Шаг в сторону

"Обещай, Толян, что пристрелишь, если я все скажу..."

"Обещаю."

"А я- нет! - крикнула Ира, задыхаясь. - Это же он надоумил меняизуродовать... И руководил!.. И наслаждался моей болью!.."

"Я обещаю, - повторил Толя. - Говори."

"У Черного ручья... Ребята уже переставили маяки... Ночью вы свернете и слетите с водопада. Оттуда не выбраться... Стреляй, ты обещал..."

"Дурак ты безграмотный. Если маяк не на месте, движение шагайки немедленно стопорится. Мы переходим на ручное управление до исправного маяка. Сколько их там? Где их лагерь?"

"Шестеро. В зимовье, в устье ручья, - заторопился Вадим. - Игорь сказал правду. Убей его..." "А то тебе не поздоровится, верно? Раз ты такой стал у нас инициативный, скажи, есть ли еще засады."

"Откуда? У него, - презрительно кивнул он на Гударова, - денег едва хватило и этих нанять. Вот если бы взяли то, что вы так скрываете, то вас бы тут караулила целая армия..."

"Вадик... с-скотина! - прошипел раненный. - Н-ну, если выживу!.."

"Это-то тебе никак не светит, Игорек. Отыграла твоя музыка, - Толя пошел к вертолету. - Ира, ты меня поняла? - бросил он через плечо. - Я всегда держу слово."

За его спиной позвучали четыре выстрела, с интригующими интервалами и дикими криками неуловимого и безнаказанного палача. И - инициативного Вадика.

Оставив на снегу два трупа, Ира, скользя изящными сапожками по слежавшемуся насту, догоняла Толю, счастливо улыбаясь - без гримасы.

Жестокий век, жестокие сердца...

***

Зимовье беззаботно и весело дымило печной трубой в голубое небо. Вокруг переставленных маяков кишели следы.

"Не тот нынче засадник пошел, - Никита пикировал на домик, целясь из пулемета. - Ну никакой квалификации... Позор на весь Кавказ!"

"Может там не они? - тревожно вглядывалась Ира в поворачивающееся под ними всеми стенами строение. - Вдруг это обычные охотники..."

"Ага. Самые что ни на есть обычные. Маяки переставляют. За нами охотятся, - смеялся Толя, держа домик в прицеле. - Только самые обычные охотники выйти на шум вертолета боятся... Никита, огонь! - крикнул он, увидев, что стекло окна лопнуло от удара изнутри стволом автомата. -По крыше, по крыше..."

Крашенная старая крыша зимовья полетела клочьями от разрывных вперемешку с зажигательными пуль. Тотчас пошел клубами дым, иссиня-черный на фоне снега и неба, а из двери, толкаясь плечами, высыпали четверо и побежали, беспомощно прикрываясь локтями и ладонями от смертоносного огня с вертолета, словно от ветра или от солнца...

***

"Как я вам рад!.. Я уж думал... Ирка, как ты? На тебе лица нет..." "Это на нем ни лица, ни... - оскалился окруженный развевающимися седыми волосами череп. - Какая у него была рожа... тогда... Столько лет снилась. Теперь у меня будут другие сны! Я и выжила-то только ради одной этой минуты, Марик. Теперь мне уже ничего в жизни не нужно!"

"Слава! - открытым текстом докладывал я. - Отбили атаку. Перебили две засады. Продолжаем движение. Задержались всего на... - он взглянул на часы, - всего-то на какой-то час. Не команда у меня, а спецназ в квадрате."

"Понял тебя. Одновременно настоящий спецназ по контракту со мной прочесыват тропу. Идите спокойно. Но связь в прежнем режиме... Ничего вам не повредили в бою?" "Маяки переставили. Но мы прошли тот участок вручную и снова вписались в тропу. Высылай ремонтников. Вверх идти тяжелее, но думаю, что будем дома по графику. Как там жилые модули?"

"Уже отправлены." "Что?! На чем?.." "На второй шагайке. А на подходе третья." "Серьезно? Ты же говорил, что, пока не привезем первую тонну..." "Я тебе верю, Марк Борисович. Верю больше, чем себе. Как там Ира?" "Отлично, нехорошо улыбнулось дитя войны. - Всю жизнь бы тут провела. Красота кругом!.. И бездна приключений, как у меня, видно, на роду и написано..."

7.

В Усть-Куте ждали возвращения первой шагайки из первого рейса. Бурная весна, наставшая в тайге в апреле, привела к распутице. Раскисли все дороги, кроме тех, по которым шагал фантастический механизм - вброд, сквозь ледоход, паводок, то погружаясь в мутные бурные потоки, то пронося над ними две тысячи тонн груза. Снега стремительно сходили с окрестных гор и холмов, открывая прошлогодние травы, жухлые листья и голые ветви. Ближе к цивилизации вероятность засад снижалась.

В небе все чаще трещали боевые вертолеты. Сибирский спецназ прощупывал всеподозрительные распадки и нависающие над тропой скалы.

Наконец, шагайка показалась за тем же изгибом реки, где она в преддверье небывалой метели исчезла два месяца назад, и, расшлепывая грязь и оставляя за собой пунктир заполняемых черной талой водой ям,стала вырастать на глазах.

Осторожно переступив через рельсы, Толя вывел шагайку "на нивелир". Донные люки судна оказались точно над стоящими на путях полувагонами. В объективах видео- и фотокамер со всего мира шагайка замерла, открыла свои люки, включила вибраторы, ссыпала в каждый из четырех вагонов на двух путях по 60 тонн руды. Локомотивы сдвинули составы, и новая партия груза ссыпалась в вагоны. Через час трюмы были пусты. Там включили моющие машины, которые еще через час подготовили емкости к приему груза на Верхнюю Марху.

Вторая шагайка была уже на полпути к месторождению с жилыми моноблоками.

***

Только глубокой ночью, без прожекторов и толпы зевак, вдали от рельсов и жилья бортовой кран шагайки поставил на вилки погрузчика два стокилограммовых ящика. Тот осторожно вдвинул ящики в бронированную машину, которая тут же, разбрызгивая грязь, понеслась к стоящему на дальних путях темному поезду.

"Я и не ожидал таких результатов анализа, - тихо сказал мне Пустовых, когда мы поднимались по забортному трапу в уютное чрево шагайки, где в кают-компании предстоял дружеский ужин для узкого круга победителей. - У эксперта челюсть отвисла. Он вообще видит это в таком количестве и с таким качеством впервые в жизни! Как только груз оприходует банк, я окупаю первым же рейсом шагайки "с рудой" все свои расходы."

"И вторая шагайка привезет еще пару ящиков?.." "Нет-нет, Марк Борисович! Это - дело случая. Если снова повезет, я доверю возить такой груз только твоему геройскому экипажу. Остальные понятия ни о чем не имеют. Концентрат и все. Пастор... как его? Я вечно путаю этих пасторов..." "Шлаг." "Точно. Так вот пастор Плятт отлично пока дезинформирует всех на свете. Мы осветили в печати ваше сражение с кавказскими гастролерами, будто бы намеренно заманенными в наши края и едва не взявшими на абордаж судно с двумя тысячами тонн относительно дешевой руды. Насколько нам известно, преступный мир пока в замешательстве. А мы на Мархе дождемсястарателя и... Если все получится, как задумано умным штандартенфюрером, через год я буду богаче всех на свете!.."

"Независимо от производительности обогатительного предприятия?" - я по-прежнему ничего не понимал.

"И комбинат сулит отличные прибыли. Следом за вами выйдет на тропу третья шагайка."

"А..." - начал Толя.

"Вычислен и обезврежен. Как и четыре новые банды вокруг нашей тропы. Все же, что связано с грузом, мы окружили такой дезинформацией, Чтобы отвлечь его внимание, мы дали дезу о новом месторождении золота на Алдане. Это объяснит неожиданное богатство нашей страны."

"И тебя..."

"И вас всех! Мои контракты незыблемы, господа! Не то, что..."

3.

1.

"Да никакого контракта с Тедди Миндлиным я и в глаза не видела! И с Марком Арензоном уже три года не имею никаких дел, затравленно оглядывалась высокая женщина под градом вопросов трех брезгливо-настырных репортеров, оторвавших ее от только что поступившего больного. - Я врач, а не инженер, и понятия не имею о каких-то шагающих машинах. Оставьте меня в покое..." "Но не может быть, чтобы доктор Арензон не делился с женой своими техническими идеями." "Господи, да он вечно носился по разным адресам, рассылал, встречался со всякими баламутами и ворьем, а толку не было никакого. Я работала на износ, брала по сто дежурств в месяц пока этот фантазер сидел на моей шее. Поэтому я и ушла от него. Если он вдруг преуспел в Сибири, то меня это уже не касается. Мой муж - хорошо обеспеченный человек, прекрасный семьянин..." "А что, Арензон изменял вам, доктор Марьяна?" "Кто? Марк? Вы с ума сошли! Ему было просто не до этого. Да и кому он нужен, без гроша, со своей никчемной бешенной энергией и прорвой несбыточных фантазий?.." "Но вы-то сами теперь сожалеете, что бросили потенциального миллионера?" "Я бросила не миллионера, а вечно брюзжащего бездельника, который, не смотря ни на что, фанатично верил в успех и хотел только изобретать, изобретать, изобретать!! Как он мне надоел... Если он и разбогател то только мне назло, я уверена... Если он даже вернется..." "Вы сомневаететсь, что он вернется в Израиль?" "Дураком будет, если ступит на землю этой позорной Федерации. В него тут же вцепятся псы из мас-ахнасы." "Если все, что пишут об его успехах хоть на один процент правда, то он спокойно покроет старые долги налоговому управлению." "А новые? По нашим законам он должен половину того, что он заработал в Сибири, тут же отдать на содержание разных наших паразитов. Я бы на его месте, получив возможность уехать, никогда бы сюда не вернулась!"

"С вашего позволения, пару слов об истории шагайки. Что вы думаете о Тедди Мидлине?" "Об этом подонке?" "Но он же содержал вашу семью несколько лет?" "Он? Содержал? Он платил Марку пару лет какую-то стипендию, чтобы не дать ни шекеля из своего кармана. А потом вообще перестал отвечать на звонки, присвоив все его идеи и получив на них свои патенты." "Присвоив? Насколько мне известно, он и шекеля не заработал на идеях доктора Арензона. Профессор Миндлин - очень уважаемый ученый в своей области. И он уверяет, что просто спас доктора Арензона от нищеты, подставив ему свое плечо, а тот заплатил ему черной неблагодарностью, предложив патент шагайки сибирякам без ведома его юридического владельца. Вам известно, что профессор Миндлин теперь подает в суд на доктора Арензона?" "Мне известно другое. Тедди даже не дал нам копию подписанного им договора о правах и обязательствах Марка. Только никем не заверенный черновик и перевод окончательного текста договора на русский язык. Добрые люди разъснили нам, что в соответствии с этим "документом" через пять лет после прекращения их совместной деятельности в основанной Миндлиным "под Марка" компании все его права на Марка аннулируются. Пять лет давно миновали. Ваш эталон порядочности Тедди за это время ни разу не позвонил и не поинтересовался, на какие средства существует семья "ассоциативного директора" возглавляемой им компании - Марка Арензона. Какие же после такого свинства у Миндлина права на шагайку?" "Суд может вынести другое решение..." "Повторяю, меня лично это уже никак не касается. Хватит с меня тех лет, что я промучилась с Марком и его бесчисленными "покровителями", которые неизменно начинали знакомство с уверения в своей уникальной порядочности. Я все это время была ему верной женой и разделяла все тяготы проклятой эмиграции. Если он меня вынес за скобки после того, как разбогател, как говорится, Б-г ему судья. Я в его деньгах не нуждаюсь. Так и напишите...""Так вы не считаете, что доктор Миндлин был вашим благодетелем? Что он реально кормил вашу семью?"

"Кто благодетель? Ваш Миндлин? Да он просто один из тех, кто, пользуясь наивностью и безвыходным положением репатриантов, присваивал себе их идеи и труд! Хорош будет суд, который решит дело Марка в пользу Тедди! Я лично приду свидетельствовать, что все попытки Марка развивать идею, даже и бесплатно, наталкивались либо на грубость, либо вообще на отказ босса с ним разговаривать. Ваш Миндлин - хамло. Одно слово - ватик. Еще хуже израильтянина!"

"Что-то я совсем перестал вас понимать, геверет Марьяна..." "И прекрасно. Меньше глупостей напишете в ваш лживый листок!" "Что вы! Я представляю крупнейшую газету, которая много лет бьет в набат, что научный потенциал алии..." "Вы бы лучше разных Тедди своим набатом по башке лупили. Было бы меньше звону, но больше толку, адони..." "Вы не откажете в подробном описании вашей версии судьбы проекта шагайки в Израиле?" "А что! Во всяком случае, что касается лично меня. Если эта идея оказалась такой полезной, то кто-то же должен ответить за то, что Израиль выдавил из страны Марка и тысячи других Арензонов, не имея никаких других природных ресурсов. И куда? В Сибирь, которая от этих ресурсов просто лопается... Вот потому Израиль и стер "зеленую черту". Делит с врагами то, что могло принадлежать только ему одному."

"Ваши жесткие политические суждения породили важный вопрос. Вы считаете, что доктор Арензон был патриотом Израиля?" "Естественно. Марк был крайне правым, состоял в той самой националистической партии, лидер которой проявил себя самым обыкновенным и агрессивным антисемитом." "Вы имеете в виду?.." "Конечно! Если в Союзе мы были презренными евреями, то здесь мы же, оказывается, презренные "русские", которые посмели было претендовать на реальные места в его чистопородной "националистической" партии. Марик хоть не переметнулся после этого свинства, как многие другие, к левым... Остался патриотом еврейства." "Не смотря на то, что, по вашему мнению, именно наше общество сначала пригласило его, как еврея, а потом, как вы выразились, отринуло, как "русского"? Изгнало человека, о котором теперь трубит весь мир? Австралия и Канада заказали у Пустовых десятки шагаек!"

"Этот наивный дурак вообще воспринимал окружающее неадекватно. Он считал, что поселился в своей стране, как бы его тут ни "ценили". Впрочем, скорее всего, мои сведения об его внутреннем мире, которым вы вдруг заинтересовались, устарели. Я рассталась с Марком еще до окончательного урегулирования и могу только предположить, как бы бесился ваш доктор Арензон, если он остался к тому времени патриотом..."

"А вы?" "Вот что, любезный мой! Не лезьте своими грязными лапами хотя бы в мою жизнь. Марика я вам, так и быть, выдам с потрохами, раз он оказался по отношению ко мне такой свиньей, но меня вам ни в жизнь не расколоть! Я умею с наглецами разговаривать. Я не зря столько лет провела в приемном покое с наркотой и прочим марокканьем... По сто пятьдесят собачьих морд за одну ночь." "Однако... у вас и лексикон..."

