бет. Стоя в середине колонии, она водила сетью, отлавливая экземпляры для коллекции. Несколько спрутов злобно выпустили чернильные облака.

— Вот злючки, — сказал Тед. — А известно ли вам, что появление чернил у спрутов крайне любопытно…

— Что бы вы сказали о спруте на обед? — спросила Леви.

— Нет, черт возьми. Если это неизученный вид, мы не можем его есть. Только мне еще не хватало, чтобы кто-нибудь погиб от пищевого отравления.

— Весьма разумно, — заметил Тед. — Мне спруты как-то никогда не нравились. Интересный двигательный механизм, но строение отвратительное.

В этот момент с жужжанием самопроизвольно включился один из мониторов. Они наблюдали, как экран быстро покрывается рядами цифр.

— Откуда они идут? — спросил Тед. — С поверхности?

Барнс покачал головой:

— Связь с поверхностью оборвана.

— А может быть они как-нибудь передаются под водой?

— Нет, — ответила Тина, — сигналы поступают слишком быстро для подводной передачи.

— А есть другой пульт в модуле? Нет? А в DH-7?

— DH-7 сейчас пуст. Водолазы ушли.

— Тогда откуда же они идут?

Барнс сказал:

— Мне это кажется случайностью.

— Возможно, разладка памяти от тепловых перепадов где-нибудь в системе, — кивнула Тина. — Когда мы переключались на внутреннее энергообеспечение.

— Возможно, так и есть, — согласился Барнс. — Разрядка при переключении.

— Я думаю, нужно закрепить это в памяти, — кивнул Тед на экран. — На тот случай, если это послание.

— Послание откуда?

— Из сферы?

— Черт, — выругался Барнс. — Это не может быть послание.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что нет способа передать это послание. Мы ото всего отключены. И уж, разумеется, от сферы. Просто сброс памяти внутри нашей собственной компьютерной системы.

— Как велика ваша компьютерная память?

— Изрядное количество. Десять гигабайт, что-то в этом роде.

— Может быть гелий попал в микросхему, — предположила Тина. — А может быть, это воздействие подводных условий.

— Я все же думаю, вам следует записать это, — настаивал Тед.

Норман смотрел на экран. Он не был математиком, но за свою жизнь он просмотрел кучу статистики, разыскивая те или иные данные. Вот уж чего не отнимешь у людей, так это свойства зрительно выуживать нужную информацию в материале. Норман не мог бы поручиться, но он чутьем увидел в этих цифрах что-то неслучайное, сказав об этом Барнсу.

— Тогда запишите, — пожал плечами тот.

Тина вернулась к пульту. Но когда ее пальцы коснулись его, экран был уже чистым.

— Стоило беспокоиться, — сказал Барнс. — Вот оно и исчезло. Плохо только, что Гарри не смог взглянуть на это вместе с нами.

— Да, — сказал Тед уныло. — Очень плохо.

Анализ

— Посмотри вот на этого, — предложила Бет. — Он еще жив.

Норман сидел в ее маленькой биологической лаборатории наверху цилиндра D. Никто не был здесь с момента прибытия, потому что ничего живого им до этих пор не попадалось. Теперь, выключив свет, Норман и Бет наблюдали, как спрут двигается в стеклянной банке.

Это было нежное существо. Голубое свечение исходило из полосок на спине и по бокам.

— Да, — сказала Бет, — биолюминесцентное свечение, похоже, расположено на спине. Это бактерии, конечно же.

— Что?

— Источник биолюминесцентного света. Сам спрут светиться не может. А светятся бактерии, которые в морских условиях внедряются в тело животных. Ты видишь бактерии, которые просвечивают сквозь кожу.

— Что-то вроде инфекции?

— Да, похоже.

Большие глаза спрута были раскрыты, щупальца шевелились.

— И можно видеть все внутренние органы, — продолжала Бет. — Мозг спрятан между глазами. Вот этот мешочек — пищеварительный тракт, за ним — желудок, а внизу — видишь, как бьется? — сердце. А в сторону от желудка отходит что-то вроде дымохода — оттуда он и пускает струю чернил. С его помощью он и двигается.

— Это правда новый вид?

Она вздохнула.

— Не знаю. Внутри-то он совершенно обычный. Но несколько щупалец определяют его как новый вид.

— Ты назовешь его «Спрутус бетус»? — спросил Норман.

— «Архитевтис бетис», — улыбнулась она. — Похоже на что-то зубоврачебное, как будто тебе нужно построить мост.

— Как насчет меню, д-р Гальперн? — просунула голову Леви. — С небольшим количеством помидоров и перцев было бы жаль не попробовать их? Разве спруты действительно ядовиты?

— Сомневаюсь, — сказала Бет. — Об этом ничего не известно. Приготовь, — разрешила она Леви. — Я думаю, большой беды не будет отведать их.

Когда Леви скрылась, Норман заметил:

— Я думал, ты не ешь эти создания.

— Только октопий, — возразила Бет. — Октопии привлекательны и сообразительны, а спруты такие… несимпатичные.

— Несимпатичные?

— Ну, они людоеды… просто гадость. — Она подняла брови: — Опять занимаешься психоанализом?

— Да нет, просто любопытно.

— Зоолог должен быть объективным, — сказала Бет. — Но у меня же, как и у всякого, есть свое отношение к животным. К октопиям у меня теплые чувства. Они умницы, знаешь ли. Однажды у меня был один октопус в исследовательском аквариуме, так он наловчился убивать тараканов и использовать их как наживку для ловли крабов. Любопытный краб приближался, изучал дохлого таракана, и тут октопус выскакивал из своего укрытия и ловил краба. Сказать по правде, октопус так смышлен, что главным ограничением в его поведении является продолжительность его жизни. Он живет всего три года, а этого не достаточно для создания чего-то сложного, как культура или цивилизация. Может, живи октопус так долго, как мы, он бы давным-давно правил миром. Но спруты, — продолжала она, — совсем другие. У меня нет к ним никаких чувств. Кроме того, что я просто не люблю их.