"Не нравится, катитесь отсюда, пока я еще добрая!"

2.

"Да слышал я, слышал. И в суд на него мы уже подали. И выиграем дело. Он со мной еще будет работать как миленький. Дышать будет так, как я ему продиктую, когда я его раздену до прежнего состояния. Понадобится - его сюда в наручниках из Сибири доставят. Все, что они там заработали с помощью моего патента, принадлежит мне! Пусть сначала купят у меня лицензию на производство шагаек в Сибири, потом продают проект в Австралию!"

"После интервью с Марьяной Арензон ваша репутация..."

"А, плевать мне на ваше мнение о моей репутации. Я биолог с мировым именем. Я провожу в лаборатории по двенадцать часов в день и заработал то, чем располагаю, собственным тяжелым трудом. С какой стати мне сочувствовать вашему Арензону, которому было лень иврит выучить? Вашему "гению" с его-то патологической доверчивостью просто повезло. Он сразу попал в Израиле ко мне - глубоко порядочному человеку. Любые другие его бы просто ограбили!"

"А вот бывшая жена доктора Арензона нам изобразила эту ситуацию..."

"Если вы видели эту совершенно ненормальную особу, то должны знать, чего стоят любые ее оценки. Но то, что простительно клинической идиотке, негоже повторять профессиональному журналисту. Вы-то не можете не знать, что авторство в нашей стране не означает собственности изобретателя на идею. Шагайка принадлежит мне. Арензон подписал со мной договор." "Вы даже не потрудились дать ему копию этого договора. И палец о палец не ударили для внедрения шагайки, не так ли?"

"Ложь! Кому только я ее не предлагал! И китайцам в качестве рисового комбайна, и нашей армии для нового поколенья бронемашин. И Канаде для той же цели, которой Пустовых достиг в Сибири." "И что же?" "Я только тратил свои деньги на эти и другие прожекты неугомонного Арензона. Ездил с ним на разные встречи, оплачивал патентование, кстати, честно упомянув его, как автора..." "Но владелец патента вы?" "С его долей!" "Он получил свою долю?" "Какую долю? Если не было от его деятельности ничего, кроме убытков. Потому я был рад с ним наконец расстаться. Он мне запомнился только своим горящим взором и уверенным тоном. Я думаю, что и там он не зря капитанстсвует... Скорее всего, они ему не обещали даже того, что выделил я. Запатентовали нечто на базе его идеи, но уж точно не на его имя. И владелец патента там тоже не он, а этот, как его, Пустовых. В Сибири дураков ничуть не больше, чем у нас."

"Тот утверждает, что неоднократно пытался вступить с вами в переговоры, а вы..." "А я плевал и на Пустовых, и на его Арензона." "Тогда на что же вы претендуете?" "А вот это в демократической стране решает не пресса, а суд."

"Спасибо, доктор Миндлин. В прямом эфире перед вами выступал один из наиболее ярких и уважаемых представителей израильской науки..."

3.

"Так что модель шагайки вам все-таки была продемонстрирована, генерал?" "Самая примитивная! Собранная каким-то умельцем-оле из деталей, добытых на свалках, так как у Миндлина не было лишних денег на изготовление нормального прототипа боевой шагайки. Министерство абсорбции выделяло ему средства, которых едва хватало на минимальную зарплату доктору Арензону и еще одному оле в поднятой компании. Когда мы попросили серьезного специалиста сделать экспертизу проекта, то его вывод был не просто отрицательным - разгромным!" "А разве нельзя было заказать нормальную модель или опытный образец и пригласить доктора Арензона на хотя бы временную работу в нашей военной промышленности?"

"Чего ради? У каждого своя роль в этом мире. Мы не занимались и не занимаемся пионерными разработками, зато можем усовершенствовать все, что угодно. Но в вашем вопросе я чувствую иной подтекст. Так вот, если бы мы немедленно предоставили рабочие места всем арензонам, которые нам пишут и звонят со своими проектами спасения Израиля, то мы сами ходили бы не службу или на работу, а отмечаться в лишкат-аводе - на бирже труда." "Вам не откажешь в откровенности..." "А вы приглядитесь к своим издателям, редакторам и загляните в себя. И отвашей принципиальности и прокурорских интонаций и следа не останется. Особенно, если вы посчитаете, сколько талантливых журналистов из олим работают в ведущих израильских газетах. В отличие от вас, я не лезу в ваши дела, но не секрет, что толковых журналистов приехало в девяностых годах ничуть не меньше, чем толковых инженеров. Все они за гроши работают в русскоязычных изданиях. Если бы вы проявили ту принципиальность, к которой призываете меня, то это интервью брал бы у меня другой человек. А чем бы сейчас зарабатывали себе на пропитание вы?.."

"Оставим в покое наши проблемы и вернемся, если вы не против, к вашим. В конце концов, ошибки в журналистике менее опасны для страны, чем провалы в военной области, не так ли? Бывшая жена доктора Арензона уверяет, что, по его мнению, шагающие боевые машины позволили бы снизить наши потери в Ливане. Шагайка не нуждается в дороге, а заминировать всю пустыню террористам не под силу." "Демагогия дилетантов! Я лично провел в Ливане несколько лет. Там есть масса узких мест, которые никакой шагайке не обойти. Террористы всегда ставили мины с дистанционным управлением именно там. Да, вероятность наступить на мину копытом ниже, чем колесом или гусеницей. И что же из этого? Зато у шагайки боевая скорость на порядок ниже, чем у обычных бронемашин. Нам это не надо." "А проходимость?" "Что проходимость?" "Тут пишут, что у шагающего танка вчетверо больший клиренс, что он способен преодолевать непреодолимые сегодня каменные гряды, кустарники, террасы... Что у шагающей патрульной полицейской машины уникальные возможности в уличных боях..." "А вот об этом позвольте судить не вам, а..." "Вы правы. Нашлись, нашлись более компетентные специалисты, чем мы с вами. Они и заказали у Пустовых для Сибири шагающе-гусеничные танки. И у них все в порядке и со скоростью, и с проходимостью. Молите Б-га, чтобы Пустовых не продал их нашим врагам!"

"Вы что, с Луны свалились, адони? У нас давно нет врагов. Мы живем на новом Ближнем Востоке и ни с кем больше воевать не собираемся. Хотя способны отлично справиться с любой агрессией. И без всяких экзотических машин."

"Эти победные реляции я слышал и до того, как мы превратились из Эрец-Исраэль в субъект Палестинской Федерации... Насколько я понимаю, вернись сейчас, в зените своей славы,доктор Арензон на родину..."

"Мы его примем с распростертыми объятьями. Но, как и прежде, никто ему не уступит своего рабочего места. Впрочем, если он действительно разбогател в Сибири, то пусть строит в Израиле завод и производит себе любые шагайки." "В том числе для нашей армии?" "Я же вам сказал - нам это здесь и не было никогда нужно, и сейчас ни к чему, и впредь..."

"Спасибо. В серии передач "Сибирский феномен из Израиля" выступал специалист в области военных технологий генерал ..."

4.

1.

"Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал, - пропел Пустовых, утыкая палец в точку на карте. - Что скажет по этому поводу капитан первого в мире твердоопорного судна?"

"Мне-то какая разница? - удивился я. - По-моему, ты уже убедился, что шагайка работает медленно, но верно."

"Так-то оно так, - многозначительно изрек бородатый субъект, до боли знакомо поднимая брови. - Но дело в том, что там до вас действительно всерьез никто не бывал."

"Такого быть не может, - засмеялся я. - В Сибири, освоенной еще великим ГУЛАГомдо последнего километра, не было, нет и не может быть белых пятен!"

"Профессор, объясните капитану ситуацию, - буркнул Пустовых. - Кстати, я вас не представил. Марк, это профессор... этой, как ее, черной магии Арнольд Михайлович Фликас. Тоже, между прочим, бывший израильтянин..."

Вот, наконец, и загадочный профессор,вспомнил я первый разговор с Пустовых...

"Между верховьями рек Оленек, Вилюй и Марха, - замогильным голосом начал траченный эмиграционным тлением недопонятый кудесник, - есть район, над которым тысячу раз пролетали самолеты и вертолеты, по которому проходили вездесущие геологи, но никогда не находили никакого жилья. Вы правы, в тридцатые годы там действительно соорудили лагерь, но заключенные в первую же зиму вымерли все до единого, что случалось тогда довольно часто. Но к весне, один за другим, перемерли и охранники. Будь это поближе к месту падения тунгусского метеорита, появились бы разные инопланетные версии, но метеорит упал много западнее. И там, кстати, ничего подобного не наблюдалось..."

"Меня, естественно, заинтересовало совсем другое, - прервал его миллионер. - С чуть ли не Петровских еще времен оттуда изредка приходили в поселок Дмитровку старатели-одиночки с удивительно чистым золотом. Самородки были не очень большие, но одного размера и формы. Старатели-конкуренты, конечно, всегда пытались тайно сопровождать этих нелегалов. Потом государственные органы. Но агенты исчезали бесследно. В последние годы все было прочесано и с вертолета - никакого населения там нет. Даже зимовья. А таинственные старатели регулярно появляются и на вырученные деньги покупают товары... в том числе для женщин и детей."

"Позвольте, - не верил я своим ушам. - А что же говорят сами старатели? Я что-то не слыхивал, чтобы в КГБ, тем более в сталинском НКВД,хоть кому-то не сумели язык развязать."

"По этой-то причине Вячеслав Иванович и пригласил меня, - захрипел черный маг. - Развязать языки этим старателям пытались еще в царские времена и конкуренты, и полиция, и охранка. Но, вот беда, те тут же называли точные координаты приисков и брались немедленно провести туда любого желающего. Как только создавалась экспедиция, зловещие старатели послушно вели ее по своим тропам. Ни одного не вернулось! И - никаких следов. Во времена НКВД, оставили одного старателя в заложники, взяв у него подробный маршрут к прииску и пригрозив расстрелять, если с экспедицией что-нибудь случится. Но в тот момент, когда по всем расчетам чекисты должны были оказаться на месте, тюрьма, где под особой охраной содержали старателя, занялась сразу со всех углов и сгорела как порох,дотла.. На пепелище нашли все кости, кроме останков заложника. А по весне он, как ни в чем ни бывало, заявляется с товаром. Естественно, его тут же берут в оборот, но первого следователя увезли с инфарктом, второй слег с черт знает откуда взявшимся в разгар зимы энцефалитом, а начальник отдела, который возглавлял расследование, утонул буквально на ровном месте - покатились капитально закрепленные еще осенью самым проверенным способом бревна прошлогоднего сплава, захватив с собой в реку грозного дознавателя." "А старатель?" "Отпустили от греха подальше. Что-то отписали на Большую землю. И отправили за ним несколько добровольцев... на тот свет! А сам герой этих событий через год спокойненько появляется со своими самородками и становится себе в очередь за покупками."

"А что говорят аборигены?" - нашелся Толя.

"О, - засмеялся Пустовых. - Те умные! Вообще на эту тему не говорят, ни в одну экспедицию не согласны входить. В 1938 семерых за отказ расстреляли. Восьмой сам стал к стенке. Освободили." "И ничего не объясняют?" "Ни слова! Это у них страшное табу. Но золото перекупают охотно. К каждому приходу гостя готовят ему товары на обмен. Накапливают его годами. Открыто продать им невыгодно. Именно у них мы и перекупили те самые два ящика, что ты закопал в руду..." "А государство?" "Сибирские власти в прошлом году послали за очередным гостем вертолет. Так поднялась такая буря, что вертолет этот нашли только через неделю."

"Естественно, без экипажа?" - все еще не верил я этим сказкам. Я был уверен, что этот "профессор" просто придуривается, как и все без исключения бесчисленные его коллеги, к которым я обращался в Израиле. С ними и разговаривать-то было стыдно. За них самих... И газетные астрологичесие прогнозы, в лучшем случае, сбывались с точностью до наоборот, а чаще вообще не имели отношения к действительности.

"В том-то и дело, что на этот раз, - сказал маг, - трупы нашли. Но..."

"Двое лишних, -глухо добавил Пустовых. - Их так и не идентифицировали. Интересно, что экипаж непрерывно находился в контакте с полицией. И вертолет от родного аэродрома и до самого крика "Мы падаем" нигде не садился и никого на борт не брал..."

"Зайцы? - засмеялся Толя, который все более напряженно слушал. - На ходу незаметно сели в вертолет? Кыш вы, шкеты, под вагоны, - запел он. Кондуктор слопает всех враз. Едем мы от грязи черные, а поезд мчит нас на Кавказ. Сигнал-гудок, стук колес. Полным ходом идет паровоз.." "Да подожди ты со своим Кавказом, заколодило вас всех на нем, - прикрикнул Пустовых. Решитесь пойти по следам за очередным старателем?. Он как раз крутится тут, в Дмитровке."

"Что значит крутится? - похолодел я. - И что значит "по следам"? Какие, к дьяволу, следы при такой метели? Мы вообще привыкли к маякам, а тут надо шагать практически вслепую."

"Они обычно какое-то время живут в гостинице. Этот приехал на довольно приличном канадском снегоходе, который он тут же и купил два года назад. Уже заглянул к аборигенам. Так что груз уже в Дмитровке. Конечно, его вам не догнать при любых следах. Но координаты таинственного прииска известны достаточно точно уже лет сто пятьдесят. Возьмете с собой Арнольда Михайловича..."

"И чем он будет там заниматься? - уже не скрывал я своей неприязни. Духов отгонять?"

"Это скорее по моей части, - засмеялся Толя. - Еще с Афганистана. Духи меня за километр обходили. Объясните-ка мне Арнольд Михайлович, чем ваши приборы лучше хорошего огнемета. А еще лучше продемонстрируйте-ка свою мощь против хотя бы простого омоновца."

"Профессор, как вам такая демонстрация вашей мощи?"

"Я не фигляр, - надулся маг, боязливо поглядывая на крутого парня. - И я ничего не собираюсь ни на ком демонстрировать. Если ваш горилла способен рассуждать логически, пусть сообразит, что даже царские полицейские не были безоружными, не говоря о чекистах всех поколений. А черная дыра не оставила от них и следа. Если я согласен войти в экспедицию, то знаю, как ее защитить! Иначе я бы поберег, как минимум, свою собственную жизнь!.."

"Съел? - засмеялся Пустовых. - Рискнете прошагать туда без профессора?"

"Или вообще никуда не двинемся, - заметил я. - Арнольд совершенно прав..." "Арнольд Михайлович, с вашего позволения! - завизжал профессор. Мы с вами уже в цивилизованном мире, а не в гнусной Израиловке, Марк Борисович! И я не нуждаюсь в вашем одобрении. Если вы откажетесь, Вячеслав Иванович найдет другого капитана, но не другого специалиста по черной магии! Это однозначно. Как и то, что я готов отправиться куда угодно. Мне нужны деньги."

"Давайте сначала попробуем без этого капризули, - заметил Толя. - Или я ничего не понимаю в людях, в чем пока замечен не был, или от этого Арнольданам будет больше вреда, чем пользы..."

"Ну, а ты, Марик? Неужели собздел? - прищурился Пустовых. - Возглавишь экспедицию?"

"Мне лично жизнь уже лет пятнадцать как в тягость, - пожал я плечами. Что же касается Михайлыча, то каюта есть, еды полно. Пусть едет. Вдруг он действительно что-то понимает в своем черном деле..."

2.

"Симпатичный парень, - прошептала Ира. - И довольно современный. Хочешь, я подойду и попробую его разговорить?"

"Толя? - тревожно оглянулся я. - Может быть лучше я или ты?"

"Лучше Ирка. Давай. Он у меня на мушке..."

"Простите, господин старатель, - затараторила уже давно не седая девушка, снимая меховую шапку и тряхнув густыми темными локонами. - Я представляю здесь "Новую сибирскую газету". Можно мне у вас кое-что спросить?"

Мощный мужчина в мехах с головы до ног обернулся от прилавка магазина, где подбирал товары, и внимательно поглядел на красивую приставалу.

"Вы ни из какой не из газеты, а из экипажа вот той шагайки, снисходительно улыбнулся он в бороду. - И спросить вы у меня хотите только одно: где я беру золото, верно?" "Здорово! Вот это информированность! засмеялась неузнаваемая бывшая заложница. - Не скажете? Даже мне?"

"Почему же не скажу именно вам? У меня все спрашивают. И я всем и все говорю. И на карте показываю. И маршрут точно прокладываю. Только в вашей полиции уже четыре раза все рисовал."

"И что же? Появились на прииске конкуренты?"

"Что-то не видел пока." "Ложный след?" "Кому как. Я иду по тому же маршруту и регулярно возвращаюсь сюда с металлом. Может, искать не умеют."

"Не умеют, или вы не даете им искать?"

"А вот это вы и проверите. Вы же на пути к моему прииску, так? С Б-гом, как говорится." "Кем говорится?" "Всеми, кто верит в Него." "И вами в том числе?"

"Более, чем всеми прочими, уверяю вас. Ваши друзья, во всяком случае, гораздо больше верят в технику и в оружие."

"Вы ведь тоже верите в оружие? - кивнула Ира на стоящее у стены зачехленное ружье старателя. - Или это так, приложение к истовой молитве?"

"Ваш капитан - бывший израильтянин?" - кивнул старатель за спину, где мы с Толей напряженно прислушивались к странной беседе.

"Он и сейчас израильтянин. От гражданства Палестинской Федерации, насколько я знаю, он не отказывался."

"Федерация и Израиль - разные понятия."

"Ого, какая осведомленность для отшельника. Вы не находите?"

"Кто вам сказал, что я отшельник?"

"Вы появляетесь в цивилизованном мире раз в год, а все остальное время так тщательно прячетесь, что ваше зимовье который век найти не могут. Даже с вертолета!"

"А кто вам сказал, что это все, - он окинул взглядом магазин со слепыми окнами, - цивилизация? Какая же это цивилизация, если она не может найти зимовье какого-то отшельника?"

"Вы сами объяснили в полиции, что живете в пещерах и что не имеете никакого гражданства. Вы же им не представили даже и бывшего советского паспорта. Отшельник и есть! А как вас зовут?"

"Только вам, как любовнице израильтянина, Ирочка, я скажу на ушко. Меня зовут Моше." "Что?! Вы - еврей?" "Не похож?" "Это не по моей части... Можно я Марика позову?"

"Почему же нет? Зовите своего Марика. И Толика. Я человек общительный, хоть вы меня и записали в отшельники. Шалом, адони, - заговорил он со мной на заколдованном для меняиврите, но после нескольких фраз снова обернулся к Ире: - Простите, но ваш израильтянин не говорит на своем языке. А потому продолжим на вашем. Итак, Марк, вы подослали свою буфетчицу, чтобы повыспросить у меня машрут вашей новой экспедиции. Увы, я ничего нового вам сказать не могу. Идите на своем монстре тем же путем, каким шли за старателями в этом краю люди сначала на собаках, потом верхом, потом на аэросанях, на вертолетах. Я сам иду тем же путем и никакого другого просто не знаю. Если дошагаете, и мы там встретимся, то я вам покажу месторождение. Если же нет, то... туда вам и дорога."

"Куда? - угрожающе проговорил Толя. - Ты на что намекаешь... Моше?"

"Я? Это ты намекаешь, что еще не таким развязывал языки, когда разбойничал на Кавказе. Жаль. Ведь такой здоровый и красивый парень. Так много знаешь и еще больше умеешь. И неплохой в общем-то. Я бы тебе не советовал так собой рисковать. Не уподобляйся, Толя, наивным хулиганам, что самонадеянно задирают тебя самого в темном переулке. Будь поумнее, а?"

"Он совершенно прав, - заторопился я. - Если они веками расправляются со всеми, кто лезет без спросу в их дела, то не нам с тобой..."

"Толя! - воскликнула Ира, кладя ему руку на плечо. - Ради меня! Женя тоже был уверен, что ему все под силу... Иногда мужество - в смирении."

"Но мы же все равно пойдем туда! У нас контракт, мы обещали..."

"И что же? Пройдем и вернемся ни с чем. Не вечно же удача."

***

"Ага, - нахмурился Моше. - А вот и мы..."

В магазин стремительно вошел профессор Фликас во всем великолепии своего городского пальто, андатровой шапки, галстука, бородки, влажных губ и горящих вдохновением глаз под вызывающе поднятыми бровями.

Он уставился на огромного старателя и принял стойку.

Тот поморщился как от боли и зловеще сказал, глядя мне в глаза: "Если ты это говно возьмешь с собой, то не сдвинешься с места. Я редко кого предупреждаю, капитан..."

"Спасибо, - откликнулся Толя. - Все слышали, что ты нам угрожаешь. Пойдешь под суд. За шагайку расплатиться - никакого золота тебе не хватит."

"Профессор включен в экипаж не нами, а хозяином, - мягко сказал я. - Я и сам не хотел его брать, но не имею права."

"Меня никто тут не арестует, - улыбнулся Моше. - Во-первых, я полезный - золото, как известно, ничем не пахнет. А, во-вторых, меня арестовать себе дороже. Тут у них в полиции все архивы сохранились. Наизусть знают, как нас тут арестовывали. Что же касается этого придурка, то, повторяю, твоему хозяину лучше с ним не связываться."

"Да он же меня боится!! - закричал Арнольд Михайлович. Лицо его выражалопанический страх перед зловещим старателем в сочетании с отчаянными усилиями продемонстрировать свое мастерство, а потому казалось, что он строит странныеобезьяньи гримасы. - Потому и грубит. Ну-ка, вы не им, а мне, мне! поугрожайте! Слабо? А?" - и он вытянул в сторону мехового гиганта ладони, обнажив грязные манжеты.

Ира вскрикнула и закрыла лицо руками. Мне стало так дурно, что все поплыло перед глазами. Толя потянулся к кобуре под мышкой...

Из-за манжетов что-то выскочило и глухо упало на затоптанный мокрый пол магазина. Черный маг нелепо взмахнул пустыми рукавами, из которых часто закапала кровь, и сел на пол, в ужасе глядя на валяющиеся кисти своих рук. От болевого шока он тотчас потерял представление о времени и пространстве.

Старатель чинно раскланялся со мной, поцеловал Ире ледяную руку, подмигнул оцепеневшему Толе, который по-детски моргал, и быстро вышел, впустив облако морозного воздуха в протопленное помещение магазина. В оставленную открытой дверь экипаж шагайки видел, какстаратель уселся в груженный оранжевый снегоход. Взревел мощный мотор, и только снежная пыль оседала в поселке от таинственного гостя.

3.

"Я кажется понимаю, в чем дело. И уверен, что в этом нет ничего мистического, - начал я свою очередную лекцию, когда мы, вернувшись из больницы, пропустили в кают-компании шагайки по третьей. К собственному изумлению, местному хирургу удалось пришить незадачливому магу обе кисти, словно срезанные сверхострой бритвой. - Скорее всего, этот местный феномен подобен Лох-Несскому."

"Шотландский динозавр?" - проявил осведомленность Пустовых.

"Совершенно верно. Чудовище впервые попало в хроники в 569 году, и с тех пор до наших дней никто не смог установить, где оно обитает и куда прячется. Озеро веками прочесывали до последнего метра, а Несси то исчезала, то появлялась. Хотя 17-метровому существу там некуда спрятаться. В 1969 году Несси просто исчезла из поля зрения подводного исследовательского аппарата, хотя не было обнаружено никакого входа в пещеру, способную укрыть исполинское животное. В 1987 году в охоте за снова появившимся динозавром приняли участие 24 плавсредства с учеными. Операцию снимала японская киногруппа. Результаты - те же, что и у преследователей наших старателей всех поколений."

"Ну и какое существует этому объяснение? - Толя все поглядывал на свои чудом сохранившееся руки, которые, по его словам, просто чесались, укротить наглеца-старателя. - Любое вполне подходит для нашего сегодняшнего гостя."

"Некоторые полагают, что Несси действительно обитает в том же озере, но в другом измерении. Не исключено, что очевидцы феномена наблюдают не одно и то же существо, а разных динозавров, знающих дыру, не видимую для трехмерного наблюдателя." "Трехмерного?" "То есть для нас с вами. Для того, чтобы избежать преследования, достаточно просто перейти в четвертое измерение, а для существ оттуда с этим не больше проблем, чем для муравья переползти через ограду из волоса на зеркале, непреодолимую для амебы, не имеющей понятий верх и низ. Как существо двухмерное, она может только недоумевать, куда девался муравей, если его явно нет внутри волосяного периметра, добросовестно ею прочесанного. Не имея ни малейшего представления о нашем трехмерном мире, амеба будет рыскать по плоскому стеклу, в тысячный раз натыкаясь на вроде бынепреодолимую волосяную границу."

"Хорошо, а могущество у них откуда - взглядом кисти отсекать?"

"А амеба тоже не может вообразить, что ей можно нанести удар сверху для нее нет такого понятия в принципе. Впрочем, меня гораздо больше интригует другое!"

"То, что наш визави говорил по-древнееврейски? - догадалась Ира. - Тем более тебе интересно с ними поближе познакомиться, так?"

"А я вот совершенно уверен, - мрачно заметил во-время перевоспитанный Толя, - что нам с ними нипочем не познакомиться, если они сами того не пожелают. И нечего тебе, Слава так иронически улыбаться. Я привык воевать в трехмерном мире. Против противника, на которого я не умею и головы поднять, лучше не выступать... И что ты теперь скажешь?"

"Что я скажу? - налил по четвертой Пустовых. - Ничего, кроме того, что я не привык отступать, а потому экспедицию отменять не собираюсь. В конце концов, они пока ни на кого первыми не нападали. И вообще впервые открыто проявили свое сверхъестественное могущество. А произошло это потому, что я, как всегда, не ошибся в выборе специалиста. Немедленный удар был нанесен только потому, что мой бедный Михалыч оказался всерьез опасен для старателя."

"Зачем же тогда экспедиция? - удивился я. - Уже ясно, что золота они нам без боя не отдадут. А воевать с ними нам слабо."

"Да Б-г с ним, с золотом. В крайнем случае, добуду в другом месте. С шагайками у меня теперь вся Сибирь в кармане. Умному Штирлицу надо хоть как-то установить с ними контакт! А пастор Плятт прощупает очередное, кстати довольно приличное, "неперспективное" месторождение олова и цинка. Как раз в том районе, где эти... инопланетяне исчезают и откуда появляются, Берите на борт запасные модули обогатительного комбината и - вперед! Если будет с ними контакт... оружия не применять и вести себя сдержанно. Не будет, так и не надо. Обойдусь. Но сделаю все, что от меня зависело."

4.

"Метель пока самая что ни на есть обычная, заметил я, внимательно наблюдая за приборами. - Двадцать на двадцать. При таком морозе и ветре даже вертолет пролетел бы." "А видимость? - вглядывался Толя в инфракрасный экран. - При метели в двадцать метров в секунду всегда хоть изредка что-то видно. А тут словно туман впридачу, не находишь? "

"А он-то сам, - вспомнила Ира старателя, - включил свой дизель и умчался в ту же метель как по автостраде..." "Мы тоже сначала этого тумана на замечали." "Кстати, одна из причин заброшенности этого района - частые туманы, - сказал я. - Не исключено, что фантаст свою "Землю Санникова" здесь задумал..." "А тебе не кажется, капитан, - зловеще произнес Толя, - что они нас просто заманивают? Нашему Моше, по-моему, один дьявол, кому конечности откусывать - профессору черной магии или тысячетонной скотинке. Если бы мы им были не нужны - сидели бы на брюхе в Дмитровке!" "А зачем мы им? удивилась Ира. - С их-то богатством и мощью? Если бы он, скажем, в меня влюбился, то хоть уговаривал бы с ним уехать на снегоходе." "И уговорил бы?" - насторожился я. "А чего? - смеялась она уже давно без гримас. - Парень хоть куда! И он там небось не один такой." "Как ты полагаешь, Марик, сколько там может быть этих ваших?" "Евреев, следует тебя понимать? Кто знает? Может и сто семей, а может и тысяча..." "В пещерах?" "Думаю, что отнюдь не в пещерах. Скорее всего это вполне благоустроенный поселок. Просто нам его не видать." "Если они сами нас не пригласят погреться, - мечтательно сказала Ира. - Вот я и побываю в Израиле."

Между тем, шагайка, избалованная маяками, самостоятельно двигалась втрое медленее. Вахту мы несли вчетвером по два часа, сменяя друг друга, чтобы не перенапрягаться. Сама трасса, впрочем, была одна их самых легких удивительно ровная долина замерзшей мелкой реки, в которую со звоном втыкались исполинские стальные копыта механического чудовища. Бог из машины творил свое очередное чудо.

На другой день посреди русла появились своеобразные остроконечные скалы, похожие на трехметровые пирамидальные зубы. Шагайка шла с предельным клиренсом, чтобы корпус и платформа проносилась над ними. Когда в белом мессиве появилась первая гряда, я резко тормознул корпус и облегченно вздохнул -черные острия с провалами между ними проплыли под самой кабиной.