Он улыбнулся:

— Ну, по крайней мере ты хоть наконец обнаружила жизнь здесь, внизу.

— А не забавно ли это? — сказала она. — Помнишь, как здесь было вначале пусто? Ничего на дне?

— Конечно. Совершенно поразительно.

— Я обошла весь модуль, чтобы поймать этого спрута. И там, на дне, представлены все морские веерники. Великолепных цветов, голубые, розовые и желтые. Я должна изучить их. Я должна выяснить, почему они сосредоточены в этом конкретном месте, рядом с модулем.

Норман подошел к иллюминатору. При свете расположенных на внешней стороне модуля прожекторов дно было хорошо видно. Он действительно разглядел множество больших морских веерников, мягко колеблемых течением. Они располагались вплоть до того места, куда доставали лучи прожекторов.

— В этом случае, — сказала Бет, — многое должно быть опровергнуто. Глубоко под водой мы находим жизнь, которую раньше обнаруживали только на глубине ста футов. А если так, то наш модуль расположен в условиях разнообразной и изобильнейшей океанической природы в мире. — Ученые провели подсчеты и определили, что в Южной части Тихого океана больше видов кораллов и водорослей, чем где-либо на Земле.

— Так что я рада, что мы наконец это все и обнаружили, — заявила Бет. Она осматривала полки с реактивами и реагентами. — И я рада, что наконец-то могу заняться делом.

Гарри ел яичницу с беконом в кают-компании. Остальные стояли поодаль и разглядывали его, соглашаясь, что все и правда в порядке. Они рассказывали ему новости; он слушал с интересом, пока они не сообщили ему об огромной колонии спрутов.

— Спрут?

Он вздрогнул и даже выронил вилку.

— Да, их тут целое множество, — сказала Леви. — Я приготовлю их на обед.

— Они что, все еще здесь? — спросил Гаврри.

— Нет, уже пропали.

Он расслабился, плечи его опустились.

— А что такое, Гарри? — тихо спросил Норман.

— Ненавижу спрутов. Терпеть их не могу.

— Мне самому они противны, — признался Тед.

— Ужасные, — кивнул Гарри. Он опять вернулся к яичнице, напряжение спало.

Вдруг из цилиндра D закричала Тина:

— Я опять получаю их! Я опять получаю эти цифры.

— Что ты об этом думаешь, Гарри? — поинтересовался Барнс, указывая на экран.

— Это те же, что раньше? — спросил Гарри.

— Похоже, что да, только между ними появились промежутки.

— Потому что это не случайно, — сказал Гарри. — Это одно сочетание, которое повторяется еще и еще. Взгляните. Начинается отсюда, здесь кончается, потом повторяется.

— Он прав, — заметила Тина.

— Фантастика, — сказал Барнс. — Абсолютно невероятно, как ты это разобрал.

Тед нетерпеливо барабанил пальцами по пульту.

— Элементарно, мой дорогой Барнс, — сказал Гарри. — Это самое легкое. Сложнее узнать, что это значит.

— Конечно же, это послание, — заявил Тед.

— Возможно, это и послание, — поправил Гарри, — С тем же успехом это может быть разладка где-нибудь в компьютерной системе, результат ошибки в программе или еще что-нибудь. Мы будем часами биться над его расшифровкой, чтобы потом прочесть, что программа создана такой-то компьютерной системой такой-то компании, или что-то подобное.

— Ну… — начал Тед.

— Больше всего это похоже на то, что этот ряд цифр возник где-то внутри компьютерной системы, — сказал Гарри. — Но давайте я все же попробую.

Тина предоставила ему экран.

— Я тоже должен попробовать, — немедленно отозвался Тед.

— Конечно, д-р Филдинг, — пригласила его Тина и усадила к другому экрану.

С тем же цифровым набором.

— Если это послание, — предположил Гарри, — тогда это больше похоже на простой шифр с замещением — цифры вместо букв. Тут помогла бы обычная дешифровочная программа. Кто-нибудь умеет программировать такие вещи?

Все покачали головами. Барнс спросил:

— А ты сам?

— Нет. И я предполагаю, что мы никак не можем переправить это на поверхность? Военным дешифровщикам в Вашингтоне понадобилось бы для этого секунд пятнадцать.

— Связи нет, — покачал головой Барнс. — Я не могу даже прикрепить радиопровод к баллону. Последняя сводка сообщала о сорокафутовых волнах на поверхности. Провод оборвался.

— Значит, мы изолированы?

— Мы изолированы.

— Кажется, пора воспользоваться старыми добрыми бумагой и карандашом. Я всегда говорил, что традиционные инструменты лучше всего — особенно, когда под рукой нет ничего другого. — И он вышел из комнаты.

— Похоже, он в недурном настроении, — сказал Барнс.

— Я бы сказал — в превосходном, — уточнил Норман.

— Даже слегка в чересчур хорошем, — поправил Тед. — Слегка взвинченном?

— Нет, — отрезал Норман. — Просто хорошее настроение.

— Я думаю, все же более, чем нужно, — заметил Тед.

— Оставь его, — оборвал его Барнс.

— Я тоже собираюсь попробовать, — напомнил Тед.

— Отлично, — сказал Барнс, — попробуй и ты.

Тед

Я тебе говорю, надеяться на Гарри бесполезно, — Тед ходил взад и вперед по комнате, поглядывая на Нормана. — Гарри перевозбужден, он не видит очевидных вещей.

— Каких например?

— Например, факта, что появившиеся на экране цифры не могут быть вызваны разладкой компьютерной системы.

— Откуда ты знаешь?

— Процессор, — сказал Тед. — Этот процессор — на основе микросхемы 68090, следовательно, его память использует шестнадцатиричный код.

— Что такое шестнадцатиричный код?