Одновременно вдруг исчезла связь. Радио и мобильники заглохли.

Скорость стала еще меньше. Зубья преграждали путь через каждые несколько сот метров. Там где их не удавалось ни переступать, ни обойти, мы высаживали десант, чтобы взорвать гряду, и пятилась подальше от каменных осколков. Без инфракрасного индикатора и связанного с бортовым компьютером радара в такой мгле запросто можно было расколотить корпус или платформу о напоминающие кратеры словно искусственные образования.

Потом стали стенами возникать на пути оледеневшие водопады. Приходилось выходить из русла и с креном шагать по склону долины в обход - напролом сквозь лес. Стальной козырек над кабиной предохранял ее окна от соприкосновения с крушащимися стволами и ветвями.

К вечеру видимость ухудшилась, хотя туман исчез. Ветер стал сильнее.. Метель завывала со всех сторон и свирепо била порывами, залепляя прогреваемое окно кабины зарядами снега. Деревья и кусты вокруг сгибались и метались под уже ураганными порывами. К ночи ветер стал срывать камни со склонов. Летящие в воздухе ветки и обломки скал угрожали разбить не только окна, но и модули. Это уже напоминало не ураган, а сцену испытаний атомной бомбы, когда ударная волна сметает целые строения до фундамента. Пришлось втянуть перископ и мачту на ходовой рубке платформы.

Наплывающие на кабину зубья скал стали почему-то обледенелыми и блестели в свете прожекторов отполированными ветром гранями. Наконец, показалась гряда выше клиренса, и я впервые принял решение остановиться. Высаживать десант подрывников в такую погоду было бы самоубийством. Шагайка втянула в себя все ноги и погрузилась в пятиметровые сугробы, мгновенно нарастающие со всех сторон чуть не до палубы.

Все, кроме Толи, отправились по каютам спать.

А рейнджер вслушивался в рев урагана и всматривался в жуткий мрак за окнами.

5.

"Капитан, - услышал я сквозь сон тревожный голос. - Вставай..."

"Что случилось, Толик?" - первой проснулась Ира.

"Там, в лесу... выстрелы и крики. В перископ я увидел прорву волков... Слишком крупных... Я о таких и не слышал..."

Ветер был уже слабее. Кран опустил на сугробы поддон со снегоходом. Умная машина с Толей и Никитой тотчас взревела и понеслась вверх вдоль террас. Я прильнул к окуляру перископа. На поляне прожектор с шагайки высветил опрокинутый оранжевый канадский снегоход старателя, неподвижное тело человека на снегу, которое во все стороны рвали огромные бело-серые звери, пока другие, извиваясь и нетерпеливо вертя пушистыми хвостами, рыли лапами снег, пытаясь подползти под сани, откуда неслись отчаянные, словно детские вопли.

Услышав рев мотора, волки замерли, повернув морды с горящими глазами в сторону нового снегохода, а потом закружили свой хоровод уже вокруг нежданной добычи. Они скакали в сугробах, грамотно залегая, когда поверх их острых ушей пролетал веер пуль из автоматов.

"Знакомые все лица! - восторженно орал Толя в оживший мобильник, ведя прицельную стрельбу. - Так вот в кого переселились грешные души моих поверженных врагов из Чечни -прямо в царство их национального герба..."

Стая чутко уловила мощь нового врага и растворилась во тьме, оставив на снегу несколько неподвижных особей и оглашая древний лес душераздирающим воем. Луч прожектора метался по вершинам елей и лиственниц, отгоняя волков еще дальше. В перископ я уже разглядел, что человек на снегу, которого теперь Толя волок в наш снегоход, и был тот самый таинственный старатель. Но откуда еще и ребенок? Почудилось?

Действительно, из-под аэросаней со сломанными пропеллерами не было больше ни звука, хотя волкам туда явно проникнуть еще не удалось. Толя лег на снег и стал зарываться в него, прокладывая начатый волком туннель под сани. Там началась какая-то возня, снова послышались отчаянные детские крики, а рейднжер появился с закутанным в меха извивающимся человечком. Существо отчаянно отбивалось и норовило лучше выскочить и умчаться прямо в зубы затаившимся зверям, чем оказаться в руках незнакомцев.

Снегоход взревел. Волки, как по команде, прекратили вой. Оказалось, что они никуда не сбежали, а перестроились, чтобы кинуться со всех сторон наперерез ускользающей добыче.

В ответ с мачты шагайки прорычала турельная установка, и весь снег на пути зверей закипел и зашипел от густо ложащихся снарядов. От взрывов разлетались мощные стволы деревьев. Кроны обрушивались, поднимая клубы снежной пыли. Казалось, весь лес зашатался от губительного огня.

Такого сопротивления здесь люди волкам еще не оказывали! Стая присела на задние лапы, дружно вытянула морды в бессильной ярости к мечущемуся прожекторному лучу в небе и снова огласила лес тоскливым воем.

Снегоход с ходу влетел на поддон и взмыл в небо на гаке крана, когда под ним промчалась серая спина первого волка, после чего вокруг шагайки закишела живая масса.

***

От роскошных мехов огромного старателя с неестественным в Сибири именем Моше остались окровавленные клочья, которые тут же были выброшены за борт на растерзание одураченным врагам.

Гигант лежал на операционном столе лазарета, а обученная и этому искусству Ира грамотно обрабатывала бесчисленные раны, накладывала швы, подключив раненого к аппарату переливания крови и к капельнице. Ассистировал ей всепригодный Толя.

А в кают-компании на меня с ужасом таращилась черноволосая кудрявая девочка лет шести с прозрачными, огромными от ужаса глазами. Без мехов она казалась особенно хрупкой и беззащитной.

"Ты говоришь по-русски? Уляй етер тов бэиврит? (Может быть лучше по-еврейски?) - совершенно не веря в положительный ответ начал я, уверенный, что имя Моше - не более, чем розыгрыш. Девочка вдруг судорожно сглотнула слюну и кивнула. - Эйх корим лях? (Как тебя зовут?)" И взрогнул, когда тонкий голосок произнес имя Эстер, а девочка взглянула на меня уже не только со страхом, но и с надеждой. Пришлось продолжать разговор на полузабытом иврите.

"Папа... умер? - зараннее заплакала она. - Они его разорвали на части?.." "Твой папа жив. Его там лечат. Все будет в порядке." "На самом деле? Ты не шутишь? Ты меня не успокаиваешь, как маленькую? Я могу с ним поговорить?" "Пока нет... Эстер, - заставил я себя произнести это имя в таких широтах. - Он еще очень слаб."

"Понимаю, - очень серьезно ответила девочка. - Было столько крови... А как тебя зовут? Ты не гой?" "Меня зовут Мордехай, Эстер. Я такой же еврей, как твой папа. Ты слышала об Израиле?" "Конечно! Мы каждый год там купаемся в море с папой и мамой. И с моими братишками и сестренками. У нас в Эйлате много друзей."

"В Эйлате?! - не поверил я своим ушам. - Вы туда летаете... самолетом?" "Матос? (Самолет?) - сморщила она лобик. - А, это та штука, что летает по воздуху и прыгает в небо и с неба в центре города? Нет. Мы никогда не летаем. Нам это не надо, Морди." "А как же вы всей оравой добираетесь до Израиля?" "Я не знаю, Морди... Вот мы тут, вот мы там... Спроси у папы."Она снова заплакала.

"Эстер, - естественно, по-русски спросила вошедшая Ира в окровавленном халате. - Твой папа хочет удостовериться, что ты жива и в безопасности. Пошли со мной."

Девочка отпрянула от протянутой руки и бросилась ко мне, вроде бы уже своему. Я повторил все на иврите. Эстер вскрикнула "Морди!" и захлопала в ладоши. Я поднял на руки невесомое существо, едва не ставшее малозаметной закуской свирепого хищника, и вышел в лазарет.

Лица и тела несчастного старателя почти не было видно за бинтами, но он протянул покрытые запекшейся кровью огромные волосатые руки и обнял свою дочь. Под бинты катились слезы из глаз, которые только и опознала девочка.

"Они... не тронули ее? - с трудом проговорил он. - Я надеялся только на то, что волки не трогают детей... Только на это..."

"И зря, - жестко сказал Толя, снимая перемазанный кровью халат. - Еще как бы тронули, если бы не наше "никчемное", по вашему мнению, оружие. - Он протянул старателю клочья сорванного с детской ноги сапожка из оленьей шкуры. - Без нашей шагайки от Эстер вот такиеторбаза только и остались бы."

Моше молча протянул Толе руку.

"Все, - командовала Ира. - Больному - покой, а это чудо маленькое, что не умеет в таком солидном возрасте говорить по-человечески, я намерена покормить. А то у нее глазенки скоро засверкают по-волчьи, и мы услышим вой уже не только снаружи."

"Хочешь кушать, Эстер? - ласково спросил я. Девочка закивала Ире и снова захлопала в ладоши. - Что ты любишь? У нас есть... кошерная рыба."

5.

1.

"Я и сам ничего не понимаю, - тихо говорил мне наедине Моше. - Боюсь, что ваш профессор не такой уж шарлатан... Что-то он во мне успел-таки испортить до того, как я его изувечил... Я, как обычно,встретил дочь в заданном месте, но потом все разладилось. Я знал об урагане, но был уверен, что успею проскочить до его начала. Но... впервые в жизни у меня не получилась конверсия... Мы застряли в вашем мире. Сначала я решил, что перепутал единственную точку на карте, где это возможно, носился с Эстер вокруг своих ориентиров в тайге, пока ураган не опрокинул мой снегоход. Мы провели под ним двое суток. Волки появились как только утих ветер... Я отстреливался всю ночь... Потом они все-таки пролезли под сани и вытащили меня. Эстер я успел засунуть поглубже в обломки. Отбиваться от этих зверей бесполезно... Каждый весит больше ста килограмм... Это... не ваши волки... Они сюда попали как-то вслед за моим дедом, расплодились... и не умеют вернуться обратно..."

"Моше, прости, но я ничего не понимаю. "Наши", "ваши", "конверсия". Как я понимаю, ты из... другого измерения, как бы это фантастически ни звучало в наш прагматичный век?"

Раненый коротко вздохнул и опустил глаза.

"Но... почему евреи? Здесь, в недоступном уголке Сибири?"

"Их было всего около тысячи человек, что пошли за рабби Элиезером из местечка Чернобыль на Украине в 1650 году. Козаки гетмана Богдана загнали там мужчин-евреев в синагогу и сожгли живьем, на том самом месте, где потом была построена и... взорвалась атомная электростанция. Нигде больше не взрывалась.Молодых еврейских женщин насиловали, разрубали саблями. Новорожденным разбивали головки о стволы деревьев, а детей постарше насаживали на пики и швыряли в огонь. Беременным козаки вспарывали животы, зашивали туда вместо плода живую кошку, а когда несчастная пыталась ее извлечь, отрубали ей шашкой руки и хохотали, глядя, как она управляется своими обрубками с кошкой внутри... Спрятавшиеся в лесу уцелевшие евреи все это видели и, наконец, поверили рабби-каббалисту, который давно хотел увести их навсегда "на конец света". Откуда он знал об этой дыре, как чернобыльцы и те, кто примкнул к ним по пути в Сибирь, ухитрились пройти по занятой козаками Украине, а потом по враждебной России, где было запрещено появляться евреям, мне неведомо. Летописи свидетельствуют, что в тот мир, где мы обитаем сегодня, вошло не более двух тысяч человек, мужчин и женщин. Рабби Элиезер создал здесь школы, где каббала была ведущим предметом. Без нее было просто не выжить в том фантастическом мире, куда евреи провалились, спасаясь от предков нынешних украинцев. По преданию правой рукой рабби и командиром отряда самообороны был гой из польских дворян на русской службе. Он принял нашу веру ради страстной любви к помилованной даже свирепыми козаками еврейке Рахиль. Ее красота не позволяла никому не только поднять на нее руку, но и косо взглянуть... Она и стала родоначальницей школы врачевания, как ее муж - наших военных школ. Судя по портретам, он был похож на вашего Толю... Я даже думаю, не потомок ли он пана Витчевского..." "К-какого пана? - севшим голосом переспросил я, все более поражаясь этому рассказу. - Да ты просто разыгрываешь меня, Моше..." "Так Толя действительно?.." "Не знаю. Но по документам он майор Анатолий Витчевский."

"Это... меняет дело!.." - загадочно произнес Моше.

"И сколько же вас там теперь?"

"По последней переписи в Иудее, кажется, миллионов пятнадцать..."

"С-сколько?! В пещерах!.."

"Какие там пещеры! В нашем распоряжении вся огромная планета со всеми ее океанами и материками. За триста пятьдесят лет естественный прирост был в среднем два с половиной процента. Нас могло быть много больше, если бы не постоянная борьба за существование и не запрет под страхом смерти выходить в ваш мир всем, кроме считанных людей..." "А почему все же иврит, а не мамэ-лошн?" "Идиш? Наши отцы-основатели сочли его слишком заимствованным из других языков, чтобы он мог стать наречием свободных от гоев евреев." "А кто мешал вам в вашем свободном от гоев мире перейти из малообитаемой и суровой Сибири в теплую и родную Палестину?"

"Зачем? В нашем измерении, до смещения земной оси - в доледниковый период, там ведь еще не было ничего святого. А Сибирь у нас расположена в самом благодатном климатическом поясе..."

"Тем более, что единственное окно в параллельный мир..."

"Правильно. Вот тут. Рядом с нами. Но проклятый профессор..."

"Испортил какой-то прибор?"

"Вот этот, - поднял Моше руку к забинтованной голове. - Я могу перейти в свой мир только с помощью неслыханной мощи не известной вашей науке энергии человеческого мозга."

"А Эстер? Она же как-то попала сюда и не подвергалась воздействию черного мага?" "Эстер, которая меня всегда встречает из моих экспедиций, сама этими способностями не обладает. Ее вызываю обычно я сам. Но вот вернуться туда с ней и, тем более с груженным покупками снегоходом, я уже не смог." "А как же вы в Эйлат... летали?" "Проболталась? - шевельнулись бинты, прикрывающие рот старателя. - Это ты виноват, Морди... со своим ивритом. Она тут же решила, что ты друг..."

"Я и есть друг! Иначе тебя бы уже давно не только доели, но и переварили. И я очень сомневаюсь, что из Эстер они бы сделали сибирского Маугли... Начнем с того, что тут не индийский климат."

"Эйлат, как и прочие перемещения в пространстве, пока не могут объяснить и наши мудрецы... Удается это немногим семействам. Именно из нас и делали веками легендарных старателей ниоткуда."