— Есть много возможностей представлять числа, — объяснил Тед. — Микросхема 68090 использует шестнадцать символов, отсюда и название. Шестнадцатиричная система по своей сути отличается от традиционной десятиричной. Выглядит иначе.

— Но в послании использовался ноль через девятку, — перебил Норман.

— Вот о чем я говорю, — сказал Тед. — Поэтому послание и не могло исходить из компьютера. Я верю, что это послание исходит из сферы. Более того, хотя Гарри и думает, что это простой код с замещением, я полагаю, что это прямое видеоизображение.

— Картинка, ты хочешь сказать?

— Да, — ответил Тед. — И я думаю, что эта картинка — изображение самого этого существа! — Он стал рыться в своих бумагах. — Я начал вот с чего.

— Здесь я перевел послание в бинарную систему, — пояснил Тед. — И ты сразу можешь увидеть часть изображения, правда?

— Не совсем, — признался Норман.

— Ну, это предположительно, — сказал Тед. — Я рассказывал тебе, что все эти годы в лаборатории, рассматривая изображения планет, я обдумывал это. Итак, следующее, что я сделал, это вернулся к первоначальному изображению и разделил его промежутками.

— Угу, — пробормотал Норман.

— Согласен, это ни на что не похоже, — сказал Тед. — Но посмотрев на экран издалека, ты все поймешь.

И Тед гордо извлек следующий лист бумаги.

— И? — спросил Норман.

— Не говори, пожалуйста, что ты не видишь рисунка.

— Я не вижу рисунка, — признался Норман.

— Вглядись в него, — посоветовал Тед.

Норман вгляделся:

— Извини.

— Но это же очевидный портрет этого существа, — сказал Тед. — Смотри, вот вертикальный торс, три ноги, две руки. Головы, правда, нет; скорее всего, она помещается где-нибудь внутри тела. Ну, конечно же ты видишь это, Норман.

— Тед…

— Тебя сбил с толку Гарри, а он оказался не прав по существу. Это послание не просто картинка, это — автопортрет!

— Тед

Тед опустился в кресло, вздохнул:

— Хочешь сказать мне, что я перестарался?

— Я вовсе не собирался охлаждать твой пыл, — ответил Норман.

— Но ты не видишь портрет пришельца?

— Нет, правда нет.

— Проклятье. — Тед скомкал и отбросил бумаги. — Ненавижу этого ублюдка. Он так заносчив, что это сводит меня с ума… И в довершении всего, он к тому же так молод!

— Тебе сорок, — возразил Норман. — Я бы не сказал, что это чересчур много.

— Для физика — да, — ответил Тед. — Биологи могут совершать важные открытия и на закате жизни. Дарвину было пятьдесят, когда он опубликовал «Происхождение видов». А химики бывают еще старше, когда проводят важнейшие опыты. Но если физик ничего не совершил к тридцати пяти, уже нет никаких шансов, что он совершит что-либо.

— Но Тед, разве ты не преуспел в своей области?

Тед покачал головой.

— Я не провел ни одного фундаментального исследования. Я анализировал данные, я делал интересные выводы. Но никогда ничего основательного. Эта экспедиция моя последняя возможность совершить что-либо. Чтобы мое имя и вправду… попало в книги.

Теперь Норман по-иному воспринимал энтузиазм и восторженность Теда, как сопротивление неумолимо надвигающейся старости. Заводной, быстро загорающийся Тед цеплялся за свою молодость, не думая о том, что она ушла и ее не вернешь. Это уже не казалось несносным. Это было печально.

— Ну, — сказал Норман, — экспедиция еще не окончилась.

— Да, — внезапно воспрял Тед. — Ты прав. Ты совершенно прав. Еще много необыкновенных открытий ожидает нас. Я просто знаю, что они будут. И они произойдут, это точно.

— Да, Тед, — согласился Норман. — Они произойдут.

Бет

— Черт побери, ничего не работает! — она махнула рукой в сторону лабораторных полок. — Ни один из этих препаратов никуда не годен!

— А что ты пробовала использовать? — мягко спросил Барнс.

Бет перечислила.

— Да ты и сам знаешь. Ни один не годится. Знаешь, мне кажется, что тот, кто оборудовал эту лабораторию, использовал просроченные вещества.

— Нет, — возразил Бранс. — Это атмосфера.

Он объяснил, что в окружающем воздухе всего два процента кислорода, один процент двуокиси углерода, и совсем нет азотистых соединений.

— Течение химических реакций из-за этого непредсказуемо, — пояснил он. — Ты бы заглянула как-нибудь в поваренную книгу Леви. Подобных рецептов ты отроду не видела. Пища имеет нормальный вид, только когда она полностью готова, но готовит она ее совсем не как обычно.

— А лаборатория?

— Лаборатория укомплектовывалась вне расчета на глубоководную среду. Если бы глубина была небольшой, все бы препараты прекрасно работали, даже реакции шли бы быстрее, потому что мы бы дышали обычным, только сжатым воздухом. Но с воздухом, насыщенным гелием, течение реакций непредсказуемо. Но если они не идут, что ж…

— И что прикажешь мне делать? — спросила Бет.

— Лучшее, что ты можешь делать, — ответил Барнс, — это то же, что остальные.

— Ну, вообще-то я могу провести анатомическое препарирование. Для этого есть вполне пригодные инструменты.

— Тогда займись препарированием.

— Хорошо бы только у лаборатории были возможности побольше…

— Придется принимать ее такой, как она есть, — сказал Барнс, — и продолжать работу.

— Лучше выгляните наружу, — сказал появившийся в комнате Тед. — Опять визитеры.

Спруты ушли. Некоторое мгновение Норман ничего не мог различить в воде, лишь поднятая со дна взвесь клубилась в свете прожекторов.

— Посмотри вниз. На дно.

Морское дно ожило. Ожило буквально, шевелящееся, дрожащее, трепещущее — везде, куда дотягивались лучи прожекторов.