"Что ты будешь делать, когда выздоровеешь? Сани разбиты, а мы вот-вот оставим здесь модули и двинемся обратно. Шагайку, как ты понял, ни ураган, ни волки не берут."

"Но и ты уже понял, что здесь, куда ты так стремился на твоей великолепной шагайке, золота нет. А олово можно добывать и в более доступном и безопасном краю..." "Но у меня контракт. И приказ хозяина..."

"Попробуй объяснить ему, что дороги сюда нет." "Но мы уже тут, так как дорога нам есть везде!" "Тогда соври... Связи-то у тебя с ним все равно не было!" "А тебя это почему беспокоит? Ведь уже ясно, что и в конечной точке маршрута, мы у вас все равно ничего отнять не сможем?" "Мне надо, чтобы мы все остались здесь, пока я не смогу попробовать еще раз вернуть нас с Эстер домой. Или пока не придет помощь.Я заплачу золотом."

"А как я объясню происхождение этого золота Славе Пустовых? Ведь я должен ради тебя либо его утаить от моего непривычно честного друга и покровителя, либо рассказать ему все, не так ли?" "Расскажи ему все, если нам с дочкой удастся уйти. В противном случае, у тебя не будет ни золота, ни тайны. Только два беспаспортных еврея, одного из которых ты должен сдать правосудию за нанесение увечья профессору Фликасу..."

"То есть ты не против, если я расскажуПустовых обо всем, что я узнал?""Кто жетебе поверит, что в Сибири, оказывается, живет еще столько же народу, сколько в ней вообще числится? Тем более никто не поверит, что этот народ - евреи, которых втрое больше, чем в Израиле, который даже свою Иудею всегда считал оккупированной арабской территорией!" "Пустовых не только поверит, но сделает все для того, чтобы установить торговый контакт с вашим миром. Так что я все-таки скажу ему всю правду. Я не умею лгать и подличать, за что и был изгнан сначала из России, а потом и из Израиля... Кроме того, по-моему, любые торговые контакты всегда и всем приносят пользу." "Торговые контакты рано или поздно могут перейти в военное противостояние сзахватом торгового партнера... Мы не зря веками изолировали себя с такой тщательностью. И впредь будем это делать как можно дольше. Я же скорее убью себя и... Эстер, чем буду способствовать сближению моего народа с кем-либо." "Себя убивай сколько угодно. А Эстер отлично вырастет в Израиле."

"Неужели там найдется меньше умельцев ее разговорить? Насколько я знаю вашу цивилизацию, она сделает все возможное и невозможное, чтобы любыми средствами проникнуть в наш мир со своими противотанковыми ракетами, если надо. А у нас и танков-то никогда не было..."

2.

"Да она у меня и сама вот-вот заговорит по-русски," - хохотала Ира, когда я поднялся на палубу.

Погода установилась прямо весенняя. Ветер стих. Вокруг сверкали на утреннем солнце снега, громоздились исполинские скалы, стояли и лежали занесенныестволы. Впереди мерцал ледяной панцирь стены-водопада. И действительно не было пока видно никакого обходного пути из величественного ущелья.

Девочка безумолку болтала на иврите, потешно вставляя русские слова.

Не надеясь на ответ, я набраз на мобильнике номер Пустовых. Неожиданно сквозь треск возник его голос: "Немедленно возвращайтесь! Я уж не знал, что и думать. Два дня никакого от вас ответа. С воздуха и из космоса вас не видят, да еще метеоспутник сошел с ума - показывает, что в районе, куда вы попали, ветер сто метров в секунду. Там что, такие аномалии? Короче, если вы еще там все живы и на ходу, то - домой немедленно! Плевать на любое месторождение. Еще нехватало - лучших друзей потерять..."

"И шагайку впридачу?"

"Любая железяка восстановима. Ну, что там? Все целы?" "И шагайка цела. Просто мы тут спасли нашего... старателя от волков... И потому прошу свободу действий. Если связи не будет - не волнуйся. Потом все расскажу."

"Действуй, Марик! Ты же знаешь, что я тебе доверяю больше, чем самому себе. Только не рискуй зря с... этим старателем. Если он нашему магу кисти отгрыз, то непонятно, кто ему мешал волкам хвосты пооткусывать. Брезговал что ли?" "Они его самого тут чуть не разорвали. Если бы не Толя и не моя пушка..." "Ладно, потом расскажешь. Опять черт знает какие помехи... На связь выходи сам. Я сейчас, пока была пауза, снова попробовал - глухо... Ничего не понимаю..."

3.

"Капитан! - крикнул Толя из рубки. - В лесу человек!.."

Занесенные снегом опрокинутые сани огибал лыжник. След за ним начинался в центре сверкающей на солнце поляны, словно этот человек в мехах спрыгнул сюда с трамплина. Только теперь я окончательно поверил во все, что рассказал Моше.

Частокол настороженных волчьих ушей тотчас показался над дальними сугробами.

"Толя, волков видишь? - влетел я в рубку.

"Чтоб я хоть одного волка первым не увидел!.." - буркнул рейнджер уже прильнув к окуляру перископа. Загрохотала турельная установка, и развернувшаяся было среди деревьев стремительная стая тотчас лавой повернула обратно, оставив на снегу кровавые ошметья двух хищников.

Человек в мехах не спеша отстегнул лыжи и с достоинством поднялся на бортпо спущенному с палубы парадному трапу.

"Капитан Арензон," - представился я.

"Майор Витчевский, - козырнул Толя, тревожно следя за глазами самого опасного противника, какого он когда-либо встречал за всю свою страшную одиссею.

"Витчевский!? - ошеломленно вглядывался в рейнджера гость. - Глазам не верю... одно лицо..." "А вы кто?" "Бени, - взял себя в руки таинственный лыжник ниоткуда. - Буду очень благодарен, если вы скажете мне, не встречали ли вы здесь человека, который управлял вон теми санями..."

"Моше и Эстер на моем борту, - улыбнулся я. - Моше ранен. Но его жизнь уже вне опасности. Девочка невредима."

"Так это вы спасли их от урагана?"

"Не так от урагана, как от боевиков, - сказал Толя, показывая на настороженные уши за кромкой снегов. - Надо сказать, что вашего друга волки сами выковыряли из-под саней, а девчушку вытащил я, хотя она и кусалась как умела."

"Я могу их повидать?"

"Ира! Ну что ты там держишь Эстер?"

"Откуда я знаю, кто это там с вами? Она тут мне что-то тараторит и глазенки сияют..."

"Отпусти. Это друг ее отца."

Закутанная в Ирину куртку девочка с разбегу прыгнула прямо в меховые объятья очередного старателя и словно растворилась в них, быстро и громко рассказывая о своих бедах и заливаясь слезами. Тот тоже вытирал рукавицей глаза и бороду.

"Прошу, господин Бени, - церемонно сказал я. - Сюда. по трапу, пожалуйста... А вот и ваш Моше."

"Капитан говорит на иврите, - тотчас произнесли забинтованные губы. - Я ему объяснил, кто мы и откуда."

"И что поэтому теперь не мы его гости, а они наши?" - без улыбки произнес Бени, внимательно наблюдая за Толей в дверях лазарета.

"А вот это не вам решать, - угрожающе начал было тот, впервые в жизни не надеясь на свое умение стрелять первым и потому не так уверенно, как обычно. - Пока вы у нас на борту..."

"Выгляни-ка сначала в окно, - не оборачиваясь, сказал Бени. - А потом решим, пугать ли нам друг друга..."

"В окно? - ошеломленно оглянулся рейнжер. - Там что, целый батальон старателей?" "Хуже..."

6.

1.

Только теперь все заметили, что в лазарете потемнело. Исчезло праздничное отражение залитого солнцем снега на стене. Я обернулся к окну и почувствовал, что волосы шевельнулись у меня на затылке.

Там шелестела густая листва, катила по камням голубые воды быстрая река и проплывали в небе серые дождевые облака. Вроде бы то же ущелье было темным от зелени. Огромные деревья уходили кронами много выше затерянной среди них впервые потерпевшей поражение и сразу ставшей маленькой и беспомощной шагайки. Трехметрового диаметра стволы уходили вдаль черной колоннадой, а нависшая прямо напротив окна ветка годилась для конной по ней прогулки.

"Сними с меня бинты, Ирочка, - совсем другим голосом сказал Моше оцепеневшей от страха благодетельнице. - Теперь можно..."

"Я не уверена, - с трудом прошептала Ира, пришибленная растерянным видом всегда непоколебимого Толи.- Ваши швы разойдутся..."

Мы с Толей растерянно переглянулись. Рутинное замечание на фоне очевидной для нас катастрофы казалось невероятным. Человеку вообще свойственно какое-то время после рокового мгновения, изменившего всю прежнюю жизнь, по инерции думать так же, как до аварии, напевать звучавшую секунды назад песенку или продолжать строить никчемные отныне планы...

"Не только у него швы не разойдутся, но исчезнут и все ваши недуги, засмеялся второй старатель, пока Ира снимала окровавленные бинты с розового здорового тела Моше, открывая едва заметные шрамы. Я, в свою очередь, почувствовал странную легкость и непроизвольную бурлящую радость. Исчезла многолетняя постоянная тянущая боль от паховой грыжи и ревматическая ломота в коленях, прояснилось зрение, словно я надел очки, стало легче дышать. Таково воздействие конверсии. Мы ее давно применяем вместо медицины."

Ира вдруг дико взглянула на меня и пулей вылетела в коридор. Хлопнула дверь ее каюты. "Я сказал что-то не то? - тревожно поднял на меня глаза Бени. - Видит Бог, я никого не хотел обидеть. Тем более эту милую женщину, о которой мне успела столько рассказать Эстер!" "Не беспокойтесь, - разлепил я, наконец, губы. - Надеюсь, что этот день будет самым счастливым днем в ее жизни. И, пожалуй, в моей..."

А бывшая седая девушка, едва успев повернуть ключ в замке, зажмурившись, стала лихорадочно раздеваться перед зеркалом, путаясь в белье, не смея поверить в такое чудо и не решаясь взглянуть на себя. Сколько врачей говорили ей, что никакая персадка кожи не вернет ей прежнего тела!

И вот в сумеречном свете из окна каюты в зеркале сияла белизной чистая нежная грудь, нетронутые плечи, блестящий девичий живот, белые руки и ноги. Все было точно таким же, как тогда, когда ее впервые раздели в проклятом купе поезда на Кавказ. Мало того, исчез и возраст - она снова была двадцатилетней. Господи, если бы тут был со мной мой Женя! - тотчас зарыдала она. - У него бы вновь отросли его длинные сильные ноги...

***

Обо мне она вспомнила только, когда в ее дверь робко постучали. Ира крикнула "Минутку" и стала поспешно одеваться.

О, теперь-то я буду заниматься сексом со своим престарелым любовником только при максимально ярком свете, задохнулась она от нетерпения. И рывком отворила дверь.

Не было никакого престарелого любовника.

От матерого седовласого капитана Арензона не осталось и следа. Бородка была словно приклеена на гладком южного типа лице, показавшимся Ире каким-то приторным. Глаза юноши расширились от изумления. К Ире протянулись юные руки вместо жилистых клешней, что еще прошлой ночью ласкали в темноте ее шрамы... Только блестящие, вечно напряженные огромные карие глаза выдавали прежнего Марка.

Но я-то еще понятия не имел о собственной конверсии, не видел себя в зеркале, не подозревал о своем новом облике. Я только отметил идиотское выражение ее лица, когда моя сдержанная Ирочка появилась в дверях, вгляделась, воскликнула "О, Боже!.." и разразилась истерическим смехом.

Да и я далеко не сразу узнал мою любовницу! На меня таращилась, махала руками и хохотала какая-то деревенская девка, имеющая только отдаленное сходство с конструктором по имени Ирина. Конечно, эта была очень свежа, со здоровым румянцем на лице и открытых плечах, никем не изуродована. Только седая девушка была мне стократ милей, чем незнакомка на пороге знакомой каюты. Но я отлично сознавал, что с ней случилось и потомунеуверенно и фальшиво сказал:

"Ты стала такой прекрасной, что я не решаюсь тебя поцеловать... Ты теперь не захочешь иметь дело со стариком?"

"С каким стариком? - болезненно хохотала она. - Я только что считала себя счастливейшей из женщин и так ждала... своего Марка... а тут! - Она почти брезгливо потянула меня к зеркалу. - Посмотри, в кого ты превратился! Да я всю жизнь таких терпеть не могла!.. Прости меня, Марик, - спохватилась она. - Ты же не виноват, как не была виновата и я, что тебятак... изуродовали."

"Изуродовали! Да я... - Я уже не мог оторвать от нее взгляда и стал торопливо раздеваться, к ее, да и к своему собственному стыду. Только тут я обратил внимание на свои чужие гладкие руки вместо прежних, покрытых морщинами и пигментацией. В зеркале я, наконец, разглядел себя всего. Смотри, какое у меня гладкое тело вместо того, которого я так стеснялся... Да яне меньше тебя радовался, что мы любим друг друга без света! Я уверен..."

"Прекрати! - оттолкнула меня Ира. - Не смей тут раздеваться... Подожди... - снова осеклась она. - Дай мне сначала к тебе привыкнуть... к молодому... Пока же я тебя в твоем новом облике... просто видеть не могу! Прости, но я ничего не могу с собой поделать... Господи, какая гадость!.. Уходи, Бога ради... И сбрей хоть эту мерзкую бороденку, идиот!" - болезненно кричала она, заливаясь слезами.

Не веря своим ушам, я, как был полураздетый,выскочил в коридор.

Из дверей каюты Толи послышался странный скрипящий звук, словно кто-то изо всей силы пытался сдержать кашель. Я осторожно постучал, все еще в испарине от событий в каюте любимой.

"Убирайтесь... все! - раздался из-за двери знакомый голос. - И-и-и!.."

"Толик, это я, капитан... - жалко сказал я. Само слово "капитан" подходило мне теперь, как козе очки. Пятнадцатилетний капитан... Ладно, Ирочка права... К неожиданно свалившемуся счастью, оказывается, иногда привыкнуть ничуть не легче, чем к внезапной беде.

2.

Я вышел на палубу.

Исполинский лес не приснился. Он стоял передо мною во всей своей грозной невероятной красоте.

Было по-весеннему тепло. Сырой лесной полумрак пронизывали странные запахи, словно кто-то разбрызгал тут духи. Искусственный мир, вдруг подумал я, декорации, фокусы. Всего этого на самом деле быть просто не может! Гипноз... Мистификация...

Моше и Бени были уже в странной легкой одежде. Я едва узнал и Эстер. Она была очень нарядной и показалась мне взрослой лилипуткой. От всего это было так страшно, что захотелось немедленно где-то запереться покрепче, завыть, как Толя, и больше не выглядывать в окно и не выходить под эти густые серые облака, сама форма которых казалась новой.

Но девочка сама бросилась ко мне и обняла его за ноги, прижавшись лицом к животу. "Ты... узнала меня?" - растерянно спросил я. "Конечно,- радостно смеялась та. - Ты Мордехай. Ты спас меня и папу. Ты теперь для меня самый родной человек. Не бойся никого. Я тебя тоже никому в обиду не дам."

"Вас действительно трудно узнать, капитан, - смеялся Моше. - Как вы уже поняли, тут расположены... скажем так... санатории. Просто люди у нас не успевают до конверсии дойти до такого... безобразного состояния, в котором вы были несколько минут назад. Поэтому их выздоровление не так заметно внешне. Что же касается замечания моей дочери, то она совершенно права. Хочу вас уверить, чтоникому из вашего экипажа ничего не угрожает."

"Не угрожает? Нам ничего не угрожает в статусе пленников. А это само по себе неявляется насилием?" "Папа, что он говорит? - теребила отца Эстер. Почему он так сильно сердится?.." "Он боится, что если мы его вернем обратно, он снова станет старым и больным." "Но это же неправда! Морди, ты теперь много-много лет будешь почти таким же молодым. До самой смерти, как мой дедушка. Он просто взял и умер."

"Кто не курит и не пьет, и не пьет, и не пьет, - невесело пропел я, тот молоденьким, красивеньким, здоровеньким умрет." "А что в этом плохого? смеялся в бороду Бени. - Вот и мой срок скоро подходит. Я просто перейду в иной мир. Все умирает рано или поздно. Когда приходит срок." "Я был уверен, что такой болезни как "старость" не существует, - уже втянулся я в разговор. - Что старость - просто неспособность сопротивляться болезни..." "Увы. Старость, на самом деле, усталость от жизни, Морди, - серьезно сказал Бени. - Мне очень хорошо, я прожил счастливую жизнь, но мне сто девятнадцать лет и..." "А откуда в Израиле знают, - перебила его Эстер, - что сто двадцать лет - предел? Нам там все желали - до ста двадцати." "В Израиле знают все, загадочно произнес Бени. - Кстати, мне там побывать так и не удалось. Но Моше говорит, что там есть мудрецы-каббалисты, которые знают все..." "А ваши каббалисты? - смирился я с новой иммиграцией. - Моше сказал, что отцы-основатели этого... параллельного Израиля тоже были каббалистами." "Моше сделал непростительную глупость, - помрачнел Бени. - Только потому, что вы от него узнали о нас так много, мне пришлось перенести шагайку сюда, а не расстаться с вами на той же поляне, где остались сани, чтобы каждый из нас мог вернуться без ущерба для другой стороны."

"Моше сделал глупость? - не поверил ушам я. - Я полагал, что в вашем мире он не из тех, кому свойственно делать глупости..."

"Это тоже как-то связано с воздействием профессора Фликаса, которому он неосторожно подставился. Вы правы, Морди. Моше принадлежит к числу немногих наших... как это по-русски... старейшин. Но этот профессор оказался неожиданно смертельно опасным для любого из нас. Именно поэтому сани с Моше и Эстер застряли в вашем мире, а он сам не знал, что говорит вам. Но теперь этого уже не исправить. Вам придется остаться с нами. Насколько я знаю, уж вам-то,Морди, не привыкать круто менять свою жизнь и один мир на другой. А вашим друзьям придется этому учиться..."

"Но, если вы такие добрые и безвредные, то кто мешает вам взять с нас слово чести и все-таки вернуть нас в наш мир. Поймите, даже если мы расскажем всем о том, что слышали и видели, нам никто просто не поверит..." "А вдруг поверят? - нахмурился Бени. - Тем более теперь. Ваш внешний облик... Как вы объясните свою внезапную молодость и здоровье? Всем сразу станет ясно, что вы побывали там, где возможно омоложение и оздоровление. Да сюда ринется все человечество за эликсиром молодости, который для большинства людей дороже золота! Лучшие умы человечества будут работать над конверсией. Какая гарантия, что люди не проникнут в наш мир, как мы проникаем в ваш? И отнюдь не только за здоровьем... Пусть не сегодня. Но мы не желаем видеть тут никого. И - никогда! Поэтому, боюсь, вам придется смириться с положением превилегированных и дружественных, но пленников, Морди!"

"Папа, почему он такой расстроенный? - кипятилась Эстер. - Вы его обижаете на русском языке? Специально, чтобы я не могла его защитить? Говорите о том же на иврите!" "Эстер, - положил я руку на голову взволнованной девочки. - меня никто не обижает. Мы просто обсуждаем наши... дела. А говорить о том же на иврите я, к сожалению, не могу. У меня очень слабый иврит..." "Но почему? Ты же израильтянин!" "Увы, только по документам, - перешел я на русский. - На самом деле я просто русский еврей, которому за все годы жизни в Израиле так не довелось ни работать с ивритоязычными израильтянами, ни дружить с ними. Они так и остались для меня непонятными и опасными иностранцами. Поэтому я и вернулся в Россию, которая, кстати, за эти годы так изменилась, что и русские для меня не менее непонятны... К счастью, у меня сохранился хоть один язык. Вот видишь, все это я тебе сейчас рассказываю по-русски, а папа переводит... Я очень люблю иврит, но, по-видимому, он не полюбил меня. С первого дня я понял, что этот язык для меня непостижимо сложен. И забросил его, как только понял, что для той жизни, что у меня сложилась в Израиле, он и не нужен. Очень жаль, Эстер..." "Вот и оставайся с нами, - нашла она выход. - Я сама буду тебя и Иру учить ивриту. У нас вы быстро научитесь. Ира уже много слов от меня знает. Ты сам рассказывал, что приехал в Израиль старый и больной, с плохой памятью.. А теперь ты молодой и здоровый!"

"Марик! - раздался непривычно звонкий знакомый голос. - Можно тебя на минутку?"

Все обернулись и заулыбались. А несчастная Ира смущенно жалась, стоя в дверях тамбура в наскоро обрезанном на плечах и груди своем закрытом платье, впервые без колготок под ним.

Я нерешительно направился к этой чужой девушке. Она, жалко улыбаясь, протянула ко мне руки, обняла и завлекла в сумрак жилых помещений.

"Прости меня, милый, - жарко прошептала она. - Я сама не помнила, что говорила тебе... Ты же для меня... Прости..."

"Не зажигай света, - тихо сказал я в каюте. - Пусть все будет, как прежде..." "Словно ты и наощупь не заметишь разницы," - счастливо смеялась она. "А ты?" "О, и я! Пока я не вижу твою розовую рожицу с бородкой, ты мне очень даже нравишься..."

3.

"Вот она и защитила тебя, как и обещала, - уже смеялась Ира, когда я пересказал ей разговор с иудейцами. - В конце концов, ты и мне рассказывал, как оказался в Израиле, словно на чужой планете. И я тебе так завидовала! Но там у тебя не было ни шагайки, где ты можешь жить у себя дома, ни твоей верной команды, ни могущественных друзей из аборигенов, которые тебе обязаны жизнью. Так что они предложили нам всем просто замечательный выход - эмигрировать и начать жизнь с чистого листа." "А мне все еще даже и вспоминать страшно о тех конверсиях... Здоровый и образованный человек превратился в безграмотного глухонемого. Я, который, в силу своего трудолюбия и трезвости, всю жизнь презирал бездельников-пьяниц, был раз и навсегда превращен в бездомного безработного! Мою примерную семью новое для меня общество раздавило и развалило. Только в холодной и неблагоустроенной Сибири я вернулся к человеческому образу жизни и душой отдыхал от бесконечного ужаса теплого и богатого Израиля. Я поклялся себе никогда в жизни, ни бедным, ни богатым,не возвращаться туда даже в гости! Не иметь дела ни с одним евреем, чтобы не стать причиной пережитого мною ужаса для другой семьи..."

"Мне трудно осознать, как можно в цивилизованной стране довести человека до такого морального состояния. Впрочем, все мы на этой шагайке, каждый по-своему, были искалеченны обществом. То, что ты, при всем твоем "о мертвых либо хорошо, либо ничего", рассказал мне об Израиле, убеждает меня, что тебе досталось, в своем варианте, немногим меньше, чем мне в кавказских заложницах. Зато теперь судьба предоставила нам возможность эмигрировать в совершенно новый для нас всех мир. И в такой интересный, что у меня дух замирает от предвкушения новых приключений. Но главное!.. Что мы все там потеряли? Ничего, кроме новых смертельных опасностей. Бесшабашная храбрость каждого из нас объяснялась очень просто. И ты, и я, и Толик, и Никита в разное время произносили одно и то же - мы не боимся ничего и никого потому, что устали от этой проклятой жизни и только в смерти видим спасение, верно? Но совсем не исключено, что нас ждало в Сибири и нечто худшее, чем смерть. Насколько я знаю этих мерзавцев, они нам ни за что не простят Гударова и прочих! Мне сказали, что в том зимовье остался живой свидетель, которго потом взяли, обгорелого, и посадили. Так что они уже давно знают, чьи выстрелы куда надо оборвали жизнь их любимого атамана. А вот мы не знаем, через кого они это узнали и каким образом на нас охотятся. Раз, два Толя выстрелит первым, а что потом? Я лично вовсе не хочу снова быть... ими разрисованной. Я даже тебе не решилась рассказывать, что я пережила, когда все это проклятый Стасик со мной выделывал по идее Гударова и под его руководством. И какая у него... какие у них всех при этом были рожи... Как они все лезли заглянуть мне в глаза... И как меня потом всем демонстрировали. И кассету этого процесса размножили. Меня знают десятки самых страшных людей. Я так больше не хочу!! Там, откуда мы пришли, нам грозят новые беды. Зато пусть попробуют найти меня тут!.. Вот такую, им назло! Смотри!"

Она включила свет.

4.

"Как это нет связи, слушай? - играл ножом и горящими глазами черномазый бандит перед лицом Вячеслава Пустового. - Когда ты натравил проклятую девку на Игорька Гударова, Аслана, Вадика, то у тебя связь с твоим уебищем была отличная! Говори, где они, куда идут и за чем! Второй раз ты от нас ничего не спрячешь, буржуй." "Хорошо... Жизнь дороже... Дело в Дмитровских старателях."

"Слушай, друг... Хитрый, да? А я для тебя тут чурка с глазами, да? Ты нам говори не то, что мы и без тебя знаем, а правду. Старатель уехал на аэросанях после того, как при всех отрубил руки твоему профессору, так?" "Так..." "Шагайка пошла за ним в район Мальцевского ручья, так?" "Так." "И куда потом девалось уебище вместе со старателем? Мы только что там садились на вертолете. И кроме стай волков и опрокинутых саней ничего не нашли. Почему врешь? Куда ты послал садюгу Толяна и твою девку на своей шагайке, шакал?"

"Не скажешь, где Ирка, - вступил в разговор бородатый рыжий детина, он тебе будет отрезать сначала от головы, а потом от туловища все, что оттуда торчит. Еще лучше, чем дмитровский старатель профессору. Кстати, и ошибку хирурга мы исправим, - обратился он к профессору, - если ты не будешь работать на нас. Что? Таквот, он на все согласен, но только не может нам сказать, куда ты послал шагайку из Мальцевского ручья..."

"Уверяю вас, - и не пытался шевелиться намертво привязанный к столу Пустовых. - Еще до того, как вы меня похитили, я потерял с ними связь. Потом Арензон позвонил мне, но обратный звонок снова не удался. Аномалия, вы же знаете. Там старатели веками исчезали бесследно. Точно так же провалилась в какую-то дыру и моя шагайка со всем экипажем..."

"Ты с ним согласен?" - обратился черномазый к полумертвому от страха Фликасу, сидящему в углу. Наручники ему надели прямо на бинты пришитых кистей. Местный хирург безмерно гордился успехом операции, хотя в глубине души чувствовал, что тут что-то нечисто - слишком активно шло приживление. Даже там, где он второпях не успел сшить сосуды и нервы, чего он и делать-то толком не умел. Сам маг на этот счет от комментариев воздерживался.

Теперь ему предстояла совсем другая операция...

"Он совершенно прав, Казбек Саидович, - льстиво заверещал профессор. Иначе зачем Вячеслав Иванович выписал меня из Израиля?.. Но этот старатель просто опередил меня, и я не успел применить свое искусство в Дмитровке, когда внезапно встретил его. Теперь я буду работать только на вас." "Не врет? - мотнул головой Казбек на мага, прикладывая лезвие ножа к щеке Пустовых. - Или вы все снова вместе обдумали и договорились нас обхитрить, как тогда, когда везли металл? Клянусь, это будет твоя последняя хитрость, израильтянин! - метнулся он со своим кинжалом к Фликасу. - Я тебе не старатель. Я сначала отрежу тебе одну руку, полюбуюсь, тебе дам полюбоваться, а уже потом вторую. И это будет только начало, шайтан!"

"Посудите сами, можем ли мы в такой ситуации хитрить!.. - хрипел Пустовых. - Я же сказал. Любой выкуп..."

"Любой выкуп! - заорал рыжий. - Что нам любой твой выкуп вместо мести за моего лучшего друга Игоря Гударова? Мне нужна та девка, что его добивала в тайге, ты понял? Стасика нет, так я ей сам рожу так разрисую!.."

"Вах, как плохо, женщин мучить, - проворчал Казбек. - Плохая девка, конечно, плохо убила Игоря, за это я ее сам зарежу... Зачем рисовать? Я и Стасу после того, что он с ней сделал, руки не подавал. Где у него было сердце, когда девку портил, а? Пристрелить ее надо было сразу."

"При ней поспорим, - рыжий уже повернулся к профессору: - Если дыра как раз там, где сани, ты сможешь нас провести от них к прииску?" "Я могу только попробовать, Егор Константинович..." "Попробуй, Арнольд Михайлович. Без рук тебе худо будет на этом свете. Вячеслав Иванович, теперь ты слушай меня внимательно. Мы сейчас летим на вертолете к саням. Там профессор Фликас пробует свое искусство. Вокруг будут волки. Я таких еще не видел - лошади!.. Их там Анатолий и твоя шагайка били-не-добили. Ваше спасение только в одном - мы перейдем сквозь дыру к твоим старателям, шагайке и к девке все вместе. Потому, что если мы вернемся ни с чем, то и без вас. Вас, обоих, я подвешу над поляной так, чтобы волки могли вас достать. Но не с первой попытки. Это будет последнее шоу в вашей жизни. Все понятно, господа? А я выпишу из того же Израиля другого профессора."