— Что это?

— Креветки, — ответила Бет. — Жуткое количество креветок. — И она побежала за сеткой.

— Вот что нам следует попробовать, — заявил Тед. — Я люблю креветок. А они выглядят так аппетитно, чуть меньше раков. Помню, как-то в Португалии мы с женой отведали потрясающих раков…

Но Норман был растерян.

— Что они здесь делают?

— Не знаю. А что вообще делают креветки? Они мигрируют?

— Черт бы меня побрал, если я знаю, — сказал Барнс. — Я всегда покупаю их замороженными. Моя жена терпеть не может их чистить.

Норман был все еще растерян, хотя и не сказал бы почему. Он теперь отчетливо видел, что все дно покрыто креветками; они были повсюду. Почему это его так беспокоило?

Норман отошел от окна, решив, что чувство непонятной растерянности пройдет, если он будет смотреть на что-то другое. Но оно не ушло, оно прочно засело в нем — маленькой занозой. И это ощущение ему совсем не нравилось.

Гарри

— Гарри.

— А, да, Норман. Я слышал новости. Куча креветок на дне, правда?

Гарри сидел на своей койке, с распечаткой цифровых рядов на коленях. В руках у него были карандаши и блокнот, страницы которого покрывали вычисления, черточки, стрелки и скобки.

— Гарри, — спросил Норман, — что происходит?

— Разрази меня гром, если я знаю.

— Мне просто хотелось бы знать, откуда здесь, внизу, взялась жизнь — спруты, креветки, — если раньше тут ничего не было. Никогда.

— Ах, это. Я думаю, это-то как раз ясно.

— Да?

— Конечно. Какая разница между тогда и сейчас?

— Ты побывал в сфере.

— Нет, не то. Какая разница во внешней обстановке?

Норман нахмурился. Он не очень понимал, куда клонит Гарри.

— Ну, просто выгляни наружу, сказал Гарри. — Что там было раньше, чего нет сейчас?

— Решетки?

— Ну да. Решетки и водолазов. И электричества. Думаю, оно-то и разогнало обычную фауну со дна. Это же Южная часть Тихого океана, она кишеть должна всякой живностью.

— И теперь, когда водолазы ушли, животные вернулись?

— Так мне кажется.

— И дело только в этом? — нахмурился Норман.

— Почему ты меня об этом спрашиваешь? — удивился Гарри. — Спроси Бет, она даст тебе исчерпывающий ответ. Но я знаю, что животные чувствительны к таким раздражителям, которых мы даже не замечаем. Ты же не станешь возражать, что черт знает сколько миллионов вольт проходит по подводному кабелю к решетке длиной в милю. Все это влияет на подводную жизнь.

О чем-то эти аргументы напомнили Норману. Он силился, силился что-то вспомнить — и не мог.

— Гарри.

— Да, Норман. Ты кажешься каким-то обеспокоенным. Знаешь, этот заместительный код просто негодяй. Скажу тебе правду — я совсем не уверен, что у меня получится раскусить его. Понимаешь ли, дело в том, что в таком коде для одной буквы должно использоваться два заместителя, просто из-за количества букв в алфавите. Да еще прими во внимание пунктуацию, которая может быть, а может и не быть. Так что когда я вижу двойку, а потом тройку, то я не знаю, то ли это буква три следует за буквой два, то ли это просто буква двадцать три. Куча времени нужна, чтобы проработать все перестановки. Понимаешь, о чем я?

— Гарри.

— Да, Норман.

— Что произошло внутри сферы?

— Так об этом ты беспокоишься?

— С чего ты взял, что я о чем-то беспокоюсь? — спросил Норман.

— По лицу видно, — ответил Гарри.

— Может, и так, — не стал больше возражать Норман. — А вот что касается сферы…

— Знаешь, я много размышлял о сфере.

— И?

— Это так странно. Я совершенно не помню, что там случилось.

— Гарри.

— Я чувствую себя отлично, слава Богу, я чувствую себя все лучше, вернулись силы и прошла эта страшная головная боль… Но раньше я все помнил о сфере, все, что было внутри. Но чем больше проходит времени, тем больше воспоминания стираются. Знаешь, как забывается сон? Ты все помнишь, когда просыпаешься, а через час? Все рассеялось?

— Гарри.

— Я помню, что там было чудесно, великолепно. Какие-то огоньки, перебегающие огоньки. Но и только.

— Как тебе удалось открыть дверь?

— Ах, это. Все казалось ясным в тот момент: помню, что когда я пытался открыть ее, я точно знал, что делать.

— И что ты сделал?

— Я уверен, что я все вспомню.

— Ты не помнишь, как ты открыл дверь?

— Нет. Я только помню внезапное озарение, это правда, что нужно сделать. Но подробностей я не помню. Ну, а почему больше никто не хочет попробовать войти туда? Тед, например?

— Я уверен, что Тед очень хотел бы…

— Только вряд ли ему стоит это делать. Только представь, что начнется, его речи, когда он потом явится сюда. «Я посетил сферу пришельцев», автор Тед Филдинг. Это будет бесконечная история. — И он хихикнул.

Тед прав, подумал Норман. Гарри определенно перевозбужден. Откуда только взялась эта оживленность, быстрота. Обычный медлительный сарказм Гарри исчез, уступив место очень открытой, веселой манере общения. Что-то вроде смешливого равнодушия ко всему, непонимание того, что важно, а что нет. Он говорит, что не может раскусить код. Говорит, что не помнит, что произошло внутри сферы, или как он попал туда. И даже не похоже, чтобы это его заботило.

— Гарри, когда ты только что вернулся из сферы, ты казался обеспокоенным.

— Вот как? Кошмарная головная боль, ее-то я помню.

— Ты настаивал, что нам следует срочно подняться на поверхность.

— Вот как?

— Да. Почему?

— Бог знает. Я был так измучен.

— Ты говорил еще, что нам опасно здесь оставаться. Гарри улыбнулся.

— Норман, не принимай все это так близко к сердцу. Я не знаю, как я входил и выходил.

— Гарри, нам нужно, чтобы ты все это вспомнил. Если ты вдруг вспомнишь, скажи мне, ладно?

— Ой, ну конечно, Норман. Разумеется. Можешь на меня положиться, я сразу тебе все расскажу.

Лаборатория

— Нет, — сказала Бет. — Все это ерунда. Прежде всего, там, где морским обитателям не приходилось раньше сталкиваться с людьми, они не обращают на них никакого внимания, пока их не начинают убивать. Но водолазы ВМС никого не убивали. Во-вторых, взболтав дно, водолазы должны были обнажить что-то питательное и, напротив, привлечь животных. И в-третьих, многих животных электричество привлекает. Да даже если не брать все это в расчет, креветок и прочих животных электричество сюда не привлекло.

Она изучала креветок под сканирующим микроскопом.

— Ну, а как он?

— Гарри? Не знаю.

— Но с ним все в порядке?

— Я не знаю. Думаю, да.

Не отрываясь от линз микроскопа, она сказала:

— Он рассказал тебе что-нибудь о том, что произошло в сфере?

— Еще нет.

Она покрутила рычажки, затем недоуменно качнула головой:

— Я с ума сойду.

— Что такое?

— Дополнительные пластины в спинном хребте.

— И что это значит?

— Еще один новый вид.

— «Креветус бетус»? — засмеялся Норман. — Твои открытия опережают одно другое, Бет.

— Угу… Я проверила заодно и веерников, потому что мне показалось, что у них необычное радиальное расположение поросли. Они тоже оказались новым видом.

— Грандиозно, Бет.

Она развернулась и взглянула на него:

— Нет. Не грандиозно. Сверхъестественно. — Она включила интенсивный свет и принялась препарировать одну из креветок. — Так я и думала.

— А что такое?

— Норман, — сказала она, — мы не видели признаков жизни здесь, на дне, в течение дней, — и вот внезапно за последние несколько часов мы обнаружили три новых вида? Это ненормально.

— Мы не знаем, что нормально на глубине в тысячу футов.

— Послушай меня. Это ненормально.

— Но, Бет, ты же сама сказала, что мы просто не замечали тех же веерников раньше. Да и креветки и спруты — разве не могут они мигрировать, проходить через эту область и все такое? Барнс говорит, что им никогда не приходилось опускать ученых на эту глубину так надолго. Может, эти миграции — нормальное явление, мы только не знаем об этом.

— Я так не думаю, — возразила Бет. — Когда я выходила, чтобы собрать этих креветок, я почувствовала, что поведение их нетипично. С одной стороны, они слишком близко держались друг к другу. Креветки на дне соблюдают определенную дистанцию по отношению друг к другу, примерно около фута. Эти же словно слиплись. К тому же, они двигались так, как будто собирали корм, но здесь на дне нет никакого корма.

— Никакого, о котором нам было бы известно.

— Ну, эти-то креветки не могут вообще ничем кормиться, — и она показала на препарированное животное. — У них нет желудка.

— Ты что, смеешься?

— Посмотри сам.

Норман глянул, но разрезанная креветка мало о чем могла сказать ему — просто розовая мясистая плоть. Она была разрезана по неровной диагонали. Бет устала, подумал Норман, она уже не может работать эффективно. Мы должны выспаться. Мы должны убраться отсюда.

— Внешний их вид обычный, за исключением дополнительного хвостового плавника, — сказала она. — Но внутри она вся перекрученная. Да эти животные просто нежизнеспособны — ни желудка, ни органов выделения. Это животное похоже на плохую имитацию креветки.

— И все же это живые креветки.

— Да, — согласилась она, — это правда. — Бет выглядела просто несчастной.

— А спрут был вполне нормальным внутри…

— В действительности, нет. Когда я препарировала одного, я обнаружила, что у него отсутствует несколько жизненно важных структур. У него не было нервного центра.

— Ну…

— И у него нет жабер, Норман. У спрута должна быть длинная жаберная структура, для газообмена. Но ее не было. У этого спрута не было дыхательного аппарата, Норман.

— У него должен был быть такой аппарат.

— Говорю тебе — не было. Мы находим здесь, внизу, невозможных животных. Животных, каких не может быть.

Она отвернулась от яркой лампы, и он заметил, что она чуть не плачет. Руки у нее дрожали, она быстро опустила их на колени.

— Ты очень обеспокоена, — заметил Норман.

— А ты нет? — Она приблизила к нему лицо. — Норман, все это началось, когда Гарри вернулся из сферы, ведь так?

— Кажется, да.

— Гарри вернулся из сферы, и теперь вокруг нас эта невероятная морская жизнь… Мне это не нравится. Хотелось бы мне отсюда поскорее выбраться.

Он обнял ее и мягко произнес:

— Мы не можем отсюда выбраться.

— Знаю, — сказала она, и, тоже обняв его, заплакала, уткнувшись ему в плечо.

— Все в порядке…

— Ненавижу себя в такие минуты, — сказала она. — Просто ненавижу.

— Я понимаю…

— И ненавижу это место. Все здесь ненавижу. Ненавижу Барнса, и ненавижу Теда с его лекциями, и ненавижу дурацкие десерты Леви. Не хочу тут больше оставаться.

— Понимаю…

Она всхлипнула, затем внезапно отстранила его своими сильными руками, и, отвернувшись, вытерла глаза.

— Все в порядке. Спасибо тебе.

— Все хорошо, — ответил он.

Она все еще стояла к нему спиной.

— Где же этот чертов платок? — она высморкалась. — Только ничего не говори остальным…

— Ну разумеется.

Раздался звонок, напугав ее:

— Господи, что еще?

— Думаю, это обед, — просто сказал Норман.

Обед

— Не понимаю, как это можно есть, — кивнул Гарри на блюдо со спрутом.