"Уверяю вас, вы глубоко заблуждаетесь, - умоляюще протянул к бандитам скованные руки маг. - Такого как я в Израиле больше нет... Вячеслав Ива..."

***

"Отлично сработано, Арнольд, - тщетно пытался поднять голову Пустовых, чтобы взглянуть на упавших на пол палачей. - Главное, чтобы охрана не услышала. Ты действительно маг!" "Но я же не хотел! - затравленно оглядывался профессор. - Я не настраивался... Это сработал мой неподотчетный ужас... Теперь нас обоих убьют. Надо им скорее объяснить... я женечаянно..." - бросился он к двери. Пустовых не успел его остановить.

В домик, где держали заложников, ворвались двое с автоматами. Их грозные командиры лежали на грязном полу в жутких позах и не подавали признаков жизни. Внешние охранники тупо смотрели на синие раздутые лица удавленников с неестественно далеко вываленными языками.

Фликас снова забился в угол, прижав руки к лицу.

"Автоматы вам не помогут, - тихо и веско сказал Пустовых. - Моему профессору достаточно еще раз чуть шевельнуться, и он вас обоих тут же сделает на удивление похожими на Казбека Саидовича и Егора Константиновича.... Былодва жмурика, а станет четыре, поняли?"

Один из бандитов судорожно закивал.

"Тогда, - командовал Пустовых, - автоматы вон в тот угол, меня отвязать. Ты ко мне с ножом, а ты - на лавку, руки на затылок. Осторожнее режь веревки, козел. Арнольд Михаилович, ты готов?"

"Всегда готов! - звонко рявкнул оживший маг, принимая профессиональную стойку. - Пусть он вас только поцарапает! Я ему оставлю на спине такой медвежий след, что когти свитер спереди пропорют..."

"Я осторожно! - крикнул бандит, содрогаясь. - Зачем медвежий?.."

"У кого ключи от наручников?" - приседал и махал руками Вячеслав Иванович, разминая затекшие мышцы и не выпуская из рук автомата. Один из его пленников метнулся было к телу Казбека, но тут же вернулся на лавку после оглушительной очереди со свистом пуль поверх его головы. Воздух в комнате стал сизым и горьким от порохового дыма. Второй таращился и сплевывал посыпавшиеся со стены щепки.

"Ты что? - кричал первый. - Я ж ключ тебе дать хотел..." "Попробуй еще раз." "Так не стреляй, псих..."

"Теперь открой наручники профессору."

"Нет!! Я его больше твоего автомата боюсь..."

"Ладно. Тогда ты."

Второй, не глядя на лицо ошеломленного собственным могуществом Фликаса, отпер наручники и передал их миллионеру, поспешно вернувшись на место.

"Ты умеешь управлять вертолетом? - спросил Пустовых первого. Тот судорожно кивнул. - Полетим сначала на прогулку туда, где вы нашли сани, а потом вместе домой. Только без шуток. В случае чего, я и сам долечу куда надо. Приходилось."

"Вячеслав Иванович, - неожиданно заплакал второй. - Да мы же вообще никакие не бандиты. Мы - летуны. Нас наняли... Я лично и стрелять-то из автомата не умею. А Петя и подавно."

"Отлично, - переглянулся с магом Пустовых. - Там решим, что с вами делать. Я вообще не злопамятный. Просто я злой и память у меня хорошая. Шучу. Будете себя прилично вести, я вас еще и на работу к себе возьму. И платить буду больше, чем вот эти. В конце концов, вы оба ничего плохого мне еще не сделали."

Летчики радостно закивали, а потом стали наперебой жать протянутую руку Пустовых. На Фликаса они и взглянуть боялись. Впрочем, и он держался от них подальше.

***

Вертолет глубоко погрузился при посадке в сугробы на поляне. Волки тотчас начали свой грозный хоровод серых теней, сужая смертоносную спираль. Ветер от несущего винта раскачивал лежащий на боку сломанный снегоход.

"Ну, Арнольд Михайлович, - нетерпеливо оглядывался Пустовых, стоя с профессором чуть не по пояс в снегу. - Чувствуете дыру?"

"Вячеслав Иванович... Я после всех этих потрясений вообще ни о какой дыре и думать не могу. Вот мы с вами вышли, а... они остались. Сейчас возьмут и улетят... А мы останемся на съедение этим кошмарным зверям." "Не посмеют взлететь. У меня автомат." "Еще хуже... Тогда все тут и останемся... Давайте вернемся сюда уже на вашем вертолете, с охраной."

"Но чувствуете хоть что-нибудь?"

"Фанатик! - взорвался маг. - Я же тебе ясно сказал. Ничего я тут от страха не чувствую... Мое искусство - мозговая деятельность, идиот!.. Я не могу... если я волнуюсь..." "Ну уж и не можешь! А кто монстров загасил от страха? Ладно! Согласен. Эй, как вы там? Взлетим? А то мы по брюхо сели. Шасси на два метра под снегом." "Взлетим, хозяин, - преданно откликнулся пилот. - Снег-то мягкий. Не засосет... И не с таких полян взлетали."

Пустовых не сразу понял свою ошибку, когда протянул к открытой двери вертолета руки с автоматом, который им ничего не стоило выдернуть и спокойно улететь. Но это действительно были уже не бандиты, а снова летчики. Его подняли в кабину за автомат. Потом за обе искалеченные руки, стараясь держать за локти, втянули профессора. Снег заметался от винта. В реве двигателей волки бесшумно разевали в вое чудовищные пасти... С высоты они уже казались безобидными мышами. Пустовых пытался их сосчитать и сбился на третьем десятке.

7.

1.

"Обычно мы добираемся отсюда в город по воздуху. Но мне не терпится посмотреть вашу шагайку в действии, - ходил Бени вокруг колоннообразных блестящих ног. - Не откажете в гостеприимстве?"

"А до аэродрома идти по этим джунглям? - оглядывался я на сплошной лес. -Представляю, какие доисторические звери тут кишат..."

"Кишели... когда-то. Последнего изгнали лет сто назад, - усмехнулся Моше. - Мы ведь тоже все время были в процессе научной эволюции. Плюс тайное обучение лучших наших юношей в ваших вузах. Так что опасные животные остались за пределами нашей страны."

"За пределами? - удивился я. - А я полагал, что попал на "глобус Израиля", где евреям безнаказанно и безальтернативно принадлезжит весь земной шар..."

"У нас нет мании величия, - Моше покосился на юную девушку собиравшую яркие цветы. - Наша страна, не превышает пятисот километров в поперечнике. Она окружена непроницаемой границей. Пересечь этот кордон ни по земле, ни по воде, ни по воздуху невозможно. Ни одно живое существо, включая бактерии, не способно бесконтрольно проникнуть в Иудею."

"Впрочем, - добавил Бени. - Новая для вас география благоприятна для шагайки. Спокойный ландшафт, в котором вы теперь находитесь, мало похож нарельеф Сибири после многовековых движений ледников."

"Хорошо, - раздался новый голос, и мы с Ирой в удивлении обернулись к неузнаваемому Толе, ставшему похожим на мощного, но растерянного юношу. Он и сам стеснялся своей молодости и видимой беззащитности при сохранившемся опыте и умении. - Я не вижу причин, почему бы не пройти до аэродрома на шагайке. Ущелье тут сохранилось словно декорация. А дальше на все стороны ни скал, ни гор."

"И скалы есть, и горы, и пропасти, - сказал Моше. - А вот ни вертолет, ни самолет нам пока не понадобится." "А как же перемещение по воздуху?.." "Струнные и монорельсовые дороги, над лесами, над горами, над городами. Еще наши давние предки освоили такой способ сообщений, чтобы миновать опасные леса. И техническая эволюция шла именно по этому пути. Вообще же мы люди очень консервативные, абсолютно без революционного опыта. И воевать нам тут было не с кем. Я читал ваших философов, что, мол, в соответствии с теорией естественного отбора только война, является двигателем общественного, технического и научного прогресса. По-моему, это чушь. О какой естественности отбора может идти речь, если в газовых камерах в детском возрасте сжигали несостоявшихся будущих Рузвельтов, Ньютонов и Эдисонов? Как мог бы потенциальный отец, скажем, так и не родившегося Билла Гейтса естественно противостоять попавшей в его корабль торпеде? Вся ваша история отбор противоестественный. Не зря процветают именно страны, не знавшие ни войн, ни революций - Соединенные Штаты Америки и Австралия." "И Израиль? ехидно спросил я. - Вот уж где сплошные войны и перманентная революция. А ничего, живет себе всем на зависть по законам естественного отбора." "Вам предоставится возможность посмотреть, как выглядит еврейская страна без такого феномена, как закон джунглей..."

"Позвольте, - заело Толю на его коньке искателя приключений. - Так вот почему вы нас похитили? Вам нужна шагайка... сотни, тысячи шагаек для освоения мира за пределами вашего благополучного крохотного отечества?"

"Толик, - засмеялась Ира, и все смущенно обернулись на ее сияющие плечи и приоткрытую наскоро перешитым платьем грудь. - Боюсь, что "там такие злые бесы, чуть друг друга не едят..." "Так? - спросил Толя у переглянувшихся аборигенов. - Путешествие будет опасным?"

"Откровенно говоря, - сказал Бени, - меня, как депутата кнессета, больше интересуют возможности шагающих сельскохозяйственных машин. Поскольку эта штука не буксует, имеет большую тягу при той же мощности и не вытаптывает почву, то в нашем климате и распутице таким машинам на полях цены нет. С помощью Марка Борисовича мы тут же наладим проектирование, а затем и производство шагающих тракторов и комбайнов. Но и вы правы, Толя. Конечно, мы имеем авиацию, включая циклопические трансконтинентальные дирижабли. Мы даже тайно купили космическую технологию и имеем разведывательные спутники. Так что знаем о планете в нашем измерении довольно много. Другое дело, что у нас нет никакой необходимости в ее широкомасшатабном освоении. Полезных ископаемых для наших скромных нужд и в Иудее более, чем достаточно. Две мощные гидроэлетростанции позволяют нам почти обойтись без нефти, которой в нашем мире вообще мало. Нефтепродукты не сжигаем. Как выразился ваш ученый, не "топим ассигнациями". Транспорт основан на электродвижении. Вместо бензобаков конденсаторные и гироскопоческие аккумуляторы. Кроме того, как вы увидите, наш консерватизм и чувство прекрасного привели нас к самому широкому использованию лошадей, как национального вида индивидуального транспорта. Дорог для электромобилей у нас относительно мало, а междугороднее грузовое и пассажирское сообщение, как я уже сказал, - подвесные дороги - над лесами, полями и парками. Евреи свято берегут здесь свою землю. В отличие от многих израильтян, мы не чувствуем себя дома, а не гостями арабского отеля."

"Еще один вопрос, - я все еще смущался, когда ко мне обращались тревожно-изумленные взгляды неузнаваемых друзей. - У вас есть внутренние или внешние враги? Я имею в виду людей. Когда ваши предки вошли сюда..." "...тут были человеко-обезьяны, - поморщился Бени. - Об отношениях с ними было много споров. Гуманисты были за их ассимиляцию в нашем обществе. Но эти звери оказались неприручаемыми и коварными. Случалось, чтодаже выросшие в семьях особи разрывали грудных детей своими мощными руками. Последние сто лет они живут, как и жили до нашего вторжения, - за нашей границей." "И потомки тех, кто пожил среди людей, не пытаются вернуться к нам, воспользоваться плодами цивилизации?" "Пытались. Но наша граница непроницаема. Для всех до единого! В конце концов, в их распоряжении весь остальной мир."

"Наши левые, - мрачно сказал я, - назвали бы вас нацистами и возглавили бы борьбу за право ваших... "палестинцев" жить среди вас. А как, кстати, насчет израильтян, если они как-то узнают о независимой Иудее и потянутся сюда? У вас действует нечто вроде нашего закона о возвращении?" "Боюсь, что израильтяненикогда не пересекут границу Иудеи." "Даже если Израилю будет грозить полное уничтожение? И если другие народы нашего просвященного мира, как это было в прошлом, цинично и решительно откажут в приюте миллионам сброшенных в море?"

Иудейцы тревожно переглянулись.

"Я думаю, - нерешительно сказал Моше, - что, хотя израильтяне больше всех виноваты в таком развитии событий, мы безусловно впустим их в наш мир ради спасения евреев."

"Но вне наших границ, - жестко добавил Бени. - Рядом. Не внутри. Пусть осваивают свою землю - Израиль рядом с Иудеей. С нашей помощью, но не среди нас! Я не бывал в Израиле, но знаю ваши реалии. Мы прокормим и защитим всех беженцев из Израиля. Естественно, тех, кого сюда пропустит Сибирь. Но мы никогда не повторим ошибку Израиля и не поселим у себя чем-то похожий на нас, но чужой народ. Нам вообще алия не нужна. Мы - не сионисты. Мы еврейские изоляционисты. Мы выстрадали наше право жить отдельно от прочих народов, включая евреев, и жить так, как нравится нам, а не так, как переменчиво нравится у вас в Израиле всем кому не лень."

"У вас демократия?"

"Трудно сказать, как определите вы наш общественный и государственный строй... В свое время одним из приближенных Наполеона Первого был наш человек. Он изучил имперское право тех лет и потом долго возглавлял Иудею. С тех пор у нас действует конституция сходная с наполеоновской. Мы считаем это демократией. В ней нет места гуманизму в ущерб собственному населению. Франция - прежде всего для французов. Иудея - только для иудейцев."

"А как же мы? - ненасытно сияла улыбкой, плечами и грудью Ира. - Что задумали ваши демократы тут для нас? Сталинская шарашка для проектирования шагаек и команда смертников для опасных путешествий в окружающий затерянный мир под конвоем ваших чекистов?"

Шутка очень не понравилась.

"Вы - гости, - веско сказал Бени. - Пусть незванные и невольные, но гости, а не пленные. Со временем вы узнаете, что означает в нашем сознании чувство благодарности и данное другу слово. Но после всего того, что вы тут узнали, мы не можем вас вернуть в ваш мир, не нарушая сложившихся веками принципов нашей жесткой изоляции, как единственной гарантии национальной безопасности. Такие гости в нашей истории не редкость. Со временем они и их потомки отлично вписывались в наше общество." "У каждого общества, - заметил я, - есть какие-то основополагающие идеологические принципы. В Израиле среди них преобладали иудейские ценности. У нас чтят философов. Именем Рамбама..."