— Это деликатес, — не согласился Норман. — Фаршированный спрут. — Только оказавшись за столом, он понял, как он зверски голоден. За едой он почувствовал себя лучше; в этом было что-то приятно обыденное — сидеть за столом, с ножом и вилкой в руках. Почти забывалось, где они находятся.

— Я больше люблю жареных, — сказала Тина.

— Жареные кальмары, — отозвался Барнс. — Отлично. Мое любимое блюдо.

— Я тоже люблю их жареными, — сказала Эдмундс. Она и за столом сидела чопорно, очень прямо, и ела очень аккуратно, и приборы клала правильно, как заметил Норман.

— А почему эти не поджарены?

— Мы не можем здесь прожаривать пищу, — пояснил Барнс. — Горячее масло забивает воздушные фильтры. Но и тушеное с овощами тоже очень неплохо.

— Ну, не знаю, как насчет спрута, но — креветки замечательные, — заявил Тед. — Правда, Гарри? — Тед и Гарри ели креветок.

— Превосходные креветки, — согласился Гарри. — Деликатесные.

— Знаете, кем я себя ощущаю? — сказал Тед. — Я чувствую себя Капитаном Немо. Помните, он жил под водой, питаясь дарами моря?

— «Двадцать тысяч лье под водой», — вспомнил Барнс.

— Джеймс Мэзон, — сказал Тед. — Помните, как он играл на органе? Ду-дy-дy, дa-дa-дa дaaaaa дa! Бах, Токката и Фуга До минор.

— И Кирк Дуглас.

— Кирк Дуглас был великолепен.

— Помните, как он сражался с гигантским спрутом?

— Это было великолепно.

— Помните, у Кирка Дугласа был топор?

— Да, и он отрубил одно из щупалец спрута.

— Этот фильм, — сказал Гарри, — пугал меня до смерти. Я смотрел его ребенком, и он жутко пугал меня.

— Я не думаю, чтобы он был таким страшным, — удивился Тед.

— Ты был старше.

— Ненамного.

— Нет, ты был старше. Для ребенка это было кошмаром. Наверно, поэтому я и сейчас не очень-то люблю спрутов.

— Ты не любишь спрутов, — сказал Тед, — потому что они отвратительные. И какие-то резиновые.

Барнс сказал:

— Из-за этого фильма я и решил стать моряком.

— Могу себе представить, — кивнул Тед. — Так потрясающе романтично. И чудеса прикладных наук. Кто там играл профессора?

— Профессора?

— Да, помните, там был профессор?

— Как-то смутно. Старый чудак.

— Норман! И ты не помнишь, кто играл профессора?

— Нет, не помню.

Тед спросил подозрительно:

— Ты опять наблюдаешь за нами, Норман?

— Что ты имеешь в виду?

— Анализируешь нас. Как будто мы душевнобольные.

— Да, — улыбнулся Норман. — Ну конечно.

— Ну и как мы тебе?

— Я бы назвал это показательным — группа ученых не может вспомнить, кто играл ученого в их любимом кино.

— Ну, это потому, что Кирк Дуглас играл героя. А ученый не был героем.

— Франко Тоун? — предположил Барнс. — Клод Рейнс?

— Нет, не думаю. Какой-то Фритц?

— Фритц Уэвер?

Они услышали щелчок, сип и затем звуки органа. Токката и Фуга до минор.

— Превосходно, — сказал Тед. — Я и не думал, что здесь есть музыка.

— Целая музыкальная библиотека, Тед, — сказала Эдмундс, возвращаясь к столу.

— Не думаю, чтобы это было подходящим для обеда, — заметил Барнс.

— А мне нравится, — блаженствовал Тед. — Не хватает только салата из морских трав. Его, кажется, всегда подавали к столу капитана Немо?

— Может, что-нибудь полегче? — спросил Барнс.

— Легче, чем морской салат?

— Легче, чем Бах.

— А как называлась подводная лодка?

— «Наутилус», — ответила Эдмундс.

— Ох, правда. «Наутилус».

— Потом так назвали атомную подлодку, которую построили в 1954-м, — добавила Эдмундс. И широко улыбнулась Теду.

— Точно, — сказал Тед. — Точно.

Норман подумал, что судьба посмеялась над Тедом, послав ему такую половину.

Эдмундс подошла к иллюминаторам и воскликнула:

— О, новые визитеры!

— Кто на этот раз? — быстро спросил Гарри.

Испуганно? — подумал Норман. Нет, просто быстро. Заинтересованно.

— Какие великолепные, — с чувством произнесла Эдмундс. — Похоже на маленьких медуз. Вокруг всего модуля. Нам необходимо заснять их. Как вы думаете, д-р Филдинг? Следует нам их заснять?

— Я думаю, что сейчас я ем, — немного резко ответил Тед.

Эдмундс казалась обескураженной. Следовало ожидать, подумал Норман. Она повернулась, чтобы выйти, остальные взглянули в иллюминатор. Но все продолжали оставаться за столом.

— Вы когда-нибудь ели медуз? — спросил Тед.

— Некоторые из них ядовиты, — отозвалась Бет. — Яд у них в щупальцах.

— А китайцы не едят медуз? — поинтересовался Г арри.

— Да, — ответила Тина. — Из них варят суп. Моя бабушка варила такой в Гонолулу.

— А вы из Гонолулу?

— Для еды лучше Моцарт, — заговорил Барнс. — Или Бетховен. Что-то струнное. Органная музыка слишком мрачная.

— Драматичная, — поправил Тед, дирижируя в такт музыке, имитируя телодвижения Джеймса Мэзона.

— Мрачная, — повторил Барнс.

Щелкнул динамик.

— О, видели бы вы это, — произнесла Эдмундс. — Это великолепно.

— Где она?

— Должно быть, снаружи, — сказал Барнс, подходя к иллюминатору.

— Словно идет розовый снег, — уточнила Эдмундс.

Все выскочили из-за стола и приникли к иллюминаторам.

Эдмундс в самом деле была снаружи, вооруженная видеокамерой. Они едва могли разглядеть ее через густые облака медуз. Медузы были маленькие, величиной с наперсток, и нежно-розовые. Они и правда напоминали идущий снег. Некоторые проплывали совсем рядом с иллюминатором, хорошо видные.

— У них нет щупальцев, — сказал Гарри. — Они похожи на маленькие шевелящиеся мешочки.

— Так они передвигаются, — пояснила Бет. — Мускульное сокращение, преодолевающее сопротивление воды.

— Как спрут, — заметил Тед.

— Не совсем, но в общих чертах — да.

— Они липкие, — сказала Эдмундс, — они прилипают к моему костюму.

— Этот розовый цвет необыкновенен, — произнес Тед. — Как снег на закате.

— Весьма поэтично.

— Мне так подумалось.

— Сколько угодно.

— Они прилипают и к стеклу на шлеме, — сообщила Эдмундс. — Пытаюсь их отшвырнуть. Они оставляют грязные полосы…

Она внезапно замолчала, но они хорошо слышали ее дыхание.

— Кто-нибудь ее видит? — спросил Тед.

— Очень плохо. Она там, слева.

Эдмундс произнесла через динамик:

— Они, кажется, теплые. Я чувствую, что мои руки и ноги печет.

— Мне это не нравится, — сказал Барнс и повернулся к Тине. — Передай ей, чтобы немедленно возвращалась.

Тина выскочила из цилиндра, бросившись к узлу связи.

Норман уже еле мог видеть Эдмундс. Он различал только темный силуэт, отчаянно размахивающий руками.

Через наушники Эдмундс говорила:

— Грязь на защитном стекле… они не уходят… похоже, они разрушают пластик… а мои руки… материя…

Голос Тины произнес:

— Джейн. Джейн, уходи оттуда.

— Немедленно! — закричал Барнс. — Скажи, чтобы уходила немедленно!

Эдмундс дышала неровными толчками:

— Грязь… плохая видимость… Я чувствую… больно… мои руки горят… больно… они вгрызаются через…

— Джейн. Возвращайся. Джейн. Ты слышишь? Джейн.,

— Она упала, — сказал Гарри. — Посмотрите, она лежит…

— Мы должны спасти ее, — заявил Тед, хватая костюм.

— Никому не двигаться, — приказал Барнс.

— Но она…

— Никто не выйдет отсюда, мистер.

Эдмундс дышала очень быстро, потом закашлялась, задохнулась.

Эдмундс застонала. Продолжительные, тоненькие стоны перемежались толчками вдохов и выдохов. Они уже не могли видеть ее в тучах медуз. Они смотрели друг на друга, на Барнса. Лицо у Барнса посуровело, он напряженно вслушивался в звуки, долетающие из динамика.

И вдруг наступила тишина.

Следующие послания

Час спустя медузы исчезли столь же неожиданно, как и появились. Они видели тело Эдмундс, лежащее на дне, тихо колеблемое течением. На ее костюме были дырочки с зазубренными краями.

Через иллюминатор они наблюдали, как Барнс и старший офицер Элис Флетчер шли по дну в резком свете прожекторов, таща за собой контейнер с воздухом. Они подняли тело Эдмундс, ее голова в шлеме безвольно откинулась назад, демонстрируя грязно-серое защитное стекло.

Никто не мог говорить. Норман заметил, что только Гарри вернулся в свой привычный образ и сидел не двигаясь, глядя в окно.

Снаружи Барнс и Флетчер держали тело Эдмундс. Внезапно заклубились серебристые пузыри, быстро поднимаясь к поверхности.

— Что они делают?

— Надувают ее костюм.

— Зачем? Разве они принесут ее сюда? — спросил Тед.

— Это невозможно, — сказала Тина. — Ее негде положить здесь. Продукты разложения отравят воздух.

— Но должен же здесь быть какой-нибудь специальный контейнер с изоляцией…

— Здесь нет, — отрезала Тина. — Здесь нет хранилища для органических отходов и останков.

— Ты хочешь сказать, они не предусматривали, что кто-то может погибнуть.

— Верно, это не предусматривалось.

Теперь множество струек пузырьков поднималось сквозь прорези в костюме к поверхности. Костюм Эдмундс пух, раздувался.

Барнс отпустил его, и он поплыл прочь, как будто увлекаемый к поверхности струями пузырьков.

— Оно поднимется на поверхность?

— Да. Газ будет все время нарастать с уменьшением давления.

— А что потом?

— Акулы, — сказала Бет. — По всей вероятности.

Через несколько мгновений тело исчезло в темноте, уже не освещаемое огнями. Барнс и Флетчер еще могли его видеть и стояли, подняв головы в шлемах вверх. Флетчер перекрестила исчезавшее тело. Затем они побрели к модулю.

Где-то внутри прозвенел звонок. Тина пошла в цилиндр D, а минуту спустя крикнула:

— Д-р Адамс! Новые цифры!

Гарри встал и отправился в соседний цилиндр, остальные последовали за ним. Никто не хотел больше смотреть в иллюминатор.

Норман рассматривал экран, совершенно озадаченный. Но Гарри потирал руки с видимым удовольствием. — Превосходно, — говорил он, — это нам очень поможет.

— Разве?

— Ну конечно. Это дает мне шанс.

— Расшифровать код?

— Да, разумеется.

— Как?

— Помните первый набор цифр? Это тот же самый набор.

— Разве?

— Ну конечно, — ответил Гарри. — Только сейчас они сдвоены.

— Сдвоены, — повторил Тед и подмигнул Норману. — Не говорил ли тебе я, как важна сдвоенность?

— Что действительно важно, — перебил Гарри, — это то, что устанавливается связь отдельных букв с первым цифровым набором.

— Вот копия первого набора, — Тина протянула ему листок.