"Рамбам, - перекосило от гнева Моше, - перевернулся бы в своей могиле в Тверии, если бы узнал, кто и как чтит его философское наследие. Рамбам считал евреяизначально свободным. Главная цель Всевышнего в нашем исходе из Египта - свобода.Склонить свободного человека к заведомо невыплачиваемой ссуде и потом насильно и беспощадно отнять у него все имущество в погашение долга, превратив его тем самым в раба, по Рамбаму, - смертный грех. В Израиле же это - норма общественных отношений!" "Как и оплата усилий по изучению Торы, - добавил Бени. - Рамбам считал такое поведение верхом цинизма и нарушением законов той же Торы! В современном тебе Израиле ученик Аристотеля Рамбам был бы самым опасным диссидентом для так называемого еврейского общества."

"Тогда - в путь! - примирительно коснулась Ира руки Бени. - Мне не терпится посмотреть на вашу... конную цивилизацию. Я до сих пор скакала на коне только во сне. Зато как часто! И вообще после всего этого, - она провела пальцами по своей гладкой коже над платьем, - я вам так благодарна, что вообще попросилась бы к вам даже, если бы нас высылали. Я с ужасом думаю о прошлой жизни..."

"Боюсь, - мрачно сказал я, - что Пустовых с его капиталами и с профессором Фликасом впридачу скоро сами проникнут сюда сквозь эту дыру. Как авангард дивизий нашего прогрессивного человечества..." "И в сопровождении недобитых чеченских и прочих авантюристов," - мрачно добавил Толя.

"Я посмотрю, каком хирургу удастся пришить этому профессору голову, если я его увижу еще раз, - глухо сказал Моше. - А за предупреждение спасибо. Впрочем, как сообщает наружное наблюдение, они там уже были."

"На поляне? У ваших саней? На второй шагайке?"

"На вертолете. Пустовых и профессор."

"И ваши люди их отпустили?"

"Наши... агенты не могли к ним приблизиться. Это не люди. Это волки с насильно вживленными в шкуру на лбу... скажем так,видеокамерами. Если там появится новая экспедиция, профессору крышка. Одна из видеокамер умеет по нашей команде стрелять без промаха. Мы не так уж беззащитны, как вам кажется, Мордехай. Чем еврей свободнее, тем лучше он защищен от гоев. Израиль, со всем своими атомными бомбами и ракетами, вечно на грани катастрофы только в силу своего неистребимого внешнего и внутреннего галутного рабства."

"А у вас тоже есть атомное оружие?" - быстро спросил Толя.

"У нас есть все, чтобы защитить нас от любых капиталов и авантюристов..."

"Это вам так кажется, - не унимался рейнджер в облике сильного,но изнеженного юноши, - или вы реально испытывали ваши вооруженные силы против внешнего врага?"

"Насколько я понимаю, - улыбнулся Моше, - это с вашей стороны, так сказать, приглашение к танцу?"

"Это с моей стороны предложение Иудее руки и сердца. Дело в том, что, во-первых, мне, как и Ирочке, возращаться очень даже не хочется, а, во-вторых, я не привык даром есть свой хлеб. Я хотел бы поучаствовать в маневрах. Я уважаю ваших волков. И они, как любые волки, уверен, очень уважают меня. Особенно те, кто после встречи со мной уже не кусаются. Но волков, что приведут сюда вольно или невольно, с помощью этого или иного мага через эту или другую дыру, я знаю лучше всех на свете. Я - свободный наемный боец. И честно служу тому, кто меня нанял. Хотя я иду на службу далеко не к каждому. И воюю далеко не против любого. В данном случае табу распространяется на Пустовых и его окружение. К профессору это отношения не имеет..."

"...тем более, что он мой, - сказал Моше. - Это я его пощадил, на нашу голову. Отсеки я ему руки иначе, никакой микрохирург не пришил бы обратно. Я не думал, что он так опасен..."

"Отлично, - резюмировал Бени. - Никто не заслужил большего права служить Иудее, чем вы, Натан. Особенно, если будет доказано, что ваше удивительное сходство с одним из основателей нашей страны паном Витчевским не случайно. Вы скоро увидите памятники этому полководцу. Он не только научил евреев драться. Он привил нашей нации понятие чести. Здесь формула "имею честь быть евреем" - совсем не анекдот. Для иудейца немыслимо не сдержать данное слово. Четверть самоубийц в нашей истории - жертвы неосторожно данного слова. Для пана Витчевского было характерно высказывание: бесчестный человек обречен." "Те же евреи, что в России, что в Израиле, считают наоборот, - грустно сказал я. - У нас честный человек и дурак - синонимы. Я был отовсюду отринут только потому, что считал позором подличать, даже если меня и не уличат." "Вы тоже так считаете, Натан?" "Для меня честь и право на жизнь - синонимы. Подлец не имеет право дышать со мной одним воздухом." "Отлично. Итак, отныне вы на службе в нашей полиции, майор Натан Витчевский. С вами, как и с вашими друзьями, проведут ускоренный парапсихологический курс обучения ивриту..."

"Опять ивриту? - меня просто передернуло. - Представляю..."

"...естественно не по методике израильских ульпанов, словно специально придуманной, чтобы как можно дольше сохранить новых граждан в статусе второго сорта. Вы же все уже через полгода будете говорить и писать на новом языке свободно. Вы не довольны, Марк?"

"Не переношу иврита... Все мои беды последних лет были оформлены в виде текстов на этом языке. Я был рад, что имел возможность о нем навсегда забыть. И - нате вам! Снова иврит и одни евреи вокруг..."

"При чем тут язык? - воскликнула Ира. - Просто люди, которые были тебе наиболее неприятны, говорили на иврите. А со мной мои палачи говорил по-русски. Что же я должна возненавидеть язык моей мамы?"

"А вы о чем задумались, Натан?"

"Я? Простите, еще не привык, что я уже не Анатолий. Нет-нет, ничего. Иврит так иврит. И к евреям я, в отличие от этого и многих других возвращенцев-израильтян, ничего плохого не чувствую. Я и чеченский немного знаю, и некоторые другие наречия... И друзья у меня были среди чеченцев, не говоря об евреях. Меня смущает другое. Почему вы меня определили в полицию?"

"Адони, у Иудеи нет армии. Нам не с кем воевать!"

"А, тогда понятно. Временно в полицию. А потом в армию. Так как теперь вам будет с кем воевать!.."

"Морди, - вдруг спросил Моше, - а почему вы так и не вписались в общество, коль скоро так стремились в независимую еврейскую страну?" "Я ровно неделю считал Израиль независимой страной. Потом началась Война в заливе, нас засыпали "скадами", а мы промолчали. Не только премьер-министр, а все общество! Ни тебе демонстраций, ни возражений. Лойяльное определенному пану еврейское местечко, а не стран вроде Сербии. А потом я пригляделся к народу, к политикам и понял, куда я попал вместо земли обетованной..."

2.

"Да уж, - смеялся Пустовых. - Не знаю, где сейчас бедный мой Марик, но самое сердечное спасибо ему. На шагайке нам тут куда уютнее, чем по яйца в снегу рядом с вертолетом, который управляется вроде бы перевербованными бандитами и вообще не известно взлетит ли из снежных сугробов, к тому же..." "...а вокруг такие волки, - тоже веселился профессор Фликас, - каких не то что ни в одном зоопарке - в музеях доисторических животных нет. Теперь и у меня совсем другое настроение и, следовательно, совершенно иные мозговые возможности. Особенно под защитой этих ребят."

Доставленые в жилых модулях две роты спецназа должны были, если потребуется, силой вернуть похищенную шагайку и ее экипаж. Теперь солдаты в белом камуфляже обследовали занесенные снегом аэросани и отпугивали выстрелами волков по гребням холмов.

Капитан шагайки оторвался от объектива перископа и протер глаза.

Ему вдруг показалось, что некоторые из этих исполинских зверей с тремя глазами. Во всяком случае, во лбу у них время от времени вспыхивал огонек, словно отражение солнечного света от стекла.

Волки, однако, непрерывно перемещались и так стремительно, что приглядеться не было возможности. "Степа, сними-ка их на твою видеокамеру, сказал капитан своему механику. - Что-то мне очень это не нравится. Как бы нашей шагайке ноги не отрезали, как руки этому магу в Дмитровке..."

На крышах обоих модулей и на мачте шагайки поворачивались во все стороны турельные артустановки. Все было готово к бою. Не хватало "мелочи" противника посерьезнее волков. Командиру спецназа, седому, со шрамами на лице полковнику Семенову уже доложили, что шагайка капитана Арензона не ушла из этого ущелья и не провалилась сквозь землю. Поскольку многосоттонное судно не могло взлететь в небеса, то оно непостижимым образом растворилось в чистом звенящем морозном воздухе после того, как оставило вполне зримые следы своих копыт, продавивших до дна лед текущей в ущелье реки.

Вдохновленный всеобщим вниманием профессор стоял на мостике и делал свои пассы почти зажившими руками. Он то таращил выпуклые наглые черные глаза, то зажмуривал их. Ни Пустовых, ни капитан, ни, тем более офицеры спецназа на мостике не скрывали улыбок, глядя на эти шаманские манипуляции.

Военные свято верили только в прицельный шквальный огонь, в испепеляющий все живое напалм, в рукопашный бой, наконец, с беспощадными ударами сапогом в пах, ребром ладони в горло, сцепленными руками по почкам, кулаком по сердцу, но никак не в парапсихологию, никогда и никого не побеждавшую.

Вдруг снег на склоне рядом с санями словно позеленел, а на ярко-голубом чистом морозном небе проглянули как бы размытые темные облака.

Все замерли. На поляне и на шагайке заклацали затворы автоматов.

И тут из-за гребня ущелья показался одинокий волк. Странным зигзагом, словно нехотя, он скачками, вспарывая снег, помчался прямо к шагайке. Люди следили за нелепым галопом обезумевшего зверя скорее с веселым любопытством охотника, чем с тревогой одинокого путника. Здесь ожидали совсем другого противника.

Волк остановился метрах в ста от шагайки, находясь на склоне как раз на уровне мостика, задрал морду и так тоскливо завыл, что улыбки сотен людей как по командепревратились в страдальческие маски...

Шерсть на его загривке встала дыбом, делая волка похожим на льва. Зверь оскалил чудовищные клыки, в пасти его заклокотало сдавленное рычание. Он смотрел прямо в глаза оцепеневшему от ужаса магу с бешенной злобой и предcмертной мукой.

На Пустовых и Семенова брызнула кровь, а профессор отчаянно поднял руки к пустоте над своей шеей.

Кувыркаясь на фоне яркого снега, с мостика темным футбольным мячом полетела отрезанная как бритвой голова незадачливого колдуна. Она сгинула в сугробе, расплескав пушистый снег с красными брызгами.

Видавшие виды мужчины все как один вскрикнули.

Ущелье загрохотало, шагайка и поляна окутались сизым дымом, зловещего волка разнесло в клочья, а тысячетонная шагайка впервые за свою короткую жизнь покачнулась на монументальных опорах.

Ни зелени, ни облаков больше не было.

От стрельбы волки исчезли. Боевые снегоходы с ревом помчались по склонам им вдогонку.

Пустовых вытирал с лица, с расстегнутой шубы и снятой шапки чужую кровь сразу покрасневшим носовым платком, задыхаясь от страха и отвращения.

"Ты что-нибудь понял, полковник? - дрожа с головы до ног, спросил он. С виду обычный волк, а?.." "Да... - едва перевел дух Семенов,. - С таким противником, скажу я вам, товарищи, шутки плохи... А профессор-то... Пока я, старый дурак, думал, что он тут нам комедию валяет, он... И какая смелость! Он-то наверняка знал, что его не простят, ведь уже руки отрубали... Вот тебе и еврей... Израильтяне все-таки хорошие вояки, скажу я вам. Даже такие штатские... Надо бы его к награде посмертно."

***

"Ладно, - умытый и переодетый Пустовых положил обе руки на стол в кают-компании, где заседал военный совет. - Понесли первые потери, скажем так... Какие предложения?" "Отойти и вызвать бомбардировщики, - сказал командир роты. - Проутюжить проклятое ущелье к ебаной матери, до камней, чтоб ни одной твари не осталось." "Какой твари? - насмешливо спросил капитан шагайки. - Напряги свою извилину, которую люди принимают за след от фуражки! Это что, волк, по-твоему, убил профессора? Да он сам чуял собственную смерть, потому и завыл так страшно. Нет, бомбами их тут не возьмешь. Они вообще не тут. Они там, где я почти разглядел за снегом шевелящуюся листву. Вот в том, в летнем мире и может быть схватка с ними. Вопрос, как туда попасть. А громить наши снега..."

"Нужен еще один профессор, - спокойно сказал Пустовых. - Закажем в Израиле. Там гениев разных хоть жопой ешь... И все без денег. Отсюда и безрассудная храбрость, которой вы все так восхищаетесь. Они своей израильской нищеты пуще любых палестинцев и наших волков боятся. Я это еще по Арензону понял. Евреи родимые их там так напугали, что хоть сейчас на Кавказ, в Афган или к дьяволу на рога. А эта смерть на нашей совести, товарищи. Нам бы Арнольда Михалыча за каким-то экраном держать, пока он колдует, только и всего. Ну, это мы решим, поручу кому надо. А пока придется все бросить и возвращаться. Командуй своим орлам, Семенов, посадку на борт. Голову-то хоть нашли?" "Нашли... Жуткое зрелище. В Чечне такого не видал..." "Может пришить, как в прошлый раз? - неуверенно спросил капитан. - Руки ведь тоже не должны были так плотно прирасти, а?"

"Он уже холодный, - возразил врач. - А голова отсечена чуть выше кромки шеи. Даже нижняя челюсть словно спилена..."

"Это же какой силы секач должен быть! - вздрогнул полковник. - Кость срезать... Словно казачей шашкой." "Доктор, это не лазер, как ты думаешь? допытывался Пустовых. - Чем они отмахнулись-то?" "Похоже на механический разрез... без удара... Шашка? Нет. Она раздробила бы кость. Но и не лазер. Не знаю..."

"Волка-то обследовали? - Пустовых без конца морщился вспоминая недавний шок. - Или твои умельцы его на малекулы извели?"

Полковник только развел руками: "Кто ж его знал, что он еше выкинет?"

"У некоторых волков третий глаз, - капитан вставлял кассету. Посмотрите, мой механик снимал на видео. Эти волки или биороботы, или дрессированные. В волка-убийцу, скорее всего, и было вмонтировано оружие. В расчете на то, что зверя мы в расчет не примем до последней минуты."

"Действительно, похоже на объектив чего-то, - произнес полковник после третьего повтора с остановкой. - Но не у всех. А те, кто с третьим глазом, движутся иначе, смотрите... Точно. Ими просто управляют. Эти волки смотрят на нас и чаще, и пристальнее, верно?"