— Отлично, — сказал Гарри. — Теперь посмотрим еще раз. Посмотрите на это слово: ноль-ноль-ноль-три-два-один и так далее. Вопрос в том, как перевести цифровые сочетания в отдельные буквы? Я не мог решить, но теперь я знаю.

— Как?

— Ну, очевидно, порядок такой — три, двадцать один, двадцать пять, двадцать пять…

Норман все равно ничего не понимал:

— Но откуда ты это знаешь?

— Да смотри, — нетерпеливо сказал Гарри. — Это же так просто, Норман. Это спираль, которую нужно читать изнутри. Она просто представляет нам числа в…

Внезапно экран заполнили новые цифры.

— Ну вот, теперь тебе понятнее?

Норман нахмурился.

— Посмотри, это то же самое. Видишь? Теперь центр снаружи. Ноль-ноль-ноль-три-двадцать-один-двадцать-пять… Теперь спираль закручена снаружи вовнутрь.

— Вот как?

— Может быть, он просит прощение за то, что случилось с Эдмундс.

— Почему ты так говоришь? — спросил Норман, глядя на Гарри с любопытством.

— Потому что оно явно очень старается выйти с нами на связь, — пояснил Гарри. — Оно опробует разные способы.

— Но кто это оно?

— Оно, — сказал Гарри, — не может быть кем.

Экран очистился, затем изображение снова переменилось.

Теперь группы цифр располагались по спирали.

— Хорошо, — сказал Гарри. — Просто замечательно.

— Откуда они исходят?

— Очевидно, что из корабля.

— Но у нас нет связи с кораблем. Как ему удается включать наш компьютер и печатать на нем?

— Мы не знаем.

— Ну, а не следует ли нам это узнать? — спросила Бет.

— Нет необходимости, — ответил Тед.

— А не следует нам хотя бы попытаться узнать?

— Нет необходимости. Видишь ли, если у них настолько развитая технология, она в любом случае покажется таинственной наивному наблюдателю, это несомненно. Например, возьми любого мыслителя прошлого — Аристотеля, Леонардо да Винчи или Исаака Ньютона — и покажи им обыкновенный цветной телевизор. Он же завопит, что это ведьминское колдовство. Он просто этого не сможет понять. Но суть в том, — продолжал он, — что ты и не сможешь ему этого объяснить. Или тебе придется нелегко. Даже Исаак Ньютон будет не в состоянии понять, что такое телевизор, пока пару лет не поштудирует современную физику. Ему придется изучить все, что лежит в основе телевещания: электромагнетизм, физику волн и элементарных частиц. Все это будут для него новые открытия, новое представление о природе. Да и тогда телевидение будет казаться ему колдовством. А для нас это заурядное явление. Это просто телевизор.

— Хочешь сказать, что мы похожи на Ньютона?

Тед пожал плечами:

— Мы получили сообщение и мы не знаем, как оно получено.

— И мы даже не способны попробовать понять это.

— Думаю, что нам следует смириться с возможностью, — сказал Тед, — что нам никогда не удастся понять это.

Норман отметил, с какой страстностью они ударились в дискуссию, словно стараясь забыть трагедию, свидетелями которой они только что были. Они интеллектуалы, думал Норман, и их первая защитная реакция — интеллектуальный труд. Беседы. Идеи. Абстракции. Концепции. Просто способ отвлечься от чувства грусти и страха, прибегнуть к самообману. Норман понимал этот маневр — ему самому хотелось избавиться от тех же ощущений.

Гарри, нахмурясь, изучал спираль на экране.

— Мы можем не понимать как, но очевидно, что это, зачем это делается. * Попытка установить контакт путем разных передач. Дело в том, что ему кажется, что спираль более значима. Может, оно полагает, что мы мыслим спиралями. Или пишем спиралями.

— Верно, — согласилась Бет. — Кто знает, что мы на самом деле за тонкие существа?

— Если оно пытается связаться с нами, — спросил Тед, — почему мы не можем попытаться связаться с ним?

Гарри сцепил пальцы:

— Неплохая мысль! — Он подошел к клавиатуре.

— Самый очевидный первый шаг — послать назад полученное сообщение, — сказал он. — Начнем с первой группы сдвоенных нулей.

— Хочу разъяснить, — заявил Тед, — что предложение попытка обратной связи с пришельцем исходило от меня.

— Ну понятно, — сказал Барнс.

— Гарри? — спросил Тед.

— Да, Тед. Не волнуйся, это твоя идея.

Сидя за клавиатурой, Гарри отпечатал несколько цифр.

Цифры появились на экране. Наступила пауза. Они слушали гул вентиляторов, отдаленные удары дизельного генератора. Все смотрели на экран.

Но ничего не происходило.

Экран оставался чистым, а потом вдруг на нем возникли цифры.

Норман почувствовал, как волосы у него на голове становятся дыбом.

На экране появился всего-навсего ряд цифр, но его мороз продрал по коже. Стоящая позади него Тина задрожала:

— Он отвечает нам.

— Неправдоподобно, — проронил Тед.

— Сейчас попробую вторую группу, — сказал Гарри. Он казался спокойным, но его пальцы соскальзывали на клавиатуре и делали ошибки. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог что-либо напечатать.

Немедленно последовал ответ.

— Ну, — сказал Гарри, — похоже, что линия связи открыта.

— Да, — отозвалась Бет, — плохо только, что мы не понимаем, что говорим друг другу.

— Надо думать, оно-то знает, что говорит, — предположил Тед. — Но мы пребываем во мраке.

— Может быть, нам удастся заставить его объясниться.

Бранс нетерпеливо спросил:

— Что это за оно, которое вы постоянно упоминаете?

Гарри вздохнул и поправил очки на переносице.

— Я думаю, тут нет никаких сомнений. Оно, — произнес он, — это то, что было прежде в сфере, а теперь освободилось и может свободно действовать. Вот что оно такое.